Валерий Самохин. Турнир

   Тропка, коварно вильнув неприметным поворотом, вынырнула из густого орешника на небольшую лужайку. Три мужика, лежавшие на траве вокруг домотканой скатерки, щедро заваленной нехитрой, но очень даже вкусно пахнущей снедью, шустро вскочили на ноги.
   – Фтой, мил-феловек… – торопливо дожевывая застрявший в горле кусок, невнятно пробурчал бородатый дозорный. – Куда путь держишь и отколь? – сытно рыгнув, уже нормальным голосом закончил он.
   – Куда глаза глядят, – честно признался Лис.
   А что еще оставалось?
   – Ты это брось! – недружелюбно посоветовал дозорный и, не спуская настороженных глаз с путника, подхватил с земли узловатую дубинку. – Грамотку предъяви подорожную.
   Востролицый мужичок, чем-то напоминающий хорька, приподнявшись на цыпочки, что-то зашептал на ухо громиле, испуганно косясь на Лиса.
   – Думаешь? – с сомнением протянул бородач и неуверенно попросил путника: – Плечо покажи.
   – Чего показать? – удивился Антон.
   – Куртку сними и покажи плечо, – напряженным голосом потребовал громила, перехватывая дубинку двумя руками.
   Лис молча подчинился. Лица дозорных разгладились.
   – Одежа такая же… – передразнил бородач хорька и замахнулся на него рукой. – Как дам щас промеж ушей!
   Востролицего словно ветром сдуло.
   – Ты, друг, не серчай на нас, – миролюбиво сказал громила. – Служба у нас подневольная… Раз грамотки нема, велено тебя доставить в гарнизон. Стражники сами разберутся: лазутчик ты вражий, аль раб беглый.
   Антон едва сдержал потрясенный возглас – в рабы ему не хотелось. Как, впрочем, и в лазутчики. Лениво понукаемый местным дозором, он пересек чистенькую деревеньку, с любопытством оглядываясь по сторонам, и остановился перед внушительными воротами, по бокам увенчанными сторожевыми башенками. На робкий деликатный стук из неприметной калитки вывалился красномордый страж с тяжелой серебряной цепью поверх куртки из толстой кожи.
   – Чего надо? – высокомерно процедил он, почесывая необъятное брюхо.
   – Лазутчика спымали, господин Ал-Шот, – угодливо доложил хорек, выскочив из-за спины старшего.
   Звонкая затрещина от бородача вернула его на место.
   – Лазутчика? – недобро прищурился стражник и, не оборачиваясь, гаркнул: – Шой Та!
   – Чего орешь как запотевший? – Еще одна туша появилась в проеме, сонными глазами щурясь на терпеливо ждущих мужиков.
   – Потерпевший, – поправил его первый стражник.
   – А? – недоуменно вылупился Шой Та.
   – Капитан Вовка говорил: как потерпевший, – как малому ребенку разъяснил Ал-Шот.
   – А-а… – уважительно протянул напарник и глубокомысленно добавил: – Ну если капитан.
   Подтянув за куцую бороденку хорька, он дохнул перегаром на массивный золотой перстень, от чего блестящая поверхность враз помутнела, и круговыми движениями принялся втирать кулак в рыжую волосяную растительность. Небрежно оттолкнув облегченно всхлипнувший полировальный инструмент, стражник с минуту полюбовался собственным волосатым пальцем, на коем красовалась печатка, и флегматично осведомился:
   – Обыскали?
   На Антона подчеркнуто не обращали внимания, словно речь шла не о нем.
   – Никак нет, господин капрал, – заискивающе улыбнулся громила.
   – Мужичье лапотное, – презрительно сплюнул сквозь зубы Ал-Шот и любовно поправил цепь на груди. – Обыскать! – рявкнул он на оторопевших дозорных.
   Через минуту на свет были извлечены: носовой платок, распечатанная пачка презервативов, складной перочинный нож швейцарского производства и горсть серебряной мелочи с парочкой медяков. Баночка с мазью, покоившаяся во внутреннем кармане, благополучно миновала досмотр.
   – Хороша! – восторженно цокнул языком стражник, разглядывая цветную упаковку с полуобнаженной красоткой, и с неподдельным уважением поинтересовался: – Невеста?
   Лис хмыкнул и неопределенно пожал плечами. Как хочешь, так и понимай.
   – Не смеши мои лапти! – брезгливо выпятил нижнюю губу Шой Та. – Откуда у этого доходяги такая… – Он замялся, подбирая нужное слово, и, огорченно махнув рукой, закончил: – Такой графа подавай или князя, не меньше.
   – Валенки, – вновь поправил его Ал-Шот.
   – Зачем ей валенки? – изумился Шой Та.
   – Да не ей! – взъярился стражник на непонятливого товарища. – Ты сказал: «Не смеши мои лапти…» А лапти не смеются.
   – Ты уверен? – подозрительно прищурился Шой Та.
   – Ну да… – неуверенно почесал в затылке напарник. – По крайней мере, я этого не видел.
   – А как валенки смеются, ты, значит, видел? – продолжал допытываться кривоносый стражник.
   – Раз капитан Вовка сказал, что смеются, значит – смеются! – отрезал Ал-Шот, для внушительности хлопнув кулаком по ладони.
   Шой Та моментально заткнулся – авторитет неведомого капитана, судя по всему, сомнениям не подлежал.
   – Можно подумать, ты их видел – валенки, – недовольно пробурчал под нос стражник.
   Между тем досмотр продолжался. Покрутив в руке перочинный нож, Ал-Шот хмыкнул и убрал его в карман, не обращая внимания на возмущенные протесты товарища. Когда очередь дошла до мелочи, в сонном взгляде блеснул огонек интереса:
   – Лохов разводить умеешь? – С затаенным ожиданием хрипло выдавил из себя стражник, разглядывая на свет двадцатикопеечную монету.
   Лис отрицательно качнул головой – нет, не умеет.
   – Жаль, – разочарованно вздохнул страж и положил свою лапу на плечо пленника. – Ну пошли, коли так… Пусть у господина десятника голова болит, что с тобой делать.
   Калитка протяжно скрипнула, открываясь, натужно охнула, пропустила гарнизонные туши и облегченно захлопнулась, оставив по ту сторону ограды обескураженных мужиков.
   – Господин капрал, – из-за частокола долетел жалобный вопль хорька. – А нам куда?
   Стражники ответили нехорошо. В рифму ответили. Мужики обиделись и ушли. А может, и не обиделись. Но все равно ушли. Внутри ограды тем временем текла обычная воинская жизнь. Пяток солдат меланхолично и синхронно водили метлами по плацу, вздымая клубы пыли. Сзади их подпирала унылая парочка собратьев по оружию: вениками, связанными из стеблей полыни, служивые щедро разбрызгивали воду из медных тазов. Пыли это не мешало, а грязи добавляло изрядно.
   – Что они делают? – без особого интереса спросил Лис.
   – Ась? – очнувшись, Ал-Шот мутными глазами обвел плац и нехотя пояснил: – Господин десятник приказали. Подметать от ограды до… – Он завертел головой в поисках окончания задания.
   – До заката? – с ухмылкой подсказал пленник.
   – Тихо ты! – испугано оглянулся стражник и пригрозил кулаком. – Не ровен час, господин десятник услышат и…
   Окончание фразы повисло в воздухе. Но все было ясно без слов – идея совместить время и пространство капралу явно не понравилась.
   – Слушай, а ты с капитаном Вовкой случаем не знаком? – спросил шедший слева Шой Та, продолжая задумчиво вертеть в руках изъятую мелочь.
   – Только с полковником, – после некоторого раздумья ответил Лис.
   Дядя Володя, который и привел его в футбольную секцию, боролся за «Динамо» и к тридцати годам вместе со званием заслуженного мастера спорта получил третью звезду на погоны.
   – Так он уже полковник? – изумился кривоносый стражник и одобрительно крякнул: – Молодец, капитан!
   – Я всегда говорил, что он далеко пойдет. – Ал-Шот любовно протер замусоленным обшлагом капральский шеврон.
   Сотню золотых, полученных от Вовки, поделили ровно на три части. Одну из них стражники торжественно преподнесли десятнику. Ответный дар не замедлил себя ждать: на кожаных куртках засверкали новенькие бляхи. Словом, свои семнадцать монет начальник гарнизона отработал сполна.
   – Так что будем делать-то? – внезапно остановился Шой Та.
   – А что надо? – недоуменно наморщил лоб Ал-Шот.
   – Парень знает капитана, – пояснил кривоносый страж. – Жалко его. Господин десятник с утра зол, как Дремлющий с похмелья. Если бы он после обеда на допрос попал, то… – Стражник скорчил непонятную гримасу и безнадежно махнул рукой: – А так…
   – Так, может, я после обеда и зайду? – с невинным видом поинтересовался Лис.
   – В харчевню собрался? – оживился Шой Та.
   – Неплохо бы, – подтвердил пленник, едва сдерживая смех.
   Как ни покажется странным, но предстоящий допрос его не пугал абсолютно. Нереальность происходящего наложила на психику отпечаток, и сознание воспринимало окружающую действительность как игру или сон. Антон сам еще до конца не разобрался: верить в происходящее – или нет.
   – А куда его господин десятник денет? – спросил Ал-Шот, лениво провожая взглядом настырного шмеля. – Дознавателям отдаст?
   – В город отправит, – авторитетно заявил напарник, смачно хлопнув по загривку. Жужжание смолкло.
   – Ты уверен?
   – Они с ним еще за прошлого лазутчика не рассчитались, – снисходительно пояснил Шой Та. – А городская казна за беглых рабов сразу рассчитывается.
   – Управа его на рудники продаст.
   – Угу… – последовал неуверенный ответ. – Если суд лазутчиком не признает. А так – на виселицу.
   – Может, побег устроим? – неожиданно предложил Ал-Шот.
   – Откуда?
   – Из темницы типа.
   Шой Та задумчиво запустил пятерню в затылок, сдвинул шлем на лоб и яростно зачесал «мыслительный процесс». Спустя недолгое время он с сожалением покачал головой:
   – Не выйдет.
   – Почему?
   – Для этого его надо сначала посадить в нее. А это может сделать только господин десятник.
   Стражники пригорюнились.
   – Значит, будем ждать, пока он проснется, – тяжело вздохнув, Шой Та направился к лавке, стоящей в тени раскидистого дуба. Антон поплелся следом. Устроившись на широкой скамье, прислонился спиной к шершавому стволу и с наслаждением вытянул ноги. Рядом плюхнулся Ал-Шот, достав из-за пазухи холщовый кисет.
   – А что это за игра? – заинтересовался Антон.
   В дальней части плаца два десятка солдат азартно гоняли круглый мяч. На первый взгляд игра походила на земное регби, только мяч был круглый, а не овальный.
   – Боло, – презрительно хмыкнул Шой Та, усердно заталкивая в левую ноздрю внушительную щепоть табака. – Деревенская забава, – внес он дополнение, протягивая пленнику кисет.
   Лис отказался, устало прикрыл глаза. Солнце начало припекать, и даже в тени становилось жарко.
   – Имперское боло увидеть бы! – мечтательно чихнул Ал-Шот.
   – Губу закатай, – ехидно посоветовал товарищ.
   – Зачем?
   – Не знаю, – откровенно признался Шой Та, пожав плечами. – Капитан так говорил.
   Наступило молчание, изредка прерываемое оглушительным чихом.
   – А ты, парень, чем в жизни занимаешься? – Полусонным голосом спросил Ал-Шот.
   – Обучаю, – просто ответил Лис.
   – Воинов? – проявил некоторый интерес стражник, с сомнением приоткрыв один глаз.
   Сидящий рядом с ним пленник не производил впечатления опытного учителя. Сухощавый, чуть выше среднего роста, с короткими светлыми волосами и ироничным прищуром серых глаз, он более походил на отпрыска какого-нибудь аристократа, чем на наставника боевых искусств.
   – Игроков в боло, – подтвердил его догадку пленник.
   – Врешь! – окончательно проснулся стражник. – В какой лиге?
   – Во второй, – безразличным тоном ответил Лис.
   – Кончай заливать, парень, – сурово предупредил его Шой Та. – Видал я мастеров из второй лиги, они пешком по лесам не ходят.
   Пленник молча пожал плечами: хотите – верьте, хотите – нет. Ваше право.
   Шой Та оглушительно свистнул. Примчавшийся на зов молоденький воин, получив приказ, коротко кивнул и через минуту вернулся, держа в руках грязно-желтый мяч. Антон взял в руки привычный снаряд. Легкий, упругий и цельный – без единого пузырька воздуха. Сделанный из какого-то неизвестного ему материала, мяч на ощупь казался живым.
   – Деревенский колдун делал, – презрительно сплюнул Ал-Шот и требовательно взглянул на пленника: – Давай!
   – Чего давать-то? – недоуменно спросил Лис.
   – Покажи, что умеешь.
   Поднявшись со скамьи, Антон подбросил мяч в воздух, несколько раз ударил головой, дал прокатиться по груди, принял на бедро, перекинул на другое и, опустив на подъем стопы, начал методично набивать. Где-то на двадцатом ударе мяч изменил цвет.
   Сначала он стал бледно-зеленым.
   – Смотри-ка, бол признал парня! – с некоторой ноткой удивления произнес Шой Та, наблюдая сквозь прикрытые веки за происходящим.
   – Значит, не наврал, – меланхолично отозвался Ал-Шот.
   Затем цвет мяча поменялся на темно-синий.
   – Первая лига, не меньше, – присвистнул напарник.
   – Можно подумать, ты видел ее. – Ал-Шот смачно плюнул на землю.
   – Я в оцеплении стоял во время поединка на княжеский Кубок, – равнодушно возразил Шой Та, полностью открыв один глаз.
   Мяч моргнул, помутнел, окутался серебряными искрами и сделался ярко-фиолетовым.
   – Имперская лига! – восхищенно охнули стражники.
   – Век воли не видать! – добавил Ал-Шот, восторженно щелкнув по зубу.
   Еще одна метаморфоза – и цвет спортивного снаряда стал угольно-черным. На миг показалось, что сама бездна смотрит не моргая подкидываемым в воздух мячом.
   – Эй-ей, парень, опусти бол на землю, – встревожился Шой Та, с опаской отодвигаясь на край лавки.
   Лис, словно очнувшись от какого-то наваждения, недоуменно посмотрел на стражника, перевел взгляд на мяч и, удивленно свистнув, поймал его в воздухе.
   – Что это с ним? – спросил он, с интересом разглядывая снаряд.
   Кривоносый страж дрожащей рукой вытер пот со лба.
   – Что-что… в игру хочет, что же еще. Да только нельзя ему, когда защиты нет.
   – Какой защиты? – не понял Лис.
   Мяч вновь стал прежним – желтым, теплым на ощупь и безобидным.
   – Магической, какой же еще? – облегченно выдохнул стражник и подозрительно прищурился: – Ты наставник или где? – и тут же, без перехода, попросил: – Покажи еще что-нибудь.
   – А что? – безразлично дернул плечом Лис.
   Ал-Шот покрутил головой в поисках мишени и, сверкнув печаткой, указал:
   – В дверь канцелярии сможешь попасть?
   Лис задумчиво прикусил губу: до цели, темным пятном выделяющейся на фоне белых стен одноэтажного домика, было метров сорок. Неуверенно кивнув головой, он подкинул мяч чуть вперед и с лету пробил. Бол, мгновенно окутавшись золотистой дымкой, завис на долю секунды в воздухе и стремительно рванул, оставляя за собой искрящийся шлейф.
   Дверь открылась. На крыльцо, зевая и щурясь от солнечного света, выполз десятник. Босой, в полотняных штанах и холщовой рубахе навыпуск. Мяч звонко вонзился промеж испуганно округлившихся глаз. Мгновение спустя в воздухе мелькнули грязные пятки и раздался грохот. Дверь захлопнулась.
   – Хороший удар! – оценил Ал-Шот.
   – Базаров нет! – согласно кивнул Шой Та.
   – Железный Фил так бил.
   – Ему в жизни так не ударить, – возразил кривоносый страж.
   – Может быть, – не стал спорить напарник.
   – Парню в столицу надо.
   – В лигу типа записываться.
   – А не лапотников обучать.
   – А пока – в городскую темницу…
   – Заодно господина десятника к лекарю отвезем.
   Стражники переглянулись. Шой Та ободряюще хлопнул пленника по плечу:
   – Не дрейфь, маэстро. Мы судье поросенка захватим…
   – Молочного, – мечтательно дернув кадыком, вставил Ал-Шот.
   – И пару курей…
   К вечеру гарнизонная карета въехала в ворота города. Сгрузив бесчувственного командира на дощатый настил лекарского подворья, стражники направили лошадей к темнице. Грубые руки втолкнули Лиса в маленькую зарешеченную каморку, с трудом освещаемую оплывшей свечой. На серой стене красовалась небрежно нацарапанная надпись: «Здесь был Вовка».

Глава четвертая

   Сай-Дор, столица Империи,
   второй день месяца харризан
   В мерно покачивающейся коляске Вовка провалился в странный беспокойный сон. Снилась братва верхом на лошадях, закованная с ног до головы в блестящие латы и вооруженная «калашами». Стальные пластины кольчуг имели клеймо в виде золотистого трилистника, а на забралах островерхих шлемов в грациозном прыжке изгибалась черная пума. Красно-белые попоны разгоряченных лошадей с одной стороны были украшены серпом и молотом, с другой – приплюснутым ромбом, в центре которого горделиво тосковала в одиночестве незатейливая буква «С». Братва с гиканьем носилась за Вовкой, в промежутках между стрельбой выкрикивая боевые лозунги. Чаще всего звучало «Судья три-два-рас» и «Конифей – очко».
   Вовка проснулся в холодном поту от громкой перебранки и бессмысленным взором окинул пейзаж за окном кареты. Прямо перед ним высились крепостные стены, выложенные из красного песчаника, с белыми дозорными башенками по углам. Вооруженная алебардами стража преградила путь коляске. Пятерка воинов занимала всю ширину подвесного моста, перекинутого через широкий ров, наполненный заросшей тиной водой. Пространство перед городскими стенами занимали разноцветные шатры, на верхушках которых развевались штандарты. Разъезжали конные рыцари в начищенных, парадных доспехах, с разных концов доносились пронзительные звуки горнов. Все это напоминало съемку исторического фильма. Выпрыгнув из экипажа, Вовка направился к охране.
   – Че за сабантуй? – вежливо спросил он у стражников.
   Здоровый бородатый бугай, оглядев с ног до головы запыленного путника, смачно цыкнул сквозь зубы и молча перекинул алебарду на другое плечо. Ответил второй – маленький жизнерадостный мужичок с выщерблинами в зубах и лысой головой:
   – Князь турнир объявил рыцарский. По случаю победы.
   – И кто кого? – поинтересовался браток.
   Бугай подозрительно прищурился, но мужичок не замедлил поделиться:
   – Дык, наши сайшивилов разбили. Почитай, цельный замок отстояли.
   – А с каким счетом?
   Стражники обменялись недоуменными взглядами. Здоровяк, перехватив алебарду двумя руками, поинтересовался:
   – Ты, никак, нюхачом будешь?
   – Чего будешь? – не понял Вовка.
   – Нюхаешь вокруг, – с угрозой в голосе пояснил бугай.
   Младший стражник с противным скрежетом вытащил из ножен кривую саблю и настороженно стал сбоку от Вовки. Не обратив на это никакого внимания, браток переспросил:
   – По кругу-то зачем? Что, прямую дорожку насыпать нельзя?
   – Какую еще дорожку? – впал в ступор бородач. – Куда насыпать?
   – Ты мне че порожняк гонишь? – разозлился Вовка. – Коку кто нюхнуть предлагал?
   Недоумение в глазах охраны усилилось. После секундной паузы, опустив саблю, лысый осторожно поинтересовался:
   – Чего мы тебе предлагали?
   – Ты дурку-то не включай! – с легкой угрозой посоветовал ему браток. – Впадло нормальным пацанам с базара съезжать.
   Взгляды у стражников стали безумными. Бугай, уперев древко алебарды в землю, снял с головы шлем и вытер рукавом вспотевший лоб. После долгих и мучительных размышлений, ясно читаемых на его простоватом деревенском лице, строго, с официальным видом произнес:
   – На время турнира юродивых в столицу велено не пущать.
   – Ты что, за Бельмондо меня держишь? – окончательно взъярился Вовка.
   – Проваливай, кому сказано! – уперев древко алебарды в грудь назойливому прохожему, стражник для пущей важности нахмурил брови.
   Вовка молча дал ему в глаз.
 
   Сай-Дор, столица Империи, Башня Правосудия,
   второй день месяца харризан
   – Нападение на представителей законной власти при исполнении ими служебных обязанностей карается лишением свободы сроком до десяти лет, – монотонно бубнил дородный представительный судья, облаченный в черную мантию. – Согласно «Уложению о наказаниях» лицо, совершившее сие злокозненное деяние, лишается права на обжалование в вышестоящих инстанциях, приговор окончателен, за исключением случаев высочайшего помилования… Вам все понятно, подсудимый?
   Вовка понял только одно – срок ему светил нехилый. На адвоката, с безразличным видом клевавшего носом, надежды не было никакой. Он его, собственно, и не просил – сказали, что положен по закону.
   – Вы все поняли, подсудимый? – повторил вопрос судья.
   – Так точно, ваша честь! – соскочил с места Вовка.
   Скорчив хитрую физиономию, он скосил один глаз на кошельки с золотом, лежащие перед председательствующим, и незаметно показал указательный палец. Терять половину честно заработанного капитала было жалко, но иного выхода из сложившейся ситуации он не видел. Благожелательно взглянув на него, судья подмигнул в ответ и повернулся к обвинителю:
   – Приступайте к перекрестному допросу, милорд прокуратор.
   Высокий, с хищным носом и косыми глазами обвинитель поправил мешковато сидевший на нем синий мундир и пригласил первого потерпевшего.
   – Докладывай, как было дело.
   Бородатый стражник, украшенный ярко-фиолетовыми синяками, задумчиво засунул безымянный палец в волосатую ноздрю и неспешно начал:
   – Дык, чего тут рассказывать-то? Мы, значит, это самое… юродивому, как положено, сказали, что въезд в столицу запрещен. А он, ваша милость, буйный оказался – в драку полез, избил нас ни за что.
   – То есть напал на вас без всякой причины? – уточнил прокуратор.
   – Накинулся как бешеный, – радостно подтвердил стражник.
   – Мне все ясно, ваша честь, – развел руками обвинитель. – Вопросов больше не имею.
   Адвокат, клюнув носом об стол, пробормотал что-то невнятное и снова погрузился в сон. Судья раздраженно покосился на него, потом обратился к Вовке:
   – Можете что-нибудь сказать в свое оправдание?
   Попаданец на секунду задумался. Начала драки никто не видел, конный патруль, повязавший его, застал уже лежавших без сознания стражников. Мешал Зануда, сыпавший непонятными юридическими терминами, но Вовка привычно от него отмахнулся.
   – Ложь все это, ваша честь! – убежденно заявил он. – Они пьяные были, передрались друг с другом, а на меня всю вину свалили, чтобы избежать наказания. Я вообще с ними не разговаривал.
   – Ах ты! – задохнулся от возмущения стражник. – А кто дорожку нюхать предлагал?
   – Какую дорожку? – недоуменно спросил судья.
   – Круглую, – охотно пояснил стражник.
   Левый глаз прокуратора, косивший куда-то в сторону, сделал вращательное движение и уставился в собственную переносицу. Судья нахмурился:
   – А ну-ка дыхни!
   – Да мы совсем чуть-чуть потребили, ваша милость, – смущенно затоптался стражник.
   – Это не имеет никакого значения, – торопливо вмешался обвинитель.
   – Здесь я решаю, что имеет значение, а что – нет! – отрезал судья. – Приведите второго потерпевшего.
   Маленький стражник в точности повторил версию своего напарника. Из-за уменьшившегося количества зубов речь его стала шепеляво-картавой. Вовка поспешно произнес:
   – Они сговорились, ваша честь. Позвольте задать вопрос терпиле?
   Судья благосклонно качнул головой.
   – Вспомни, что я тебе говорил?
   Стражник пожал плечами:
   – Нифево не говорил, кудафтал только.
   – Это как? – заинтересовался судья.
   – Ко-ка-ко! – пропищал лысый и для убедительности помахал руками, изображая цыпленка.
   – И дорожка была? – последовал ехидный вопрос.
   – Нафыпать пфедлагал, – кивком подтвердил стражник. – По пфямой.
   – А как надо было? – вмешался Вовка.
   Допрашиваемый, смущенно затоптавшись на месте, беспомощно оглянулся на прокуратора. Судья поторопил его:
   – Отвечайте на вопрос.
   – По кфугу? – с облегчением догадался стражник.
   Правый глаз прокуратора, сделав зигзагообразную петлю, попытался заглянуть внутрь черепной коробки, а проснувшийся минуту назад адвокат смотрел на происходящее безумным взглядом.
   – Телега еще была, – радостно вспомнил щербатый. – Пофожняя… Он ее гнал куда-то.
   – Какая телега? – вскинулся судья.
   – Не знаю, – пожал плечами стражник. – Может, он куфей на ней веф?
   – Какой еще кофей?!
   Происходящее стало явно раздражать председательствующего.
   – Надо полагать, хартарский, – с глубокомысленным видом вставил реплику очнувшийся от дремоты адвокат. – На эденский спроса нынче нет.
   – Не кофей, а куфей! – яростно зашепелявил потерпевший, досадуя на несообразительность судьи. И опять помахал руками, изображая из себя цыпленка.
   – И куда она делась?
   – Куфица?
   – Телега, чтоб ты сдох! – гаркнул председательствующий.
   – А я пофем знаю?! – с искренним негодованием воззрился на него стражник. – Я ее не видел.
   – Ты же только что сказал, что она была?! – заорал на него окончательно вышедший из себя судья.
   – Вафа милофть! – завопил в ответ перепуганный терпила. – Он мне сам про нее говорил!
   От волнения шепелявость чудесным образом куда-то испарилась.
   – Хартарский горчит, от него у меня изжога, – пожаловался прокуратор адвокату.
   Посмотрев на них диким взглядом, судья снова обратился к потерпевшему:
   – Чего он тебе еще сказал?
   – Что надо съезжать с базара.
   – Какого еще базара?!
   – Который в Падло, – невозмутимо пояснил стражник. Секунду подумав, он почесал в затылке и нерешительно добавил: – Там у меня еще тетушка живет.
   – От изжоги я соду употребляю, – поделился рецептом адвокат. – Очень недурственно помогает.
   – Какая еще тетушка? Какая сода?! – схватился за голову судья. – Падло за двести верст отсюда!
   – По матушкиной линии, – терпеливо разъяснил допрашиваемый.