Зувгайты правы. Человеческая раса должна исчезнуть.
   С опозданием Модьуну пришло в голову, что инопланетяне, вероятно, внушили ему эту цель во время того головокружения, которое он испытал. Возникшее у него чувство, что все закончилось, было ошибочным. Внушенная иллюзия.
   «Это была настоящая битва. Они победили, потом я победил. Теперь они нанесли сокрушительный удар, отомстив».
   Обе расы никуда не годятся. Но, конечно, то, что делают с собой Зувгайты, его не касается. Поэтому он должен отменить то, что сделал с ними. Очевидно.
   Из темноты раздался голос Руузба:
   — Дуулдн, мне кажется, что наш друг проснулся.
   — Уфф! — Человек-ягуар несколько минут выглядел смущенным. Потом он неуклюже поднялся на ноги.
   Он собирается включить свет… Модьун непроизвольно напрягся. Когда зажегся свет, он моргнул и зажмурился.
   — Да, правильно, он проснулся, — сказал Дуулдн. Оба человека-животных подошли к кровати и склонились над ним.
   Руузб сказал мрачно:
   — Мы воспринимали твои мысли. Судлил показала, как держать связь с твоим разумом, прежде чем уйти на танцы. Пропащая твоя душа!
   — Почему пропащая? — Модьун говорил автоматически. — Какие танцы?
   Человек-медведь не обратил внимания на его вопросы:
   — Судлил сказала, что ты сам справишься с их гипнозом. Для нее сделать это означало бы посягнуть на твои тайны.
   — Правильно, — согласился Модьун. Он думал. — А что вы скажете насчет того, что она соединила вас со мной, умники? Это тоже посягательство.
   — Она считает, что это наше дело, — объяснил Дуулдн с удовлетворением. — И у нас нет угрызений совести. Согласен, Руузб?
   — Согласен, — возбужденно ответил человек-медведь.
   — Слушай, друг, — сказал Дуулдн, — ты должен принять решение. Либо убить нас — так установила Судлил, по нашей просьбе, — либо дать нам указание убрать последствия гипноза Зувгайта из твоей нервной системы. Готовься сражаться за свою жизнь.
   Модьун сел на кровати и быстро оглядел полные решимости лица. Взволнованный тем, что он увидел, он сказал:
   — Я должен буду активизировать свое восприятие, направив его против вас.
   — Это убьет нас тем способом, который установила Судлил, — сказал Руузб.
   Он немедленно ударил Модьуна большим кулаком в грудь. Удар оказался таким сильным, что у человека перехватило дыхание.
   — Ради Бога, — с трудом произнес он. Он не мог закончить. В это мгновение Дуулдн нанес ему страшный удар в голову.
   — Активизируй восприятие, чтобы избавиться от гипноза! — зарычал человек-ягуар.
   — Послушайте, — пронзительно закричал Модьун, — это нечестно.
   Кулак Руузба попал ему прямо в челюсть, и человек издал странный звук.
   — Это несправедливо, — пробормотал Модьун.
   — Их бессмертие, — Дуулдн остановился, чтобы нанести предательский удар в желудок. — Активизируй восприятие!
   Модьун начал защищаться. Позже он был удивлен, обнаружив, что стоит на коленях у двери, а Руузб душит его и кричит:
   — Активизируй восприятие, ублюдок!
   Наконец, Модьун подумал несколько неопределенно, что внушение, действительно, может принимать разные формы. Такой метод очень убедительный.
   Примерно через минуту после этого он лежал на полу, Дуулдн сидел верхом на его ногах, а Руузб коленями прижимал его бицепсы. Кулак человека-медведя был поднят и, казалось, что он намерен нанести сокрушительный удар в лицо Модьуна.
   Это было слишком. Человек съежился.
   — Не бейте меня! — сказал он. — Я сделаю все.
   В уголке его мозга возникло удивление. Он думал о том, что Зувгайты, действительно, никогда не рассчитывали, что кого-то будет заботить, что случится с людьми.
   Кулак, занесенный над ним, ослабел.
   — Хорошо, активизируй восприятие.
   Модьун сделал это, а потом вздохнул:
   — Это все равно неправильно, но дело сделано.
   Они подняли его на ноги. Обнимали его. Руузб чуть не плакал. Он обнял Модьуна.
   — Парень, это самое трудное, что я когда-либо делал. Но теперь, — он остановился, — ты должен сделать еще одну вещь. Четыре миллиарда людей решили, что жизнь не стоит того, чтобы жить, так?
   Модьун ждал. Он чувствовал, что ответ не нужен. И, действительно, человек-медведь продолжал:
   — Поэтому ты, наверное, так думал, уходя в себя, и помогая гипнозу Зувгайта. Так?
   Это была правда.
   — Поэтому должны были действовать твои друзья, чтобы убедиться, что ничего не случится, — сказал человек-медведь. — Теперь, слушай. Ты хочешь, чтобы эта женщина забеременела в следующие несколько недель, а мы останемся здесь, чтобы видеть, что все сделано; или мы побьем тебя сильнее, чем в этот раз?
   — Ннуу… — сказал Модьун с сомнением. — Я думаю, так будет правильно. Кроме того, она моя жена.
 
   Модьун смеялся и плясал. Все люди-животные вокруг него весело плясали. Он был самый свободный из них. Всегда его двигательные центры имели сознательные ограничения, а теперь на некоторое время они исчезли. Ритмичная музыка звучала в его ушах и побуждала тело к движению. Результатом был быстрый, но удивительно изящный танец.
   Он умело двигался в толпе пока, наконец, еще раз закружившись, он не оказался лицом к лицу с женщиной и схватил ее в тот самый момент, когда она, также засмеявшись, повернулась к нему.
   Она была счастлива и смеялась, когда он обнял ее, и отдалась танцу.
   И тут впервые за все время она посмотрела ему в лицо.

37

   Еще раз мысль — или, скорее, новый ее вариант промелькнул в мозгу Модьуна: «Все это очень убедительно».
   Он заметил эту мысль, когда она промелькнула.
   В это мгновение он с ужасом понял: все это недостаточно убедительно. На женском лице появилась нерешительность. Они продолжали танец. Иллюзия — как сейчас воспринимал это Модьун — удерживала его.
   Хотя он больше не верил в нее. Он с любопытством ждал правильного восприятия. И он не был особенно удивлен, когда следующее проявление его «я» было не реальностью, а другой галлюцинацией: из всех людей Банлт, человек-крыса, и он вдруг оказались стоящими лицом к лицу. И Банлт заговорил с ним неуверенно:
   — Моя… философия? Какая философия?
   Они стояли вдвоем, высокий могучий человек и высокий более худой человек-крыса… стояли там в сверкающем мраморном вестибюле здания суда на Земле, когда Модьун объяснял, что философия — это причина действий. Поэтому…
   — Какая была у вас причина украсть тот автомобиль?
   — Я говорил вам, я представил, что получил столько же прав…
   Банлт замолчал, беспомощно глядя, протянул руки и ждал.
   — Тогда вы на самом деле говорите, что в этом мире, созданном людьми, люди-гиены могут взять на себя законное управление планетой, а остальные люди втягиваются в раздоры из-за незначительных нарушений равенства, которые они замечают рядом?
   Человек-крыса моргал.
   — Эй, — сказал он. — Разве я это сказал?
   Он казался удивленным.
   Когда Банлт закончил, его изображение и вестибюль суда побледнели, как сцена в фильме.
   Но, хотя Модьун был во власти галлюцинации, его ноги твердо держали его тело. Он терпеливо переносил это состояние, убежденный, что его мозг все еще стремится окончательно проснуться, очевидно, преодолевая сопротивление. Короткий диалог между Банлтом и Модьуном, которого никогда не было в реальной жизни, был еще одной попыткой со стороны Зувгайтов ослабить человека. Они еще раз показали ему, что человек и его разумные животные — неисправимо испорченные и нелогичные существа.
   «Действительно, — подумал Модьун, — положение человека было значительно хуже, чем продемонстрировал Банлт. За обычным сопротивлением по поводу чьих-либо льгот таится эгоцентричное безумие».
   Импульс затаившейся перед прыжком пантеры. Если в этом запрограммированном сопротивлении промывке мозгов на мгновение выдавалась пауза, как это иногда случалось, если вдруг на мгновение ждущий безумец видел путь, он устремлялся по этому пути. Что бы ни вело его — желание царствовать, деньги, имущество, власть, какими бы путями — с помощью убийства, пыток или арестов всех противников без сострадания — он должен получить это.
   А женщина желала быть именно здесь, рядом с божеством как бездумная принцесса, никогда не спрашивающая, как человек достиг такого положения, требующая только, чтобы он был на вершине… и делал все, что нужно, чтобы оставаться там.
   Те мужчины и женщины, которые не сделали этого, ждали, расстроенные и нетерпеливые, своей возможности.
   Зувгайты правы. Человеческая раса недостойна того, чтобы существовать…
   Модьун не удивился, что это, казалось, не волновало его. Он начинал постепенно осознавать изменения в самом себе.
   Вся эта борьба… Такая длительная. Враги были безжалостны и полны решимости; поэтому своим воздействием они навязали ему новую программу действий, начиная с автоматической активизации защиты его тела против тех первых людей-гиен… через грандиозную битву (которую он считал грандиозной) с черной дырой и теперь, наконец, путем беспощадного нападения на него, как на личность…
   «Тупые идиоты, — думал Модьун, — они превратили меня в воина так, что я не заметил».
   Когда он так подумал, его сознание… прояснилось.
   Он увидел, что стоит перед прозрачной дверью здания Зувга. Вокруг была тишина.
   «Конечно, — подумал он, — что же еще?»
   Он только что прибыл.
   Зувгайты предприняли коллективную попытку контроля над его разумом в первые мгновения его прихода сюда. И все эти ужасные секунды его мозг и его способности, так прекрасно усовершенствованные Нунули, вели молчаливую битву за выживание на уровне подсознания, где, увы, действительно, действует человек.
   Бесконечность сокрытых глубинных сил человеческого разума, которые привели людской род на край пропасти, с никогда ничего не спрашивающей и со всем соглашающейся глупостью мгновенных настроений, которые привели к точке, где один мужчина и одна женщина теперь стояли одни перед лицом вечности…
   Еще раз Модьун оглядел горный пейзаж, а потом снова посмотрел на двери и заглянул внутрь себя. У него не было сомнений. Он чувствовал, что все это реально. «На этот раз я здесь».
   Оставалось только его решение о его будущем.
   Не спеша, Модьун открыл дверь и вошел в приемную. Хозяин Нунули, который ждал за конторкой в двадцати футах, протянул ручку и показал на книгу для записи гостей.
   Модьун взял ручку и наклонился, и твердо, без колебаний расписался. Он написал:
   «Модьун, человек с Земли, находится здесь, чтобы обсудить условия постоянного мира, которые победитель в битве диктует побежденному врагу…»
   Только когда он написал эти слова, он заметил, что они, по существу, были полным отрицанием его жизненной философии. «Ну, — подумал он, — твои внутренние чувства изменились. Ты, на самом деле, стал другим».
   То, что он чувствовал, свидетельствовало о том, что любая раса делает все, что нужно для того, чтобы выжить. В таких рамках несогласные личности могли ожидать, что рост и изменение, возможно, уничтожат неприятные черты, возникающие в результате эволюционного приспособления расы к окружающей среде. Но человеческий род никогда не согласится с таким качественным ограничением.
   Раса принимала жизнь.
   Да, это было другое чувство. Да, да, да, да.
   После минутного размышления Модьун еще раз взял ручку и к тем словам, которые написал, добавил: «чтобы жить и, на самом деле, давать жить другим».
   Он подчеркнул ключевую мысль: «на самом деле».
   Потом Модьун выпрямился в полный рост, понимая при этом, что испытывает чувство, которого не знал никогда раньше, своеобразное ликование, потому что процесс письма не повлек за собой никаких последствий.
   — Какая дверь? — спросил Модьун, и его голос громко прозвучал в тишине приемной.
   Последовала длинная пауза. Странное, напряженное, испуганное выражение появилось на гладком сером лице Нунули. «Он получает инструкции», — подумал Модьун.
   Медленно, с неохотой Нунули поднял руку и указал на дверь справа.
   Ликуя, как победитель, Модьун вошел в комнату за дверью.