Валерия Леман. Завещание ведьмы

   Пришлось вернуться к духовке и щедро поделиться с котом запеченной курочкой. Отведав угощенье, он взглянул на меня с большей теплотой, сладко зевнул и исчез за занавесками в спальне, где намеревался ночевать и я. Разумеется, мне стало интересно, где же обустраивается на ночь мой новый приятель, и я последовал за ним, включив свет.
   Что бы вы думали? Как и подобает хозяину, котяра лежал на кровати, да не просто на кровати, а прямо по центру огромной пуховой подушки в белоснежной наволочке.
   Я всегда лояльно относился ко всевозможной домашней живности и даже, было время, мечтал обзавестись собакой или киской, но сейчас вид черного котяры, развалившегося там, где я мечтал приклонить свою переполненную впечатлениями дня голову, вызвал у меня сильнейшее раздражение.
   – Нет-нет, приятель, так мы с тобой не договаривались!
   Я стряхнул кота с подушки, и он, недовольно мяукнув, уселся на полу, наблюдая за тем, как я торопливо сбросил с себя одежду и, выключив свет, нырнул под одеяло.
   Надо думать, мои действия нисколько его не обескуражили. Прошло несколько минут, и я почувствовал мягкий скачок и тут же – тяжкую поступь командора: черный котяра шел по мне, направляясь к «своему» месту на подушке. Без тени смущения он для начала слегка потоптался и бухнулся рядом с моей головой, свой пышный хвост опустив мне поперек лица.
   Естественно, я этот хвост смахнул. Котяра непринужденно положил его вновь на то же самое место. Я вскипел и смахнул с лица хвост, а с подушки – самого наглеца, решительно развернувшись на бок, спиной к этому нахалу.
   Поверьте мне на слово, и это нисколько не расстроило черного кота: он вновь взгромоздился на подушку, устроившись на этот раз поверх моей головы.
   Честно говоря, эти постельные битвы за подушку меня слегка притомили и я, благо в голове еще кружили винные пары, постарался отключиться от всей этой ведьмовской атрибутики, крепко зажмурился и приказал себе уснуть.

Ночные страшилки-2

   Несколько блаженных минут все было великолепно: я чувствовал, как шаг за шагом поднимаюсь по бесконечной лестнице куда-то по направлению к нирване.
   Реальность понемногу начала отступать, и вот я уже двигался по сияющей арке радуги, стремительно приближаясь к мирному домику на окраине Перепелкино, хорошо знакомому с детства, заранее слыша негромкий напев моей бабули Вари, неторопливо мотающей клубок шерсти, сидя у окна с геранью, улыбаясь мне и кивая в знак поддержки.
   – Спи, золотце мое, спи, ночь нежна…
   Это был ее голос, ее интонации, но в самих словах мне почудилось нечто чуждое всей «Тулщине» в целом и бабе Варе в частности – что-то в этих словах, как хотите, а было не нашенское.
   Я на мгновенье напряг свою память, все свои извилины и тут же понял что не так, ослепительно улыбнувшись бабуле:
   – Понятно, баб Варь! «Ночь нежна» – это название романа Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, коего ты сроду не читала, ведь так? Ты всегда мне говорила, что вся твоя жизнь – почище всех величайших романов мира.
   Баба Варя, словно излучая свет, все так же мирно улыбалась, кивала и вдруг пару раз каркнула.
   Я встрепенулся, недоверчиво уставившись на родную бабулю.
   Да, без сомнения, то была она – моя добрая баба Варя с клубком шерсти в руках, кивающая, улыбающаяся. Она помолчала несколько секунд и вдруг неожиданно ухнула, тут же – еще и еще, принявшись ухать без перерыва, как самая настоящая сова в страшных сказках.
   Тут я и проснулся.
 
   Стояла глухая ночь, комната жутковато освещалась серпом ослепительной луны, что красовался в квадрате незанавешенного окна, откуда-то сверху доносилось уханье совы, а прямо передо мной сидел черный кот и внимательно смотрел на меня круглыми плошками глаз.
   Я не трус, но я… Но мне стало, мягко говоря, не по себе. На какие-то отчаянные доли секунды я буквально всей кожей почувствовал, что вот еще немного, и передо мной появится призрачный силуэт никогда не виданной мною покойницы – умершей совсем недавно бабы Арины.
   Впрочем, я тут же попытался взять себя в руки, резко поднявшись, сбросив на пол кота и слегка трясущейся рукой нащупав кнопку выключателя лампы на столе по соседству с кроватью.
   Несколько минут я сидел, тупо уставившись в пол и пытаясь привести свои чувства и мироощущение в относительное равновесие.
   – Все хорошо, мы – реалисты, плевать мы хотели с Эйфелевой башни на всю нечистую силу, вместе взятую, сюжет для детских страшилок!
   Повторив это заклинание пару раз, я тряхнул головушкой, оглянулся назад, убедившись, что черный кот со спокойной совестью вновь разлегся поперек подушки, решительно поднялся и пошаркал тапочками на кухню.
   Разумеется, первым делом я включил свет, убедившись, что никого лишнего – ни сов, ни ворон, ни прочей нечисти – здесь нет. Следом я включил плиту, чтобы подогреть кастрюльку со своим так и не приконченным глинтвейном. Гулять так гулять! Как говорится, заправимся по полной для сугрева и дополнительной порции мужества в этом нечистом доме.
 
   Сами понимаете, ночь пролетела незаметно: я бодро допил глинтвейн, тут же достал из шкафчика бутылочку белого вина, которую полагал оставить на всякий пожарный. Судя по всему, «пожарный» случай не замедлил наступить.
   После первых же стаканчиков вина во мне с новой силой взыграл аппетит, и я легко догрыз свою курицу – тут, кстати отметить, ко мне присоединился черный кот, которому я, блестяще сымпровизировав под винные пары (черный, как негр, негр – значит мавр), дал кличку Маврик. Вдвоем мы не оставили от курочки ни косточки, почти тут же переключившись на буженину из местного супермаркета под мистическим названием «Магнит».
   – Маврик, ты понимаешь, что это значит – магнит? – вдохновенно заговорил я с котом, разглядывая черного друга, уютно устроившегося прямо на столе напротив меня, рядом с закуской. – Магнит – это, в сущности, магия в чистом виде: вроде бы простая железяка, но которая мощно притягивает к себе любой металл. Вот если бы, к примеру, я мог бы притягивать к себе нечто подобное! Представь, что было бы!
   Не знаю, пытался ли Маврик что-то себе представить – в конце концов, он попросту свернулся клубком и уснул.
   А я, добивая славную бутылочку, перешел к размышлениям на злобу дня: так для чего же абсолютно неизвестная мне двоюродная бабка решила презентовать свой симпатичный домик со всевозможной нечистью именно мне, а не своей примерной ученице с тем же самым именем?
   – Как хочешь, а тут кроется некая тайна, – значительно мотал я пальцем перед самым носом Маврика, который даже не соизволил открыть хотя бы один глаз. – Нет, ну для чего ей потребовалось вызывать меня из Москвы? Неужели она полагала, что я вот так вот все брошу и перееду жить в степи Саратовщины? Поселюсь тут, женюсь на ее ученице? Чушь! Полная чушь!
   – …Чушь!..
   – …Чушь!..
   – …Чушь!..
   Слово «чушь» я с непонятным удовольствием повторял и повторял, словно меня заело, Маврик все так же дрых на столе, где-то в недрах чердака время от времени ухала сова, но теперь все это казалось мне лишь лирической подпевкой к моему с чувством произносимому слову «Чушь!».
   В конце концов, я потрепал Маврика по плечу (понимайте, как хотите, но я именно потрепал его ПО ПЛЕЧУ!) и нетвердой походкой отправился спать.
   Напоследок я не побоялся выключить свет, а когда рухнул в мягкую круговерть простыней-одеял, четко услышал чей-то голос: «Спи!»
   Тут же в одно мгновенье мое сознание погасло, и я провалился в пропасть сна. На часах было пять утра.

Мороз и солнце

   Я проснулся от собственного храпа. Полежав несколько секунд, соображая, кто я и где нахожусь, перевернулся на бок и открыл один глаз. Тихая мирная комната, вся в сливочно-шоколадных оттенках, казалось, ждет, когда же я поднимусь и начну хлопотать по хозяйству, как, должно быть, это делала баба Арина.
   В окно светило белое зимнее солнце, из чего можно было сделать вывод, что время движется к обеду. Перевернувшись на другой бок и от души потянувшись, поиграв бойцовскими мускулами, я от души зевнул, едва не вывернув челюсть, и наконец-то поднялся, направив свои стопы на кухню, чтобы первым делом зарядить кофейный агрегат.
   Признаюсь, как на духу, чувствовал я себя как после грандиозной пьянки: головная боль и одновременно легкое головокружение, словно я забыл слезть с детской карусели. Самое же главное – я ужасно чувствовал себя, если можно так выразиться, в душевном плане.
   Да, я все помнил: о выпитых в гордом одиночестве без малого двух литрах вина, о ночном уханье совы на чердаке и о своем задушевном общении с котом Мавриком. В принципе, ничего ужасного. Между тем я чувствовал внутреннюю дрожь и неприятное ощущение, словно побывал на самом настоящем шабаше ведьм и катался на метле вокруг Луны.
   – Может, потому у меня и голова до сих пор кружится? – попытался было я пошутить вслух и даже залихватски хохотнул, но тут же смолк, почувствовав новый прилив головной боли.
   Между тем поспел кофе, и я уселся со своей первой утренней чашечкой у окна, мрачно уставившись на все ту же, ничуть не изменившуюся за прошедшие сутки картину: забор, деревце, снежная дорога, чуть в отдалении – сонные домишки с дымком, поднимающимся из труб…
   Да, что ни говори, а мне следовало бы отправляться домой – погуляли, и будет! Пора и честь знать. Что касается домика, то, бог свидетель, я запросто мог бы подарить его Арине-2, но решил не делать этого чисто из принципа: пусть девица научится себя вести! А то ведь с самой первой встречи глазки ее меня сверлили-бурили, а из уст яд капал, словно я этот домик стянул у нее из кармана. Вот за это никаких подарков от Алена Муар-Петрухина Арина-2 сроду не получит. Будет знать.
   – Будет знать!
   Я постарался произнести это твердым голосом, для пущего эффекта даже стукнул кулаком по столу и вновь сморщился от глухого отзвука в моей несчастной головушке. Надо меньше пить, это вполне ясно!
   Я допил свой кофе и тут уже задумался надвполне конкретным вопросом: что делать дальше, как жить, в каком направлении двигаться?
   Итак, как выяснилось, у меня кроме моей любимой бабули Вари была еще одна – честная ведьма, проживавшая в степях Заволжья в крошечном, но вполне цивильном домике на окраине поселка со звучным названием Глухов. Этот домик по совершенно необъяснимым причинам баба Арина решила завещать мне, несмотря на то, что под боком у нее была ученица, жившая вместе с ней в этом самом домике. Я приехал, вступил в права, а теперь вот испытываю ностальгию и потому страстно хочу вернуться в Москву златоглавую, в свой собственный особнячок с петушком на флюгере. Что делать с домиком?
   – Продать!
   Я опять-таки произнес это слово вслух, сам вздрогнув от собственного голоса, прозвучавшего неожиданно резко в полной тишине дома. Упрямо тряхнув головой и тут же сморщившись от уже знакомых болезненных ощущений, я поднялся, по новой неторопливо зарядил кофеварку и вновь произнес вслух, продолжая свои безупречные логические размышления:
   – А как можно в глуши продать домик?
   Я на мгновенье задумался и тут же расплылся в улыбке:
   – Ясно как: дать объявление в местной газете! Ведь должна быть в этом Глухове своя газета!
   И снова мой собственный голос прозвучал в тихом доме необычно громко, будто передо мной некто невидимый установил невидимый микрофон. Одновременно с этим ощущением возникло и другое: я не один.
   Я оглянулся, не увидел ничего нового и тут же стукнул кулаком по столу: хватит гнать пургу! Я – в доме бабушки, которая скончалась восьмого июля прошедшего года и благополучно похоронена на местном кладбище, потому в доме ее кроме меня никого нет и быть не может. Никого!
   Тут я выключил кофейник и отпил глоток кофе. Последняя фраза моего внутреннего монолога кое-что мне напомнила: никого нет в доме? А как же кот Маврик и все эти вороны-сороки-совы? Где же они находятся в данный момент, почему не издают ни звука?
   Ответ на один из этих вопросов тут же нарисовался за окном: черный упитанный кот с ленивой грацией спрыгнул с дерева, что было напротив окна, и, пройдясь до дома, сиганул на подоконник, а с него – в прикрытую форточку, распахнув ее по полной и свалившись прямо мне в руки.
   – Привет, Маврик, – почесал я его за ушком, радуясь, что с котом разобрались быстро – вот он, прямо передо мной, нагулявшийся, в общем и целом довольный жизнью и собой.
   Остальные персонажи, что первыми приветствовали меня, стоило только открыть двери дома, очевидно уже улетели на променад.
   Я настрогал коту колбаски, подлил молочка и, на ходу допивая свой кофе, принялся одеваться. Решение пришло внезапно и словно само по себе: мне следовало вырваться из нечистого дома на улицы и проспекты Глухова.
   Первым делом надо позвонить нотариусу, чтобы выяснить, где похоронена баба Арина и как туда можно добраться. Известное дело: по старому русскому обычаю необходимо навестить последний приют родного человека и почтить его память.
   Ну, а уж потом я отыщу Глуховскую редакцию и без проблем дам короткое объявление: срочно продается дом ведьмы Арины.

Последний приют

   Я вышел из дома ровно в десять часов. Мороз заметно спал, и солнце сияло в небе, невольно напомнив мне классические строчки, знакомые с детских школьных лет: «Мороз и солнце. День чудесный…»
   Я, чуть ли не вприпрыжку поднимаясь в верхнюю, «городскую» часть поселка, сделал звонок Владимиру и за две минуты получил всю необходимую информацию.
   Первое: баба Арина похоронена на вершине холма, что высится на выезде из Глухова. Второе: добраться туда проще простого, надо просто вызвать такси – в Глухове имеются аж две конкурирующие таксофирмы. Нотариус тут же продиктовал мне номер телефона, по которому я немедленно сделал вызов и уже через пять минут катил в побитом «москвичонке» к местному кладбищу.
 
   – Помянуть кого хотите? – полюбопытствовал таксист, бросая на меня изучающий взгляд.
   Я кивнул.
   – Да. Бабулька у меня померла.
   Парень только кивнул и больше за все пять минут езды до кладбища не произнес ни слова.
 
   Мое первое и единственное «свидание» с бабой Ариной состоялось, когда я, пыхтя и утирая пот, поднялся-таки на самую вершину холма, невольно вспоминая наш краткий разговор с нотариусом по телефону на эту тему.
   – Арина Ильинична за день до смерти вызвала меня, вручила конверт с деньгами и буквально продиктовала твердым голосом, что желает быть похороненной на самой вершине кладбищенского холма, в самом центре. Как она выразилась: «Чтобы я могла видеть весь поселок и охранять его от зла». Она также пожелала быть похороненной под простой гранитной плитой темного цвета с надписью из двух слов: «Арина Сорокина» – без отчества, без дат жизни. Разумеется, мы все сделали так, как она хотела. Вы легко найдете ее могилу, но хочу вас предупредить: подняться на холм, да по снегу – задача не из легких. Так что подумайте – может, лучше отложить посещение кладбища до весны?..
 
   Разумеется, я легкомысленно отмахнулся от этого дружеского совета, и только остановившись у подножия холма и задрав голову, чтобы увидеть его вершину, почувствовал всю мудрость предупреждения. Но отступать было некуда, и я начал восхождение.
   Я поднимался, стараясь поглубже «вбивать» ботинки в снег, цепляясь за покосившиеся ограждения старых могил, за корявые ветви деревьев, что росли вдоль тропы. Весь путь я вел внутренний монолог с бабой Ариной.
   «Ты уж извини меня, дорогая бабуля, но я не смог бы жить в твоем доме, даже если бы у меня не было своего дома в Москве, – я проговаривал текст, шевеля губами и даже слегка жестикулируя, пожимая плечами и покачивая головой. – Я все понимаю – ты исцеляла людей и творила добро, но для меня все это – темный лес, и, если честно, я не хочу забивать голову всей этой мистикой в духе сов, стучащихся в окна твоего дома на ночь глядя, или котов, которые среди ночи вдруг будят тебя пристальным взглядом. Кроме того, бабуля, в твоем доме мне слегка не по себе. Все время кажется, что кто-то на меня смотрит, кто-то стоит за спиной. Оборачиваешься – никого. Но все равно каждый раз не по себе. Попросту говоря, страшновато. Так что прости меня, бога ради, но я все-таки продам твоей дом и вернусь домой. Мой садовник Васек наверняка уже ждет не дождется меня…»
 
   Поднявшись на вершину, я зажмурился на ослепительном солнце – здесь оно было как будто жарче и стократ ярче, так что мне отчего-то захотелось рассмеяться. Но я тут же сделал самому себе замечание: «Дорогой мой, ты – на кладбище, а не в цирке, попридержи свой жизнерадостный гогот!»
   Владимир оказался прав и в том, что могилу бабы Арины долго искать не пришлось: оглядевшись кругом, я увидел среди покосившихся оградок в самом центре холма блестевшую в солнечных лучах гранитную плиту цвета бордо, вокруг которой почти не было снега, только тонкая наледь.
   Я подошел.
   «Арина Сорокина» – вот и все, что было написано на плите; ни фотографии, ни эпитафии, ни какой-нибудь библейской цитаты. И тем не менее у меня комок встал в горле, и внезапно я ощутил светлую грусть, как будто реально увидел родного человека, которого никогда не встречал и уже никогда не встречу.
   – Ну, вот мы и встретились, Арина Сорокина, – произнес я, прищурившись на солнце. – Я тебя навестил, а вечером помяну. И уеду домой – прости, дорогая бабуля, но я ведь все тебе уже объяснил.
   Теперь можно было с чистой душой возвращаться в поселок – спуститься с холма, не переломав рук-ног, и благополучно бухнуться в такси, что ожидало меня у кладбищенских ворот.
 
   – Ну, как – навестили бабульку? – поинтересовался таксист, выплевывая в сугроб окурок и открывая дверцу такси.
   – Навестил, – кивнул я, усаживаясь на переднее сиденье.
   – Куда теперь?
   Я неопределенно махнул рукой.
   – Теперь – назад, в Глухов!

«Продается дом…»

   Глуховская районная газета под скромным названием «Заря Глухова» занимала весь второй этаж двухэтажного домика под розовой крышей.
   В приемной, за столом перед дверью, обитой кожей, с табличкой «Главный редактор «Зари Глухова» сидела милая женщина с голубыми глазами и доброй улыбкой из категории «сорок с копейками».
   – Добрый день, заходите. Вы что-то хотели?
   Да уж, что ни говори, но не может не смущать тот факт, что все женщины, глядя на меня, мгновенно приходят к выводу, что я чего-то хочу. Как тут не сконфузиться, скажите на милость?
   Я откашлялся и улыбнулся голубоглазой секретарше слегка замороженной улыбкой, стараясь принять вид человека, которому вполне всего хватает.
   – Я всего лишь хотел дать объявление.
   Милая женщина кивнула и улыбнулась еще теплее.
   – Тогда вам – ко мне. Присаживайтесь и диктуйте ваше объявление.
   Я присел на краешек стула у стола и задумчиво подпер щеку кулаком, уставившись на милую женщину нерешительно и тревожно.
   – Признаюсь вам как на духу: никогда не писал объявлений! Сочинения писал, стишки писал, а вот объявления, да еще о продаже… Никогда не думал, что стану таким богатым и буду продавать дома!
   Она тут же кивнула.
   – Все ясно. Значит, вы продаете дом?
   Я кивнул.
   – Дом. Или скорее – домик. Маленький домик на окраине поселка, с покореженной липой и остатками забора.
   Она рассмеялась.
   – Хорошо. Значит, текст вашего объявления будет начинаться примерно так: «Продается дом». Я полагаю, ваш дом находится в нижней части поселка? Только там сохранились старые дома.
   Я подтверждающе кивнул.
   – Точно, в нижней части поселка. Стало быть, мы с вами так и продолжим текст: «Продается дом в нижней части поселка». И тут же стоит добавить интересный факт: «Недорого».
   Она неторопливо записала текст на листок крупным ясным подчерком.
   – Видите, как все просто. И последнее: «Обращаться…» Здесь обычно ставят номер телефона.
   Недолго поразмышляв, я продиктовал ей номер своего мобильника и уже собирался было галантно поинтересоваться насчет стоимости такого крошечного объявления, полагая, что на том и завершится глуховская страничка моей жизни, как вдруг в дело решительно вмешались Высшие силы.
   Дверь приемной неожиданно распахнулась, и на пороге появилась длинноногая блондинка с мертвенно-бледным перепуганным и прекрасным лицом. Оседая на ходу, пробежала несколько шагов к столу и рухнула мне на руки, как подарок небес.
   У голубоглазой секретарши изумленно округлились глаза, а у меня едва челюсть не отвисла: я сидел посреди приемной на стуле и держал на руках длинноногую красавицу-блондинку, которая только и успела проговорить тухнущим голоском, прежде чем отключилась:
   – Трупы… В красном уголке.

Трупы в красном уголке

   Опущу подробности чисто бытового плана: как хлопал свой подарочек по щекам, пытаясь привести в чувство, как под охи и ахи секретарши укладывал ее на диванчике у стены, после чего, оставив тело на совесть оной секретарши, ринулся в коридор и распахнул дверь с надписью «Красный уголок».
   Первое впечатление от представшей передо мной картины действительно было неслабым: в самом центре комнаты лежало тело весьма полной дамочки с раскинутыми в стороны ручками, а рядом с ней на полу прозаически стоял электрический чайник.
   Кокетливые кудряшки дамочки закрывали все ее лицо, так что гарантировать на сто процентов, что передо мной был реальный труп, я не мог. Между тем в реплике красавицы у меня на руках явно присутствовало множественное число: трупы!
   Я огляделся. По левой стене комнаты стояли стулья, с правой стороны – длинный стол, за которым, судя по всему, весь дружный коллектив «Зари Глухова» угощался чаем и справлял праздники. Тут же красовались старенький буфет с посудой и маленький холодильник. Я перевел взгляд прямо и увидел то, что вполне можно было бы назвать трупом номер два.
   Под самым окном стоял просторный письменный стол, на котором были в ряд разложены подшивки газеты очевидно, архив местной «Зари Глухова»; за этим самым столом, перед раскрытой объемистой подшивкой, сидел, ткнувшись лицом в пожелтевшие газетные страницы, некий мужичок.
   Мужичок сидел ко мне спиной, потому первое, что бросилось в глаза, – его широкая спина в новеньком черном ватнике – признаться, в наше время великого китайского завала всевозможной супермодной продукцией от пижам до дубленок, я уже и подзабыл, как выглядят эти самые ватники.
   Я шагнул вперед, оглянулся, осторожно прикрыл за собой дверь и взглянул на часы. Время приближалось к полудню: одиннадцать-сорок; судя по всему, большая часть редакции благополучно разбежалась на обеденный перерыв. Этим, видимо, и объяснялась тишина, несмотря на явное наличие как минимум двух тел в красном уголке.
   Я подошел к лежащей даме и взял одну из ее ручек. Ручка была теплой, и на запястье медленно, но бился пульс. Слава те Господи, жива! Рука у меня была уже набита (в буквальном смысле) так, что я слегка пошлепал пострадавшую по щечкам, и когда она тихонько застонала-зашевелилась, помог ей подняться, пройти и усесться на ближайший стул.
   – Бедная моя голова, – проговорила дамочка и с удивлением взглянула на меня. – Что со мной было? Кто вы?
   Эти вопросы, равно как и ответы на них, в данный момент интересовали меня меньше всего. Потому я лишь вежливо улыбнулся дамочке, сделал успокаивающий жест и подошел к трупу номер два.
   Что ж, вот этот парень реально оказался трупом: его голова была слегка развернута в профиль, так что я сразу же увидел остановившийся взгляд широко распахнутых глаз, а на шее – темные полосы, очевидно, следы удара. Все ясно: кто-то подошел к читателю «Зари Глухова» со спины, вот как сейчас подошел я, и неслабой ручкой быстро да умело тюкнул несчастного по шее.
   – О, боже мой, значит, это правда, мне не показалось! – раздался женский всхлип за моей спиной.
   Я оглянулся.
   Приведенная мною в чувство дамочка вполне пришла в себя, она слегка порозовела и в данный момент, испуганно поджав губки, смотрела в спину мертвого мужичка, взволнованно прижав обе ручки к груди.
   Признаться, за несколько минут нахождения в редакции я уже устал общаться с интересными дамами и каждую из них называть дамочкой либо девицей – пора было наконец-то познакомиться чуть ближе.
   Я развернулся и любезно склонил голову к плечу.
   – Предлагаю для начала представиться друг другу. Меня зовут Ален, можно без отчества. Я – заурядный посетитель, пришел дать объявление о продаже дома. Позвольте поинтересоваться, а как зовут вас?
   Дамочка отвела испуганный взгляд от трупа, осмотрела меня целиком и, видимо, только тут до нее дошло, что перед ней – вполне симпатичный малый, который так мило привел ее в чувство.
   Она благодарно улыбнулась, поправила свои кудряшки на лбу и произнесла:
   – Очень приятно, Ален. Меня зовут Юлия Александровна, и я работаю здесь корректором. Спасибо, что привели меня в чувство. Слушайте, а почему мне показалось, что вы – из полиции?
   Что ж, нынешние полицейские благодаря современным сериалам – это тоже люди, а потому я не обиделся на данное предположение Юлии Александровны.
   – Увы, Юлия Александровна, я не полицейский, я – простой смертный. Повторюсь: пришел в вашу газету, чтобы дать объявление о продаже дома. И вот представьте себе, в самый ответственный момент сочинения текста объявления в приемную вдруг вбежала эффектная блондинка с криком «Трупы в красном уголке!» и рухнула прямо мне на руки. Это было грандиозно. Признаться, я сам едва не лишился чувств.