Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Вадим Проскурин
Добрая фея
Глава первая
Фея
1
Тихий и теплый летний вечер пришел на смену жаркому дню. У реки свежо и прохладно, широкий водный поток неспешно движется слева направо, вода мутная, илистого дна совсем не видно. Ласковый ветерок колеблет водную гладь, покрытую мелкой, почти неразличимой рябью, от жуков-водомерок, деловито шныряющих по поверхности воды, расходятся широкие круги. Где-то вдали квакает лягушка, стрекочут какие-то насекомые. Мир и покой.
Он подумал, что видит этот пейзаж в последний раз, и глухо застонал. Не потому, что этот уголок дикой природы так уж дорог ему, нет, дело совсем в другом. Ему хотелось плакать, кричать что-то неразборчивое, размахивать кулаками, угрожать непонятно кому, а потом напиться и все забыть. Заснуть, проснуться и понять, что это был страшный сон. Чтобы он оказался в собственной постели, чтобы Ольга разбудила его неловким движением, а он открыл глаза и медленно осознал, что все приснилось. Что мерзкое и противное слово «развод» так и осталось абстрактным словом, которое можно встретить в светской хронике желтых газет, ты знаешь, что это слово означает, но одно дело знать, и совсем другое дело – прочувствовать на собственном опыте.
Нельзя сказать, что распад их семьи был неожиданным. К этому все шло, все признаки были налицо. Он был готов, что им придется расстаться, если не прямо сейчас, так через пару-тройку лет, он давно отбросил надежду, что их любовь будет длиться до гроба, как в сказках. Но он всегда считал, что они сумеют расстаться цивилизованно, без битья посуды, что они сумеют «остаться друзьями», так это называется в любовных романах. Конечно, будут обиды, будет душевная боль, но они взрослые люди, интеллигентные, уравновешенные, они договорятся.
Вначале он заметил, что Ольга стала слишком часто уезжать в короткие деловые поездки. Он подумал тогда: «Все нормально, рано или поздно это должно было случиться, так почему бы не случиться ему прямо сейчас?» Он не был уверен в своих подозрениях, но готовился к худшему… впрочем, тогда он не считал это худшим исходом. Это было даже забавно, продумывать разные сценарии решительного разговора, наслаждаться собственной уравновешенностью, которую он, несомненно, проявит, а Ольга будет бесноваться, впадет в истерику, будет кричать, оскорблять его, а он не подаст виду…
А потом наступило сегодняшнее утро. Пятница, тринадцатое, он еще подумал в начале разговора, что это самый подходящий день для финального выяснения отношений.
– Нам нужно расстаться, – сказала Ольга просто и буднично, с подобной интонацией она могла попросить его передать сахарницу.
Он подумал, что ослышался. Но он не ослышался.
– Сын будет жить со мной, – продолжала Ольга. – Квартиру я пока оставлю тебе, с долями разберемся потом, когда все уляжется. На машину я не претендую, а вот дачу я, извини, тебе не отдам. Я вот что предлагаю. После работы съезди на дачу, собери свои вещи, а в воскресенье возвращайся. Я как раз соберу свое барахло и уеду. Как тебе такой вариант?
– У тебя кто-то есть? – спросил он.
Он понимал, что не нужно спрашивать об этом, что любой вариант ответа будет ему неприятен. Надо было просто кивнуть и сказать что-то вроде: «Хорошо, сейчас допью кофе и поеду». Но он не смог промолчать, он растерялся, и его понесло.
– Какое тебе дело? – спросила Ольга, поморщившись. – Ну, допустим, есть, что с того?
– Ну, интересно же, – сказал он. – Расскажи про него. Как вы познакомились?
– А ты уверен, что хочешь услышать? – спросила Ольга.
Он пожал плечами и сказал:
– Если стесняешься, можешь не рассказывать.
Она тоже пожала плечами, немного помолчала и сказала:
– Мы познакомились по Интернету, через службу знакомств. Я разместила анкету, он написал мне в личку, мы встретились… все как обычно.
– Сын уже знает?
– Пока нет, скажу, когда из школы придет. Ты не бойся, я не буду запрещать ему с тобой видеться, приезжай хоть каждое воскресенье. Заодно будешь алименты привозить. Если будет что привозить.
Он дернулся, как от пощечины.
– Ты поэтому уходишь? – спросил он. – Нашла богатого спонсора?
Он хотел задать этот вопрос спокойно и безразлично, но голос предательски дрогнул.
– Это не спонсор, – ответила она, и ее голос тоже дрогнул. – Я не блядь, как ты подумал. Хороший человек, ну, да, не бедный. Он меня любит, а я люблю его. Трудно поверить, правда? Думал, я никому не нужна, кроме тебя?
Она тяжело вздохнула.
– Я устала, – сказала она. – Знал бы ты, как я устала… Все на мне, дом, ребенок, да еще тебя содержать, как будто второй ребенок на мою голову…
– Это не навсегда, – сказал он, понимая, что начинает оправдываться и что это ошибка. – Я тебе говорил, грант кончился, но Денис пробьет новый, может, не сразу, кризис все-таки…
– Это я уже много раз слышала, – сказала она. – Я устала. Денег нет, по дому ты ничего не делаешь, ребенком не занимаешься, только пиво пьешь, какая от тебя польза?
– А от тебя какая польза? – спросил он. – Знаешь, как меня достали твои упреки?
– Знаю, – кивнула она. – Успокойся, их больше не будет. У тебя кофе остыл. Пей быстрее, на работу опоздаешь.
Он рассеянно глянул в чашку и допил остатки одним глотком. Кофе был холодным и мерзким.
Она посмотрела на стенные часы.
– Собирайся, – сказала она. – Я тебя жду.
– Зачем ждешь? – тупо спросил он.
– Ты уйдешь, я начну собирать вещи, – терпеливо объяснила она. – Не глупи, Костя, одевайся, уходи.
В его душе начала подниматься ненависть. Ольга прогоняла его буднично, почти без эмоций, так прогоняют бродячую собаку, сунувшую нос в сумку с колбасой. Она относится к нему как к собаке, она не уважает его, презирает, она давно уже не любит его, но раньше, когда он приносил домой хорошие деньги, она его терпела. А теперь терпеть его незачем, он больше не нужен, пусть уходит. И так спокойно…
Он не помнил, что сказал потом и что она ответила. Это был провал в памяти, непонятно, сколько времени он длился – минуту или полчаса. А закончился этот провал отвратительной картиной, которая и сейчас стояла перед его лицом во всех подробностях. Красное и перекошенное от гнева и слез лицо Ольги, он размахивается и с наслаждением отвешивает ей пощечину. Ее голова дергается, она замахивается в ответ, он легко ставит блок и бьет ее в лицо, коротким прямым ударом, как ударил бы мужчину. Раньше он не думал, что сможет ударить женщину, но это оказалось совсем не трудно. Противно, но не трудно.
В прихожей звонит звонок, Ольга убегает. Костя стоит на кухне, опустив руки, он тяжело дышит, в крови бушует адреналин, а голова пуста. Где-то вдали Ольга что-то говорит, она захлебывается слезами, а он не понимает, что это значит, пока на кухню не врывается мужик.
Он одного роста с Костей, но намного шире в плечах. Немолодой, лет пятидесяти, лысый, с жесткими и грубыми чертами лица, в фильмах такие люди играют военных и полицейских. Движется он плавно и даже грациозно, как большой кот, и Костя понимает, что в рукопашной схватке с этим мужиком у него нет никаких шансов. Но его никто не спрашивает.
Вроде ничего не произошло, а Костя лежит на полу, из носа хлещет кровь, в бок больно упирается табуретка, которую он опрокинул, падая. А страшный мужик говорит красивым низким голосом:
– Мразь.
Очень противно все это вспоминать, мерзкое и отвратительное ощущение. И самое мерзкое не то, что опух нос, болит скула и левый глаз полностью не открывается, а то, что понимаешь, что получил за дело. Ты всегда считал себя приличным человеком, способным решить любую проблему спокойно и деловито, без лишних эмоций, а когда дошло до дела, вдруг выясняется, что в бездне твоей души живет грязная первобытная тварь. Она отодвинула в сторону всю твою рассудительность, все понятия о приличном, и оказалось, что ты не только способен ударить женщину, но и получить от этого удовольствие. Костя реально наслаждался, избивая жену, это он помнил прекрасно, и это было самым отвратительным и унизительным во всем случившемся.
А теперь придется жить, храня всю эту гадость в собственной памяти. И еще надо как-то объяснить сыну, что произошло и как оно произошло, что его отец – не совсем законченный мерзавец… Впрочем, почему не законченный?…
Если бы жизнь была игрой, сейчас было бы самое время вернуться к сохраненной записи. Или вообще начать игру сначала, с другой женщиной, которая никогда не поступит с ним так, не заставит показать миру всю свою низость, обычно надежно скрытую глубоко внутри. Хорошо бы сейчас из мутной реки вышла русалка…
Он понял, о какой ерунде размышляет, и застонал. Господи, как же стыдно…
Он подумал, что видит этот пейзаж в последний раз, и глухо застонал. Не потому, что этот уголок дикой природы так уж дорог ему, нет, дело совсем в другом. Ему хотелось плакать, кричать что-то неразборчивое, размахивать кулаками, угрожать непонятно кому, а потом напиться и все забыть. Заснуть, проснуться и понять, что это был страшный сон. Чтобы он оказался в собственной постели, чтобы Ольга разбудила его неловким движением, а он открыл глаза и медленно осознал, что все приснилось. Что мерзкое и противное слово «развод» так и осталось абстрактным словом, которое можно встретить в светской хронике желтых газет, ты знаешь, что это слово означает, но одно дело знать, и совсем другое дело – прочувствовать на собственном опыте.
Нельзя сказать, что распад их семьи был неожиданным. К этому все шло, все признаки были налицо. Он был готов, что им придется расстаться, если не прямо сейчас, так через пару-тройку лет, он давно отбросил надежду, что их любовь будет длиться до гроба, как в сказках. Но он всегда считал, что они сумеют расстаться цивилизованно, без битья посуды, что они сумеют «остаться друзьями», так это называется в любовных романах. Конечно, будут обиды, будет душевная боль, но они взрослые люди, интеллигентные, уравновешенные, они договорятся.
Вначале он заметил, что Ольга стала слишком часто уезжать в короткие деловые поездки. Он подумал тогда: «Все нормально, рано или поздно это должно было случиться, так почему бы не случиться ему прямо сейчас?» Он не был уверен в своих подозрениях, но готовился к худшему… впрочем, тогда он не считал это худшим исходом. Это было даже забавно, продумывать разные сценарии решительного разговора, наслаждаться собственной уравновешенностью, которую он, несомненно, проявит, а Ольга будет бесноваться, впадет в истерику, будет кричать, оскорблять его, а он не подаст виду…
А потом наступило сегодняшнее утро. Пятница, тринадцатое, он еще подумал в начале разговора, что это самый подходящий день для финального выяснения отношений.
– Нам нужно расстаться, – сказала Ольга просто и буднично, с подобной интонацией она могла попросить его передать сахарницу.
Он подумал, что ослышался. Но он не ослышался.
– Сын будет жить со мной, – продолжала Ольга. – Квартиру я пока оставлю тебе, с долями разберемся потом, когда все уляжется. На машину я не претендую, а вот дачу я, извини, тебе не отдам. Я вот что предлагаю. После работы съезди на дачу, собери свои вещи, а в воскресенье возвращайся. Я как раз соберу свое барахло и уеду. Как тебе такой вариант?
– У тебя кто-то есть? – спросил он.
Он понимал, что не нужно спрашивать об этом, что любой вариант ответа будет ему неприятен. Надо было просто кивнуть и сказать что-то вроде: «Хорошо, сейчас допью кофе и поеду». Но он не смог промолчать, он растерялся, и его понесло.
– Какое тебе дело? – спросила Ольга, поморщившись. – Ну, допустим, есть, что с того?
– Ну, интересно же, – сказал он. – Расскажи про него. Как вы познакомились?
– А ты уверен, что хочешь услышать? – спросила Ольга.
Он пожал плечами и сказал:
– Если стесняешься, можешь не рассказывать.
Она тоже пожала плечами, немного помолчала и сказала:
– Мы познакомились по Интернету, через службу знакомств. Я разместила анкету, он написал мне в личку, мы встретились… все как обычно.
– Сын уже знает?
– Пока нет, скажу, когда из школы придет. Ты не бойся, я не буду запрещать ему с тобой видеться, приезжай хоть каждое воскресенье. Заодно будешь алименты привозить. Если будет что привозить.
Он дернулся, как от пощечины.
– Ты поэтому уходишь? – спросил он. – Нашла богатого спонсора?
Он хотел задать этот вопрос спокойно и безразлично, но голос предательски дрогнул.
– Это не спонсор, – ответила она, и ее голос тоже дрогнул. – Я не блядь, как ты подумал. Хороший человек, ну, да, не бедный. Он меня любит, а я люблю его. Трудно поверить, правда? Думал, я никому не нужна, кроме тебя?
Она тяжело вздохнула.
– Я устала, – сказала она. – Знал бы ты, как я устала… Все на мне, дом, ребенок, да еще тебя содержать, как будто второй ребенок на мою голову…
– Это не навсегда, – сказал он, понимая, что начинает оправдываться и что это ошибка. – Я тебе говорил, грант кончился, но Денис пробьет новый, может, не сразу, кризис все-таки…
– Это я уже много раз слышала, – сказала она. – Я устала. Денег нет, по дому ты ничего не делаешь, ребенком не занимаешься, только пиво пьешь, какая от тебя польза?
– А от тебя какая польза? – спросил он. – Знаешь, как меня достали твои упреки?
– Знаю, – кивнула она. – Успокойся, их больше не будет. У тебя кофе остыл. Пей быстрее, на работу опоздаешь.
Он рассеянно глянул в чашку и допил остатки одним глотком. Кофе был холодным и мерзким.
Она посмотрела на стенные часы.
– Собирайся, – сказала она. – Я тебя жду.
– Зачем ждешь? – тупо спросил он.
– Ты уйдешь, я начну собирать вещи, – терпеливо объяснила она. – Не глупи, Костя, одевайся, уходи.
В его душе начала подниматься ненависть. Ольга прогоняла его буднично, почти без эмоций, так прогоняют бродячую собаку, сунувшую нос в сумку с колбасой. Она относится к нему как к собаке, она не уважает его, презирает, она давно уже не любит его, но раньше, когда он приносил домой хорошие деньги, она его терпела. А теперь терпеть его незачем, он больше не нужен, пусть уходит. И так спокойно…
Он не помнил, что сказал потом и что она ответила. Это был провал в памяти, непонятно, сколько времени он длился – минуту или полчаса. А закончился этот провал отвратительной картиной, которая и сейчас стояла перед его лицом во всех подробностях. Красное и перекошенное от гнева и слез лицо Ольги, он размахивается и с наслаждением отвешивает ей пощечину. Ее голова дергается, она замахивается в ответ, он легко ставит блок и бьет ее в лицо, коротким прямым ударом, как ударил бы мужчину. Раньше он не думал, что сможет ударить женщину, но это оказалось совсем не трудно. Противно, но не трудно.
В прихожей звонит звонок, Ольга убегает. Костя стоит на кухне, опустив руки, он тяжело дышит, в крови бушует адреналин, а голова пуста. Где-то вдали Ольга что-то говорит, она захлебывается слезами, а он не понимает, что это значит, пока на кухню не врывается мужик.
Он одного роста с Костей, но намного шире в плечах. Немолодой, лет пятидесяти, лысый, с жесткими и грубыми чертами лица, в фильмах такие люди играют военных и полицейских. Движется он плавно и даже грациозно, как большой кот, и Костя понимает, что в рукопашной схватке с этим мужиком у него нет никаких шансов. Но его никто не спрашивает.
Вроде ничего не произошло, а Костя лежит на полу, из носа хлещет кровь, в бок больно упирается табуретка, которую он опрокинул, падая. А страшный мужик говорит красивым низким голосом:
– Мразь.
Очень противно все это вспоминать, мерзкое и отвратительное ощущение. И самое мерзкое не то, что опух нос, болит скула и левый глаз полностью не открывается, а то, что понимаешь, что получил за дело. Ты всегда считал себя приличным человеком, способным решить любую проблему спокойно и деловито, без лишних эмоций, а когда дошло до дела, вдруг выясняется, что в бездне твоей души живет грязная первобытная тварь. Она отодвинула в сторону всю твою рассудительность, все понятия о приличном, и оказалось, что ты не только способен ударить женщину, но и получить от этого удовольствие. Костя реально наслаждался, избивая жену, это он помнил прекрасно, и это было самым отвратительным и унизительным во всем случившемся.
А теперь придется жить, храня всю эту гадость в собственной памяти. И еще надо как-то объяснить сыну, что произошло и как оно произошло, что его отец – не совсем законченный мерзавец… Впрочем, почему не законченный?…
Если бы жизнь была игрой, сейчас было бы самое время вернуться к сохраненной записи. Или вообще начать игру сначала, с другой женщиной, которая никогда не поступит с ним так, не заставит показать миру всю свою низость, обычно надежно скрытую глубоко внутри. Хорошо бы сейчас из мутной реки вышла русалка…
Он понял, о какой ерунде размышляет, и застонал. Господи, как же стыдно…
2
– Ну что, Чарли, плакали наши шашлыки? – спросил Юра.
Чарли безразлично пожал плечами. Когда ребята предложили использовать в своих интересах особенности новой сигнализации, он ожидал чего-то подобного. Закон подлости нельзя обмануть. Если ты пытаешься сделать так, чтобы, когда система сломается, это стало хорошо, система сразу начнет работать надежно, как бы издеваясь над твоими попытками извлечь выгоду из ее глюков. В чем-то это даже хорошо, лучше провести дежурство в относительно уютной комнате, чем на пыльном проселке в «Дефендере» с неработающим кондиционером. Даже если в конце пути тебя ждет шашлык.
Обычно сигнализация давала два-три ложных срабатывания в день, чаще всего они случались около трех часов дня, одно за другим на нескольких разных детекторах. Тогда Чарли выбирал детектор, самый близкий к базе, дежурная смена выезжала на место происшествия, часам к четырем они туда добирались, прикомандированный техник Миша подключал ноутбук напрямую к детектору, минут десять что-то делал, а потом говорил, что тревога точно ложная, но какая неисправность ее вызвала, он не понимает. К этому времени в других местах, где сработала сигнализация, она сама понимала, что тревога была ложной, и присылала на телефон Чарли кодированные эсэмэски. В конечном итоге дежурная смена с чистой совестью ехала назад, их ждал ужин, традиционная партия в преферанс и здоровый сон. В принципе работа неплохая, непыльная. Не очень хорошо, что теряются боевые навыки, но, с другой стороны, пусть лучше они теряются, чем тренировать их каждый день в боевой обстановке. Прошлой весной, когда случился самый большой прорыв НЛО за всю историю семнадцатого управления, их группа потеряла троих. Не дай бог еще раз с таким столкнуться. Лучше каждый четвертый день совершать традиционную бессмысленную поездку, вяло ругать техников, которые никак не могут наладить тупое железо, а заодно и автомастерскую, которая второй год не может заказать шланг от кондиционера взамен сожранного инопланетными мухами.
Та летающая тарелка была первой, с нее начался тот самый великий прорыв. Тогда на детекторах работала старая система сигнализации, сработанная еще дореволюционными мастерами, не слишком чувствительная, но очень надежная. И когда на центральном пульте загорелась красная лампочка, никто не думал о шашлыках. Быстро собрались, поехали, все серьезные, деловитые, сосредоточенные. Прибыли на место, замерили параметры, обалдели от результатов измерения, запросили помощь, подняли по тревоге мотострелков и летчиков, Ингус взял след, начали преследование. В тот раз след вел не в болото и не в буераки, он тянулся прямо по перепаханному полю, и когда Чарли понял это, он приказал всем грузиться в машину, спустить Ингуса с поводка и ехать за ним, так сказать, с комфортом. Это решение спасло жизнь всем, кроме Ингуса.
Мухи атаковали внезапно. Только что ничего не предвещало опасности, и вдруг овчарка останавливается в замешательстве, начинает скулить, бестолково метаться, Огурец смотрит на НЛОметр и кричит:
– Оно здесь!
Но это и без того всем ясно. Ингус падает на спину, он уже не скулит, а визжит, катается по грязной земле, и Чарли вдруг видит мух. Только что их не было (в самом деле, откуда мухи в марте?), и вот тело собаки покрыто сплошным живым ковром, и очевидно, что Ингусу уже не помочь.
Сева хватает автомат и тянется к задней двери, Чарли кричит:
– Отставить!
И добавляет, уже спокойнее:
– Ты бы еще гранатомет схватил.
Сева уже и сам понимает, что автомат не поможет. Он растерянно спрашивает:
– Так как же это?
Чарли оставляет вопрос без ответа. Зажимает пальцем кнопку связи с летчиками и говорит в рацию, спокойно так, с расстановочкой:
– Фиксируйте мои текущие координаты. Вызываю огонь на себя, термобарическими. Радиус зоны… гм… пятьсот метров.
– Сколько-сколько? – переспрашивает рация.
– Пятьсот, – подтверждает Чарли.
И обращается к водителю:
– Джа, поехали назад.
Джа кивает, его рука почти не трясется на рычаге переключения передач. Ингус взвизгивает в последний раз и затихает, джип разворачивается и начинает обратный путь по собственной колее. Чарли ставит автомат обратно в гнездо и хватается за ручку – машину сильно трясет. Джа ведет слишком быстро, но Чарли не делает ему замечания. Чарли ждет, когда появятся самолеты.
Четверка «Су-24» прочерчивает небо, закладывая красивый вираж. Чарли поспешно хватает рацию, пока не дошел звук от их моторов.
– Что такое? – спрашивает он у рации. – Почему не сбросили бомбы?
– Не суетись, – советует ему рация. – Успеешь еще помереть. Поддайте-ка газку чуть-чуть.
Джа поддает газку, машину трясет еще сильнее. Рука Чарли соскальзывает с кнопки, он матерится. Нажимает кнопку еще раз и кричит в рацию:
– Бомбы, немедленно! – и подтверждает серьезность своих слов длинной матерной тирадой. – Мы тут не шутки шутим! Опасность высшей степени!
Голос в рации становится серьезным.
– Ты уверен? – переспрашивает он.
Ответная фраза Чарли состоит исключительно из мата. Он переводит дыхание и добавляет:
– Да, уверен.
Проходит секунд тридцать, и мир взрывается. Потом проходит месяц, и на парадной форме Чарли появляется орден «За заслуги перед Отечеством».
– Чарли, проснись, – сказал Юра.
Чарли понял, что уже пару минут тупо пялится в экран компьютера. Он улыбнулся, повернул голову, начал подбирать слова для ответа, и в этот момент на пульте сигнализации запищал зуммер.
– А вот и не плакали наши шашлыки, – сказал Чарли и криво ухмыльнулся. – Ребята, выезжаем!
Чарли безразлично пожал плечами. Когда ребята предложили использовать в своих интересах особенности новой сигнализации, он ожидал чего-то подобного. Закон подлости нельзя обмануть. Если ты пытаешься сделать так, чтобы, когда система сломается, это стало хорошо, система сразу начнет работать надежно, как бы издеваясь над твоими попытками извлечь выгоду из ее глюков. В чем-то это даже хорошо, лучше провести дежурство в относительно уютной комнате, чем на пыльном проселке в «Дефендере» с неработающим кондиционером. Даже если в конце пути тебя ждет шашлык.
Обычно сигнализация давала два-три ложных срабатывания в день, чаще всего они случались около трех часов дня, одно за другим на нескольких разных детекторах. Тогда Чарли выбирал детектор, самый близкий к базе, дежурная смена выезжала на место происшествия, часам к четырем они туда добирались, прикомандированный техник Миша подключал ноутбук напрямую к детектору, минут десять что-то делал, а потом говорил, что тревога точно ложная, но какая неисправность ее вызвала, он не понимает. К этому времени в других местах, где сработала сигнализация, она сама понимала, что тревога была ложной, и присылала на телефон Чарли кодированные эсэмэски. В конечном итоге дежурная смена с чистой совестью ехала назад, их ждал ужин, традиционная партия в преферанс и здоровый сон. В принципе работа неплохая, непыльная. Не очень хорошо, что теряются боевые навыки, но, с другой стороны, пусть лучше они теряются, чем тренировать их каждый день в боевой обстановке. Прошлой весной, когда случился самый большой прорыв НЛО за всю историю семнадцатого управления, их группа потеряла троих. Не дай бог еще раз с таким столкнуться. Лучше каждый четвертый день совершать традиционную бессмысленную поездку, вяло ругать техников, которые никак не могут наладить тупое железо, а заодно и автомастерскую, которая второй год не может заказать шланг от кондиционера взамен сожранного инопланетными мухами.
Та летающая тарелка была первой, с нее начался тот самый великий прорыв. Тогда на детекторах работала старая система сигнализации, сработанная еще дореволюционными мастерами, не слишком чувствительная, но очень надежная. И когда на центральном пульте загорелась красная лампочка, никто не думал о шашлыках. Быстро собрались, поехали, все серьезные, деловитые, сосредоточенные. Прибыли на место, замерили параметры, обалдели от результатов измерения, запросили помощь, подняли по тревоге мотострелков и летчиков, Ингус взял след, начали преследование. В тот раз след вел не в болото и не в буераки, он тянулся прямо по перепаханному полю, и когда Чарли понял это, он приказал всем грузиться в машину, спустить Ингуса с поводка и ехать за ним, так сказать, с комфортом. Это решение спасло жизнь всем, кроме Ингуса.
Мухи атаковали внезапно. Только что ничего не предвещало опасности, и вдруг овчарка останавливается в замешательстве, начинает скулить, бестолково метаться, Огурец смотрит на НЛОметр и кричит:
– Оно здесь!
Но это и без того всем ясно. Ингус падает на спину, он уже не скулит, а визжит, катается по грязной земле, и Чарли вдруг видит мух. Только что их не было (в самом деле, откуда мухи в марте?), и вот тело собаки покрыто сплошным живым ковром, и очевидно, что Ингусу уже не помочь.
Сева хватает автомат и тянется к задней двери, Чарли кричит:
– Отставить!
И добавляет, уже спокойнее:
– Ты бы еще гранатомет схватил.
Сева уже и сам понимает, что автомат не поможет. Он растерянно спрашивает:
– Так как же это?
Чарли оставляет вопрос без ответа. Зажимает пальцем кнопку связи с летчиками и говорит в рацию, спокойно так, с расстановочкой:
– Фиксируйте мои текущие координаты. Вызываю огонь на себя, термобарическими. Радиус зоны… гм… пятьсот метров.
– Сколько-сколько? – переспрашивает рация.
– Пятьсот, – подтверждает Чарли.
И обращается к водителю:
– Джа, поехали назад.
Джа кивает, его рука почти не трясется на рычаге переключения передач. Ингус взвизгивает в последний раз и затихает, джип разворачивается и начинает обратный путь по собственной колее. Чарли ставит автомат обратно в гнездо и хватается за ручку – машину сильно трясет. Джа ведет слишком быстро, но Чарли не делает ему замечания. Чарли ждет, когда появятся самолеты.
Четверка «Су-24» прочерчивает небо, закладывая красивый вираж. Чарли поспешно хватает рацию, пока не дошел звук от их моторов.
– Что такое? – спрашивает он у рации. – Почему не сбросили бомбы?
– Не суетись, – советует ему рация. – Успеешь еще помереть. Поддайте-ка газку чуть-чуть.
Джа поддает газку, машину трясет еще сильнее. Рука Чарли соскальзывает с кнопки, он матерится. Нажимает кнопку еще раз и кричит в рацию:
– Бомбы, немедленно! – и подтверждает серьезность своих слов длинной матерной тирадой. – Мы тут не шутки шутим! Опасность высшей степени!
Голос в рации становится серьезным.
– Ты уверен? – переспрашивает он.
Ответная фраза Чарли состоит исключительно из мата. Он переводит дыхание и добавляет:
– Да, уверен.
Проходит секунд тридцать, и мир взрывается. Потом проходит месяц, и на парадной форме Чарли появляется орден «За заслуги перед Отечеством».
– Чарли, проснись, – сказал Юра.
Чарли понял, что уже пару минут тупо пялится в экран компьютера. Он улыбнулся, повернул голову, начал подбирать слова для ответа, и в этот момент на пульте сигнализации запищал зуммер.
– А вот и не плакали наши шашлыки, – сказал Чарли и криво ухмыльнулся. – Ребята, выезжаем!
3
От реки донесся всплеск, не иначе крупная рыба. Костя перевел взгляд в ту сторону и увидел над водой человеческую голову. Точнее, женскую голову, блондинка лет двадцати, незнакомая. Интересно, к кому она приехала в гости? И почему купается одна? И почему он не заметил ее раньше?
– Привет, – сказала блондинка.
– Привет, – отозвался Костя.
Пожалуй, красавицей ее не назовешь, нос крупноват, подбородок островат, да и вообще черты лица немного неправильные. Но глаза большие, выразительные. А ключицы слишком выпирают, наверняка очень худая, как модель. Костя не любил худых женщин.
Блондинка шла по дну, приближаясь к берегу. Вот из воды появились плечи, вот грудь, очень маленькая, с маленькими некрасивыми сосками. Гм… а она ведь голая купается.
Девушка улыбнулась, очень мило и обаятельно, и хихикнула.
– Извини, – сказала она. – Я не хотела тебя смущать.
На какой-то миг Косте показалось, что ее губы не движутся, когда она говорит.
– А никто и не смутился, – сказал Костя. – Подумаешь, голая девушка…
К этому времени она была видна уже по пояс. Действительно, очень худая, не как модель, но все равно худая. Тазовые кости сильно выступают… гм… А она совсем голая, не только топлес.
Она подошла к Косте вплотную, на ее губах блуждала рассеянная улыбка. Вытянула руку и осторожно коснулась Костиной щеки. Прикосновение отозвалось болью, Костя сразу вспомнил, откуда берется эта боль, и сморщился. На минуту он забыл свой вчерашний позор, но теперь воспоминание вернулось. И не в последний раз.
– Прости, – сказала девушка. – Я не хотела причинять тебе боль.
Она еще раз коснулась его щеки, на этот раз мягко и нежно, и совсем не больно. От нее пахло речным илом, но сквозь этот запах пробивался другой. Биологи говорят, что люди нечувствительны к феромонам, но это ерунда, Костя всегда так считал, и неважно, что написано в умных статьях из журнала Nature. Запах женщины – это запах женщины, особенно если женщина так молода и так соблазнительно улыбается.
Он прикоснулся к ее запястью и вздрогнул. Это неправильная, безумная ситуация, эта девчонка не должна здесь быть, и он не должен стоять рядом с ней и думать о ее ласках. Откуда она взялась?
Он не стал искать ответа. Он боялся, что найдет его и что этот ответ ему не понравится. Ему тяжело, его бросила жена, его надо утешить, а кто лучше сможет его утешить, чем умеренно симпатичная юная девушка? И наплевать на вопросы, ответы на них надо искать в спокойной обстановке, а не тогда, когда тебя переполняет боль и ненависть к самому себе. Сейчас боль немного отступила, и это хорошо, пусть она отступит еще немного.
– Пойдем, – сказала она. – Я помогу тебе справиться с болью.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Идинна, – ответила она.
Он внезапно понял, что из всех слов, что она произнесла, только эти слова прозвучали реальным колебанием воздуха. Все остальное, что она говорила, звучало только в его голове. И ее губы на самом деле не двигались, это ему не показалось.
– Идинна, – повторил он и глупо хихикнул. – Можно я буду звать тебя Инна? Это и похоже, и одно и то же.
Произнеся эти слова, он сразу пожалел, что не к месту процитировал этот глупейший анекдот. Что поделать, он никогда не умел нормально разговаривать с женщинами, удивительно, как Ольга в свое время сумела разглядеть в этом нескладном застенчивом парне… Впрочем, не стоит сейчас думать об Ольге, это слишком больно.
– Хорошо, – сказала Инна. – Пусть будет так. Пойдем.
Она взяла его за руку и повела вверх по склону, к дороге, сразу за которой стоит его дача. Точнее, его бывшая дача. Он соберет вещи, уедет и никогда больше здесь не появится, здесь будет жить Ольга и этот страшный лысый мужик, которого Андрей, может быть, станет называть папой. Хотя нет, не станет, четырнадцатилетний парень никогда не позволит себе такого. Впрочем, кто его знает, Ольга наверняка ему уже все рассказала… И он не позвонил, ни вчера, ни сегодня…
– Не терзай себя, – сказала Инна. – Это уже прошло. Оставь прошлое прошлому.
– Кто ты? – спросил Костя.
– Инна, – ответила Инна. – И не надо больше об этом. Я здесь, и я желаю тебе только хорошего, а больше ничего не важно.
– Nothing else matters, – пробормотал Костя себе под нос.
– Ага, – сказала Инна.
Они поднялись на дорогу, Костя воровато оглянулся по сторонам. Кажется, никто их не видит, это хорошо.
– Мне надо одеться, – задумчиво констатировала Инна. – Ходить голой по улице неприлично.
Немного подумала и добавила:
– Но мы не будем спешить.
Они прошли через скрипучую калитку, поднялись по ступеням рассохшегося крыльца, Инна остановилась и сказала:
– Я приму душ. Да и тебе не помешает.
Они приняли душ вместе. Она начала ласкать его прямо в душе, поначалу он был растерян и пассивен, но это продолжалось совсем недолго, он начал отвечать на ее ласки, а затем в его душе будто прорвался вулкан. Впервые за почти четырнадцать лет его посетило восхитительное чувство, когда можно все, нет ничего запретного, и каждое движение, каждый жест, каждое прикосновение дарят радость, и вся эта радость без остатка разделена между влюбленными. Это чудесное, нереальное единение, когда два тела становятся одним и две души становятся одной, нет усталости, нет боли, нет ничего, кроме наслаждения, то острого, как порез бритвой, то тихого и плавного счастья, какое, говорят, бывает после укола героина. Они знакомы всего несколько минут, но это неважно, Инна любит его, и он любит ее, это не то чувство, какое может длиться годами, это мгновенно проснувшаяся страсть, но сейчас эта страсть так же остра, как и настоящая любовь. Потом страсть пройдет, но в душе останется приятное воспоминание и еще останется благодарность к Инне за то, что она помогла ему справиться с горем и стыдом.
Они начали в душе, продолжили на постели, это длилось бесконечно, в какой-то момент он с удивлением понял, что наступила ночь, но это ничего не значило. И когда силы окончательно оставили их, было уже далеко за полночь.
Он спустился вниз, взял два пива, лучше бы подошло вино, но вина не было. Инна пригубила и отказалась пить дальше.
– Тебе не нравится «Гиннесс»? – спросил Костя. – В холодильнике есть «Хольстен», он светлый…
– Мне не нравится алкоголь, – сказала Инна. – Я не могу его пить. Если хочешь меня угостить, угости чаем с чем-нибудь сладким.
– Ты совсем не пьешь? – удивился Костя. – Почему? Ты… Нет, это, наверное, бестактный вопрос.
– Ничего бестактного, – сказала Инна. – Но, ты прав, этот вопрос лучше не задавать. Ты ведь все равно уже знаешь ответ.
Да, Костя знал ответ. Но он не хотел произносить эти слова вслух, пусть лучше они останутся невысказанными.
– Фея, – сказал он. – Моя добрая фея.
И погладил ее по щеке.
– Привет, – сказала блондинка.
– Привет, – отозвался Костя.
Пожалуй, красавицей ее не назовешь, нос крупноват, подбородок островат, да и вообще черты лица немного неправильные. Но глаза большие, выразительные. А ключицы слишком выпирают, наверняка очень худая, как модель. Костя не любил худых женщин.
Блондинка шла по дну, приближаясь к берегу. Вот из воды появились плечи, вот грудь, очень маленькая, с маленькими некрасивыми сосками. Гм… а она ведь голая купается.
Девушка улыбнулась, очень мило и обаятельно, и хихикнула.
– Извини, – сказала она. – Я не хотела тебя смущать.
На какой-то миг Косте показалось, что ее губы не движутся, когда она говорит.
– А никто и не смутился, – сказал Костя. – Подумаешь, голая девушка…
К этому времени она была видна уже по пояс. Действительно, очень худая, не как модель, но все равно худая. Тазовые кости сильно выступают… гм… А она совсем голая, не только топлес.
Она подошла к Косте вплотную, на ее губах блуждала рассеянная улыбка. Вытянула руку и осторожно коснулась Костиной щеки. Прикосновение отозвалось болью, Костя сразу вспомнил, откуда берется эта боль, и сморщился. На минуту он забыл свой вчерашний позор, но теперь воспоминание вернулось. И не в последний раз.
– Прости, – сказала девушка. – Я не хотела причинять тебе боль.
Она еще раз коснулась его щеки, на этот раз мягко и нежно, и совсем не больно. От нее пахло речным илом, но сквозь этот запах пробивался другой. Биологи говорят, что люди нечувствительны к феромонам, но это ерунда, Костя всегда так считал, и неважно, что написано в умных статьях из журнала Nature. Запах женщины – это запах женщины, особенно если женщина так молода и так соблазнительно улыбается.
Он прикоснулся к ее запястью и вздрогнул. Это неправильная, безумная ситуация, эта девчонка не должна здесь быть, и он не должен стоять рядом с ней и думать о ее ласках. Откуда она взялась?
Он не стал искать ответа. Он боялся, что найдет его и что этот ответ ему не понравится. Ему тяжело, его бросила жена, его надо утешить, а кто лучше сможет его утешить, чем умеренно симпатичная юная девушка? И наплевать на вопросы, ответы на них надо искать в спокойной обстановке, а не тогда, когда тебя переполняет боль и ненависть к самому себе. Сейчас боль немного отступила, и это хорошо, пусть она отступит еще немного.
– Пойдем, – сказала она. – Я помогу тебе справиться с болью.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Идинна, – ответила она.
Он внезапно понял, что из всех слов, что она произнесла, только эти слова прозвучали реальным колебанием воздуха. Все остальное, что она говорила, звучало только в его голове. И ее губы на самом деле не двигались, это ему не показалось.
– Идинна, – повторил он и глупо хихикнул. – Можно я буду звать тебя Инна? Это и похоже, и одно и то же.
Произнеся эти слова, он сразу пожалел, что не к месту процитировал этот глупейший анекдот. Что поделать, он никогда не умел нормально разговаривать с женщинами, удивительно, как Ольга в свое время сумела разглядеть в этом нескладном застенчивом парне… Впрочем, не стоит сейчас думать об Ольге, это слишком больно.
– Хорошо, – сказала Инна. – Пусть будет так. Пойдем.
Она взяла его за руку и повела вверх по склону, к дороге, сразу за которой стоит его дача. Точнее, его бывшая дача. Он соберет вещи, уедет и никогда больше здесь не появится, здесь будет жить Ольга и этот страшный лысый мужик, которого Андрей, может быть, станет называть папой. Хотя нет, не станет, четырнадцатилетний парень никогда не позволит себе такого. Впрочем, кто его знает, Ольга наверняка ему уже все рассказала… И он не позвонил, ни вчера, ни сегодня…
– Не терзай себя, – сказала Инна. – Это уже прошло. Оставь прошлое прошлому.
– Кто ты? – спросил Костя.
– Инна, – ответила Инна. – И не надо больше об этом. Я здесь, и я желаю тебе только хорошего, а больше ничего не важно.
– Nothing else matters, – пробормотал Костя себе под нос.
– Ага, – сказала Инна.
Они поднялись на дорогу, Костя воровато оглянулся по сторонам. Кажется, никто их не видит, это хорошо.
– Мне надо одеться, – задумчиво констатировала Инна. – Ходить голой по улице неприлично.
Немного подумала и добавила:
– Но мы не будем спешить.
Они прошли через скрипучую калитку, поднялись по ступеням рассохшегося крыльца, Инна остановилась и сказала:
– Я приму душ. Да и тебе не помешает.
Они приняли душ вместе. Она начала ласкать его прямо в душе, поначалу он был растерян и пассивен, но это продолжалось совсем недолго, он начал отвечать на ее ласки, а затем в его душе будто прорвался вулкан. Впервые за почти четырнадцать лет его посетило восхитительное чувство, когда можно все, нет ничего запретного, и каждое движение, каждый жест, каждое прикосновение дарят радость, и вся эта радость без остатка разделена между влюбленными. Это чудесное, нереальное единение, когда два тела становятся одним и две души становятся одной, нет усталости, нет боли, нет ничего, кроме наслаждения, то острого, как порез бритвой, то тихого и плавного счастья, какое, говорят, бывает после укола героина. Они знакомы всего несколько минут, но это неважно, Инна любит его, и он любит ее, это не то чувство, какое может длиться годами, это мгновенно проснувшаяся страсть, но сейчас эта страсть так же остра, как и настоящая любовь. Потом страсть пройдет, но в душе останется приятное воспоминание и еще останется благодарность к Инне за то, что она помогла ему справиться с горем и стыдом.
Они начали в душе, продолжили на постели, это длилось бесконечно, в какой-то момент он с удивлением понял, что наступила ночь, но это ничего не значило. И когда силы окончательно оставили их, было уже далеко за полночь.
Он спустился вниз, взял два пива, лучше бы подошло вино, но вина не было. Инна пригубила и отказалась пить дальше.
– Тебе не нравится «Гиннесс»? – спросил Костя. – В холодильнике есть «Хольстен», он светлый…
– Мне не нравится алкоголь, – сказала Инна. – Я не могу его пить. Если хочешь меня угостить, угости чаем с чем-нибудь сладким.
– Ты совсем не пьешь? – удивился Костя. – Почему? Ты… Нет, это, наверное, бестактный вопрос.
– Ничего бестактного, – сказала Инна. – Но, ты прав, этот вопрос лучше не задавать. Ты ведь все равно уже знаешь ответ.
Да, Костя знал ответ. Но он не хотел произносить эти слова вслух, пусть лучше они останутся невысказанными.
– Фея, – сказал он. – Моя добрая фея.
И погладил ее по щеке.
4
Саша вытер пот со лба и сказал:
– Ну вот, кажется, все. Я думал, у тебя намного больше барахла.
– Я странная женщина, – сказала Ольга. – Не люблю копить вещи.
– Это точно, странная, – кивнул Саша. – Люблю странных женщин. Может, на дачу съездим? Суббота, два часа дня всего, успеем вполне. Позвони мужу, скажи, что мы закончили.
– Он мне не муж, – отрезала Ольга.
– Формально – муж, – возразил Саша. – Вот когда разведешься – тогда будет не муж. Позвони ему, он наверняка все свое уже собрал, сейчас начнет водку глушить с горя.
– Он водку не пьет, – печально произнесла Ольга. – Он пиво дует ящиками. И в игрушки играет на ноутбуке, как усядется, с одной стороны ноутбук, с другой стороны пиво… Сына тоже приучил…
– Пиво пить? – удивился Саша.
– Нет, в игрушки играть.
– Ну, это не страшно. Так позвони ему, пока не засел.
Ольга взяла телефон и выбрала в адресной книге запись, озаглавленную «Муж». Хмыкнула, выбрала в меню «Редактировать», стерла три неправильные буквы, подавила соблазн вписать вместо них «сволочь» или «козлина» и вписала просто «Костя». И нажала кнопку соединения.
Костя ответил только после восьмого гудка. Голос его звучал так, как будто жена, теперь уже бывшая, отвлекла его от чего-то увлекательного. Небось все-таки уселся за пиво.
– Что случилось? – спросил Костя.
Ольга постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно.
– Мы все свое уже собрали, – сказала она. – Ты на даче свои вещи собрал?
Костя замялся.
– Ну… – протянул он, Ольга не стала дожидаться, когда он начнет бормотать свои жалкие оправдания, и спросила:
– Пить уже начал?
– Нет, – ответил Костя.
Судя по голосу, он не врал.
– Так собирайся и выезжай. Мы сейчас на дачу поедем, лучше, чтобы тебя там не было. Или хочешь еще раз с Сашей поговорить?
– Хорошо, сейчас все соберу быстро, – пробормотал Костя. – А ты только по этому поводу звонила?
Ольга начала злиться. Хоть бы извинился за вчерашнее, козел!
– Про сына так и не спросил, – укоряюще бросила она. – Тебе совсем не интересно, как он учиться будет?
Костя ответил после долгой паузы.
– Думаю, у вас с этим Мойшей все уже продумано.
– Он не Мойша, он Саша! – рявкнула Ольга.
– Извини, не расслышал, – спокойно сказал Костя.
Никакого раскаяния в его голосе не слышалось.
Это умение тихо доставать, не повышая голос и говоря вроде бы спокойно и уравновешенно, умение выставлять тебя непроходимой, феерической дурой, эта Костина черта бесила Ольгу сильнее всего. Когда они ссорились, он не ругался, он просто надевал на лицо ехидную кривую ухмылочку и тихо глумился над ней, выворачивая наизнанку каждое ее слово. Она злилась, а он только радовался. Со временем она привыкла к этой манере, научилась не впадать в истерику, а отвечать тем же, но ненавидеть эту мерзкую привычку она не перестала. Странно, что позавчера он не стал издеваться над ней, видно, не сообразил от ошеломления. Она улыбнулась – все-таки она хорошо его достала, пусть ощутит на своей шкуре, каково чувствовать себя дураком. Впрочем, непохоже, что он это ощутил в полной мере.
Ольга отключилась. Едва связь оборвалась, она подумала, что на другом конце несуществующего провода ее бывший муж сейчас задумчиво оглядывает свой мобильник и говорит:
– Слив засчитан.
И начинает гнусно хихикать.
Она потрясла головой, отгоняя непрошеную картину. Положила мобильник на стол, подняла голову и встретилась глазами с Сашей.
– Вы договорились? – спросил Саша.
Ольга рассеянно кивнула.
– Что-то не так?
Ольга пожала плечами.
– Как-то он странно говорил, – сказала она. – Вроде не пил, а вроде…
– Имеет право, – сказал Саша. И вдруг добавил: – Не стоило мне его бить.
Ольга криво усмехнулась, совсем как Костя, когда они ругались.
– А уж ему-то как меня бить не стоило, – сказала она.
Она думала, что Саша сейчас самодовольно улыбнется, но его лицо осталось мрачным.
– Поехали, – сказал он. – Отвезем барахло ко мне и прямо от меня поедем на твою дачу. Скажи Андрею, пусть собирается. – И неожиданно добавил: – Кстати, я могу возить его в школу, это почти по дороге.
– Ну вот, кажется, все. Я думал, у тебя намного больше барахла.
– Я странная женщина, – сказала Ольга. – Не люблю копить вещи.
– Это точно, странная, – кивнул Саша. – Люблю странных женщин. Может, на дачу съездим? Суббота, два часа дня всего, успеем вполне. Позвони мужу, скажи, что мы закончили.
– Он мне не муж, – отрезала Ольга.
– Формально – муж, – возразил Саша. – Вот когда разведешься – тогда будет не муж. Позвони ему, он наверняка все свое уже собрал, сейчас начнет водку глушить с горя.
– Он водку не пьет, – печально произнесла Ольга. – Он пиво дует ящиками. И в игрушки играет на ноутбуке, как усядется, с одной стороны ноутбук, с другой стороны пиво… Сына тоже приучил…
– Пиво пить? – удивился Саша.
– Нет, в игрушки играть.
– Ну, это не страшно. Так позвони ему, пока не засел.
Ольга взяла телефон и выбрала в адресной книге запись, озаглавленную «Муж». Хмыкнула, выбрала в меню «Редактировать», стерла три неправильные буквы, подавила соблазн вписать вместо них «сволочь» или «козлина» и вписала просто «Костя». И нажала кнопку соединения.
Костя ответил только после восьмого гудка. Голос его звучал так, как будто жена, теперь уже бывшая, отвлекла его от чего-то увлекательного. Небось все-таки уселся за пиво.
– Что случилось? – спросил Костя.
Ольга постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно.
– Мы все свое уже собрали, – сказала она. – Ты на даче свои вещи собрал?
Костя замялся.
– Ну… – протянул он, Ольга не стала дожидаться, когда он начнет бормотать свои жалкие оправдания, и спросила:
– Пить уже начал?
– Нет, – ответил Костя.
Судя по голосу, он не врал.
– Так собирайся и выезжай. Мы сейчас на дачу поедем, лучше, чтобы тебя там не было. Или хочешь еще раз с Сашей поговорить?
– Хорошо, сейчас все соберу быстро, – пробормотал Костя. – А ты только по этому поводу звонила?
Ольга начала злиться. Хоть бы извинился за вчерашнее, козел!
– Про сына так и не спросил, – укоряюще бросила она. – Тебе совсем не интересно, как он учиться будет?
Костя ответил после долгой паузы.
– Думаю, у вас с этим Мойшей все уже продумано.
– Он не Мойша, он Саша! – рявкнула Ольга.
– Извини, не расслышал, – спокойно сказал Костя.
Никакого раскаяния в его голосе не слышалось.
Это умение тихо доставать, не повышая голос и говоря вроде бы спокойно и уравновешенно, умение выставлять тебя непроходимой, феерической дурой, эта Костина черта бесила Ольгу сильнее всего. Когда они ссорились, он не ругался, он просто надевал на лицо ехидную кривую ухмылочку и тихо глумился над ней, выворачивая наизнанку каждое ее слово. Она злилась, а он только радовался. Со временем она привыкла к этой манере, научилась не впадать в истерику, а отвечать тем же, но ненавидеть эту мерзкую привычку она не перестала. Странно, что позавчера он не стал издеваться над ней, видно, не сообразил от ошеломления. Она улыбнулась – все-таки она хорошо его достала, пусть ощутит на своей шкуре, каково чувствовать себя дураком. Впрочем, непохоже, что он это ощутил в полной мере.
Ольга отключилась. Едва связь оборвалась, она подумала, что на другом конце несуществующего провода ее бывший муж сейчас задумчиво оглядывает свой мобильник и говорит:
– Слив засчитан.
И начинает гнусно хихикать.
Она потрясла головой, отгоняя непрошеную картину. Положила мобильник на стол, подняла голову и встретилась глазами с Сашей.
– Вы договорились? – спросил Саша.
Ольга рассеянно кивнула.
– Что-то не так?
Ольга пожала плечами.
– Как-то он странно говорил, – сказала она. – Вроде не пил, а вроде…
– Имеет право, – сказал Саша. И вдруг добавил: – Не стоило мне его бить.
Ольга криво усмехнулась, совсем как Костя, когда они ругались.
– А уж ему-то как меня бить не стоило, – сказала она.
Она думала, что Саша сейчас самодовольно улыбнется, но его лицо осталось мрачным.
– Поехали, – сказал он. – Отвезем барахло ко мне и прямо от меня поедем на твою дачу. Скажи Андрею, пусть собирается. – И неожиданно добавил: – Кстати, я могу возить его в школу, это почти по дороге.