Успенский Михаил Глебович. Там, где нас нет (Там, где нас нет - 1)

   Обратно в Столенград? Верно говорят, что возвращаться - плохая примета: сей же час голову отрубят.
   Вода уже теплая, и не раз случалось Жихарю переплывать широкие реки, только не в ночь полного месяца. В воде он сделается слаб и беззащитен, и, может статься, очередной желтый круг, сорвавшись с предназначенного места, перережет ему шею или грудь...
   Правда, если опорожнить кожаный мешок и покрепче его перевязать, можно плыть и на нем. Но тогда придется волей-неволей доесть все припасы, а плавать на полное брюхо умные люди не советуют.
   "Никто меня еще пальцем не тронул, а я уже все страхи перебрал, укорил себя Жихарь. - Сам ведь хвастался гулящим девкам, что царю Водянику бороду оборвал, и речную тину в доказательство показывал. Вот и нахвастался".
   Руки как-то незаметно для него потянулись к мешку, достали оттуда здоровенный печатный пряник и несколько каленых яиц. Созревающие луны продолжали скользить по реке одна за другой, но уже было не так страшно.
   "Знать бы, куда они днем-то денутся - пропадут или станут дальше плыть, к Соленому Морю?" - задумался детина. На всякий случай решил о виденном никому не рассказывать, чтобы не засмеяли. Потом вспомнил, что рассказывать никому не придется, и загрустил. Грусть незаметно перешла в дрему, и ласковый голос над ним запел колыбельную, только напев стал как-то странно меняться, а голос опускаться все ниже и ниже, и знакомые слова превратились в чужие, рычащие и скрежещущие, и начали попадаться среди них полузабытые и давно заклятые имена истлевших идолов и околевших чудовищ, и от упоминаний этих застыла кровь...
   "Варяги плывут, - сообразил во сне Жихарь. - Только вот почему они ночью плывут, не дурное ли задумали? Видно, все же придется наверх корячиться, предупреждать людей..."
   Он открыл глаза, пришел в себя и понял, что поет один-единственный человек, и никакой лодки с драконьей головой на воде нет, хотя что-то и чернеется...
   Детина вскочил и отбежал под самый обрыв, надеясь, что не заметят.
   Неведомый певец плыл посередине реки, озаряемый бледными лучами, плыл он, стоя на стволе вывороченного с корнем дерева. Дивно, при этом он вовсе не перебирал ногами, чтобы удержаться, - ведь на круглом-то не очень поплаваешь. В руке певец держал не то посох, не то шест, которым он вроде бы и отталкивался, но этого никак не могло быть - на стрежне самая глубина.
   "Водяник", - подумал сперва Жихарь, а зря: певец нимало не походил на речного царя. Был это высокий и прямой человек в длиннополом плаще, и плащ бился и развевался, хотя даже малого ветерка не веяло, да и двигалось бревно не скорее, чем вода. Потом стало видно, что развевается не только плащ, но и седые кудри, и длинная борода.
   Тут Жихарь признал и напев: жуткое додревнее заклинание, поднимавшее мертвецов из земли, но не всех подряд, а только проклятых, заклейменных, голодных и рабов, с тем чтобы они разрушили до основания весь мир, а затем...
   "Замолчи, сдурел ты! - хотел, но не посмел крикнуть богатырь. - И так они спокойно не лежат, чего их будоражить?"
   Тут страшная песня сменилась громовым хохотом и необыкновенная лодка остановилась в воде как раз напротив того места, где таился отважный дружинник.
   - Чего скрючился, плыви ко мне! - приказал певец, словно знакомому.
   "Хуже не будет", - мгновенно решил Жихарь, но все-таки полюбопытствовал:
   - А ты кто?
   - Неклюд Беломор! - гордо ответил человек и как бы в доказательство помахал посохом над головой.
   Жихарь похолодел, хотя, казалось, холодеть было уже некуда. Знаменитый волхв и чародей, звездослов и звездозаконник лет сто уже считался умершим, как и братец его, Черномор, и юному богатырю не раз случалось во время походов видеть его могилу в самых неподходящих местах. Грозного неклюда боялись и уважали во всех землях, а восточные люди почтительно величали его "Беломор-ханал", что означало "простирающий свою силу от моря до моря". По рассказам стариков, неклюд отличался большой чародейской силой и непредсказуемым нравом: за одно и то же мог и щедро одарить, и руки поотрывать. Другие волхвы и кудесники его боялись и все время норовили погубить, да вот, оказывается, не преуспели...
   - Сапоги скидывай, все равно подметки до дыр протерлись! - распоряжался у себя на воде Беломор.
   "Откуда бы ему знать?" - удивился Жихарь, но сапоги все же снял, набил камнями и зашвырнул подальше от берега - пусть уж никаких следов не останется. Но вот с ополовиненным мешком расставаться никак не хотелось, тем более что пришлось туда спрятать и пресловутую ложку, и охранительную цепь.
   В воде было теплей, чем на воздухе. Жихарь сделал несколько шагов, потом сообразил и прошел вдоль берега вверх по течению, чтобы снесло как раз к Неклюдовой ладье. Мешок за спиной нисколько не мешал, случалось лезть в - реку и в боевом облачении.
   Жихарь плыл не спеша, берег силы, погружаясь в воду с макушкой, без плеска, фырка и прочего шума: пусть дед видит, с кем имеет дело. Наконец рука пловца ухватилась за толстый корень.
   - Не опрокинуть бы тебя, отец! - предупредил Жихарь.
   - Лезь, не бойся.
   И в самом деле, когда тяжеленький богатырь вскарабкался на комель, толстый конец дерева даже не огруз в воду, да и весь ствол не шелохнулся, будто это был добрый боевой корабль с хорошей осадкой.
   Жихарь все-таки воздержался разгуливать по стволу, пристроился тут же, между двумя корнями. Неклюд Беломор стоял к нему спиной и молчал.
   - Что же ты ветки-то не обрубил - быстрей бы плылось? - сказал наконец детина, чтобы хоть что-то сказать.
   - Потому и не обрубил - спешить надо! - воскликнул неклюд, взмахнул посохом и заголосил.
   "То ли у него волосы и борода сами шевелятся?" - недоумевал Жихарь. Песня была другая, скорая и складная. И в лад напеву стали подниматься из воды и опускаться необрубленные ветви, словно весла. Да что ветви! Корни за спиной у Жихаря зашевелились! Он в испуге оглянулся. За комлем оставался глубокий пенный след. Весь ствол сотрясала мелкая-мелкая дрожь. Летели брызги. Скоро скала, пробитая бедным Индриком, осталась позади. Жихарь крепко вцепился в кору и ждал, что вот-вот улетит назад. Неклюд же Беломор по-прежнему держался прямо и ровно, только плащ его и волосы почему-то перестали развеваться, хотя как раз теперь-то и стал ударять воздух в лицо, а верхушка ствола даже начала подниматься из воды.
   Тут река затеялась делать поворот.
   - Не спи на руле! - приказал Неклюд. Песня меж тем продолжалась, словно у старика было два горла.
   - А где руль?
   - В ручищах у тебя! - не оглядываясь, ответил дед.
   И правда, пальцы Жихаря сжимали ровную плашку. Он еле успел сообразить, что к чему, и еле успел сделать необходимое, иначе ствол с разгону вылетел бы на пологий берег.
   "На Индрике ездил, на сосновом стволе качусь, - подумал Жихарь. - Еще бы на птице Ногай полетать!"
   - Тяжел ты для Ногай-птицы! - рассмеялся Беломор.
   Жихарь с тревогой ощупал голову: нету ли в ней какой лишней дырки, если старик все мысли слышит?
   Неклюд Беломор на эту думку никак не отозвался, продолжая глядеть вперед, ловко огрел посохом какого-то речного жителя, по любопытству высунувшегося из воды.
   Стало светать. Сосна, летевшая по воде, спугнула рыбаков, наладившихся на ранний лов, только рубахи мелькнули. Остальные в редких селениях по берегам еще спали. От воды начал подниматься туман, но и на туман у неклюда нашлась песенная управа - впереди все было чисто, белая пелена возникала уже вдогонку, за спиной. Побледнел и сгинул месяц. Жихарь затылком услышал, что восходит солнце. Неклюд Беломор забеспокоился и стал посохом подбадривать утомившуюся сосну. Пологий левый берег начал ползти вверх, воздвигаться сперва холмами, а потом и скалами, как противоположный. Впереди послышался шум. Берега медленно, но неуклонно сближались,
   - Пороги! - закричал Жихарь, только голоса своего он уже не услышал. Детина переложил руль вправо, чтобы пристать к берегу в обычном месте, где все приставали и волокли легкие суденышки волоком. Неклюд обернулся, погрозил кулаком и показал, что надо держать прямо, на самую стремнину. "Все-таки я в Яме напоролся на колья и умер, - решил богатырь. - А неклюд еще того давнее преставился и теперь везет меня к себе в Навье Царство, в Костяные Леса".
   Река перед порогом стала совсем узкой. Вода ревела немилосердно. Неклюд Беломор взял посох в зубы и принялся выделывать руками всякие знаки.
   Что было потом, Жихарь не мог толком вспомнить. Сосна зависла между двух камней над водопадом. Водяные брызги замерли в воздухе, и ошалевший от страха Жихарь взял повисшую капельку двумя пальцами. Она не растекалась, оставалась прежней и на ощупь была мягкая, точно хлебный катышек.
   Сосна, казалось, застыла на месте - но нет, все-таки двигалась, тихо-тихо, как больная. Жихарь опустил руку вниз, но пена не смочила руки, она была упругой, вроде пленки на киселе. Комель сосны, где пристроился молодой беглец, поднимался вверх. Только сейчас детина заметил, что наступила тишина. Древесный ствол вошел в струю водопада и встал в ней почти отвесно.
   Жихарь откинулся на спину и развел руки назад, цепляясь за ствол; руль он удерживал между колен, только это все равно уже не имело значения.
   Неклюд Беломор не изменил положения, как стоял, так и стоял, не падал, словно вбитый костыль, глядел туда, где прямо под ним и перед ним кипела вода.
   Ствол по водопадной струе кое-как добрался до нижнего уреза воды и стал погружаться в бело-зеленое месиво.
   - Воздуху глотни и рот покрепче запри! - посоветовал дед.
   Тугая белая вода понемногу подступила к горлу, дошла наконец и до ноздрей.
   Жихарь попробовал фыркнуть, выдохнуть - не получилось. Он закрыл глаза.
   Вода была холодная, но не мокрая. К счастью, воздуха в широкой груди хватило надолго, и, когда сосна, неторопливо вынырнув, заняла прежнее положение, Жихарь смог сделать выдох и вдох.
   Тотчас же загудело, заревело за спиной, и сосна полетела на открытую воду.
   Жихарь сел прямо и потрогал себя. Голова была совершенно сухая.
   - Не спи на руле! - гаркнул неклюд. - Правь на остров!
   Сроду не слышал Жихарь, чтобы ниже порогов быть какому-то острову, однако же вот он: маленький, лесистый, нарядный, как по заказу слепленный.
   Жихарь умело шевельнул рулем, и сосна, совсем было собравшаяся вылететь в быструю протоку, выскочила на остров, бороздя обломленными ветвями песок.
   Жихарь с великим облегчением соскользнул со ствола и стал приседать, разминая ноги.
   - Помоги сосне вылезти из воды, - распорядился неклюд.
   Богатырь выпрямился.
   - Отец, - сказал он, собрав всю скупо отпущенную ему природой кротость. - Отец, может, я тебе задолжал чего?
   - А как же! - обрадовался Беломор. - Как же не задолжал! Ты ведь живой остался!
   - Тому сено виной, - с достоинством сказал Жихарь. - Куча сена, да слабый замок, да старый Нурдаль, да Индрик-зверь...
   - Что ты думаешь, трава сама в яме выросла, скосилась и в копну сползлась?
   Замок сам себе дужку перегрыз? Старый разбойник по доброй воле с мешком расстался? А зверя Индрика соловьиная песня разбудила?
   - Сказать-то может любой... - не сдавался Жихарь.
   - Вот как! Тогда ступай, плыви на берег, отправляйся на все четыре стороны!
   Жихарь хмыкнул, повернулся и вошел в реку по колено. До берега было совсем недалеко. Но из воды высунулись по локоть чьи-то громадные зеленые руки и гулко заплескали в ладоши. Вода закипела, перед богатырем замелькали склизкие чешуйчатые тела, засверкали белесые немигающие глаза, защелкали черные зазубренные клешни, зашлепал по воде длинный хвост с шипами на конце. Жихарь поспешно вышел на сушу, приладился к стволу и стал тащить его, кряхтя, стеная и ворча насчет того, что сироту нынче всякий норовит обидеть.
   - Ну, хватит с нее, - сказал неклюд. - Дальше сама пойдет. А ты ступай за мной.
   И двинулся напролом через заросли тальника. Вернее сказать, это Жихарь последовал за ним напролом, поскольку перед волшебным дедом кусты почтительно расступались, а богатыря старались хлестнуть побольнее.
   Избушка, пристроившаяся за тальником под сенью высоченных сосен, непонятно как вымахавших до такой величины на столь малой земле, была довольно убогая. "Не пышно живешь", - с некоторым удовлетворением подумал Жихарь.
   Над порогом была прибита железная подкова величиной с тележное колесо о копыте, для нее предназначенном, и думать было боязно. Жихарь переступил порог вслед за неклюдом. Подкова над его головой тревожно дернулась.
   - Чует, что ты не с простым сердцем идешь, - заметил Беломор. - Она уже не одному лиходею башку проломила.
   Жихарь поежился и ежился потом еще очень долго: внутри избушка была куда больше, чем снаружи, просторней княжеского амбара, длиннее княжеской конюшни. Со стен свисали пучки трав, связки лука, перца и чеснока. К потолочным балкам подвешены были чучела странных зверей, из которых Жихарь мог узнать (и то по чужим рассказам) только крокодила, василиска и Чудо В Перьях. Василиск вовсе был как живой, даже глаза горели пронзительно. Хоть и не каменил его мертвый взгляд, все равно двигаться не хотелось. А по соседству с василиском уж не человек ли висел?
   Завершалась изба большущей беленой печью с двумя устьями: в одном, как положено, виднелись горшки и чугунки, возле другого стояла на столе странной формы посуда, совершенно прозрачная и немыслимо тонкая на вид.
   Никогда бы не поверил Жихарь, что из простого стекла можно сотворить такое.
   - Садись, завтракать будем, - указал дед на лавку. Не желая прослыть нахлебником, Жихарь снял мешок и высыпал на стол все, что там оставалось, включая цепь и золотую ложку. Цепь и ложку хозяин отложил в сторону, а остальное месиво брезгливо смахнул в поганую кадушку. Кадушка, тяжело переваливаясь, направилась к выходу. Жихарь с большим уважением глядел ей вслед. - Жрете что попало, а потом болеете! - сказал Беломор про княжеское угощение.
   Собственный его стол был бедный, если не сказать - скудный: тертая редька с квасом, огурцы, лук, еще какая-то толченая трава, ржаные лепешки и обширная миска меду. Жихарь шарил по избе глазами: не висит ли где чей окорок?
   - Ты, видно, отец, без хозяйки обходишься, - заявил он вместо "спасиба".
   - На здоровье, сынок, - отозвался неклюд. - Кто мою хозяйку увидит, тот трех дней не проживет.
   - Неужели сама?.. - Вымолвить имя Жихарь не посмел. Дед печально кивнул. - Бывает, - важно сказал Жихарь.
   - Что бывает? - взвился Беломор. - Что бывает? Знаешь, каких трудов мне стоило тебя выкупить? Да если бы ты сто лет подряд за жемчугом нырял - и то бы не расплатился!
   - Жаден князь без меры, - кивнул Жихарь.
   - Какой князь? При чем тут князь? Ты что, сущеглупый, не понимаешь, у кого я тебя выкупил? Рожу-то не строй! Ты про книгу "Немая Строка" слыхал? А про Коркиса-Боркиса?
   Богатырь побледнел. Мед из недонесенной до рта золотой ложки капал ему на штаны.
   - То-то, что слыхал! Теперь слушай и покоряйся. Нынче ты мой со всеми потрохами.
   Жихарь совладал с собой, поймал очередную золотистую каплю пальцем и облизал его.
   - Думаю я, отец, раз ты меня великой ценой выкупил, значит, я тебе больше нужен, чем ты мне, - и спокойно потащил ложку в рот.
   - И кто тебя только взлелеял... - вздохнул Беломор.
   - Сирота я, - вздохнул в ответ и Жихарь.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Много дней спорили мастера о том, как заставить колесо вращаться само по себе.
   Вилар де Оннекур
   "...И стали они подвигать каменную плиту в указанное место, и подвигали весьма сильно, и гораздо замучились, и начали вопить, говоря:
   - Вот, понимаешь, подвигаем мы эту плиту уже три дня и три ночи, она же пока не сдвинулась и на воробьиный скок. Горе нам, ибо не тянем мы эту плиту во исполнение воли Светоначальника, и велит он нас обломить, и некому нам помочь, так как нет никого на земле, кроме нас и Пославшего нас подальше.
   Услышал Мироед, что кто-то гундит, и выехал к людям из норы на лыжах, и стал смущать их, говоря:
   - Вот, понимаешь, упираетесь, а пользы нет. Возьму и помогу вам во имя свое. Согласны ли Колесу поклониться и Рычаг применить?
   Приступили они к нему и рекли:
   - Ей, начальник, ты наш отец, а мы твои чада, понял? Тела наши иссохли, плита же ни с места, словно каменная. Колесу твоему поклонимся и Рычаг умело применим, хоть и не ведаем, кто да что они такие, понял?
   И вынул Мироед из бездонного своего загашника Колесо, и показал, как оно получается, и снова спросил:
   - Согласны ли вы, чтобы всякое дело в мире шло, как это Колесо катится и вращается? И возрадовались они, и возгалдели:
   - Ей, начальник, согласны мы на Колесе твоем катиться хотя бы даже до конца времен, понял?
   И культяпый Мироед возрадовался, ибо знал, что у кольца нет конца, и Рычаг даровал просто, в придачу.
   И встал обратно на лыжи, и уехал к себе в нору.
   Они же, ликуя, покатили плиту в указанное место, и скоро там были, и остановились, чая награды от Пославшего их подальше.
   И явился Светоначальник на Толстомясой Птице в облаке мрака, и поволок на них весь гнев свой, восклицая:
   - Вот, понимаешь, я послал вас подальше исполнять волю мою, вы же, силы свои щадя, поддались на искус культяпого Мироеда!
   Люди же объяли себя большим страхом и отвечали:
   - Ей, начальник, мы о том ничего не ведали по своей простоте и до всего своей головой и ногами дошли, понял?
   И запечалился Светоначальник, ибо впервые услышал от них вместо прямой правды кривую враку, и прорек, говоря:
   - Вот, понимаешь, отныне все в мире пойдет по кругу да по кривой, я же мнил привести вас к Сиянию своему путем прямым и кратким. Горе вам, племя ленивое и стремное! С этого часа не дождаться вам Пятого времени года:
   придет за весной лето, за летом осень, за осенью же снова будет вам зима, ибо не оправдали вы высокого доверия моего, козлы похотливые и волки позорные! Мало того, по прошествии лет снова сотворю я вас из чего попало и снова пошлю подальше за каменной плитой, и опять соблазнит вас Мироед проклятым Колесом, и многажды, многажды это повторится, пока не родится среди вас тот, кто все превозможет..."
   Жихарь слышал эту притчу и раньше сто раз - правда, все в ней было совсем не так. Чтобы не выказать себя невеждой, он сплюнул на пол, растер босой пяткой и сказал:
   - Ну и что?
   Старый Беломор скрипнул молодыми зубами.
   - Ты хоть что-нибудь, стыда ради, понял?
   - Чего ж не понять? Дело житейское, случай жизненный. Вот только зря он козлами обзывался, за такие слова можно и по шее... И не люблю я этого нового слога: "прорек", "вопросил"... Можно же по-старому, по-простому...
   Беломор долго вздыхал, потом решил:
   - Ладно. Давай по-другому. Нравится тебе этот мир?
   - Чего уж хорошего! - возмутился богатырь. - Ни за что бросают в яму, потом кормят травой, и то не досыта...
   - Вот и надо в нем все исправить! - вскричал кудесник, и глаза его засветились, что у кота. - Давно, давно пора! Ой, давно! Давным-давно! И древние книги о том твердят, возьмем хотя бы Коркиса-Боркиса того же, "Доктрину циклов"...
   Тут он и в самом деле вытащил на стол небольшую книгу, весьма ветхую. Буквы в ней были мелкие, но такие ровные, что нынешним писцам нипочем так не смочь.
   - "...За бесконечный период число вероятных сочетаний будет исчерпано и Вселенная повторится, - горячился старец. - Ты вновь выйдешь из чрева, вновь окрепнет твоя кость, вновь в твои, те же руки попадет та же самая страница, и ты вновь все переживешь, вплоть до своей немыслимой смерти..."
   "К чему лишку смерть поминать? Шары бы повылазили у твоего Коркиса-Боркиса, - затосковал Жихарь. - И у тебя заодно. И страницы твоей мне даром не надо, потому что надо мне вот что..."
   - Отец, а не найдется ли маленько хмельного? - робко и жалобно вякнул он.
   - Мудрость веков надлежит постигать на свежую голову, - огрызнулся Беломор.
   - Так, теперь обратимся к более свежим источникам. Вот что гласит Аркан Четырнадцатый: "Люди думают, что все вечно встречается, что одно проистекает из прошлого, а другое - из будущего и что время - это множество кругов, вращающихся в разные стороны. Пойми эту тайну и научись различать встречные течения в радужной струе настоящего".
   "Жаль, у нас на столе никаких течений, никаких струй", - вздохнул богатырь, а вслух сказал:
   - Отец, а когда пьяный мед подолгу стоит, он ведь и прокиснуть может!
   Беломор намека не понял, да и не услышал, он не на шутку разошелся, книги сами летели к нему в руки и раскрывались в надлежащих местах. Мудрые слова были Жихарю в основном знакомы - каждое по отдельности, а собранные купно, причиняли голове нестерпимую боль.
   - Познай главную тайну! - вскричал старец, и Жихарь навострил уши: "С этого бы и начинал! Чего людей мучать?"
   А Беломор продолжал:
   - "Мы не знаем, какое сокровище мы ищем: то, которое зарыто нашими предками, или то, которое будет зарыто нашими потомками", - так гласит Аркан Девятый...
   - Да хоть сто девятый, - сказал Жихарь. - Да хоть аркан, хоть петелька.
   Какая разница? Если зарыли люди - значит, надо вырыть...
   - И-эх, ничего-то ты не понял, - простонал Беломор. - Вот из-за таких-то нам и суждено вечно бродить по кругу, будто слепая лошадь на крупорушке...
   - Так у тебя и крупорушка есть? - обрадовался Жихарь. - Давай кашки заварим, пока печка теплая! Ладно кашки-то на ночь глядя поесть, кишки веселятся...
   - Бревно ты, бревно и есть, - чуть не заплакал Беломор. - Я же тебе о судьбах Подвселенной толкую! А ты про кашку да про брюхо свое! Неужели тебе ничего в мире не чудно и не удивительно?
   Богатырь прикинул.
   - Да меня, отец, всего-то две вещи и удивляют на всем белом свете. - И показал два пальца, чтобы мудрец не сбился со счета. - Первое - это почему на небе горят частые звездочки. А второе - отчего я такой добрый и терпеливый при моей-то тяжелой жизни? Другой бы на моем месте давно всех убил, один остался...
   - Глумись, глумись над Категорическим Императивом, - сказал кудесник. Доглумишься...
   - Да я и духа с таким именем не знаю! - отрекся Жихарь, подумав: "Язык наш - враг, а рот - губитель!" И сделал, уж постарался, лицо глупое-глупое, так что даже глаза из голубых стали пустые и прозрачные.
   Беломор поглядел в эту пустоту с последней надеждой, потом похоронил ее там и махнул рукой.
   - Вижу, что у тебя в уме закостенело все от бездумья! Не обойтись нам нынче без Мозголомной Браги - только наутро уж не плачь!
   "Как славно тупорогим-то прикинуться - непременно все, что желается, получишь!" - похвалил себя Жихарь.
   Мозголомная Брага жила в прозрачном сосуде и была такая крепкая, что даже ужас. Она не то что из живота - прямо изо рта бросилась в голову и стала кидаться там из стороны в сторону, ломая умственные подпорки и укрепы.
   Каждое слово, изреченное Беломором, она тут же подхватывала и укладывала, словно кирпичик, на нужное место.
   Жихарь не стерпел и согласился на все сразу.
   - Поломаем Колесо Кармы! - рычал он. - Заплещем Змею Мировому все бельма Полуденной Росой! И пасть порвем! И время выпрямим! Эх, всех убью, один останусь!
   - Вот и молодец, вот и умница, - приговаривал старик.
   Ободренный похвалой, богатырь наклонился к Беломору и таинственным образом спросил:
   - Дедушка, да ты знаешь ли, кто я? И, не дождавшись ответа, отправился врать. Тут и Беломору настал черед охать, ахать и дивиться. В самых страшных и ложных местах своего рассказа Жихарь даже хватал кудесника за плечо - не грохнулся бы старый с лавки от испуга.
   - Ножки, говоришь, были по колено в серебре, а ручки по локоть в золоте? - не верил Беломор.
   - Ага, а во лбу - светлый месяц, по затылку же - ясные звезды!
   - И куда же оно все делось?
   - Злые люди ободрали, - заныл Жихарь. - Сироту всякий норовит обидеть...
   - Тебя обидишь, - хмыкнул старец.
   - Дедушка, - не унимался Жихарь. - А где же мой народ, родня-то моя вся где?
   - А не было - ты их сам себе придумал.
   - Нет, не придумал! Нет, не придумал! Я проверял - все соседи на месте, даже партизане, а моего племени нет, чужие люди кругом живут...
   - Вот видишь. - Беломор решил обратить Жихаревы домыслы себе на пользу. - Это ОНИ у тебя все отняли!
   И во гневе указал долгим пальцем в самый темный угол избы.
   - Кто? - Жихарь грозно уставился в обвиненное место, ища обрести там своих грозных обидчиков и немедля покарать. Но в углу было темно и пусто, трепетал один клочок набитой пылью паутины, а сам паук, должно быть, давным-давно подался отсюда, где ловить ему было решительно нечего.
   - Культяпый Мироед всех съел! - объявил старец.
   - Как же так? - растерялся Жихарь. - Такая большая была земля... Как это в песне-то поется... А, хоть три года скачи, ни до какого царства не доскачешь... А народу-то, народу!
   - Вот Мироед с вашего края прикусывать и начал, - сказал Беломор. Скоро и до всего остального доберется... Но ты ведь ему воспрепятствуешь, так?
   - Истинно так! Истинно так! - подхватил Жихарь и начал воевать тут же, не покидая избы. Заговорили горшки, замелькали ухваты. Чучела под потолком от страха сбились в кучу.
   - А ну, стой! - заорал старец, видя разор. - Ко мне, сюда, о Косорот, Косогор, Филиал, Преднизолон!
   Протрезветь богатырь не протрезвел, но слегка очухался: "Нашел кого призывать на ночь глядя!"
   Беломор достал кусок мела и быстро, не глядя, начертал на столешнице замысловатую фигуру на пять углов. Белые линии засветились, между ними восстали ниоткуда маленькие, но очень противные существа, пучеглазые и скалозубые.
   Богатырь решительно полез под стол с твердым намерением не даваться живым.
   - Успокойся, дурачок глупенький, - сказал кудесник и выволок Жихаря обратно на лавку. - Наперед помни: пугаться таких не следует, они плоские, живут на две мерки, знают лишь длину и ширину, а о высоте и не помышляют и даже нас с тобой не видят...