Новое правительство с латинским императором во главе должно было осуществить теперь третью статью договора о выделении ленов и о разделе империи. Когда в сентябре подошли к этому вопросу, то нашли, что осуществить проект раздела в высшей степени нелегко. Действующая армия крестоносцев простиралась лишь до 15 тысяч, а между тем ей предстояло иметь дело с империей, в которой была парализована голова, но все другие члены обнаруживали еще признаки жизни. Провинции империи не признали совершившихся фактов: кроме двух императоров, Алексея III и Алексея V, бежавших во время осады, в ночь перед вступлением латинян в Константинополь, избран был еще новый император Федор Ласкарис[210], который также бежал из города. Итак, нужно было считаться с тремя императорами, которые держались в провинциях.
Осенью 1204 г. латинское правительство предпринимает задачу подчинения империи, то есть походы в провинции с целью их завоевания. Нужно было удовлетворить ожидания всей массы крестоносцев по отношению к ленным владениям. Желающих получить лены было много, а раздавать пока было неоткуда. Между тем воины Христовы давно уже томились надеждой устроиться в областях империи как у себя дома, получить населенные земли во владение и отдохнуть от понесенных трудов. Правительство щедро раздавало титулы и звания, рыцари тщательно изучали карту империи и выбирали себе места по вкусу. Появились герцоги никейские, филиппопольские, лакедемонские, графы менее значительных городов, герцогства и графства проигрывались и выигрывались в кости. Выше сказано, что более удачно были обставлены интересы Венеции, она заранее обеспечила себе владение промышленными и торговыми центрами. Далматинское побережье, часть островов, приморские пункты в Сирии — все это была часть Венеции. Но не меньше было желания обеспечить себя и у других князей. Бонифаций, обманувшись в расчетах на титул императора, скоро понял, что и доставшаяся ему при дележе часть далеко не выгодна. По проекту на его долю выпадали восточные области. Но теперь, когда избран был в императоры Бодуэн, он нашел, что было бы лучше получить что-нибудь более верное на западе. Фамильные воспоминания тянули его к Македонии, именно к Солуни, где брат его, служивший в империи, имел земельные пожалованья. Когда он заявил Бодуэну, что охотно откажется от Востока в обмен на Солунский округ, то Бодуэн выразил по этому поводу неудовольствие. В самом деле, ему могли внушать серьезные опасения намерения Бонифация утвердиться в Солуни, ибо отсюда он мог доминировать в Греции, где имели лены французские рыцари, кроме же того, Бонифаций, как муж экс императрицы Маргариты, дочери венгерского короля, мог угрожать в союзе с венграми и самому Константинополю.
Таким образом, Бодуэн решительно высказался против предложения Бонифация, что породило охлаждение между вождями и угрожало усобицей. Но в то время как Бодуэн, предприняв экспедицию в Македонию, старался фактически распространить здесь свою власть, заставляя население присягать себе, Бонифаций перехитрил его дипломатическими переговорами с Дандоло. 12 августа 1204 г. состоялся акт продажи Бонифацием в пользу Венеции всех его прав и притязаний на области империи и на обязательства, данные царевичем Алексеем, за что Венеция выплатила ему единовременно тысячу марок серебра и обязалась дать ему лен на западе, доходы с которого равнялись бы 30 тысячам рублей. Впоследствии оказалось, что неназванный в формальном контракте лен был именно Солунский округ. Этим актом Бонифаций выигрывал очень много:
он получал европейскую область, расположенную у моря;
получал ее не как лен императора, которому, следовательно, не давал присяги на верность и с которым мог смело вступить даже в борьбу.
Итак, установление Латинской империи в Константинополе с осени 1204 г. может считаться совершившимся фактом.
Мне необходимо еще сказать несколько слов о возмездии, постигшем крестоносцев за содеянные ими злодеяния. Прежде всего, как понять то обстоятельство, что империя, военные силы которой простирались до сотни тысяч, пала под ударами горсти иноземцев, в пятнадцать с небольшим тысяч? Важнейшие факты Византийской истории всегда оставались загадкой, пока не было оценено значение славянской стихии в империи. В трудные исторические эпохи, обозначавшие крайнюю слабость Византии, необходимо в особенности тщательное исследование роли славянства. Посмотрим же, в каком отношении стояли греки к славянам и обратно при династии Ангелов. Самым выразительным в этом отношении фактом было освобождение Болгарии из-под власти Византии, начавшееся в 1185 г. и во время Четвертого крестового похода вполне уже совершившееся. Здесь, за Балканами, ожидала латинян неумолимая Немезида. Царь Иоанн Асень рядом удачных войн с империей не только освободил Болгарию от византийских гарнизонов, но и перешагнул за Балканы и завладел городами Фракии и Македонии со славянским населением. Ко времени латинского вторжения только треугольник между Константинополем и Адрианополем признавал власть империи, вся остальная часть Балканского полуострова тяготела к Болгарии. Вот причина того, что империя не могла стянуть к Константинополю европейские войска, морские же отношения с Грецией, островами и Востоком были для нее отрезаны за отсутствием флота. После завоевания латинянами Константинополя была одна живая сила, которая в состоянии была померяться с ними, — это болгары. Даже та уступчивость, с которой Исаак и Алексей вели себя по отношению к латинянам, и готовность, с которой они приняли услугу крестоносцев, находит себе объяснение в грозе, надвигавшейся с севера.
И крестоносцы, и болгары хорошо понимали, что им придется оспаривать друг у друга власть на Балканском полуострове. Был момент, когда Иоанн Асень питал надежду войти в соглашение с крестоносцами и полюбовно разделить империю. Но латинские вожди посмотрели на дело иначе и подвергли сомнению самую политическую свободу Болгарии, хотя Асень получил уже от папы королевский титул. Асень выступил тогда против крестоносцев с более широкими претензиями. Так как латиняне в упоении легкой победой слишком оскорбляли самолюбие греков, осмеивали их веру и обряды и посягали на обращение их в католичество, то многие знатные греки нашли справедливым перейти на службу к болгарскому царю и внушили ему такие политические и военные планы, каких сам он, может быть, не был в состоянии придумать. Прежде всего греки начали движение против латинян и организовали народную войну. Этим определился план Асеня выступить защитником православия и греко-болгарской народности против латинского преобладания и вместе с тем принять на себя задачу восстановления Византийской империи.
Между тем латиняне совершенно не догадывались о положении дел. Заняв некоторые города Балканского полуострова, Бодуэн и Бонифаций оставили в них небольшие гарнизоны и со всеми остальными силами пошли на Восток, чтобы и там водворить вновь пожалованных герцогов и графов в греческие города и области. Этим-то временем и пользуется Асень, чтобы поднять на борьбу и руководить народным движением. Оно приобрело громадную силу и сопровождалось поголовным истреблением латинян, так что последние совсем очистили Балканский полуостров и приносили вождям известие одно хуже другого. Это была роковая эпоха для латинян, точно также и для Болгарии. Напуганные дурными вестями с запада, крестоносцы прекратили свои военные операции против Никеи и Трапезунда и снова перевели свои силы на Запад. Это единственная причина, объясняющая образование на Востоке Никейской империи[211]: не будь сделана в это время диверсия со стороны Асеня, никогда бы не могла образоваться на Востоке новая греческая империя со столицей в Никее, а если бы она не организовалась, то с XIII столетия на Востоке не было бы центра греческой национальности, и для Болгарии не было бы политического соперника.
Весной 1205 г. латинские вожди пошли против Иоанна Асеня. В битве под Адрианополем 15 апреля погиб цвет латинского рыцарства и взят в плен царь Бодуэн. Оставшиеся в живых послали на Запад печальные известия о ходе дел и умоляли папу собрать новый крестовый поход.
Но этим не кончились невзгоды крестоносцев. Совершенно отрезанные от западных провинций, они заперлись в Константинополе и со страхом ожидали осады. Папа отказался проповедовать новый поход и рекомендовал регенту константинопольскому[212] искать союза и дружбы с болгарами. Для царя Асеня открывались неожиданные перспективы, весь Балканский полуостров был в его власти, ему оставалось сделать только шаг к завоеванию Константинополя. Почему Асень не сделал этого последнего шага? Здесь я нахожу еще поучительный урок, которых так много дает история греко-славянских отношений. Асень не удержался на высоте политического призвания, напротив, сделался орудием глухой, веками подготовлявшейся народной ненависти славян к грекам, дал полную волю этому чувству и смотрел сквозь пальцы, как его болгары и союзники их половцы стали обращать в развалины греческие города и поселения. Одна мера, не лишенная, впрочем, политического смысла, иначе не может быть названа, как мерой возмездия грекам. Известно, что греческое правительство часто практиковало систему переселений с востока на запад с целью ослабления на Балканах славянского элемента. Теперь Асень в свою очередь нашел полезным, чтобы дать место болгарам во Фракии и Македонии, переселить массу греков к Дунаю. Такие действия болгарского царя заставили греков призадуматься над той мыслью, лучше ли им будет под болгарским господством, чем под латинским. Эти колебания скоро решились против болгарского царя. Он потерял в греках самых полезных в данный момент союзников, и вместе с тем выпустил из рук Константинополь. В 1206 г. благоприятный момент был уже пропущен, против болгар стояли теперь греки в союзе с латинянами. Но царь Асень упорно отстаивал свои притязания, и в битве под Солунью пал другой герой Четвертого крестового похода, Бонифаций Монферратский. Только дож Венеции умер своею смертью в Константинополе в июне 1205 г.
Изложенный эпизод из истории отношений западной Европы к Востоку имеет глубокий исторический смысл. Не будем особенно настаивать на том, что никакая властная рука не поднялась в защиту попираемого ногами права, и ничей голос не высказался против издевательства над религиозным чувством народных масс. Властные люди были ослеплены страстью и действовали или под влиянием политических расчетов, или экономических и финансовых соображений. Уступим политическим деятелям их право следовать мотивам холодного расчета, но считаю, что история утратила бы свой образовательный и гуманный характер, если бы человеческие деяния не подвергались оценке со стороны других мотивов. Чувство справедливости до известной степени удовлетворено тем, что крестоносцы жестоко поплатились за свою неправду против греков. Неужели в начале XII в. деяние латинян не представлялось никому зазорным? Во время осады и взятия Константинополя был там один новгородец, который потом и сообщил свои впечатления летописцу. В Новгородской летописи «подвиг» крестоносцев сведен с пьедестала и представлен как возмутительное злодеяние. Русская точка зрения выдвигает нравственные мотивы и клеймит эту авантюру, называемую крестовым походом, как позорное дело. «Крестоносцы возлюбили злато и серебро, пренебрегли наказом папы и сплели темную интригу, вследствие которой царство греческое погибло жертвой зависти и вражды к нему со стороны Запада».
Если изучение истории должно сообщать полезные уроки, то представленный в новгородской летописи урок гуманности, терпимости и любви к человеку нельзя не рекомендовать как национальное воззрение, которое тем больше ценно, что стоит совсем одиноко и оказывается в полном противоречии с хвалебными латинскими и французскими описаниями Четвертого похода.
6. Пятый Крестовый Поход
Осенью 1204 г. латинское правительство предпринимает задачу подчинения империи, то есть походы в провинции с целью их завоевания. Нужно было удовлетворить ожидания всей массы крестоносцев по отношению к ленным владениям. Желающих получить лены было много, а раздавать пока было неоткуда. Между тем воины Христовы давно уже томились надеждой устроиться в областях империи как у себя дома, получить населенные земли во владение и отдохнуть от понесенных трудов. Правительство щедро раздавало титулы и звания, рыцари тщательно изучали карту империи и выбирали себе места по вкусу. Появились герцоги никейские, филиппопольские, лакедемонские, графы менее значительных городов, герцогства и графства проигрывались и выигрывались в кости. Выше сказано, что более удачно были обставлены интересы Венеции, она заранее обеспечила себе владение промышленными и торговыми центрами. Далматинское побережье, часть островов, приморские пункты в Сирии — все это была часть Венеции. Но не меньше было желания обеспечить себя и у других князей. Бонифаций, обманувшись в расчетах на титул императора, скоро понял, что и доставшаяся ему при дележе часть далеко не выгодна. По проекту на его долю выпадали восточные области. Но теперь, когда избран был в императоры Бодуэн, он нашел, что было бы лучше получить что-нибудь более верное на западе. Фамильные воспоминания тянули его к Македонии, именно к Солуни, где брат его, служивший в империи, имел земельные пожалованья. Когда он заявил Бодуэну, что охотно откажется от Востока в обмен на Солунский округ, то Бодуэн выразил по этому поводу неудовольствие. В самом деле, ему могли внушать серьезные опасения намерения Бонифация утвердиться в Солуни, ибо отсюда он мог доминировать в Греции, где имели лены французские рыцари, кроме же того, Бонифаций, как муж экс императрицы Маргариты, дочери венгерского короля, мог угрожать в союзе с венграми и самому Константинополю.
Таким образом, Бодуэн решительно высказался против предложения Бонифация, что породило охлаждение между вождями и угрожало усобицей. Но в то время как Бодуэн, предприняв экспедицию в Македонию, старался фактически распространить здесь свою власть, заставляя население присягать себе, Бонифаций перехитрил его дипломатическими переговорами с Дандоло. 12 августа 1204 г. состоялся акт продажи Бонифацием в пользу Венеции всех его прав и притязаний на области империи и на обязательства, данные царевичем Алексеем, за что Венеция выплатила ему единовременно тысячу марок серебра и обязалась дать ему лен на западе, доходы с которого равнялись бы 30 тысячам рублей. Впоследствии оказалось, что неназванный в формальном контракте лен был именно Солунский округ. Этим актом Бонифаций выигрывал очень много:
он получал европейскую область, расположенную у моря;
получал ее не как лен императора, которому, следовательно, не давал присяги на верность и с которым мог смело вступить даже в борьбу.
Итак, установление Латинской империи в Константинополе с осени 1204 г. может считаться совершившимся фактом.
Мне необходимо еще сказать несколько слов о возмездии, постигшем крестоносцев за содеянные ими злодеяния. Прежде всего, как понять то обстоятельство, что империя, военные силы которой простирались до сотни тысяч, пала под ударами горсти иноземцев, в пятнадцать с небольшим тысяч? Важнейшие факты Византийской истории всегда оставались загадкой, пока не было оценено значение славянской стихии в империи. В трудные исторические эпохи, обозначавшие крайнюю слабость Византии, необходимо в особенности тщательное исследование роли славянства. Посмотрим же, в каком отношении стояли греки к славянам и обратно при династии Ангелов. Самым выразительным в этом отношении фактом было освобождение Болгарии из-под власти Византии, начавшееся в 1185 г. и во время Четвертого крестового похода вполне уже совершившееся. Здесь, за Балканами, ожидала латинян неумолимая Немезида. Царь Иоанн Асень рядом удачных войн с империей не только освободил Болгарию от византийских гарнизонов, но и перешагнул за Балканы и завладел городами Фракии и Македонии со славянским населением. Ко времени латинского вторжения только треугольник между Константинополем и Адрианополем признавал власть империи, вся остальная часть Балканского полуострова тяготела к Болгарии. Вот причина того, что империя не могла стянуть к Константинополю европейские войска, морские же отношения с Грецией, островами и Востоком были для нее отрезаны за отсутствием флота. После завоевания латинянами Константинополя была одна живая сила, которая в состоянии была померяться с ними, — это болгары. Даже та уступчивость, с которой Исаак и Алексей вели себя по отношению к латинянам, и готовность, с которой они приняли услугу крестоносцев, находит себе объяснение в грозе, надвигавшейся с севера.
И крестоносцы, и болгары хорошо понимали, что им придется оспаривать друг у друга власть на Балканском полуострове. Был момент, когда Иоанн Асень питал надежду войти в соглашение с крестоносцами и полюбовно разделить империю. Но латинские вожди посмотрели на дело иначе и подвергли сомнению самую политическую свободу Болгарии, хотя Асень получил уже от папы королевский титул. Асень выступил тогда против крестоносцев с более широкими претензиями. Так как латиняне в упоении легкой победой слишком оскорбляли самолюбие греков, осмеивали их веру и обряды и посягали на обращение их в католичество, то многие знатные греки нашли справедливым перейти на службу к болгарскому царю и внушили ему такие политические и военные планы, каких сам он, может быть, не был в состоянии придумать. Прежде всего греки начали движение против латинян и организовали народную войну. Этим определился план Асеня выступить защитником православия и греко-болгарской народности против латинского преобладания и вместе с тем принять на себя задачу восстановления Византийской империи.
Между тем латиняне совершенно не догадывались о положении дел. Заняв некоторые города Балканского полуострова, Бодуэн и Бонифаций оставили в них небольшие гарнизоны и со всеми остальными силами пошли на Восток, чтобы и там водворить вновь пожалованных герцогов и графов в греческие города и области. Этим-то временем и пользуется Асень, чтобы поднять на борьбу и руководить народным движением. Оно приобрело громадную силу и сопровождалось поголовным истреблением латинян, так что последние совсем очистили Балканский полуостров и приносили вождям известие одно хуже другого. Это была роковая эпоха для латинян, точно также и для Болгарии. Напуганные дурными вестями с запада, крестоносцы прекратили свои военные операции против Никеи и Трапезунда и снова перевели свои силы на Запад. Это единственная причина, объясняющая образование на Востоке Никейской империи[211]: не будь сделана в это время диверсия со стороны Асеня, никогда бы не могла образоваться на Востоке новая греческая империя со столицей в Никее, а если бы она не организовалась, то с XIII столетия на Востоке не было бы центра греческой национальности, и для Болгарии не было бы политического соперника.
Весной 1205 г. латинские вожди пошли против Иоанна Асеня. В битве под Адрианополем 15 апреля погиб цвет латинского рыцарства и взят в плен царь Бодуэн. Оставшиеся в живых послали на Запад печальные известия о ходе дел и умоляли папу собрать новый крестовый поход.
Но этим не кончились невзгоды крестоносцев. Совершенно отрезанные от западных провинций, они заперлись в Константинополе и со страхом ожидали осады. Папа отказался проповедовать новый поход и рекомендовал регенту константинопольскому[212] искать союза и дружбы с болгарами. Для царя Асеня открывались неожиданные перспективы, весь Балканский полуостров был в его власти, ему оставалось сделать только шаг к завоеванию Константинополя. Почему Асень не сделал этого последнего шага? Здесь я нахожу еще поучительный урок, которых так много дает история греко-славянских отношений. Асень не удержался на высоте политического призвания, напротив, сделался орудием глухой, веками подготовлявшейся народной ненависти славян к грекам, дал полную волю этому чувству и смотрел сквозь пальцы, как его болгары и союзники их половцы стали обращать в развалины греческие города и поселения. Одна мера, не лишенная, впрочем, политического смысла, иначе не может быть названа, как мерой возмездия грекам. Известно, что греческое правительство часто практиковало систему переселений с востока на запад с целью ослабления на Балканах славянского элемента. Теперь Асень в свою очередь нашел полезным, чтобы дать место болгарам во Фракии и Македонии, переселить массу греков к Дунаю. Такие действия болгарского царя заставили греков призадуматься над той мыслью, лучше ли им будет под болгарским господством, чем под латинским. Эти колебания скоро решились против болгарского царя. Он потерял в греках самых полезных в данный момент союзников, и вместе с тем выпустил из рук Константинополь. В 1206 г. благоприятный момент был уже пропущен, против болгар стояли теперь греки в союзе с латинянами. Но царь Асень упорно отстаивал свои притязания, и в битве под Солунью пал другой герой Четвертого крестового похода, Бонифаций Монферратский. Только дож Венеции умер своею смертью в Константинополе в июне 1205 г.
Изложенный эпизод из истории отношений западной Европы к Востоку имеет глубокий исторический смысл. Не будем особенно настаивать на том, что никакая властная рука не поднялась в защиту попираемого ногами права, и ничей голос не высказался против издевательства над религиозным чувством народных масс. Властные люди были ослеплены страстью и действовали или под влиянием политических расчетов, или экономических и финансовых соображений. Уступим политическим деятелям их право следовать мотивам холодного расчета, но считаю, что история утратила бы свой образовательный и гуманный характер, если бы человеческие деяния не подвергались оценке со стороны других мотивов. Чувство справедливости до известной степени удовлетворено тем, что крестоносцы жестоко поплатились за свою неправду против греков. Неужели в начале XII в. деяние латинян не представлялось никому зазорным? Во время осады и взятия Константинополя был там один новгородец, который потом и сообщил свои впечатления летописцу. В Новгородской летописи «подвиг» крестоносцев сведен с пьедестала и представлен как возмутительное злодеяние. Русская точка зрения выдвигает нравственные мотивы и клеймит эту авантюру, называемую крестовым походом, как позорное дело. «Крестоносцы возлюбили злато и серебро, пренебрегли наказом папы и сплели темную интригу, вследствие которой царство греческое погибло жертвой зависти и вражды к нему со стороны Запада».
Если изучение истории должно сообщать полезные уроки, то представленный в новгородской летописи урок гуманности, терпимости и любви к человеку нельзя не рекомендовать как национальное воззрение, которое тем больше ценно, что стоит совсем одиноко и оказывается в полном противоречии с хвалебными латинскими и французскими описаниями Четвертого похода.
6. Пятый Крестовый Поход
Счет дальнейших крестовых походов точно не установлен. Одни под именем Пятого похода разумеют и излагают поход детей, иногда присоединяя сюда же и поход короля венгерского, другие относят этот последний к Шестому походу, излагая его вместе с походом Фридриха. Тогда получается всего семь или восемь походов, если разделить на два отдельных походы Людовика. Соединяя в один рассказ поход Фридриха с крестовым походом венгерского короля Андрея и не разбивая на два отдела походы Людовика, мы сокращаем на два все число походов и получаем вместо семи или восьми шесть[213].
С начала крестовых походов прошло сто лет. В этот период Европа четыре раза напрягала все свои силы сил для осуществления своего грандиозного предприятия на Востоке, но ее силы таяли, не нанося существенного вреда мусульманам. Оказывается, что как ни были многочисленны крестоносные армии, они были недостаточны для достижения имевшейся в виду цели — ослабления мусульман и подчинения европейской культуре отдаленного Востока. Когда Четвертый крестовый поход открыл для европейской колонизации области Византийской империи, когда в Греции, в Македонии, Эпире и на островах обнаружилось новое поприще для добывания чести и славы, большая часть западных рыцарей нашла полное основание предпочесть более верное сомнительному и трудно достижимому в Сирии и Палестине. Вот причина, по которой Четвертый поход, расширив поле деятельности крестоносцев и отвлекши силы их от Востока на Византию, должен был сопровождаться весьма печальными последствиями для христианского дела на Востоке. Первоначальный расчет руководителей Четвертого похода — сделать из порабощенной империи орудие для подчинения мусульманского Востока — оказался неверным, потому что потребовались новые жертвы, которые тоже должна была выставлять Западная Европа для удержания и обеспечения сделанных за счет Византии завоеваний.
Между тем и положение дел в Сирии требовало серьезного внимания. После смерти Саладина в 1193 г. начавшиеся в его семье раздоры отвлекли силы мусульман к внутренней войне, брат Саладина, Альмелик Аладиль[214], воспользовался начавшимися смутами и соединил под своей властью Египет, Сирию и Месопотамию, получив от халифа титул «короля королей». Вместе с этим против слабых и разрозненных христианских княжеств вновь выступила организованная сила, руководимая умным политиком и храбрым вождем. Титулярным королем Иерусалима был Генрих, граф Шампани[215], владевший береговой полосой от Яффы до Тира и имевший в своем распоряжении небольшие отряды иерусалимских рыцарей, да тех крестоносцев, каких выставляли итальянские торговые республики. В Антиохии и Триполи правил один дом, так как с прекращением тулузского дома в Триполи в 1187 г. оба княжества соединились под властью Боэмунда III Антиохийского[216]. Но вместе с тем для обоих княжеств в соседней Киликии родился соперник. Здесь возвысился армянский владетельный дом в лице князя Льва II[217], который своим обращением к римскому обряду создал себе на Востоке исключительное положение и расширил область своего политического влияния на соседние страны. Усвоив западноевропейские учреждения и обычаи, Лев II преобразовал свое княжество на франкский образец и ввел у себя феодальное устройство. Вследствие чего на службе у него появились западные рыцари, тамплиеры и иоанниты, а итальянские купцы охотно стремились в его княжество со своими товарами и заводили у него фактории. Словом, франкское влияние нашло в князе Льве II ревностного поборника и защитника, а для деятельности крестоносцев в его землях открылось широкое и почетное поле. Особенно обмен влияний увеличился с тех пор, когда Лев II женился на дочери антиохийского князя, а антиохийский князь женил своего наследника Раймунда на племяннице Льва. От этого последнего брака произошел Рувим[218], будущий князь армянской Киликии и соседних областей, имевший законные притязания на господство в Антиохии. Политика Льва II несомненно отличалась большим умом, и не без основания его сравнивают с героем Первого похода Боэмундом Сицилийским: как тот, так и другой давали большое место армянскому элементу в европейском предприятии ослабить мусульманство и дать преобладание на Востоке христианам. На Западе вполне оценили политику Льва II. Папа Целестин III дал согласие на возведение армянского князя в королевское достоинство, а император Генрих VI обещал короновать его, когда прибудет на Восток, что и было исполнено в 1198 г., когда архиепископ Конрад Майнцский[219] венчал Льва II королевским венцом.
Далее, на Востоке было еще кипрское королевство, перешедшее к западным князьям со времени завоевания острова Кипра Ричардом, управляемое королями из дома Лузиньянов. В 1195 г. кипрское королевство получил Амальрик[220], брат Гвидо, бывшего короля Иерусалима, который также обещал подчинить остров римскому престолу и получил от папы и императора согласие на венчание его королевским венцом. Таким образом, к концу XII в. христианские владения в Сирии организуются в церковном и политическом отношении и вступают в тесный союз, который под влиянием папы и императора и вопреки интересам восточного православия Византийской империи готовится с новыми силами выступить против магометан. Всем этим планам и надеждам был нанесен непоправимый удар направлением и исходом Четвертого крестового похода.
Сирийские христиане, не получив своевременно большого подкрепления из Европы, продолжали влачить жалкое существование, тратя силы на внутреннюю борьбу. Несколько раз армянский король и антиохийский князь доходили до открытой войны, приглашая на помощь мусульман. Не лучше было и положение иерусалимского королевства и кипрского княжества. Когда после смерти Амальрика право на иерусалимское королевство перешло к его падчерице Марии-Иоланте[221], а Кипр, — к его сыну Гуго[222], в обеих областях назначено было регентство за малолетством правителей.
Повинуясь общему, никогда не угасавшему движению, на Восток продолжали прибывать небольшие отряды из разных стран, но ощущалась потребность в большом движении, в возбуждении нового крестового похода. За это дело взялся папа Иннокентий III. Тому, что во Франции и Германии крестоносное движение продолжало действовать на умы, доказательством служит беспримерное в истории обнаружение его в 1212 г. Во Франции и Германии экзальтация достигла такой напряженности, что вызвала движение среди детей. Тысячи подростков обоего пола в одежде пилигримов собрались в путешествие за море, чтобы исполнить то дело, которого Бог не удостоил совершить отцам их. Руководимые темными личностями, толпы детей добрались до Марселя и здесь были посажены на корабли. Часть их погибла от крушения на море, а часть продана в Египте мусульманам. Говорят, что Фридрих II[223] в 1229 г. возвратил свободу некоторым из этих несчастных. Подобным же движением увлечены были некоторые германские области, где также составилось ополчение из детей. Судьба этого последнего была несколько иная. Собравшаяся в Германии толпа в 20 тысяч мальчиков и девочек с большим трудом и потерями дошла до Бриндизи, но местный епископ оказал решительное сопротивление этой армии из детей и не допустил ее продолжать сумасбродное дело. Почти все участники этого похода погибли на обратном пути от истощения и болезней.
Несмотря на энергичные меры папы Иннокентия III, государи Европы с большим трудом поддавались проповеди о новом крестовом походе. Движение детей вновь расшевелило религиозное чувство. Не только во Франции и Германии, но также в Италии и Англии начали организовываться большие отряды, особенно когда папа приказал вербовать крестоносцев даже среди преступников и когда пущена была в обращение мысль, что господству Магомета скоро придет конец, так как из числа 666 лет, данных этому зверю по откровению Иоанна, истекло уже 600 лет. И политическое положение Германии, по-видимому, благоприятствовало осуществлению мечты папы. Здесь одержала наконец верх партия Гогенштауфенов, и король Фридрих II в 1215 г. дал обет участвовать в крестовом походе. На соборе в Риме был принят ряд мер по организации этого похода, который предположено было осуществить к 1 июня 1217 г. Правда, со смертью Иннокентия III движение приостановилось, но все же поход осуществился, хотя и не в тех размерах, как это было задумано Иннокентием. Этот поход известен по имени венгерского короля Андрея[224], хотя в нем участвовали представители других национальностей, между прочим герцоги Леопольд Австрийский[225], Оттон Меранский[226] и граф Голландский Вильгельм[227].
С начала крестовых походов прошло сто лет. В этот период Европа четыре раза напрягала все свои силы сил для осуществления своего грандиозного предприятия на Востоке, но ее силы таяли, не нанося существенного вреда мусульманам. Оказывается, что как ни были многочисленны крестоносные армии, они были недостаточны для достижения имевшейся в виду цели — ослабления мусульман и подчинения европейской культуре отдаленного Востока. Когда Четвертый крестовый поход открыл для европейской колонизации области Византийской империи, когда в Греции, в Македонии, Эпире и на островах обнаружилось новое поприще для добывания чести и славы, большая часть западных рыцарей нашла полное основание предпочесть более верное сомнительному и трудно достижимому в Сирии и Палестине. Вот причина, по которой Четвертый поход, расширив поле деятельности крестоносцев и отвлекши силы их от Востока на Византию, должен был сопровождаться весьма печальными последствиями для христианского дела на Востоке. Первоначальный расчет руководителей Четвертого похода — сделать из порабощенной империи орудие для подчинения мусульманского Востока — оказался неверным, потому что потребовались новые жертвы, которые тоже должна была выставлять Западная Европа для удержания и обеспечения сделанных за счет Византии завоеваний.
Между тем и положение дел в Сирии требовало серьезного внимания. После смерти Саладина в 1193 г. начавшиеся в его семье раздоры отвлекли силы мусульман к внутренней войне, брат Саладина, Альмелик Аладиль[214], воспользовался начавшимися смутами и соединил под своей властью Египет, Сирию и Месопотамию, получив от халифа титул «короля королей». Вместе с этим против слабых и разрозненных христианских княжеств вновь выступила организованная сила, руководимая умным политиком и храбрым вождем. Титулярным королем Иерусалима был Генрих, граф Шампани[215], владевший береговой полосой от Яффы до Тира и имевший в своем распоряжении небольшие отряды иерусалимских рыцарей, да тех крестоносцев, каких выставляли итальянские торговые республики. В Антиохии и Триполи правил один дом, так как с прекращением тулузского дома в Триполи в 1187 г. оба княжества соединились под властью Боэмунда III Антиохийского[216]. Но вместе с тем для обоих княжеств в соседней Киликии родился соперник. Здесь возвысился армянский владетельный дом в лице князя Льва II[217], который своим обращением к римскому обряду создал себе на Востоке исключительное положение и расширил область своего политического влияния на соседние страны. Усвоив западноевропейские учреждения и обычаи, Лев II преобразовал свое княжество на франкский образец и ввел у себя феодальное устройство. Вследствие чего на службе у него появились западные рыцари, тамплиеры и иоанниты, а итальянские купцы охотно стремились в его княжество со своими товарами и заводили у него фактории. Словом, франкское влияние нашло в князе Льве II ревностного поборника и защитника, а для деятельности крестоносцев в его землях открылось широкое и почетное поле. Особенно обмен влияний увеличился с тех пор, когда Лев II женился на дочери антиохийского князя, а антиохийский князь женил своего наследника Раймунда на племяннице Льва. От этого последнего брака произошел Рувим[218], будущий князь армянской Киликии и соседних областей, имевший законные притязания на господство в Антиохии. Политика Льва II несомненно отличалась большим умом, и не без основания его сравнивают с героем Первого похода Боэмундом Сицилийским: как тот, так и другой давали большое место армянскому элементу в европейском предприятии ослабить мусульманство и дать преобладание на Востоке христианам. На Западе вполне оценили политику Льва II. Папа Целестин III дал согласие на возведение армянского князя в королевское достоинство, а император Генрих VI обещал короновать его, когда прибудет на Восток, что и было исполнено в 1198 г., когда архиепископ Конрад Майнцский[219] венчал Льва II королевским венцом.
Далее, на Востоке было еще кипрское королевство, перешедшее к западным князьям со времени завоевания острова Кипра Ричардом, управляемое королями из дома Лузиньянов. В 1195 г. кипрское королевство получил Амальрик[220], брат Гвидо, бывшего короля Иерусалима, который также обещал подчинить остров римскому престолу и получил от папы и императора согласие на венчание его королевским венцом. Таким образом, к концу XII в. христианские владения в Сирии организуются в церковном и политическом отношении и вступают в тесный союз, который под влиянием папы и императора и вопреки интересам восточного православия Византийской империи готовится с новыми силами выступить против магометан. Всем этим планам и надеждам был нанесен непоправимый удар направлением и исходом Четвертого крестового похода.
Сирийские христиане, не получив своевременно большого подкрепления из Европы, продолжали влачить жалкое существование, тратя силы на внутреннюю борьбу. Несколько раз армянский король и антиохийский князь доходили до открытой войны, приглашая на помощь мусульман. Не лучше было и положение иерусалимского королевства и кипрского княжества. Когда после смерти Амальрика право на иерусалимское королевство перешло к его падчерице Марии-Иоланте[221], а Кипр, — к его сыну Гуго[222], в обеих областях назначено было регентство за малолетством правителей.
Повинуясь общему, никогда не угасавшему движению, на Восток продолжали прибывать небольшие отряды из разных стран, но ощущалась потребность в большом движении, в возбуждении нового крестового похода. За это дело взялся папа Иннокентий III. Тому, что во Франции и Германии крестоносное движение продолжало действовать на умы, доказательством служит беспримерное в истории обнаружение его в 1212 г. Во Франции и Германии экзальтация достигла такой напряженности, что вызвала движение среди детей. Тысячи подростков обоего пола в одежде пилигримов собрались в путешествие за море, чтобы исполнить то дело, которого Бог не удостоил совершить отцам их. Руководимые темными личностями, толпы детей добрались до Марселя и здесь были посажены на корабли. Часть их погибла от крушения на море, а часть продана в Египте мусульманам. Говорят, что Фридрих II[223] в 1229 г. возвратил свободу некоторым из этих несчастных. Подобным же движением увлечены были некоторые германские области, где также составилось ополчение из детей. Судьба этого последнего была несколько иная. Собравшаяся в Германии толпа в 20 тысяч мальчиков и девочек с большим трудом и потерями дошла до Бриндизи, но местный епископ оказал решительное сопротивление этой армии из детей и не допустил ее продолжать сумасбродное дело. Почти все участники этого похода погибли на обратном пути от истощения и болезней.
Несмотря на энергичные меры папы Иннокентия III, государи Европы с большим трудом поддавались проповеди о новом крестовом походе. Движение детей вновь расшевелило религиозное чувство. Не только во Франции и Германии, но также в Италии и Англии начали организовываться большие отряды, особенно когда папа приказал вербовать крестоносцев даже среди преступников и когда пущена была в обращение мысль, что господству Магомета скоро придет конец, так как из числа 666 лет, данных этому зверю по откровению Иоанна, истекло уже 600 лет. И политическое положение Германии, по-видимому, благоприятствовало осуществлению мечты папы. Здесь одержала наконец верх партия Гогенштауфенов, и король Фридрих II в 1215 г. дал обет участвовать в крестовом походе. На соборе в Риме был принят ряд мер по организации этого похода, который предположено было осуществить к 1 июня 1217 г. Правда, со смертью Иннокентия III движение приостановилось, но все же поход осуществился, хотя и не в тех размерах, как это было задумано Иннокентием. Этот поход известен по имени венгерского короля Андрея[224], хотя в нем участвовали представители других национальностей, между прочим герцоги Леопольд Австрийский[225], Оттон Меранский[226] и граф Голландский Вильгельм[227].