Почему я решил попотчевать вас этой странной мешаниной псевдоэтнических предрассудков? Вовсе не затем, чтобы поразить своими космополитическими познаниями. Просто я надеюсь, что они помогут вам, дорогой читатель, превратить любое ваше путешествие за границу — и даже посещение иностранных гостей на работе или дома — в надежный и верный источник горьких разочарований. Здесь, как и во многом другом, сохраняет свое непреходящее значение простой, элементарный принцип: сколь бы убедительно ни свидетельствовали вам факты об обратном, твердо держитесь железного правила и никогда, ни при каких обстоятельствах не сомневайтесь, что ваше поведение — единственно правильное, нормальное и разумное. Как только вы свыкнитесь с этой мыслью, любой человек, ведущий себя в той же самой ситуации как-то иначе, будет казаться вам кретином или как минимум недоумком.

Глава 14
ВСЯ НАША ЖИЗНЬ — ИГРА

 
   Психолог Алан Уотте как-то заметил, что жизнь — игра, первейшее правило которой — считать, что это вовсе не игра, а всерьез. Нечто весьма близкое имел в виду и уже упомянутый Ланг, написав в своей книге «Узлы» следующее: «Они играли в игру. Они играли, будто не играют ни в какую игру»*. (*L a i n g, Ronald D. Knots. Pantheon Books, New York, 1970, p. 1. )
   Мы уже не раз убеждались, что главным условием достижения успеха в борьбе за собственное несчастье служит умение сделать так, чтобы правая рука оставалась в полнейшем неведении о том, что творит в этот момент ее левая сестра. С помощью этих полезных навыков мы сможем без труда играть с самими собой в занимательную игру, описанную Уоттсом и Лангом, — всего лишь ловкость рук и никакого обмана!
   Не надо думать, что все это просто какие-то нелепые, странные фантазии. Ведь существует даже целый специальный раздел высшей математики, а именно теория игр, который еще с 20-х годов всерьез занимается изучением моделей принятия оптимальных решений в условиях конфликта. Вот из этого-то источника мы и хотим почерпнуть новые силы и вдохновение. Разумеется, для математиков понятие «игра» не несет в себе никакого по-житейски игрового, развлекательного смысла. Совсем наоборот, они подразумевают под этим некие концептуальные рамки, в пределах которых действует определенный свод специфических правил, в свою очередь детерминирующих возможные типы поведения игроков. Совершенно ясно, что понимание и оптимальное использование ими этих правил повышает шансы каждого на выигрыш.
   В теории игр делается одно фундаментальное различие между двумя основными типами игр — игрой с нулевой суммой и игрой с ненулевой суммой. Рассмотрим сначала игру с нулевой суммой. При такой игре проигрыш одного обязательно означает выигрыш кого-то другого из участников. Иными словами, сумма всех выигрышей всегда равняется нулю. На этом принципе строится любое простое пари, заключаемое двумя партнерами, — все, что проигрывает один, выигрывает другой. Конечно, на свете существуют и куда более сложные варианты игр с нулевой суммой, но этот основополагающий принцип всегда остается неизменным.
   Игра же с ненулевой суммой, в отличие от рассмотренной выше, характеризуется, как на то и указывает ее название, тем, что выигрыши и проигрыши здесь не уравновешивают друг друга. Это означает, что сумма всех выигрышей и проигрышей может быть как выше нуля, так и ниже нуля; так что в этом виде игр оба партнера — а если в ней участвуют более двух игроков, то и все без исключения партнеры — могут оказаться либо в выигрыше, либо в проигрыше. Возможно, на первый взгляд такая ситуация может показаться нереальной или даже парадоксальной, однако тут же приходят на ум и вполне наглядные примеры — скажем, забастовка. Ведь, как правило, во время забастовки в проигрыше оказываются обе стороны — как администрация, так и сами рабочие. Причем, даже в том случае, если в результате переговоров той или другой стороне удается добиться материализации каких-то выгод или преимуществ, все равно общая сумма выигрышей и проигрышей вовсе не обязательно должна равняться нулю, но может составлять и отрицательную величину.
   Теперь представим себе ситуацию, в которой проигрыш, связанный со снижением производительности вследствие забастовки, оказывается счастливым шансом для конкурента данного предприятия, благодаря этому получившего возможность продать больше своей продукции, чем раньше. Получается, что на этом уровне ситуация приобретает характер игры с нулевой суммой. Потери забастовавшего предприятия могут в точности соответствовать добавочным прибылям конкурента. Однако заметьте при этом, что проигрыш в данном случае распространяется на обоих партнеров бастующего предприятия — как на рабочих, так и на администрацию, — так что в этом смысле они оба что-то теряют.
   Оставим теперь абстрактный мир чистой математики и перипетии сложных экономических взаимосвязей и спустимся на уровень межличностных отношений. Здесь тотчас же возникает закономерный вопрос: к какому типу игр следует отнести человеческие контакты, различные формы общения людей друг с другом — являются ли они, так сказать, игрой с нулевой суммой или, напротив, представляют собой пример игры с ненулевой суммой? Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо выяснить, правомерно ли рассматривать «выигрыши» одного из партнеров как результат равных по величине «проигрышей» другого.
   И здесь, по всей видимости, мнения наших читателей существенно разойдутся. Ведь если бы эту проблему можно было просто свести к тому, кто в той или иной конкретной ситуации оказывается объективно прав, а кто соответственно не прав, тогда речь, несомненно, может идти об игре с нулевой суммой. И многие типы человеческих отношений строятся главным образом именно по этому несложному принципу. Вряд ли можно порекомендовать более доступный и радикальный способ создать себе поистине адские условия существования, чем уверенность в том, что жизнь как таковая, во всех ее проявлениях, представляет собой игру с нулевой суммой, и любые отношения с партнером сулят лишь одну-единственную альтернативу — победа или поражение. Если вам удалось достигнуть такого отношения к жизни, то все остальное не составит большого труда и придет к вам автоматически. Даже если поначалу ваш партнер и не очень склонен рассматривать жизнь как непрерывный кулачный бой, не беда — со временем вам обязательно удастся обратить его в свою веру. Единственное, что для этого требуется, — это упорно, пусть на первых порах и в одностороннем порядке, вести игру с нулевой суммой во всем, что касается межличностных отношений, — и скоро вы увидите, как все прямо на ваших глазах начнет разваливаться и полетит в тартарары. Ибо заядлые любители игр с нулевой суммой, будучи одержимы манией выиграть, чтобы не проиграть, склонны, как правило, упускать из виду одну простую истину, а именно что основным их противником в этой кровопролитной борьбе оказывается не партнер, а сама жизнь и все то, что она может вам предложить, помимо всех этих мелких побед и поражений. И перед лицом этого могущественного противника неизменно терпят поражение оба партнера в играх с нулевой суммой.
   Почему же нам бывает так трудно осознать тот факт, что жизнь — это отнюдь не одна из разновидностей игры с нулевой суммой? Почему мы так упорно не хотим понять, что, отказавшись от навязчивой идеи непременно повергнуть в прах партнера, дабы помешать ему одержать над вами верх, мы можем оказаться в выигрыше оба — как один, так и другой? И почему, наконец, те из нас, кому удалось стать классными мастерами игры с нулевой суммой, совершенно не в состоянии даже представить себе, что можно жить в ладу и гармонии с нашим основным, всеобъемлющим и вездесущим партнером — жизнью?
   Все это не более чем чисто риторические вопросы, сродни тем, что имел в виду Фридрих Ницше, когда заметил в своей книге «По ту сторону добра и зла», что безумие редко поражает отдельных индивидуумов, зато правит целыми группами, нациями и эпохами. Действительно, с чего это нам, простым смертным, претендовать на то, чтобы быть мудрее политиков, идеологов и далее сверхдержав? Куда бы ты ни шел, не забудь прихватить с собой дубину, или, как говаривал кайзер Вильгельм, «viel Feind, viel Ehr», «чем больше врагов, тем больше почета».
   Существует лишь одно простое правило, следуя которому можно положить конец этой затянувшейся игре, причем оно вообще не имеет к подобным играм ни малейшего отношения. Его можно преподносить в различных формулировках, изображать различными символами, но все они в конечном счете приводят нас к таким извечным понятиям, как честность, терпимость и доверие. Без них наши игры грозят затянуться до бесконечности.
   Собственно говоря, на чисто умозрительном уровне все мы вроде бы с детства знаем о существовании этого правила. (Известны даже всякие не слишком-то оптимистические поговорки, гласящие, что жизнь приносит нам то, чем мы пожелаем ее наполнить. Например, каков вопрос, таков и ответ; как аукнется, так и откликнется и так далее.) В общем, умом-то мы это понимаем, но, увы, не только разум движет нашими поступками. Есть еще уровень интуитивный, подсознательный — уровень души. И вот здесь-то в справедливость этого правила по-настоящему верят лишь немногие, истинно счастливые люди. Ведь верить в это означает не только осознавать, что мы сами являемся творцами наших собственных несчастий, но и понимать, что с ничуть не меньшим успехом мы можем своими руками сделать себя счастливыми.
   Эта скромная книжка начиналась цитатой из Достоевского. Позвольте мне и закончить ее тоже выдержкой из произведения этого писателя. В романе «Бесы» один из самых загадочных персонажей Достоевского* сказал следующее:
   «Все. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это все, все! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту»( Достоевский Ф. М… Поли. собр. соч. в 30-ти томах. Т. 10. Л., «Наука», 1973, с. 188.)
   Так что, как видите, ситуация действительно безвыходная и выход из нее безнадежно прост. (* Имеется в виду Кириллов. — Прим. пер.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

   Первое, что сделало это смешное существо — пожалуй, самое смешное из всех существующих на свете, — как только поднялось на задние лапы и схватило передними палку, так сразу же нарекло себя homo sapiens, или человек разумный. А затем сорок тысяч лет (по некоторым данным, даже больше) исключительно тем и занималось, что доказывало абсолютную несостоятельность хвастливого самоназвания.
   Как только два таких существа сходились вместе и при этом случайно оказывались противоположного пола, они тут же образовывали так называемую семью и начинали отравлять жизнь друг другу с такой изобретательностью, что становились общим посмешищем, хотя обоим было не до смеха.
   Как только таких существ собиралось побольше, они создавали так называемое учреждение, и тут уж взаимоотравление жизни становилось настолько масштабным, что сами же сотрудники обычно именовали свое заведение серпентарием, или, в переводе с латинского, гадюшником.
   Наконец, как только существа собирались толпами, они тут же начинали так называемые захватнические войны — занятие наиболее бессмысленное и наименее смешное, потому что после каждой войны оставались лишь горы трупов и никаких других видимых результатов. И даже в этом случае они все-таки ухитрились поставить себя в смешное положение, нагородив такую гору вооружений, что достаточно малейшей неосторожности, чтобы на Земле не осталось ничего живого.
   Главное же, неистощимая изобретательность homo sapiens позволила перейти, так сказать, на самообслуживание и начать отравлять жизнь себе самому без посторонней помощи.
   Долгое время высокоразвитое искусство подобного самообслуживания оставалось без должного научного осмысления, но вот появился человек, автор настоящей книги, и вознамерился восполнить этот пробел.
   Павел Вацлавик — известный ученый-психолог и психиатр, видный специалист по социальной психологии, автор монографий и научно-популярных книг, переведенных на многие языки(См., например: WatzlawickP. Die Moglicheit des Andersseins. Zur Technic der Therapeutishen Kommunika-tion. Bern, Huber, 1977; WatzlawickP. How real is real? N.-Y., 1976; Watzlawick P., Weakiand J., F i s с h R. Losungen. Zur Orie und Praxis Mescheichen. Wandels. Bern. Huber 1985; Watzlawick P. a. o. Pragmatics of human communication. N.-Y., 1967.). Родился в 1921 г. в Австрии, получил образование в Европе, работал в Швейцарии, с 1967 г. живет в США.
   Завоевавшая всемирную известность, став бестселлером в США, ФРГ, Англии, Франции, Италии и других странах мира книга П. Вацлавика «Как стать несчастным без посторонней помощи» — первоначальное название американского издания: «The Situation Is Hopeless, But Not Serious. The Pursuit of Unhappiness» — «Состояние безнадежно, но не серьезно. В погоне за несчастьем» — ближе к научно-популярному жанру. Пародируя очень распространенные на Западе издания типа «Как стать счастливым», «Как построить дом без посторонней помощи» и т. п., автор в остроумной манере, напоминающей популярную у нас книгу «Закон Паркинсона», пишет о вещах весьма серьезных и актуальных. Под видом практических советов тем, кто хочет освоить «технику отравления» собственной жизни и чувствовать себя глубоко, по-настоящему несчастным, описываются реально существующие в каждом из нас психологические «механизмы», повинные в тягостных ощущениях беспричинной неудовлетворенности, наваливающегося несчастья и приводящие порой к неврозам и стрессам. Помочь читателю осознать эти опасные «механизмы», вместе посмеяться над своими собственными «страхами», показать, насколько наше счастье, душевное здоровье зависит от нас самих, — вот цель и смысл настоящей книги.
   Автор базируется, понятно, в основном на западноевропейских и североамериканских материалах. Если бы он обратился к примерам из нашей жизни, то книга, наверное, получилась бы убийственно смешной, ибо по части искусства сделать свою жизнь несчастной равных нам в мире не было, нет и, скорее всего, не скоро еще будет. Подобно тому как мы упорно проезжаем на дорожных перекрестках на красный свет, оставляя в буквально-статистическом смысле сто жертв вместо одной, с настойчивостью, достойной лучшего применения, мы движемся на красный свет и на всех мыслимых жизненных перекрестках. Количество жертв тут просто не поддается ни счету, ни описанию. Что мы ни делаем на дорожных перекрестках — и дороги непроезжие, и машины, ползущие со скоростью пешехода, втрое медленнее, чем на Западе, и гаишники на каждом шагу (не говоря уже о пожилых матронах с тяжеленными хозяйственными сумками в руках и с алой повязкой «Народный дружинник» на рукаве), — ничего не помогает. А ведь на жизненных перекрестках человек предоставлен самому себе: нет ни гаишников, ни дружинников — ни души. Выруливай сам, как умеешь. Ну и выруливаем…
   Первая глава предлагаемой вниманию читателя книги называется «Главное — всегда быть верным себе и ни за что не сдаваться», или, в переводе на более современный русский язык, «Не могу поступиться принципами». Нет, в данном случае речь идет вовсе не о трескучих фразах, бездумно выкрикиваемых по наущению людей, чьи «принципы» сводятся к тому, чтобы урвать спецквартиру, прорваться в спецстоловую и почить на спецкладбище, доведя все вокруг до полного развала. Речь о жестких шаблонах, стереотипах нашего сознания и поведения, впитанных с молоком матери или с водкой в компании много лет назад, когда был еще большим несмышленышем, нежели сейчас (хотя в то, что большим, трудно поверить), и бездумно применяемых в совершенно иных, новых жизненных ситуациях, как говорится, «рассудку вопреки, наперекор стихиям».
   В этой краткой главе автор ограничился самой общей постановкой вопроса, по нашему мнению, надеясь, что читатель до всего остального, из абзацев этой главы вытекающего, додумается сам. А вообще-то он мог развернуть главу в пухлый том, нашпиговав примерами по самому широкому диапазону, начиная с презренной физиологии и кончая таинственной психологией, по сравнению с которыми любой фильм ужасов выглядел бы очередным выпуском «Ну, погоди!». Ну, например, как человек, пошедший на вторую сотню килограммов, остается верным себе и никогда не отступается от возможности добавить к своему весу еще килограмма по два-три утром, днем и вечером. Или, привыкнув курить в школьном туалете, чтобы выглядеть взрослым, не желает отвыкать от этой привычки, даже став таковым (чисто физиологически, не более, разумеется), и, несмотря на угрозу рака гортани, легких и всего иного, что восстает в организме против столь зверского изнасилования его природы, «всегда и во всем остается верным себе» (с. 18). Или, раз навсегда усвоив хамскую манеру поведения в отношении всего нижестоящего и холуйскую — в отношении всего вышестоящего, продолжает вести себя тем же манером в собственной семье, в компании, повсюду, где никаким «нижестоящим-вышестоящим» вообще не пахнет. Естественно, с самоубийственными последствиями.
   А сколько из нас до самой смерти продолжает цепляться за какую-то одну-единственную (и, как правило, идиотическую) мысль, чудом пробравшуюся в незапамятные времена сквозь непроходимые чащобы мозговых извилин, когда все вокруг вопиет против нее?
   Сколько «остается верными себе», умножая собственные несчастья — и если бы только собственные! — приближая собственную
   смерть? Зато умирает человек с улыбкой на устах, в гордом сознании того, что, как говаривал в сходных случаях Генрих Гейне, все свое невежество он приобрел не как-нибудь, а собственными силами.
   В том же духе построены остальные 13 глав книги П. Вацлавика. И почти в каждой главе есть сюжеты, по которым можно было бы поспорить с автором (подозреваю, что именно этого автор и домогается от читателя).
   Вот, например, в главе «Четыре способа игры с прошлым» наглядно показано, как можно превратить в безотказный и неисчерпаемый источник страданий свое прошлое. Самый надежный и доступный даже для начинающих способ — идеализация минувшего. «Да, были люди в наше время — не то, что нынешнее племя!» — говорит старый солдат в стихотворении М. Лермонтова «Бородино» и не подозревает, что причисляет себя тем самым к адептам историко-философской концепции социального регресса, согласно которой золотой век всегда позади — касается ли это человечества или отдельного человека, безразлично. Насколько деморализует подобная концепция и человечество, и человека, не прихо-дится говорить. Но беда в том, что противоположная концепция — безудержного прогресса любой ценой — тоже не подарок. Автор вполне мог бы дополнить свою главу еще четырьмя или даже больше способами игры с прошлым, когда от него неправедно напрочь отрекаются якобы во имя настоящего и будущего. В итоге единственное рациональное зерно человек легкомысленно сбрасывается с ладони как нечто «отжившее».
   Он заменяет моногамную семью вереницей скандальных разводов, старомодное времяем-кое письмо новомодным, очень экономным в смысле времени («давай как-нибудь созвонимся»), старомодные понятия Долга, Чести, Достоинства и пр. — новомодными понятиями Удобства, «Стыд не дым», Нужности («нужный человек») и получает в конечном итоге беспросветное одиночество (даже когда все время пребывает в компании «нужных людей»), чудовищный комплекс неполноценности и угрызения совести, если к тому времени от таковой у него что-нибудь осталось.
   Так что прошлое — палка о двух концах: одним тебя может больно ударить, зато на другой можно надежно опереться в жизни. Смотря на какой конец обопрешься. Но это уже другой вопрос.
   В последующих главах П. Вацлавик повествует читателям, какие минус-чудеса способна проделать с человеком его собственная мнительность. Если исцеляют внушением и даже самовнушением, то, вероятно, должна существовать процедура прямо противоположного характера. Действительно, мы видим воочию, как мнительность разрушает отношения между людьми и превращает в «руины» жизнь самого жизнерадостного сангвиника, совершенно нечувствительного ни к насмешкам, ни к обидам. «Мне показалось» — этого зловещего словосочетания бывает нередко достаточно, чтобы превратить дружбу во вражду и счастье в отчаяние. Классический пример с Владимиром Ленским из пушкинского «Евгения Онегина» у всех на памяти: мнительность стоила молодому поэту жизни. Могу дополнить примером из собственной жизни: хозяйке дачи показалось, будто женщина, которую она знала 20 лет и которой решилась продать свое недвижимое сокровище, не относится к ней с должным уважением. Дача немедленно была продана за полцены первому встречному, а обе дамы расстались навеки, причем одна из них так и не поняла, за что она вдруг попала в опалу. Мне известен также человек, которому показалось, будто его возлюбленная перестала относиться к нему с той же сердечностью, что и прежде. Из жениха он навечно сделался холостяком и, что еще хуже, из сангвиника — меланхоликом. Словом, примеров не счесть.
   Однако справедливости ради автору хотелось бы несколько возразить. На наш взгляд, мнительность подобна желчи. Плохо, когда ее чересчур много, но не лучше, когда ее нет совсем. Всем хорошо известен персонаж, напрочь лишенный всяких комплексов, связанных с мнительностью. Он способен вторгнуться в кружок разговаривающих и перебить разговор каким-нибудь глупым анекдотом, а увидев, что от него отшатнулись как от умалишенного, — как ни в чем не бывало отойти и присоединиться к другой компании. Но ведь не все же одарены столь счастливым характером. Поэтому, если идешь просить что-нибудь у соседа, не зная стопроцентно всех особенностей его характера, и вдруг нарываешься на грубый отказ, вряд ли тебе полегчает от того, что ты не подумал о возможности подобного варианта заранее. Что касается меня, то моя профессия футуролога заставляет во всех случаях жизни предполагать сначала самое худшее, и я бесконечно радуюсь, что в действительности все оказалось не так скверно, как предполагал вначале, — как бы скверно ни было. Народная чешская мудрость учит нас: «Никогда не бывает так, чтобы не было еще хуже». Понимаю, что мой способ стать менее несчастным, чем мог бы, подходит не всякому. Но, во всяком случае, он представляется вполне конкурентоспособным тому, на который намекает П. Вацлавик.
   Еще несколько глав книги посвящены любопытному явлению, которое в современной прогностике носит название «эффект Эдипа», а в обыденной жизни выражается высказыванием: «Ну, напророчил, накаркал! Постучи скорее три раза по дереву, чтобы не сбылось». Правда, автор касается лишь одной стороны этого явления, отмечая, что «…пророчество вызывает к жизни напророченное событие» (с. 68). Бывает и наоборот: стремясь избегнуть последствий плохого пророчества, люди предпринимают определенные действия, и то, что должно было произойти, не происходит.
   Как бы то ни было, и в том, и в другом случае мы получаем нечто вроде аналога мнительности, только еще более сильнодействующее. Действительно, одно дело «мне кажется» и совсем другое «я знаю». Одно дело, мне кажется, что встречу не особенно сердечный прием у людей, к которым иду в гости, или что не особенно хорошо подготовился к экзамену и поэтому вряд ли могу рассчитывать на успех, и совершенно иное, когда знаю, что встречу недоброжелательный прием, когда знаю, уверен, убежден, что двойки на экзамене мне не миновать. Каким образом знаю, что лежит в основе этого «знания», — таким вопросом обычно не задаются. Знаю — и все. А конечный результат красноречиво подтверждает «знание»: вечер в самом деле оказался сквернейшим, и двойка — вот она. И мало кому приходит в голову, что бывает подлинное знание (без кавычек) и знание мнимое (в кавычках). Конечно, если вы располагаете достоверной информацией о недоброжелательном к вам отношении людей, с которыми намерены встретиться, или сознаете, что абсолютно не готовы к экзамену, — тут, как говорится, нет вопросов. Но как часто наше псевдознание проистекает из псевдоинформации, приобретает силу предрассудка, который помогает нам собственными силами испортить встречу с ничего не подозревающими, сердечно расположенными к нам людьми, заставляет нас мычать нечто нечленораздельное на разнообразных экзаменах жизни, хотя в общем-то, если бы мы не убедили себя и не настроились соответствующим образом, все было бы хорошо.
   Человек Якобы Разумный отличается от других живых существ на Земле тем, что страстно желает знать свое будущее. Тщетно предостерегали его древние греки, что такое желание самоубийственно, противочеловечно, ведет к потере смысла жизни, тщетно рассказывали ему жуткую историю о Прометее, которого боги покарали не просто казнью физической (приковали к скале, где орел терзал его печень), но еще того страшнее — футоро-логической (даровав ему способность видеть, знать будущее). Сами подумайте, каково было Прометею висеть на скале, зная доподлинно о всех наших с вами художествах на протяжении последующих четырех тысяч лет и далее. Это вам не покалывание в печени!
   Не надеясь, что нам пойдут впрок древнегреческие мифы, М. Булгаков в «Мастере и Маргарите» преподал еще один урок на ту же тему. Злосчастный буфетчик нечаянно, с помощью нечистой силы, заглянул в свое будущее. Помните результат? «Буфетчик стал желт лицом… сидел неподвижный и очень постарел. Темные кольца окружали его глаза, щеки обвисли, и нижняя челюсть отвалилась…» «Сейчас из достоверных рук узнал, что в феврале будущего года умру от рака печени. Умоляю остановить!» (Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. М., «Художественная литература», 1988, с. 205, 208.)