Усачева Елена Александровна. Пятница – game over

Елена Усачева
Пятница – game over

Глава 1
Что наплакал кот

   Не успел начаться первый урок, как в класс вошла завуч, оглядела притихший 7-й «А» и сообщила: в пятницу будет годовая контрольная по алгебре.
   – Да-да! – пресекла завуч начавшийся шепот возмущения. – Проверять ваши работы будут в РОНО. Так что никаких вам поблажек. Но…
   От этого «но» души даже самых отчаянных двоечников, которым что РОНО, что не РОНО – было все равно, покрылись ледяной корочкой.
   – Но! – Завуч неожиданно улыбнулась. – Класс, лучше всех написавший работу, поедет в Болгарию.
   Все знали, что у директрисы были какие-то связи, и каждый год один класс обязательно ездил на море отдыхать. Видимо, теперь дошла очередь и до их параллели.
   Большой радости это сообщение не вызвало, лица ребят остались настороженными. Завуч вышла, напоследок окинув взглядом первые парты. Стук ее каблучков звонким эхом разносился по коридору, и Викентий Михайлович, учитель истории и классный руководитель «ашек», сурово спросил:
   – Ну что, седьмой класс, справитесь?
   В гробовой тишине муха попыталась перелететь с подоконника на парту толстого Вити Митрофанова, стол которого так вкусно пах бутербродами с телячьей колбасой, но испугалась собственного жужжания и приземлилась на бант Каринки Сидоровой. Каринка была настолько увлечена мыслями о предстоящей контрольной, что не заметила незваной гостьи и позволила мухе спокойно потирать лапки на кромке шелковой ленты.
   – А чего тут справляться? – беззаботно протянул Владик Костомаровский и стал демонстративно раскачиваться на стуле. Ласковое имя Владик Костомаровский сохранил с начальной школы. Но если в третьем классе он был симпатичным вихрастым ребенком, при виде которого учителя начинали умильно улыбаться, то к седьмому году учебы он растерял все свое обаяние, превратившись в обыкновенного двоечника с сильными кулаками и слабой головой. – Мы поедем! У остальных шансов никаких.
   Чтобы подтвердить верность своих слов, Владик хотел замереть в самой дальней точке раскачивания, но не удержался и грохнулся на стоящий за его спиной шкаф. Многоэтажная конструкция из дерева и стекла покачнулась, но устояла.
   – М-да, Костомаровский, если ты будешь так же писать контрольную, то ехать нам с третьего этажа на первый, не дальше, – кисло улыбнулся историк, оставив выходку Владика безнаказанной. – Тебе бы не мешало посидеть над учебником!
   – А я не могу, Викентий Михайлович, – протянул Костомаровский из-под парты. – У меня цифры в голове не задерживаются. Вот если бы стих какой выучить…
   В классе захихикали. Все знали, что в дырявой голове Владика не задерживаются не только цифры, но и любое другое «умное» слово, включая определения, таблицы Менделеева и умножения, а также все физические, химические и алгебраические формулы.
   – Надеяться на одних отличников глупо, – прервал смешки историк и внимательно посмотрел на первые парты, где, как обычно, обитали жители страны «Запятеричья»: Каринка Сидорова с мухой на голове, очкастая и страшно вредная Ирка Крюкова, долговязый Жека Стриженов и тихий, испуганный Митька Емцов. – Надо как-то и всем остальным подтянуться. В классе «Б» тоже хватает отличников.
   – Зато в «В» их кот наплакал, – ввернул как всегда громогласный Макс Лавренко. – А уж с «бэшками» мы как-нибудь разберемся. В конце концов, их можно и подкупить.
   – Никого мы подкупать не будем, – хлопнул ладонью по столу Викентий Михайлович. – Борьба должна быть честной. Занимайтесь, и я уверен, что летом мы непременно поедем на Средиземное море!
   Все почему-то дружно зааплодировали, и только отличник Митька Емцов еле слышно спросил:
   – А как-нибудь достать вариант контрольной можно? – и, испугавшись, что его неправильно поймут, добавил: – Ну, чтобы всем подготовиться.
   Историк пропустил вопрос мимо ушей. Видимо, для него добывание контрольной не относилось к разряду «честной борьбы».
   – Ну что же? – Викентий Михайлович открыл журнал. – Надеюсь, никто не поленится пару раз заглянуть в учебник алгебры и вспомнить основные формулы. А пока мы займемся эпохой Екатерины Великой и восстанием Емельяна Пугачева.
   Под гул голосов муха сорвалась с головы Сидоровой и устремилась к окну. Не заметив стекла, она врезалась в прозрачную преграду и обиженно полетела прочь.
   А на перемене около класса истории неожиданно появились «бэшки».
   – Ну что? Посмотрим, кто кого? – Колька Рыбкин зло смотрел на вышедших в коридор «ашек».
   – Смотрелки не сломайте, – как всегда, вылез вперед Макс. – Все равно наша возьмет!
   – Это с чего это ваша? – насупился Вовка Карманов и засунул руки в карманы брюк. – Верняк – мы на море поедем!
   – В следующем году, – мрачно пробормотал Митрофанов, вытирая большущее красное яблоко о рукав. – А в этом – мы. Не спешите покупать чемоданы.
   – Посмотрим! – с вызовом повторил Рыбкин, и «бэшки» не спеша удалились.
   – Как бы они чего не надумали. – Митрофанов откусил половину яблока и стал с хрустом его жевать.
   – Пускай только попробуют! – В глазах Лавренко появился азарт предстоящей борьбы не только на листочках в клеточку, но и в реальной жизни. – Мы тогда тоже что-нибудь отчебучим.
   – Это мы можем, – согласился Владик Костомаровский, провожая недобрым взглядом уходящих Вовку с Коляном.
   Все вернулись в класс. Жизнь потекла своим чередом, пока не наступил следующий день.
   Во вторник Каринка Сидорова пришла в школу с перебинтованной правой рукой.
   – Ничего себе! – присвистнул стоящий впереди всех Лавренко. Он с любопытством рассматривал тугое переплетение бинтов на руке отличницы. – Как это тебя угораздило?
   – Ой, что теперь будет… – Ирка Крюкова поправила сползающие с носа очки и подперла кулачком тощую щеку. – Как же ты писать будешь?
   – Можно диктовать, – предположил отличник Жека Стриженов, со странной улыбкой наблюдая за Каринкой.
   – Ага, причем на весь класс, – хихикнул Митрофанов, шурша оберткой от «Сникерса». – Тогда у половины точно будут пятерки. – И он вгрызся в шоколадку.
   – А у глухих – и шестерки, – мрачно добавил Стриженов.
   – Меня мама вчера в поликлинику повела, – всхлипывала Сидорова, утирая мокрые щеки белоснежным бинтом. – А там дети бегали. И я… Я даже не успела заметить, как мне дверью ударили прямо по руке. Врач сказал, перелома нет, но неделю в гипсе проходить придется.
   – Видишь, как все удачно получилось. – Макс довольно жмурился, словно от Каринкиной травмы ему была самая большая прибыль. – И по руке получила, и ко всем врачам успела.
   – Дурак! – от возмущения Сидорова даже плакать перестала. – У меня теперь справка – освобождение от школы на неделю.
   – Минус отличник, – тихо произнес Жека, и все головы повернулись к нему.
   – Ничего, оклемаешься, – без тени жалости протянул Костомаровский, который за свою жизнь ломал конечности не раз и не два. – Ты ручку между пальцами засунь и пиши. За неделю натренируешься.
   Одноклассники выжидательно посмотрели на Каринку, словно она должна была прямо сейчас дать честное-пречестное слово, что к пятнице непременно научится писать рукой в гипсе, а если понадобится, то и обеими ногами. Но из глаз Сидоровой снова полились слезы, и честного слова от нее класс не дождался.
   – Ты чего это про «минус отличник» заговорил? – негромко спросил Владик, подбираясь ближе к стоящему в задумчивости Стриженову.
   – Да так… – Жека забрался на подоконник. – У нас с «бэшками» было одинаковое количество отличников. То есть шансы на хороший результат пятьдесят на пятьдесят. Без Сидоровой шансов у нас становится меньше. Если, конечно, кто-нибудь еще случайно на пятерку не напишет.
   Костомаровский посопел, почесал в затылке и задал вопрос, который и определил все последующие события этой недели:
   – Так это они что же, специально сделали?
   Стриженов удивленно вскинул бровь.
   – Пятьдесят на пятьдесят, – прошептал он.
   – Как это? – совсем запутался в математических исчислениях одноклассника Владик.
   – Все просто. – Жека растопырил пятерню, соображая, как бы понаглядней все объяснить бестолковому Владику. – Вот смотри. Какой шанс, что ты на улице встретишь инопланетянина?
   Костомаровский уже поднял руку, чтобы почесать в затылке, но движение не завершил.
   – Какой уж тут шанс, – решил не утруждать себя подсчетами Владик. – Почти никакого.
   – А вот и нет, – радостно щелкнул пальцами Стриженов. – Пятьдесят на пятьдесят. Либо встретишь, либо нет. Так и здесь. Либо все подстроили, либо нет!
   И он убежал, оставив одноклассника размышлять над неведомой еще теорией вероятности. Того эти размышления быстро утомили. Все-таки голова Владика была приспособлена под другое, и Костомаровский пошел обсудить новости с друзьями.
   Историк долго изучал покалеченную руку Каринки, просил ее разжать и сжать кулак, а потом грустно покачал головой.
   – Да, дела… – протянул он, наблюдая, как Сидорова изо всех сил пытается шевелить почти полностью перебинтованными пальцами. – Вы уж, это, берегите себя, что ли.
   Викентий Михайлович оглядел притихший класс. В глазах его подопечных читалось несгибаемое желание живыми и здоровыми добраться до пятницы. А если и отдать свою жизнь, то очень дорого.
   – А как будут считать проходной балл? – заговорил вдруг Жека. – Средний или общее число хороших отметок?
   – Это ты к чему спрашиваешь? – Учитель выглядел заметно погрустневшим.
   – Понимаете, Викентий Михайлович, – с пафосом заговорил Стриженов, – если на контрольную придут одни отличники и хорошисты, то наши шансы заметно увеличатся.
   – Ты предлагаешь всем двоечникам переломать руки? – внимательно посмотрел на него историк.
   – Почему же только руки? – Жека был невозмутим. – Есть еще ноги. А также в нашем распоряжении разные простудные заболевания и вирусные инфекции.
   В тишине раздавалось только урчание желудка вечно голодного Митрофанова. От удивления и возмущения никто и слова сказать не мог. Один Костомаровский довольно улыбался. Перспектива не идти на контрольную его только радовала.
   Историк ушел, больше ничего не сказав. А что тут было говорить? Контрольная – это честная борьба, никаких обманов и хитростей здесь быть не должно. Да и помешать проверке знаний по алгебре учеников седьмых классов могло только стихийное бедствие в виде цунами или тайфуна. Но ни того, ни другого в Москве весной не бывает, поэтому обсуждай не обсуждай, контрольную все равно писать придется.
   На пороге класса Викентий Михайлович разминулся с литератором. Стоял в дверях Сергей Юрьевич уже давно, слышал весь разговор 7-го «А», поэтому добродушно улыбался. Потом он долгим взглядом посмотрел на Карину и только после этого прошел к своему месту. Впереди их ждало обсуждение сложной судьбы собачки Каштанки.
   А через два урока, на большой перемене, на вредную Крюкову опрокинулся стол с чайниками.
   Дело было в столовой. Жизнерадостный звонок на большую перемену погнал проголодавшихся учеников самой обыкновенной общеобразовательной школы в самую обыкновенную столовую. Оттуда уже давно разносились призывные запахи подгоревшей запеканки и чего-то кислого.
   Увлеченные творчеством великого писателя Антона Павловича Чехова ученики 7-го «А» появились в столовой одними из последних. Между столами и лавками вертелся круговорот. «Ашек» мгновенно прижало к окошку раздачи.
   Внезапно среди всеобщего гвалта раздался грохот и перекрывающий его пронзительный визг.
   Орала всегда тихая Ирка Крюкова. На нее упал стол, куда всегда ставили чайники с горячими чаем и какао. Но Крюковой крупно повезло: чай был слегка теплый, – так что отделалась Ирка легкими ушибами и сильным испугом.
   Поднимали пострадавшую всем миром. Однако Крюкова повела себя странно. Вместо того чтобы обрадоваться неожиданно привалившему вниманию, она начала упираться и отбрыкиваться от тянущихся на помощь рук.
   – Не трогайте! – верещала она. – Не подходите! – Ирка попыталась уползти обратно в коричневую лужу, натекшую из чайников. – Не надо!
   Вдруг среди одноклассников она заметила Жеку и кинулась на него с кулаками.
   – А!!! – громче прежнего закричала она. – Это все ты виноват! Твоих рук дело!!!
   Дотянуться до Стриженова Крюкова не успела. Под ноги ей попал очередной чайник, и она снова шлепнулась на пол, подняв вокруг себя чайные брызги.
   Жека выразительно покрутил пальцем у виска и оглядел столпившихся ребят. Сочувствия на лицах семиклассников не было. Глаза всех горели любопытством.
   – Я-то тут при чем? – пожал плечами отличник и на всякий случай начал выбираться из толпы.
   – Кто говорил, что для успеваемости надо, чтобы в классе было меньше народа? – Ирка смахнула пальцем попавшие на очки чайные капли.
   – Ненормальная, – пробормотал Стриженов, проходя мимо Макса, словно Лавренко был единственным, кто мог его понять. Но, судя по хитро прищуренным глазам, Макс был другого мнения. Шустрый Лавренко поискал глазами, с кем бы можно было поделиться своими соображениями. Рядом стоял только Владик, с которым никакого обсуждения не получилось бы. Макс отошел в сторону и столкнулся с насмерть перепуганным Митькой Емцовым.
   – Ну, а ты чего дрожишь? – хлопнул он по плечу одноклассника.
   – А что, если и правда всех отличников в нашем классе убирают? – прошептал еще больше побледневший Митька.
   – Не дрейфь, товарищ, прорвемся. На могилах наших врагов еще будут цвести незабудки.
   При упоминании могил Емцов стал сине-зеленого цвета и бочком начал выбираться из столовой. Макс поискал глазами другого собеседника. Неподалеку за столом сидел над своей порцией Витя Митрофанов. Несмотря на всеобщую сумятицу, он раздобыл завтрак и уже вовсю трудился над творожной запеканкой, щедро политой разбавленной молоком сгущенкой.
   – Ну, а ты что обо всем этом думаешь? – Лавренко попытался стащить кусочек творожника, за что тут же схлопотал ложкой по руке.
   – Смотреть нужно, куда идешь. – Митрофанов прикрыл свою тарелку локтем и заработал челюстями в удвоенном темпе. – Тогда чайники падать не будут. А если ворон считать, то не только чайники, шкафы падать начнут.
   Слушать про шкафы Максу было неинтересно, и он пошел дальше искать, с кем бы обсудить недавние события.
   – А если это и правда Стриженов? – Владик подошел к Лавренко как-то незаметно. – Я тут подумал…
   – Вот-вот, – перебил Костомаровского Макс, – ты сначала думай, а потом говори. Зачем Жеке ломать руку Сидоровой, а потом еще и ронять стол на Крюкову? Если мы плохо напишем контрольную, он вместе с нами никуда не поедет.
   – Его могли подкупить. – Было видно, что Владик долго обдумывал свои слова. – «Бэшки» победят, а его возьмут с собой.
   – Глупо так подставляться, – возразил Макс. – Нет, это не Жека.
   – Я тут кое с кем перетер одну темку, – не унимался Владик. – Стриж наведывался к «бэшкам» и о чем-то их расспрашивал.
   – Да ладно тебе… – начал Лавренко, но мысль свою не закончил. В пяти шагах от него стоял Стриженов и преспокойно у всех на виду разговаривал с Вовкой Кармановым и Коляном Рыбкиным. Лавренко уже собрался к ним подойти, но Жека, заметив, что на него смотрят, сам поспешно выбрался из столовой.
   Ирку увели в медпункт мазать синяки и ссадины. Вернулась она оттуда со справкой об освобождении от занятий на несколько дней.
   Сообщение это было настолько ошеломляющим, что среди урока к ним в класс ворвался историк, долго вертел в руках справку, а потом, не сказав ни слова, ушел.
   – Митрофанов, хорош жрать! – Лавренко сел на парту одноклассника и смахнул на пол крошки от печенья. – У меня к тебе дело.
   – Какое еще дело? – Митрофанов недовольно покосился на неожиданного собеседника и спрятал в портфель початую упаковку «Юбилейного».
   – Надо кое за кем проследить, – с таинственным видом произнес Макс.
   Митрофанов нахмурился, переваривая информацию и только что съеденное печенье. В животе его забурчало – верный признак того, что ни на какую аферу соглашаться не надо.
   – А чего сразу я? – протянул Митрофанов, пододвигая поближе к себе сумку: в случае чего можно будет просто встать и уйти.
   – Потому что ты самый незаметный, – торжественно сообщил Лавренко и, предвосхищая возможные возмущения, быстро добавил: – Понимаешь, никому и в голову не придет, что ты за кем-то следишь. А потом, ты живешь в одном доме с Жекой…
   Митрофанов посопел, проглатывая новую порцию информации.
   – Как это я за ним буду следить? За деревьями прятаться?
   Макс довольно прыснул. Он представил, как толстый Митрофанов, поддерживая живот, бежит за Стриженовым, прячется за машинами, лежит в канаве, пытаясь замаскироваться сорванными веточками березы.
   – Нигде прятаться не придется, – как можно беззаботней махнул рукой Лавренко, хотя в душе он страшно боялся, что Митрофанов пошлет его куда подальше с этой идеей. – Предложи ему вместе дойти до дома, а потом погляди, будет ли он еще куда-нибудь выходить. И если будет, проследи, куда отправился, с кем встретился. У тебя окна куда выходят?
   – Во двор.
   – Ну вот! – довольно потер руки Макс. – Сиди около окна, жуй бутерброды. И тебе добро, и всему классу пользу принесешь. Ты же хочешь поехать в Болгарию?
   – Не мешало бы, – уклончиво ответил Митрофанов.
   – Ну вот! – принял этот ответ за согласие Лавренко. – Если что произойдет – звони. Я буду поблизости. – Он таинственно сощурился и приблизил свое лицо к румяному уху одноклассника: – У меня есть большие подозрения, что все эти падения и ушибы – дело рук нашего отличника. Но мы с тобой, – Макс выпрямился и торжественно положил руку Митрофанову на плечо, – быстро выведем его на чистую воду!

Глава 2
Уравнение с тремя неизвестными

   – Это… Ты сейчас куда? – Митрофанов изо всех сил старался придать своему голосу беспечность, но при этом так хмурился, что все его попытки пропали даром.
   – Домой, – удивленно вскинул брови Жека.
   – Ну, так пошли вместе, – мучительно краснея, произнес Митрофанов.
   – С чего вдруг?
   Митрофанов подумал и выдал последний аргумент:
   – Так мы, это… в одном доме вроде живем.
   – Ну, пойдем, – осторожно согласился Стриженов.
   Но до дома они дошли не сразу. Не успели одноклассники отойти от школы, как Жека хлопнул себя ладонью по лбу:
   – Черт возьми! Я же забыл в магазин зайти.
   С этими словами он свернул к ближайшему супермаркету.
   – Я тоже в магазин, – заторопился Митрофанов. – У меня дома хлеб кончился, – добавил он в свое оправдание.
   В супермаркете Жека устремился к молочному прилавку, а Митрофанов застыл около витрины со сладостями. Он уже почти решился купить торт «Киевский» и, мысленно подсчитывая сбережения, шуршал денежными бумажками в кармане, как вдруг заметил, что Стриженов получает в кассе сдачу. Оторваться от прилавка было очень нелегко, но он это сделал.
   – Погоди! – выбежал Митрофанов из дверей. – Ты куда?
   – А ты куда? – недовольно нахмурился Жека.
   – Домой, – сопел от слишком быстрой ходьбы Митрофанов.
   – Дорогу, что ли, забыл?
   – Вдвоем веселее, – не отставал Митрофанов.
   Жека хмыкнул и прибавил шагу. Митрофанов за ним еле поспевал. На финишную прямую они вышли с большим отрывом. Стриженов успел войти в подъезд, открыть дверь своей квартиры, а запыхавшийся Митрофанов только выруливал из-за последнего поворота…
   – Докладывай!
   Ради того чтобы взять трубку надрывающегося телефона, Митрофанов совершил невероятный рывок от двери к аппарату. В трубке звучал насмешливый голос Макса.
   – Что нового? – с настойчивостью бензопилы спрашивал Лавренко.
   – Ничего. – Митрофанов с трудом перевел дух, в какой раз пожалев, что ввязался в это дело. – Сходили в магазин, он купил кефир, я ничего не успел купить. Все. Только что домой пришли.
   – Сиди у окна, – продолжал командовать Макс. – Он себя еще проявит.
   Сидеть у окна Митрофанову не хотелось. С большим удовольствием он сейчас полежал бы на диване с книжкой или посмотрел какой-нибудь боевик: он очень уважал фильмы, где дерутся и постоянно бегают. Решив для себя, что для очистки совести можно немного и последить, Митрофанов сделал стопку бутербродов, взял журнал про анимэ и устроился на подоконнике.
   Смотреть на улицу было скучно. По только-только зазеленевшим листочкам скакали жизнерадостные воробьи. Ворона сыпала на редких прохожих мусор из гнезда. Дворник уныло мел и без того чистую улицу. От созерцания всего этого тянуло в сон. Бутерброды быстро кончились. В журнале ничего интересного не было.
   Митрофанов уже подумывал все бросить и пойти-таки смотреть телевизор, когда во дворе появились Вовка с Коляном. Одеты они были по-школьному, за плечами несли рюкзаки – значит, пошли они сюда сразу после уроков.
   От волнения Митрофанов чуть не вывалился в окно. Он уже собирался бежать звонить, как вдруг с ужасом вспомнил, что не взял у Макса телефон. Трясущимися руками Митрофанов поднял трубку и вызвал из определителя номера последние звонки. Определитель часто врал, поэтому номер мог быть и неправильный. Но он все же стал набирать цифры, постоянно поглядывая в окно. Коля с Вовкой стояли на месте. Хлопнула входная дверь.
   Телефон выпал из ослабевших рук Митрофанова, а сам он прилип к стеклу.
   Из подъезда вышел Жека, за руку поздоровался с «бэшками» и начал какой-то разговор.
   Настойчивая трель звонка заставила Митрофанова вздрогнуть.
   – Что нового? – Голос Лавренко в телефонной трубке, как всегда, был бодр.
   – Они пришли, – прошептал Митрофанов, не в силах отвести взгляд от улицы.
   – Кто? – Казалось, Макса эта информация не удивила.
   – Карманов с Рыбкиным.
   – Что делают?
   Митрофанов привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть.
   – С Жекой разговаривают, – доложил он. – В дом пошли. Все трое.
   – Будь на посту! – скомандовал Макс. – Я сейчас!
   Митрофанов не успел как-то отреагировать на приказной тон одноклассника. Будь у него хотя бы полминуты на размышления, он непременно бы отказался – пускай Макс сам ловит своих преступников. Но в трубке раздались гудки, и спорить стало не с кем.
   Лавренко появился неожиданно быстро. Митрофанов не помнил, чтобы он хоть кому-то говорил номер своей квартиры, этаж и код домофона, однако по звонку в дверь он понял, что Макс разобрался во всем и без его помощи.
   – Еще никто не выходил?
   Не разуваясь, Лавренко протопал к окну, безошибочно определив, куда надо идти. Во дворе никого не было.
   – Давно они там?
   Митрофанов посмотрел на часы, хотя время и не засекал.
   – С того момента, как ты позвонил, – расплывчато ответил он.
   – Ага. – Макс вскинул руку с часами к глазам. – Значит, тринадцать минут. Что ж, подождем…
   Ждать пришлось долго. На лавочке около подъезда успела посидеть стайка бабулек, две мамочки с колясками обсудили все важные темы, кто-то выбросил из окна огромный букет роз, и они рассыпались по земле желто-зеленым ковром, пробегавший мимо мальчишка собрал цветы и куда-то их поволок, – а «бэшки» все еще сидели у Стриженова и уходить, похоже, не собирались.
   – Может, они видик смотрят? – предположил Митрофанов, которому давно надоело пялиться в пыльное стекло. – Может, они часа два там сидеть будут?
   – Или выйдут через окно, – буркнул Макс, который, казалось, с каждой секундой все внимательней и внимательней вглядывался в пустой двор.
   – Ты тогда сиди, а я пошел, – попытался улизнуть Митрофанов.
   – Стой! – Лавренко схватил одноклассника за руку. – Не уходи! Будешь сообщать обо всех подозрительных личностях.
   Митрофанов с тоской уставился на ближайшие дома. Он-то был глубоко убежден, что ничего особенного в случившемся нет. Сидоровой нужно было быть просто немного повнимательней и не совать руки в двери. А Крюкова всего лишь споткнулась и упала на стол, никто не виноват, что чайники на нее свалились. Хотелось, чтобы дурацкая пятница поскорее закончилась и жизнь снова стала тихой и спокойной.
   – Не спи! – толкнул задремавшего одноклассника Макс. – Вон они!
   Митрофанов глянул на часы. Прошло два часа. Ничего себе посидели!
   Во дворе около лавочек стояли Колька с Вовкой. Они о чем-то совещались, лица у обоих были хмурые.
   – Договариваются, – жарко зашептал около самого уха Митрофанова Лавренко. – Сейчас пойдут гадости делать. Спорим, завтра что-нибудь с Жекой случится?!
   – Почему с Жекой? – После долгого ожидания соображал Митрофанов с трудом.
   – Для отвода глаз, – тоном знатока сообщил Макс. – Так всегда делают, чтобы подозрения от себя отвести. Если все вокруг пострадают, а он нет, на него непременно подумают.
   – А-а-а… – протянул Митрофанов, хотя все равно ничего не понял.
   – Все, считай, что улики у нас в кармане. – Макс довольно потирал руки.
   – Какие же тут улики? – Митрофанов не очень любил детективы, но даже его небольшого читательского опыта было достаточно, чтобы понять: произошедшего для обвинения мало. – Сходили в гости – и все. Ничего противозаконного.
   – Это в мирное время ничего противозаконного. А в условиях грядущего сражения каждый контакт с противником приравнивается к государственной измене.
   Митрофанов пару раз хлопнул ресницами, чтобы лишний раз убедиться, что происходящее ему не снится, и на всякий случай кивнул.