– Извини, товарищ, обознался, – пробормотал Степа. И вдруг его взгляд упал на руку этого, похожего. На запястье синела небольшая татуировка – «Ф.К.». Княжко рассказывал, что сделал наколку лет в двенадцать, когда служил в подмастерьях.
   Косухин повернулся, и, стараясь не оглядываться, пошел прочь…
 
   Ждать Венцлава пришлось около часа. Он появился словно ниоткуда; во всяком случае Степа, следивший за воротами, его пропустил. Командир 305-го быстрым шагом подошел к своим бойцам и что-то скомандовал, те тут же вскочили и стали разбирать винтовки. Когда Косухин подбежал к товарищу Венцлаву, бойцы уже стояли неподвижным строем, странные немигающие глаза смотрели прямо, а острия штыков торчали неправдоподобно ровно.
   – Мы их нашли, Степан Иванович… – сообщил тот, увидев Косухина. – Они совсем близко, на Трегубовской…
   – Разрешите… – начал было Косухин и осекся. Товарищ Венцлав, поглядев на него со странной усмешкой, кивнул:
   – Пойдемте, Степан Иванович. Познакомимся с господином Лебедевым. Еще раз предупреждаю: его – только живым!
   – А этого… Арцеулова? – осмелел Косухин. – Его, чердынь-калуга, тоже живьем?
   – А его – как хотите, – вновь усмехнулся Венцлав.
 
   – …Надо было уходить еще ночью, – негромко заметил Арцеулов, сидя у окна и поглядывая на улицу.
   – Вы же видели Семена, – так же тихо ответила Наталья Берг, – он не мог идти…
   Арцеулов уже не первый час наблюдал из окна за обычно спокойной улицей, в который раз ругая себя за то, что не настоял на немедленном отъезде из города. Под утро, вернувшись после столь удачной операции, все, включая даже неутомимого профессора, решили отдохнуть. К тому же освобожденный из большевистского узилища Семен Богораз совсем расклеился, заявив, что у него жар, и категорически отказавшись куда-либо идти.
   Семен Аскольдович Богораз сразу же не понравился Ростиславу, поразив капитана холодным, законченным эгоизмом. Тщедушного студента почти не тронуло то, что знакомые и незнакомые люди – включая почтенного профессора – рисковали из-за него жизнью. Богораз воспринял свое освобождение, как нечто само собой разумеющееся, и даже упрекнул спасителей в том, что они излишне мешкали. Добравшись до квартиры, он выбрал единственную удобную кровать, на которой обычно спала Берг, укрылся одеялами и потребовал, чтобы никто его не беспокоил.
   – Наталья Федоровна, – помолчав, вновь заговорил Ростислав. – Вчера я не хотел спрашивать… Но сегодня, когда господин Богораз на свободе, может быть, мне расскажут суть дела? Я, конечно, обычный офицер, но тоже имею право знать, ради чего все это?
   Берг ответила не сразу. Некоторое время она сидела неподвижно, гладя Шер. Кошка тихо мурлыкала, совершенно не догадываясь о том, в какой омут ей довелось попасть.
   – Я уже говорила полковнику. Вы, конечно, имеете право знать все, Ростислав Александрович. Но господин Лебедев считает, что так будет безопаснее. О проекте «Владимир Мономах» красные начинают догадываться. Если вы, к несчастью, попадете в плен, вам легче будет молчать. Впрочем, я не могу ничего рассказать, но согласна сыграть в игру «да» и «нет».
   Девушка улыбнулась. Ростислав, поглядев на нее, подумал, что если бы не очки, Наталья Берг, молодой ученый-физик, смотрелась бы весьма привлекательно.
   – Это научный проект, – уверенно начал он. – Профессор Семирадский – один из его авторов.
   Берг молча кивнула.
   – Полковник Лебедев и поручик Казим-бек – авиаторы. Летчики-испытатели?
   – Да, – вновь кивнула девушка.
   – «Владимир Мономах» – новый тип аэроплана…
   – Нет, – Берг покачала головой и снова улыбнулась.
   – Дирижабля? Или чего-то летающего, о чем я не догадываюсь?
   – Не догадываетесь.
   – Господин Богораз – ученый, который отвечает за научную часть эксперимента. Насколько я понял, без него эксперимент не состоится…
   Вновь последовал кивок.
   – Этот эксперимент очень важен…
   – Да, – Берг опять кивнула на этот раз решительно и резко. – Этот эксперимент очень важен, Ростислав Александрович. Настолько важен, что о его сути знают лишь трое – адмирал Колчак, профессор и господин Богораз.
   – А вы? – поразился капитан. – И господин Лебедев?
   – Нет, – вновь усмехнулась девушка. – Все мы должны лишь поднять «Владимира Мономаха» в воздух. Так что я от вас, как видите, почти ничего не скрываю.
   – О чем это вы, Наталья Федоровна? – поинтересовался Семирадский, появляясь в комнате с тяжелым ящиком, в котором Арцеулов не без изумления опознал цинк с пулеметными патронами. За ним вошел Казим-бек, волоча за собой «Максим».
   – Так-с, так-с, – продолжал профессор. – Папуасы танцуют боевой танец и острят топоры… Так какие тайны вы, сударыня, поверяли нашему Айвенго? Неужели сердечные? В таком случае, рад за вас…
   – Нет, – ответил за девушку Арцеулов. – Я тщетно пытался проникнуть в секрет «Владимира Мономаха»…
   – Да-с, дурацкие секреты, – кивнул профессор. – Дурацкие и ненужные, если подумать. Я был с самого начала за то, чтобы рассекретить «Мономаха». Кстати, господин Витте был тоже за это… Но насколько я понимаю, вмешались военные. То ли великий князь Михаил Николаевич, то ли великий князь Александр Михайлович…
   – Великий князь Александр Михайлович предлагал рассекретить «Мономаха» после победы, – вмешался в разговор Казим-бек. – Он считал, что сообщать о «Мономахе» во время войны опасно.
   – Ну конечно! – хмыкнул профессор. – Господа папуасы начинят «Мономах» тротилом и кинут прямиком на княжескую дачу! Ладно, молчу, все равно господин Арцеулов обо всем в свое время узнает…
   – Могу это обещать, – полковник Лебедев появился в дверях, неся с собою две винтовки и сумку с патронами. – Господин капитан, в случае удачи, вы сможете увидеть все своими глазами. Если же нет… Тогда последний из нас, кто останется, перед тем, как спуститься в подвал, вам все пояснит…
   – В какой подвал? – удивился Арцеулов, помогавший Казим-беку устанавливать пулемет напротив одного из окон.
   – Небольшой сюрприз для красных, – невесело усмехнулся полковник. – Здесь у нас в подвале емкость пудов на пятьсот. Я установил взрыватель и провел шнур Бикфорда.
   – Пятьсот пудов тротила! – поразился капитан. – Однако, господа…
   – Это не тротил, – возразил полковник, деловито заряжая винтовки. – Это топливо для «Мономаха». Его не успели направить по назначению, и я приказал слить его в отопительный бак…
   – Господи… – тихо произнесла Берг.
   – Ну-ну, сударыня! – бодро заметил Семирадский. – Поверьте, все обойдется. Господин Лебедев просто пленник долга.
   – Да, конечно, – спокойно ответила Наталья. – Тем более, у меня нет никакого желания попадать к господам пролетариям. Но, – девушка грустно улыбнулась, – если что-то начнется, я выпущу кошку. Она не проговорится…
   Шер, не ведая, что решается ее кошачья судьба, оживленно бегала по комнате и даже пыталась играть концами пулеметных лент.
   – В соседней комнате, той, что выходит во двор, мы установили еще один пулемет, – заметил полковник. – Господин Арцеулов, вы у нас здесь главный военный специалист, ждем ваших распоряжений…
   – Какие распоряжения? – удивился Ростислав. – Если начнется, я и господин Казим-бек займемся пулеметами. Вы, господин полковник и господин профессор – в резерве, госпожа Берг и господин Богораз – в подвал.
   – Я умею стрелять, – заметила девушка. – Семен Аскольдович, между прочим, тоже…
   – Кто, я? – в комнате появился заспанный Богораз, удивленно оглядывая грозные приготовления. – Мы что, господа, собираемся воевать?
   – В некотором роде, – Арцеулов поглядел на нескладного интеллигента без особой приязни.
   – Но, господа, вы же говорили, что все в порядке? – заволновался тот. – Мы же собирались уйти с темнотой…
   – Нас могут найти раньше, – также лаконично пояснил Ростислав.
   – Но ведь это ужасно! – воскликнул Богораз, падая на стул. – Чудовищно! Ведь если мы погибнем, все сорвется!
   Арцеулов удивился. Оказывается, студент Петербургского университета боится вовсе не за свою шкуру.
   – Нет-нет, господа, – продолжал тот, – надо что-то придумать… Мы не можем погибнуть!
   Ему никто не ответил. Семен Аскольдович вскочил со стула и забегал по комнате, натыкаясь на стулья.
   – Если так, – наконец заявил он, – мы должны немедленно отпустить господина Арцеулова.
   Ростислав поразился еще больше.
   – Действительно, Ростислав Александрович, – заметила Берг. – Вы и так сделали для нас все, что только могли.
   Арцеулов лишь пожал плечами – обсуждать такое он не собирался. Капитан подошел к окну и бросил взгляд на привычную уже картину – двор, высокий забор, за которым видна такая же пустая улица. Внезапно он заметил серую тень, промелькнувшую по заснеженной мостовой. Ростислав всмотрелся – вторая тень пронеслась возле самого забора.
   – Собаки, – наконец понял он, – возле самого дома…
   – Ясное дело, батенька, – ничуть не удивился Семирадский. – Этих горемык бездомных сейчас в Иркутске полно. Одичали за войну.
   В Иркутске, наверно, и в самом деле было полно бродячих собак, но Арцеулов почему-то встревожился.
   – Господа, – в конце концов решился он. – Я вам сейчас расскажу одну историю…
   – А что случилось, Ростислав Александрович? – встревожилась Берг.
   – Я сейчас увидел собак. Конечно, собак здесь много, но…
   Арцеулов старался говорить без лишних эмоций. Дойдя до эпизода с перстнем – о том, как и где он его нашел, капитан предпочел умолчать, – он вдруг подумал, что со стороны это может показаться бредом.
   – Дико это все, конечно, господа, – заключил он. – Впрочем, вчерашняя история, которой многие из вас свидетели, пожалуй, еще нелепей. Вы, наверно, сейчас будете говорить о нервах и о воспаленном воображении…
   – Да отчего же? – пожал плечами Казим-бек. – По-моему, все логично – псы дрессированные, а вы их разогнали. Ваш перстень их отчего-то напугал…
   – Считается, что серебро отгоняет нечистую силу, – вскользь заметила Берг.
   – Вот-с! – поднял палец Семирадский, – прошу полюбоваться, господа! Наталья Федоровна Берг, блестящий физик-экспериментатор, начинает преподносить нам концепции господина Стокера! Упыри, господа! Лешие! Стыдитесь, сударыня!
   – Я согласна сгореть со стыда, – спокойно ответила девушка, – но только после того, Глеб Иннокентьевич, как вы сами объясните эту историю.
   – Охотно-с! – кивнул профессор. – Итак, относительно собак я полностью согласен с мнением господ Казим-бека и Арцеулова. Собаки-ищейки, смею напомнить, применялись еще в допотопные времена. Что касаемо вашего перстня, молодой человек, то вы, вероятно, допустили типичную ошибку людей, не имеющих научного склада ума – рассудили по принципу «после того – вследствие того». Собак могло напугать вовсе не ваше кольцо, а что-то иное. Совпадение-с! Ну, а насчет вчерашнего смею предположить, что мы имели дело с какой-то очень ловкой – и новой! – научной выдумкой. Я лично считаю, что это было использование высокочастотных полей! Да-с!
   – Господин Арцеулов, – внезапно подал голос молчавший все это время Богораз. – Можно на минуту ваш перстень?
   Ростислав, сняв перстень, передал его студенту. Тот осторожно покрутил его, взвесил на ладони, затем отдал обратно:
   – Благодарю вас… Господин профессор, прежде всего хочу напомнить вам один постулат Секста Эмпирика: в случае недостатка данных следует воздержаться от суждения. Я не присутствовал при случае, описанном только что господином Арцеуловым, но я был сегодня ночью при эпизоде, нам всем памятном. Конечно, я плохо помню детали. Глотнул газа, к тому же мой бронхит… Но я заметил следующее. Во-первых перстень господина Арцеулова привлек внимание того странного господина, который пытался нас задержать…
   – Ерунда! – не выдержал профессор. – Сей господин тоже начитался Стокера…
   – Во-вторых, когда господин Арцеулов пытался разорвать это препятствие, мне показалось, что перстень светился…
   – Обман зрения, – фыркнул профессор. – Или отсвет фонарей.
   – Фонари были далеко. Я осмотрел перстень – обычное старое серебро очень высокой пробы. Светиться он не может, но я склонен в данном случае верить своим глазам. Итак, мы имеем дело с чем-то, его понять пока не можем. А значит, воздержимся от выводов…
   Тут он снова закашлялся. Профессор не перебивал, но весь его вид выражал несогласие.
   – И в-третьих, – заключил Семен. – Насколько мне известно, никакое поле не способно иметь твердость стекла. Вчера мы столкнулись с чем-то другим…
   – С бесовским заговором! – охотно согласился Семирадский. – И вы туда же, Семен Аскольдович!
   – А отчего нет? – вдруг подняла голову Берг. – Наши предки называли это «нечистой силой», но может, что-то в самом деле существует?
   – И это надежда российской науки! – профессор взмахнул руками и, возмущенно сопя, выскочил из комнаты.
   – Мне не повезло, – внезапно заговорил Лебедев, слушавший этот долгий спор молча. – Я не видел ничего, а значит, могу судить лишь с чужих слов. Но вот что я подумал…
   – Нуте-с? – голова профессора показалась в дверном проеме.
   – Гипноз. Этот тип в шинели – сильный гипнотизер. А пули господина поручика в него попросту не попадали.
   – Ну уж нет! – возмутился Казим-бек. – Господин полковник, вы же знаете, как я стреляю!
   – Это не так трудно, – заметил Лебедев. – А перстень… Почему-то он действует на этого типа отрицательно. Достаточно легкого раздражения, чтобы разрушить силу гипноза…
   – А что? – согласился Арцеулов. – Господин полковник, по-моему, вы правы!
   – Три вида истины! – прокомментировал Семирадский. – Научная, ненаучная и обывательская! Гипноз – типичное объяснение, когда других объяснений нет!
   – А собаки уже во дворе, – внезапно заметила Берг, выглянув на улицу.
   – Черт! Неужели мы не закрыли калитку! – Арцеулов вскочил, выхватывая револьвер. – Я сейчас, господа…
   Собаки и в самом деле были уже во дворе. При виде капитана они тут же отбежали в сторону и беззвучно оскалились. Знакомые красноватые глаза недобро мерцали затаенным огнем.
   – Гипноз, значит, – пробормотал Арцеулов, осторожно подходя к калитке. – Поглядим, какой тут гипноз…
   К его удивлению калитка была заперта. Арцеулов вспомнил высокий глухой забор, окружавший дом и поневоле присвистнул. Первой мыслью капитана было перестрелять незваных гостей, но он тут же сообразил, что стрельба средь бела дня неизбежно привлечет внимание патрулей. Оставалось попросту выгнать заброд. Арцеулов распахнул калитку и в ту же секунду почувствовал резкое движение воздуха, как будто рядом пронесся сильный порыв ветра. Он взглянул во двор и обомлел – собак не было. Ростислав выглянул на улицу. Там тоже было пусто, лишь на снегу темнело несколько собачьих следов.
   – Ну и ну! – Арцеулов, покачав головой, хотел было закрыть калитку, но внезапно ему показалось, что рядом кто-то стоит. Ростислав повернулся и вздрогнул. В глаза бросился зеленый цвет шинели и красные офицерские нашивки.
   – Как дела, брат-вояк? – странный чех стоял у самой калитки и улыбался. Правда, глаза, как и тогда, в Нижнеудинске, показались Ростиславу какими-то тусклыми и неподвижными.
   – Здравствуйте! – выдохнул Арцеулов.
   – Надо уходить, брат-вояк, – чех вновь усмехнулся, но тут же лицо стало серьезным. – Вас нашли… Ты можешь уйти один. У твоих товарищей своя судьба. Учти – им не грозит смерть. Смерть грозит тебе.
   – Я не уйду один, – покачал головой Ростислав.
   – Хорошо, – кивнул легионер. – В подвале дома есть подземный ход. Он давно замурован, но кладка там новее и камни другие. Вы можете успеть. Спеши, они уже идут…
   Арцеулов посмотрел на улицу, но не заметил ничего опасного. Он повернулся к странному чеху, чтобы спросить, наконец, кто он такой и что все это значит, но спрашивать оказалось некого – там, где только что стоял подпоручик, было пусто.
   Разбираться было некогда. Капитан захлопнул калитку, задвинул засов и поспешил в дом. Его встретили тревожные взгляды. Казим-бек уже возился с пулеметом, заправляя ленту.
   – Вы видели? – заспешил Арцеулов. – Собаки… Калитка… Они исчезли…
   – Странно, – заметил профессор. – Я наблюдал. Вы вышли во двор, собаки отбежали…
   – Да-да, – кивнул капитан, – а потом…
   – Я смотрел на вас, сударь, – продолжал Семирадский. – Вы открыли калитку… Я не заметил никаких собак.
   – Я тоже, – согласилась Берг. – Я смотрела на вас, а затем собаки исчезли.
   – Это не важно, – прервал ее Лебедев. – Что вы увидели на улице, господин Арцеулов?
   – Я разговаривал… – начал было Ростислав, но осекся.
   – Но вы были там один! – удивилась Берг. – Вы постояли, поглядели по сторонам…
   – Ладно, – капитан понял, что объясняться нет времени. – Нас обнаружили. Господа, прошу занять позиции. Господин Казим-бек, вы идете ко второму пулемету. Всех остальных прошу покуда перейти во внутренние комнаты.
   – Я не уйду, – негромко возразил Лебедев. – Вы правильно намекали относительно моего боевого опыта. Я просто летчик, но из винтовки стреляю не хуже Казим-бека.
   – Господин полковник, можно вас на минуту?
   Арцеулов отвел Лебедева в соседнюю комнату.
   – Слушайте… Очевидно, они окружат дом. До темноты нам не уйти, а это еще час-полтора…
   – Я это понял, капитан, – по лицу Лебедева мелькнула невеселая улыбка. – Жаль, я не имею права сдать нас всех в плен…
   – Погодите, – перебил Арцеулов. – Вашу адскую машину мы всегда успеем использовать. Здесь, в подвале может быть подземный ход…
   – Это не готический замок, капитан, – невесело улыбнулся Лебедев.
   – Там должна быть другая кладка, более поздняя. Идите вниз и посмотрите… В конце концов, мы ничего не теряем. Возьмите с собою этого юношу… Богораза. Простучите стены. Я вас прошу…
   – Вы серьезно? – полковник недоуменно поглядел на Арцеулова. – Хорошо, капитан, попробуем…
 
   В комнате между тем были заметны перемены. Профессор Семирадский притащил откуда-то несколько больших керамических емкостей и теперь заботливо расставлял их возле окон.
   – Против папуасов? – усмехнулся Арцеулов.
   – Да-с, – согласился Семирадский. – Дикари боятся огня, электрических фонарей и шума огнестрельного оружия.
   – Это война, профессор, – вздохнул Арцеулов, занимая наблюдательный пост у окна. – И там не папуасы – враги!
   – Не враги! Не враги, молодой человек! А, скажем, вырвавшиеся из сумасшедшего дома больные…
   – Буйнопомешанные, – уточнил Казим-бек.
   – Пусть так! Но нельзя же без крайней нужды применять против больных людей оружие! Жаль, у меня почти не осталось «Кикиморы»… Ну ничего, подпустим хлорпикрину. Господа, не забудьте маски…
   – Вот они, – прервала его Берг.
   На улице послышался шум. Около калитки затормозил грузовик, затем другой. Из кузовов посыпались вооруженные парни в полушубках и шинелях.
   – Самое время выпускать кошку, – усмехнулся Арцеулов, почувствовав себя в привычной обстановке.
   – Вы правы, – Берг подозвала ничего не подозревавшую Шер и вопросительно посмотрела на капитана.
   – Сейчас, – кивнул тот, – выпущу ее через дверь… Господин поручик!
   – Я! – отозвался из соседней комнаты дежуривший у пулемета Казим-бек.
   – Замените меня на минуту. Полезут через забор – стреляйте!
   – Господа, господа! – заволновался профессор. – Ведь это же люди, пусть и ненормальные!
   – А что же делать, Глеб Иннокентьевич? – поинтересовался поручик, открывая окно и выдвигая пулемет.
   – Ну, не знаю… Шапки у них сбивайте, что ли. А лучше подпустите поближе…
   И он аккуратно поднял с полу тяжелый керамический цилиндр.
 
   К особняку на Трегубовской Пров Самсонович прибыл лично. Он проследил, чтобы дружинники заняли позиции вдоль забора и приготовился командовать.
   – Товарищ Чудов, они нам нужны живыми, – напомнил Венцлав, стоявший тут же.
   – Живыми… Хрен бы им живыми, контра… – просипел Пров Самсонович и, вытащив из кобуры огромный морской бинокль, стал пристальней разглядывать дом. – Ишь, пулемет выставили, гады! Давить эту контру!
   – Не забывайте, у нас приказ! – негромко напомнил Венцлав.
   – А что – приказ! – не выдержал Чудов. – Подумаешь, приказ! Научились там в столице приказывать, ровно как при старом режиме! Вот Белобородов на Урале приказа не сполнил – и порешил Романова! И я тоже дурных приказов сполнять не буду! Привезут завтра белого гада Колчака – лично порешу! Это по-нашему, по-большевистски!
   – Плевать на Колчака, – дернул щекой Венцлав. – Но если мы не возьмем живым Лебедева, я вас тоже порешу – лично. По-большевистски!
   Чудов мрачно поглядел на Венцлава, но предпочел смолчать. Дальнейший спор был прерван появлением запыхавшегося Косухина.
   – Так что, разведал! – бодро доложил Степа. – С четырех сторон забор, окна на первом этаже забиты. Два пулемета, чердынь-калуга, у главного входа и слева, там, где пустырь… Эх, вжарим сейчас!
   – Стрелять пока не будем! – покачал головой Венцлав. – Сейчас подойдут мои ребята…
   – А чего ждать! – нетерпеливо просипел товарищ Чудов. – Тут и наших, сибирских, хватит! А ну-ка, товарищ Косухин, загляни-ка во двор… Давай, Степан!
   – Как хотите, – Венцлав дернул плечом и отошел в сторону.
   Косухин подтянулся и заглянул за забор. Двор был пуст, дом молчал. Но тут дверь на секунду приоткрылась, и во двор выскочила худая пятнистая кошка.
   – Ух ты! – ахнул Степа, узнавая свой подарок. От удивления Косухин позабыл о всякой осторожности – и напрасно. На втором этаже дернулось пулеметное рыло, и короткая очередь сбила с красного командира шапку. Пришлось приземляться прямо в сухой колючий снег.
   – Ах, контры! – прошипел товарищ Чудов и взмахнул ручищей. – Уперед, товарищи! Выжжем гнездо вражье!
   Увы, потеря голоса сыграла с товарищем Чудовым дурную шутку – пламенный призыв был услышан далеко не всеми. Наконец дружинники, осознав свой революционный долг, без особой резвости стали перелазить через забор, с опаской поглядывая на пулемет.
   Степа поднялся, помотал головой, сбрасывая залепивший волосы снег, и принялся искать шапку. Лишь найдя ее и нацепив на голову, Косухин сообразил, что атака, собственно, уже началась. Стало стыдно. Степа хотел вместе со всеми лезть через забор, как вдруг кто-то легко тронул его за плечо. Косухин оглянулся и увидел товарища Венцлава.
   – Не спешите, Степан Иванович, – тонкие красные губы дернулись в усмешке. – Еще успеете…
   – Так ведь… – начал было Косухин, как вдруг где-то рядом что-то хлопнуло, зашипело, и в ту же секунду Венцлав ухватил Степу за руку и потащил в сторону.
   Вовремя! За забором поднялось негустое белесое облако, и улица огласилась хрипом и дикими воплями: «Братва! Газы-ы-ы!!!».
   Прову Самсоновичу пришлось хуже всех. Через забор его подсадили, а вот обратно пришлось выбираться самому. Товарищ Чудов, стараясь не вдыхать стелющуюся по воздуху мерзость, беспомощно прыгал у забора, пытаясь ухватиться за край, пока кто-то из дружинников не догадался открыть калитку и вытащить кашляющего и плачущего от рези в глазах вождя иркутских большевиков.
   – Это не смертельно, – небрежно прокомментировал товарищ Венцлав. – Похоже, хлорпикрин. Мы имеем дело с гуманистами, Степан Иванович. Забавно… Ладно, где наш главком?
   Товарищ Чудов сидел прямо на снегу и плакал. Конечно, проливать слезу стойкому большевику, прошедшему каторги и тюрьмы, не полагалось, но Пров Самсонович мог утешать себя тем, что эти слезы есть не результат интеллигентских эмоций, а последствия отравления, полученного в героическом бою.
   – Сжечь! Пушку сюда! – сипел Чудов. – У, проклятые угнетатели народа!
   – Вы успокоились? – осведомился Венцлав. – Я могу звать своих людей?
   Вместе ответа Пров Самсонович грозно высморкался и погрозил врагу кулачищем.
   – Степан Иванович, – предложил Венцлав. – Сходите-ка покуда парламентером. Газ, кажется, уже рассеялся… Белый платок у вас есть?
 
   – По-моему, господа папуасы больше не сунутся, – удовлетворенно заявил Семирадский, снимая газовую маску.
   – Не думаю, – Арцеулов, не без удовольствия последовав его примеру, выглянул в окно. – Странно, они не стреляют… Ага! Белый флаг!
   – Папуасы капитулируют? – осведомился профессор, готовивший новый керамический цилиндр с неприятной начинкой.
   Над забором, действительно, мелькал белый платок, привязанный к острию штыка. Затем калитка несмело отворилась, и во двор вошел молодой парень в сером полушубке.
   – Господа! – поразилась Берг. – Это же мой знакомый чекист…
   – Желаете лично вести переговоры? – усмехнулся капитан. – Господа, отойдите от окон! Разговаривать буду я.
   Парень постоял у ворот, затем, убедившись, что платок на штыке был понят правильно, осмелел и подошел поближе.
   – Эй, в доме! – крикнул он. – Покажитесь, стрелять не будем!
   Арцеулов подошел к окну, став так, чтобы не искушать судьбу – поближе к стене.
   – Говорите!
   Парень покрутил головой, затем поправил черную мохнатую шапку. Лицо его внезапно стало суровым: