Наутро весь Злочев говорил о грядущей свадьбе. Ворота были открыты настежь, и по шаткому деревянному мосту валом валили гости: дедичи с семьями, их слуги, дворня и просто любопытный окрестный люд. На майдане возле палат весело стучали топоры плотников, и этот стук заранее приводил весь город в восторг. Все уже знали: в загоне за палатами мычит и блеет стадо, которому вскоре предстоит отправиться прямиком на столы. Из глубоких подвалов челядь выкатывала бочки со старым медом и даже – о диво! – с ромейскими и алеманскими винами. Злочев гудел, предвкушая и предстоящий пир, и редкое зрелище. Не каждый день «газда» женит своего наследника. Да еще такого, за которого, ежели по совести, и жаба по доброй воле не пойдет!
Все должно было начаться с закатом солнца. Где-то за час Згур нашел Черемоша возле самых палат. Парень с безумным видом ходил вокруг, что-то неумело пряча под полой кафтана. Не будь холопы Колдаша столь заняты, чернявого давно бы уже схватили и отправили в освобожденный от винных бочек подвал. Пришлось взять парня за ворот, отволочь на постоялый двор, забрать спрятанный под кафтаном нож и усадить на ложе.
Разговаривать Черемош не хотел. Он лишь просил Згура одолжить ему меч или хотя бы кинжал, а если нет – просто убить его, ибо пережить эту ночь парень не желал. Стало ясно – еще немного, и быть беде. Згур смотрел на побелевшее, неузнаваемое лицо приятеля, и на душе становилось все тяжелее. Еще немного – и Черемоша не удержать. Он пойдет выручать эту перезрелую девицу, парня убьют и… И все? Згур представил, как он рассказывает об этом дяде Барсаку. Или не расскажет – умолчит? Впрочем, тысячник Барсак, старший наставник Учельни Вейсковой, лишь посмеется. Он ведь не знаком с этим чернявым парнем, который имел глупость полюбить дочь предателя – и поверить заброде-волотичу, который так умело напросился в друзья!
– Меч! Дай мне меч! – наверное, в сотый раз повторил Черемош, и Згур не выдержал. Нет, он не сможет! Если кому-то из них суждено погибнуть, то пусть это будет не чернявый! Шансов все равно нет – ни у Черемоша, ни у него. Вернее, почти нет…
– Очнись! – он дернул Черемоша за плечо. – Очнись и слушай!
Чернявый моргнул и удивленно раскрыл глаза.
– Уладу не отбить. По крайней мере, до свадьбы. А после свадьбы – это уже будет похищение чужой жены. Понимаешь?
– Так ведь эта падаль!.. Он… Насильно! – отчаянно вскричал Черемош. – Палатин его на кол…
– По вашим улебским обычаям невесту редко спрашивают, – зло усмехнулся Згур. – Даже если это дочь Палатина. Итак, ее не отбить. Я ведь не Альбир Зайча!
Чернявый взглянул удивленно, и Згур пояснил:
– Песня у нас дома есть. Про Зайчище Альбирище и Навко Волотича. Старая – с войны. Так этот Зайча на семи дубах сидел, каленой стрелой десять всадников с коней сбивал…
Продолжать он не стал, иначе пришлось бы рассказать о том, кто такой Навко Волотич – Навко Месник, и почему о нем в Крае песни поют…
– Значит, остается одно…
Згур специально сделал паузу, и Черемош подался вперед, в последней, безумной надежде…
Удар был безошибочен – костяшками пальцев в левую часть груди, в неприметную точку, именно так, как учил его Отжимайло. «Мечом ты махать горазд, боец Згур! Ну, а теперь делом займемся! Щас ты у меня на траву мешком повалишься!» Да, тогда он уже стал для наставника «бойцом»…
Згур уложил слабо стонавшего Черемоша на ложе и укрыл покрывалом. Часа два полежит, а больше и не надо. Теперь – пора!
Он собирался тщательно, словно на военный смотр. Кольчуга, шлем, меч, кинжал, поверх – плащ, чтоб не задержали на улице. Згур даже пожалел, что не взял с собой щит. Пригодился бы, особенно если станут стрелять. Впрочем, от «капли» из гочтака не спасет и щит…
Уходя, он на миг задержался в дверях и бросил взгляд на бесчувственное тело чернявого. Выходит, из-за этого войтова сынка ему, сотнику Велги, доведется сложить голову? Какая глупость! Ну и дурак же он! Но Згур знал – назад уже не повернуть, а значит, следует думать совсем о другом. Сойка обещала впустить его через черный ход – это раз. За столом соберутся все дедичи округи, и не каждый – друг Колдашу – это два. И в третьих – обычай, нелепый обычай, который на этот раз придется к месту…
В коридоре было пусто, лишь у дверей, ведущих в пиршественный зал, скучал стражник – здоровенный мордатый детина при секире и гочтаке. Правда, гочтак был закинут за спину, а на секиру кмет попросту опирался, словно на посох. Стражнику было голодно и тоскливо. Там, за дверями, пировали, а ему выпало весь вечер торчать в пустом коридоре. Правда, свой ковш ромейского он уже успел принять, а потому вояку неудержимо клонило в сон. Згур даже скривился – герой! Если б все были здесь такие!
Что-то испуганно щебетала Сойка, но Згур лишь покачал головой. Кажется, одной ночи хватило, чтобы эта рябая пигалица успела привязаться к нежданному дружку. Жаль, скучать будет! Он сбросил плащ на руки девушки, поправил шлем и хмыкнул. Порядок! Згур даже пожалел, что перед отъездом снял с кольчуги медную бляху с оскаленной волчьей пастью. Если придется пропасть зазря, так хоть при полной выкладке, как и надлежит сотнику Края. Он вздохнул, на миг закрыл глаза и вновь, в который раз, обозвал себя дураком. Да, дурак, и если погибнет – то по-дурацки, за длинноносую переспелку и чернявого сопляка. Что ж, видать, так Мать Болот рассудила! Ну что? Двейчи не вмирати!
Стражник у дверей лениво скосил глаза, но даже и не подумал заступить дорогу. Это спасло ему жизнь: Згур ударил не клинком, как намеревался, а всего лишь рукоятью. Но и этого хватило. Парень осел на пол, из уголка перекошенного рта хлынула темно-красная струйка. Сзади послышался отчаянный визг одуревшей от ужаса девушки. Згур отбросил секиру подальше, поднял упавший гочтак, хотел отправить его вслед за секирой, но передумал. Самострел был заряжен – пять «капель», способные пробить любую бронь. Згур вновь усмехнулся и перехватил самострел левой рукой – в правой уже был меч. Стрелять навскидку, да еще с левой, не так и просто, но один вид гочтака внушает уважение. Теперь – дверь. Руки заняты, но если как следует врезать ногой…
В уши ударил шум, а в глазах зарябило от огней десятков светильников. Пир был в разгаре, и гости, уже вкусившие хозяйского меда, поначалу не обратили внимание на нового человека. Згур быстро осмотрелся: два огромных стола, поперек еще один, у стен – вооруженные холопы. А вот и Улада – рядом с Грибом-Поганкой. Где же Колдаш? Ах да, вот он, по правую руку от сына! Ну что ж, вперед!
Перекричать десятки подвыпивших гостей было невозможно, да Згур и не пытался. Он неторопливо подошел к столу, за которым восседал хозяин, и двинул ногой по столешнице. Стол шатнулся, на цветную шитую скатерть упали кубки литого серебра…
Кто-то вскочил, крикнул, стража уже выхватывала мечи, но постепенно шум стих. Гочтак смотрел прямо в лоб «газде», а палец Згура лежал на спусковом крючке. Теперь – немного подождать. Пусть поймут все – тогда и поговорить можно.
Колдаш уже, кажется, понял. Толстощекая рожа из багровой стала белой и начала постепенно синеть. Гриб-Поганка попытался спрятаться под стол, но застрял и замер, глядя выпученными глазами на незваного гостя. Улада… Згур не мог видеть лица девушки, но до него донесся знакомый смех. Неужели ей весело?
И вот в зале наступила тишина – мертвая, абсолютная. Гости сидели молча, лишь откуда-то сбоку доносился странный звук – кто-то громко икал. Пора!
– Страже – бросить оружие! Считаю до трех! Раз…
Холопы, уже успевшие подбежать к Згуру, недоуменно поглядели на хозяина.
– Два…
Синюшная рожа «газды» медленно кивнула. Послышался стук – мечи и секиры падали на пол.
– А теперь – слушайте все! Я, Згур сын Месника, дедич из Коростеня, заявляю, что Колдаш сын Дякуна и его сын…
Имени Гриба-Поганки Згур не помнил. Впрочем, сойдет и так.
– И его сын силой похитили сиятельную Уладу дочь Ивора, Великого Палатина Валинского. А посему я требую немедленно освободить эту девицу или, согласно обычаю, вызываю упомянутого Колдаша на смертный бой и прошу всех дедичей быть тому свидетелями…
Кажется, он произнес все правильно, и даже на улебском наречии. По залу пронесся шум – гости переговаривались, с явным интересом поглядывая то на Згура, то на «газду».
…Только на это Згур и мог надеяться. Не будь здесь гостей, кто-то из стражников через миг придет в себя и выстрелит в спину. Но обычай не знал исключений: пославший вызов – неприкосновенен. Решится ли «газда» его нарушить – при гостях, при дедичах и войтах со всей округи?
Шли мгновенья, гости осмелели и заговорили вслух, стража все еще очумело таращила глаза, но вот послышался низкий басовитый голос хозяина:
– Ты, бродяга, пробравшийся в мой дом, словно вор! Какое право ты имеешь бросать мне вызов? Мне, потомственному дедичу тамги Единорога, владыке Злочева и всей округи! Только равный смеет скрестить со мной оружие! Ты же, бродяга, падай ниц и моли о легкой смерти, ибо о жизни молить уже поздно!
Вновь поднялся шум – на этот раз одобрительный, стража зашевелилась, и Згур понял: все кончено. Колдаш не был трусом. Сейчас кто-то из холопов зайдет за спину… Згур еле удержался, чтобы не обернуться. Что еще можно успеть? Убить «газду»? Поможет ли?
– Погоди, газда Колдаш!
От неожиданности Згур еле удержался, чтобы не нажать на спусковой крючок. Один из гостей – широкоплечий, темноусый, встал и неторопливо подошел к хозяйскому столу. Гости вновь зашумели, на этот раз удивленно.
– Тебе бросили вызов, газда Колдаш! Почему ты нарушаешь обычай? Дедич вызывает дедича – и он в своем праве.
На душе сразу стало легче. На что-то подобное Згур и рассчитывал. Сойка рассказывала: многие из дедичей готовы перегрызть «газде» глотку…
– О чем ты говоришь, Вищур! – глаза Колдаша сверкнули гневом. – Кто бросил мне вызов? Безродный бродяга? Я не знаю никакого Згура из Коростеня!
– Зато знаю я! – Вищур поправил пышные усы. – Тебе бросил вызов не бродяга, а сотник Кеева войска…
Зал вновь зашумел, а Згур почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Узнали! Наверно, этот пышноусый тоже был в войске Велегоста!..
– Сотник? – теперь в голосе «газды» была растерянность. – Но он волотич! Разве там еще остались дедичи?
– Думаю, тот, кто носит Кееву Гривну, достаточно знатен, чтобы скрестить с тобой меч…
И вновь гудел зал, громко, не стесняясь, а Згур в который раз обругал себя за то, что не уехал еще утром. Он мельком взглянул на Уладу и уловил ее изумленный взгляд.
– Кеева Гривна?! – челюсть «газды» начала медленно отвисать. – У этого бро… У сотника Згура – Кеева Гривна?
Згур невольно усмехнулся. Тогда, на следующий день после страшной сечи, когда остатки сотни складывали погребальные костры, было не до почестей. Разве что запомнился меч – франкский меч, которым Кей Железное Сердце рубил тонкую золотую гривну. Она была одна, а награду требовалось поделить на пятерых. Ему досталась середина – с изображением распластавшего крылья орла…
– В том я даю свое слово! – Вищун поднял правую руку, и зал изумленно стих. О тех, кто носил Кееву Гривну, складывали песни, о них не забывали даже через века. Давно, очень давно Кей Кавад снял с шеи золотой обруч и вручил его Сполоту, пращуру тех, кто ныне живет в Савмате. Последний раз Гривну получил один из воевод Светлого Кея Мезанмира, не пустивший огров в столицу. В последний – перед страшной битвой на Четырех Полях.
– Надо ли говорить вам о том, что носящий Гривну имеет права потомственного дедича, может заседать в Совете Светлого, а его потомки…
– Не надо! – «газда» уже пришел в себя. – Твоего слова довольно! Згур сын Месника! Я принимаю твой вызов!
Этого Згур не ожидал. Да, Колдаш – не трус, хотя справиться с разжиревшим «бычарой» будет не так и трудно. Но ему вовсе не нужна эта смерть!
– Ты плохо слушал меня, Колдаш сын Дякуна! Ты примешь мой вызов, если не отпустишь девицу, которую задержал силой, и силой выдаешь за своего сына. А чтобы не было сомнений, пусть скажет она сама!
Легкий шум в зале. Улада медленно встала, гордо вздернула голову:
– Вы все знаете правду! Меня, дочь Великого Палатина, силой принуждают выйти замуж за этого…
Она брезгливо покосилась на Гриба-Поганку и усмехнулась:
– За этого… Который даже не мужчина! Лишь один решился заступиться за меня – и тот волотич! А вы, дедичи улебские! Вы, опозорившие себя…
Гости прятали глаза, «газда» сопел, не зная, что сказать, а Згур лихорадочно искал выход. Если он убьет Колдаша, хозяином Злочева станет Гриб-Поганка… Нет, не станет!
– Если ты не отпустишь всех нас и не вернешь наше добро, – Згур взглянул прямо в пылавшие ненавистью глаза Колдаша, – я убью тебя, а затем вызову на поединок твоего сына. Он виновен не меньше…
– А победителю достанется Злочев, – негромко добавил кто-то.
«Газда» долго молчал, затем бледное лицо начало краснеть:
– Не в наших обычаях принуждать девицу к замужеству! Пусть она уходит, коль не желает этой чести…
– А сын твой проводит нас, – тут же вставил Згур. – До первого ночлега!
В благородство «газды» не верилось, но за ночь можно уйти далеко…
– Я тоже провожу тебя – вместе с моими хлопцами. – Вищур поправил усы и усмехнувшись, подошел поближе. – Не помнишь меня, Згур? Я был в третьей валинской сотне, на левом фланге…
Утро застало их в глухой чащобе. Ехать дальше не было сил, и Згур скомандовал привал. Костер не разжигали, а лошадьми пришлось заниматься ему одному – Улада и Черемош, так и не успевший как следует прийти в себя, заснули мгновенно, укрывшись теплым покрывалом. Згуру не спалось. Он отвязал вьюки и принялся аккуратно складывать вещи, которые пришлось грузить второпях. Плащ, запасная рубаха, фляга… И тут лучи утреннего солнца упали на что-то маленькое, блеснувшее старым серебром. Згур наклонился – и все еще не веря своим глазам поднял то, что выпало на траву из складок рубахи. Браслет! Тот самый!
Вначале подумалось, что он видит сон – странный сон, который вот-вот кончится. Но браслет лежал на ладони – тонкий, красивый, с изящным узором, выполненным чернью. «В кургане его нашел, три дня копал… Не с руки снял – у сердца лежало…» Но ведь он прогнал кобника! Прогнал, не взял страшный «подарок»! Как же…
Згур оглянулся – Улада и Черемош спали, и рука девушки лежала у чернявого на плече. Быстро, словно боясь, что его застанут за постыдным делом, Згур замотал браслет в тряпку и засунул на дно сумки. Мысли путались. Проклятый браслет! Проклятый кобник! И сон, в котором отец предупреждал его! «Меч лишь убьет, ведовство погубит душу»… Но ведь он прогнал кобника!..
– Не спишь, сотник Згур?
Он вздрогнул, узнав голос Улады – спокойный, насмешливый. Дочь Палатина ничуть не изменилась за эти дни.
– Ну что, наемник, может, все-таки скажешь, почему ушел из войска?
Глава третья. Выползнев Лаз.
Згур прищурился, глядя на солнце. Небесный Всадник в зените, значит времени у них еще много, до самого вечера. Он глубоко вздохнул и невольно улыбнулся – хорошо! Солнышко, ручей, от близкого леса тянет прохладой. Совсем как дома, в Буселе. Нет, в Буселе лучше! Во-первых, там есть раки. А во-вторых…
– Отвернись! Кому говорю! И не вздумай поворачиваться, пока не скажу!
Згур хмыкнул. Дочке Палатина вздумалось купаться. Хорошо, что он сразу устроился в безопасном отдалении, за невысоким бугром. Да, во-вторых, в Буселе не встретишь Уладу. И хвала Матери Болот!
Рядом послышался вздох. Згур приоткрыл глаза – Черемош. Вид у парня был слегка удрученный.
– Прогнали? – не утерпел Згур. Ответом был новый вздох. Чернявый почесал подбородок, но ничего не ответил.
Происходило нечто странное. И дело, конечно, не в том, что длинноносая девица решила освежиться в гордом одиночестве. Что-то у них с Черемошем не ладилось. Если в первые дни они ночевали, укрывшись одним плащом, то теперь на привалах Улада категорическим тоном приказывала устроить себе отдельное ложе. И говорили они реже. Улада замыкалась в себе, молчала, а Черемош подсаживался к Згуру и заводил долгие беседы. Згур не возражал – слушать парня было интересно (когда речь шла не о «бычарах» и не о битом «грызле»). Сын дубенского войта много знал от отца, да и чтение румских фолий не прошло даром. Згур даже начал слегка завидовать. Сам он мог читать лишь по-сполотски, румские значки освоить еще не довелось.
Итак, у влюбленных что-то не складывалось. Улада все чаще сердилась, капризничала и срывала злость на безответном Черемоше. Со Згуром она почти не разговаривала, но если раньше он замечал в ее глазах легкое презрение, то теперь в ее взгляде был страх.
О случившемся в Злочеве не вспоминали. В первые дни Черемош пару раз пытался заикнуться, но ледяной взгляд девушки примораживал его на месте. Згур тоже старался не думать о своей нелепой выходке, но порой не выдерживал и крыл себя последними словами. Тоже альбир нашелся, спас красну девицу, болван! Но Злочев остался далеко позади, дорога вела все дальше, и вот уже совсем рядом граница. Потому и дневку устроили – ночью переходить безопаснее.
– А может, прямо пойдем, через мост?
Оказывается, чернявый подумал о том же. Згур пожал плечами:
– Мы с оружием. Таких стража проверяет. А если Ивор успел предупредить? У них тут человек двадцать, десять у моста, остальные возле парома. Раз в день они отправляют несколько кметов вдоль реки…
– А ты откуда знаешь? – удивился Черемош, и Згур выругал себя за длинный язык.
– Я же собирался к румам, – он постарался улыбнуться как можно беззаботнее. – Вот и поговорил с одним купчишкой на торге.
Черемош кивнул, а Згуру вновь, в который раз, стало не по себе. Поверил! Как легко всему верит этот чернявый парень! А если бы ему, Згуру, приказали просто прирезать Черемоша? Подружиться, заманить подальше – и спрятать труп так, чтобы даже Косматый не нашел? Сделал бы? Ответ был слишком очевиден, и Згур помянул Мать Болот, которая не допустила такого. Но разве то, что он задумал, многим лучше убийства? Ведь Улада…
– Ай! Помогите! Черемош! Черемош!
Длинноносая не кричала – она вопила, да так, что закладывало уши. Миг – и Згур уже вскочил, сжимая в руке меч. Что там? На жабу наступила? Или снова медведь?
Сначала он увидел Уладу. Девушка стояла по колено в воде, прижимая к голой груди смятую мокрую рубаху. Длинные волосы закрывали плечи.
– Помогите! Да где же вы? Згур!
Вспомнила! Он быстро оглянулся – и все понял. Вот они! Четверо, оборванные, бородатые, в руках клевцы…
Его заметили. Грянул дружный хохот:
– Эй, женишок, уступи невесту! На часок, не боле! Опосля возвернем, тока мягчее станет!
Згур поймал за руку Черемоша, который уже был готов броситься на незваных гостей. Горячиться ни к чему. Итак, четверо, в руках – клевцы, за поясом – ножи. Ни мечей, ни луков. Это хорошо…
– Так вас двое, хлопцы? – хохотнул один из бородачей. – Где двое, там шестеро! У нас эта краля не заскучает! Ишь, сисястая!
Чернявый зашипел, но Згур вновь поймал его за руку. Улада уже была рядом, наскоро надевая рубаху, что вызвало новый взрыв смеха:
– Чего засупониваешься, дуреха? Все одно сымать придется!
Все стало ясно – станичники! Удалые хлопцы из зеленого леса. Ну конечно, граница рядом! Згур уже приметил самого крепкого из бородачей, чтобы начать с него, как вдруг вспомнил, что рассказывал ему наставник Отжимайло. Тогда они крепко выпили…
– Меялуг, атябер?
Бородачи недоуменно переглянулись, затем один, вероятно, старший, неохотно буркнул:
– Ун! А ыт?
Згур еле сдержал улыбку. Получилось!
– А ым то идяд илшу.
Бородач что-то тихо сказал своим хлопцам, и те опустили клевцы.
– На ту сторону? – теперь станичник говорил уже нормально, значит можно больше не корежить язык, переворачивая привычные слова. Згур облегченно вздохнул:
– Как выйдет. А чего, батька с мамкой не велят?
– Мамка не мамка, – бородач оглянулся, – да только забудь, братан! Нагнали вояк, сотни две. Ищут каких-то…
Он не торопясь присел на песок, положив клевец перед собой. Згур последовал его примеру, но меч остался в руке. На миг оглянувшись, он заметил, что чернявый тоже вооружился, а Улада деловито заряжает гочтак. Згур хмыкнул – сообразила!
– Значит, ищут, – проговорил он. – А если не через мост?
– Забудь! – бородач искоса поглядел на гочтак в руках девушки и скривил улыбкой рот. – Стража всюду. А ищут-то двух парней да девку…
Переспрашивать Згур не стал – и так ясно.
– Девка, вижу, боевая! – продолжал станичник. – За такую румы гривен тридцать дадут! Ладно, не мое дело… А ты, братан, и сам, кажись, из вояк?
Згур кивнул. Такое не скроешь, даже когда на тебе не кольчуга, а рубаха.
– А зовут-то как? – бородач хитро прищурился.
Згур чуть было не назвал свое имя, но вовремя спохватился. Его проверяли.
– Зовут Зовуткой…
– А кличут уткой, – хохотнул бородач. – Вот чего, Зовутка, поворачивай лыжи. Не пройдете. Разве что через Выползнев Лаз…
Згур вспомнил мапу. На полдень – Нерла, там граница, на закат – Змеиные Предгорья, скалы, не пройдешь…
– Не слыхал? – удивился станичник. – Это рядом, вверх по ручью и налево, не промахнешься. Его местные как-то по мудреному кличут. Можешь сунуться, если смелый. А то, знаешь, за девку да за парней мешок серебра обещают…
Глаза бородача предательски блеснули. Згур лишь усмехнулся, порадовавшись, что меч под рукой, а длинноносая не забыла о самостреле.
– Ну, бывай, братан! – станичник встал и долго отряхивал мокрый песок, прилипший к рваным штанам. – Девку продашь – выпей за мое здоровье!
Он подмигнул и, махнув рукой, повернулся к своим «братанам».
– Ну, чего, пошли! Хороша деваха, да не про нашу ряху!
Станичники заткнули клевцы за пояса, один из них присвистнул и затянул дурным голосом:
Гости съехались ко вдовушкам во дворики,
Заходили по головушкам топорики.
Солнце по небу плывет да удивляется –
Возле дома белы косточки валяются!
Згур подождал, пока незваные гости исчезли за деревьями, затем вскочил и повернулся к своим спутникам:
– Слыхали?
– Слыхали! – Улада скривилась и положила гочтак на землю. – Так за сколько ты меня хочешь продать, наемник?
– Но он не… – начал было Черемош, но девушка дернула бровью, и парень послушно умолк. А у Згура пропало всякое желание похвалить длинноносую за гочтак. Сообразила – и ладно.
– Эти бычары, – Черемош кивнул в сторону опушки. – Они же… Они нас выдать могут! Згур, давай их догоним и…
– Начистим грызло, – кивнул Згур. – Не выйдет, они битые. Кто-нибудь да уйдет, и тогда уж точно – выдадут. Ну и что делать будем?
– А это твоя забота, наемник! – вновь скривилась Улада. – За это и серебро получишь.
– Улада!.. – вступился Черемош, но тут же замолчал.
Згур отвернулся, не желая вступать в перепалку. Был бы он просто наемником…
– Уходим, – решил он. – И поскорее!
Черемош кивнул и кинулся складывать вещи. Улада, не торопясь, оделась, поправила волосы, а затем повернулась к Згуру:
– Подойди сюда, наемник!
– У меня есть имя, сиятельная! – не выдержал он. В конце концов, он не обязан терпеть такое.
– У тебя нет имени! – Улада шагнула вперед, в глазах горел гнев. – Нет и не будет! Ты… Я видела, как ты на меня смотрел! Если еще раз… Я тебе выжгу глаза, понял!
Внезапно Згуру стало смешно. Он смотрел? Ладно!
– В следующий раз, сиятельная, я закрою глаза и подожду, пока эти парни разложат тебя прямо на песке. Думаю, ты будешь не против. Как тебя они назвали? Сисястая, кажется?
Он успел перехватить ее руку, уже готовую ударить, и крепко сжал кисть, до боли, до стона.
– Бить ты меня не будешь, сиятельная Улада, дочь предателя Ивора! И учти – еще дернешься, пожалеешь!
Улада вырвала руку, зашипела, лицо вспыхнуло красными пятнами:
– Я убью тебя, наемник! Понял? Обещаю!
– Взаимно!
Згур усмехнулся ей прямо в лицо и, резко повернувшись, отошел в сторону. Он вдруг понял, что так и сделает. И если эта девка скажет еще хоть слово – то прямо сейчас.
– Ты… Згур, ты… – Черемош подбежал, заговорил виноватым шепотом. – Не обижайся на нее! Она… Она хорошая! Ты… Ты ее еще просто не знаешь!
Гнев уже уходил, сменяясь досадой. Не сдержался! Плохо, очень плохо, сотник Згур!
– Я поговорю с ней, Згур! Я…
Объясняться не хотелось, да и что объяснишь чернявому? Разве скажешь, что у него нет приказа прикончить длинноносую. Но и нет приказа оставить ее в живых.
До ночи пересидели в густых зарослях, а затем, не торопясь, направились к броду. Это место Згур наметил еще в Коростене. Нерла – река широкая, течение быстрое, так что перебраться можно лишь по мосту, на пароме или через брод. Но мост и паром охранялись. Правда, стража хорошо знала про брод, однако показывалась там редко. То ли серебром уважили служивых, то ли кметы попросту побаивались. Места глухие, того и гляди на станичников нарвешься.
Дорога была узкой, даже не дорога – тропа. Поэтому ехали по одному, стараясь не шуметь. Вокруг стояла привычная тишина ночного леса, но тревога не оставляла. Згур не знал, верить ли бородатому станичнику. Конечно, подмогу могли прислать, но не две же сотни! Хотя, будь он Ивором…
Несколько раз Згур шепотом приказывал оставаться на месте, а сам, ведя коня в поводу, пробирался вперед и долго стоял, вслушиваясь в ночную тишь. Ничего подозрительного, но Згур уже не верил этой тишине. Он вдруг представил, что именно ему приказали задержать беглецов. Он смотрит на мапу, затем вызывает десятников…