Усачева Елена Александровна. Закон популярности

   9-й «Б» с любопытством уставился на нее.
   Червяков сначала долгим взглядом посмотрел на Быковскую, а потом повернулся к своим подопечным.
   – А вы что замерли? – недовольно воскликнул он, вскакивая со своего места. – Быстро на перемену!
   Быковская поморщилась и с какой-то обреченностью посмотрела на зашевелившихся девятиклассников.
   – У меня к вам серьезный разговор, – заговорила она, не дожидаясь, когда уйдет последний. – Надо что-то делать. Просто так этого оставлять нельзя. Мы его потеряем!
   – Вы о Павле? – насторожился Червяков, с ходу не разобравшись, о ком идет речь. – У него что-то со здоровьем?
   – И со здоровьем тоже!
   На этих словах из класса вышел Когтев, и дверь за ним закрылась.

Глава вторая
Шекспиру и не снилось

   Жизнь имеет в точности ту ценность, которой мы хотим ее наделить.

И. Бергман

   – Жизнь становится все удивительней и удивительней, – прокомментировал увиденное Васильев. – Звякнуть, что ли, Быковскому, узнать, что стряслось?
   Он достал из кармана сотовый и с чувством превосходства посмотрел вокруг – кое у кого тоже были трубки, но позвонить Быковскому он догадался первым. Павла дома не оказалось, а собственным мобильным телефоном тот еще не обзавелся.
   – Вот такие дела, брат, любовь… – пробормотал Андрюха, оглядываясь на одноклассников.
   – Подожди! – перебил Васильева Ярик Волков, прижимаясь ухом к двери.
   – Ой, неужели она из-за драки пришла? – сокрушенно покачала головой Аня Смолова. – Ой, неужели что-то будет?…
   – Ой, да что это? Ой, да как это?… – передразнил ее Андрюха. – Сейчас все узнаем!
   Он оттолкнул Волкова от двери и сам приник к замочной скважине. От досады Ярик подсек его под колени. Чтобы не упасть, Васильев схватился за ручку, потянул ее, и дверь распахнулась. Андрюха полетел на пол, увлекая за собой Волкова.
   9-й «Б» прыснул во все стороны.
   – Вы совершенно правы! – громко произнес Червяков, появляясь на пороге. – Прекрасно начинаешь четверть, Васильев! Вот, смотрите, Тамара Александровна, с каким контингентом приходится работать.
   – Ой, ну что вы говорите, – протянула мать Быковского, поправляя сползающие с носа очки. – Сейчас такое время…
   – Идите отсюда! – прикрикнул на своих подопечных математик. – Устроили черт знает что! Младших классов постеснялись бы! Они на вас смотрят! Пример с вас берут!
   – Нормально, – пробормотал Андрюха, трогая скулу, на которой набухала свежим рубцом ссадина. – Хоть что-то полезное из школы вынесут.
   Юрий Леонидович холодно посмотрел на него и захлопнул дверь. Повернулся в замке ключ. Васильев по привычке поискал глазами Ксюшу, но не нашел ее.
   Ему стало тоскливо и неуютно. За последнее время он привык к тому, что рядом с ним постоянно находится Рязанкина, поддерживает, защищает. И не то чтобы без нее он был таким уж уязвимым, просто раньше он даже не задумывался, что для него значила Ксюша. И это неприятное открытие было вдвойне болезненным оттого, что поссорились они в самый неподходящий момент.
   Андрюха сжал зубы и поднялся.
   Ладно, проживем и без нее. В конце концов она сама прибежит проситься обратно. Без Васильева Рязанкина пропадет. Он такой! Ему замены не существует.
   Андрюха зло поморщился, оглядывая быстро пустеющий коридор.
   Он сам не понимал, что с ним происходит. Ему ничего не мешало подойти к Ксюхе и сказать, что он ее прощает. Но для этого нужно было, чтобы Рязанкина сама хоть как-то дала понять, что ей тяжело без Васильева, что она хочет все вернуть обратно.
   А Рязанкина все молчала и молчала, и даже смотреть на него не хотела. Просидела весь урок как истукан, глядя в тетрадку. Стрелочки небось рисовала, спиральки. Он же ее знал как облупленную! Сколько раз видел спиральки на полях ее тетрадей. Знал, что от раздражения она постукивает мыском туфельки по полу, что по сто раз проверяет, ровно ли лежит лак на ногтях, не растрепалась ли прическа.
   Нет, не растрепалась! Все ровно! У Рязанкиной всегда все аккуратно и правильно! И вот сейчас вся эта правильность сидела через проход и даже глаз на него не поднимала.
   Ух, как это все Васильева бесило! Он изо всех сил старался не обращать на Ксюху внимания, специально проходил мимо и не поворачивал головы. А она ручку у Гребешкова взяла, глазки ему строила, на переменах где-то пропадала.
   Бабы дуры! И Курбаленко дура! Целый класс идиотов! Ничего они не понимают. Вот бросит он эту школу, тогда они все подохнут от своей правильной тоски.
   Теперь надо было совершить что-то сногсшибательное, чтобы Ксюхе захотелось вернуться. Что-то яркое и необычное. И все станет как раньше.
   Рязанкиной же не было дела до Андрюхиных стараний. Пока Червяков в очередной раз выяснял отношения со своим классом, она поднялась на четвертый этаж и смело вошла в кабинет химии. Десятиклассники не сразу заметили у себя постороннего человека. Поэтому Рязанкина легко нашла сидящую за партой Алису Ветковскую. Это была высокая девушка с маленьким красивым лицом, пышные волосы ее были собраны в две смешные косички.
   – Здравствуй, Алиса, – остановилась около нее Ксюша.
   Ветковская удивленно вскинула брови.
   – Привет тебе от Сидорова.
   Рязанкина улыбнулась, а вот Алиса занервничала, быстро глянула вокруг, покрутила между пальцами кончик косы.
   Она тоже присутствовала на той злополучной вечеринке, ее пригласил Сидоров, вундеркинд и умница из Ксюшиного класса. Он был влюблен в Алису. Но оказался не единственным претендентом на ее внимание. За Ветковской на вечеринку пришел громила Алекс. Он-то драку и затеял. Ксюша не сомневалась, что Быковского бил именно он. Но почему именно Быковского, а не Сидорова? Узнать все можно было только у Алисы.
   На следующей перемене Рязанкина знала о драке все. Осознание своего превосходства над остальными затмевало саднящую боль от разрыва с Васильевым. С другой стороны, она понимала, что превосходство это недолгое. В любой момент тайна может стать известна всем, поэтому ею надо было как можно быстрее воспользоваться. И воспользоваться с умом.
   Первый день новой четверти стремительно несся к своему концу, когда около кабинета биологии, где отсиживал свой последний урок 9-й «Б», появились ашки.
   – Чего приперлись? – остановил их на пороге Волков.
   Отношения между двумя классами не были дружескими. До открытых конфликтов не доходило, но на переменах и в столовой они обходили друг друга стороной.
   – Быковского позови, – вышел вперед невысокий крепкий Майкл Махота. – Разговор к нему.
   – Какой разговор? – Васильев демонстративно выставил вперед ногу, давая понять, что без отчета Махота через порог не переступит.
   – Ты у него, чего, в шестерках бегаешь? – зло процедил Майкл, отталкивая Андрюху. Стоящий у него за спиной Ян Константинов налег на спину Махоты, впихивая его вместе с Андрюхой в класс.
   – Бык! Проявись! – гаркнул невысокий Ян, оглядывая опешивших от такой наглости бэшек.
   – А его нет, – отозвался бесхитростный Когтев.
   – Дома отсиживается? – Лицо Наташки Жеребцовой из «А» было полно презрения. – За мамочкиной спиной прячется?
   – Это кто прячется? – начала подниматься толстая Марго.
   Дальше все заговорили и закричали одновременно, толпа повалила в коридор, и он тут же оглох в общем гвалте.
   Под общий шум Курбаленко подобралась поближе к стоящей в сторонке белобрысой Юльке Наумовой из параллельного. С Павлом Быковским у нее были свои отношения. Он ей нравился. А самому Павлу нравилась Лера Гараева из «А». Но Гараева уехала в свою родную Махачкалу сразу после праздников, и, как надеялась Лиза, если не навсегда, то хотя бы надолго.
   – Дурдом! – в сердцах выругалась она, делано хватаясь за щеку. – Весь день шумим. Уже голова болит. К нам с утра прибегала мамаша Быковского, о чем-то шепталась с Червяковым.
   – Дошепталась, – зло процедила Юлька.
   – Чего хочет? – осторожно подвела к нужной теме Лиза.
   – Чтобы Павел не общался с Гараевой.
   – Ничего себе! – ахнула Курбаленко. – Чего это она?
   – Считает, что Павла побили из-за Лерки, – голос у Наумовой был скучающий. – И вообще она против того, чтобы он общался с черномазой.
   – С кем? – не поняла Лиза.
   – Ну, кто она там – чеченка, дагестанка? – лениво тянула Юлька. – Дикая, короче.
   – Ну да, дикая, – медленно согласилась Лиза, вспоминая одно давнее дело, когда ей пришлось иметь дело с Гараевой. Тогда она Леру посчитала даже не дикой, а сумасшедше ^[1]
   – Вот это сюжетец! – за спиной Курбаленко вырос Васильев. – Ромео и Джульетта forever. Этот придурок еще бы в Махачкалу собрался поехать.
   – А он и собрался, – хмыкнула Наумова, но тут у них за спинами поднялась новая волна шума, взвизгнула Ксюша. Васильев метнулся на крик, но успел заметить только, как Рязанкина впечатывается спиной в стену и сползает на пол.
   – Быстро! – крикнула Наташка Жеребцова, увлекая за собой Наумову. Она первая сообразила, что ничего хорошего из этого падения не выйдет.
   – Эй, ты чего? – еще пытался оправдаться Махота, но поднявшиеся шум, грохот переворачиваемых парт и стульев заглушили его слова. Все кинулись врассыпную. Кто-то за кем-то бежал. Кто-то кому-то что-то доказывал. Завизжали малыши. В сутолоке задели учительницу начальных классов.
   Настойчивый звонок не смог вернуть школе привычную тишину. Третий этаж был похож на растревоженный улей. Высокие фигуры учителей мелькали то тут, то там. Преподаватели пытались навести порядок, потерявшиеся в сутолоке малыши только добавляли шума. Понадобились долгие пять минут, чтобы ученики, наконец, смогли успокоиться и разойтись по классам.
   – А вы все воюете? – Учительница по биологии, Нинель Михайловна, терпеливо дождалась, когда в классе установится хотя бы подобие тишины и девчонки перестанут ахать над разбитой Ксюшиной коленкой. – Война мышей и лягушек продолжается.
   – Это кто тут еще лягушка! – возбужденно кричал Васильев. Ему очень хотелось подойти к Рязанкиной, узнать, как она себя чувствует, помочь. Но пока он не решался это сделать. Ксюха могла его высмеять или что-то такое сказать, после чего все опять вспомнят драку на вечеринке. Нет, пускай все уляжется. Через пару дней можно будет делать вид, что ничего не произошло, и попробовать помириться. Да, да, позже, не сейчас.
   – Они сами к нам пришли! – Рядом с Ксюшей стоял Гребешков, участливо положив руку ей на плечо.
   Васильев сжал зубы и отвернулся. Ничего, и это он запомнит.
   – Так обычно войны и начинаются, – Нинель Михайловна повесила на доску плакат с примером естественного отбора. – Никто не виноват, но все обижены.
   – Ой, а у нее кровь идет, – ткнула пальчиком в Ксюшину разбитую коленку Аня Смолова. – Может, врача позвать?
   – Зачем врача? – Биологичка мельком глянула на ссадину. – Само заживет. У вас последний урок? Ксюша, если хочешь, можешь идти домой.
   Рязанкина спустила ноги с парты и тут же зашипела, изображая крайнюю степень страдания.
   – Проводите ее кто-нибудь, – бросила Нинель Михайловна, отворачиваясь к доске. Ей было и смешно, и грустно смотреть на девятиклассников. Все, что здесь происходило, было настолько понятно и прозрачно, так были видны все их нехитрые отношения, что ничего, кроме улыбки, они вызвать не могли.
   Васильев демонстративно грохнул стулом, привлекая к себе внимание.
   Лиза тоже привстала со своего места. Ей не столько интересно было провожать Рязанкину, сколько хотелось попасть к ней в гости и узнать подробности ссоры с Васильевым.
   – Давай, что ли, провожу? – подалась вперед сердобольная Аня Смолова.
   Не глядя ни на кого, Ксюша сползла с парты, морщась, наступила на больную ногу, покачнулась, протянула вперед руку, ища опоры.
   Ее пальцы сжали широкую ладонь Гребешкова – хитрая Рязанкина падала именно на него.
   – Ты мне не поможешь? – прошептала она, не поднимая глаза.
   – Помогу, – растерянно пробормотал Юрка, оглядываясь на учительницу.
   – Сходи, Гребешков, сходи, – кивнула Нинель Михайловна.
   – Сходи, сходи! – как эхо отозвался Васильев. – На том свете зачтется. А еще не забудь перевести через дорогу десяток бабушек и снять с дерева котенка. За это завтра мы тебе на портфель наклеим красную звездочку, как лучшему тимуровцу!
   – Засохни, Вафел, – огрызнулся Юрка, неумело держа Ксюшу под локоть. – А то спланируешь у меня сейчас в окно.
   – Давай, давай, ползи! – Андрюха пнул стоящий перед ним стул, и тот упал в проход как раз перед Гребешковым с Рязанкиной. – Рожденный ползать чихать не может!
   – Васильев! – биологичка постучала по столу карандашом. – Урок идет.
   – Гребешков! – Андрюха ткнул пальцем в сторону учительницы. – Урок идет, а ты ползешь!
   – Васильев, прекрати! – не выдержала Аня Смолова. – Дай людям уйти.
   – Чем я им мешаю? Могу даже дверь открыть! – Андрюха перемахнул через парту и ринулся к двери.
   – Васильев, – напомнила о себе Нинель Михайловна. – Угомонись.
   – А может, я тоже пойду? – тихо спросил Андрюха, останавливаясь на пороге.
   Ксюша медленно шла на него. Перед глазами Васильева стояли ее побелевшие костяшки пальцев, изо всех сил сжимавшие Юркину руку. Как же хорошо он знал эти тонкие пальцы, как часто сам держал их в своей ладони. И вот теперь…
   Ладно, один-ноль в ее пользу. Пусть пока живет.
   – Васильев, замолкни, – загудели со всех сторон.
   – Сядь!
   – Не отсвечивай!
   – Желание народа – закон, – покорно склонил голову Андрюха и демонстративно захлопнул дверь прямо перед Гребешковым с Рязанкиной.
   – Я тебя сейчас урою, – прошептал Юрка, складывая внушительный кулак.
   – Даму свою не потеряй, – махнул рукой Васильев, стороной огибая застывшую на выходе пару.
   – Андрей, а какой у нас сегодня день недели? – Пока школьники выясняли отношения, учительница открыла журнал.
   – Пятница, – буркнул первое, что пришло в голову, Васильев.
   – Пятница – тринадцатое! – возмутился с галерки Волков. – Сегодня вторник!
   – Вторник? – удивленно подняла брови Нинель Михайловна и пододвинула к себе журнал. – А разве не среда?
   – Так вчера же было десятое! – Плотникова испуганно защелкала кнопками сотового телефона.
   – При чем здесь десятое? – недовольно проворчал Когтев. – Десятое – это не день недели.
   – Да пожалуйста! – Васильев стал тыкать в класс трубкой мобильного. – У меня здесь написано, что пятница.
   – И давно у тебя эта пятница? – усмехнулась Олеся Маканина.
   Андрюха собрался ей ответить, но краем глаза заметил, что в дверях уже никто не стоит, и настрой с кем-либо спорить у него тут же пропал.
   – Вторник так вторник, – легко согласилась Нинель Михайловна, откладывая журнал. Всю эту чехарду с днями недели она затеяла только затем, чтобы отвлечь учеников от спора. Уловка явно удалась. – Открывайте тетради, пишите новую тему. Основные учения об эволюции.
   Вздыхая и корча недовольные лица, 9-й «Б» зашуршал тетрадями.
   – Мы с вами уже говорили, что в природе все взаимосвязано. Природа – это один большой, хорошо слаженный организм. В нем ничего не может произойти просто так. Все имеет свою причину и последствия.
   Васильев медленно спрятал телефон в карман. Судьба планеты Земля его не интересовала. Из всех уроков биологии он запомнил одно – выживает сильнейший. Именно свое право сильнейшего он и собирался защищать.

Глава третья
Вожак стаи

   Жизнь на десять процентов состоит из того, что вы в ней делаете, и на девяносто – из того, как вы ее принимаете.

С. Моэм

   Звонок на секунду захлебнулся, пропустил один такт и взвился с новой силой.
   Васильев, пол-урока просидевший в обнимку со своим рюкзаком, даже не шевельнулся. Ему нечего и не с кем было обсуждать, некому было говорить «Пока» и жать руки. Его никто в этом классе не интересовал.
   Дверь открылась, и в кабинете появилась Ольга Владимировна. Была она уже не такой сонной, наоборот, на фоне утомившихся за первый учебный день школьников выглядела очень даже бодрой. Психологиня посмотрела на девятый класс, кивнула им, как старым знакомым, и прошла к доске, привлекая к себе внимание.
   – Ну вот, опять сканировать будут, – проворчал Когтев.
   – Не буду, – усмехнулась Ольга Владимировна.
   Васильев вздохнул, поставил рюкзак на парту и опустил в него голову.
   – Нам нужно договориться, когда мы встретимся и поговорим с вами. Можно сделать это сегодня… – Дальнейшее ее сообщение потонуло в возмущенном гуле. – Юрий Леонидович сказал, что ему удобно завтра! – постаралась перекрыть недовольные восклицания Златогорова. – Значит, договариваемся на завтра, – захлопала она в ладоши, и от этого беспомощного жеста Андрюха фыркнул в рюкзак.
   – Да кому нужна эта байда? – выкрикнул он, выглядывая из-за молнии. – Мы и так все про себя знаем.
   Класс загудел, выясняя, кому нужно идти к психологу, а кому нет. Чаще всего назывались фамилии Васильева и Когтева. На что Стас вяло переругивался, а Андрюха предпочитал отмалчиваться. Смолова настойчиво требовала проведения больших тестов, чтобы сразу стало понятно, что человек из себя представляет.
   – Давай я тебя так протестирую! – кричал с галерки Волков. – Чего ты суетишься?
   – А что вы скажете Червякову? – с тревогой спросил Когтев. – Что показал тест?
   – Все у вас в порядке. – Ольга Владимировна недовольно хмурила брови. – Нормальный класс, как и всякий другой. – Она прошла вдоль доски и остановилась около стола учителя. – Тебя Васильев зовут?
   – Ну, зовут, – глухо отозвался Васильев, еще больше закапываясь в учебники и чуть поддергивая вверх молнию.
   – Пойдем со мной! – Психологиня положила на парту рядом с рюкзаком ладонь. – Поднимайся.
   – Чего это? – Он немного повозился, подбирая слова, и добавил: – А если у вас проблемы, то прием у меня только на следующей неделе. Мне хватило на сегодня бабских слез. Рязанкина обрыдалась у меня на плече.
   Класс замер. Васильев нарывался на скандал. Хамить новому, еще не знакомому учителю – это было слишком.
   Ольга Владимировна опустила руку в карман, покопалась в нем и снова положила ладонь на стол, чем-то звякнув о парту.
   Андрюха поднял покрасневшее от рюкзачной духоты лицо.
   – Возьми! – улыбнулась психологиня.
   На столе лежал ключ на большом медном кольце.
   – Четырнадцатый кабинет. В ящике стола лежит результат теста. Прочитай его. Тебе будет полезно.
   Она пошла к выходу, ни с кем не попрощавшись.
   Васильев вдруг понял, что его банально развели, как младенца. Он подбросил на ладони ключ, борясь с желанием забросить его подальше в угол.
   Ничего нового эта Златогорова сказать ему не могла. Будет нести всякую чушь типа того, что заниматься ему надо гуманитарными предметами, а не техническими, что у него повышенные коммуникативные способности, что он явный лидер… Короче, все это он знал и без нее. Но судя по поведению, психологиня была назойливой, так просто не отстанет. Если Васильев ее сейчас пошлет вместе с ключами куда подальше, она придет снова. А еще хуже – что-нибудь плохое скажет про него Червякову, тогда еще и с математиком придется бодаться.
   Андрюха позвенел ключом.
   – Учитесь, мелюзга, как надо охмурять баб, – торжественно произнес он. – Пять минут, и она уже готова со мной уединиться в отдельных апартаментах.
   – Детский сад, – покачала головой Нинель Михайловна, собирая со стола тетради. – Какие-то вы после каникул дикие пришли. 9-й «А» тоже совершенно невозможно заставить думать.
   – Заставить думать нельзя. – Васильев щелкнул замками рюкзака. – Еще в начальной школе нам сделали лоботомию, и мы уже больше ни на что не способны.
   – Что вам сделали? – нахмурилась биологичка.
   – Лоботомию. – Васильев схватил себя за голову. – Это когда вскрывают череп и вынимают часть мозгов. Так делали в фильме «Пролетая над гнездом кукушки».
   – И что же у тебя теперь в голове? Сквозняк? – Нинель Михайловна раздраженно стукнула стопкой тетрадей по столу.
   Васильев вышел в коридор. Делать было решительно нечего. Можно, конечно, выяснить, что там случилось с Рязанкиной, не ампутировали ли ей еще ногу по самые уши. Или отправиться к Быковскому, чтобы узнать, какая муха укусила его мать, что она примчалась в школу.
   На него накатила лень. Да ну, куда-то идти, что-то делать.
   А может, зайти к психологине? Пускай она его наставит на путь истинный, скажет, как ему теперь жить.
   Андрюха уже сделал пару шагов по коридору, но вдруг резко изменил направление, подошел к окну и недрогнувшей рукой опустил ключ в ребристое нутро батареи.
   Вот теперь пускай побегают, пускай поищут свои ключики…
   Довольный, что избавился от ключа и от необходимости к кому-то идти, он пробежал два пролета лестницы. Внизу послышался голос завуча. Встречаться сегодня с Алевтиной Петровной не входило в Андрюхины планы, поэтому он свернул на второй этаж.
   Он уже почти добрался до противоположной лестницы, когда какая-то неправильность привлекла его внимание. На одном из кабинетов появилась новая табличка – на ярко-желтом фоне тревожно-красные буквы скачут в разные стороны. Табличка была настолько необычной, что пройти мимо было невозможно.
   «П», «И», «Х», «О»…
   Пихо…
   Тьфу, ты! Психология!
   Ага! Номер четырнадцатый. Сверху в табличку был вставлен сложенный вчетверо листок. Коричневая дверь, желтая табличка, голубой листок. Открываешь дверь, а за ней сидит добрая фея и обещает манну небесную.
   Кстати, о двери.
   Андрюха похлопал себя по карманам. Куда ключ-то делся?
   Пока он ощупывал себя и перекидывал рюкзак с плеча на плечо, глаза его неотрывно смотрели на записку.
   Какой идиотизм вкладывать записку просто так. Ее может кто угодно взять. А кому надо, так и не достанется.
   Через секунду рюкзак валялся на полу, а сам Васильев шуршал голубым листком.
   «В столе, в верхнем ящике лежат все ваши листочки, а под ними результат теста. Посмотри его спокойно и подумай. Об этом пока не знает никто, кроме тебя. И не узнает, если ты сможешь правильно себя повести. О.В.»
   Текст был непонятный. Ни обращения, ни объяснения.
   Андрюха еще раз пробежал глазами по ровным строчкам, продолжая похлопывать себя по карману.
   Это же психологиня емунаписала! Она догадывалась, что он не воспользуется ключом, но обязательно пройдет мимо, прочитает записку и тогда уже не сможет удержаться от соблазна все узнать.
   Что же там, в этих результатах? Выяснилось, что он самый умный? Что ему на роду написано стать Наполеоном и свершить революцию? Какой такой секрет выяснила психологиня, что не стала говорить при всех? Чего она испугалась? Правда настолько страшна? Или так неожиданна?
   Андрюха скомкал листочек и сунул в карман.
   Войти хотелось смертельно.
   А ведь он случайно здесь оказался. Если бы не Алевтина, он бы прошел по другой лестнице и никакой записки не увидел бы. И трюк психологини провалился бы.
   Черт, интересно-то как!
   Васильев подергал дверь.
   Закрыто.
   Нужен ключ. Тот, что был у него, застрял в батарее. Запасной может быть в учительской или у вахтера.
   Что же он стоит? Скорее к батарее!
   Андрюха помчался наверх.
   Ключ застрял капитально. Его еще можно было нащупать, если подсунуть палец снизу, но сверху его даже не было видно. Нависающий подоконник мешал протолкнуть ключ ниже.
   Андрюха отбросил указку, раздобытую в кабинете химии, и в сердцах стукнул по упрямой батарее. Она отозвалась гулким эхом, и Васильев перепугался, что на шум сейчас сбежится толпа.
   Вжимая голову в плечи, он бросился к кабинету химии, единственному из всех оставшемуся открытым.
   Можно было, конечно, провести эксперимент и попробовать вылить в батарею какой-нибудь химической жидкости. Она там что-нибудь окислит, и ключ вывалится сам. Но Андрюха не был силен в химических формулах, какую жидкость взять, чтобы при соединении с батареей из нее выпадал ключ с большим медным кольцом, он не знал.
   И тут ему на глаза попались магниты. Небольшие черные брусочки, с помощью которых на доску крепились карты и таблицы.