Страница:
Сношения герцога с королем начались уже в конце 1577 года[297]. Баторий поручил вести переговоры с Магнусом виленскому воеводе Николаю Радзивиллу[298], который советовал королю поставить герцога во главе управления Ливониею на условиях феодальной зависимости[299].
О немедленном возвращении потерь в Ливонии нельзя было пока и думать Иоанну, так как приходилось действовать против Шведов, которые летом 1578 года причинили немало вреда русским[300].
Только в октябре этого года московские воеводы, отняв у Шведов замок Оберпален, сделали опять попытку взять Венден. После непродолжительной осады[301] им удалось уже разрушить стену крепости[302]. Но на выручку ее поспешило польско-литовское войско под начальством Андрея Сапеги и Матвея Дембинского. Соединившись с шведским отрядом, которым командовал Георг Бойе[303], оно стало переправляться через реку Аа (Говью). Тогда Москвитяне бросились на врага, чтоб оттеснить его назад за реку, но безуспешно. Завязался жаркий бой, и Русские, несмотря на свое численное превосходство[304], были побеждены. Часть русского войска была обращена в бегство[305], причем с поля битвы бежал и главный воевода, князь Иван Юрьевич Голицын[306]. Но зато воины, оставшиеся на поле сражения, засев в окопах, мужественно оборонялись всю ночь и только на следующее утро после отчаянного боя в окопах, когда враги ворвались сюда, сложили оружие, причем убито было несколько воевод и много простых воинов[307].
Андрей Сапега
Враги завладели всем лагерем, многочисленной артиллерией и захватили в плен 9 воевод и многих солдат[308], но сами потерпели незначительный урон[309]. Русские пленные отправлены были к королю в Гродну, а пушки в Вильну[310].
Это поражение встревожило Иоанна. Понимая, что война неизбежна, и сам готовясь к ней, он попытался затянуть переговоры, чтоб иметь больше времени приготовиться к борьбе. Поэтому он отпустил теперь Баториева гонца Гарабурду и сам послал от себя к королю гонца Андрея Тимофеева с предложением вести новые переговоры относительно Ливонии: пусть король присылает к нему для этой цели своих великих послов, скрепив предварительно присягой состоявшийся уже перемирный договор.
Пушки времен Ивана Грозного в одном из ливонских замков
Ведя дипломатические переговоры о мире, Иоанн в то же время, подобно Баторию, делал приготовления к войне, притом в больших размерах. Он уже в декабре 1578 года решил с боярами и духовенством «идти на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю»[311]. Затем царь отправился в Новгород, где принимал великое посольство, возвратившееся из Кракова (15-го июля)[312]. Послы доносили царю, что Баторий идет к московским границам, но что следуют за ним немногие охочие люди из литовской шляхты, из польских же панов и шляхты никто не идет. «Король говорил панам, чтоб шли с ним всею землею в Ливонию доступать тех городов, которые Москва захватила, но паны ему отговаривают, чтоб он и в Ливонию не ходил, а послал бы наемных людей защищать те города, которые за ним, а над другими промышлять. А во всей земле – в Польше и Литве, у шляхты и у черных людей, у всех одно слово, что у них Стефану королю на королевстве не быть, а пока у них Стефан король на королевстве будет, до тех пор ни в чем добру не бывать, а сколько им себе государей не выбирать, кроме сыновей московского государя или датского короля, никого им не выбрать; а больше говорят во всей земле всякие люди, чтоб у них быть на государстве московского государя сыну». «Донесения послов были справедливы», говорит Соловьев[313], а мы скажем – нет. Баторий не мог уговаривать панов, чтоб шли с ним всей землей в Ливонию, потому что понимал всю непригодность земского ополчения для военного дела. Паны не могли отговаривать, чтоб Баторий не ходил в Ливонию, потому что сейм 1578 года согласился на установление налогов только под условием личного участия короля в войне[314]. О низложении Батория могли говорить послам только немногочисленные его противники. Донесения были ложны, а между тем на них Иоанн строил свои завоевательные планы относительно Ливонии и Литвы; эти донесения должны были вселять в него уверенность, что можно будет легко осуществить задуманное предприятие. Иоанн собрал громадные войска против Батория: численность их доходила, по словам папского нунция Калигари, до 200 000 человек; один царский полк заключал в себе 40 000 воинов[315]. Но эта исполинская масса была плохо организована и дисциплинирована, чужда тому военному искусству, которое давало победы войску Батория. К тому же она не имела хорошего руководителя, каким для своего войска являлся Баторий, проницательный, в высшей степени даровитый или даже, как хотят некоторые исследователи[316], гениальный стратег. У Иоанна не было плана военных действий, какой до начала войны составил себе польский король. Царь мог только принять решение идти «на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю», но по какому плану следует это решение исполнить, над этим вопросом он не задумывался. Он сразу принужден был вести оборонительную войну, хотя и предпринимал наступательную, хотя замыслы Батория должны были быть известны ему, по крайней мере, по слухам. Правда, поход на Полоцк решен был Баторием окончательно только в самый момент выступления в поход, однако намерения королевские были уже раньше известны. Иоанн ограничивался только угрозами, что если король пойдет на Полоцк, то он двинется на Вильну[317].
Силы Батория были гораздо меньше: они доходили до 60 000 человек. Но всеми этими силами король не мог воспользоваться: он должен был отрядить одну часть на соединение со Шведами, с которыми он желал поддерживать дружественные отношения[318], другую – на защиту различных крепостей государства, так что свободным оставался отряд в 40 000 человек[319].
Несмотря на численное превосходство московской армии, и несмотря на то, что из Польши и Литвы приходили желанные известия о затруднительности положении Батория, Иоанн мог тревожиться за успешный исход борьбы с королем. После битвы при Вендене успехи войск Баториевых не прекратились. Литовский гетман надворный Христофор Радзивилл, сын виленского воеводы, сжег город Дерпт, опустошил его окрестности, разрушил довольно сильную крепость Киремпе, захватил несколько вражеских орудий и много пленных[320] (в марте 1579 г.).
Окончив приготовления к походу, Баторий отправил к Иоанну гонца Вацлава Лопацинского с письмом, в котором объявлял царю войну, мотивируя свое решение так. Иоанн нарушил перемирие, вторгнувшись сам со своим старшим сыном в Ливонскую земно: бросился ты, – говорит Баторий, – на христианский народ, наших подданных, производя резню и кровопролитие, к чему ты улучил время, когда мы отъехали в отдаленные стороны наших государств, завладел ты нашими некоторыми замками вероломно, умерщвляя невинных людей». Царь требует уступки Риги и Курляндской земли, предъявляет притязания на право владеть наследственно Литвой и Польшей. Он ведет войну не только в Ливонии, но и в Витебской земле, где он недавно построил замок Усвят и куда он посылает свои войска. Договорная грамота, данная царем, заключала в себе условия, на которые королевские послы не давали своего согласия. Тем не менее царь «вероломным обычаем» скрепил ее присягою. Поэтому он, Баторий, не может этой договорной грамоты принять и отсылает ее назад царю[321].
Рига в конце XVI в.
Вскоре после этого (30-го июня) король двинулся из Вильны в Свирь, где он созвал военный совет, чтобы решить окончательно вопрос, в каком направлении предпринимать поход против врага. Литовцы советовали королю идти на Псков: этот город плохо укреплен, говорили они, его стены пришли в ветхость, враг не ожидает нападения на этот пункт, а потому крепостью можно будет легко завладеть[322]. Здесь сосредоточены главные неприятельские силы, вследствие чего удачный удар, направленный сюда, скоро положит конец войне. Баторий высказался против этого взгляда. Осаждать Псков было, по мнению короля, при теперешнем положении дел противно правилам военного искусства, так как пришлось бы в таком случае оставить у себя в тылу несколько неприятельских крепостей. Цель настоящей войны – освобождение Ливонии, но для достижения этой цели надо выбрать самые подходящие средства. Вести войну в самой Ливонии неудобно: она слишком разорена, вследствие чего войска будут страдать от недостатка продовольствия; в ней слишком много замков и добывание их замедлит ход военных действий. Следует прежде всего взять Полоцк, потому что эта крепость угрожает Литве и даже самой столице ее Вильне, потому что неприятель посылает из Полоцка вспомогательные войска и продовольствие в ливонские крепости, потому что этот город господствует над течением Двины и является важным торговым пунктом; с его взятием плавание по Двине сделается вполне свободным, что имеет существенное значение для торговых сношений Риги, которые теперь останавливаются постоянными нападениями неприятеля. На эти соображения короля некоторые замечали, что Полоцк – сильная крепость, снабженная военными снарядами в большом количестве, поэтому взять ее будет трудно, а неудача в начале войны может отозваться пагубно на всем ее ходе. Король возражал на это, что именно в начале войны, пока силы армии еще свежи и бодр ее дух, и следует приступить к осаде крепости; неприятель, потеряв самую сильную крепость, потеряет веру в свои собственные силы, между тем как солдаты-победители укрепятся еще более в надежде на успешное ведение дальнейших предприятий. Король заключал, что не следует уклоняться от задуманного еще раньше плана войны. Так решен был поход на Полоцк.
Русские войска атакуют Полоцк. Гравюра XVI в.
Выступая в этот поход, Баторий постарался обеспечить фланги своей армии следующим образом. Он мог ожидать нападения Иоанна с востока, со стороны Смоленска, и с запада, со стороны Жмуди, так как Иоанн заявлял, что Курляндия – его вотчина. Правый фланг своей армии Баторий приказал защищать оршанскому старосте Филону Кмите, а левый – жмудскому каштеляну Ивану Тальвошу. Движение Иоанна на Курляндию, которое предвидел Баторий, не замедлило последовать. Находясь в Пскове, царь выслал в Курляндию (1-го августа) воевод князя Хилкова и Безнина, с отрядом, в котором было 20 000 нагайских и казанских Татар. Перейдя Двину у Кокенгаузена, отряд вторгнулся в Курляндию и сильно опустошил ее. Экспедиция этим и ограничилась, так как Иоанн, узнав об осаде Полоцка, отозвал это войско назад[323].
Защитив фланги своей армии, Баторий двинулся из Свири через Поставы и Глубокое к Десне[324], выслав вперед к Полоцку Николая Радзивилла с сыном и Каспара Бекеша, чтобы они, став под стенами Полоцка, помешали неприятелю усилить гарнизон крепости[325]. По пути к королю присоединились отряды троцкого воеводы Стефана Збаражского, полоцкого воеводы Николая Дорогостайского и некоторых частных лиц. В Дисне Баторий произвел смотр войскам (17-го июля). Одни отряды были вооружены по-казацки: они имели луки, сабли, шлемы, панцири и копья, чтобы колоть ими врага при нападении и метать их в него, когда он бежит. У других отрядов, вооруженных по-татарски, на шеях лошадей были привязаны куски тафты, похожие на бороды. Лошади легко вооруженных солдат были покрыты шкурами волков или тигров, кроме того, лошади вельмож украшены были драгоценными камнями, жемчугом, золотом и шелком; оружие вызолочено и также усеяно драгоценными камнями[326].
В Дисне присоединились к армии запоздавшие отряды виленского каштеляна Ивана Ходкевича, минского каштеляна Ивана Глебовича и других панов, равно как и немецкие наемники, предводимые Христофором Розражевским и Эрнестом Вейером[327].
Войска представлялись в отличном виде. Великий гетман поддерживал среди них строгую дисциплину. В речи, обращенной к солдатам, он запрещал им осквернять храмы и делать насилия над женщинами даже в неприятельской стране[328].
В то время как главная армия двигалась к Полоцку, литовские казаки завладели замками Козьяном (28-го июля) и Красным (31-го июля), а Венгры и Литовцы – Ситном (4-го августа)[329]. Баторий хотел сначала ударить на крепость Сокол, находившуюся между реками Дриссою и Нищею, на псковской дороге, опасаясь, чтобы из этого замка Москвитяне не мешали подвозу провианта его армии, что они могли легко делать, получая совершенно свободно подкрепления из Пскова. Однако, посоветовавшись с гетманом Мелецким, король оставил это намерение, не желая терять дорогого времени добыванием незначительных замков, и направился к Полоцку. Сюда раньше короля прибыл скорым маршем Николай Радзивилл, которого король еще в начале марта 1578 года назначил великим гетманом литовским[330].
Радзивилл должен был воспрепятствовать проведению подкреплений полоцкому гарнизону; однако небольшой отряд Москвитян успел за два дня до прихода королевского авангарда проникнуть в крепость. Радзивилл занял ближайший к крепости пост и преградил всякий доступ в нее[331]. В Полоцк же он отправил королевскую грамоту, которую приказано было распространять повсюду среди жителей полоцкой области. В этой грамоте Баторий, изложив обстоятельно причины, побудившие его начать войну с московским царем, обещал всем, которые подчинятся его войскам добровольно вместе с замками, городами и поместьями, сохранить их обычаи, веру и их права и далее все это приумножить, если они только приобретут благорасположение короля за свою верную службу. Тем, которые не пожелают изъявить покорности, Баторий приказывал удалиться из своих замков, земель и городов, ибо в противном случае они, сопротивляясь королевским войскам, подадут повод к кровопролитию и навлекут на себя плен и строгость меча. Ослушники, – так оканчивал свою грамоту Баторий, – не могут винить его и рыцарство его войск, за то, что произойдет, ибо они упорствовать будут против самой справедливости[332].
Грамота эта не произвела желанного действия. Полоцкие воеводы, увидев неприятеля, вывели свои войска из-за укреплений и выстроили их в боевой порядок у самых ворот крепости, но затем без боя удалились назад в город. Тогда литовская конница бросилась их преследовать, гнала вплоть до самой крепости и успела убить несколько человек[333].
Наконец 11-го августа прибыл и сам Баторий[334]. Королевскому войску пришлось совершить весьма утомительный переход. Солдаты должны были прорубать себе просеки в густых лесах, которые успели вырасти с тех пор, как Иоанн взял Полоцк (в 1563 г.), потому что поля не возделывались; приходилось идти по запущенным топким дорогам, которые от проливных дождей сделались еще непроходимее. Все это замедляло движение армии[335].
О немедленном возвращении потерь в Ливонии нельзя было пока и думать Иоанну, так как приходилось действовать против Шведов, которые летом 1578 года причинили немало вреда русским[300].
Только в октябре этого года московские воеводы, отняв у Шведов замок Оберпален, сделали опять попытку взять Венден. После непродолжительной осады[301] им удалось уже разрушить стену крепости[302]. Но на выручку ее поспешило польско-литовское войско под начальством Андрея Сапеги и Матвея Дембинского. Соединившись с шведским отрядом, которым командовал Георг Бойе[303], оно стало переправляться через реку Аа (Говью). Тогда Москвитяне бросились на врага, чтоб оттеснить его назад за реку, но безуспешно. Завязался жаркий бой, и Русские, несмотря на свое численное превосходство[304], были побеждены. Часть русского войска была обращена в бегство[305], причем с поля битвы бежал и главный воевода, князь Иван Юрьевич Голицын[306]. Но зато воины, оставшиеся на поле сражения, засев в окопах, мужественно оборонялись всю ночь и только на следующее утро после отчаянного боя в окопах, когда враги ворвались сюда, сложили оружие, причем убито было несколько воевод и много простых воинов[307].
Враги завладели всем лагерем, многочисленной артиллерией и захватили в плен 9 воевод и многих солдат[308], но сами потерпели незначительный урон[309]. Русские пленные отправлены были к королю в Гродну, а пушки в Вильну[310].
Это поражение встревожило Иоанна. Понимая, что война неизбежна, и сам готовясь к ней, он попытался затянуть переговоры, чтоб иметь больше времени приготовиться к борьбе. Поэтому он отпустил теперь Баториева гонца Гарабурду и сам послал от себя к королю гонца Андрея Тимофеева с предложением вести новые переговоры относительно Ливонии: пусть король присылает к нему для этой цели своих великих послов, скрепив предварительно присягой состоявшийся уже перемирный договор.
Ведя дипломатические переговоры о мире, Иоанн в то же время, подобно Баторию, делал приготовления к войне, притом в больших размерах. Он уже в декабре 1578 года решил с боярами и духовенством «идти на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю»[311]. Затем царь отправился в Новгород, где принимал великое посольство, возвратившееся из Кракова (15-го июля)[312]. Послы доносили царю, что Баторий идет к московским границам, но что следуют за ним немногие охочие люди из литовской шляхты, из польских же панов и шляхты никто не идет. «Король говорил панам, чтоб шли с ним всею землею в Ливонию доступать тех городов, которые Москва захватила, но паны ему отговаривают, чтоб он и в Ливонию не ходил, а послал бы наемных людей защищать те города, которые за ним, а над другими промышлять. А во всей земле – в Польше и Литве, у шляхты и у черных людей, у всех одно слово, что у них Стефану королю на королевстве не быть, а пока у них Стефан король на королевстве будет, до тех пор ни в чем добру не бывать, а сколько им себе государей не выбирать, кроме сыновей московского государя или датского короля, никого им не выбрать; а больше говорят во всей земле всякие люди, чтоб у них быть на государстве московского государя сыну». «Донесения послов были справедливы», говорит Соловьев[313], а мы скажем – нет. Баторий не мог уговаривать панов, чтоб шли с ним всей землей в Ливонию, потому что понимал всю непригодность земского ополчения для военного дела. Паны не могли отговаривать, чтоб Баторий не ходил в Ливонию, потому что сейм 1578 года согласился на установление налогов только под условием личного участия короля в войне[314]. О низложении Батория могли говорить послам только немногочисленные его противники. Донесения были ложны, а между тем на них Иоанн строил свои завоевательные планы относительно Ливонии и Литвы; эти донесения должны были вселять в него уверенность, что можно будет легко осуществить задуманное предприятие. Иоанн собрал громадные войска против Батория: численность их доходила, по словам папского нунция Калигари, до 200 000 человек; один царский полк заключал в себе 40 000 воинов[315]. Но эта исполинская масса была плохо организована и дисциплинирована, чужда тому военному искусству, которое давало победы войску Батория. К тому же она не имела хорошего руководителя, каким для своего войска являлся Баторий, проницательный, в высшей степени даровитый или даже, как хотят некоторые исследователи[316], гениальный стратег. У Иоанна не было плана военных действий, какой до начала войны составил себе польский король. Царь мог только принять решение идти «на свое государство и земское дело, на немецкую и литовскую землю», но по какому плану следует это решение исполнить, над этим вопросом он не задумывался. Он сразу принужден был вести оборонительную войну, хотя и предпринимал наступательную, хотя замыслы Батория должны были быть известны ему, по крайней мере, по слухам. Правда, поход на Полоцк решен был Баторием окончательно только в самый момент выступления в поход, однако намерения королевские были уже раньше известны. Иоанн ограничивался только угрозами, что если король пойдет на Полоцк, то он двинется на Вильну[317].
Силы Батория были гораздо меньше: они доходили до 60 000 человек. Но всеми этими силами король не мог воспользоваться: он должен был отрядить одну часть на соединение со Шведами, с которыми он желал поддерживать дружественные отношения[318], другую – на защиту различных крепостей государства, так что свободным оставался отряд в 40 000 человек[319].
Несмотря на численное превосходство московской армии, и несмотря на то, что из Польши и Литвы приходили желанные известия о затруднительности положении Батория, Иоанн мог тревожиться за успешный исход борьбы с королем. После битвы при Вендене успехи войск Баториевых не прекратились. Литовский гетман надворный Христофор Радзивилл, сын виленского воеводы, сжег город Дерпт, опустошил его окрестности, разрушил довольно сильную крепость Киремпе, захватил несколько вражеских орудий и много пленных[320] (в марте 1579 г.).
Окончив приготовления к походу, Баторий отправил к Иоанну гонца Вацлава Лопацинского с письмом, в котором объявлял царю войну, мотивируя свое решение так. Иоанн нарушил перемирие, вторгнувшись сам со своим старшим сыном в Ливонскую земно: бросился ты, – говорит Баторий, – на христианский народ, наших подданных, производя резню и кровопролитие, к чему ты улучил время, когда мы отъехали в отдаленные стороны наших государств, завладел ты нашими некоторыми замками вероломно, умерщвляя невинных людей». Царь требует уступки Риги и Курляндской земли, предъявляет притязания на право владеть наследственно Литвой и Польшей. Он ведет войну не только в Ливонии, но и в Витебской земле, где он недавно построил замок Усвят и куда он посылает свои войска. Договорная грамота, данная царем, заключала в себе условия, на которые королевские послы не давали своего согласия. Тем не менее царь «вероломным обычаем» скрепил ее присягою. Поэтому он, Баторий, не может этой договорной грамоты принять и отсылает ее назад царю[321].
Вскоре после этого (30-го июня) король двинулся из Вильны в Свирь, где он созвал военный совет, чтобы решить окончательно вопрос, в каком направлении предпринимать поход против врага. Литовцы советовали королю идти на Псков: этот город плохо укреплен, говорили они, его стены пришли в ветхость, враг не ожидает нападения на этот пункт, а потому крепостью можно будет легко завладеть[322]. Здесь сосредоточены главные неприятельские силы, вследствие чего удачный удар, направленный сюда, скоро положит конец войне. Баторий высказался против этого взгляда. Осаждать Псков было, по мнению короля, при теперешнем положении дел противно правилам военного искусства, так как пришлось бы в таком случае оставить у себя в тылу несколько неприятельских крепостей. Цель настоящей войны – освобождение Ливонии, но для достижения этой цели надо выбрать самые подходящие средства. Вести войну в самой Ливонии неудобно: она слишком разорена, вследствие чего войска будут страдать от недостатка продовольствия; в ней слишком много замков и добывание их замедлит ход военных действий. Следует прежде всего взять Полоцк, потому что эта крепость угрожает Литве и даже самой столице ее Вильне, потому что неприятель посылает из Полоцка вспомогательные войска и продовольствие в ливонские крепости, потому что этот город господствует над течением Двины и является важным торговым пунктом; с его взятием плавание по Двине сделается вполне свободным, что имеет существенное значение для торговых сношений Риги, которые теперь останавливаются постоянными нападениями неприятеля. На эти соображения короля некоторые замечали, что Полоцк – сильная крепость, снабженная военными снарядами в большом количестве, поэтому взять ее будет трудно, а неудача в начале войны может отозваться пагубно на всем ее ходе. Король возражал на это, что именно в начале войны, пока силы армии еще свежи и бодр ее дух, и следует приступить к осаде крепости; неприятель, потеряв самую сильную крепость, потеряет веру в свои собственные силы, между тем как солдаты-победители укрепятся еще более в надежде на успешное ведение дальнейших предприятий. Король заключал, что не следует уклоняться от задуманного еще раньше плана войны. Так решен был поход на Полоцк.
Выступая в этот поход, Баторий постарался обеспечить фланги своей армии следующим образом. Он мог ожидать нападения Иоанна с востока, со стороны Смоленска, и с запада, со стороны Жмуди, так как Иоанн заявлял, что Курляндия – его вотчина. Правый фланг своей армии Баторий приказал защищать оршанскому старосте Филону Кмите, а левый – жмудскому каштеляну Ивану Тальвошу. Движение Иоанна на Курляндию, которое предвидел Баторий, не замедлило последовать. Находясь в Пскове, царь выслал в Курляндию (1-го августа) воевод князя Хилкова и Безнина, с отрядом, в котором было 20 000 нагайских и казанских Татар. Перейдя Двину у Кокенгаузена, отряд вторгнулся в Курляндию и сильно опустошил ее. Экспедиция этим и ограничилась, так как Иоанн, узнав об осаде Полоцка, отозвал это войско назад[323].
Защитив фланги своей армии, Баторий двинулся из Свири через Поставы и Глубокое к Десне[324], выслав вперед к Полоцку Николая Радзивилла с сыном и Каспара Бекеша, чтобы они, став под стенами Полоцка, помешали неприятелю усилить гарнизон крепости[325]. По пути к королю присоединились отряды троцкого воеводы Стефана Збаражского, полоцкого воеводы Николая Дорогостайского и некоторых частных лиц. В Дисне Баторий произвел смотр войскам (17-го июля). Одни отряды были вооружены по-казацки: они имели луки, сабли, шлемы, панцири и копья, чтобы колоть ими врага при нападении и метать их в него, когда он бежит. У других отрядов, вооруженных по-татарски, на шеях лошадей были привязаны куски тафты, похожие на бороды. Лошади легко вооруженных солдат были покрыты шкурами волков или тигров, кроме того, лошади вельмож украшены были драгоценными камнями, жемчугом, золотом и шелком; оружие вызолочено и также усеяно драгоценными камнями[326].
В Дисне присоединились к армии запоздавшие отряды виленского каштеляна Ивана Ходкевича, минского каштеляна Ивана Глебовича и других панов, равно как и немецкие наемники, предводимые Христофором Розражевским и Эрнестом Вейером[327].
Войска представлялись в отличном виде. Великий гетман поддерживал среди них строгую дисциплину. В речи, обращенной к солдатам, он запрещал им осквернять храмы и делать насилия над женщинами даже в неприятельской стране[328].
В то время как главная армия двигалась к Полоцку, литовские казаки завладели замками Козьяном (28-го июля) и Красным (31-го июля), а Венгры и Литовцы – Ситном (4-го августа)[329]. Баторий хотел сначала ударить на крепость Сокол, находившуюся между реками Дриссою и Нищею, на псковской дороге, опасаясь, чтобы из этого замка Москвитяне не мешали подвозу провианта его армии, что они могли легко делать, получая совершенно свободно подкрепления из Пскова. Однако, посоветовавшись с гетманом Мелецким, король оставил это намерение, не желая терять дорогого времени добыванием незначительных замков, и направился к Полоцку. Сюда раньше короля прибыл скорым маршем Николай Радзивилл, которого король еще в начале марта 1578 года назначил великим гетманом литовским[330].
Радзивилл должен был воспрепятствовать проведению подкреплений полоцкому гарнизону; однако небольшой отряд Москвитян успел за два дня до прихода королевского авангарда проникнуть в крепость. Радзивилл занял ближайший к крепости пост и преградил всякий доступ в нее[331]. В Полоцк же он отправил королевскую грамоту, которую приказано было распространять повсюду среди жителей полоцкой области. В этой грамоте Баторий, изложив обстоятельно причины, побудившие его начать войну с московским царем, обещал всем, которые подчинятся его войскам добровольно вместе с замками, городами и поместьями, сохранить их обычаи, веру и их права и далее все это приумножить, если они только приобретут благорасположение короля за свою верную службу. Тем, которые не пожелают изъявить покорности, Баторий приказывал удалиться из своих замков, земель и городов, ибо в противном случае они, сопротивляясь королевским войскам, подадут повод к кровопролитию и навлекут на себя плен и строгость меча. Ослушники, – так оканчивал свою грамоту Баторий, – не могут винить его и рыцарство его войск, за то, что произойдет, ибо они упорствовать будут против самой справедливости[332].
Грамота эта не произвела желанного действия. Полоцкие воеводы, увидев неприятеля, вывели свои войска из-за укреплений и выстроили их в боевой порядок у самых ворот крепости, но затем без боя удалились назад в город. Тогда литовская конница бросилась их преследовать, гнала вплоть до самой крепости и успела убить несколько человек[333].
Наконец 11-го августа прибыл и сам Баторий[334]. Королевскому войску пришлось совершить весьма утомительный переход. Солдаты должны были прорубать себе просеки в густых лесах, которые успели вырасти с тех пор, как Иоанн взял Полоцк (в 1563 г.), потому что поля не возделывались; приходилось идти по запущенным топким дорогам, которые от проливных дождей сделались еще непроходимее. Все это замедляло движение армии[335].