Теперь оценим противника. Против белостокского выступа располагались войска 9-й полевой армии и 3-й танковой группы из состава группы армий «Центр». Против львовского выступа находились 17-я полевая армия и 1-я танковая группа из состава группы армий «Юг». Полевые армии состояли исключительно из пехотных дивизий, в составе которых не было ни одного танка, но имелось 212 орудий и минометов, 75 противотанковых пушек и 96 противотанковых ружей. 3-я танковая группа (командующий генерал Г. Гот) состояла из четырех танковых и трех механизированных дивизий. 1-я танковая группа (командующий генерал Э. Клейст) состояла из пяти танковых и трех механизированных дивизий. В 1941 году танковая дивизия вермахта состояла из двух моторизованных, артиллерийского и одного танкового полка. В этом полку насчитывалось 209 танков. В моторизованной дивизии также ни одного танка не было. Следовательно, против белостокского выступа противник имел 827 танков, против львовского – немногим более одной тысячи.
   Несколько южнее белостокского выступа находилась 2-я танковая группа (командующий генерал Г. Гудериан), в составе которой было пять танковых и четыре механизированных дивизий. Если предположить, что при необходимости эта группа могла быть выведена в резерв главного командования и переброшена на направления главных ударов противника, то это еще 1045 танков. Таким образом, к началу операции соотношение в танках против белостокского выступа, с учетом использования 2-й танковой группы в полном составе, могло быть 1: 1,5 в пользу советских войск, против львовского – 1: 5,4 в пользу советских войск.
   Теперь по авиации. В полосе группы армий «Центр» противник имел 1677 боевых самолетов, в том числе 530 истребителей и 980 бомбардировщиков. В составе войск Западного Особого военного округа имелось 1150 боевых самолетов, в том числе 408 бомбардировщиков. В полосе группы армий «Юг» у немцев было 2010 самолетов, а войска Киевского Особого военного округа располагали примерно таким же количеством самолетов, из которых 466 были бомбардировщиками. Некоторое превосходство, казалось бы, на стороне противника. Но в случае достижения внезапности начала военных действий и неожиданного нанесения ударов по вражеским аэродромам это соотношение за короткое время может резко измениться. Достаточно вспомнить те многие сотни самолетов, которые потеряли советские войска на земле 22 июня 1941 года.
   Рассмотрим вопрос инженерного оборудования театра военных действий немецкими войсками. Как известно, в отличие от Советского Союза немецкое командование в 1941 году не тратило силы на возведение на своей территории укрепленных районов. Полевая оборона также практически не готовилась. Поэтому в случае перехода в наступление советские войска не должны были встретить упорного сопротивления непосредственно по рубежу государственной границы, а контрудары танковых дивизий вермахта также не смогли бы существенно повлиять на общую оперативную обстановку.
   Исходя из наличия сил и средств, характера обороны противника, можно спрогнозировать соотношение потерь сторон в операции. При наступлении на неподготовленную оборону советские войска тем не менее должны были понести вдвое больше потерь, чем обороняющиеся немецкие войска. При отражении не подготовленных заранее контрударов немецких танковых дивизий потери сторон могли быть примерно равными. Но уже с началом отхода немецких войск их потери должны были значительно превысить потери соединений Красной Армии, ведущих фронтальное преследование. При переходе к преследованию на параллельных маршрутах с учетом фланговых ударов потери обороняющейся стороны по отношению к наступающей могли составить 3:1. Но если учесть, что такое преследование нередко завершается окружением противника, то можно вести разговор о полном разгроме противостоящей вражеской группировки при сравнительно небольших потерях среди наступавших войск.
   Таким образом, в теоретическом плане реализация плана превентивного удара, предложенного Генеральным штабом РККА в середине мая 1941 года членам Политбюро и лично И. В. Сталину, была вполне возможной. Но почему же И. В. Сталин отказался от этой идеи?
   Видимо, определенную роль сыграл фактор времени. От утвержденного замысла стратегической наступательной операции до отдачи непосредственного боевого приказа войскам, как свидетельствует практика, требуется не менее полугода. Столько времени германскому командованию потребовалось для подготовки к реализации плана «Барбаросса» в 1941 году. Столько же времени потребовалось и советскому командованию на подготовку Маньчжурской стратегической наступательной операции в 1945 году. 15 мая 1941 года план нанесения превентивного удара, предложенный Генеральным штабом РККА, подписан и утвержден не был. Это значит, что не было контрольной точки отсчета начала его реализации и не было самой реализации, сопровождающейся лавиной директив, приказов и других боевых документов. По крайней мере, противнику, разгромившему штабы Юго-Западного фронта, нескольких армий, десятка корпусов и многих десятков дивизий, не удалось получить ни одного такого документа, а о его наличии Геббельс не стал бы молчать. Это говорит о том, что таких документов не было, и о том, что Советский Союз в 1941 году не готовился к нападению на Германию и не готовил стратегической наступательной операции.
   Второй момент – И. В. Сталин, видимо, сомневался в успешном исходе такой операции. Вопрос этот очень непростой и требует рассуждений параллельно по нескольким направлениям.
   Во-первых, И. В. Сталин понимал, что нельзя было скрыть от противника многомесячную подготовку столь масштабной операции. Он был уверен, что, узнав об этом, германское командование предприняло бы соответствующие ответные меры, прежде всего в плане создания глубокоэшелонированной обороны, хорошо развитой в инженерном отношении, насыщенной противотанковыми средствами. На легкий и быстрый прорыв такой обороны рассчитывать уже не приходилось.
   Во-вторых, Иосифу Виссарионовичу было хорошо известно, что вермахт значительно превосходил РККА по количеству и качеству средств управления, что являлось одним из определяющих факторов, прежде всего в наступлении, когда практически невозможно было полагаться на проводные линии связи. Фашисты широко и достаточно умело использовали радиосвязь в звене от генерального штаба до отдельного танкового экипажа. Советские войска же испытывали острый недостаток в радиостанциях, а командующие, командиры и штабы не были обучены работать с помощью этих средств управления. Существовала своеобразная радиобоязнь в одних, другие же грешили передачей боевых распоряжений и донесений открытым текстом. В первом случае управление войсками нарушалось до прокладки проводной линии связи, во втором передаваемая информация нередко становилась достоянием врага. Это в полной мере проявилось в июне 1941 года и неоднократно давало о себе знать и в последующем.
   В-третьих, немаловажную роль играл и человеческий фактор. Многие генералы вермахта к июню 1941 года имели не только хорошее военное образование, большую практику управления войсками, но и опыт наступления, полученный во время польской кампании и на западе в 1939–1940 годах. Например, начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер работал в этом высшем органе оперативного управления около 25 лет, все командующие группами армий, полевыми армиями и танковыми группами имели за спиной академическое образование и прослужили в этих должностях от 5 до 10 лет.
   И. В. Сталин знал, что состояние офицерского корпуса РККА на начало 1941 года было далеко не лучшим. Безусловно, сказались репрессии 1937–1938 годов. По неполным данным, в это время были репрессированы три Маршала Советского Союза, 14 командармов 1-го и 2-го ранга, 60 комкоров, 136 комдивов. Также нужно было учитывать, что в последние предвоенные годы резко возросла численность РККА: если в 1935 году в ее рядах насчитывалось 930 тысяч человек, то на 1 января 1941 года под ружьем уже стояло 4,2 миллиона человек. За счет массового призыва были развернуты новые объединения, соединения и части, командовать которыми практически было некому.
   Для покрытия нехватки в командных кадрах высшего звена летом 1940 года по ходатайству наркома обороны С. К. Тимошенко и указанию И. В. Сталина были пересмотрены дела более 300 репрессированных военачальников. В итоге почти 250 командиров было возвращено в строй. В их числе были К. К. Рокоссовский, А. В. Горбатов, А. И. Тодорский, А. В. Голубев и другие. К 1 января 1941 года на военную службу возвратилось более 12 тысяч командиров и политработников, в основном из числа тех, кто не был арестован в 1937–1938 году, но находился под наблюдением НКВД.
   В то же время И. В. Сталин хорошо знал, что профессиональный уровень подготовки высшего начальствующего состава РККА был невысок. Так, нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г. К. Жуков военное образование имели на уровне академических курсов. Командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов на должность был назначен в июне 1940 года, имея за спиной опыт командования танковой бригадой. Командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковник М. П. Кирпонос на должность был назначен в феврале 1941 года. До этого он с 1934 по 1939 год был начальником Казанского пехотного училища, во время советско-финляндской войны полгода покомандовал дивизией, в 1940 году два месяца прокомандовал стрелковым корпусом, после чего был назначен сразу командующим Ленинградским военным округом, а еще через полгода переводится командующим в самый крупный Киевский Особый военный округ. Столь же стремительными были карьерные взлеты и большинства командующих армиями, очень многих командиров корпусов и дивизий. При этом надо отметить, что, получив высокие должности, они не имели опыта в подготовке и проведении фронтовых и армейских наступательных операций, наступательных боев стрелковых и, прежде всего, механизированных (танковых) соединений.
   Не лучшим было состояние командных кадров и на уровне полков, батальонов и рот. Почти 70 процентов командно-начальствующего состава имели опыт работы в занимаемой должности от одного до шести месяцев. До 50 процентов командиров батальонов, почти 68 процентов командиров рот и взводов имели лишь шестимесячную подготовку на курсах.
   Крайне низкой была военная подготовка офицеров запаса. Из этой категории лиц, которые в случае войны должны были занять ответственные должности, только 0,2 процента имели высшее военное образование, 10 процентов закончили военные училища, а остальные почти 90 процентов – краткосрочные курсы офицеров запаса.
   Если учесть все эти отрицательные моменты, то вполне понятными станут сомнения И. В. Сталина в том, что РККА в 1941 году сможет подготовить и провести стратегическую наступательную операцию с целью разгрома противостоящей группировки немецких войск.
   И еще один очень важный момент. Советское руководство, которое на начало 1941 года имело только «Договор о дружбе и границах с Германией» от 28 сентября 1939 года, но не имело подобных договоров ни с Польшей, ни с Великобританией, ни с Францией, ни с другими европейскими странами, ни с США, хорошо понимало, в какой международной изоляции окажется СССР в случае нанесения превентивного удара по немецким войскам, расположенным на территории Польши.
   Ведь когда осенью 1939 года войска Белорусского и Украинского фронтов вступили в Польшу, правительство и главное командование этой страны, оценивая реальные события, были вынуждены констатировать, что Польша не находится в состоянии войны с Советским Союзом, и правительство этой страны эмигрировало не в СССР, а в Англию, с которой у Польши был соответствующий союзный договор. И если бы советские войска нанесли удар по германским войскам, находящимся на территории Польши, СССР автоматически был бы объявлен агрессором и оказался бы в состоянии войны с Польшей и Англией. При переходе советских войск в наступление на территорию оккупированной немцами Чехословакии СССР автоматически становился противником чехословацкого эмигрантского правительства и Франции.
   И, наконец, И. В. Сталин не забывал о той позиции, которую в то время занимали правительства Англии и США, являвшиеся самыми активными сторонниками передела мира с целью получения новых источников сырья, дешевой рабочей силы и самых обширных рынков сбыта своей продукции. Для решения этих проблем требовалось, прежде всего, максимально ослабить Германию и Россию, которые в то время были самыми быстро развивающимися странами Европы. Затяжная война между этими странами была лучшим выходом в решении этой проблемы. Оставалось только найти достойный повод для начала такой войны. Нападение СССР на германские войска, расположенные на территории Польши и Венгрии, сразу же решало бы эту проблему. Более того, после объявления СССР агрессором США и другие страны развязывали себе руки в плане оказания поддержки и помощи пострадавшей стороне, а Англия и Франция получали возможность самого свободного политического маневра в последующем.
   Таким образом, нет никаких оснований говорить о подготовке Советским Союзом превентивного удара по Германии летом 1941 года и связывать этот миф с личностью И. В. Сталина. Генеральный штаб разрабатывал такой план, но он, видимо, остался только на бумаге. При этом неоспоримым является факт, что 22 июня 1941 года именно германские войска всеми силами вторглись в пределы Советского Союза, нанесли сокрушительный удар не только по армиям прикрытия государственной границы, но и по мирному населению, и развили стремительное наступление на большую глубину в соответствии с реально существовавшим планом «Барбаросса». В связи с этим агрессия Германии против СССР стала фактом, оспорить который никто и никогда уже не сможет.

«Внезапное» нападение

   Вто же время не выдерживает критики и миф о том, что нападение Германии на СССР было полной неожиданностью для советского руководства.
   О внезапном нападении фашистской Германии на СССР 22 июня 1941 года написано во всех советских энциклопедиях и учебниках, в это почти полвека свято верил каждый советский человек. В конце 80-х и начале 90-х годов в печатных органах начали появляться публикации различных авторов о том, что агрессия Германии вовсе не была внезапной для Советского Союза, а стала частью антинародной политики сталинского режима. Только немногие исследователи рассматривали события 22 июня 1941 года не как преступную деятельность или головотяпство советского руководства, а как результат сложной военно-политической игры между А. Гитлером и И. В. Сталиным. Еще позже появились работы, в которых внезапность (неожиданность) рассматривается с позиций военного искусства, как следствие конкретно проводившейся работы на уровне генеральных штабов, командующих, командиров, их штабов и войск.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента