Устинова Анна. Клятва московской принцессы

Антон Иванов, Анна Устинова
Клятва московской принцессы
Повесть

Глава I

   Дождик с упорной, изнурительной монотонностью выбивал дробь по стеклам. Егор, приподнявшись на кровати, высунулся в окно. Надежда таяла на глазах. Конечно, вроде бы небо сегодня стало чуть менее серым, чем вчера. И дождь льется уже не стеной. Но все равно мокро и сыро! И это называется лето! Долгожданные каникулы! Жизнь на природе! А в Москве, между прочим, стояли такие жара и сушь, что всем вокруг просто манной небесной казалась хотя бы коротенькая гроза.
   Ее каждый день предсказывали. Задыхающийся от зноя город томился в бензиновом мареве. Спасение постоянно откладывалось. Синоптики переносили его на следующий день, объясняя, что циклон неожиданно изменил направление и вместо Москвы унесся куда-то на север.
   Гроза разразилась ровно в день их отъезда. Первые увесистые капли ударили по пыльному заплеванному перрону как раз при посадке в поезд. Они заняли свои места в купе. Егор – нижнюю правую полку, его друг и одноклассник Никифор – верхнюю правую, а мама Никифора, Марина Николаевна, – нижнюю левую.
   Поезд тронулся. Внизу застучали колеса, а сверху загрохотало. На крышу вагона с шумом обрушился ливень. Окно подернула водяная рябь. Ослепительно полыхнула молния. Прямо в их окне. Марина Николаевна громко ойкнула и отшатнулась.
   – Может, мы лучше шторку опустим? – нерешительно предложила она ребятам.
   – Бесполезно, – философски заметил со своей верхотуры Коржик. – Если нас стекло не защитит, то шторка тем более.
   Оглушительно грохнуло. Мама Коржика подскочила.
   – Под небесный салют отъезжаем, – с довольным видом отметил Коржик. – Как вип-персоны.
   Снова сверкнуло и тут же грохнуло. Марина Николаевна, зябко ежась, забилась в угол.
   – Провожает нас Москва, – продолжал ликовать ее сын, – по полной программе. Люблю грозу в начале мая! Хотя нет, не в тему, – поправился он. – Сейчас у нас уже не май. «Мы шли-и под грохот канона-ады!» – дурным голосом затянул он.
   – Замолчи! – прикрикнула на него Марина Николаевна.
   – А чего? Здесь, по-моему, все свои, – возразил Никифор.
   Четвертое место в купе пустовало. Марина Николаевна осторожно выглянула в окно.
   – Ужас какой творится! Как бы пути не залило. Застрянем где-нибудь. А Федор специально приедет нас встречать.
   – Ма, дорога железная. Ее так просто не смыть. Она на такие вещи рассчитана, – заверил сын. – Не по делу волнуешься. И вообще, нервы надо беречь. Уж кому-кому, а тебе надо бы знать об этом. – Мама Никифора работала в психиатрическом отделении одной из московских больниц. – А дядя Федя, если надо, нас подождет. – Он, свесив голову, мечтательно поглядел на Егора. – А прикинь, Орлов, если действительно рельсы смоет, во здорово! Поплывем, как на корабле!
   Пути не размыло. Гроза, однако, не расставалась с поездом, преследуя его с завидным упорством. Коржик сперва ликовал. Это же надо, попали в грозовой фронт! Радость его, впрочем, длилась лишь до того момента, когда им настало время выходить с чемоданами и баулами на станции прямо под проливной дождь. Хлестало как из ведра. И ветер дул такой, что зонта не раскроешь. Да хоть и раскроешь, чем его держать, если руки багажом заняты! Платформа превратилась в бурный горный поток. Все трое мгновенно промокли до нитки.
   В крохотном зале ожидания было неуютно, грязно и пусто. Дядя Федя отсутствовал. Марина Николаевна растерянно озиралась по сторонам.
   – Ничего не понимаю. Он же обещал нас встретить.
   – Да вы позвоните ему. Вдруг у него обстоятельства изменились, – порекомендовал Егор.
   – Как я ему позвоню? Куда? – трагически закатила глаза Марина Николаевна.
   – По мобильнику, – пожал плечами Егор.
   Никифор фыркнул:
   – В этих джунглях, дорогой граф Орлов, мобильная связь не действует. Неохваченная территория.
   Егор удивился:
   – Как же вы с вашим дядей Федей связь поддерживаете?
   – Когда надо, я шлю ему телеграммы, – объяснила Марина Николаевна.
   – А он нам звонит с переговорного пункта в Большой Гореловке, – добавил Коржик. – Короче, Граф, добро пожаловать в каменный век.
   – Пойду к начальнику станции, – поставила на пол свой чемодан и объемную сумку Марина Николаевна. – Они с Федором друзья. Может, он что-то подскажет или поможет.
   Никифор мрачно хохотнул:
   – Ну да. Электровоз в деревню к дяде Феде отрядит. По бездорожью…
   – Мне не нравится твой настрой, – сурово оборвала его мама.
   – А уж как мне не нравится, – впадал во все большую мрачность Никифор. – У меня, между прочим, ботинки полны воды, и за шкирку затекло, и ночевать на скамейке я совершенно не собираюсь.
   – Почему ты все время качаешь права? – рассердилась мама. – Брал бы пример с Егора. Он, между прочим, тоже промок, но в отличие от тебя как воспитанный мальчик молчит. Сядьте и переоденьтесь. А я пошла искать начальника.
   – Много он тебе даст, этот начальник, – с пессимизмом бросил ей вслед сын и начал расстегивать мокрый чемодан.
   Заглянув внутрь, он ничего не вынул.
   – Какой смысл переодеваться, – обосновал он свое решение Егору. – Сейчас ведь по-новой на улицу выйдем и опять точно так же промокнем. Тогда вообще ничего сухого не останется. Да и мокрое куда девать?
   – Ты совершенно прав, – поддержал его друг и собственный чемодан даже не потрудился раскрыть.
   Вскоре появилась Марина Николаевна, и не одна, а в сопровождении двух мужчин.
   – Дядя Федя! – возопил Никифор, бросаясь к огромному бородатому человеку.
   Егор из этого заключил, что второй спутник Марины Николаевны – невысокий, толстенький, лысенький, в плащ-палатке защитного цвета, и есть тот самый начальник станции.
   – А мы думали, ты уж совсем не приедешь! – радостно сообщил дяде Никифор.
   – Завяз, – коротко отозвался тот. – Заглох. Трактор помог.
   – То есть ты повезешь нас домой на тракторе? – Никифор так восхитился, словно им подали по меньшей мере королевскую карету из Букингемского дворца.
   – В некотором смысле, – загадочно произнес дядя. И, протянув руку Егору, добавил: – Федор Николаевич.
   – Егор Орлов, – ответил на крепкое рукопожатие мальчик.
   – Мы разве в тракторе все поместимся? Нас ведь много плюс наш багаж, – не отставал от дяди Никифор.
   – На моей поедем. – Федор Николаевич подхватил разом три чемодана. Два в руки, один – под мышку. – Нам бы засветло добраться.
   – Так ты, значит, машину-то починил? – и на сей раз не унялся Никифор.
   – Оставь дядю в покое! – прикрикнула мама. – Ты можешь умолкнуть хоть на минутку?
   – Активный у вас малец, – то ли с осуждением, то ли с одобрением покачал головой начальник станции.
   Никифор покраснел, заткнулся и надулся. Мальцом он себя совершенно не чувствовал. Как-никак они с Егором уже в восьмой класс перешли. Вполне солидные мужики, а с ними общаются, как с детсадовскими. Сплошное унижение!
   Привокзальная площадь была похожа на озеро, посреди которого, утопая колесами в воде, стоял трактор и прицепленная к нему тросом видавшая виды «Нива». Дядя Федя с энергией катера бодро внедрился в разбушевавшуюся стихию. С такими резиновыми сапожищами, как у него, и Ниагарский водопад перейти не проблема. Егору, Никифору и Марине Николаевне пришлось куда тяжелее. Они брели по колено в воде. Начальник станции, благоразумно оставшись на суше, под спасительным козырьком входа, махал им вслед:
   – Счастливого пути!
   – И вам тоже не утонуть, – тихо буркнул Никифор. – Еще пару таких деньков, и вместе с вокзалом ведь уплывете.
   Марина Николаевна сердито зыркнула на него из-под зонтика. Брат ее обернулся и, оценив ситуацию, принял решение:
   – Заедем в магазин. Сапоги купим. С собой-то небось захватить не догадались.
   – Не догадались, Федя, – призналась Марина Николаевна. – Даже в голову не могло прийти. В Москве ведь жара стояла. А что, у вас тут так часто?
   – Случается, – неопределенно откликнулся ее брат и, подумав, добавил: – Ну и в лес ходить в них надежнее. В смысле, в сапогах.
   – А что там? – насторожилась Марина Николаевна.
   – Всяко бывает, – уклончиво ответил брат.
   – Что конкретно «всяко»? – не удовольствовалась его ответом сестра.
   – Гадюки, – с неохотой выдавил из себя дядя Федя.
   – Кранты. В лес не пустят, – обреченно шепнул Егору Никифор. – Мать даже ужей боится, а тут, конкретно, гадюки.
   – И зачем твой дядя сказал?! – в свою очередь расстроился Егор.
   Марина Николаевна с каменным лицом забралась в «Ниву». Федор Николаевич, привязав к багажнику на крыше их чемоданы и накрыв их полиэтиленовой пленкой, сел за руль и гуднул. Трактор с ревом и скрежетом тронулся.
   Добраться до дяди-Фединого дома им удалось засветло, однако не посуху. Дождь продолжал настойчиво лить. Выбравшись из машины, они стремительно забежали в сени, хотя это и не спасло их. Все трое давно уже вымокли, а за время поездки в холодной машине еще и продрогли. У Егора зуб на зуб не попадал, а круглая и обычно румяная физиономия Коржика стала синей.
   – Горяченького бы чайку, – не успев переступить порог, потребовал он.
   – Иди, ставь чайник, – лаконично отреагировал дядя Федя.
   – Сперва пусть в сухое переоденутся, – возразила Марина Николаевна. – А после и впрямь обязательно нужно что-нибудь горяченькое.
   – Суп есть, – сообщил ее брат.
   – Замечательно, – зябко потерла руки Марина Николаевна.
   – Вы наверх, – указал ребятам на лестницу дядя Федя.
   Они, подхватив чемоданы, поспешили по скрипучим ступенькам в указанном направлении. Федор Николаевич загремел дровами, сложенными возле печки.
   – Ща протопим как следует, и тепло будет, – донесся до них его голос.
   Мальчики обнаружили на втором этаже две комнатенки. Одна явно принадлежала дяде Феде, вторая предназначалась им. В ней стояли два топчана с аккуратно сложенным в изголовье чистым бельем, небольшой платяной шкафчик и этажерка с книгами.
   – Скромненько. На пятизвездный отель, конечно, не тянет, но жить можно. Особенно если погода хорошая, – сказал Коржик. – Ну, когда здесь только ночуешь.
   Мальчики оперативно облачились во все сухое и побежали вниз. На плите уже стояли чайник и большая кастрюля. В печке весело гудел огонь, а дядя Федя резал свежезакупленные хлеб и колбасу. Выкладывая в масленку масло, он сообщил:
   – Домашнее. Соседкино. – И, повернувшись к мальчикам, коротко бросил: – Расставляйте тарелки.
   Вскоре они уже уплетали обжигающие кислые щи с грибами, – то ли действительно жутко вкусные, то ли им так казалось с голодухи. Суп изрядно согрел их. Всех, кроме мамы Коржика, продолжающей зябко ежиться.
   – Сейчас чайку тебе специального на травках заварю, – с тревогой воспринял ее состояние брат. – Выпьешь с медом и малиновым вареньем и полезай на печку. К завтрашнему дню как рукой снимет.
   – На печку не полезу, – воспротивилась Марина Николаевна. – Там очень душно. Мне плохо станет. Да ты, Федя, не волнуйся. Чайком прогреюсь, и пройдет.
   Но не прошло. К утру у Марины Николаевны поднялась температура. Она отчаянно чихала и кашляла, лежа на первом этаже в комнате за печкой. А за окном продолжало беспрестанно лить.
   – Разверзлись хляби небесные, – кратко высказался по сему поводу Федор Николаевич и, натянув на себя огромный брезентовый плащ-палатку, направился кормить кур.
   – А нам теперь чего делать? – спросил Егор у Никифора.
   – Сложный вопрос, – был и сам в замешательстве тот. – Можно книжку почитать или во что-нибудь поиграем, или… – он задумался. – Телевизора нет. Дядя Федя его не любит. Есть только радио.
   Дождь продолжал лить на следующий день и еще на следующий. Мальчики изнывали от скуки. Дядя Федя становился все угрюмее и, как казалось Егору, с каждым днем прибавлял в объеме и росте, сокращая своим присутствием свободное пространство и без того тесного дома. Мама Никифора по-прежнему чихала, сморкалась, кашляла и температурила. От жара у нее болела голова, и она беспрестанно одергивала ребят:
   – Никифор, Егор, умоляю, не топайте, не гремите! И так голова раскалывается!
   Наконец, дождь чуть-чуть приутих, а к полудню сменился на мелкую морось. Дядя Федя, вернувшись с улицы, шумно скинул сапоги и решительно произнес:
   – Погода налаживается. Самое время для рыбалки.
   – Но там, по-моему, еще капает, – нерешительно возразил Егор.
   – Ерунда, – отмахнулся Федор Николаевич. – Не сахарные, не размокнете. Я вам уже приготовил по плащ-палатке, а сапоги у вас уже есть. К ужину как раз карасей наловите.
   – Федя-я, – слабым голосом протянула из маленькой комнаты мама Никифора. – А это не опасно?
   – Нет. Я за ними пригляжу, – пообещал ей брат. – Ну, что расселись? Собирайтесь, – повернулся он к мальчикам. – Наживку я вам приготовил. Удочки в сенях. А клев в мелкий дождь самый лучший.
   – Ты уверен? – с сомнением покосился на дядю Никифор.
   – Совершенно, – энергично кивнул тот и шепотом добавил: – Матери дай хоть немного прийти в себя, оглоед.
   Путаясь в длинных широких плащах, ребята в сопровождении Федора Николаевича вышли из дома. В воздухе плавала водяная взвесь.
   – Сыровато, – поежился Никифор.
   – Я вам термос с чаем в рюкзак положил, – явно не собирался вносить коррективы в намеченный план Федор Николаевич.
   – Нам? – переспросил Егор. – А вы разве не идете?
   – Своих дел полно, – провел рукой по окладистой бороде дядя Федя. – Сейчас доведу вас до лодки, стащим ее в озеро, и рыбачьте себе на здоровье. А я часика через два за вами вернусь.
   – То есть мы не с берега будем ловить? – задал новый вопрос Егор.
   – Берег сейчас что болото. В лодке сподручнее. Там хоть сядете на сухое, – растолковывал ему Федор Николаевич.
   Двадцать минут спустя ребята уже куковали под моросящим дождем в лодке, отплывшей на десяток метров от берега. Кривя пухлые губы, Никифор с безнадежностью созерцал неподвижный поплавок.
   – Развел нас с тобой дядя, Граф, как лохов. Какая же уважающая себя рыба в такую погоду будет клевать! Выперли нас из дома, чтобы мы маме болеть не мешали. В общем-то, если честно, мне самому там уже было тошно сидеть, но здесь, по-моему, еще хуже. У меня от этой лодки клаустрофобия начинается. И ноги мерзнут.
   – А я тебе говорил: надень шерстяные носки, – напомнил Егор.
   – Ну их. Они так колются. Лучше чайку для согрева попить. Где там у нас термос?
   Встав на ноги, он потянулся к рюкзаку. Лодка опасно накренилась.
   – Осторожнее! – взвыл Егор.
   Коржик поторопился плюхнуться на скамью.
   – Лучше б дома остались. Там хоть по лестнице взад-вперед ходить можно.
   – Вот оттого, что ты по ней слишком много ходил, нас с тобой сюда и сослали, – невесело усмехнулся Егор, которому дождевая рыбалка тоже не слишком пришлась по душе.
   – Слушай, а может, смотаем удочки? Ежу ведь понятно: улов нам сейчас не светит. Сядем на весла…
   – И что дальше? – без малейшего воодушевления воспринял его задумку Егор.
   – На том берегу есть хутор, – продолжил Никифор. – Доплывем, зайдем в гости. Узнаем, как у них дела. Погреемся. Может, нас даже там чем-нибудь угостят. А к приходу дяди Феди пригребем на исходную точку. Докладывать ему, конечно, об этом совершенно необязательно. Ну, поплыли?
   – Да уж лучше, чем здесь прозябать, – вздохнул Егор. Он действительно начал мерзнуть.
   Они синхронно заработали веслами. Лодка плавно развернулась и взяла курс на противоположный берег. Движение их согрело и несколько приободрило. Радость, однако, была краткосрочной. На середине озера они попали в полосу густого непроглядного тумана. А так как гребли мальчики, не оглядываясь на то, что творится у них за спинами, молочное облако явилось для них совершеннейшей неожиданностью. Где один берег и где другой – не понятно. Хоть ножом режь этот туман!
   – Я чувствую себя лягушкой в крынке с молоком, – бросив весло, объявил Никифор.
   – Какой еще лягушкой? – не уловил смысла Егор.
   – Ну, той самой, которая, попав в молоко, не утонула, а работала лапами и взбила масло.
   – А-а, – протянул Егор. – Тогда погребли дальше.
   – Вопрос, куда, – озадаченно поскреб затылок Коржиков. – Эх, Граф, зря поплыли. Лучше б остались на месте и подождали дядю.
   – Так идея твоя была, – справедливости ради заметил Егор. И, чуть помолчав, добавил: – Я себя, например, здесь чувствую, как ежик в тумане. Вот сейчас какая-нибудь голова высунется и скажет: «Ку-ку!»
   – Ну, мы же не на Лохнессе, – сказал Никифор.
   – Не понял, – уставился на него Егор.
   – Ну, чья еще морда, кроме чудовища, может высунуться из тумана посреди озера. Чудовищ здесь точно нет. Только рыба, и в основном мелкая. Слушай, по-моему, там просвет намечается. Курс на него.
   Туман и впрямь понемногу рассеивался. Ребята вроде бы даже смогли разглядеть смутные очертания деревьев.
   – Видно, мы все же подходим к противоположному берегу, – обрадовался Никифор. – Налегай на весла.
   Однако он почти тут же остановил Егора:
   – Погоди! Смотри!
   Тот оглянулся и изумленно замер. В нескольких метрах от них плыла… девушка с длинными белыми волосами. Нет, она не плыла, потому что в воду была погружена лишь по пояс.
   – Но там же глубоко, – ошарашенно прошептал Никифор.
   Белые длинные волосы девушки струились по ее спине и скрывались под водой. Она беззвучно и плавно двигалась вперед, опустив руки в воду. В воде за ней что-то мелькнуло.
   – Эт-то р-русалка, – заикаясь, выдохнул Никифор. – М-мы п-погибли.

Глава II

   Голос его, по-видимому, достиг ушей белокурой девушки, и она, обернувшись, расхохоталась:
   – Тут же мостки! От дождя озеро разлилось, вот они теперь и под водой. А вы подумали… – Новый взрыв ее смеха звонкой трелью разнесся по воде. – Решили, я всплыла вас околдовать?
   Никифор покраснел.
   – Нет, просто странно. Я же знаю: здесь глубоко. Дна нету. И плыть так нельзя. Да и холодновато сейчас для купания.
   – Разве? – удивилась девушка.
   Приглядевшись, ребята поняли: она их постарше, но не намного, от силы года на три.
   – А по-моему, вода даже теплее, чем воздух, – с удовольствием окунувшись по самую шею, девушка снова выпрямилась. – Мне лично нравится. Вы сами-то откуда? С того берега?
   – Да, – Коржиков расправил плечи и чуть приподнялся на скамье, стремясь казаться взрослее и выше. – Из Москвы на отдых приехали. К дяде моему Федору Николаевичу. Лесничему. Знаешь?
   По лицу девушки пробежала тень, однако она кивнула. Он тем временем продолжал:
   – Меня зовут Никифор Коржиков…
   Девушка прыснула. Никифор сердито зарделся и добавил:
   – А это мой лучший друг Егор Орлов.
   – А я Марена, – назвалась девушка. – Можно просто Мара.
   – Ты, наверное, к Косачевым приехала, – предположил Никифор.
   – Да нет, – покачала головой Мара. – Они еще осенью отсюда съехали.
   – Правда? – удивился Никифор. – А я не знал.
   – Теперь будешь знать, – покивала она. – Дом их теперь стоит заколоченный. А я у бабушки поселилась на лето.
   – У бабушки? – удивился Коржиков. – Имеешь в виду Потылиху? Но она ж… – он осекся.
   – Уж начал, так договаривай, – опять засмеялась Мара. – Ведьма. Думаешь, я не знаю, как в деревне ее называют.
   – Ну-у… – замялся Коржик. – В некотором смысле… оно… это… да.
   – В некотором смысле, – передразнила Мара. – А как что у кого заболит, мигом к ней бегут. Больница-то далеко, а фельдшеру из Большой Гореловки хороший хозяин даже свинью лечить не доверит, а сам уж точно к нему не пойдет.
   – Ну да. – Коржиков был в курсе местных проблем с медициной.
   Егор, слушая их разговор, с интересом разглядывал девушку. Кем бы там ни была ее бабушка, сама она на ведьму совершенно не походила. Скорей уж действительно на русалку. Красивая. Лицо с нежной и очень белой кожей. Черты правильные. Огромные зеленовато-серые глаза. Тонкие и неожиданно темные брови вразлет. Короткий прямой носик. Пухлые губы, правда, не алые, а какие-то слишком светлые. Наверное, от холода. Явно врет, что в воде ей сейчас тепло.
   – Ты куда-то конкретно по этим мосткам направлялась? – спросил он у нее. – А то залезай к нам в лодку. Мигом доставим до берега.
   – Ничего конкретного, – покачала головой Мара. – Просто решила проверить, насколько вода поднялась. А заодно и купнуться. Дома за эти дни насиделась. Только лодка мне ваша без надобности. Своим ходом скорее вас доберусь. Давайте наперегонки. А потом приглашаю в гости. – Глаза ее задорно блеснули. – Если, конечно, ведьм не боитесь.
   – Никаких ведьм нет! – с вызовом вздернул голову Никифор. – Во всяком случае, я в них не верю.
   – Да ты не волнуйся, – отозвалась Мара. – Бабушка сейчас все равно в отъезде. Так что можете зря не бояться.
   – Мы и не боимся, – заверил Егор.
   Посетить жилище ведьмы в ее отсутствие – это ли не развлечение, особенно после трех дней, проведенных в тесном домике дяди Феди! Ведь ведьма почти то же самое, что колдун или кудесник. На мальчика нахлынули воспоминания. Последнее время он как-то почти не думал о другом мире, в котором ему пришлось побывать уже дважды. Зоя, Белка, Христофор Павлович… Образы их подернулись дымкой, вытесненные круговертью окончания учебного года. Потом была еще практика, во время которой они с Никифором и другими одноклассниками под палящим солнцем приводили в порядок небольшой зеленый островок возле здания школы.
   Теперь вместе с воспоминаниями на него накатила смутная тревога. Как они там, в другой Москве? Что происходит в Башне? Проявили ли себя Зоины враги, и разбудил ли уже кудесник Зою, пребывавшую в таком глубоком сне, что непосвященные считали ее мертвой? Вдруг у них что-нибудь сорвалось? Но он гнал от себя нехорошие мысли. Ведь старый кудесник заверил его, что с Зоей все будет в порядке, и сон, в который он ее ввел, не причинит ей ровно никакого вреда. Как Егору снова хотелось бы снова попасть туда и убедиться в этом воочию! Но он не властен самостоятельно открыть путь в другой мир. И когда представится случай, неизвестно. Может, вообще никогда. В таком случае ему больше не узнать ничего о Зое, а ей не узнать, что случилось с ним. Егор тяжело вздохнул.
   – Что-то я тебе не верю! Вон как поскучнел! – уже прыгала на берегу стройная длинноногая Мара. – Уж признайся честно, что поджилки трясутся!
   – Было б с чего трястись, – буркнул Коржик, хотя слова Мары были обращены к Егору, чей задумчивый вид она приняла за испуг. – Он твою бабушку даже ни разу не видел.
   – Из чего я делаю вывод, что ты сам с моей бабушкой встречался, и не без последствий! – ехидно воскликнула девушка. – Дай-ка, попробую угадать. Она, наверное, на тебя гуся натравила.
   – Откуда ты знаешь? – вытаращился Никифор.
   – Так я же ведьмина внучка, а значит, всех насквозь вижу, – явно подначивала его Мара. – Ведь права я, да?
   – Было дело, – выдавил из себя Коржиков. – Я на велике дяди-Федином к Косачевым приехал, а цыплята твоей бабушки мне прямо под колеса бросились. Чуть не задавил. Тут она своему гусю «фас» и скомандовала.
   – Он у нее чего, дрессированный? – заинтересовался Егор.
   – Мне-то почем знать, – огрызнулся Коржик. – Только он на меня, как зомби, сразу попер. Крыльями захлопал, шипит. Огромный, жирный. Тонну, наверное, весит. Еле удрать удалось.
   Девушка спряталась за кустом.
   – Сейчас переоденусь и поведу вас к себе, – раздалось оттуда.
   «Факт, замерзла, – снова подумал Егор. – И что ее на подвиги потянуло? Холодрыга ведь, а она – купаться. И ладно бы плавала, это хоть согревает, а то просто бродила. С прибабахом девчонка. Впрочем, бабушка у нее, видать, тоже неординарная. Ясно, в кого внучка пошла».
   Мара предстала им облаченная в джинсы и резиновые сапоги. Поверх коротенькой майки она натянула куртку с капюшоном.
   – Давайте затащим лодку повыше, – посоветовала она. – А то вдруг вода еще поднимется и унесет ваше плавсредство на середину озера. Боюсь, Ники, твой дядя тебя за это не похвалит.
   – Я не Ники, а Ник, – строго поправил ее Коржиков.
   – А мне больше нравится Ники, – сказала Мара. – Но, вообще-то, как хочешь.
   – Да пожалуйста, называй Ники, – с неожиданной легкостью уступил тот.
   Егор не верил своим ушам. Никифор обычно крайне болезненно относился к любым искажениям своего имени. Он только Егору позволял называть себя Ником, и то исключительно потому, что это звучало кратко и мужественно. В классе его частенько дразнили: «Не кефирчик, а сметана с коржиком». Он впадал в полную ярость и кидался на обидчиков с кулаками, но так как был невысоким и пухленьким, да и не слишком ловким, ему самому в большинстве случаев и доставалось.
   Втроем они затащили лодку на возвышение и побрели по тропинке вверх меж густых зарослей, за которые еще продолжали цепляться клочья густого тумана. Дождь продолжал моросить, с веток капало. Не слишком уютно. Мара, однако, бодро шествовала впереди.
   Егору было сперва невдомек, чем она так довольна. Потом он сообразил, что ей тут одной, наверное, очень скучно. Никого ведь вокруг, кроме бабушки, у которой характер явно не сахар. Вот Мара и радуется неожиданно обретенной компании. К тому же она не из местных, а гореловские ребята вряд ли горят желанием общаться с внучкой ведьмы. Предрассудки – страшная сила. Интересно, откуда Мара приехала?
   Он как раз хотел ее об этом спросить, когда впереди показался дом. Черная покосившаяся двухэтажная изба. Все окна и двери забиты закопченными подгнившими досками.