Валентинов Андрей. Вызов (Око силы 3-2)

.. - Не, мы не ругались, - опроверг его предположение Фрол. - Это я стихи читал. - А-а, - сообразил наконец Келюс. - Чьи - Сулеймана Дхарского? - Народные, - пояснил Фроат. - Это "Ранхай-гэгхэн цорху". В общем, елы, "Сказка о Ранхае". - Песнь, Фрол, - подсказал Ухтомский. - Или эпос. - Да, наверное. Тут, в общем, как бы это... Слушай, Виктор, ты все-таки, елы, с образованием, расскажи сам. - Обижаете, Фрол, - усмехнулся Виктор. - Это у вас восемь классов школы и техникум, а у меня, извините, семь лет гимназии и три - окопов. Вы уж начинайте, а я потом. - Ну ладно, - сдался дхар, - ты, Француз, думаешь, чего это я на Виктора сегодня вроде как озлился? - Ну ясно, бином. За гэбэшника принял. - Принял, елы. Тут озлишься, в карету его! Барона нашего под какой-то цирк хоронят, проститься, елы, по-человечески и то не дали, а тут нате, мало им! Но, понимаешь, Француз, я Виктора увидел и... как бы это, елы... почуял, что он наш... Ну это, поле наше... - Дхарское? - сообразил Келюс. - Ну да. Я-то дхара сразу узнаю. Пусть там и крови, елы, наперсток только... - Помилуйте, господин Соломатин! - не сдержал недоумения Тургул. Виктор русский князь! - Я тоже русский, господин-товарищ генерал Тургул. У меня, елы, и в паспорте написано: Соломатин Фрол Афанасьевич. И печать. Но дхара-то я всегда узнаю. - Ну так что? - не понял Келюс. - Ну если даже дхар-гэбэшник - мало ли? - Да нельзя нам! - возмутился Фрол. - Нельзя в гэбэшники! При царе, елы, в жандармы не шли, ну а сейчас - в эти самые... Нас ведь все время то сажали, то переселяли. И мы решили: никто в гэбэшники не пойдет. Железный закон, елы. Ну и думаю: вот, елы, повезло. Сейчас меня свой же дхар вязать будет. Вот, в карету его, счастье напоследок... - Да, - согласился Ухтомский, - пару лет назад и нам мысль, что русский может стрелять в русского, казалась дикой. А сейчас свыклись, и, как я понимаю, надолго... Ну вот, Фрол был настолько любезен, что подробно рассказал мне о дхарах. Знаете, господин генерал, похоже, архивы имеют обыкновение прятать не только господа краснопузые. Стал я вспоминать, кто это в моей родне мог быть из этих самых дхаров. Ну, татары, черемиса, немцы, шведы, эстляндцы, поляки - это понятно... Я даже древо наше нацарапал, - он кивнул на украшенный хитрыми узорами листок бумаги, причудливо прилепившийся в углу дивана. - Кто угодно есть, даже мексиканцы... Был грех у тетушки... А дхаров нет. Даже обидно... - Действительно, обидно, - невозмутимо согласился Тургул, непонятно, всерьез или в шутку. - И тут меня - как "чемоданом" по макушке! Родоначальник-то наш! Виктор передохнул секунду, несколько раз затянулся сигаретой и продолжил: - Ну, официальную, так сказать, версию вашего происхождения, вы, может быть, слыхали. Выехал, дескать, предок из Орды людно, конно и оружно, ну и прочее. Но у нас был и свой рассказ, не для Геральдической палаты. Рассказывали его больше, конечно, в шутку, так сказать, княжеский фольклор, но все-таки... В общем дело было так... Где-то, то ли на Вятке, то ли на Двине, в одну деревню Лихо повадилось. Стал какой-то леший девок красных пугать, а порою и того хуже. Ну, господа пейзане, ясное дело, полевые караулы поставили, да толку - чуть. Потом уж сообразили, что Лихо это по воздуху аки птица летает. Аэронавт, извольте видеть! В конце концов испортил сей проходимец (прошу прощения, Фрол, но так уж получается) одну красную девицу, некую Настасью Силишну, дочь то ли мельника, то ли кузнеца. Батюшка, не будь дурак, вызвал попа или попросту колдуна, тот как-то все там заминировал - в общем, на третью ночь, как и полагается в таких случаях, изловили злодея в сеть. Оказалось, какой-то мордвин Рангайка, да еще, как вы понимаете, колдун и чуть ли не волхв. Полностью его звали Рангай Фролкович. Поручик минуту помолчал, на лице его блуждала улыбка, было ясно, что давнее семейное предание доставляет Виктору явное удовольствие. - Ну, стали судить-рядить, чего с ним дальше делать. А предложения были, как вы догадываетесь, вполне большевистские - под стать комиссару Саенке или даже самому Лацису, не к ночи будь помянут... Ну, сей Рангайка взмолился, обещал жениться, креститься, а главное - помогать сим пейзанам, буде таковая нужда случится - в общем, ежели приспичит. Господа пейзане, представьте себе, проявили несвойственный ныне гуманизм, крестили супостата, нарекли Иваном Александровичем, обвенчали с вышеупомянутой Настасьей Силишной и отпустили с Богом жить куда-то в глухомань, откуда сей новокрешенный Александрович оказался родом. И не слыхали о них тридцать лет и три года. А может, чуток поменьше, ручаться в данном случае не решусь. - Да, - не выдержал Келюс. - Эти бы сказы, да в "Российский гербовник". - Пейзане стали их уже подзабывать, - вел далее поручик, - да тут, откуда ни возьмись, то ли татары, то ли опять мордва, то ли весь... Ну, естественно, резня, полное несоблюдение норм Гаагской конвенции и все такое прочее... - Я, кажется, знаю, что дальше, - перебил его Николай. - Вышли господа колхозники на опушку и кликнули громким кличем свет Ивана Александровича. Раз кликнули - только дуб ветками зашумел, два кликнули ольха заскрипела... - Совершено верно, господин Лунин, - засмеялся Ухтомский. - Законы фольклора, что поделаешь... Ну, а на третий раз заиграли трубы боевые, что-то там запело, вы уж сами придумайте, и явился из лесу Рангайка. То есть уже не Рангайка, а славный витязь-богатырь Рангай, он же Иван Александрович. Да не один, а с двенадцатью сыновьями, да с дружиной, да со зверьем лесным, да с птицами небесными и чуть ли не гадами болотными. В общем, притащил целый зоологический сад. Подробности истребления вражеского войска опускаю, а вот после этого форс-мажора то ли князь, то ли царь пожаловал Рангайке волость. Стал Рангай князем и нашим, стало быть, родовым корнем, если можно так выразиться. Правда, летал ли он по небу после этого, утверждать не берусь... Вот, пожалуй, и все... - Да не летал он, елы! - не выдержал Фрол. - Это иначе делается, Виктор. Крыльев-то у нас нет. И слава Богу, если подумать... Ну вот, господа и товарищи... - А здесь есть и товарищи? - мягко поинтересовался Тургул. - А микрофон? - разъяснил Келюс. - Там еще товарищи. - Историю эту я знаю, - продолжал Фрол, - только там, конечно, все по-другому. "Ранхай - гэгхэн цорху"... Про славного дхарского князя Ранхая, сына Фроата... Только я так красиво не расскажу. Он там действительно воевал, только, елы, не с татарами, а с русскими. Татары они были нашими друзьями. И татарский царь Ранхая пожаловал... Нет, не расскажу, по-дхарски разве что... Фрол виновато замолк. - Что ж, господа, - усмехнулся Тургул, - по-моему, наша странная командировка уже дала первые результаты. Поздравляю вас, князь. Ваше семейное предание неплохо подтверждается... - Это не главное, - без тени улыбки заметил Виктор. - Фрол не сказал, что у Фроата, отца Ранхая, был еще один сын - старший. Как его звали, Фрол? - Гхел, - ответил дхар и стал смотреть куда-то в сторону - Так вот, господа, - тем же спокойным, неожиданно веским тоном закончил князь, - Фрол Афанасьевич - его прямой потомок. Так, Фрол? - Ну так, - согласился Фрол. - Мы последние, кто остался от рода Гхела... - А этот ваш уважаемый предок, - осторожно поинтересовался Тургул, он был у вас... как бы это точнее выразиться, очень знатен? - Да какой там знатен, - совсем огорчился дхар. - У нас же дворян никогда не было, в лесу жили. Фроат был - ну, президентом что ли... - Выборным? - удивился Ухтомский. - Он, говорят, откуда-то с Запада пришел. Тогда у нас смута была, вроде как сейчас. Фроат всех дхаров собрал, помирил, его князем и выбрали. По-дхарски - гэгхэном. Он Дхори Арх, Дхарский камень, построил, мы еще его "Теплым Камнем" называем. А потом решили, что дхарами могут править только его потомки, пока хоть один мужчина из рода Фроата жив. - Это называется не президент, уважаемый господин Соломатин констатировал Тургул. - Это называется наследственная монархия. - Да какая монархия! - взорвался Фрол. - Да нас уже, елы, пять веков, елы, как собак гоняют! Мне дед такое рассказывал! С Курбского это началось! - С Курбского, Фрол? - поразился Ухтомский. - Помилуйте, ну он-то причем? - А! - понял дхар. - Да это не тот Курбский, который письма писал. Это его то ли дед, то ли дядя - Семен. - Покоритель Севера, - кивнул Келюс. - Это века четыре с половиной тому... - Ну да. Здесь его забыли, а мы-то помним. Крестить стали... Ну мы-то и не против были, но Дхори Арх зачем трогать! Сколько наших там... Песня есть еще об этом. Как царя свергли, думали, лучше будет. Букварь нам написали... Букварь... Фрол замолк и опустил голову, глядя куда-то в угол ковра. - Ладно, господа, - решил генерал, - сегодня, о чем ни заговорим, все получается не то. Плохой сегодня день, господа. Господин Лунин, осмелюсь предложить выпить кофе, и мы с поручиком откланяемся. - Да куда вы пойдете? - удивился Келюс. - Поздно, ночуйте здесь. Михаил в первый же день тоже норовил... С двумя ручными гранатами в сумке... - И, возможно, был прав, - ни к кому не обращаясь, тихо заметил Тургул. Господин Лунин, благодарю Вас за это действительно щедрое по нынешним временам предложение, но если мы с поручиком до утра не вернемся туда, куда должны, за нас начнут волноваться. А волновать друзей плохо. Так как вам, господин Лунин, моя идея относительно кофе? Эта, действительно во всех отношениях неплохая, идея так и не была, однако, должным образом обсуждена. В дверь позвонили. Тургул вопросительно поглядел на Келюса, тот пожал плечами: в гости, да еще в такое время, он никого не ждал. В дверь позвонили снова, и в ту же секунду в руках у офицеров тускло сверкнули вороненые стволы. Келюс лишь удивился, каким образом генерал и поручик успели переложить оружие из карманов верхней одежды в карманы своих штатских пиджаков. Генерал дернул бровью, и Ухтомский неслышно заскользил вдоль стены к двери, между тем как Тургул, чуть прищурясь, навел оружие прямо в центр дверного проема. - Да постойте, - не выдержал Лунин. - Что вы, в самом деле? А вдруг это соседи? И как бы в ответ на его слова в замке начал поворачиваться ключ. Тот, кто пытался открыть дверь, делал это неумело, ключ проворачивался вхолостую, однако неизвестный не прекращал своих попыток. - Француз! Задвижка! - шепнул Фрол, и Николай сообразил, какого дал маху: засов был открыт. Оставалось ждать неизбежного. Происходящее внезапно показалось Келюсу чем-то нереальным - то ли сном, то ли фрагментом совкового фильма о чекистах: двое офицеров-заговорщиков притаились за дверью, сжимая револьверы в руках. Отважные герои революции вот-вот откроют дверь, и тогда... - Спрячьте оружие! - внезапно приказал Лунин. К его крайнему удивлению, приказ был тут же выполнен. - Идите в комнаты, - продолжал он тем же тоном, направляясь к двери. Николай не успел дойти полшага, когда наконец замок щелкнул, и в прихожую ввалился Мик в черной куртке "Порше", держа в правой руке ключ с таким видом, будто собирался им кого-то зарезать. - Келюс! - воскликнул он, - слава Богу! Я уже испугался: вы не открываете, тут всякое подумаешь. Хорошо, что у меня был ваш ключ. Лунин вспомнил, что действительно давал ключ Плотникову, и мысленно обозвал себя идиотом. - Фрол Афанасьевич! Келюс! - продолжал Мик. - Чего вы к нам не заехали? Ведь дядя Майкл... Помянуть надо... А то там собирались родственники - а они Майкла в глаза не видели... - Нас никто не приглашал, Мик, - напомнил Лунин. - Да говорил я бате! - махнул рукою юный Плотников. - Ну, у него забот, вчера, сегодня - понимаете? Гляжу, а вас за столом нет. Я к бате, а он себя в лоб стучит, будто вы там проживаете. Поедемте, я на тачке, внизу ждет. Хоть с предками моими познакомитесь... Между тем в коридоре опять появился Тургул. Револьвер он уже спрятал и выглядел вполне респектабельно. Увидев его, Мик растерялся и замолчал. - Господин генерал, - обратился к нему Келюс. - Вы, кажется, хотели познакомиться с Михаилом Плотниковым? Мик, это Антон Васильевич Тургул. Он хорошо знал твоего дядю Майкла... Келюс и Фрол пробыли у Плотниковых недолго. Никого из десятка собравшихся, кроме Мика, они не знали. Правда, Плотников-старший солидный лысый мужчина, склонный к полноте, отнесся к Лунину с некоторым вниманием, без особого труда выяснив, что они имеют несколько общих знакомых. На этом его интерес к Келюсу иссяк, что, впрочем, того особо не расстроило. Фролу старший Плотников, поглядев на него внимательно, только кивнул. Дхар остался невозмутим. Матушка Мика была настолько занята столом, что ни Фрол, ни Келюс ее толком не запомнили. Они выпили положенное число рюмок, ковырнули закуску и предпочли откланяться - тем более, что было действительно поздно. Антон Васильевич Тургул также оказался на поминках. Отослав Ухтомского в только им двоим известном направлении и пообещав вернуться к утру, он сел в машину вместе с остальными и был представлен хозяину дома как шеф фирмы, в которой работал покойный Корф. Национальная принадлежность фирмы специально не оговаривалась, но Плотников-старший, будучи человеком опытным, усадил Тургула на самое почетное место и несколько раз лично подливал ему водки. Тургул пил, когда требовалось, улыбался, когда требовалось, скорбно хмурил брови, а на вопрос о погоде в Оттаве отвечал, что бывает в столице редко, предпочитая работать прямо на объектах. Последние гости уже расходились. Мик с матушкой начали убирать со стола, а отец семейства и Тургул, сев у кухонного столика, принялись не спеша приканчивать чудом уцелевшую бутылку "Золотого кольца". Плотников несколько рассеянно ронял замечания по поводу своих заграничных впечатлений, генерал столь же рассеянно поддакивал, в воздухе висел сизый сигаретный дым, а гость и хозяин словно ждали чего-то. Наконец, Тургул, походя обмолвившись о высоких деловых качествах покойного, намекнул, что Михаил Корф направлялся в Столицу вовсе не с туристическими целями и только трагическая случайность помешала ему дождаться глубокоуважаемого Николая Ивановича и встретиться с ним. Затем, пустив три аккуратных кольца дыма, генерал, как бы ненароком, бросил, что фирма не случайно направила в Столицу именно Корфа - человека, имевшего в Советском Союзе такого уважаемого родственника. Плотников, поглядев на Тургула, пожаловался, что его отрасль переживает не лучшие времена. Он, конечно, понимает важность конверсии, но большие дела делаются медленно, и сейчас спрос на продукцию, к сожалению, невелик. Впрочем, если фирму, которую представляет господин Тургул, интересует некоторое количество качественного металлолома, то особых проблем не будет. Ежели, конечно, не возникнут трудности с оплатой. Тем более, к бартеру он в последнее время стал относиться настороженно. Тургул, пожав плечами, извлек из левого кармана пиджака что-то небольшое, но чрезвычайно тяжелое, завернутое в чистый носовой платок. Не говоря ни слова, он развернул материю, показывая хозяину дома нечто, блеснувшее в неярком свете кухонной лампочки тусклой желтизной. Нечто имело маленькое, но четкое клеймо Санкт-Петербургского монетного двора. Двуглавая клювастая птица свидетельствовала о серьезности учреждения, поставившего сей знак. Плотников воздержался от эмоций, как и следовало ожидать от человека его возраста и ранга. Он даже не стал взвешивать слиток в руке, а лишь заметил, что подобный бартер может вызвать трудности с таможней. Тургул, мягко улыбнувшись, пояснил, что таможня тут совершено ни при чем: бартер будет совершаться в пределах государственных границ, а об остальном позаботится фирма. После этого хозяин дома повеселел. - Значит, металлоломчик... - бормотал он, как бы про себя. - Хороший, я вам доложу, господин Тургул. Могу и цветного подкинуть, если хотите... Правда, как вы с таможней будете разбираться, ума не приложу. Вот АНТ попробовал... А вам, собственно, на какую сумму? Антон Васильевич, не торопясь, достал ручку "Паркер" и написал что-то на салфетке. Хозяин, взглянув на написанное, стал изучать салфетку, словно там был записан государственный бюджет, а не единственная цифра. - Ну, если так, - пробормотал он наконец. - Могу моторы... моторы подкинуть. И запчасти всякие... Траки, например... Хорошие моторы, от тягачей... Танков... Тургул, подумав, намекнул, что моторы обычно сами не ездят. - Ну так за чем дело встало? - воскликнул Плотников, резво вскочив со стула. Он бросился куда-то в угол, долго рылся в недрах высокого кухонного пенала и, наконец, вернулся с еще одной бутылкой "Золотого Кольца". - Заветная, - сообщил он полушепотом, покосившись в сторону двери. Заветная была также откупорена. - Так за чем дело стало? - повторил хозяин дома. - Да этого у нас! Все склады забиты!.. Тягачи... Вездеходы... Мы вам из танка, господин Тургул, такой тягач отгрохаем! Пушки срежем, пулеметы срежем... - А зачем резать-то? - тихо-тихо спросил генерал и даже отвернулся. Николай Иванович поперхнулся воздухом, застыл, замолчал, затем начал медленно краснеть. Он краснел минуты четыре, после чего, резко выдохнув воздух, радостно взревел: - Так вам нужно... - и умолк, лишь полные губы прошелестели, оружие! Тургул лишь улыбнулся и заботливо долил рюмку Николая Ивановича. Тот несколько минут приходил в себя, после чего совершенно протрезвевшими голосом предложил пройти в кабинет, где в сейфе у него лежат каталоги. - Это потом, - покачал головой Тургул, на лице которого уже не было и тени улыбки. - Вы изготовляете только броневую технику? - Обижаете, господин Тургул, - Плотников, похоже, действительно слегка обиделся. - Если нужно полностью вооружить отряд, - продолжал генерал, стрелковое вооружение, танки, грузовые авто, связь... аэропланы... - Система "Град", - подсказал Николай Иванович. - Да что хотите! Я понял: вам нужно полностью укомплектовать... отряд. И, наверное, в дальнейшем потребуются запчасти... ремонт, - он прокашлялся, боеприпасы... Тургул кивнул. - Отряд, значит, с самолетами, - рассуждал вслух Плотников-старший, и в пределах страны... А если... Мишка-сопляк без меня уголовником вырастет... - Он уже взрослый, - заметил генерал. - Это как раз повод слегка заинтересовать его. Молодежь любит такие игрушки... Мне сказали, что он прекрасно считает... - А ладно, - махнул крепкой ручищей Плотников. - Черт с ними, со всеми! Дадут десять, отсижу три! Сколько у вас в отряде? Тысяч пять? Десять? - Больше, уважаемый господин Плотников, - прищурился Тургул. - Для начала нам нужно вооружить сто тысяч. Потяните? - Это я-то не потяну? Это мы-то не потянем? - захохотал Николай Иванович. - Да благодетель! Да хоть пятьсот! Вы же меня спасаете! Да черт со мной, не пропаду! Заводы спасаете! Отрасль! Да мы вам скидку! Ей Богу! Четверть заказа браком оформим за такое дело. - Вам, может быть, лекарства? - вежливо поинтересовался Тургул, с некоторой опаской глядя на разбушевавшегося хозяина дома. - Какое лекарство! Водки! - гаркнул Николай Иванович и начал, лихорадочно заливая стол, наполнять рюмки. Тургул на секунду стал совсем серьезным, а затем широко улыбнулся хозяину дома.
   Глава вторая.
   Расставание
   Фрол и поручик Ухтомский гуляли по Столице. В этот холодный ясный осенний день оба они неожиданно для себя оказались совершенно свободными. Фрол, позвонив утром в больницу, где лежала Лида, выяснил, что сегодня девушку будет обследовать какое-то заезжее светило, поэтому попасть к ней будет невозможно. Поручик же получил от Тургула, который после случившейся беседы с Плотниковым-старшим стал необыкновенно молчалив и скрытен, указание погулять по Столице и разведать обстановку. Похоже, генерал в данный момент не нуждался в помощи Виктора. Поскольку Мик куда-то внезапно исчез, а Келюс намеревался посвятить день очередному походу в поисках работы, то дхар и поручик, решив выполнить приказ генерала совместно, уже второй час, не торопясь, бродили по центру. - Узнаешь? - спросил Фрол Виктора, когда тот, остановившись у Пассажа, некоторое время внимательно рассматривал окрестности. - Не очень, - честно признался поручик. - Я ведь в Петербурге жил. Сюда только к тетушке ездил. Не люблю этого города, вот Петербург - это да! Возьмем Питер, Фрол, свожу вас к нам, особняк покажу. Правда, там господа комиссары кого-то поселили... Ну ничего, покуда внутри чистить будут, мы с вами хоть снаружи поглядим. Его сам Монферран строил - тот, что Исаакий возводил. - А зачем Питер брать? - удивился Фрол. - Давай сейчас съездим. Восемь часов на "Красной стреле". Такую возможность поручик, похоже, не учел. - Нет, не хочу, - решил он наконец. - Могу себе представить, что они за эти годы с Питером сделали! Не хочу... У меня ведь, Фрол, дед в Питере остался. У красных... Отца в августе восемнадцатого взяли. Не знаю, когда и где они его... А деда соседи спрятали. Ему семьдесят девять... - А мать где? - осторожно спросил Фрол. - Во Франции, в Ницце, - ответил поручик и прибавил: - Слава Богу. - Жалко особняк? - Конечно жалко! - воскликнул Ухтомский. - Там ведь не только мебель, книги, картины... Там ведь дом, Фрол! Мой дом. Небось, даже господину пролетарию свой подвал жалко, если всю жизнь там прожил. И если жить больше негде... Когда я уезжал в январе восемнадцатого на Дон, вы знаете, Фрол, я сжег в камине все свои игрушки. И детские книжки... Даже свою любимую про лорда Фонтленроя. - Ты чего? - поразился дхар. - Зачем? - Неужели не ясно? - вздохнул поручик. - Я ведь уже понимал, что придут. Это отец все на что-то надеялся. Ждать, уезжать не хотел. Вот и дождался... Они шли по набитым народом улицам, продираясь через ряды торгующих, которых Ухтомский по привычке именовал "мешочниками", глядели в бесстыдные витрины коммерческих магазинов и беседовали. - А вы, Фрол, откуда родом? - Ухтомский чудом увернулся от какой-то гражданки, обвешанной сумками, откуда торчали хлебные батоны и пачки спагетти. - Кировская область, поселок городского типа имени XVI Партсъезда, охотно сообщал Фрол. - Улица Вторая Арматурная. - Вы, надеюсь, шутите, Фрол, - улыбнулся князь. - Такой губернии нет. Это не я, елы, - развел руками дхар. - Ну, Вятка это. Переселили нас туда в конце двадцатых. По оргнабору на строительство комбината. Поселок, конечно... Мы его зовем "Дробь Шестнадцать..." Да ничего! Квартира у нас приличная. Слава Богу, не в хрущовке. Не, Монферран, ясное дело. Князь несколько растерянно попросил объяснить ему понятия "оргнабор" и "хрущовка". Фролу потребовалось на это примерно минут двадцать. За это время они, проделав очередную петлю по лабиринту столичных улиц, внезапно оказались у большого здания, которое, несмотря на все превратности судьбы, еще не потеряло своего величия. - А ведь это Дворянское Собрание, Фрол! - заметил Ухтомский. - Я тут бывал раза два... С тетушкой. - А здесь, елы, и сейчас Дворянское Собрание, мне барон рассказывал. Только они где-то в углу теснятся. А что, зайти хочешь? - А пожалуй, - в глазах Ухтомского мелькнул зловещий огонек. Поглядим на господ красных бояр! Как в свое время Корфу, Ухтомскому и Фролу пришлось потратить немало времени, прежде чем они разыскали бывшую бильярдную. Как и барону, им предложили купить входные билеты. Фрол, естественно, не стал возражать, но Виктор, сжав губы, вытащил офицерскую книжку и бросил на стол дежурной. Та растерянно взяла ее, повертела в руках и наконец заглянула внутрь. - Ну и что, молодой человек? Вы хотите сказать, что это офицерская книжка вашего деда... или прадеда... - Я Виктор Кириллович Ухтомский, - холодно ответил князь. - И я желал бы пройти. Наше имя зарегистрировано в Столичном Собрании с восемнадцатого века! Фрол ожидал, что без скандала обойтись не удастся. К его удивлению, дежурная, встав, извлекла из стенного шкафа какую-то громадную древнюю книгу и принялась ее листать. - Зарегистрирована, совершенно верно! - почти радостно сообщила она. - А вот и Виктор Кириллович Ухтомский! Он был впервые допущен в Собрание в 1916 году... Так вы его потомок?.. - Я хотел бы пройти! - повторил Виктор. - Но понимаете, молодой человек, - не сдавалась дама. - У нас порядок... Если у вас нет свидетельства об анноблировании, то вам придется брать входной билет. Разве что выписать вам гостевой... Но вам нужна рекомендация... Вокруг уже стояло несколько человек, делая вид, что совершенно не интересуется происходящим. - Я, между прочим, сама родственница Ухтомских, - заявила дама, правнучка Иллариона Константиновича Терентьева. - Вот как? - удивился Ухтомский. - Иллариона Константиновича? Председателя Второго Департамента Правительствующего Сената? - Совершенно верно. Я внучка его дочки Зинаиды. У нас был особняк на Моховой. Вот! Дама гордо обвела взглядом окружающих, число которых постепенно росло. Губы Ухтомского дернулись, затем расплылись в широкой улыбке. - Милостивая государыня! - воскликнул он. - Как приятно в эти дни видеть такое благожелательное отношение к столь достойной семье, как Терентьевы! Вы даже подарили им целый особняк! Которого, - и тут лицо князя вновь дернулось, - у них никогда в Столице не было. Ни на Моховой, ни где бы то ни было. Илларион Константинович имел служебную квартиру в Санкт-Петербурге, а здесь снимал комнаты на Ордынке, в доме Прокофьева. - А ведь точно, - негромко заметил кто-то из окружающих. - К тому же, Зинаида Илларионовна Терентьева, - продолжал Ухтомский, - к великому горю родителей скончалась от кори в возрасте трех лет, когда выходить замуж, равно как и иметь потомство, еще несколько не ко времени. - Я еще тогда говорил, когда ее принимали, что самозванка! - заметил другой голос. Шум стал разрастаться. С дамой случилась истерика, она принялась показывать извлеченную из ящика стола рекомендацию какого-то Сергея Леопольдовича, чем, впрочем, вызвала лишь реплику, посвященную тому, как ей эта рекомендация досталась. - Оставьте ее, Виктор Кириллович, - обратился к Ухтомскому высокий бородач. - Бог ей судья! Проходите, я поручусь за вас. Моя фамилия Киселев. Александр Александрович Киселев. Вы хотели кого-нибудь повидать? - Благодарю Вас, Александр Александрович, - кивнул Ухтомский, поворачиваясь к безутешной лже-Терентьевой спиной. - Вообще-то, мы с господином Соломатиным хотели повидать господина Говоруху.