Не вызывает сомнения, что при папе Клименте VII Екатерина начала осознавать себя важной персоной. Правда, эти ощущения всегда имели горько-кислый привкус одиночества и жгучей боли брошенного ребенка. Кажется, она никогда не чувствовала себя счастливой и любимой, скорее – возвышенной обстоятельствами, но глубоко уязвленной сиротой. Росла и ее настороженность, ведь у нее всегда были на слуху политические новости и их интерпретация. Сиротство и принадлежность к именитой фамилии, внушение со стороны взрослых, что она находится под неусыпным надзором многих могущественных, и не всегда дружелюбных, людей, рано сделали ее самостоятельной, твердой и даже суровой. Хотя Екатерина пребывала в кругу женщин, доброжелательных и спокойных в отношениях с ней, она привыкла оглядываться на мужчин: от них зависела ее судьба и их поступки волновали ее больше всего. И если от окружающих женщин девочка перенимала манеры, то черты характера она старательно копировала с мужских «портретов». Изворотливость, терпение и актерское мастерство женщин рода Медичи сплелись у нее с мужской непреклонностью и жесткой логикой. Никто ничего не подсказывал ей, но сиротство сделало ее чуткой к окружающему миру, достаточно суровому по отношению к ней, но зато воспитывавшему стойкость в людях. С детства она пребывала в готовности совершить поступок, и это являлось отображением как внутрисемейной, так и политической обстановки. Но ее детство все же оказалось раем по сравнению с тем, что ждало ее впереди.
Падение Климента VII совпало с восьмилетием Екатерины, которая вынуждена была сполна испытать на себе результаты политического низвержения родственника. Волею неблагосклонной судьбы маленькая Медичи оказалась заложницей озверевших противников папы и должна была ответить за все претензии, скопившиеся в отношении рода некогда возвысившихся купцов. Поскольку мужчинам удалось выскользнуть из рук восставших, Екатерину новые властители Флоренции заточили в монастырь, где ей пришлось пробыть три мучительных года. Это был, пожалуй, наиболее важный период для формирования у Екатерины представления об окружающем мире и своем месте в нем. Не всякий взрослый способен пережить заключение без тяжелых последствий для своего мировоззрения, а на хрупкую психику ребенка это наложило неизгладимый отпечаток. Тут стоит добавить, что она сменила три монастыря, каждый из последующих предоставлял несколько лучшие условия существования. Первый этап заключения в монастыре Св. Лючии, который, как говорили, «более всего напоминал тюрьму», оказался ужасной психической травмой для девочки, уже привыкшей к королевским покоям. Она ощутила себя щепкой, которая при рубке леса попала в непроглядный мрак вечного болота. Забывшись в сумраке холодной кельи, девочка плохо понимала, что происходит за толстыми каменными стенами, но смутно чувствовала угрозу со стороны хищного внешнего мира. Ее тревожность и внутренняя напряженность непрестанно возрастали. С одной стороны, она ощущала неимоверное давление стен и тяжелых сводов, с трудом дышала удушливым воздухом несвободы и запретов. С другой – ее пугал непредсказуемый внешний мир, повлиять на который она никак не могла. Ее печаль и безысходность не вызывали отклика у умиротворенных и тихих женщин, пытавшихся молитвой придать смысл своему существованию.
Но Екатерина, сама того не подозревая, оставалась весьма ценной разменной монетой для азартных игроков политической сцены. Сам король Франции Франциск I, ее дальний родич по матери (Мадлен де ла Тур д’Оверни происходила из королевского дома Бурбонов) неустанно следил за этим ростком, ведь скоропостижная смерть Лоренцо Медичи во многом спутала карты в оформлении союза между алчущими возвышения французским двором и Папой Римским. По просьбе посла Франции через полгода, казалось бы, покинутую судьбой девочку перевели в монастырь с менее суровыми условиями. Существование в удушливой атмосфере несвободы надломило маленькую душу, и эта глубокая рана после тяжелого заживления сделала Екатерину впоследствии ожесточенной, жаждущей мщения и чужой боли. Девочка, внешне привлекательная и спокойная, внутри уже превратилась в загнанного и ожесточившегося зверька, которого условия жизни и обстоятельства заставили выстраивать стратегию обороны. Придя в мир, она вместо любви столкнулась с агрессией, и вполне естественно, что эта агрессия вызвала ответную реакцию. Но стоит подчеркнуть существенную деталь: она не могла, не имела возможности выплеснуть свою враждебность тотчас, ей необходимо было затаиться на долгие годы, терпеливо молчать и улыбаться, продолжая накапливать агрессию к миру, чтобы потом обрушиться на него с неистовой силой долго созревающего урагана.
Биографы свидетельствуют, что малютка была больна чумой, когда ее приняли в новое, такое же жалкое, но полное дружелюбия и даже нежности пристанище. Вряд ли это полностью соответствовало действительности, но зато дает представление не просто о духовном смятении ребенка, а о глубокой подавленности и безрадостности ее бытия в этот период. Она была брошена всеми, и конечно же ее детская психика воспринимала происходящее как суровую и незаслуженную кару. В новой обители ее, как увядающее растение, попытались оживить лаской и напоить живой водой общения. «Герцогинюшка пробыла у нас три года. И была она добра несказанно и отличалась изысканностью речи, ведь ее растили две женщины», – этот важный штрих к портрету Екатерины Медичи сохранила история. Именно тут на подрастающую девочку попытались надеть унылую рубашку смирения. Снова разрыв между действительностью и представлениями о ней превратился в пропасть: если раньше ее готовили к лучезарной жизни повелительницы, то теперь ей внушали великую женскую философию скорбного терпения. Но ее последующая жизнь показала, что эта трехлетняя попытка умиротворить и успокоить ее лишь загнала глубоко внутрь натуры Екатерины бушующие страсти и желания человека, рожденного и воспитанного для того, чтобы быть королевой.
Еще один важный нюанс этого периода состоял в том, что девочку почти не навещали. Брошенная, до поры до времени забытая и никому не нужная, она в период созревания личности прозябала в полном одиночестве. Ее мир стал миром представлений и грез, и девочка могла жить лишь несбыточными мечтами, сетуя на несправедливость судьбы. Пока она вела тихую и печальную жизнь в глубине островка забвения, ушла из жизни ее последняя надежда – тетка, занимавшаяся до падения клана Медичи ее воспитанием. Казалось, отныне ни одна живая душа не позаботится о ней и не вспомнит о ее существовании. Но затворница напрасно так думала, потому что девочки из влиятельных семей часто были необходимы политикам, ведущим свою беспринципную борьбу за вечно манящую власть и расширение сфер влияния.
Несомненно, роковым эпизодом монастырского затворничества стал эпизод осады Флоренции кланом Медичи; в жизни Екатерины он оказался коротким затмением, но превратился в темное пятно жутких воспоминаний. Во время осады, сопровождавшейся, как водится, дикой бойней, выбросом энергии насилия и агрессии, защищавшиеся, которых паника, голод и эпидемия чумы превратили в загнанных в угол диких зверей, вспомнили о юной представительнице ненавистной семьи. Одиннадцатилетняя девочка отчаянно сопротивлялась, она даже сумела отрезать себе волосы и надеть монашескую одежду, но, конечно, ей было не под силу противостоять напору вооруженных мужчин. Кто-то предложил использовать малышку в качестве своеобразного щита, поставив ее на крепостной стене под непрерывный огонь пушек… Это безумное предложение по отношению к ребенку все же было отвергнуто, но заменено другим – было решено отдать маленькую Екатерину солдатам, чтобы «те позабавились с наследницей великого рода». Хотя последний пассаж, описанный многими биографами, представляется сомнительным, психическая травма девочки, без преувеличения, не прошла бесследно и отразилась на всей ее дальнейшей жизни, обратив из просто забитого зверька в демона, жаждущего и ждущего своего отмщения. Что бы там ни произошло на самом деле, несмотря на туманность описанных историками событий, глумление, психическое или физическое, надолго заставило девочку испытывать шок, с которым настойчиво боролся папа Климент VII, взявший ее под свою опеку. «Она не могла забыть дурного обращения, от которого пострадала, и только об этом и могла говорить», – вспоминает один из очевидцев тех событий.
Следующий период жизни для самой Екатерины ознаменовал новое превращение: из забитого ребенка – пленницы мрачных монастырских келий – в сиятельную особу, желанную невесту для любого европейского принца. Климент VII очень сильно старался, облекая имя подрастающей девочки в заманчивый флер искусно сфабрикованных легенд. Для взрослеющей Екатерины придумали образ прекрасной затворницы, проводящей время в молитвах и подготовке к священной миссии – осчастливить своего избранника. Усилиями папы и короля Франции Франциска I такой избранник скоро нашелся, и молодая Медичи стала французской принцессой. Этот брак должен был скрепить дружбу Рима и Парижа. Свидетели событий того времени находили девушку привлекательной, отмечая, впрочем, что ей не хватало «нежности и теплоты», а еще в папском дворце, где дед Климент VII готовил ее к выгодному брачному союзу, наблюдатели «отмечали во взгляде [Екатерины] острый, болезненный ум и металлический холод». Новая взрослая жизнь четырнадцатилетней Екатерины началась после ее переезда в Лувр, где ее ждали нелегкие годы борьбы. В это время она представляла собой юное расцветающее создание (у которого внутри был стальной стержень), жаждущее любви и ласки. Она, пожалуй, еще могла бы стать верной спутницей незаурядного мужчины, который мог бы излечить любовью ее израненную душу, не знавшую доселе ни нежной материнской любви, ни подлинной привязанности, ни, тем более, неистовой страсти. Но этому не суждено было случиться.
Поэтому ее впечатлительная, погруженная в мир собственных чувств натура, очевидно, под воздействием бесконечных переживаний, тревог и раздумий приобрела редкую способность предсказывать. Особенно страшными ее пророчества были тогда, когда касались гибели тех или иных близких людей, но было ли это странным Божьим даром, следствием бессознательной реакции разума или результатом увлечения черной магией, сказать доподлинно невозможно. История располагает лишь фактами, что, уже будучи королевой, она предсказала смерть своего мужа и еще кончину многих других людей, которых она увидела во сне.
Выжигание души. Постижение алгоритмов интриг
Падение Климента VII совпало с восьмилетием Екатерины, которая вынуждена была сполна испытать на себе результаты политического низвержения родственника. Волею неблагосклонной судьбы маленькая Медичи оказалась заложницей озверевших противников папы и должна была ответить за все претензии, скопившиеся в отношении рода некогда возвысившихся купцов. Поскольку мужчинам удалось выскользнуть из рук восставших, Екатерину новые властители Флоренции заточили в монастырь, где ей пришлось пробыть три мучительных года. Это был, пожалуй, наиболее важный период для формирования у Екатерины представления об окружающем мире и своем месте в нем. Не всякий взрослый способен пережить заключение без тяжелых последствий для своего мировоззрения, а на хрупкую психику ребенка это наложило неизгладимый отпечаток. Тут стоит добавить, что она сменила три монастыря, каждый из последующих предоставлял несколько лучшие условия существования. Первый этап заключения в монастыре Св. Лючии, который, как говорили, «более всего напоминал тюрьму», оказался ужасной психической травмой для девочки, уже привыкшей к королевским покоям. Она ощутила себя щепкой, которая при рубке леса попала в непроглядный мрак вечного болота. Забывшись в сумраке холодной кельи, девочка плохо понимала, что происходит за толстыми каменными стенами, но смутно чувствовала угрозу со стороны хищного внешнего мира. Ее тревожность и внутренняя напряженность непрестанно возрастали. С одной стороны, она ощущала неимоверное давление стен и тяжелых сводов, с трудом дышала удушливым воздухом несвободы и запретов. С другой – ее пугал непредсказуемый внешний мир, повлиять на который она никак не могла. Ее печаль и безысходность не вызывали отклика у умиротворенных и тихих женщин, пытавшихся молитвой придать смысл своему существованию.
Но Екатерина, сама того не подозревая, оставалась весьма ценной разменной монетой для азартных игроков политической сцены. Сам король Франции Франциск I, ее дальний родич по матери (Мадлен де ла Тур д’Оверни происходила из королевского дома Бурбонов) неустанно следил за этим ростком, ведь скоропостижная смерть Лоренцо Медичи во многом спутала карты в оформлении союза между алчущими возвышения французским двором и Папой Римским. По просьбе посла Франции через полгода, казалось бы, покинутую судьбой девочку перевели в монастырь с менее суровыми условиями. Существование в удушливой атмосфере несвободы надломило маленькую душу, и эта глубокая рана после тяжелого заживления сделала Екатерину впоследствии ожесточенной, жаждущей мщения и чужой боли. Девочка, внешне привлекательная и спокойная, внутри уже превратилась в загнанного и ожесточившегося зверька, которого условия жизни и обстоятельства заставили выстраивать стратегию обороны. Придя в мир, она вместо любви столкнулась с агрессией, и вполне естественно, что эта агрессия вызвала ответную реакцию. Но стоит подчеркнуть существенную деталь: она не могла, не имела возможности выплеснуть свою враждебность тотчас, ей необходимо было затаиться на долгие годы, терпеливо молчать и улыбаться, продолжая накапливать агрессию к миру, чтобы потом обрушиться на него с неистовой силой долго созревающего урагана.
Биографы свидетельствуют, что малютка была больна чумой, когда ее приняли в новое, такое же жалкое, но полное дружелюбия и даже нежности пристанище. Вряд ли это полностью соответствовало действительности, но зато дает представление не просто о духовном смятении ребенка, а о глубокой подавленности и безрадостности ее бытия в этот период. Она была брошена всеми, и конечно же ее детская психика воспринимала происходящее как суровую и незаслуженную кару. В новой обители ее, как увядающее растение, попытались оживить лаской и напоить живой водой общения. «Герцогинюшка пробыла у нас три года. И была она добра несказанно и отличалась изысканностью речи, ведь ее растили две женщины», – этот важный штрих к портрету Екатерины Медичи сохранила история. Именно тут на подрастающую девочку попытались надеть унылую рубашку смирения. Снова разрыв между действительностью и представлениями о ней превратился в пропасть: если раньше ее готовили к лучезарной жизни повелительницы, то теперь ей внушали великую женскую философию скорбного терпения. Но ее последующая жизнь показала, что эта трехлетняя попытка умиротворить и успокоить ее лишь загнала глубоко внутрь натуры Екатерины бушующие страсти и желания человека, рожденного и воспитанного для того, чтобы быть королевой.
Еще один важный нюанс этого периода состоял в том, что девочку почти не навещали. Брошенная, до поры до времени забытая и никому не нужная, она в период созревания личности прозябала в полном одиночестве. Ее мир стал миром представлений и грез, и девочка могла жить лишь несбыточными мечтами, сетуя на несправедливость судьбы. Пока она вела тихую и печальную жизнь в глубине островка забвения, ушла из жизни ее последняя надежда – тетка, занимавшаяся до падения клана Медичи ее воспитанием. Казалось, отныне ни одна живая душа не позаботится о ней и не вспомнит о ее существовании. Но затворница напрасно так думала, потому что девочки из влиятельных семей часто были необходимы политикам, ведущим свою беспринципную борьбу за вечно манящую власть и расширение сфер влияния.
Несомненно, роковым эпизодом монастырского затворничества стал эпизод осады Флоренции кланом Медичи; в жизни Екатерины он оказался коротким затмением, но превратился в темное пятно жутких воспоминаний. Во время осады, сопровождавшейся, как водится, дикой бойней, выбросом энергии насилия и агрессии, защищавшиеся, которых паника, голод и эпидемия чумы превратили в загнанных в угол диких зверей, вспомнили о юной представительнице ненавистной семьи. Одиннадцатилетняя девочка отчаянно сопротивлялась, она даже сумела отрезать себе волосы и надеть монашескую одежду, но, конечно, ей было не под силу противостоять напору вооруженных мужчин. Кто-то предложил использовать малышку в качестве своеобразного щита, поставив ее на крепостной стене под непрерывный огонь пушек… Это безумное предложение по отношению к ребенку все же было отвергнуто, но заменено другим – было решено отдать маленькую Екатерину солдатам, чтобы «те позабавились с наследницей великого рода». Хотя последний пассаж, описанный многими биографами, представляется сомнительным, психическая травма девочки, без преувеличения, не прошла бесследно и отразилась на всей ее дальнейшей жизни, обратив из просто забитого зверька в демона, жаждущего и ждущего своего отмщения. Что бы там ни произошло на самом деле, несмотря на туманность описанных историками событий, глумление, психическое или физическое, надолго заставило девочку испытывать шок, с которым настойчиво боролся папа Климент VII, взявший ее под свою опеку. «Она не могла забыть дурного обращения, от которого пострадала, и только об этом и могла говорить», – вспоминает один из очевидцев тех событий.
Следующий период жизни для самой Екатерины ознаменовал новое превращение: из забитого ребенка – пленницы мрачных монастырских келий – в сиятельную особу, желанную невесту для любого европейского принца. Климент VII очень сильно старался, облекая имя подрастающей девочки в заманчивый флер искусно сфабрикованных легенд. Для взрослеющей Екатерины придумали образ прекрасной затворницы, проводящей время в молитвах и подготовке к священной миссии – осчастливить своего избранника. Усилиями папы и короля Франции Франциска I такой избранник скоро нашелся, и молодая Медичи стала французской принцессой. Этот брак должен был скрепить дружбу Рима и Парижа. Свидетели событий того времени находили девушку привлекательной, отмечая, впрочем, что ей не хватало «нежности и теплоты», а еще в папском дворце, где дед Климент VII готовил ее к выгодному брачному союзу, наблюдатели «отмечали во взгляде [Екатерины] острый, болезненный ум и металлический холод». Новая взрослая жизнь четырнадцатилетней Екатерины началась после ее переезда в Лувр, где ее ждали нелегкие годы борьбы. В это время она представляла собой юное расцветающее создание (у которого внутри был стальной стержень), жаждущее любви и ласки. Она, пожалуй, еще могла бы стать верной спутницей незаурядного мужчины, который мог бы излечить любовью ее израненную душу, не знавшую доселе ни нежной материнской любви, ни подлинной привязанности, ни, тем более, неистовой страсти. Но этому не суждено было случиться.
Поэтому ее впечатлительная, погруженная в мир собственных чувств натура, очевидно, под воздействием бесконечных переживаний, тревог и раздумий приобрела редкую способность предсказывать. Особенно страшными ее пророчества были тогда, когда касались гибели тех или иных близких людей, но было ли это странным Божьим даром, следствием бессознательной реакции разума или результатом увлечения черной магией, сказать доподлинно невозможно. История располагает лишь фактами, что, уже будучи королевой, она предсказала смерть своего мужа и еще кончину многих других людей, которых она увидела во сне.
Выжигание души. Постижение алгоритмов интриг
Путешествие в хаосе дворцов и королевских приемов по сумме переживаний принесло, пожалуй, еще даже больше травм для души, чем наполненное вечными страхами детство. Мужчина, которому она намеревалась отдать свое сердце, был одержим другой женщиной, бредя ее именем и практически открыто демонстрируя пламенную любовь и фантастическую преданность ей. И Екатерина Медичи, твердая и холодная, как кристалл, не могла противопоставить могущественной любовнице Генриха II Диане де Пуатье ничего, кроме смиренного терпения и скрежетания зубами в пустой постели, которую супруг посещал лишь тогда, когда об этом заботилась его предусмотрительная любовница.
Жизнь молодой Екатерины, и без того безрадостную, усугубили еще два неотвратимых удара судьбы. Во-первых, меньше чем через год после пышного бракосочетания скончался ее влиятельный дед Климент VII, что неожиданно сделало некогда богатую невесту бесприданницей. Такое унизительное положение при французском дворе было угнетающим, как нависшая над головой каменная глыба, которая вот-вот сорвется. Теперь ее едва ли не открыто оскорбляли, ею пренебрегали, словно она была гадким утенком, обманом и ловкими ухищрениями проникшим в стаю величественных лебедей. Во-вторых, она, как ни старалась, не могла зачать ребенка, что являлось основой брака и доказательством ее женской состоятельности. Некоторые источники отмечают, будто бы это Генрих был подвержен какому-то недугу, не позволяющему ему иметь детей. Не стоит гадать, так ли это было на самом деле, ибо камнепад упреков все равно оказался направленным на Екатерину: именно в ней видели причину несостоятельности семьи. Тем более что, как сообщает в своем увлекательном повествовании Леони Фрида, через четыре года их совместной жизни Генрих вдруг сумел зачать ребенка на стороне – с девушкой из низкого сословия, сестрой конюха. Если эта история правдива, то положение Екатерины Медичи при французском дворе стало угрожающим. Ей пришлось долгое время находиться в двусмысленном положении, а поскольку слишком многие настаивали на разводе, лишь ее самозабвенная женская игра исправила ситуацию.
Юная Медичи сделала верную ставку – она ловкими, не без актерского таланта, истериками обворожила своего свекра, стареющего короля Франциска. Она старалась для короля, как могла, мелькая перед ним с комплиментами, вымученными улыбками и реверансами. По меньшей мере, ей удалось в его лице найти защитника и на время решить проблему своего пребывания при дворе, а паузу молодая женщина использовала для поиска новых возможностей, которыми можно было бы привлечь собственного мужа. В действительности борьба за внимание Генриха являлась уже не сражением за любовь, а отчаянным спасением своего положения в мире, который с самого рождения казался неприветливым, щетинистым и слишком жестоким. Ее внутренняя тревога все возрастала, не находя в течение целого ряда лет никакого выхода, беспокойство, отчужденность и озлобленность скапливались в сердце, заполняли душу, проникали в каждую клеточку мозга. Она совершала поступки, граничащие с безумием. Так, во дворце шептались, что она велела просверлить отверстие в полу, чтобы понаблюдать за любовной игрой своего мужа и ненавистной Дианы, которая к тому же была на добрых два десятка лет старше принца. Но то, что она увидела, оказалось еще большей травмой для неискушенной молодой женщины.
Кажется, супруг, погрязший в любовных утехах на стороне и едва ли интересующийся властью, оставил своей бедной жене лишь одно развлечение – дворцовые интриги, что помогало входить во вкус управления государством. Не зря она повсюду носила с собой томик «Государя» Макиавелли, написанный теоретиком манипуляций специально для семьи Медичи. Тщательно изучала она и историю Франции (хотя писать по-французски без ошибок не умела до конца жизни), а однажды, уже будучи королевой, произнесла любовнице своего мужа фразу, ставшую исторической. На вопрос, что она читает, Екатерина заметила, что это история Франции, в которой она с удивлением обнаружила, что «во все времена шлюхи управляли делами королей». Разумеется, две женщины в тот момент были наедине. Без любви, одинокая, холодная и занятая постоянно своими мыслями, женщина уже вынашивала планы мести.
Она начала с того, кто стоял на пути к власти ее мужа Генриха. А это был дофин, старший сын короля, который должен был унаследовать корону. Этот молодой человек, полный духовных сил и обладавший недюжинной смекалкой, был гораздо смышленее ее незадачливого мужа в государственных делах и политике и к тому же обладал завидным здоровьем. При таком раскладе, рассудила Екатерина, ей придется еще долго прозябать на третьих ролях в ожидании отставки стареющей Дианы. И ведь нет никаких гарантий, что Генрих вернется к ней. Стоит упомянуть, что итальянцы всегда испытывали неподдельный интерес и даже некое подобие страсти к ядам. Саму Италию тех времен нередко называли «лабораторией ядов» и «академией человекоубийства». Что касается Екатерины, то ее личный парфюмер мэтр Ренэ наводил ужас на Париж. Хотя, конечно, страшный лик «черной королевы» явился миру много позже, а тогда, будучи на волоске от падения в бездну, женщина действовала с предельной осторожностью, достигая задуманного через третьи руки.
Ее причастность к ранней смерти молодого Франциска не доказана, но слишком многие авторы упоминают странную внезапную смерть Франциска-младшего в связи с реализацией ее, Медичи, интересов при дворе. Французский двор оцепенел, когда разгоряченный игрой наследник престола, попросив слугу принести стакан холодной воды, залпом выпил ее и упал мертвым. Те же немногие, кто сначала заподозрил молодую Екатерину – это задумчивое и несколько меланхоличное дитя, тут же отбросили свои мысли при виде того, как искренне, словно в поисках поддержки, король обнял свою невестку на глазах у всех. До поры затаившаяся, но теперь вступившая в большую политическую игру женщина могла праздновать первую победу – она стала супругой наследника. Еще один потенциальный претендент на корону, младший сын короля Карл, сам освободил дорогу, когда безрассудно посетил дом, в котором царствовала чума. Этот самонадеянный юноша не верил, что смерть может угрожать принцу крови, но он жестоко ошибся, пав жертвой беспощадной болезни, то и дело свирепствовавшей в средневековой Европе.
Жизнь молодой Екатерины, и без того безрадостную, усугубили еще два неотвратимых удара судьбы. Во-первых, меньше чем через год после пышного бракосочетания скончался ее влиятельный дед Климент VII, что неожиданно сделало некогда богатую невесту бесприданницей. Такое унизительное положение при французском дворе было угнетающим, как нависшая над головой каменная глыба, которая вот-вот сорвется. Теперь ее едва ли не открыто оскорбляли, ею пренебрегали, словно она была гадким утенком, обманом и ловкими ухищрениями проникшим в стаю величественных лебедей. Во-вторых, она, как ни старалась, не могла зачать ребенка, что являлось основой брака и доказательством ее женской состоятельности. Некоторые источники отмечают, будто бы это Генрих был подвержен какому-то недугу, не позволяющему ему иметь детей. Не стоит гадать, так ли это было на самом деле, ибо камнепад упреков все равно оказался направленным на Екатерину: именно в ней видели причину несостоятельности семьи. Тем более что, как сообщает в своем увлекательном повествовании Леони Фрида, через четыре года их совместной жизни Генрих вдруг сумел зачать ребенка на стороне – с девушкой из низкого сословия, сестрой конюха. Если эта история правдива, то положение Екатерины Медичи при французском дворе стало угрожающим. Ей пришлось долгое время находиться в двусмысленном положении, а поскольку слишком многие настаивали на разводе, лишь ее самозабвенная женская игра исправила ситуацию.
Юная Медичи сделала верную ставку – она ловкими, не без актерского таланта, истериками обворожила своего свекра, стареющего короля Франциска. Она старалась для короля, как могла, мелькая перед ним с комплиментами, вымученными улыбками и реверансами. По меньшей мере, ей удалось в его лице найти защитника и на время решить проблему своего пребывания при дворе, а паузу молодая женщина использовала для поиска новых возможностей, которыми можно было бы привлечь собственного мужа. В действительности борьба за внимание Генриха являлась уже не сражением за любовь, а отчаянным спасением своего положения в мире, который с самого рождения казался неприветливым, щетинистым и слишком жестоким. Ее внутренняя тревога все возрастала, не находя в течение целого ряда лет никакого выхода, беспокойство, отчужденность и озлобленность скапливались в сердце, заполняли душу, проникали в каждую клеточку мозга. Она совершала поступки, граничащие с безумием. Так, во дворце шептались, что она велела просверлить отверстие в полу, чтобы понаблюдать за любовной игрой своего мужа и ненавистной Дианы, которая к тому же была на добрых два десятка лет старше принца. Но то, что она увидела, оказалось еще большей травмой для неискушенной молодой женщины.
Кажется, супруг, погрязший в любовных утехах на стороне и едва ли интересующийся властью, оставил своей бедной жене лишь одно развлечение – дворцовые интриги, что помогало входить во вкус управления государством. Не зря она повсюду носила с собой томик «Государя» Макиавелли, написанный теоретиком манипуляций специально для семьи Медичи. Тщательно изучала она и историю Франции (хотя писать по-французски без ошибок не умела до конца жизни), а однажды, уже будучи королевой, произнесла любовнице своего мужа фразу, ставшую исторической. На вопрос, что она читает, Екатерина заметила, что это история Франции, в которой она с удивлением обнаружила, что «во все времена шлюхи управляли делами королей». Разумеется, две женщины в тот момент были наедине. Без любви, одинокая, холодная и занятая постоянно своими мыслями, женщина уже вынашивала планы мести.
Она начала с того, кто стоял на пути к власти ее мужа Генриха. А это был дофин, старший сын короля, который должен был унаследовать корону. Этот молодой человек, полный духовных сил и обладавший недюжинной смекалкой, был гораздо смышленее ее незадачливого мужа в государственных делах и политике и к тому же обладал завидным здоровьем. При таком раскладе, рассудила Екатерина, ей придется еще долго прозябать на третьих ролях в ожидании отставки стареющей Дианы. И ведь нет никаких гарантий, что Генрих вернется к ней. Стоит упомянуть, что итальянцы всегда испытывали неподдельный интерес и даже некое подобие страсти к ядам. Саму Италию тех времен нередко называли «лабораторией ядов» и «академией человекоубийства». Что касается Екатерины, то ее личный парфюмер мэтр Ренэ наводил ужас на Париж. Хотя, конечно, страшный лик «черной королевы» явился миру много позже, а тогда, будучи на волоске от падения в бездну, женщина действовала с предельной осторожностью, достигая задуманного через третьи руки.
Ее причастность к ранней смерти молодого Франциска не доказана, но слишком многие авторы упоминают странную внезапную смерть Франциска-младшего в связи с реализацией ее, Медичи, интересов при дворе. Французский двор оцепенел, когда разгоряченный игрой наследник престола, попросив слугу принести стакан холодной воды, залпом выпил ее и упал мертвым. Те же немногие, кто сначала заподозрил молодую Екатерину – это задумчивое и несколько меланхоличное дитя, тут же отбросили свои мысли при виде того, как искренне, словно в поисках поддержки, король обнял свою невестку на глазах у всех. До поры затаившаяся, но теперь вступившая в большую политическую игру женщина могла праздновать первую победу – она стала супругой наследника. Еще один потенциальный претендент на корону, младший сын короля Карл, сам освободил дорогу, когда безрассудно посетил дом, в котором царствовала чума. Этот самонадеянный юноша не верил, что смерть может угрожать принцу крови, но он жестоко ошибся, пав жертвой беспощадной болезни, то и дело свирепствовавшей в средневековой Европе.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента