Валерия Ко Макарова. ИОН

   Справа от меня сидит Ирдэна. Настоящий образец элегантности. Впрочем, как и всегда. В чувстве стиля ей не откажешь. Овал лица обрамляет сложная прическа, аккуратно свитая из черных как смоль волос, глаза подчеркнуты легкими тенями перламутрового оттенка, кожа без единого изъяна, платье лишь чуть-чуть открывает плечи, талия подчеркнута легкой драпировкой, цвет этой воздушной ткани ей явно к лицу – бело-голубой. Что касается меня, то я одет в самый незатейливый костюм, по сравнению с моей пестрой компанией – мой любимый черный Армани. Классика – моя слабость.
   Дорога кажется бесконечной из-за того, что на сиденье рядом со мной сидит Ирдэна, а не Фредди. Все из-за Триш. Ирдэна ее терпеть не может, так что пришлось сжалиться над бедняжкой и посадить рядом с собой. Ехать на заднем сиденье рядом с Фрэдди она естественно не может из-за очередного правила нашего этикета. Триш он как будто и не касается.
   К спортивному центру мы подъезжаем за 20 минут, до начала шоу. Центр занимает довольно большую территорию, это просторный комплекс из спортивных залов, спальных мест и отдельного здания для показательных выступлений.
   На улице начинает накрапывать мелкий дождь, и мы спешим войти внутрь. Рядом с нами семенят состоятельные джентльмены и леди средних лет. Даже среди них Ирдэна умудряется встретить нескольких своих знакомых и останавливается для того, чтобы обменяться приветствиями и представить нас. Наконец, нам удается миновать холл и еще какое-то помещение, вдоль стен которого тянутся одинаковые отгороженные решеткой сектора с табличками, на которых значится номер рейба и кличка лошади. Идти нам приходится очень медленно и степенно из-за того, что наши дамы обуты в туфли на каблуках огромной высоты.
   Наконец, мы достигаем наши места и садимся в следующем порядке, дабы соблюсти все приличия, – Триш, Ирдэна, я и Фредди. Я предвкушаю два часа тревожного сна, не думаю, что это действо способно увлечь меня.
   Свет в зале гаснет, и широкая арена озаряется яркими софитами. Из оркестровой ямы звучит задорная музыка и представление начинается. На площадке появляется с десяток маленьких девочек на лошадях самых различных мастей и пород, они описывают какие-то фигуры, и время от времени кто-то из них спрыгивает с лошади, чтобы перекувыркнуться в воздухе и вновь оказаться на своем скакуне. Женщины вокруг меня хлопают при каждом таком кульбите, я же, не зная, что делать от скуки начинаю рассматривать ближайших своих соседей. Незаметно для меня заканчивается выступление младших групп и музыка прерывается. Это привлекает мое внимание к арене. Свет полностью гаснет, и я оказываюсь в кромешной тьме. Вокруг меня слышится тихий шепот, который тут же обрывается, при появлении первых звуков. Тонкая трель флейты пронизывает меня насквозь, постепенно к ее звучанию прибавляются все новые и новые инструменты. На поле выбегают несколько гимнасток без лошадей, они начинают танцевать какой-то затейливый танец, украшая его выбросом лент и мячей, все они одеты в одинаковые алые костюмы, которые полыхают как языки пламени в ярком свете. Музыка нарастает и приближается к своей кульминации, и вот под оглушающий грохот барабанов появляются две всадницы. Одна из них с головы до ног закутана в черную, струящуюся на ветру ткань, она делает сальто в воздухе и при приземлении расставляет руки в стороны, превращая свой костюм в огромные черные крылья, ее вороной жеребец движется легко и непринужденно, кажется, что его передние копыта едва касаются песка. Вторая всадница, одетая в золотистое одеяние, проезжает мимо нее стоя на руках на спине у своего гнедого скакуна, она выполняет какие-то невероятные упражнения с такой легкостью и грацией, что мне начинает казаться, что она научилась летать. Кроме действия на арене перестает существовать все остальное. Только я и эти две гимнастки со своими лошадьми.
   Номер заканчивается также неожиданно, как и начался. Музыка затихает, и всадницы исчезают в мягкой тьме. Зал взрывается аплодисментами, я встаю и хлопаю наравне со всеми, думаю, что сегодня здесь не осталось равнодушных. Сквозь этот шум до меня доносится восторженный голос Фредди:
   – Это просто невероятно! Просто невероятно!
   Я мысленно соглашаюсь с ним и нетерпеливо смотрю на арену, желая еще раз увидеть гимнасток, когда они выйдут на поклон. Гимнастки так и не появляются, и мы вместе с толпой выходим из зала. Здесь нас ожидает небольшой сюрприз. Все те отсеки, что пустовали во время нашего прихода, заняты гимнастками и их лошадьми. Ирдэна и Триш отлучаются в дамскую комнату, и я как никогда рад этому. Мне хочется задержаться подольше среди этих очаровательных рейбов. Фредди солидарен со мной, он нетерпеливо ускоряет шаг, и я теряю его в толпе. Сам я нарочно не спешу. Не знаю, почему, но мне не хочется, чтобы она меня заметила. Странно. Обычно мне наплевать на то, что обо мне подумают рейбы.
   Я вижу ее издалека. Всадница в золотистом. Ее длинные голубые волосы лишь чуть-чуть собраны сзади, при малейшем дуновении ветра они разлетаются в разные стороны. Она нежно обнимает шею своей лошади. Я мог бы подойти прямо к ней и прочитать кличку ее лошади и ее собственный номер, но мне совсем этого не хочется. Пусть лучше она не знает о том, что я за ней наблюдаю.
   Рядом с клетушкой я замечаю какой-то автомат. Пожилой джентльмен подходит к нему и бросает туда монетку. Моя всадница оживает и легко вспрыгивает на спину лошади, там она встает на руки и переворачивается в воздухе, приземляясь на ноги. Джентльмен аплодирует ей, а она возвращается в свое исходное положение – в обнимку с лошадью.
   Я замечаю Фредди. Он стоит напротив нее, но его внимание занято совсем другой гимнасткой. Той, что была в черном. Одну за другой он бросает монетки в автомат, и гимнастка снова и снова выполняет один и тот же трюк – отталкивается от небольшой платформы за спиной своей лошади, делает кувырок и при приземлении расправляет свои «крылья». Она похожа на огромную черную птицу, неудивительно, что Фредди смотрит на нее таким завороженным взглядом. Меня правда больше привлекает моя всадница с голубыми волосами. Она улыбается проходящим мимо нее старикам. Мне хочется, чтобы она улыбнулась и мне.
   Триш и Ирдэна возвращаются из уборной. Триш, смеясь над какой-то шуткой, подхватывает Фредди под руку и вместе они устремляются к выходу.
   Я предлагаю Ирдэне свою руку, она что-то говорит мне, но я пропускаю все мимо ушей, потому что мы проходим как раз мимо моей гимнастки. В последний момент я решаю отвести от нее взгляд, чтобы случайно не встретится с ней глазами. В любом случае, ее я больше не увижу. Мы редко посещаем одни и те же развлечения дважды. К тому же, завтра утром я и не вспомню о ее существовании.

Бона II

   Открываю глаза. Вокруг меня царит мягкая полутьма. На стене напротив горят часы. 05:55. Еще пять минут до подъема. Кажется, кроме меня еще никто не проснулся. В нашем дортуаре шесть человек. Когда я была меньше мы жили в другом, там нас было пятнадцать.
   Койки стоят в два стройных ряда. Моя – во втором, если считать от входа, крайняя слева. С трех сторон наши кровати отгорожены друг от друга невысокими стенками, лежа на такой кровати, ты не можешь увидеть своих соседей, так что кажется, что ты здесь один. Для нас это очень ценное чувство, так как остаться одному практически нереально.
   06:00. Звучит утренняя сирена. Все вскакивают с кроватей и натягивают униформу – легкие сапоги, трико и футболки. За пятнадцать минут мы должны успеть одеться и заправить постели. В 6:20 мы уже стоим во внутреннем дворе. Некоторые девочки зевают и потягиваются. Я встаю рядом с Изуми – моей подругой и партнершей по некоторым номерам. Изуми почти на голову ниже меня, на руках она ходит также ловко, как и на ногах, при этом она может удерживать огромный вес на ногах, поэтому в наших постановках она обычно выполняет роль нижнего гимнаста. У нее восточный разрез глаз, поэтому кажется, что глаза ее постоянно смеются, впрочем как и ее рот. Длинные алые волосы собраны в аккуратный хвост, позже она заплетет их в косу. Татуировка у нее на левой стороне – красный символ, отдаленно напоминающий какой-то иероглиф, одна из полос пересекает бровь, удачно гармонируя с ее рубиновым цветом глаз.
   Изуми смотрит на меня и не может сдержать улыбку. Я вопросительно поднимаю брови, но она только отрицательно качает головой и кивает в сторону дверей, ведущих в главный корпус. Оттуда уже вышла Сантана, наша надсмотрщица, а значит нам нельзя произносить ни слова, чтобы не нарваться на наказание.
   Сантана, крупная дама тридцати-сорока лет с желтыми волосами, собранными в тугой пучок, проводит перекличку. Из старших групп все уже здесь, а вот кто-то из малышей опаздывает. Я неодобрительно смотрю на младших девчонок. Неужели так сложно проследить, чтобы твои соседи вовремя пришили на утренний сбор?
   Появляются три опоздавшие девочки. На них все еще ночные сорочки. Они трясутся от страха перед предстоящим наказанием. Я замечаю слезы на глазах одной из них.
   Сантана не взяла с собой плетку и поэтому она ограничивается простой пощечиной. Небольшой синяк может и будет, но это они еще легко отделались.
   Закончив с поркой, Сантана начинает утреннюю разминку. Разминка длится не более сорока пяти минут, после нее мы можем принять душ и привести себя в порядок. Мы с Изуми спешим обратно в дортуар, никто не хочет стоять длинную очередь в душевую. Вода в душе подается по времени – несколько минут теплая, а потом ледяная. Раз в месяц нам дают талон на купание в ванне. Его не обязательно использовать в том же месяце, но и копить их тоже не имеет смысла, использовать можно не более трех талонов в месяц. Талоны нам выдают еще на питьевую воду в бутылках и сладости. Внутри спортивного центра существует целая подпольная система обмена талонов. Иногда на их можно выменять действительно стоящую вещь.
   7:30. Мы занимаем свои места в столовой. На завтрак нам подают белый рис и компот. Сразу же после завтрака начинаются занятия. У младших они в основном групповые, мы же больше занимаемся индивидуально.
   Вот и сегодня я иду на свою первую тренировку одна. До начала у меня есть полчаса, чтобы подготовить лошадь. Моя основная лошадь – Бурелом двенадцатилетний гнедой мерин с белой проточиной на морде. У него довольно крупное телосложение и мягкий удобный ход. За годы генетических экспериментов спортивные породы лошадей довелось улучшить на столько, что теперь они могут запоминать схемы езды и двигаться практически без управления всадников.
   Бурелом смотрит на меня равнодушным взглядом. Без сахара и морковки я мало интересую его. Вчера вечером он как следует повалялся в песке, так что работы у меня достаточно.
   Наше занятие проходит в небольшом зале с высоким потолком. По всему периметру располагаются мягкие маты, ограничивая небольшую дорожку, по которой бежит лошадь. Тренер стоит в центре этого круга. Под ее руководством я отрабатываю новые элементы.
   Занимаемся мы не только верхом. У нас есть много разных тренажеров, направленных на развитие силы и ловкости. Иногда мы занимаемся акробатикой и воздушной гимнастикой. У нас даже есть теоретические курсы по разным направления – этикет, история, точные науки, музыка. Мы с Изуми ходим на историю и этикет.
   13.00. Большой перерыв до 15.00. Мы неспешно обедаем и идем в просторный спортзал. Никогда не помешает отработать парные элементы. К нашему большому сожалению, в зале уже разминаются Шила и Эрика. Шила – моя главная соперница. Ее черные волосы, цвета вороного крыла, всегда собраны в высокий хищный хвост. Еще больше агрессии ей добавляет ее татуировка. Тот, кто ее делал, явно хотел сделать так, чтобы она оставляла неизгладимое впечатление. Это два черных крыла, вокруг ее ярких золотистых глаз. Мне она всегда напоминала супергероя из комиксов.
   Шила бросает на меня взгляд, полный злости, вчера ее Бесноватый проиграл моему Бурелому в соревнованиях на мощность прыжка
   – Поздравляю с вчерашним успехом, – на ее лице появляется ядовитая ухмылка, – только не надейся на подобный успех в будущем.
   – Хорошо, не буду, – отвечаю я ей ровным голосом, – только и ты особо ни на что не рассчитывай.
   Шила хочет бросить мне еще какую-то едкую фразу, но Изуми опережает ее:
   – Хватит, отношения будете выяснять на арене. Идем, Бона, – она хватает меня за руку и тащит к выходу из зала.
   Мы с Шилой обмениваемся презрительными взглядами, и я выхожу из зала.
   – Вот стерва, – говорю я Изуми.
   – Согласна. Но и ты тоже хороша. Нам всем хватило бы там места, если бы ты могла хоть иногда промолчать.
   Я не знаю, что сказать в свое оправдание. Изуми редко строжится на меня, да она и права. Из-за меня нам теперь негде тренироваться.
   Рейбский браслет у меня на руке начинает мигать неярким синим светом. На нем появляется короткое сообщение – «S73−13, к директору».
   Я захожу в просторный кабинет директора. Вдоль стен здесь стоят стеллажи с бесчисленным количеством папок и книг. Кроме них в комнате есть еще широкий письменный стол, два кресла и небольшой диванчик с кофейным столиком.
   Госпожа Коробейникова сидит в своем кресле за столом и пьет чай. Это широкая женщина с суровым лицом. Она рождена свободным гражданином, так что у нее нет ни номера, ни каких-то других татуировок.
   – Вивиана сказала, что у тебя есть несколько идей для нового номера, верно Бона? – ее голос не выдает никаких эмоций – ни недовольства, ни одобрения.
   – Это так, госпожа Олимпиада.
   – Как ты думаешь, вы сможете его поставить?
   – Не знаю, пока это лишь небольшие отдельные идеи. Я не думала о полноценном выступлении.
   – Ясно. Я планирую дать тебе разрешение на постановку.
   – Это правда? Вы не шутите? – сердце у меня в груди бешено колотится, собственный номер – предел моих мечтаний.
   – Конечно правда, – Олимпиада улыбается мне, вся ее строгость тут же пропадает, – ты, ведь знаешь, я всегда видела в тебе прекрасного тренера. Некоторые преподаватели осуждают тебя за излишнее проявление самодеятельности, но я всегда считала, что глупо полагать, будто хоть немного одаренный рейб может нанести вред нашему государству.
   – Госпожа Олимпиада, могу я задать вам один вопрос? – получив ободряющий кивок, я смело продолжаю, – почему вы хотите дать этот шанс именно мне?
   Директор тяжело вздыхает и отвечает мне далеко не сразу.
   – К сожалению, я не могу помочь всем своим талантливым девочкам. Каждый год мне приходится бороться за то, чтобы оставить вас у себя, а не передавать первому и второму филиалам. Ты не хуже меня знаешь, что у нас проблемы с финансированием. Мне становится все труднее покупать новый материал. Хорошо еще, что тебя никто брать не хотел.
   – Из-за подозрения на инакомыслие?
   – Да, именно из-за этого. Никто не хочет проблем в работе. Проще использовать более податливый материал. Я же считаю, что это не дает никакого развития спорту. Поэтому я беру таких проблемных девочек как ты или Шила. Я уверена, что из тебя выйдет лучший тренер, чем из остальных. Ты стремишься использовать новые редкие элементы, у тебя будут получаться прекрасные номера. Но для этого нужно очень много работать, ты понимаешь это?
   – Конечно, госпожа Олимпиада. Я готова трудиться так усердно, как только нужно. Вы ведь знаете, наш спорт для меня это смысл моей жизни. Без него я ничто.
   – Я рада, что ты это осознаешь. И не забывай о том, что если тебе все-таки удастся стать настоящим тренером, то тебе позволят самой воспитывать своих детей.
   – Я помню об этом, госпожа директор.
   – Прекрасно. Можешь идти. Разрешение на работу с девочками я тебе пока дать не могу, но можешь начинать вынашивать планы на настоящий номер, думаю, что в конце следующего года мы сможем порадовать зрителей именно твоей постановкой.
   Я встаю со своего места и кланяюсь госпоже.
   Выходя из кабинета, я начинаю обдумывать ее слова. Тренерская работа – лучше этого ничего и представить нельзя. А то, что касается детей вызывает у меня смешанные чувства. Дело в том, что рейбам нельзя воспитывать своих детей, они обязаны отдавать их государству, когда тем исполняется три месяца. Большинство рейбов выросло без родителей, мы не имеем ни малейшего понятия о том, кто они и что из себя представляют. Я не чувствую себя ущербным человеком. Рейбстово существует так давно, что семья потеряла для нас какую-либо ценность. Очень редкие рейбы живут в семьях. Это либо дети тех, кто выделился какими-то особыми заслугами, либо рейбы, купленные хозяевами их родителей. Таких единицы. Я думаю о собственных детях. Сомневаюсь, что смогу их воспитывать как следует, у меня ведь никогда не было семьи.
   Вечерний поезд несет меня в сторону четвертого округа. Вообще-то нас не принято отпускать из спортивного центра, но мне выписали разрешение за заслуги перед школой и примерную учебу. С недавних пор я предпочитаю проводить выходные у своих друзей-рейбов из четвертого округа. Все они государственные рейбы, работающие на ближайших заводах. Я останавливаюсь у Фабиана, моего парня.
   Поезд прибывает к нужной мне станции. Я выхожу и с удовольствием вдыхаю сыроватый вечерний воздух. Мне не терпится оказаться рядом с Фабом, поэтому я решаю сократить дорогу через небольшой полу жилой район. Я довольно часто так делаю, Фабиан всегда ругает меня за это. На этих глухих неосвещенных улицах можно встретить кого угодно.
   Я привычным шагом иду по этим узким улочкам. За моей спиной раздаются чьи-то шаги. Не оборачиваясь, я пытаюсь ускорить шаг и чувствую легкое покалывание в руке. Надеюсь, мне это показалось. Я вскрикиваю от неожиданности. Небольшой разряд электрического тока проходит через мой браслет. Все мои опасения становятся реальностью. Я останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к преследователю. Мне уже ясно, что у него есть регистратор, так что сбежать не удастся. Напротив меня стоит какой-то огромный парень. Он подходит чуть ближе и я узнаю его. Это Редж. Государственный рейб с номером Е26−90. Охотник за головами. Такие как он крадут государственных рейбов, перебивают им знаки и продают на черном рынке.
   – Так-так… Будет с кем развлечься, – Редж одаривает меня отвратительной улыбкой.
   Я хочу закричать, но от ужаса у меня пропадает голос. Редж хватает меня за руку и тащит в ближайший закоулок. Мне удается вырвать свою руку из его лап, но он ударяет меня по щеке и отталкивает к стене. Мне не спастись.

Терен II

   Иногда я плюю на все свои обязанности и приличия и уезжаю покататься. Хотя, нет, это сказано слишком громко. На самом деле я не могу наплевать ни на то, ни на другое, но иногда мне все же удается выкроить достаточно времени для того, чтобы совершить подобную прогулку.
   Вот и сейчас я наслаждаюсь возможностью управлять своим автолетом. Машина плавно рассекает теплый летний воздух, не издавая при этом ни звука. На небе нет ни облачка и поэтому все, абсолютно все, начиная от панели управления и заканчивая самыми укромными уголками заднего сидения, залито приятным солнечным светом. Мой маршрут никогда не меняется. Укромными дорогами я доезжаю до четвертого округа и включаю невидимый режим. Четвертый округ один из самых больших. Это огромный спальный район, в котором живут люди совершенно разного достатка. Из-за массивности этого округа он был неофициально разделен на три области – 4а, 4b и 4с. Я еду в 4с. Он находится на границе с пятым округом, там живут государственные рейбы, работающие на соседних заводах и обслуживающие магазинчики и парикмахерские четвертого округа. Я заезжаю в самые трущобы. Улицы здесь обычно пустынны. По обеим сторонам тянутся одинаковые унылые домишки с запыленными окнами. Я стараюсь как можно быстрее миновать эти постройки, я живу во втором округе, и дела четвертого меня совсем не касаются.
   Наконец, я достигаю цели своего путешествия – огромный пустырь, окруженный плотной цепью каких-то старых деревьев. Совершенно безлюдное место, идеально подходящее для моего развлечения. Дело в том, что я ужасно люблю гонять «по-старинке», то есть на колесах. Настоящих колесах, которые катятся по земле, а не парят над ней. Вот зачем я купил себе эту ретро модель. Когда я узнал, что у нее есть эта чудесная функция, то понял, что пропал навсегда. Это лучшая модель на свете. Продавец, правда, думал, что это совершенно бесполезный каприз, но он жестоко ошибался. Лучше этого ничего нет.
   Я включаю погромче музыку и перевожу свою красавицу в заветный режим. Слышится мягкий шорох колес, в зеркало заднего вида отлично видно столб пыли, поднимающийся за мной. Я делаю несколько рискованных маневров, управление просто идеально.
   Накатавшись вдоволь, я припарковываюсь в тени одного из деревьев. Вечереет, воздух наполнен свежестью, и мне хочется заняться чем-то новым. Я решаю прогуляться поблизости от домов рейбов. Довольно рискованная затея, но мне нечего опасаться. Я член великого семейства Громбольдтов, так что у меня есть регистратор. Небольшой прибор, на расстоянии считывающий информацию с браслетов рейбов – пол, возраст, номер, владельца. Эта штука позволяет мне управлять потоками тока, проходящего через их браслеты, так что никто из рейбов не решится напасть на меня.
   Я дохожу до самой кромки рощи и останавливаюсь в ее тени. Первый раз я иду по территории рейбов. Мне немного жутковато. Какие тайны могут скрывать эти пыльные улицы? Любопытство и скука берут свое, и я направляюсь прямо к ближайшей группке домов. Они выглядят какими-то заброшенными. Мне даже жаль, что здесь никого нет. Я прохожу дальше сквозь лабиринт узких улиц. Неожиданно до меня долетают звуки чьей-то негромкой борьбы. Я не спешу заглянуть в ближайший темный переулок и напряженно прислушиваюсь. Слышится приглушенный женский вскрик, этого я выдержать не могу. Достаю регистратор и вбегаю в переулок.
   – Отвали от меня! – какая-то девушка пытается вырвать свою руку из лап огромного парня.
   Парень выпускает ее руку и тут же наотмашь бьет ее по щеке, а потом с силой отталкивает от себя. Девушка ударяется о стену и подносит правую руку к лицу.
   – Оставь ее, – мой спокойный голос заставляет вздрогнуть их обоих.
   – Чего?! – орет громила.
   – Вали отсюда.
   – Да ты знаешь, с кем разговариваешь, щенок?! – парень вне себя от злости, он разворачивает ко мне свои огромные плечи, но мои слова заставляют его остановиться.
   – Знаю, E26−90. Ты бы убрался отсюда поскорее.
   – Пугнуть меня решил? – он не сбавляет оборотов, но подходить ко мне не решается, – щас я тебя тоже пробью по своему аппарату.
   Он щелкает регистратором, но ничего конечно же не происходит. Я не рейб, у меня нет регистрационного номера. Для верности он щелкает еще раз. И тут до него доходит. Меня тянет рассмеяться от того, как меняется его лицо, но я заставляю себя сохранить непроницаемое спокойствие. Громила раболепно кланяется мне и начинает нервно лепетать:
   – Простите господин, я не знал, я не понял, что она ваша, я думал так, ошивается здесь, я… – он сбивается, и капельки пота появляются на его широком лбе.
   – Вали уже куда-нибудь подальше. И чтобы больше тебя здесь не было.
   – Да, да, конечно, еще раз простите, – с невероятной для такой махины скоростью, он скрывается в темноте переулка.
   Я остаюсь один на один с девушкой. Все это время она стояла не шелохнувшись. Ей наверняка чертовски страшно, но она никак не показывает этого. Просто смотрит на меня в упор своими лиловыми глазами и безмолвно ожидает того момента, когда я решу ее судьбу. Я сразу узнал ее. Это та самая гимнастка с голубыми волосами. Регистрационный номер S73−13. Сейчас она полностью в моей власти. В отличие от громилы, она сразу поняла, что я не рейб. У меня в руках регистратор, а значит бежать от меня бесполезно. Одно нажатие кнопки и она получит разряд тока. Громила испугался меня, значит я не охотник за головами из их шайки.