ВИКТОРИЯ. Послушайте меня! Он же ненормальный!
   МАРИНА. Что-о?
   ВИКТОРИЯ. Ненормальный, говорю. Он с ума сошел.
   МАРИНА. А ты и рада? Вместо того чтоб надавать ему по роже…
   ВИКТОРИЯ (перебивает). Да не кричите вы, вам говорят! У него с головой не в порядке!
   МАРИНА. А у тебя с головой в порядке? Связалась со стариком, бесстыдница!
   ВИКТОРИЯ. Перестаньте! Сначала разберитесь…
   МАРИНА. Молчи, вертихвостка!
   ВИКТОРИЯ. Слушайте!
   МАРИНА. Молчи!
   ВИКТОРИЯ. Послушайте!
   МАРИНА. Замолчи, негодяйка!
   ВИКТОРИЯ (вышла из себя). Сама вы негодяйка!
   МАРИНА. Мерзавка!
   ВИКТОРИЯ. От мерзавки слышу!
   МАРИНА. Да я тебе сейчас все космы повыдергаю!
   ВИКТОРИЯ. Раскричалась тут, испугался ее кто-то!
   КАЛОШИН. Давайте, давайте, давайте…
   ВИКТОРИЯ. Чего вы раскричались? Вы кто такая?
   МАРИНА. Я?! Я кто такая?
   ВИКТОРИЯ. Ну вы, вы! Кто вы? (Калошину.) Кто она? Жена, что ли?
   КАЛОШИН (мужественно). Она?.. Не знаю… Первый раз ее вижу.

 
   Марина ахает и замирает на некоторое время, раскрыв рот и выпучив глаза.

 
   ВИКТОРИЯ. Вот и нечего кричать. Сначала надо разобраться, а потом…
   МАРИНА (подступая к Калошину). Ты… ты… Да ты что, бессовестная твоя рожа? Ты что говоришь, ты соображаешь или нет?
   ВИКТОРИЯ. Вот и именно, что не соображает.
   МАРИНА. Кто я такая?.. Ну!
   КАЛОШИН. Вы?.. Вы… эээ…
   МАРИНА (подступая ближе). Кто я?
   КАЛОШИН (отодвигаясь). Ты?.. Ты… эээ…
   МАРИНА. Ну? (Выхватила из его рук книгу.) Не узнаешь?
   КАЛОШИН (струсил). Узнаю, узнаю!.. (Спохватился.) Кажется… э… где-то видел, но… (Виктории.) Но кто такая – не припомню.
   МАРИНА. Что-о? (Замахивается на него книгой.)
   КАЛОШИН. Вспомнил, вспомнил!
   МАРИНА. Ну? Кто я тебе такая? (Снова замахивается.) Отвечай!
   КАЛОШИН. Жена, моя жена! (Виктории.) Она очень похожа на мою жену.
   МАРИНА. Похожа?
   КАЛОШИН. Как две капли воды! (Виктории.) Но моя жена не такая дура…
   МАРИНА. Что-о?
   КАЛОШИН. Нет, нет! Моя жена умная женщина…
   ВИКТОРИЯ (Марине). Кто же вы на самом деле? Жена или нет?
   МАРИНА. Говори, злодей!
   КАЛОШИН (твердо). Это не моя жена..
   ВИКТОРИЯ. Ну? Теперь вы понимаете?
   МАРИНА. Да ты что, старый черт, смеешься надо мной?
   КАЛОШИН. А вы не шумите. Шуметь и скандалить – это вы можете. Грубости и разные неприятные слова – это вы тоже хорошо знаете. А вот что такое метранпаж – это вам известно?
   МАРИНА. Слушай, Семен! Ты это брось! Ты мне идиота не разыгрывай.
   ВИКТОРИЯ. А он и не разыгрывает. Он забрался на кровать, когда меня не было в номере.
   МАРИНА. Что-о?.. Да за кого вы меня принимаете?
   ВИКТОРИЯ. Да говорят вам, он свихнулся! Неужели вы до сих пор не видите?
   МАРИНА. Вижу, не волнуйся! Я его, паршивца, насквозь вижу! С ума он сошел, надо же! Так я вам и поверила!
   ВИКТОРИЯ. Нет, с вами бесполезно Вот приедет врач…
   МАРИНА. Что, что?
   ВИКТОРИЯ. Я говорю, приедет врач, тогда…
   МАРИНА (перебивает). Ты врача вызвала?
   ВИКТОРИЯ. Конечно.
   МАРИНА (Калошину, панически). А ну поднимайся!.. Поднимайся, и чтоб духу твоего здесь не было! Вставай немедленно!
   КАЛОШИН. Нет, нет! Ни в коем случае.
   МАРИНА, Ты что же, подняться не можешь?
   КАЛОШИН. Не могу.
   МАРИНА. Стыд-то какой! До врача дошло, надо же! Нашел себе дело на старости-то лет, да еще с больным сердцем! Тьфу! Бесстыжие твои глаза!
   ВИКТОРИЯ. Я не могу…
   МАРИНА. Поднимайся как хочешь! Не хватало еще, чтоб тебя видели в этой кровати! Поднимайся сию же минуту!
   КАЛОШИН. Нет, нет… нельзя!.. Невозможно… Вы знаете, кто я? Я букашка, жучок, я божья коровка. Если я сейчас поднимусь – меня ветром унесет!
   МАРИНА (пытается его поднять). Вставай, мошенник!
   КАЛОШИН (вцепился руками в кровать). Нет, нет, нет…
   МАРИНА (Виктории). А ну помоги!
   ВИКТОРИЯ. Да не трогайте вы его.
   МАРИНА. Поднимайся, Семен! Хуже будет…
   КАЛОШИН. Хуже не будет!
   МАРИНА. Издеваетесь?.. Мало вам всего, так вам меня еще осрамить надо? Опозорить по всему городу?.. Ну уж нет! Ничего не выйдет. Уж я-то найду на вас управу! (Подошла к телефону, набрала номер.) Думаете, я одна и надо мной издеваться можно?.. Ошибаетесь. (В трубку.) Муза?.. Это Марина… Муза, посмотри-ка, Олег еще там?
   КАЛОШИН (привстал). Какой Олег?
   МАРИНА (в трубку). Да он обычно за крайним столиком сидит… Позови… (Калошину.) Пеняй теперь на себя.
   КАЛОШИН. Кто такой Олег?
   МАРИНА (вызывающе). Да так, один знакомый. (В трубку.) Олег?.. Это Марина… Олег, поднимись-ка в двести десятый номер… Скорей. (Бросает трубку.)
   КАЛОШИН (с возмущением). Ты вызвала его сюда?
   МАРИНА. Что, не нравится?
   КАЛОШИН (с большим возмущением). Его – сюда?
   МАРИНА. Что? Я гляжу, тебе лучше стало?
   КАЛОШИН (спохватился, спокойно). Значит, ты позвала его сюда? (Ложится.) Вот и хорошо… Веселее будет.
   ВИКТОРИЯ. Представляю. А может, здесь без него обойдется?
   МАРИНА. А это уже не твое дело. Он мой друг, понятно вам? Между прочим, между мужчиной и женщиной я больше обожаю дружбу. Не то что некоторые. (Калошину.) С этого дня он будет ходить к нам в гости, так и знай.

 
   Стук в дверь. Калошин вздрагивает.

 
   (Открывает дверь) Заходи, Олег.

 
   Появляется Камаев, молодой человек лет около тридцати. Он здоров, румян и неплохо одет. За норму поведения им принята некая развязная галантность. В руках у него сверток – явно бутылка.

 
   КАМАЕВ. Всеобщий привет.
   МАРИНА. Проходи, Олег… Знакомься. Это вот, с журналом, мой муж.
   КАМАЕВ. Муж? Двадцать копеек!
   МАРИНА. Он самый.
   КАМАЕВ (озадачен). Ну что ж… Очень приятно… (Поклон.) Камаев… Преподаватель… Вы… вам нездоровится?
   МАРИНА. Он немного устал.
   КАМАЕВ. Ну что ж… значит, надо немного отдохнуть… (Калошину.) Это ваша дочь?
   МАРИНА. Да нет, это хозяйка номера.
   КАМАЕВ. Да? Очень приятно. (Поклон.) Олег… Камаев… Преподаватель…
   ВИКТОРИЯ. Уже слышали.
   КАМАЕВ. А почему девушка такая сердитая?
   МАРИНА. А ты не понимаешь?
   КАМАЕВ. Я не понимаю. Я человек веселый, я… А что, собственно, я должен понять?
   МАРИНА. Представь себе, я им помешала.
   КАМАЕВ. Что-что?
   МАРИНА. Я им помешала.
   КАМАЕВ. Им? (Удивляется, смотрит сначала на Викторию потом на Калошина.) Не может этого быть…
   МАРИНА. Ты что, мне не веришь?
   КАМАЕВ. Нет, это серьезно?
   МАРИНА. Олег, ты просто ребенок.
   ВИКТОРИЯ. Может, хватит?
   КАМАЕВ (Виктории и Калошину). Ну я вас поздравляю! (Калошину.) Поднимайтесь, по этому поводу надо выпить.
   МАРИНА. Представь себе, он не может подняться.
   КАМАЕВ. Да?
   МАРИНА. Тебе придется ему помочь.
   КАМАЕВ. Не может подняться? Что ты говоришь! (Разглядывает Викторию.) Я тебя поздравляю…
   КАЛОШИН (негромко, но еле сдерживаясь). Ну подождите…
   МАРИНА. Что ты сказал?
   КАЛОШИН. Подождите, детки, дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток…
   КАМАЕВ. Что такое?
   МАРИНА. Представь себе, он прикидывается сумасшедшим.
   КАМАЕВ. Да?.. Это зачем же?
   МАРИНА. Выкручивается, ясное дело.
   ВИКТОРИЯ. Он не прикидывается, он сумасшедший. А вы…
   МАРИНА (перебивает). А ты помолчи. (Камаеву.) Послушал бы ты, что она здесь заливала. Доказывала мне, что он лег в постель, когда ее не было в номере. Ты представляешь?

 
   Камаев смеется.

 
   ВИКТОРИЯ. Нет, я больше не могу… К черту? (Садится в кресло спиной к присутствующим.) Разбирайтесь сами.
   КАЛОШИН. Подождите, детки…
   МАРИНА. Вот, возьми его.
   КАЛОШИН. …дайте только срок…
   МАРИНА. Ведь кто его не знает – и поверить может. Псих и псих.
   КАМАЕВ. Да я вижу, вы тут весело время проводите.
   Виктория. Что и говорить!
   КАМАЕВ. Что ж. Я к вам присоединяюсь. Но поначалу надо немного выпить.
   МАРИНА. Нет, сначала надо его поднять.
   КАМАЕВ. Зачем? Пусть отдыхает.
   Марина. Нет, нет! Вот-вот сюда заявится врач.
   КАМАЕВ. Ну и что?
   МАРИНА. Как – что? Представляешь, какие будут разговоры, если…
   КАМАЕВ. Уже понял.
   МАРИНА. Ведь по всему городу пойдет, а зачем нам это надо?
   КАМАЕВ. Да, это никому не надо. (Калошину.) Она права, придется вам подняться.
   КАЛОШИН. Подождите, детки…
   КАМАЕВ. Ждать нет никакого смысла.
   КАЛОШИН. …дайте только срок…
   КАМАЕВ. Хоть вы и сумасшедший, но неплохо бы вам подумать сейчас о своей репутации.
   КАЛОШИН. …будет вам и белка, будет и свисток!
   КАМАЕВ. Поторопитесь. Пока здесь все свои, и инцидент пока имеет частный характер. Но как только сюда войдет кто-нибудь посторонний… Подумайте, как вы будете выглядеть в общественном мнении.
   МАРИНА. Ладно, хватит с ним разговаривать. Бери его я поднимай.
   КАЛОШИН (вцепился в кровать). Нет, нет!.. Не трогайте меня… Я букашка, я мошка, но я… я ужалить могу! Лучше не трогайте.
   МАРИНА (Камаеву). Бери его за шиворот, и никаких.
   КАМАЕВ. Ну зачем же так? (Калошину.) Мы и сами в состоянии, мы люди интеллигентные, не правда ли?
   КАЛОШИН. Мы мошки, мы букашки…
   КАМАЕВ. Перестаньте. Вы человек цивилизованный и не хуже меня знаете, что значит моральное разложение. Поднимайтесь.
   МАРИНА. Олег, ты провозишься.
   КАМАЕВ. Прошу вас. Не принуждайте меня к физическому воздействию. Я человек воспитанный, но…
   КАЛОШИН (вдруг садится на постели, с тихой яростью). Если ты человек воспитанный… (громче и выше тоном) если ты человек цивилизованный… (пронзительным голосом и потрясая в воздухе кулаками) если ты человек интеллигентный!.. тогда… (остановился, опустил кулаки, потом – с просьбой, отчаянной, но одновременно и смиренной) тогда скажи мне, что такое метранпаж?

 
   Небольшая пауза.

 
   ВИКТОРИЯ (поднимается). Нет, я больше не могу. (Камаеву.) Отвечайте, если знаете. На этом он и помешался.
   КАМАЕВ. На чем?
   ВИКТОРИЯ. На метранпаже!
   КАМАЕВ. Это как же?
   ВИКТОРИЯ. А вот так. Ко мне в номер зашел человек, а он его отсюда вытолкал.
   КАМАЕВ. Так…
   ВИКТОРИЯ. А потом спохватился. Вытолкал, а кого вытолкал – неизвестно.
   КАМАЕВ. Так…
   ВИКТОРИЯ. Кто такой? Позвонил в регистратуру, а там ему и говорят, метранпаж. А кто такой метранпаж – никто не знает.
   КАМАЕВ. Так, так…
   ВИКТОРИЯ. Кто такой, откуда? Может это шишка какая-нибудь? Тут уж он по-настоящему сдрейфил. Куда ни позвонит – никто не знает. Сказали – из газеты, а в точности неизвестно. Тут он и вовсе.
   КАМАЕВ. Так…
   ВИКТОРИЯ. Ну и вот. И тронулся. С перепугу.
   МАРИНА. Врет она.
   КАМАЕВ (Марине). Подожди. (Виктории.) Значит, никто не знает, кто такой метранпаж?
   ВИКТОРИЯ. В том-то и дело! Если знаете – объясните ему! Вдруг это ему поможет.
   КАМАЕВ (забавляется). Навряд ли. Боюсь, как бы ему не стало хуже…

 
   Калошин, до сих пор жадно прислушивающийся к разговору, теперь не может скрыть своего волнения и испуга.

 
   Оскорбить метранпажа, знаете.
   ВИКТОРИЯ (с нетерпением). Да кто он такой?
   КАМАЕВ. Н-да… (Калошину.) Вы его не били?
   КАЛОШИН (вне игры). Нет! Нет!
   КАМАЕВ. Признавайтесь честно, здесь все свои. Было рукоприкладство?
   КАЛОШИН. Н-ничего такого! Клянусь!
   ВИКТОРИЯ. Он его вытолкал.
   КАМАЕВ. Вытолкал?.. Это нехорошо… А не выражались?
   КАЛОШИН. Как?
   КАМАЕВ. Употребляли нецензурные выражения?.. Не матерились?
   КАЛОШИН. Ни разу!
   Виктория. Он назвал его донжуаном.
   КАМАЕВ. Метранпажа – донжуаном?.. Нда, это уже… Это совсем нехорошо.
   ВИКТОРИЯ. Да кто же такой метранпаж?
   МАРИНА. Кто?
   ВИКТОРИЯ. Знаете вы или нет?
   КАЛОШИН (дрожит). Что такое метранпаж?
   КАМАЕВ. Я вижу, к вам вернулся рассудок. Тем хуже для вас. В вашем положении лучше оставаться сумасшедшим.
   КАЛОШИН (тяжело дышит). Что такое метранпаж?
   КАМАЕВ. Метранпаж – это… это… Да, дорогой мой, плохи ваши дела.
   ВИКТОРИЯ. Да не тяните вы!
   КАМАЕВ. Метранпаж – это, друзья мои, не что иное, как человек из министерства. Большой человек…

 
   Небольшая пауза

 
   Да, друзья мои, это так, ничего не поделаешь…

 
   Стук в дверь. Калошин вздрагивает и опускается на постель. Стук в дверь повторяется. Марина осторожно приоткрывает дверь и выглядывает в коридор.

 
   МАРИНА. Борис?.. Это ты? (Открывает дверь.)

 
   Появляется Рукосуев, человек одного с Калошиным возраста. Он в белом халате, в очках, в руках у него белый ящичек.

 
   Нам повезло. Это Борис, его старый друг.
   КАМАЕВ. Камаев… Преподаватель…
   РУКОСУЕВ (проходит). Ну? Где наш больной? Лежит? (Чуть насмешливо.) Стало быть, дело серьезное… (Сел на постель.) Семен, ты что это, голубчик?

 
   Калошин лежит неподвижно.

 
   Что с тобой стряслось?
   МАРИНА. Да ты не волнуйся, он больше притворяется.
   РУКОСУЕВ (изображая удивление). Притворяется?.. Для чего же притворяется?
   МАРИНА. Да вот. Натворил здесь делов, вот и крутится
   РУКОСУЕВ. Семен… Семен!
   МАРИНА. Ты что, оглох?
   РУКОСУЕВ. Семен!

 
   Марина трясет Калошина. Он стонет.

 
   МАРИНА. Хватит придуряться!
   РУКОСУЕВ (чуть посмеивается). Семен, это уже лишнее.
   МАРИНА. Хватит, говорю, придуриваться. Это же Борис, ты что, не видишь?.. Оглох он, что ли?
   РУКОСУЕВ. Семен… Это ты, брат, уже через край…
   КАМАЕВ. Ну артист…
   ВИКТОРИЯ. Поднимайтесь, хватит вам паясничать.
   РУКОСУЕВ. Семен… (Берет руку Калошина, слушает пульс.) Что с тобой?
   МАРИНА. Отвечай, шут гороховый!
   РУКОСУЕВ (вдруг серьезно, с тревогой). Подождите!
   МАРИНА. Надо же, до чего обнахалился…
   РУКОСУЕВ (строго). Тихо!

 
   Небольшая пауза.

 
   Ему плохо.
   МАРИНА. Что?
   РУКОСУЕВ. Он без сознания.
   КАМАЕВ. Вы серьезно?
   РУКОСУЕВ. Никаких шуток. (Достает из ящичка шприц и прочее.)
   МАРИНА. Как же так?
   РУКОСУЕВ. Тише!

 
   Пауза.

 
   (Измеряет Калошину давление.) У него сердечный приступ.
   МАРИНА. Ну вот… Доигрался…

 
   Рукосуев делает Калошину укол. Все молчат. Рукосуев снова прослушивает у Калошина пульс и сердце.

 
   ВИКТОРИЯ. Ну что?
   МАРИНА. Как он?
   РУКОСУЕВ. Тише… Он… Да, он умирает.
   МАРИНА (громко). Умирает?

 
   Калошин стонет.

 
   Семен!
   КАЛОШИН (вдруг). Что ты сказал?.. Борис? Это ты?.. Это ты сказал?
   МАРИНА. Семен!
   КАЛОШИН. Я слышал… Она сказала, что я помираю… Это правда?
   РУКОСУЕВ. Спокойно, Семен. Ничего не говори.
   КАЛОШИН. Нет, это правда… Я и сам чувствую, что поумираю…
   МАРИНА (плаксиво). Семен, дорогой!
   КАЛОШИН. Не притворяйся, Марина… Всю жизнь при-творялась, хватит.
   РУКОСУЕВ. Семен! Тебе нельзя разговаривать.
   КАЛОШИН. Борис, не обманывай… Мне конец… Ты сам сказал…
   МАРИНА. Семен, не надо! Я не хочу…
   КАЛОШИН. Врешь…
   МАРИНА. Семен…
   КАЛОШИН. Все шесть лет…
   МАРИНА. Молчи, Семен…
   КАЛОШИН. Ты ждала этого часа.
   МАРИНА. Тебе нельзя разговаривать…
   КАЛОШИН. Вот и радуйся.
   РУКОСУЕВ. Тише, Семен, тише.
   КАМАЕВ. Доктор, я полагаю, посторонним здесь делать нечего…
   КАЛОШИН. Он еще здесь? (Приподнял голову.) Ты еще здесь?!
   КАМАЕВ. Вы мне?
   КАЛОШИН. Вон отсюда, сутенер!
   РУКОСУЕВ. Спокойнее, прошу тебя!
   КАЛОШИН. Вон отсюда!
   МАРИНА. Семен…
   КАЛОШИН. И ты, змея… вон отсюда!
   РУКОСУЕВ. Тише, тише!
   КАЛОШИН (Марине и Камаеву). Вон отсюда!.. Я желаю помереть среди порядочных людей!

 
   Камаев выходит.

 
   МАРИНА. Семен…
   КАЛОШИН. Вон!
   РУКОСУЕВ (выводит Марину). Выйди, выйди. Так будет лучше. (Закрывает дверь.) Семен, я запрещаю тебе разговаривать.
   КАЛОШИН. Ничего… Я и так долго молчал.
   РУКОСУЕВ. Тебе нельзя волноваться. Успокойся. (Прослушивает у Калошина пульс.)

 
   Раздается стук. Виктория подходит к двери.

 
   КАЛОШИН. Кто это?
   РУКОСУЕВ. Не открывайте.
   КАЛОШИН. Может, это метранпаж?
   РУКОСУЕВ. Никому не открывать.
   КАЛОШИН. Почему? Пусть он заходит… Метранпаж так метранпаж. Все равно. Плевать я на него хотел… Приехал тоже… Как он приехал, так порядочные люди не приезжают. Так воры приезжают и аферисты.

 
   Стук повторяется.

 
   Откройте… Я ему скажу кое-что… на прощанье. Пусть знает.
   РУКОСУЕВ. Успокойся, Семен.
   КАЛОШИН. Хоть он и метранпаж, а помирать-то и ему придется.
   ВИКТОРИЯ. (у дверей). Это не метранпаж, это ваша жена.
   КАЛОШИН. Ее не пускайте. Житья мне не давала, так пусть хоть даст помереть по-человечески.

 
   Звонит телефон.

 
   ВИКТОРИЯ (подходит, берет трубку). Да, двести десятый… Семена Николаевича?
   РУКОСУЕВ. Никаких разговоров. Положите трубку.
   ВИКТОРИЯ (по телефону). Он… он занят… Что передать?.. Метранпаж?.. Откуда?.. Из типографии?.. Что?.. Наборщик?.. Это точно?.. Хорошо, я передам… (Положила трубку.) Метранпаж – это из типографии.
   КАЛОШИН. Из типографии?
   ВИКТОРИЯ. Наборщик.
   КАЛОШИН. Наборщик? (Небольшая пауза. Затем начинает смеяться, но тут же стонет.) Наборщик? (Смеется и стонет.) Мышь типографская… Тля!.. Букашка!.. А ведь как напугал… До смерти напугал…
   РУКОСУЕВ. Перестань, Семен! Тебе нельзя шевелиться.
   КАЛОШИН. Ну не идиот ли я?.. Слова перепугался, звука… скрипа тележного… Стыд… Позор…
   РУКОСУЕВ. Помолчи, я тебя прошу.
   КАЛОШИН. Да так, видно, мне и надо… Как был невежа, так невежей и помираю…
   РУКОСУЕВ. Лежи спокойно… (Делает Калошину укол.) Воды!

 
   Виктория подает стакан с водой

 
   КАЛОШИН. Зачем?.. Помираю я, Борис, чего уж тут… Сердце… Чувствую, как оно останавливается…
   РУКОСУЕВ (подает Калошину лекарство). Выпей.
   КАЛОШИН. Напрасно это… Все напрасно…
   РУКОСУЕВ. Пей, Семен.
   КАЛОШИН. Нет, Борис. Видно, от судьбы не уйдешь…

 
   Небольшая пауза. Стакан с водой Рукосуев поставил на тумбочку.

 
   Давно, когда я еще баней заведовал, сказал мне как-то один грамотный человек. С вашим характером вы, говорит, далеко пойти можете, но, говорит учтите, погубит вас ваше невежество. Так оно и вышло Хотел я от судьбы уйти: следы заметал, вертелся, петли делал, с места на место перескакивал Сколько я профессий переменил? Кем я только не управлял, чем не заведовал?.. И складом, и баней, и загсом, и рестораном. И по профсоюзу, бывало, и по сапожному делу, по снабжению, и по спортивному сектору – в каких только сферах я не вращался? С кем только дела не имел? И с туристами, и с инвалидами, и со шпаной, бывало. Большим начальником, правда, никогда не был, но все же… Одно время был я даже директором кинотеатра… И везде, бывало, что-нибудь да получится. То инвентаря, бывало, не хватит, то образования… Всякое со мной случалось, но ничего, везло мне все же. Хлебнешь, бывало, а потом, глядишь, снова выплыл… Судьба только меня и остановила. Сколько ни прыгал, и досталась мне в конце концов эта самая гостиница. И метранпаж в результате… (Чуть передохнул.) Начальства я, Бога всегда боялся… Ничего я на свете не боялся, кроме начальства. Больше скажу: я так его боялся, что, когда сделался начальником, я самого себя стал бояться. Сижу, бывало1 в своем кабинете и думаю – я это или не я. Думаю – как бы мне самого себя, чего доброго, под суд не отдать… После привык, конечно, но все равно. По сути дела, так всю жизнь и прожил в нервном напряжении. Дома, бывало, еще ничего, а придешь на работу – и начинается. С одними одно да себя изображаешь, с прочими – другое, и все думаешь, как бы себя не принизить. И не превысить. Принизить нельзя превысить и того хуже… День и ночь, бывало, об этом думаешь. Откровенно, Борис, тебе скажу, сейчас вот только и дышу спокойно… Перед самой смертью…
   РУКОСУЕВ. Да подожди ты, Семен…
   КАЛОШИН. Нет, Борис, моя песенка спета… Кончено…

 
   Снова стучат. Виктория снова подходит к двери.

 
   Увидишь жену мою… первую жену, Клаву… Дочь мою увидишь – передай им, что помирал, мол, о них думал…

 
   Виктория приоткрыла дверь и шепчет что-то, очевидно Марине.

 
   РУКОСУЕВ. Закройте дверь.
   КАЛОШИН. Эх, Борис! Только и было жизни, что в молодости… Помнишь?.. Помнишь, на реке работали?.. Буксир был «Григорий Котовский», помнишь?.. А «Лейтенант Шмидт»? (Плачет.) Помнишь…
   РУКОСУЕВ. Помню, помню. Ты только не волнуйся.
   КАЛОШИН. А «Иван Тургенев»? (Плачет.) Эх, Борис… Пропала моя жизнь… пропала… А кто виноват?.. Метранпаж виноват?

 
   Стук в дверь.

 
   Жена новая виновата?
   РУКОСУЕВ. Никто не виноват, лежи спокойно. (Пытается завладеть рукой Калошина.)
   КАЛОШИН (убирает руку). Нет, Борис. Сам я виноват… Сам во всем виноват.

 
   Снова стук в дверь.

 
   ВИКТОРИЯ (у двери). Жена ваша просится.
   КАЛОШИН. Впустите ее.
   РУКОСУЕВ. Нет, нет.
   КАЛОШИН. Пусть войдет… Что она мне сделала? Ведь я знал, все знал… Только вид делал, что не знаю… А ей что? Она молодая, красивая, ей жить хочется. Ведь она меня в два раза моложе, я ей, можно сказать, Жизнь испортил… Пусть войдет, проститься нам надо.

 
   Виктория впускает Марину,

 
   МАРИНА. Семен!.. Как он?.. Семен, как ты?
   КАЛОШИН. Марина, бог с тобой, прощаю я тебя… И ты меня прости. И не поминай лихом… Похорони меня и выходи замуж… Ничего. Выходи, пока не поздно…
   МАРИНА (удивилась и растрогалась). Семен! Да что же это ты?
   КАЛОШИН. Да вот за него и выходи, за этого… Если он тебе нравится.

 
   Марина заплакала.

 
   Да пусть он войдет.
   МАРИНА (плача, открывает дверь). Олег!.. Иди сюда, Олег…

 
   Камаев появляется в дверях.

 
   КАЛОШИН. Войди.

 
   Камаев входит, останавливается рядом с Мариной.

 
   Ну что, Борис?.. Погляди на них…
   МАРИНА (в голос). Семе-ен!.. Век тебя не забудем…
   КАЛОШИН. Ну и бог с вами… Живите.
   КАМАЕВ (ошеломлен). Что?
   КАЛОШИН. Женитесь, говорю… Разве ты не хочешь?
   КАМАЕВ. Я?.. Нет, я… Признаться, я об этом не думал.
   МАРИНА (перестала плакать). Как – не думал?.. Ты всегда говорил…
   КАМАЕВ. Разве я говорил?
   МАРИНА. Ну как же, Олег…
   КАМАЕВ. Значит, говорил. Но еще не думал.
   МАРИНА. Да ты что, Олег? Выходит, ты меня обманывал?
   КАМАЕВ (пришел в себя). Совсем нет, но… Нельзя же так. Человек умирает, а мы про женитьбу… Нехорошо.
   КАЛОШИН. Ничего… Дачу отдадите Клаве, а квартиру себе берите. Да живите дружно. За деньгами не гоняйтесь, за чинами тоже… Главное, чтобы совесть была чиста…
   РУКОСУЕВ. Подожди, Семен… (Пытается взять руку Калошина, чтобы прослушать пульс.)
   КАЛОШИН (убрал руку). Хватит, Борис… Мое дело ясное… Мне конец… Сердце… Вот-вот оно разорвется… (Камаеву.) А метранпаж – это не из министерства, запомните… Это из типографии, наборщик…
   КАМАЕВ. Что вы говорите?
   КАЛОШИН. Учиться надо, молодой человек…

 
   Рукосуев наконец завладел рукой Калошина, прослушивает пульс.

 
   Если бы я мог прожить еще одну жизнь… разве бы я так ее прожил?
   РУКОСУЕВ. Подожди-ка…
   КАЛОШИН. Марина… Плиту мне положите… Небольшую… она недорого стоит.

 
   Марина снова заплакала,

 
   На плите напишите…
   РУКОСУЕВ. Подожди-ка… Ничего не понимаю…
   КАЛОШИН. Хотя… Не надо ничего писать. Только фамилие, имя, отчество, год рождения и…
   РУКОСУЕВ (возбужденно). Семен! Ты… У тебя… Ну конечно! У тебя приличный пульс…

 
   Небольшая пауза.

 
   У тебя вполне приличный пульс!.. Минутку! Посмотрим давление… (Измеряет Калошину давление.)

 
   Пауза.

 
   Семен! Тебе лучше.
   КАЛОШИН. То есть как?
   РУКОСУЕВ. Так! Считай, что выкарабкался.
   КАМАЕВ (Рукосуеву). Серьезно?
   РУКОСУЕВ. Какие могут быть шутки? Он будет жить.
   МАРИНА. Семен…
   КАЛОШИН. Жить?.. (Садится на постели.) Но… но как же так?
   РУКОСУЕВ. Будешь жить, Семен… Ты что, недоволен?
   КАЛОШИН. Но как же?.. Что же это получается?
   КАМАЕВ. А что вас смущает? Живите на здоровье. Вам крупно повезло.
   МАРИНА. Живи, Семен, к конечно…
   КАЛОШИН. Но что же я теперь… как?
   КАМАЕВ. А в чем, собственно, дело? Если вас смущает ваше завещание, так вы… вы не стесняйтесь. Пусть все будет по-старому. У меня, например, никаких претензий.
   МАРИНА. Вот как?
   КАМАЕВ. Да. (Калошину.) Откровенно говоря, мне даже так больше нравится.
   МАРИНА. Но ты… ты всегда говорил…
   КАМАЕВ. Что я говорил? Послушай, что за навязчивая идея? Даже неловко, честное слово. Человек жить остался, радоваться надо, а ты что? Нет, я этого не понимаю.
   ВИКТОРИЯ. Я не могу…
   МАРИНА (Камаеву). А я тебя, кажется, поняла.
   РУКОСУЕВ. Семен, что с тобой?.. Ты что, не рад?
   МАРИНА. Так вот нет же! Не бывать по-старому!.. Семен! Прости меня! (Приближается к Калошину.) Прости, Семен… Я… Если ты… Я останусь с тобой! А он… этот… Я знать его не хочу!
   КАМАЕВ. И слава богу.
   МАРИНА. Семен! Прости…
   РУКОСУЕВ (Калошину). Да очнись ты!
   МАРИНА. Семен! Посмотри на меня! Скажи что-нибудь…

 
   Стук в дверь

 
   ВИКТОРИЯ. Кто там еще?.. Я не могу…

 
   Стук повторяется.

 
   Войдите!

 
   Появляется Потапов. Он сильно возбужден.

 
   ПОТАПОВ. Можете меня поздравить. Они выиграли… А что тут у вас происходит?.. Здесь в коридоре вся гостиница собралась.
   КАЛОШИН. Вся гостиница?.. (Энергично.) К черту гостиницу! Я начинаю новую жизнь. Завтра же ухожу на кинохронику.
   ВИКТОРИЯ. Нет, я больше не могу!

 
   Занавес



Анекдот второй


Двадцать минут с ангелом


   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
   ХОМУТОВ – агроном.
   АНЧУГИН – шофер
   УГАРОВ – экспедитор (командированные из города Лопацка)
   БАЗИЛЬСКИЙ – скрипач, прибывший на гастроли.
   СТУПАК – инженер
   ФАИНА – студентка (молодожены).
   ВАСЮТА – коридорная гостиницы «Тайга».



 


   Двухместный номер той же гостиницы. В комнате беспорядок, на столе пустые бутылки. Шторы закрыты, комнату освещает дешевая люстра.
   Из соседних номеров доносятся звуки: пассажи, исполняемые на скрипке, и время от времени женский смех. На одной из постелей сидит Угаров. Он только что проснулся и теперь сидит понуря голову. Его гнетет похмелье