Фантастическая повесть
— Ну, не пугайтесь, не пугайтесь, они вовсе не страшные.
— А я и не пугаюсь, — независимо сказала Ирина, отчетливо сознавая, что лжет. У нее побледнели щеки и голос подозрительно дрожал.
Они стояли в узком коридоре, стены которого резали глаз своей необычностью: были из настоящих деревянных досок. Грубо обструганные, со следами рубанка и вдавленными зрачками гвоздей, доски уходили в перспективу, в новый, незнакомый, таинственный мир. Сквозь дверь, тоже деревянную, со старинной ручкой в виде скобы и железными фигурными петлями, будто взятыми напрокат из музея древней культуры, просачивался невнятным рокот голосов, смех, всплеск музыки. Чувствовалось, что там большое помещение и много народу.
Профессор Сергеев сделал приглашающий жест и отступил на шаг. Ирине ничего не оставалось, как открыть дверь. Непроизвольно сделав глубокий вдох, как ныряльщик перед прыжком, она схватилась за ручку и толкнула, потом еще, еще… У нее задрожали губы от сумасшедшей мысли, что дверь перед ней не откроется.
— На себя, — тихонько подсказал Валерий Константинович.
Ирина мысленно обругала себя за растерянность. Ведь так просто было догадаться, что эта дверь открывается только в одну сторону. Что подумает о ней начальник с'ряда? Надо немедленно взять себя в руки.
Но брать себя в руки было уже некогда. Сергеев наступал сзади, и она волей-неволей шагнула вперед, растерянная и неподготовленная.
Перед глазами замелькали какие-то темные полосы, голубые пятна свитеров, чьи-то удивленные лица. Твердая рука профессора подталкивала ее на середину, и Ирина двигалась почти не дыша, судорожно хватаясь за спасительную мысль, что пора, наконец, взять себя в руки.
Их заметили, и шум постепенно стих. Цивилизаторы стягивались к середине зала, с интересом разглядывая незнакомку. В свою очередь, Ирина смотрела во все глаза, стремясь схватить главное-то, что отличало их от прочих смертных.
— Рекомендую: Ирочка-астробиолог. Прибыла на Такрию со спецзаданием.
Ирина покраснела. Такого «предательства» она от Сергеева не ожидала. Разумеется, она с детства усвоила, что отряд — это дружная семья героев, каждая секунда жизни которых — подвиг. В такой семье меньше всего отдают дань условностям. Так что ни о какой «Ирине Аркадьевне» не могло быть и речи. Но все же рекомендовать уменьшительным именем, как школьницу… Пусть это даже здесь принято. Но ничего не поделаешь. Пришлось и самой сконфуженно засмеяться, а то еще посчитают за обидчивую дуру. Все-таки цивилизаторы… Правда, улыбки вроде доброжелательные, но кто их знает…
Как ни была Ирина растеряна, а может, именно поэтому, она успела мгновенным взглядом обежать клуб. Ну и ну, сплошной первобыт! То, что поражало еще в коридорах Базы, здесь было доведено до предела. Стены из огромных, небрежно ободранных стволов, даже сучки не заглажены. Низкий дощатый потолок распластан на могучих, почерневших от времени балках, с которых свисают допотопные электрические светильники. Небольшие окна с распахивающимися ставнями и даже, кажется, настоящим стеклом, судя по тому, как искажаются верхушки далекого леса. Стилизация на грани безвкусицы. Ирина вспомнила многочисленные фильмы о Такрин. Ясно, что режиссеры, создавая в павильонах здешнюю обстановку, щадили вкусы зрителей. А может, не имея возможности видеть натуру (сюда никого не пускают), они просто фантазировали и фантазия оказалась беднее действительности. Кстати, а где же грубая деревянная мебель? Где шершавые столы, скамейки без спинок, кособокие табуреты? Тут режиссеры явно переиграли. Повсюду вполне современные мягкие кресла и диваны, а столы так даже полированные. Видели бы это молодые энтузиасты!
«Наверное, скамейки и табуреты отправили на Землю в утешение киношникам», — насмешливо подумала Ирина, радуясь, что не потеряла способности подмечать мелочи. Это слегка успокаивало.
И еще один предмет привлек ее внимание. На стене, среди раскрашенных диаграмм, висел прибор непонятного назначения — вытянутая шкала на сто делений со световой стрелкойзайчиком. Зайчик уткнулся в цифру «четыре». Шкала была очень большой и позволяла заметить, что белое пятнышко чуть вибрирует. Значит, прибор работал. Ирина вспомнила, что такой же прибор, только маленький, находится в отведенных ей комнатах, и второпях она приняла его за термометр необычной конструкции. Теперь она поняла, что ошиблась, но раздумывать, для чего это создано, было некогда. Вот сейчас кто-нибудь произнесет первое слово, и тогда…
От бильярдного стола в дальнем углу оторвался цивилизатор гигантского роста и устрашающего размаха плеч. Его круглое, по-детски румяное лицо с чуть вздернутым носом было обрамлено квадратной рамкой темно-рыжей бороды, удивительно гармонировавшей со всей этой первобытно-современной обстановкой. Под густыми бровями искрились ярко-голубые озорные глаза. Слегка поводя плечами, он прошел через толпу, как раскаленный гвоздь сквозь комок снега. В левой руке гигант держал кий, потемневший от частого употребления, правая была испачкана мелом, и он небрежно протянул локоть, который Ирина, поколебавшись, осторожно пожала.
— Василий Буслаев, в миру Шкипер или Пират, это уж на чей вкус, — просипел он штормовым басом. — Имею вопрос, девушка.
— Да? — Ирина насторожилась. Такое вступление, а особенно тон, которым это было произнесено, не сулили ничего хорошего.
— С какой стороны астробиология касается такриотов?
Так и есть, вопрос был с подвохом, потому что по лицам окружающих пробежали иронические улыбки. Ирина мысленно собралась в комок. Заметив, как свирепо оглядывается верзила, подумала, что улыбки, возможно, относятся и не к ней, но не мешало быть наготове. Интуитивно, как всякая женщина, она понимала, что следует осадить здоровяка, поставить его на место холодной иронией, но, как назло, нужные слова не приходили.
— Ни с какой, — ответила она, стараясь, чтобы хоть в голосе сквозил холодок. — Меня такриоты не интересуют. Я прилетела исследовать плюющихся пиявок.
Сказала и чуть было не взмахнула рукой, чтобы поймать вырвавшуюся глупость. Произнести здесь такие кощунственные слова: «Меня такриоты не интересуют»! Ирина готова была проглотить язык.
— Та-ак! — протянул Буслаев и помрачнел. — Разве на Земле забыли, что Такрия закрыта для исследователей и что каждый, чтобы прилететь сюда, должен получить наше разрешение?
— Для нее сделано исключение, — сухо сообщил начальник отряда, — и я считаю это правильным. Нужно быть скромнее. Не к лицу цепляться за обветшалые традиции, раз наши успехи…
Он замолчал и пожал плечами. На этот раз помрачнел не только Буслаев. По многим лицам скользнула тень. Ирина, не зная, что думать, совсем растерялась и с ужасом чувствовала, что вот-вот заплачет.
— Ну что ты тянешь из нее душу, рыжий бандит! — закричала вдруг миниатюрная брюнетка с розовым личиком и черными, как переспелые вишни, глазами.
Она растолкала столпившихся людей и протянула Ирине обе руки.
— Мимико. Можете называть просто Ми. Мы все очень рады вас видеть. А на него не обижайтесь. Он самый старый член отряда и очень дорожит нашими привилегиями, а их часто нарушают… в виде исключения. Вот он каждый раз и устраивает водевиль.
— Однако реакция новичков у каждого своя, и иногда нравится нам, иногда нет, — добавил низенький пожилой цивилизатор с добродушным, совсем уж не героическим лицом.
Ирина не решилась спросить, понравилась ли им ее реакция. Она мечтала только об одном: чтобы не заметили, как дрожат у нее колени.
Со всех сторон к ней тянулись руки — большие и маленькие, мягкие и шероховатые, — и она торопливо поворачивалась, пожимала их, внутренне напрягаясь, чтобы в любой момент парировать ехидную шутку или язвительное замечание. Никто, однако, и не думал поддевать ее. Произносились самые обыденные при первом знакомстве слова, будто она находилась не среди легендарных героев, а на факультетском вечере в Академии Космических Работ. И это больше всего выводило ее из равновесия.
Часть людей в разных концах зала по-прежнему занималась своими делами. Мимико поймала взгляд Ирины.
— Это такриоты. Потом познакомитесь.
— Нет, почему же, — вмешался стройный, на редкость красивый, даже слишком красивый, по мнению Ирины, цивилизатор.
Таким идеальным сложением обладают разве только статуи спортсменов в парках. В отличие от других, одетых в спортивные брюки и голубые свитера, на нем был отличный черный костюм, да еще с галстуком. И относились к нему с каким-то особым почтением. Цивилизаторы даже называли его не уменьшительным именем, как друг друга, а полным — Георг. Он говорил неторопливо, спокойно, отчетливо выделяя каждое слово:
— Я считаю, что новый товарищ должен именно сейчас познакомиться с аборигенами планеты. — Он помолчал, прищурился и невозмутимо добавил: — Для полноты контраста.
Кто-то весело фыркнул.
«Разыгрывает или нет?» — мучилась Ирина, шагая за ним в конец зала. Уголком глаза приметила, что с ними пошло всего несколько человек. Остальные вернулись к своим занятиям. Пожалуй, все-таки не разыгрывает.
Только подойдя вплотную к такриоту, она поняла, что это существо с другой планеты. Внешних различий не было. Может быть, только руки — могучие широченные лапы. К ним так и просился каменный топор. Но лицо было великолепное — правильное, изящное, с тонкими изогнутыми бровями под высоким и гладким, будто из полированного камня, лбом. Такие лбы бывают у детей, еще не столкнувшихся со сложностями жизни. Под голубым, как и у цивилизаторов, свитером переливались холмики мускулов. Но они не уродовали фигуру. Он был красивее всех присутствующих, даже красивее Георга.
Но глаза… Ирина содрогнулась, когда он поднял голову. Глаза были как хрустальные шарики, наполненные темной водой.
Такриот сидел за столом и пил чай с лимоном. Пол-литровая пиала тонула в его руке. Ирина ахнула, когда он, мгновенно содрав зубами кожуру, отправил в рот плод целиком и с хрустом начал жевать. У Ирины, глядя на него, свело челюсти судорогой, а он истово поднес пиалу к лицу и стал дуть, сложив губы трубочкой.
— Кик! — В голосе Георга лязгнули властные нотки. — Познакомься с новым человеком. — Обернувшись, он пояснил: — Это мой подопечный.
Кик обрадованно отставил пиалу, больно сдавил руку Ирины волосатыми лапами и быстро-быстро заговорил по-такриотски. В глубине его мутных глаз появилось что-то живое.
— Кик! Она же не понимает по-твоему. Поздоровайся, пожалуйста, как тебя учили.
Кик поскучнел, вытянулся в струнку и с трудом произнес:
— Здрстуте…
— Здравствуйте, — растерянно сказала Ирина. — Как поживаете? А еще что-нибудь вы умеете?
Но Кик, совсем растерявшись под строгим взглядом Георга, покраснел и от смущения потянулся за новым лимоном.
— Этот еще молодой, — усмехнулся Буслаев. — Только-только начал приобщаться. Познакомьтесь лучше с моим.
Его подопечный орудовал у бильярда. Шары, как пули, летели в лузы.
— Меткость необыкновенная и твердость руки сверх всяких похвал, бывший лучший копьеметатель племени, — пояснил Буслаев. — Только никак не избавится от пережитков индивидуализма: терпеть не может проигрывать.
Последнюю фразу он произнес с явным огорчением.
«Кого они мне показывают? — думала Ирина. — Это полудикари какие-то, а где же цивилизованные такриоты? Или все легенды об успехах цивилизаторов не более как легенды? Может, поэтому они никого и не пускают к себе?»
Она была в замешательстве и не сумела этого скрыть. Было стыдно, до боли, до слез, как бывает стыдно человеку, обнаружившему, что он стал жертвой глупого и жестокого розыгрыша. Все здесь казалось ей мистификацией
— и этот зал, и такриоты, одетые в костюмы цивилизаторов, и даже сами цивилизаторы. И, не сдержавшись, она крепко зажмурилась, а из-под ресниц предательски выдавились слезинки. Буслаев и Георг растерянно переглянулись, а профессор Сергеев, начальник отряда, ободряюще улыбнулся:
— Не расстраивайтесь. С высоты вашего интеллекта и наивных представлений о нашей работе на это, конечно, трудно смотреть. Но если вы спуститесь с высоты, а это вам волейневолей придется сделать, то увидите, что все, в общем-то, обстоит совсем не так скверно. К сожалению, вы поздно прилетели. Утром было совещание — обсуждение итогов работы. Стоило бы поприсутствовать. А пока у вас совершенно естественная реакция для новичка. Вы еще молодец, держитесь. Некоторые девушки в первый день (Мимико густо покраснела) просто ревели.
— Я не знаю, — сказала Ирина, — я думала…
— Что такриоты за двадцать лет у-ух как выросли! — насмешливо перебил Буслаев, поводя рукой под самым потолком, но Мимико сурово ткнула его кулаком в бок.
— Пойдемте лучше ко мне, я вам все объясню, — сказал профессор.
У него было правильное матовое лицо с мягким, словно приглушенным блеском серых глаз, предназначенных скорее скрывать движение души, чем быть ее зеркалом. Вместе с Ириной пошла Мимико, явно взявшая ее под свое покровительство, и Буслаев, присутствие которого было ей неприятно.
Кабинет начальника отряда оказался обставленным с неожиданной роскошью, разумно предупреждающей любое желание. Уютная мягкая мебель, автоматически принимающая форму тела; огромный книжный шкаф с зелеными бархатными шторками; современный письменный стол, на котором стояла машинка, печатающая с голоса; саморегулирующиеся гардины на окнах — все это создавало почти земной уют. У окна стояла кровать с биотронным регулятором сна. Над ней та же непонятная шкала со стрелкой. Противоположную стену занимала огромная карта планеты. Зеленым были покрашены материки, синим — океаны.
— Не верьте ей! — вздохнул Валерий Константинович. — Все это для самоуспокоения. На самом деле здесь должны быть сплошные «белые пятна». Мы находимся тут. — Черенком трубки он ткнул в центр одного материка. — Вот эту область, в радиусе двух тысяч километров от Базы, мы достаточно разведали. Вот здесь, где красные флажки, работают наши люди в племенах такриотов. Сюда, сюда и сюда мы когда-либо добирались, но не закрепились: не хватило сил. И все это, — он развел руками, — едва ли тысячная часть планеты. Те такриоты, что вы видели, — это для души. Чтобы остаться человеком. Настоящая работа проводится в племенах… — Он запнулся, обдумывая какую-то мысль, потом продолжал: — К сожалению, термин «настоящая» не вполне правомерен. Вы долго проживете с нами, поэтому должны знать все. Товарищи стараются изо всех сил, но результаты… Какая-то заколдованная планета! Наши предшественники довольно быстро наладили работу. Правда, действовали они другими средствами, и такриоты делали прямо-таки фантастические успехи. И вдруг стоп! Как отрезало. Очевидно, на этом этапе цивилизация должна сделать зигзаг, но мы никак не можем определить — какой. Ищем, экспериментируем, но за последние годы стрелка почти не сдвинулась.
Он кивнул на шкалу. Ирина, воспользовавшись случаем, спросила, что это такое.
— Вы еще не знаете? А придется пользоватся. Изобретение любопытное, только на Такрии и можно встретить. Это цивилиметр, сокращенно — циметр. Название неуклюжее, зато точное. Показывает уровень цивилизации относительно земной. В каждом племени стоят датчики, посылающие через спутники наблюдения информацию сюда, на Базу. Здесь машина суммирует данные, выводя средний уровень. Цифра «100» — уровень земной цивилизации, вернее, тот уровень, который был на Земле до нашего отлета. Двадцать лет назад, когда только начинали работу, стрелка была где-то около тройки… В вашем мобиле тоже установят такой прибор. Но он будет показывать только уровень той группы такриотов, в зоне которой вы находитесь. Так что, прилетая в племя и выходя из машины, обязательно взглядывайте на него.
— Понятно, — сказала Ирина, хотя ей ничего не было понятно. — А где пиявки?
— Пиявки тут, — черенок трубки обвел кружок, — в Голубом болоте. Мы туда не ходим, хотя некоторые племена живут неподалеку. Когда Земля просит добыть очередную партию, посылаем двух человек. Буслаев вот ходил… Живыми пиявки не даются, вы знаете.
— Знаю, — сказала Ирина. — Я понимаю, это страшно опасно.
Профессор усмехнулся:
— Это ничуть не опасно! Пиявки не убивают землян. Ни землян, ни гарпий. Вот такриотов — это да.
— Но простите! — воскликнула Ирина. — Я сама читала…
Буслаев захлебнулся от хохота, даже Мимико улыбнулась, только профессор остался на этот раз невозмутим.
— Не советую черпать информацию из несколько… э-э… ненадежных источников. Я не хочу сказать, что там все неверно. Просто авторы использовали свое право на вымысел.
Он отошел к столу, закурил трубку. Электрическая зажигалка вспыхнула ослепительной звездочкой, резкий запах неприятно защекотал ноздри: в трубке профессора был настоящий табак, на Земле уже вышедший из употребления. Сейчас курили «Бодрость» — тонизирующую и ароматную смесь.
Буслаев тоже сунул в рот трубку, длинную и толстую, как палка. Ирина злорадно подумала, что это ему совсем не идет.
— Пока располагайтесь, осваивайтесь. Завтра Мимико свезет вас на болото. Посмотрите, как и что, подумаете, и через неделю прошу представить план работ. Надеюсь, вы знаете, что Земля назначила меня вашим научным руководителем на планете?
По его тону Ирина поняла, что пора уходить.
— Здесь мы почти не живем, — рассказывала Мимико, когда они возвращались в клуб, — в основном, в племенах. А сюда прилетаем раз в неделю принять ионную ванну для успокоения нервов, вдохнуть воздух цивилизации и получить очередной разгон за плохую работу. Ты не поверишь, как тяжело с этими… — Она замялась, подбирая нужное слово.
— Почему же, я понимаю, — сказала Ирина.
— Да ничего вы не понимаете! — взорвался вдруг Буслаев, топавший сзади. — Привыкли там, на патриархальной Земле: ах, герои-цивилизаторы! Ах, подгоняют историю! В фильмах нас эдакими гладиаторами изображаете. Идущие на Такрию тебя приветствуют! И благодарные такриоты вперегонки напяливают смокинги. Зачем? Мы же, в общем, такие же люди, ничуть не хуже вас. А нас ничтоже сумняшеся запрашивают, на сколько процентов повысился культурный уровень такриотов за отчетный период. Честное слово, прислали однажды такую бумажку. Потом, правда, Земля извинилась…
Мимико хихикнула и, привстав на цыпочки, зашептала Ирине на ухо:
— Его сегодня опять прорабатывали, вот он и дуется. Не вздумай принимать его причитания всерьез. Хороший парень, только очень уж неорганизованный.
Ирине сделалось грустно. Мечты рушились, как песочный домик под колесами грузовика. Разумеется, только глупец может надеяться, что в жизни будет все так, как мечтается. Воображение всегда искажает перспективу, и действительность неминуемо вносит поправки, подчас весьма болезненные. Но чтобы Такрия… Она усмехнулась, вспомнив, как еще ребенком играла в цивилизаторов, да и сейчас вся молодежь мечтает работать в этом прославленном отряде. Академия Космических Работ завалена заявлениями. Шутка ли — помочь первобытным людям создать и сохранить свою цивилизацию, не дать им рухнуть с того крохотного пьедестала, на который они сумели вскарабкаться. Планета объявлена заповедником. Никто, кроме цивилизаторов, не имеет права здесь находиться. И не докажи Ирина в своей статье, что пиявки не подходят ни под один из известных видов животных, нипочем бы ей не получить разрешения…
Как рвалась она сюда! Как мечтала влиться в семью этих отважных рыцарей! Как трусила при мысли об испытаниях, которым, судя по фильмам, подвергаются здесь новички: на Такрии работают только железные люди! И что же? Смирив протестующее самолюбие, она была вынуждена признать, что, если не считать Буслаева, никто никаким испытаниям ее не подвергал. Встретили обыкновенно и вежливо стараются не обращать на нее внимание, чтобы дать ей освоиться. А рыцари… Ну какие они рыцари? Производственные совещания, отчеты, диаграммы…
Ирина тряхнула головой, прогоняя непрошеную тоску, и незаметно вышла из клуба. Было нужно, просто необходимо остаться одной, замкнуться в свою раковину. До жилого корпуса надо было пройти метров семьдесят по желтой пластиковой дорожке, огибающей стоянку мобилей. Она поколебалась, потом сняла туфли и пошла напрямик по холодной влажной траве. Это тоже было в мечтах — пройтись босиком по чужой планете. Прошлась — и никакого впечатления. Присела на деревянную скамейку, сунула ноги в туфли. Вздохнула грустно. Здешнее солнце быстро скатилось за дальние горы, оковав их вершины золотыми венчиками. С противоположной стороны, дыша вечерней сыростью, подкрадывались синие тени. Вот они перевалили через смутную полоску леса на горизонте, бесшумно полетели по полю все ближе, ближе. Ирина поежилась, ощущая их липкое прикосновение. Пахло травой и еще чем-то неприятным. На небе проступали первые звезды, постепенно, как на проявляемой фотографии. Спутников у Такрии нет. Ночи здесь всегда черные.
Холодная чужая планета! Как это профессор сказал — заколдованная… Вот он — настоящий ученый, ведет работу невообразимой важности, а ты… Ну почему обязательно пиявки? Разве они самые интересные из инопланетных животных? Нет. Гигантские амфибии Эйры, например, не менее привлекательны. Но они более доступны, не обороняются, поэтому ты взялась за пиявок. Выбрала самое трудное… Ну, а если начистоту? Разве ты не учитывала, что здесь все незнаемое, любая мелочь уже открытие? Легко и просто. Первооткрывательница! Непроторенной дорожки возжаждала! То-то! Настоящий ученый всегда выше этого. И если уж быть честной, хотя бы перед собой, то надо непременно лететь обратно, благо корабль еще не ушел. И дома найдутся дела. Земля еще далеко не вся изучена. Сидеть бы сейчас в лаборатории и чтобы за окном, насколько хватает глаз, плескались огни…
Тени захлестнули ее с головой.
В черном небе, прямо над Базой, выделялось угольное пятно, будто разинутая пасть гиперпространства, где нет ни времени, ни расстояний. Нырнуть бы туда и…
Ирина вздрогнула и испуганно огляделась. Что за наваждение! Никогда еще не бывало, чтобы она занималась самобичеванием. И это тогда, когда она должна считать себя величайшей счастливицей, раз попала на Такрию. Сколько исследователей, умных, талантливых, завидуют ей!
Какое-то движение неподалеку привлекло ее внимание. Ирина вгляделась. Две темные фигуры копошились в траве. Доносился низкий женский голос, ему отвечал детский писклявый. Говорили по-такриотски. Фигуры то ныряли с головой в синий туман, то снова показывались на поверхности, и тогда казалось, что в призрачной реке плавают сказочные безногие существа. Они скрепляли какие-то палки. Что-то у них не ладилось, палки все время рассыпались, и фигуры терпеливо начинали все сначала. Когда стало совсем темно, они разогнулись и устало направились к дому.
Впереди широким туристским шагом двигалась крепкая коренастая девушка. У нее было смуглое решительное лицо с густыми сросшимися бровями. Ирина вспомнила, что ее зовут Патрицией. За ней по-охотничьи, след в след, скользила такриотка. Патриция села на скамейку рядом с Ириной.
— Иди домой, Кача, съешь апельсин — и в постель, — сказала она.
Кача недовольно фыркнула, но направилась к дому, бесшумно растворясь в темноте.
— Что вы делали? — спросила Ирина, не потому, что это ее интересовало, а просто чтобы не сидеть молча.
— Дом. Ну, хижину для такриотов. Модель, разумеется. Здешние племена живут в пещерах, а мы хотим научить их строить дома. Небольшие, на одну семью, чтобы ускорить распад первобытной общины. Вот учу Качу, а там, может, остальные заинтересуются.
— Ну и как, получается?
— Если бы! — Патриция закурила сигарету, устало откинулась на спинку скамьи. — Понимаете, очень просто заставить механически вызубрить весь процесс. И будут действовать по раз навсегда заданной схеме, не отклоняясь ни на йоту. Именно таким способом наши предшественники добились успеха. На том этапе стремились к количеству, которое переходит в качество. А сейчас задача другая. Они должны отчетливо представлять причину и следствие, конечную цель и средства к ее достижению, а с этим туго. Может, нам такие племена достались… особо недоразвитые.
— А есть и другие?
— Были. На всех трех материках обитали люди, а сохранились только на этом. Остальные убиты, прямо-таки зверски уничтожены какими-то чудовищами.
Ирина невольно поежилась.
— А эти… чудовища, они сохранились?
— Вымерли. И мы даже не знаем, кто это был. Есть предположение, что это были рептилии, хищные ящеры примерно двухметрового роста с вот такими зубищами. Мы нашли три скелета возле одного становища, уничтоженного особенно жестоко. Древние такриоты сбросили на них со скалы камни. Но вот что странно: больше, сколько ни искали, мы не обнаружили никаких останков рептилий. Впрочем, если говорить честно, не очень-то и искали. У нас были другие заботы.
— А с пиявками вам не доводилось встречаться?
— Нет, не интересуюсь. — Патриция встала. — Идемте спать, здесь вредно сидеть по вечерам.
— Да, наверное, — сказала Ирина. — Какой-то неприятный запах.
— Мускус, — объяснила Патриция. — А вообще здесь вечно пахнет какой-нибудь гадостью. Каждый ветер приносит свои ароматы. Сейчас дует северный. Так что в комнате лучше.
— А почему у начальника только одна комната? — вспомнила вдруг Ирина.
— Больше не положено: у него нет подопечного. Ни у него, ни у доктора, ни у завхоза. Кстати, вот хорошо, что напомнила. У тебя ведь две комнаты? — Она обняла Ирину за плечи. — Здесь почти каждый воспитывает такриота. Так я дам тебе одну девочку. Мать у нее погибла, а ребенку необходима ласка. Ладно?