Величие образа княгини Ольги не только и не столько в способности принимать облик смелой воительницы в тяжелые для государства моменты, а скорее в способности оказывать влияние на все неравномерно развитые и имеющие различное восприятие происходящего слои населения – прежде всего многогранностью механизмов управления и внедренных в жизнь формирующейся нации идей. Мирные походы, которые расширили влияние Киева на прилежащие пространства и закрепили некое единство, общность народа, не могли пройти незаметно мимо наиболее просвещенных людей, как не могли не оставить отпечаток величия на деятельности княгини. Импорт новой, более прогрессивной религии стал вторым фактором восприятия Ольги как объединяющего звена нации, предвестника национальной идеи славянства.
Хотя, по всей видимости, арсенал технологий закрепления величия и благородства достижений у полухристианской Ольги был ограничен, она постаралась запечатлеть свою деятельность многими оригинальными и колоритными способами. Она сумела стать первой святой Киевской Руси, вселив в славянскую ментальность привкус искреннего благоговения перед Господом. Нет никакого сомнения, что ее собственный религиозный фанатизм исходил из самых глубин восприимчивого и чувственного женского естества. Но не стоит отбрасывать и тот факт, что ведение мудрой мирной политики и ставки на хитросплетения международной обстановки позволили Ольге уловить исполинскую силу влияния религии на всю систему управления государством. Ведь во время собственного крещения она не могла не осознать весомой роли церкви в Византийском государстве, а выработка новой формулы государственного управления с отказом от активных завоеваний должна была стимулировать управительницу искать новые, более универсальные рычаги воздействия на все слои населения. Найденное ею христианское зерно было деликатно посажено глубоко внутрь славянского естества, а благодаря внуку Владимиру и позже – правнуку Ярославу Мудрому это зерно превратилось в росток национальной идеи новой нации.
Обязательным в нашем повествовании должно являться признание, что образ любой выдающейся женщины, как миф
о любом герое в принципе, безотносительно к половому признаку, всегда «дописывается» благодарной нацией, народом, которому нужны символы своего величия. Гигантские образы, стоящие над обывателем, необходимы любому народу, они служат мощной объединительной силой даже для «разношерстных масс», что можно наблюдать при формировании и возвышении политических сил, и в том числе сомнительных по содержанию и идеологии. В случае с княгиней Ольгой необходимо подчеркнуть, что уже в процессе жизни она сумела создать контуры легенды о великой женщине-государственнике, преподнося на суд общественного мнения преимущественно официальную и положительно окрашенную информацию, тщательно закамуфлировать личное и, особенно важно, женское. Лишь по отдельным обрывкам исследователь может узнать и домыслить уровень проблем в отношениях матери-княгини с непокорным и воинственным сыном Святославом, сложность восприятия новой религии в различных, и особенно во влиятельных, слоях населения, таких как бояре или дружина.
Кажется неудивительным и естественным, что легендарный образ этой простой и смиренной женщины возбуждал
творческие порывы многих и многих создателей: летописцев, художников, историков, писателей и поэтов. Она уже стала частичкой Созвездия Вечности, прикосновение к которому обогащает наш невозможно быстро и странно меняющийся мир, оставляющий, впрочем, все новые и новые мерцающие пятна на темном небосклоне – отголоски и отблески вновь прошелестевших событий.
Звезда Ольги в этом Созвездии, неся в себе сакральный оттенок могущественной и нетленной святости, не теряет своего неземного, теперь уже и охранительного, спасительного смысла. Все происходит, как по давно написанному сценарию: миф о герое, рожденный однажды, будет жить вечно.
Жанна д’Арк (Жанна Дарк)
От пастушки к воительнице. Трансформация жизненного сценария
Витязь в платье: исполнение мужской роли
Хотя, по всей видимости, арсенал технологий закрепления величия и благородства достижений у полухристианской Ольги был ограничен, она постаралась запечатлеть свою деятельность многими оригинальными и колоритными способами. Она сумела стать первой святой Киевской Руси, вселив в славянскую ментальность привкус искреннего благоговения перед Господом. Нет никакого сомнения, что ее собственный религиозный фанатизм исходил из самых глубин восприимчивого и чувственного женского естества. Но не стоит отбрасывать и тот факт, что ведение мудрой мирной политики и ставки на хитросплетения международной обстановки позволили Ольге уловить исполинскую силу влияния религии на всю систему управления государством. Ведь во время собственного крещения она не могла не осознать весомой роли церкви в Византийском государстве, а выработка новой формулы государственного управления с отказом от активных завоеваний должна была стимулировать управительницу искать новые, более универсальные рычаги воздействия на все слои населения. Найденное ею христианское зерно было деликатно посажено глубоко внутрь славянского естества, а благодаря внуку Владимиру и позже – правнуку Ярославу Мудрому это зерно превратилось в росток национальной идеи новой нации.
Обязательным в нашем повествовании должно являться признание, что образ любой выдающейся женщины, как миф
о любом герое в принципе, безотносительно к половому признаку, всегда «дописывается» благодарной нацией, народом, которому нужны символы своего величия. Гигантские образы, стоящие над обывателем, необходимы любому народу, они служат мощной объединительной силой даже для «разношерстных масс», что можно наблюдать при формировании и возвышении политических сил, и в том числе сомнительных по содержанию и идеологии. В случае с княгиней Ольгой необходимо подчеркнуть, что уже в процессе жизни она сумела создать контуры легенды о великой женщине-государственнике, преподнося на суд общественного мнения преимущественно официальную и положительно окрашенную информацию, тщательно закамуфлировать личное и, особенно важно, женское. Лишь по отдельным обрывкам исследователь может узнать и домыслить уровень проблем в отношениях матери-княгини с непокорным и воинственным сыном Святославом, сложность восприятия новой религии в различных, и особенно во влиятельных, слоях населения, таких как бояре или дружина.
Кажется неудивительным и естественным, что легендарный образ этой простой и смиренной женщины возбуждал
творческие порывы многих и многих создателей: летописцев, художников, историков, писателей и поэтов. Она уже стала частичкой Созвездия Вечности, прикосновение к которому обогащает наш невозможно быстро и странно меняющийся мир, оставляющий, впрочем, все новые и новые мерцающие пятна на темном небосклоне – отголоски и отблески вновь прошелестевших событий.
Звезда Ольги в этом Созвездии, неся в себе сакральный оттенок могущественной и нетленной святости, не теряет своего неземного, теперь уже и охранительного, спасительного смысла. Все происходит, как по давно написанному сценарию: миф о герое, рожденный однажды, будет жить вечно.
Прародительница Ольга! Благодатный образ твой
Из-за мглы веков восходит, лучезарный и живой![3]
Жанна д’Арк (Жанна Дарк)
Для этого я рождена.
Жанна д Арк судьям
И она вошла в века как Орлеанская Дева.
Анатолий Левандовский, автор биографического романа о Жанне д Арк
6 января 1412 года – 30 мая 1431 года
Символ женщины-спасительницы, отображение феномена женской силы и мужества
Имя Жанны д’Арк известно если не всем, то почти каждому. К началу XXI века этот демонический персонаж вынырнул из Истории в обрамлении таких противоречивых мифов, что в этом заманчивом хитросплетении нелегко отделить нетленные реалии от патетического пепла людской молвы. Бедная воинственная пастушка из маленькой французской деревеньки оказалась сродни таинственному вулкану, неожиданно извергнувшему в пространство всю мощь и величие и так же внезапно застывшему навечно под собственной лавой на века. Может быть, Жанна д’Арк – лишь притягательная сладостная иллюзия для людей, так любящих мистические символы?
Личность отрешенной в своей необъяснимой миссии девушки, явившейся для спасения родины, столь неуловима, что осознать предпосылки ее мотивации и истинную природу деятельной натуры можно лишь путем многочисленных противопоставлений исторических фактов, не слишком доверяя авторам летописей давно минувших событий, значительно приукрашенных и измененных позже самими участниками тех загадочных и беспокойных дней.
Но даже в сопровождении такого мистического и сложнообъяснимого шлейфа комментариев одухотворенная патриотическим фанатизмом личность может быть взята для беспристрастного препарирования ее жизненных установок, составляющих звенья неискушенной и в то же время феноменальной стратегии. Наиболее удивительной представляется та ее часть, которая связана с появлением самоидентификации великой миссии спасения, а также необычайного высокой для крестьянской девушки самооценки совершить задуманное. По всей видимости, ответы на эти вопросы своими корнями уходят в детство Жанны, которое преимущественно потеряно для исследователей; в нем больше предположений и домыслов, нежели четко зафиксированных фактов. Тем не менее, спокойный и пристальный взгляд сквозь окутанную туманом толщу минувших столетий может помочь восстановить, по меньшей мере, ключевые элементы жизненной линии девушки, имя которой осталось в Истории овеянным всемогущими ветрами славы.
Не оспаривая и не преувеличивая заслуг средневековой воительницы, стоит лишь заметить, что созданный вокруг ее имени миф, несомненно, более значим, чем сама история мученицы, озаботившейся судьбой Франции. Но, мешая пониманию личности героини, завораживающая легенда о Жанне д’Арк, тем не менее, является самым красноречивым свидетельством безоговорочного принятия ее образа современным миром, создание нового маяка, светящего далеко за рамки национального. Жанна д’Арк стала частью коллективного бессознательного человечества, бессмертным символом воинственной женщины, которая из отчаяния и любви способна совершить поступки, кажущиеся невероятными.
Символ женщины-спасительницы, отображение феномена женской силы и мужества
Имя Жанны д’Арк известно если не всем, то почти каждому. К началу XXI века этот демонический персонаж вынырнул из Истории в обрамлении таких противоречивых мифов, что в этом заманчивом хитросплетении нелегко отделить нетленные реалии от патетического пепла людской молвы. Бедная воинственная пастушка из маленькой французской деревеньки оказалась сродни таинственному вулкану, неожиданно извергнувшему в пространство всю мощь и величие и так же внезапно застывшему навечно под собственной лавой на века. Может быть, Жанна д’Арк – лишь притягательная сладостная иллюзия для людей, так любящих мистические символы?
Личность отрешенной в своей необъяснимой миссии девушки, явившейся для спасения родины, столь неуловима, что осознать предпосылки ее мотивации и истинную природу деятельной натуры можно лишь путем многочисленных противопоставлений исторических фактов, не слишком доверяя авторам летописей давно минувших событий, значительно приукрашенных и измененных позже самими участниками тех загадочных и беспокойных дней.
Но даже в сопровождении такого мистического и сложнообъяснимого шлейфа комментариев одухотворенная патриотическим фанатизмом личность может быть взята для беспристрастного препарирования ее жизненных установок, составляющих звенья неискушенной и в то же время феноменальной стратегии. Наиболее удивительной представляется та ее часть, которая связана с появлением самоидентификации великой миссии спасения, а также необычайного высокой для крестьянской девушки самооценки совершить задуманное. По всей видимости, ответы на эти вопросы своими корнями уходят в детство Жанны, которое преимущественно потеряно для исследователей; в нем больше предположений и домыслов, нежели четко зафиксированных фактов. Тем не менее, спокойный и пристальный взгляд сквозь окутанную туманом толщу минувших столетий может помочь восстановить, по меньшей мере, ключевые элементы жизненной линии девушки, имя которой осталось в Истории овеянным всемогущими ветрами славы.
Не оспаривая и не преувеличивая заслуг средневековой воительницы, стоит лишь заметить, что созданный вокруг ее имени миф, несомненно, более значим, чем сама история мученицы, озаботившейся судьбой Франции. Но, мешая пониманию личности героини, завораживающая легенда о Жанне д’Арк, тем не менее, является самым красноречивым свидетельством безоговорочного принятия ее образа современным миром, создание нового маяка, светящего далеко за рамки национального. Жанна д’Арк стала частью коллективного бессознательного человечества, бессмертным символом воинственной женщины, которая из отчаяния и любви способна совершить поступки, кажущиеся невероятными.
От пастушки к воительнице. Трансформация жизненного сценария
Героическая история о Жанне д’Арк берет начало в крошечной деревушке Домреми в северо-восточной части Франции. Дети таких деревень взрослеют рано, ибо тягостный, почти каторжный труд средневекового крестьянина ускоряет жизненный цикл большей части народа, скорбно тянущего свою незавидную лямку. Исторические данные свидетельствуют о том, что быстро приобщающаяся к самостоятельности девушка с распространенным именем Жанна к моменту начала трогательной легенды уже включилась в бесконечную спираль труженицы, точку в которой неизменно ставит лишь смерть, освобождая от необходимости дальше бороться за выживание и передавать суровое бремя наследству.
Детство Жанны не пестрит важными для исследователя фактами, однако некоторые сопутствующие штрихи биографии заметно усилили выразительность восприятия исторического момента жестокой эпохи.
Во-первых, Жанна имела старших братьев, и к часу приобщения к изнурительному крестьянскому труду девочка отчетливо видела свою безрадостную и в определенном смысле жуткую перспективу. Когда к пятнадцати годам она превратилась в полноценный винтик работающей семейной микросхемы, начав ткать, прясть, шить, стирать, пасти скот и убирать дом, старшие дети давно уже освоили эти нехитрые ремесла, но семья, как и прежде, балансировала между благополучием и нищетой. Так же как вся ее родня, Жанна с детства не могла не осознавать, что все ее дальнейшее существование не сулит ничего замечательного, кроме продолжительной, непрерывной работы до изнеможения и безрадостного конца, скорее всего в нищете и болезнях.
Во-вторых, война в течение нескольких десятилетий раздирала ее родную землю и народ. Война была неотъемлемой частью окружающей девочку действительности. Вряд ли такая сложная категория, как патриотизм, была значимой для крестьян маленькой деревушки, но для простого народа, навечно прикованного невидимыми цепями к земле, всегда предпочтительнее иметь одного могучего хозяина, чем нескольких господ сразу, которых конкуренция делает еще более неуемными и беспощадными. Именно с таким единым хозяином и ассоциировалась королевская власть, которая могла карать, но была способна и защищать свой народ: в головах дисциплинированного люда вера в «своего» короля вбивалась с такой же строгостью, как и почитание строгих религиозных правил.
Реальное ловко переплеталось с навязываемыми в течение столетий стереотипами, делая из рядового обитателя любой страны биологически управляемое существо, вынужденное более всего заботиться о выживании рода и элементарном благополучии семьи. При этом могучие формы средневековой пропаганды в виде проповедей безжалостных «глашатаев неба» и хитроумных интриг местных властителей, их почти неограниченная власть и лютые нравы красноречиво убеждали народные массы в необходимости верить в «своего» короля и «своих» религиозных наставников.
В детстве Жанна росла бесшабашным и довольно решительным ребенком, в условиях непрекращающейся войны и отсутствия внимания со стороны занятых вечной проблемой выживания родителей. Она воспитывалась отчаянным, преимущественно мальчишеским окружением, своеобразной формой улицы, бредящей освобождением родных земель и отмщением врагу. Идея противостояния внешнему врагу, в котором придавленное нищетой боязливое крестьянство пыталось увидеть все беды своей протекающей, словно в кошмарной лихорадке, жизни, выкристаллизовывалась постепенно, но неотвратимо. Причем если для мелких вассалов потеря земель означала потерю части дохода, то для самих крестьян засилье чужеземцев ассоциировалось с потерей перспектив вообще. Поэтому на фоне нерешительности и двусмысленности действий местных властителей, часто пытающихся тихо договориться с новыми английскими хозяевами о неких правилах игры, тихое волнение народа перерастало в ропот и постепенно становилось все более реальным и набирающим силу движением, влияя, среди прочего, на формирование отрешенного характера будущей воительницы. Вполне естественно, что девочка незаметно пропиталась духом непримиримой борьбы и не раз демонстрировала решительность в своих юных поступках.
Часто не свойственная крестьянской девочке строптивость перерастала в открытое, демонстративное неповиновение окружающим, например родителям, которые пытались выдать ее замуж за деревенского парня, чтобы накинуть брачную узду на часто выходящую из-под контроля дочку. В редком для негибкого и консервативного крестьянского мирка противостоянии родителям девушка поразила родню своей несокрушимостью и какой-то отрешенной неотступностью. Навязчивая идея некой непонятной окружающим миссии освобождения к тому времени уже настолько созрела в ней, что стала единственной доминирующей мыслью. Каким образом она появилась, не знал никто, но отсутствие перспектив в существующем жизненном укладе, разрушенных войной устоях и непреодолимое желание изменить существующий миропорядок толкали девушку к действиям невиданной дерзости. Доподлинно неизвестно, имели ли место галлюцинации, которым немало времени уделяли исследователи феномена Жанны д’Арк, однако очевидно, что ее психика была не только чрезмерно восприимчива, но и необычайно возбуждена. Очень возможно, что Голос свыше был придуман несколько позже – для усиления экспрессии появления Девы-спасительницы и логического объяснения родне такого непонятного для обывателя превращения. Кроме того, если принять во внимание приводимые данные исследователей Перну и Клэна, у Жанны была еще одна веская причина покинуть родительский дом. Речь о том, что после ее неповиновения в вопросе замужества, что само по себе является вопиющим случаем для патриархальной средневековой деревни, отец угрожал строптивице убийством и даже из боязни позора для семьи просил ее старших братьев утопить девушку, поскольку глава семьи был уверен, что Жанна намерена сопровождать солдат и стать публичной девкой. Таким образом, сложилась ситуация, когда девушке даже ради собственной безопасности лучше было исчезнуть. Наконец, еще одна часть исследователей указывают на чисто физиологические отклонения у Жанны, проявляющиеся в заторможенности развития, и, как следствие, отсутствие сексуального влечения. Так, Гринблатт не исключает эндокринных нарушений, которые наложили отпечаток на психику девушки. В частности, он отмечает отсутствие менструаций и половой зрелости, а также подавление сексуального влечения. «Мужчины не оказывали на нее притягательной силы, как и от нее не исходило сексуального возбуждения», – считает исследователь, не исключая, что галлюцинации и «дикий религиозный фанатизм» Жанны были следствием этого подавленного влечения. Приблизительно такого же мнения придерживается и другой исследователь, Гендерсон, утверждающий, что «комбинация солдата со святой возникает на основе психосексуальной незрелости». Если эти выводы имеют под собой серьезное основание, такой факт, несомненно, серьезно повлиял на уход Жанны из родительского дома. Так или иначе, вследствие физиологических или психических причин девушка была не готова к созданию семьи, на чем настаивали строгие родители. С этим, вполне естественно, связывалась устойчивая уверенность родственников и вообще сложного замкнутого мира крестьянской общины в том, что девушка не желает исполнять свою основную функцию – обеспечить появление на свет здорового потомства, способного поддержать цикл семейной борьбы за существование. Не вникая в природу проблем Жанны, стоит подчеркнуть, что ее намеревались заставить исполнить ненавистную ей роль любой ценой.
Таким образом, вся жизнь несчастной девочки-подростка крутилась вокруг сохранения собственной идентичности, угрызений совести за благополучие семьи и общины и борьбы с надвигающейся безысходностью. Будучи придавленной жизненными обстоятельствами и, по всей видимости, собственной психофизиологической неспособностью выполнить возлагаемую на нее функцию, Жанна, несомненно, желала помочь своей семье и настойчиво искала иной, альтернативный и близкий своей природе путь для решения проблем семьи. Об этом свидетельствует и зафиксированный много позже факт, что по достижении особого положения при королевском дворе девушка имела лишь одну просьбу, связанную с улучшением жизненных условий своих односельчан и освобождением их от налогов. Косвенно такую гипотезу о формировании мотивации Жанны д’Арк подтверждает еще один признанный факт: на первый взгляд, странное сочетание в характере девушки мягкосердечия, доброты и безудержной воинственности. Собственная бесперспективность как женщины в общине и наличие маскулинных черт подтолкнули Жанну к реализации исключительно мужской идеи для решения такого сложного ребуса, подброшенного жизнью. Естественная для крестьянской девушки примитивность мышления, отсутствие знаний и актерского таланта на фоне детской прямолинейности привели к неспособности полного вытеснения женского в принятой «мужской игре». Это женское эмоциональное не раз прорывалось в актах мягкосердечия и принятия неожиданных, порой крайне рискованных, связанных с театрализацией действа, решениях. И как раз эта добродушная простота и примитивность предопределили судьбу девушки, а заодно и рождение мифа о Жанне д’Арк. Потому что организаторы великолепного шествия Девы-освободительницы не могли бы позволить себе рискнуть ввести на арену другую Жанну, умную, хитрую, знающую изнутри гнусность того мирка, в котором обитали души так называемой королевской элиты. Это было бы слишком опасно. Образ же простой девушки, искренней в своих побуждениях и заблуждениях, внушал доверие и вполне устраивал всех, ибо его, как очевидно полагали устроители освободительного акта, можно было стереть со скрижалей Истории в любой момент.
Но Жанна действительно была бесстрашной и многим напоминала воинственно настроенного зверя из загнанного в тупик стада; когда смерть заглядывает в глаза, ужасая своей неотвратимостью, бросаться грудью на противника становится легче. В глубине мотивации Жанны лежала безысходность, а необходимость бороться за более понятное будущее стимулировалось еще и ее демонстративным, алчущим признания естеством. Признанные факты трепетного отношения Жанны к экстравагантному, дорогому и большей частью мужскому одеянию, а также слишком откровенного, даже какого-то патологического возвеличивания утвержденной для освободительного движения символики говорят о неуемной жажде признания, которое было призвано стать отменной компенсацией ее отвержения общиной. Двигаясь со знаменем на занятые англичанами укрепления вблизи Орлеана, она как бы наблюдала себя со стороны, и холодок восхищения собой, проскальзывающий между лопаток, неизменно был более могучим и притягательным стимулом, чем извечный страх смерти на поле брани.
Важно, что к моменту идентификации девушки окружающими как некоего отчаянного существа, созревшего для бескомпромиссной борьбы, она уже несколько раз посетила своего местного начальника, которого крайне беспокоило вторжение английских завоевателей в его законные владения. Не исключено, что эти визиты, или, по меньшей мере, один из них, были продиктованы порывом отчаявшейся девичьей души, готовой к более решительной борьбе, чем ее запуганные односельчане. Но объективно, дальше ее самостоятельность заканчивается, а деятельность Девы-спасительницы плавно и незаметно для окружающих трансформируется в проект кого-то из окружения дофина Карла Валуа. То есть речь идет о последовательности восприятия идеи появления воинственной девушки-освободительницы в головах, которые пытались управлять наполовину захваченным государством. Эта идея тщательно вынашивалась, а режиссеры детально прорабатывали различные сценарии деятельности воинственной девушки. Это подтверждают и сроки принятия решений королевским окружением, которому надо было многое взвесить, прежде чем допустить к дофину фанатичку. Первое посещение шестнадцатилетней девушкой местного королевского управителя отделено от второго семью месяцами – сроком, достаточным для обдумывания необходимости и возможности выведения на арену такого образа, как женщина-освободительница. Еще несколько месяцев ушло на всевозможные «испытания» при королевском дворе. Бедная, необразованная крестьянка априори не имела бы никаких шансов на участие в военном освободительном походе, если бы ее отчаянное бесстрашие не оказалось на руку некоторым влиятельным вельможам из ближайшего окружения монарха. Ее заметили, о ее роли и возможной миссии призадумались только потому, что она становилась частью чьей-то игры, она должна была стать раздражителем, который либо развивают и поддерживают, либо устраняют. Действительно, если судьбой Жанны д’Арк озаботились многие влиятельные лица, в чем тогда личная заслуга девушки и где прослеживается ее стратегия? Оказывается, в этот судьбоносный для себя период Жанна проявила завидную выдержку и стойкость. Она продемонстрировала не только неискушенное деревенское простодушие, но и уравновешенный, покладистый характер, поражающую окружающих и вместе с тем спокойную энергию и безумную уверенность в победе. Она сумела оправдать ожидания погрязшего в пороках и грехах двора, сумела продемонстрировать и убедить, что она иная, и этим внушить двору мысль, что она справится с задачей.
Многолетняя изнурительная война протекала как бы в замедленном действии. Отсутствие динамичности, небольшие возможности для маневра у сторон, и в том числе в силу слабости и сомнительной легитимности власти дофина Карла Валуа, стимулировали работу тайных сценаристов, заинтересованных в том или ином развитии событий. Интрига часто значила больше, чем открытые военные действия, и отчасти потому, что личные интересы значительной части могущественных вассалов Карла Валуа были не слишком тесно связаны с его возвышением. Определенная часть его влиятельного окружения, не потерявшая своих владений в ходе войны, не очень стремилась к тому, чтобы дофин в конце концов превратился в полноценного короля. Именно поэтому поиски альтернативных проектов, выдвижение сомнительных личностей и в конечном счете затягивание времени с перекладыванием ответственности на чьи-то иные плечи стали основным правилом управления королевского двора. В это смутное и двусмысленное время и явилась необычная, если не сказать странная, девушка по имени Жанна, обладающая заражающим параноидальным стремлением изменить существующий миропорядок.
Когда из далекой, находящейся под контролем противника провинции от местного управленца поступили сведения о появлении некой воинственной и отчаянной крестьянки, кто-то из окружения будущего короля сумел осторожно навязать наследнику с неустойчивой психикой мысль, что девушку можно попытаться использовать. Во-первых, для поднятия духа сражающихся и, прежде всего, осажденных в Орлеане. Во-вторых, для привлечения к освободительному движению широких народных масс. И наконец, для изменения настроений в массах в пользу Карла Валуа, что окажется подтверждением со стороны народа легитимности его власти. Может быть, это сама Фортуна озаботилась судьбой Франции и дала в руки шанс для освобождения захваченных земель? Если после основательной проверки и тщательного прощупывания, что у этой девчонки на уме, выяснится, что из нее может получиться неплохое орудие для решения важных политических задач, это хорошая светская интрига. Только бы она была управляема! В любом случае, если она поведет себя не так, как будет предписано тщательно разработанным при дворе сценарием, ее можно будет немедленно уничтожить. О том, что приблизительно такими были рассуждения тех темных личностей из окружения Карла Валуа, свидетельствуют многочисленные проверки и беседы с Жанной после ее прибытия ко двору. Проявил интерес к крестьянке и сам будущий монарх, вернее, этот интерес был ловко возбужден его более проворными и более искусными в ремесле тайных войн приближенными. Скорее всего, что игра началась задолго до прибытия Жанны в королевский дворец. И так же вполне вероятно, что и участь ее была предопределена еще до появления на сцене. Ибо как в ином случае объяснить распространенное во все концы Франции известие о том, что некая Дева перемещается из северных провинций, чтобы предстать пред монархом? Эта весть неслась так стремительно, проникая повсюду, как газовое облако, что опережала даже передвижение самой Жанны. И в Древнем мире, и в средневековую эпоху слухи, вернее, их распространители были неизменным сопровождением политических проектов; они управлялись, контролировались, корректировались и прекращались по команде тех, кто был способен оплатить такую услугу. Подобно тому, как в век глобализации общественным мнением управляют информационные потоки, направляемые наиболее влиятельными и авторитетными средствами массовой информации, так при помощи гвардии тайных распространителей шла подготовка общественного мнения к тем или иным событиям государственной важности. Предположение о заранее разработанном сценарии находит подтверждение и в единодушном решении всего королевского окружения оставить спасительницу Орлеана на произвол судьбы, а фактически – в решении уничтожить ее.
Многочисленные проверки психического потенциала и природы устремлений странной девушки, к которым были подключены чиновники, духовенство и целая команда шпионов, убедили организаторов проекта, что Жанна обладает всеми необходимыми качествами: достаточно устойчивой психикой, невероятной, неосмысленной и почти болезненной установкой на освобождение Франции, а также совершенно необходимым для этого отсутствием интеллекта. Ей вполне можно позволить осуществить задуманное, осторожно направляя действия и при необходимости ограничивая авторитет в массах при помощи приставленных военачальников. В идее использования девушки действительно была оригинальная деталь, изюминка, которая делала всю затею весьма привлекательной, сложно объяснимой для обывателя, а значит, заключавшей в себе некое таинство. Полководец-муж-чина – это совершенно понятное явление, но оно логично и для противника. Значит, такой военачальник, не обладающий авторитетом и необходимой для воителя зажигательной харизмой, не будет иметь успеха. Тем более в государстве, где претендент на корону не способен был повести за собой войско, а никто из его высшего окружения не был в состоянии исполнить эту роль, проблема могла быть решена удивительным способом – за счет привлечения некой мистической, облеченной в пелену тайны фигуры. Хрупкая и мягкая девушка, закованная в латы, оснащенная всеми атрибутами военачальника и символами победоносного воителя, а также обладающая мужеством исполнить заявленную роль, – это угроза для врага и воспламенитель для собственного народа. Конечно, в начале пути не было никакой уверенности, что Жанна обладает тем необходимым для военных действий уровнем бесстрашия, который, пусть даже не сокрушая врага, позволит воодушевить народное ополчение. Но подкупала ее твердая вера в свою миссию и четкая ориентация на победу. Кроме того, в случае неудачи ее можно легко ликвидировать, приписав все таким же небесным волеизъявлением, как и ее появление. Можно с высокой долей уверенности предположить, что во время пребывания при королевском дворе после принятия окончательного решения использовать Жанну в качестве альтернативы полководцу, девушку подбадривали и готовили к роли. Возможно, на нее и не возлагали больших надежд, однако дух защитников осажденного Орлеана она должна была поднять. Девушке подарили коня, ее одели в довольно дорогие одежды (последнее привело ее в восторг, обнажив женское, чисто эмоциональное восприятие происходящего), ей вручили символ военной власти и победы – знамя, позволив оформить его по своему усмотрению. С ней провели психологическую подготовку, обрисовав, чего от нее ожидают. Режиссеры-невидимки, люди-тени, которые готовили Жанну д’Арк (а в то время еще просто Жанну Дарк) к первому акту театрализованного представления, хорошо представляли, что им нужно, – снять осаду с Орлеана и возродить веру народа во Францию, что даст хорошие козыри для ведения переговоров с англичанами и перешедшим на их сторону Бургундским герцогом. Жанна же не осознавала пределов борьбы, она ступила на путь отступничества, сменив роль, пол и восприятие мира. Впрочем, никто не считал обязательным посвящать ее в детали дела.
Детство Жанны не пестрит важными для исследователя фактами, однако некоторые сопутствующие штрихи биографии заметно усилили выразительность восприятия исторического момента жестокой эпохи.
Во-первых, Жанна имела старших братьев, и к часу приобщения к изнурительному крестьянскому труду девочка отчетливо видела свою безрадостную и в определенном смысле жуткую перспективу. Когда к пятнадцати годам она превратилась в полноценный винтик работающей семейной микросхемы, начав ткать, прясть, шить, стирать, пасти скот и убирать дом, старшие дети давно уже освоили эти нехитрые ремесла, но семья, как и прежде, балансировала между благополучием и нищетой. Так же как вся ее родня, Жанна с детства не могла не осознавать, что все ее дальнейшее существование не сулит ничего замечательного, кроме продолжительной, непрерывной работы до изнеможения и безрадостного конца, скорее всего в нищете и болезнях.
Во-вторых, война в течение нескольких десятилетий раздирала ее родную землю и народ. Война была неотъемлемой частью окружающей девочку действительности. Вряд ли такая сложная категория, как патриотизм, была значимой для крестьян маленькой деревушки, но для простого народа, навечно прикованного невидимыми цепями к земле, всегда предпочтительнее иметь одного могучего хозяина, чем нескольких господ сразу, которых конкуренция делает еще более неуемными и беспощадными. Именно с таким единым хозяином и ассоциировалась королевская власть, которая могла карать, но была способна и защищать свой народ: в головах дисциплинированного люда вера в «своего» короля вбивалась с такой же строгостью, как и почитание строгих религиозных правил.
Реальное ловко переплеталось с навязываемыми в течение столетий стереотипами, делая из рядового обитателя любой страны биологически управляемое существо, вынужденное более всего заботиться о выживании рода и элементарном благополучии семьи. При этом могучие формы средневековой пропаганды в виде проповедей безжалостных «глашатаев неба» и хитроумных интриг местных властителей, их почти неограниченная власть и лютые нравы красноречиво убеждали народные массы в необходимости верить в «своего» короля и «своих» религиозных наставников.
В детстве Жанна росла бесшабашным и довольно решительным ребенком, в условиях непрекращающейся войны и отсутствия внимания со стороны занятых вечной проблемой выживания родителей. Она воспитывалась отчаянным, преимущественно мальчишеским окружением, своеобразной формой улицы, бредящей освобождением родных земель и отмщением врагу. Идея противостояния внешнему врагу, в котором придавленное нищетой боязливое крестьянство пыталось увидеть все беды своей протекающей, словно в кошмарной лихорадке, жизни, выкристаллизовывалась постепенно, но неотвратимо. Причем если для мелких вассалов потеря земель означала потерю части дохода, то для самих крестьян засилье чужеземцев ассоциировалось с потерей перспектив вообще. Поэтому на фоне нерешительности и двусмысленности действий местных властителей, часто пытающихся тихо договориться с новыми английскими хозяевами о неких правилах игры, тихое волнение народа перерастало в ропот и постепенно становилось все более реальным и набирающим силу движением, влияя, среди прочего, на формирование отрешенного характера будущей воительницы. Вполне естественно, что девочка незаметно пропиталась духом непримиримой борьбы и не раз демонстрировала решительность в своих юных поступках.
Часто не свойственная крестьянской девочке строптивость перерастала в открытое, демонстративное неповиновение окружающим, например родителям, которые пытались выдать ее замуж за деревенского парня, чтобы накинуть брачную узду на часто выходящую из-под контроля дочку. В редком для негибкого и консервативного крестьянского мирка противостоянии родителям девушка поразила родню своей несокрушимостью и какой-то отрешенной неотступностью. Навязчивая идея некой непонятной окружающим миссии освобождения к тому времени уже настолько созрела в ней, что стала единственной доминирующей мыслью. Каким образом она появилась, не знал никто, но отсутствие перспектив в существующем жизненном укладе, разрушенных войной устоях и непреодолимое желание изменить существующий миропорядок толкали девушку к действиям невиданной дерзости. Доподлинно неизвестно, имели ли место галлюцинации, которым немало времени уделяли исследователи феномена Жанны д’Арк, однако очевидно, что ее психика была не только чрезмерно восприимчива, но и необычайно возбуждена. Очень возможно, что Голос свыше был придуман несколько позже – для усиления экспрессии появления Девы-спасительницы и логического объяснения родне такого непонятного для обывателя превращения. Кроме того, если принять во внимание приводимые данные исследователей Перну и Клэна, у Жанны была еще одна веская причина покинуть родительский дом. Речь о том, что после ее неповиновения в вопросе замужества, что само по себе является вопиющим случаем для патриархальной средневековой деревни, отец угрожал строптивице убийством и даже из боязни позора для семьи просил ее старших братьев утопить девушку, поскольку глава семьи был уверен, что Жанна намерена сопровождать солдат и стать публичной девкой. Таким образом, сложилась ситуация, когда девушке даже ради собственной безопасности лучше было исчезнуть. Наконец, еще одна часть исследователей указывают на чисто физиологические отклонения у Жанны, проявляющиеся в заторможенности развития, и, как следствие, отсутствие сексуального влечения. Так, Гринблатт не исключает эндокринных нарушений, которые наложили отпечаток на психику девушки. В частности, он отмечает отсутствие менструаций и половой зрелости, а также подавление сексуального влечения. «Мужчины не оказывали на нее притягательной силы, как и от нее не исходило сексуального возбуждения», – считает исследователь, не исключая, что галлюцинации и «дикий религиозный фанатизм» Жанны были следствием этого подавленного влечения. Приблизительно такого же мнения придерживается и другой исследователь, Гендерсон, утверждающий, что «комбинация солдата со святой возникает на основе психосексуальной незрелости». Если эти выводы имеют под собой серьезное основание, такой факт, несомненно, серьезно повлиял на уход Жанны из родительского дома. Так или иначе, вследствие физиологических или психических причин девушка была не готова к созданию семьи, на чем настаивали строгие родители. С этим, вполне естественно, связывалась устойчивая уверенность родственников и вообще сложного замкнутого мира крестьянской общины в том, что девушка не желает исполнять свою основную функцию – обеспечить появление на свет здорового потомства, способного поддержать цикл семейной борьбы за существование. Не вникая в природу проблем Жанны, стоит подчеркнуть, что ее намеревались заставить исполнить ненавистную ей роль любой ценой.
Таким образом, вся жизнь несчастной девочки-подростка крутилась вокруг сохранения собственной идентичности, угрызений совести за благополучие семьи и общины и борьбы с надвигающейся безысходностью. Будучи придавленной жизненными обстоятельствами и, по всей видимости, собственной психофизиологической неспособностью выполнить возлагаемую на нее функцию, Жанна, несомненно, желала помочь своей семье и настойчиво искала иной, альтернативный и близкий своей природе путь для решения проблем семьи. Об этом свидетельствует и зафиксированный много позже факт, что по достижении особого положения при королевском дворе девушка имела лишь одну просьбу, связанную с улучшением жизненных условий своих односельчан и освобождением их от налогов. Косвенно такую гипотезу о формировании мотивации Жанны д’Арк подтверждает еще один признанный факт: на первый взгляд, странное сочетание в характере девушки мягкосердечия, доброты и безудержной воинственности. Собственная бесперспективность как женщины в общине и наличие маскулинных черт подтолкнули Жанну к реализации исключительно мужской идеи для решения такого сложного ребуса, подброшенного жизнью. Естественная для крестьянской девушки примитивность мышления, отсутствие знаний и актерского таланта на фоне детской прямолинейности привели к неспособности полного вытеснения женского в принятой «мужской игре». Это женское эмоциональное не раз прорывалось в актах мягкосердечия и принятия неожиданных, порой крайне рискованных, связанных с театрализацией действа, решениях. И как раз эта добродушная простота и примитивность предопределили судьбу девушки, а заодно и рождение мифа о Жанне д’Арк. Потому что организаторы великолепного шествия Девы-освободительницы не могли бы позволить себе рискнуть ввести на арену другую Жанну, умную, хитрую, знающую изнутри гнусность того мирка, в котором обитали души так называемой королевской элиты. Это было бы слишком опасно. Образ же простой девушки, искренней в своих побуждениях и заблуждениях, внушал доверие и вполне устраивал всех, ибо его, как очевидно полагали устроители освободительного акта, можно было стереть со скрижалей Истории в любой момент.
Но Жанна действительно была бесстрашной и многим напоминала воинственно настроенного зверя из загнанного в тупик стада; когда смерть заглядывает в глаза, ужасая своей неотвратимостью, бросаться грудью на противника становится легче. В глубине мотивации Жанны лежала безысходность, а необходимость бороться за более понятное будущее стимулировалось еще и ее демонстративным, алчущим признания естеством. Признанные факты трепетного отношения Жанны к экстравагантному, дорогому и большей частью мужскому одеянию, а также слишком откровенного, даже какого-то патологического возвеличивания утвержденной для освободительного движения символики говорят о неуемной жажде признания, которое было призвано стать отменной компенсацией ее отвержения общиной. Двигаясь со знаменем на занятые англичанами укрепления вблизи Орлеана, она как бы наблюдала себя со стороны, и холодок восхищения собой, проскальзывающий между лопаток, неизменно был более могучим и притягательным стимулом, чем извечный страх смерти на поле брани.
Важно, что к моменту идентификации девушки окружающими как некоего отчаянного существа, созревшего для бескомпромиссной борьбы, она уже несколько раз посетила своего местного начальника, которого крайне беспокоило вторжение английских завоевателей в его законные владения. Не исключено, что эти визиты, или, по меньшей мере, один из них, были продиктованы порывом отчаявшейся девичьей души, готовой к более решительной борьбе, чем ее запуганные односельчане. Но объективно, дальше ее самостоятельность заканчивается, а деятельность Девы-спасительницы плавно и незаметно для окружающих трансформируется в проект кого-то из окружения дофина Карла Валуа. То есть речь идет о последовательности восприятия идеи появления воинственной девушки-освободительницы в головах, которые пытались управлять наполовину захваченным государством. Эта идея тщательно вынашивалась, а режиссеры детально прорабатывали различные сценарии деятельности воинственной девушки. Это подтверждают и сроки принятия решений королевским окружением, которому надо было многое взвесить, прежде чем допустить к дофину фанатичку. Первое посещение шестнадцатилетней девушкой местного королевского управителя отделено от второго семью месяцами – сроком, достаточным для обдумывания необходимости и возможности выведения на арену такого образа, как женщина-освободительница. Еще несколько месяцев ушло на всевозможные «испытания» при королевском дворе. Бедная, необразованная крестьянка априори не имела бы никаких шансов на участие в военном освободительном походе, если бы ее отчаянное бесстрашие не оказалось на руку некоторым влиятельным вельможам из ближайшего окружения монарха. Ее заметили, о ее роли и возможной миссии призадумались только потому, что она становилась частью чьей-то игры, она должна была стать раздражителем, который либо развивают и поддерживают, либо устраняют. Действительно, если судьбой Жанны д’Арк озаботились многие влиятельные лица, в чем тогда личная заслуга девушки и где прослеживается ее стратегия? Оказывается, в этот судьбоносный для себя период Жанна проявила завидную выдержку и стойкость. Она продемонстрировала не только неискушенное деревенское простодушие, но и уравновешенный, покладистый характер, поражающую окружающих и вместе с тем спокойную энергию и безумную уверенность в победе. Она сумела оправдать ожидания погрязшего в пороках и грехах двора, сумела продемонстрировать и убедить, что она иная, и этим внушить двору мысль, что она справится с задачей.
Многолетняя изнурительная война протекала как бы в замедленном действии. Отсутствие динамичности, небольшие возможности для маневра у сторон, и в том числе в силу слабости и сомнительной легитимности власти дофина Карла Валуа, стимулировали работу тайных сценаристов, заинтересованных в том или ином развитии событий. Интрига часто значила больше, чем открытые военные действия, и отчасти потому, что личные интересы значительной части могущественных вассалов Карла Валуа были не слишком тесно связаны с его возвышением. Определенная часть его влиятельного окружения, не потерявшая своих владений в ходе войны, не очень стремилась к тому, чтобы дофин в конце концов превратился в полноценного короля. Именно поэтому поиски альтернативных проектов, выдвижение сомнительных личностей и в конечном счете затягивание времени с перекладыванием ответственности на чьи-то иные плечи стали основным правилом управления королевского двора. В это смутное и двусмысленное время и явилась необычная, если не сказать странная, девушка по имени Жанна, обладающая заражающим параноидальным стремлением изменить существующий миропорядок.
Когда из далекой, находящейся под контролем противника провинции от местного управленца поступили сведения о появлении некой воинственной и отчаянной крестьянки, кто-то из окружения будущего короля сумел осторожно навязать наследнику с неустойчивой психикой мысль, что девушку можно попытаться использовать. Во-первых, для поднятия духа сражающихся и, прежде всего, осажденных в Орлеане. Во-вторых, для привлечения к освободительному движению широких народных масс. И наконец, для изменения настроений в массах в пользу Карла Валуа, что окажется подтверждением со стороны народа легитимности его власти. Может быть, это сама Фортуна озаботилась судьбой Франции и дала в руки шанс для освобождения захваченных земель? Если после основательной проверки и тщательного прощупывания, что у этой девчонки на уме, выяснится, что из нее может получиться неплохое орудие для решения важных политических задач, это хорошая светская интрига. Только бы она была управляема! В любом случае, если она поведет себя не так, как будет предписано тщательно разработанным при дворе сценарием, ее можно будет немедленно уничтожить. О том, что приблизительно такими были рассуждения тех темных личностей из окружения Карла Валуа, свидетельствуют многочисленные проверки и беседы с Жанной после ее прибытия ко двору. Проявил интерес к крестьянке и сам будущий монарх, вернее, этот интерес был ловко возбужден его более проворными и более искусными в ремесле тайных войн приближенными. Скорее всего, что игра началась задолго до прибытия Жанны в королевский дворец. И так же вполне вероятно, что и участь ее была предопределена еще до появления на сцене. Ибо как в ином случае объяснить распространенное во все концы Франции известие о том, что некая Дева перемещается из северных провинций, чтобы предстать пред монархом? Эта весть неслась так стремительно, проникая повсюду, как газовое облако, что опережала даже передвижение самой Жанны. И в Древнем мире, и в средневековую эпоху слухи, вернее, их распространители были неизменным сопровождением политических проектов; они управлялись, контролировались, корректировались и прекращались по команде тех, кто был способен оплатить такую услугу. Подобно тому, как в век глобализации общественным мнением управляют информационные потоки, направляемые наиболее влиятельными и авторитетными средствами массовой информации, так при помощи гвардии тайных распространителей шла подготовка общественного мнения к тем или иным событиям государственной важности. Предположение о заранее разработанном сценарии находит подтверждение и в единодушном решении всего королевского окружения оставить спасительницу Орлеана на произвол судьбы, а фактически – в решении уничтожить ее.
Многочисленные проверки психического потенциала и природы устремлений странной девушки, к которым были подключены чиновники, духовенство и целая команда шпионов, убедили организаторов проекта, что Жанна обладает всеми необходимыми качествами: достаточно устойчивой психикой, невероятной, неосмысленной и почти болезненной установкой на освобождение Франции, а также совершенно необходимым для этого отсутствием интеллекта. Ей вполне можно позволить осуществить задуманное, осторожно направляя действия и при необходимости ограничивая авторитет в массах при помощи приставленных военачальников. В идее использования девушки действительно была оригинальная деталь, изюминка, которая делала всю затею весьма привлекательной, сложно объяснимой для обывателя, а значит, заключавшей в себе некое таинство. Полководец-муж-чина – это совершенно понятное явление, но оно логично и для противника. Значит, такой военачальник, не обладающий авторитетом и необходимой для воителя зажигательной харизмой, не будет иметь успеха. Тем более в государстве, где претендент на корону не способен был повести за собой войско, а никто из его высшего окружения не был в состоянии исполнить эту роль, проблема могла быть решена удивительным способом – за счет привлечения некой мистической, облеченной в пелену тайны фигуры. Хрупкая и мягкая девушка, закованная в латы, оснащенная всеми атрибутами военачальника и символами победоносного воителя, а также обладающая мужеством исполнить заявленную роль, – это угроза для врага и воспламенитель для собственного народа. Конечно, в начале пути не было никакой уверенности, что Жанна обладает тем необходимым для военных действий уровнем бесстрашия, который, пусть даже не сокрушая врага, позволит воодушевить народное ополчение. Но подкупала ее твердая вера в свою миссию и четкая ориентация на победу. Кроме того, в случае неудачи ее можно легко ликвидировать, приписав все таким же небесным волеизъявлением, как и ее появление. Можно с высокой долей уверенности предположить, что во время пребывания при королевском дворе после принятия окончательного решения использовать Жанну в качестве альтернативы полководцу, девушку подбадривали и готовили к роли. Возможно, на нее и не возлагали больших надежд, однако дух защитников осажденного Орлеана она должна была поднять. Девушке подарили коня, ее одели в довольно дорогие одежды (последнее привело ее в восторг, обнажив женское, чисто эмоциональное восприятие происходящего), ей вручили символ военной власти и победы – знамя, позволив оформить его по своему усмотрению. С ней провели психологическую подготовку, обрисовав, чего от нее ожидают. Режиссеры-невидимки, люди-тени, которые готовили Жанну д’Арк (а в то время еще просто Жанну Дарк) к первому акту театрализованного представления, хорошо представляли, что им нужно, – снять осаду с Орлеана и возродить веру народа во Францию, что даст хорошие козыри для ведения переговоров с англичанами и перешедшим на их сторону Бургундским герцогом. Жанна же не осознавала пределов борьбы, она ступила на путь отступничества, сменив роль, пол и восприятие мира. Впрочем, никто не считал обязательным посвящать ее в детали дела.
Витязь в платье: исполнение мужской роли
Итак, безумная идея фанатички принята и поддержана. Даже этот факт сам по себе является немалым достижением и потому заслуживает внимания. Ведь для неотесанной деревенской девушки существовала лишь одна перспектива: покорно исполнить праведную роль тягловой лошади, рано состариться и умереть от неодолимого бремени нелегкой и бессмысленной жизни с животным циклом производства потомства. Она же избрала для себя иной путь и доказала, что этот путь имеет право на существование. Ее доказательство базировалось на трех могучих основаниях, которые обеспечили поддержку дворцовой клики.
Первым является акцент на миссии спасения короля и самой Франции, что сделало саму идею понятной, простой и важной для значительной части политической элиты страны. Девушка со знаменем оказалась кстати, ведь эту функцию до нее никто не брался исполнить. В этом смысле она была заменителем, эрзацем активности французской стороны в войне и, понятно, компенсировала безволие и бездействие самого дофина и его окружения. Неизвестно, был ли кто-нибудь в раннем окружении крестьянки Жанны, кто мог красочно описать полную приключений жизнь при дворе, сулящую в случае успеха предприятия дружбу с великими мира сего. Известно лишь, что ко времени своего отчаянного похода к монарху через занятые врагом и кишащие разбойниками территории страны девушка имела несколько бесед с местным представителем королевской власти и уже вполне осознавала всю двусмысленность существования простолюдина. Продолжительная война, растущий хаос, опустошение земель пришедшими завоевателями англичанами и полная растерянность народа давали в руки новый шанс, еще никем не испробованную рискованную и одновременно манящую возможность.
Первым является акцент на миссии спасения короля и самой Франции, что сделало саму идею понятной, простой и важной для значительной части политической элиты страны. Девушка со знаменем оказалась кстати, ведь эту функцию до нее никто не брался исполнить. В этом смысле она была заменителем, эрзацем активности французской стороны в войне и, понятно, компенсировала безволие и бездействие самого дофина и его окружения. Неизвестно, был ли кто-нибудь в раннем окружении крестьянки Жанны, кто мог красочно описать полную приключений жизнь при дворе, сулящую в случае успеха предприятия дружбу с великими мира сего. Известно лишь, что ко времени своего отчаянного похода к монарху через занятые врагом и кишащие разбойниками территории страны девушка имела несколько бесед с местным представителем королевской власти и уже вполне осознавала всю двусмысленность существования простолюдина. Продолжительная война, растущий хаос, опустошение земель пришедшими завоевателями англичанами и полная растерянность народа давали в руки новый шанс, еще никем не испробованную рискованную и одновременно манящую возможность.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента