Распахнув дверь пошире, Ди двинулся по ухоженной тропинке, проложенной между стволами деревьев. Густая листва приглушала шум соседней улицы. Вскоре судья оказался на берегу большого пруда, удивительно тихого и спокойного. Через него был перекинут изящный вогнутый мостик из дерева, покрытого красным лаком. Ди шагнул на скрипучие доски, и тотчас вокруг послышался плеск – это прыгали в темную воду перепуганные лягушки.
На том берегу крутая лестница высотой около пяти чи вела к уютной беседке, покоившейся на толстых балках. Ее заостренная кровля была выложена позеленевшими от времени медными пластинами.
Судья поднялся на террасу, быстро осмотрел массивную дверь и обошел беседку кругом. Она имела форму восьмиугольника. Стоя у ограды на задворках домика, Ди окинул взором сад за покоями Киа и видневшуюся поодаль часть сада постоялого двора «Вечное блаженство», едва различимую в слабом свете фонариков. Но судья все-таки отыскал глазами тропинку к террасе Красной беседке.
Наконец Ди отвернулся от сада и стал изучать дверь черного хода, К висячему медному замку был приклеен листок белой бумаги с печатью Фэн Дая, зато сама дверь выглядела не столь массивной, как парадная. Стоило слегка налечь плечом – и она тут же распахнулась.
Шагнув в темные ведра беседки, Ди ощупью отыскал на столике сбоку от входа свечу и зажег ее, чиркнув лежащей рядом трутницей. Судья поднял горящую свечу повыше и огляделся. Прихожая сияла великолепием, как и небольшой зал справа. Слева оказалась еще одна комната, где стояли только скамья и хрупкий бамбуковый столик, а за вей умывальная и закуток с жаровней. Очевидно, здесь жила прислуга.
Затем судья вошел в просторную спальню. У дальней стены стояла огромная резвая кровать из черного дерева с балдахином в пологом из расшитого шелка. Рядом – круглый палисандровый стол, инкрустированный жемчугом, пригодный как для чаепитий, так и для трапез в самом узком кругу. Воздух пропитывал густой аромат благовоний.
Ди направился к столику сань-ти-чжо, стоявшему в углу, обвел взглядом круглое зеркало из полированного серебра и впечатляющий набор горшочков и шкатулок из цветного фарфора, в которых Осенняя Лун а держала всяческие притирания, а потом обследовал медные замочки трех выдвижных ящиков. Именно там танцовщица должна была хранить письма и другие бумаги.
Верхний ящик был не заперт. Выдвинув его, судья не увидел внутри ничего, кроме смятых платочков и сальных заколок для волос. От всего этого исходил неприятный запах, и Ди, торопливо захлопнув ящик, стал изучать следующий. Замок также свободно болтался на петле, но внутри лежали предметы, вовсе не предназначенные для мужских глаз. С грохотом задвинув и этот ящик, судья попытался открыть последний, однако тот был закрыт. Впрочем, стоило посильнее дернуть замок – и хрупкое дерево треснуло.
Судья с удовлетворением кивнул – ящик ломился от писем, визитных листков, чистых и использованных конвертов и писчей бумаги. Некоторые были смяты, на других виднелись пятна от жирных пальцев и румян. Судя но всему, танцовщица не отличалась аккуратностью. Вывалив содержимое ящика на столик, Ди подтащил поближе стул и принялся разбирать бумаги.
Конечно, интуиция вполне могла его обмануть, но в любом случае догадку следовало проверить. Во время трапезы в Журавлиной беседке Владычица Цветов невзначай обмолвилась, что Ли Линь подарил ей в виде прощального подношения сосуд благовоний в футляре, и на вопрос, что там за аромат, ответил: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению». Думая лишь о благовониях, Осенняя Луна могла не обратить внимания на какие-то другие слова, сказанные Ли до этого, и запомнила лишь последнюю фразу, решив, что она относится к подарку. Меж тем это больше походило на некое распоряжение, чем на ответ, и запросто могло относиться к чему-то, упакованному в футляр вместе с благовониями. Допустим, к записке или письму, каковое танцовщице следовало кому-то передать.
Вскрытые письма судья отбрасывал – он искал нераспечатанный свиток. И наконец таковой нашелся. Ди нагнулся и подвес его поближе к пламени свечи. Футляр был тяжелым, а вместо адреса на нем каллиграфическим почерком Ли Линь написал четверостишие:
«В дар оставляю тебе аромат благовонный,
Сладок, летуч, бесполезен он, словно мечты о тебе.
Грежу теперь об одном: в минуты томленья и неги
Пусть он окажется там, где губам моим – не суждено.»
Судья сдвинул шапочку на затылок, вытащил из стянутых в узел волос заколку и с ее помощью аккуратно вскрыл футляр. Внутри лежал плоский резной флакон из зеленого нефрита с крышечкой из слоновой кости. Но Ди волновал не он, а крохотный футлярчик, выпавший из вскрытого. На нем – также рукой ученого – было выведено: «Достопочтенному господину Ли Вэйчжи, наставнику, бывшему императорскому цензору, в надежде на его благосклонное внимание».
Распечатав этот футляр, Ди извлек свернутый лист бумаги. Послание было очень кратким, но отличалось безупречным литературным стилем.
«Достопочтенному Отцу:
Неразумный и недостойный сын ваш, будучи лишен свойственного вам несравненного мужества и неукротимой воли, не осмеливается бестрепетно смотреть в лицо грядущему. Достигнув ныне высшей точки своих возможностей, он вынужден остановиться. Вэнь Юань, однако, извещен о неспособности Линя продолжать начатое дело и наделен полномочиями принять надлежащие меры. Не осмеливаясь предстать перед вашим проницательным взором, ничтожный пишет это письмо с тем, чтобы оно было доставлено танцовщицей во имени Осенняя Луна. Созерцание ее безупречной красоты согрело мои последние дни.
На двадцать пятый день седьмой луны, в Праздник мертвых, ваш недостойный сын Линь преклоняет колена и трижды бьет челом».
Судья Ди, озадаченно хмурясь, откинулся на спинку стула. Нелегко уловить точный смысл столь немногословного письма! Из первых строк вроде был следовало, что ушедший на покой императорский цензор Ли, его сын и торговец древностями Вэнь Юань вместе замышляли какое-то неблаговидное дело. При этом молодому Ли в последний момент, похоже, не хватило смелости и силы воли довести его до конца. Будучи не в состоянии следовать распоряжениям отца, он счел единственным достойным выходом самоубийство. Но тогда упомянутое дело должно быть чем-то куда более серьезным, нежели заговор ради лишения Фэна должности смотрителя и подделка улик! Одному Небу известно, что имел в виду ученый. Вполне возможно, речь шла о вопросе жизни и смерти, а тои о делах государственной важности! Ди решил, что необходимо еще раз допросить торговца Вэня, причем со всей суровостью, а затем наведаться к отцу покойного Ли. Следовало также…
Ди вытер со лба пот. В комнате становилось жарко, от горящей свечи исходил неприятный запах. Судья усилием воли взял себя в руки. Спешка тут неуместна – для начала должно установить последовательность событий. Несмотря на то что Ли Линь решил покончить с собой и вручил письмо Владычице Цветов, он не исполнил своего намерения, поскольку был убит девушкой, которую пытался изнасиловать. Ди грохнул кулаком по столешнице. Получалась какая-то чушь: человек, задумавший наложить на себя руки, вдруг бросается чинить насилие! Судья просто не мог поверить, что такое возможно. И тем не менее письмо не могло быть подделкой. То, что молодой ученый решил выйти из игры, подтверждал и рассказ Киа Юпо Ма Жуну. А если Осенняя Луна не выполнила просьбу и не доставила письмо по назначению, так это вполне соответствовало ее характеру.
Как бы танцовщица ни относилась к Ли Линю, после его смерти она тотчас принялась охотиться за новым поклонником, и жертвой ее ухищрений едва не стал жизнелюбивый коллега Ди – судья Ло. Футляр она бросила нераспечатанным в выдвижной ящик столика саньти-чжо и забыла о нем до знаменитой вечерней травезы, куда Ло не явился, заставив красавицу взгрустнуть, что её прежнего воздыхателя больше нет. Что ж, кое-какие факты вписывались в эту версию, но не все. Сложив руки на груди, судья хмуро поглядел на роскошное ложе, где танцовщицы, удостоенные звания Владычицы Цветов, год за годом развлекались со своими избранниками.
Ди вновь перебрал все, что сумел узнать о людях, так или иначе связанных с расследованием дел о трех смертях в Красной беседке. Попытался вспомнить дословно, что говорили Фэн Дай и его дочь, Нефритовый Перстень, восстановил в памяти частичное признание Вэнь Юаня и дополнительные сведения, собранные Ма Жуном. Не считая того, что ученый, по мнению судьи, собираясь покончить с собой, не мог совершить попытку изнасилования, объяснения обстоятельств его смерти выглядели вполне удовлетворительно. После того как дочь Фэн Дая, защищая свою честь, неумышленно убила Ли, ее отец подтасовал улики таким образом, чтобы все решили, будто Ли Линь сам наложил на себя руки. Царапины, обнаруженные на руках и лице ученого, нанесла ему Нефритовый Перстень. Лишь для припухлостей на шее так и не нашлось объяснений. Что же касается Осенней Луны, то ее поцарапала Серебряная Фея, укорачиваясь от ударов наставницы. В этом деле, однако, неясным осталось происхождение синяков на шее покойной. У судьи возникло смутное ощущение, что, сумей он связать между собой эти два факта, тайна Красной комнаты была бы раскрыта.
И вдруг Ди осенила догадка. Вскочив на ноги, он в возбуждении забегал по комнате, а потом надолго застыл у огромной кровати. Да, теперь все стало на место! Разумное объяснение получили все факты, включая попытку изнасилования и нападение вооруженных разбойников на Ма Жуна! Тайна Красной беседки оказалась непередаваемо гнусной, куда отвратительнее кошмара, посетившего Ди, когда он ночевал в этих злосчастных покоях, после того как обнаружил на красном ковре нагое тело мертвой танцовщицы. Судья невольно поежился, почувствовав, как во телу забегали мурашки.
Он покинул беседку, где еще недавно жила Осенняя Луна, в, вернувшись на постоялый двор «Вечное блаженство», передал хозяину один из своих красных визитных листков с приказом немедленно доставить в дом Фэн Дая и передать, что он, судья Ди, хочет как можно скорее видеть господина смотрителя и его дочь.
Сам Ди отправился в Красную беседку и вышел на террасу. Подойдя к ограде, он перегнулся через перила и внимательно осмотрел кусты и траву внизу. Судья перешел в зал и притворил за собой дверь. Кроме того, он задвинул засов в прикрыл ставни. Проделав все это, Ди уселся за чайный столик и только тут понял, что в непроветриваемой комнате скоро станет невыносимо жарко. Однако он не мог рисковать, зная, что имеет дело с дерзким, не ведающим жалости убийцей.
Глава 17
Глава 18
На том берегу крутая лестница высотой около пяти чи вела к уютной беседке, покоившейся на толстых балках. Ее заостренная кровля была выложена позеленевшими от времени медными пластинами.
Судья поднялся на террасу, быстро осмотрел массивную дверь и обошел беседку кругом. Она имела форму восьмиугольника. Стоя у ограды на задворках домика, Ди окинул взором сад за покоями Киа и видневшуюся поодаль часть сада постоялого двора «Вечное блаженство», едва различимую в слабом свете фонариков. Но судья все-таки отыскал глазами тропинку к террасе Красной беседке.
Наконец Ди отвернулся от сада и стал изучать дверь черного хода, К висячему медному замку был приклеен листок белой бумаги с печатью Фэн Дая, зато сама дверь выглядела не столь массивной, как парадная. Стоило слегка налечь плечом – и она тут же распахнулась.
Шагнув в темные ведра беседки, Ди ощупью отыскал на столике сбоку от входа свечу и зажег ее, чиркнув лежащей рядом трутницей. Судья поднял горящую свечу повыше и огляделся. Прихожая сияла великолепием, как и небольшой зал справа. Слева оказалась еще одна комната, где стояли только скамья и хрупкий бамбуковый столик, а за вей умывальная и закуток с жаровней. Очевидно, здесь жила прислуга.
Затем судья вошел в просторную спальню. У дальней стены стояла огромная резвая кровать из черного дерева с балдахином в пологом из расшитого шелка. Рядом – круглый палисандровый стол, инкрустированный жемчугом, пригодный как для чаепитий, так и для трапез в самом узком кругу. Воздух пропитывал густой аромат благовоний.
Ди направился к столику сань-ти-чжо, стоявшему в углу, обвел взглядом круглое зеркало из полированного серебра и впечатляющий набор горшочков и шкатулок из цветного фарфора, в которых Осенняя Лун а держала всяческие притирания, а потом обследовал медные замочки трех выдвижных ящиков. Именно там танцовщица должна была хранить письма и другие бумаги.
Верхний ящик был не заперт. Выдвинув его, судья не увидел внутри ничего, кроме смятых платочков и сальных заколок для волос. От всего этого исходил неприятный запах, и Ди, торопливо захлопнув ящик, стал изучать следующий. Замок также свободно болтался на петле, но внутри лежали предметы, вовсе не предназначенные для мужских глаз. С грохотом задвинув и этот ящик, судья попытался открыть последний, однако тот был закрыт. Впрочем, стоило посильнее дернуть замок – и хрупкое дерево треснуло.
Судья с удовлетворением кивнул – ящик ломился от писем, визитных листков, чистых и использованных конвертов и писчей бумаги. Некоторые были смяты, на других виднелись пятна от жирных пальцев и румян. Судя но всему, танцовщица не отличалась аккуратностью. Вывалив содержимое ящика на столик, Ди подтащил поближе стул и принялся разбирать бумаги.
Конечно, интуиция вполне могла его обмануть, но в любом случае догадку следовало проверить. Во время трапезы в Журавлиной беседке Владычица Цветов невзначай обмолвилась, что Ли Линь подарил ей в виде прощального подношения сосуд благовоний в футляре, и на вопрос, что там за аромат, ответил: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению». Думая лишь о благовониях, Осенняя Луна могла не обратить внимания на какие-то другие слова, сказанные Ли до этого, и запомнила лишь последнюю фразу, решив, что она относится к подарку. Меж тем это больше походило на некое распоряжение, чем на ответ, и запросто могло относиться к чему-то, упакованному в футляр вместе с благовониями. Допустим, к записке или письму, каковое танцовщице следовало кому-то передать.
Вскрытые письма судья отбрасывал – он искал нераспечатанный свиток. И наконец таковой нашелся. Ди нагнулся и подвес его поближе к пламени свечи. Футляр был тяжелым, а вместо адреса на нем каллиграфическим почерком Ли Линь написал четверостишие:
«В дар оставляю тебе аромат благовонный,
Сладок, летуч, бесполезен он, словно мечты о тебе.
Грежу теперь об одном: в минуты томленья и неги
Пусть он окажется там, где губам моим – не суждено.»
Судья сдвинул шапочку на затылок, вытащил из стянутых в узел волос заколку и с ее помощью аккуратно вскрыл футляр. Внутри лежал плоский резной флакон из зеленого нефрита с крышечкой из слоновой кости. Но Ди волновал не он, а крохотный футлярчик, выпавший из вскрытого. На нем – также рукой ученого – было выведено: «Достопочтенному господину Ли Вэйчжи, наставнику, бывшему императорскому цензору, в надежде на его благосклонное внимание».
Распечатав этот футляр, Ди извлек свернутый лист бумаги. Послание было очень кратким, но отличалось безупречным литературным стилем.
«Достопочтенному Отцу:
Неразумный и недостойный сын ваш, будучи лишен свойственного вам несравненного мужества и неукротимой воли, не осмеливается бестрепетно смотреть в лицо грядущему. Достигнув ныне высшей точки своих возможностей, он вынужден остановиться. Вэнь Юань, однако, извещен о неспособности Линя продолжать начатое дело и наделен полномочиями принять надлежащие меры. Не осмеливаясь предстать перед вашим проницательным взором, ничтожный пишет это письмо с тем, чтобы оно было доставлено танцовщицей во имени Осенняя Луна. Созерцание ее безупречной красоты согрело мои последние дни.
На двадцать пятый день седьмой луны, в Праздник мертвых, ваш недостойный сын Линь преклоняет колена и трижды бьет челом».
Судья Ди, озадаченно хмурясь, откинулся на спинку стула. Нелегко уловить точный смысл столь немногословного письма! Из первых строк вроде был следовало, что ушедший на покой императорский цензор Ли, его сын и торговец древностями Вэнь Юань вместе замышляли какое-то неблаговидное дело. При этом молодому Ли в последний момент, похоже, не хватило смелости и силы воли довести его до конца. Будучи не в состоянии следовать распоряжениям отца, он счел единственным достойным выходом самоубийство. Но тогда упомянутое дело должно быть чем-то куда более серьезным, нежели заговор ради лишения Фэна должности смотрителя и подделка улик! Одному Небу известно, что имел в виду ученый. Вполне возможно, речь шла о вопросе жизни и смерти, а тои о делах государственной важности! Ди решил, что необходимо еще раз допросить торговца Вэня, причем со всей суровостью, а затем наведаться к отцу покойного Ли. Следовало также…
Ди вытер со лба пот. В комнате становилось жарко, от горящей свечи исходил неприятный запах. Судья усилием воли взял себя в руки. Спешка тут неуместна – для начала должно установить последовательность событий. Несмотря на то что Ли Линь решил покончить с собой и вручил письмо Владычице Цветов, он не исполнил своего намерения, поскольку был убит девушкой, которую пытался изнасиловать. Ди грохнул кулаком по столешнице. Получалась какая-то чушь: человек, задумавший наложить на себя руки, вдруг бросается чинить насилие! Судья просто не мог поверить, что такое возможно. И тем не менее письмо не могло быть подделкой. То, что молодой ученый решил выйти из игры, подтверждал и рассказ Киа Юпо Ма Жуну. А если Осенняя Луна не выполнила просьбу и не доставила письмо по назначению, так это вполне соответствовало ее характеру.
Как бы танцовщица ни относилась к Ли Линю, после его смерти она тотчас принялась охотиться за новым поклонником, и жертвой ее ухищрений едва не стал жизнелюбивый коллега Ди – судья Ло. Футляр она бросила нераспечатанным в выдвижной ящик столика саньти-чжо и забыла о нем до знаменитой вечерней травезы, куда Ло не явился, заставив красавицу взгрустнуть, что её прежнего воздыхателя больше нет. Что ж, кое-какие факты вписывались в эту версию, но не все. Сложив руки на груди, судья хмуро поглядел на роскошное ложе, где танцовщицы, удостоенные звания Владычицы Цветов, год за годом развлекались со своими избранниками.
Ди вновь перебрал все, что сумел узнать о людях, так или иначе связанных с расследованием дел о трех смертях в Красной беседке. Попытался вспомнить дословно, что говорили Фэн Дай и его дочь, Нефритовый Перстень, восстановил в памяти частичное признание Вэнь Юаня и дополнительные сведения, собранные Ма Жуном. Не считая того, что ученый, по мнению судьи, собираясь покончить с собой, не мог совершить попытку изнасилования, объяснения обстоятельств его смерти выглядели вполне удовлетворительно. После того как дочь Фэн Дая, защищая свою честь, неумышленно убила Ли, ее отец подтасовал улики таким образом, чтобы все решили, будто Ли Линь сам наложил на себя руки. Царапины, обнаруженные на руках и лице ученого, нанесла ему Нефритовый Перстень. Лишь для припухлостей на шее так и не нашлось объяснений. Что же касается Осенней Луны, то ее поцарапала Серебряная Фея, укорачиваясь от ударов наставницы. В этом деле, однако, неясным осталось происхождение синяков на шее покойной. У судьи возникло смутное ощущение, что, сумей он связать между собой эти два факта, тайна Красной комнаты была бы раскрыта.
И вдруг Ди осенила догадка. Вскочив на ноги, он в возбуждении забегал по комнате, а потом надолго застыл у огромной кровати. Да, теперь все стало на место! Разумное объяснение получили все факты, включая попытку изнасилования и нападение вооруженных разбойников на Ма Жуна! Тайна Красной беседки оказалась непередаваемо гнусной, куда отвратительнее кошмара, посетившего Ди, когда он ночевал в этих злосчастных покоях, после того как обнаружил на красном ковре нагое тело мертвой танцовщицы. Судья невольно поежился, почувствовав, как во телу забегали мурашки.
Он покинул беседку, где еще недавно жила Осенняя Луна, в, вернувшись на постоялый двор «Вечное блаженство», передал хозяину один из своих красных визитных листков с приказом немедленно доставить в дом Фэн Дая и передать, что он, судья Ди, хочет как можно скорее видеть господина смотрителя и его дочь.
Сам Ди отправился в Красную беседку и вышел на террасу. Подойдя к ограде, он перегнулся через перила и внимательно осмотрел кусты и траву внизу. Судья перешел в зал и притворил за собой дверь. Кроме того, он задвинул засов в прикрыл ставни. Проделав все это, Ди уселся за чайный столик и только тут понял, что в непроветриваемой комнате скоро станет невыносимо жарко. Однако он не мог рисковать, зная, что имеет дело с дерзким, не ведающим жалости убийцей.
Глава 17
Ма Жун плотно поел в харчевне, где подавали в основном лапшу с разными приправами, и завершил трапезу двумя вместительными чашами крепкого вина. Утолив голод, он направил стоны к домам, где обитали певички и танцовщицы. Помощник судьи Ди пребывал в чудесном расположении духа и во пути насвистывал веселую песенку.
Пожилая женщина, открывшая дверь знакомого дома, смерила Ма неприязненным взглядом.
– Ну а теперь чего вам надо? – буркнула она.
– Я хотел бы повидать танцовщицу по имени Серебряная Фея.
– Надеюсь, с ней не случилось ничего плохого? – встревожено спросила женщина, ведя гостя к лестнице. – Днем меня уведомили, что Серебряную Фею кто-то выкупил. Но когда я сообщила девушке эту приятную новость, она, по-моему, испугалась. Во всяком случае, ее это нисколько не обрадовало!
– Увидите, как она будет радоваться, уходя отсюда! Наверх меня провожать не стоит – я сам найду ее комнату.
Взбежав но узкой лестнице, Ма Жун постучал в дверь, помеченную именем Серебряной Феи.
– Я больна и не хочу никого видеть! – послышался из-за двери ее голос.
– Даже меня? – крикнул помощник судьи.
Дверь распахнулась, и девушка втащила Ма Жуна в комнату.
– Я так рада, что вы пришли! – воскликнула она, улыбаясь сквозь слезы. – Случилось ужасное несчастье! Вы должны нам помочь, Ма Жун!
– Нам? – удивленно переспросил молодой человек и только тут заметил Киа Юно, сидящего на постели, скрестив ноги. Выглядел он, как в всегда, глубоко несчастным. Озадаченный Ма Жун, не скрывая удивления, опустился на пододвинутый ему девушкой стул. Сама она села на кровать рядом с молодым поэтом и, ласково поглядывая на него, взволнованно начала рассказ:
– Киа Юпо хотел жениться на мне, но проиграл все деньги, в тогда эта ужасная дочь Фэна вцепилась в него всеми когтями! Бедному парню всегда страшно не везло! А сегодня его постиг еще один удар, еще более тяжкий, чем все остальные! Представляете, какой-то негодяй меня выкупил! Мы с Киа так надеялись отыскать какой-то выход из положения, но теперь всему конец! Вы служите Закону, верно? Так не могли бы вы поговорить с судьей Ди и попросить его что-нибудь сделать?
Ма Жун сдвинул на затылок шапочку и в растерянности почесал голову.
– Что это за болтовня насчет женитьбы, юноша? – недоверчиво глядя на поэта, осведомился он. – Разве вы не собирались в столицу сдавать экзамены, чтобы со временем занять высокий пост?
– Этот план родился у меня в минуту слабости в вод влиянием нездорового честолюбия. Нет, на самом деле я мечтаю завести домик где-нибудь в деревне, жениться на хорошей женщине и писать стихи. Вы ведь понимаете, что толкового государственного чиновника из меня не выйдет, верно?
– Это уж точно! – твердо сказал Ма Жун.
– Именно это помог мне понять ваш господин! Ну, это вам не надо объяснять. Будь у меня деньги, я бы выкупил эту замечательную девушку и поселился с вей в тихом местечке. Мы были бы счастливы, даже если бы хватало средств только на чашку риса в день да время от времени – кувшинчик вина. А такие деньги я всегда могу заработать, став учителем.
– Учителем?! – Ма Жун невольно вздрогнул.
– Киа – замечательный наставник! – гордо заявила Серебряная Фея. – Он объяснил мне смысл очень сложной поэмы. И так терпеливо!
Ма Жун окинул молодых людей задумчивым взглядом.
– Что ж, – протянул он, – полагаю, я могу вам немного помочь. Вы обещаете мне, господин поэт, отвезти эту девушку в ее родную деревню и там, как положено, жениться?
Конечно! Но о чем вы толкуете, мои друг? Не вы ли еще сегодня днем советовали мне жениться на дочери Фэн Дая и…
– Ха! – поспешно перебил поэта Ма Жун. – Я всего лишь проверял вас, молодой человек! Мы, слуги Закона, – люди основательные! Мы всегда знаем больше, чем думают другие! Конечно, мне все было известно о вас и об этой девушке – ее я тоже проверил, если можно так выразиться. Кстати, здесь, на острове, мне очень везло за игорным столом, а поскольку мы с Серебряной Феей из одной деревни в девочка вас любит, я сегодня выкупил ее ради вашего общего блага.
Ма Жун вынул из рукава бумаги, подтверждающие сделку, в протянул их Серебряной Фее, потом, достав сверток с серебром, бросил его молодому человеку.
– Это на дорогу в на первое время, пока вы, юноша, не устроитесь работать учителем. И не вздумайте отказываться, глупец. Там, где я это взял, такого добра полно! Удачи!
С этими словами Ма Жун встал и быстро вышел из комнаты.
Уже внизу его догнала Серебряная Фея.
– Ма Жун! Вы великолепны! – задыхаясь, выпалила она. – Можно мне называть вас старшим братом?
– Самой собой, всегда! – весело рассмеялся помощник судьи, но тут же нахмурил брови и добавил: – Между прочим, мой господин интересуется твоим молодым человеком. Не думаю, чтобы дело было серьезным, но все-таки не уезжайте с острова до полудня. Если до тех нор не получите от меня никаких известий, отправляйтесь в путь!
Ма Жун уже открыл дверь, собираясь выйти на улицу, но Серебряная Фея придвинулась к нему вплотную.
– Я так рада, что вы с самого начала все знали про Киа и меня! – промурлыкала она. – При виде вас я сперва чуть-чуть заволновалась, старший брат. Потому что, когда вы.., проверяли меня у вдовы Вань, я в какой-то момент подумала, будто вы но правде в меня влюбились!
Ма Жун громко захохотал:
– Не выдумывай чепухи, маленькая сестра! Все дело в том, что, если уж я за что берусь, стараюсь делать это хорошо!
– Ну и развратный же вы тин! – пробормотала Серебряная Фея, надув губы.
Ма Жун шлепнул ее пониже спины и вышел.
Шагая по улице, помощник судьи с удивлением отметил, что сам не знает, радоваться или огорчаться такому повороту событий. Но, встряхнув рукавами, почувствовал, что они подозрительно легкие. Как выяснилось, там лежало всего несколько медных монет – явно недостаточно, чтобы испытать соблазны Райского острова. Ма Жун хотел было прогуляться но саду, но затем, почувствовав тяжесть в голове, решил пораньше лечь спать. Он зашел на первый попавшийся постоялый двор и отдал все свои медяки за право остаться там до утра.
Ма скинул сапоги, развязал пояс и вытянулся на простом деревянном настиле между двумя храпящими бродягами. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и разглядывал потрескавшийся, затянутый паутиной потолок. И вдруг до Ма Жуна дошло, что он весьма своеобразно проводит ночи на развеселом Райском острове. Сначала на чердаке, и ладно бы на кровати, а то – на полу, сегодня же – на паршивых досках, за пять медяков.
«Должно быть, это из-за того, что по дороге сюда я пересек Мост, Изменяющий Душу, – пробормотал Ма Жун. Потом он закрыл глаза и скомандовал самому себе: – ……. старший брат!»
Пожилая женщина, открывшая дверь знакомого дома, смерила Ма неприязненным взглядом.
– Ну а теперь чего вам надо? – буркнула она.
– Я хотел бы повидать танцовщицу по имени Серебряная Фея.
– Надеюсь, с ней не случилось ничего плохого? – встревожено спросила женщина, ведя гостя к лестнице. – Днем меня уведомили, что Серебряную Фею кто-то выкупил. Но когда я сообщила девушке эту приятную новость, она, по-моему, испугалась. Во всяком случае, ее это нисколько не обрадовало!
– Увидите, как она будет радоваться, уходя отсюда! Наверх меня провожать не стоит – я сам найду ее комнату.
Взбежав но узкой лестнице, Ма Жун постучал в дверь, помеченную именем Серебряной Феи.
– Я больна и не хочу никого видеть! – послышался из-за двери ее голос.
– Даже меня? – крикнул помощник судьи.
Дверь распахнулась, и девушка втащила Ма Жуна в комнату.
– Я так рада, что вы пришли! – воскликнула она, улыбаясь сквозь слезы. – Случилось ужасное несчастье! Вы должны нам помочь, Ма Жун!
– Нам? – удивленно переспросил молодой человек и только тут заметил Киа Юно, сидящего на постели, скрестив ноги. Выглядел он, как в всегда, глубоко несчастным. Озадаченный Ма Жун, не скрывая удивления, опустился на пододвинутый ему девушкой стул. Сама она села на кровать рядом с молодым поэтом и, ласково поглядывая на него, взволнованно начала рассказ:
– Киа Юпо хотел жениться на мне, но проиграл все деньги, в тогда эта ужасная дочь Фэна вцепилась в него всеми когтями! Бедному парню всегда страшно не везло! А сегодня его постиг еще один удар, еще более тяжкий, чем все остальные! Представляете, какой-то негодяй меня выкупил! Мы с Киа так надеялись отыскать какой-то выход из положения, но теперь всему конец! Вы служите Закону, верно? Так не могли бы вы поговорить с судьей Ди и попросить его что-нибудь сделать?
Ма Жун сдвинул на затылок шапочку и в растерянности почесал голову.
– Что это за болтовня насчет женитьбы, юноша? – недоверчиво глядя на поэта, осведомился он. – Разве вы не собирались в столицу сдавать экзамены, чтобы со временем занять высокий пост?
– Этот план родился у меня в минуту слабости в вод влиянием нездорового честолюбия. Нет, на самом деле я мечтаю завести домик где-нибудь в деревне, жениться на хорошей женщине и писать стихи. Вы ведь понимаете, что толкового государственного чиновника из меня не выйдет, верно?
– Это уж точно! – твердо сказал Ма Жун.
– Именно это помог мне понять ваш господин! Ну, это вам не надо объяснять. Будь у меня деньги, я бы выкупил эту замечательную девушку и поселился с вей в тихом местечке. Мы были бы счастливы, даже если бы хватало средств только на чашку риса в день да время от времени – кувшинчик вина. А такие деньги я всегда могу заработать, став учителем.
– Учителем?! – Ма Жун невольно вздрогнул.
– Киа – замечательный наставник! – гордо заявила Серебряная Фея. – Он объяснил мне смысл очень сложной поэмы. И так терпеливо!
Ма Жун окинул молодых людей задумчивым взглядом.
– Что ж, – протянул он, – полагаю, я могу вам немного помочь. Вы обещаете мне, господин поэт, отвезти эту девушку в ее родную деревню и там, как положено, жениться?
Конечно! Но о чем вы толкуете, мои друг? Не вы ли еще сегодня днем советовали мне жениться на дочери Фэн Дая и…
– Ха! – поспешно перебил поэта Ма Жун. – Я всего лишь проверял вас, молодой человек! Мы, слуги Закона, – люди основательные! Мы всегда знаем больше, чем думают другие! Конечно, мне все было известно о вас и об этой девушке – ее я тоже проверил, если можно так выразиться. Кстати, здесь, на острове, мне очень везло за игорным столом, а поскольку мы с Серебряной Феей из одной деревни в девочка вас любит, я сегодня выкупил ее ради вашего общего блага.
Ма Жун вынул из рукава бумаги, подтверждающие сделку, в протянул их Серебряной Фее, потом, достав сверток с серебром, бросил его молодому человеку.
– Это на дорогу в на первое время, пока вы, юноша, не устроитесь работать учителем. И не вздумайте отказываться, глупец. Там, где я это взял, такого добра полно! Удачи!
С этими словами Ма Жун встал и быстро вышел из комнаты.
Уже внизу его догнала Серебряная Фея.
– Ма Жун! Вы великолепны! – задыхаясь, выпалила она. – Можно мне называть вас старшим братом?
– Самой собой, всегда! – весело рассмеялся помощник судьи, но тут же нахмурил брови и добавил: – Между прочим, мой господин интересуется твоим молодым человеком. Не думаю, чтобы дело было серьезным, но все-таки не уезжайте с острова до полудня. Если до тех нор не получите от меня никаких известий, отправляйтесь в путь!
Ма Жун уже открыл дверь, собираясь выйти на улицу, но Серебряная Фея придвинулась к нему вплотную.
– Я так рада, что вы с самого начала все знали про Киа и меня! – промурлыкала она. – При виде вас я сперва чуть-чуть заволновалась, старший брат. Потому что, когда вы.., проверяли меня у вдовы Вань, я в какой-то момент подумала, будто вы но правде в меня влюбились!
Ма Жун громко захохотал:
– Не выдумывай чепухи, маленькая сестра! Все дело в том, что, если уж я за что берусь, стараюсь делать это хорошо!
– Ну и развратный же вы тин! – пробормотала Серебряная Фея, надув губы.
Ма Жун шлепнул ее пониже спины и вышел.
Шагая по улице, помощник судьи с удивлением отметил, что сам не знает, радоваться или огорчаться такому повороту событий. Но, встряхнув рукавами, почувствовал, что они подозрительно легкие. Как выяснилось, там лежало всего несколько медных монет – явно недостаточно, чтобы испытать соблазны Райского острова. Ма Жун хотел было прогуляться но саду, но затем, почувствовав тяжесть в голове, решил пораньше лечь спать. Он зашел на первый попавшийся постоялый двор и отдал все свои медяки за право остаться там до утра.
Ма скинул сапоги, развязал пояс и вытянулся на простом деревянном настиле между двумя храпящими бродягами. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и разглядывал потрескавшийся, затянутый паутиной потолок. И вдруг до Ма Жуна дошло, что он весьма своеобразно проводит ночи на развеселом Райском острове. Сначала на чердаке, и ладно бы на кровати, а то – на полу, сегодня же – на паршивых досках, за пять медяков.
«Должно быть, это из-за того, что по дороге сюда я пересек Мост, Изменяющий Душу, – пробормотал Ма Жун. Потом он закрыл глаза и скомандовал самому себе: – ……. старший брат!»
Глава 18
Судья Ди успел выпить несколько чашек чаю, прежде чем в покои вошел старик слуга и объявил, что паланкин Фэн Дая прибыл в главный двор. Ди вышел навстречу Фэну и его дочери, Нефритовому Перстню.
– Прошу простить меня, что побеспокоил вас в столь поздний час! – коротко извинился перед гостями судья. – В поле моего зрения вновь погнали кое-какие новые факты, и я убежден, что, обсудив их, мы значительно ускорим решение всех оставшихся вопросов.
Ди проводил Фэна и его дочь в зал и настоял, чтобы Нефритовый Перстень тоже села за стол. Лицо Фэн Дая оставалось, как всегда, непроницаемым, однако в больших глазах девушки мелькало беспокойство. Судья налил чаи и обратился к Фэну:
– Вы слышали, что сегодня днем на двух ваших людей напала шайка разбойников?
– Да, господин судья. Нападение учинили преступники с верховий реки, дабы отомстить за смерть троих членов шайки, недавно убитых моими стражниками. Я глубоко сожалею, что нападению подвергся и ваш помощник, почтенный господин судья.
– Ничего страшного, Ма Жун привык к таким вещам и даже получает от этого удовольствие, – заметил Ди и, поглядев на девушку, спросил: – Не могли бы вы рассказать мне – просто для полноты картины, —каким образом попали сюда в ту ночь, когда Ли Линь назначил вам свидание?
Девушка метнула взгляд на закрытую дверь террасьн.
– Сейчас я вам покажу, – сказала она, вставая.
Судья тоже поднялся и, когда Нефритовый Перстень шагнула к двери, взял ее за руку:
– Не трудитесь! Я полагаю, что поскольку вы шли со стороны сада, то поднялись сюда по широкой лестнице, расположенной в середине террасы!
– Да, – кивнула девушка и тут же закусила губу, увидев, что ее отец внезапно побледнел.
– Так я и думал! – сурово бросил судья. – Пора прекратить это представление! На террасу ведут две лестницы – справа и слева. Вы никогда здесь не были, милая девушка. Днем, когда я стал задавать вопросы вашему отцу, вы обыграли мои же слова о том, что Ли Линь страстно желал вас и что господина Фэна видели здесь в ту ночь, когда ученого не стало. Вы очень умны, раз сумели с ходу придумать связную историю о том, что Ли хотел изнасиловать вас, а вы, защищаясь, его убили. Вы сделали это, надеясь, что выдумка спасет вашего отца.
Видя, что девушка залилась краской и вот-вот расплачется, судья заговорил немного мягче:
– Разумеется, в вашей истории есть доля правды. Ли действительно сделал попытку насильно овладеть вами. Но это произошло не три дня назад и не здесь, а за семь дней до того, на борту лодки. Синяки, каковые вы мне любезно продемонстрировали, успели пожелтеть, и поэтому никак не могли появиться совсем недавно. Ваш рассказ о схватке с Ли Линем также звучал не слишком убедительно. Сильный мужчина, увидев, что девушка, которую он пытается изнасиловать, схватила кинжал, естественно, попробует первым делом обезоружить ее, а не стиснуть в объятиях.
Вдобавок вы забыли, что удар пришелся в правую сторону шеи. А это скорее указывает на самоубийство, чем на убийство. Тем не менее должен признать, что, несмотря на легкие несоответствия, вы сочинили неплохую историю.
Нефритовый Перстень разрыдалась. Фэн бросил на нее озабоченный взгляд и устало вздохнул:
– Это я во всем виноват, господин судья. Девочка только пыталась мне помочь. Когда же мне показалось, что вы поверили ее рассказу, я не посмел открыть вам правду. Я не убивал этого негодяя, но отдаю себе отчет, что мне придется предстать перед судом в связи с его убийством, поскольку я действительно побывал в Красной беседке той ночью и…
– Нет, – перебил его Ди, – вас не будут судить за убийство. Я располагаю доказательствами, что цзиньши Ли Линь на самом деле покончил с собой. Думаю, вы пришли сюда в ту ночь потребовать объяснений насчет их с Вэнем заговора против вас?
– Да, господин судья. Мои люди доложили, что Вэнь Юань попытается подбросить в мой дом шкатулку с большой суммой денег, а затем Ли Линь донесет наместнику провинции, будто я подделываю отчеты о сборе податей. Заговорщики рассчитывали, что, когда я стану все отрицать, в моем жилище «найдут» деньги. А так как, по моему мнению…
– Почему вы не доложили мне сразу об этих кознях? – сухо осведомился судья Ди.
Вопрос явно смутил Фэна.
– Мы, уроженцы острова, не привыкли выносить наши разногласия за его пределы, —немного поколебавшись, сказал он. – Нам представляется, что было бы… неловко вовлекать людей со стороны в наши междоусобицы. Возможно, это неправильно, но мы…
– Разумеется, неправильно! – с раздражением перебил Фэна судья. – Но давайте вернемся к вашему рассказу!
– Когда мои люди доложили, что Вэнь Юань строит против меня козни, я решил повидаться с ученым. Мне хотелось открыто спросить сына выдающегося человека, которого я хорошо знал, о том, чего он хочет добиться, участвуя в гнусном заговоре против меня. В то же время я думал отчитать его за нападение на мою дочь. Однако по дороге сюда я встретил в саду Вэнь Юаня. И это напомнило мне о другой ночи, когда тридцать лет назад я бежал сюда за Тао Куанем и точно так же встретил Вэня. Я сказал Вэнь Юаню, что знаю о его грязных затеях и намерен увидеться с Ли Линем, дабы это обсудить. Вэнь стал на все лады извиняться передо мной. Он признал, что в минуту слабости и впрямь обдумывал с молодым Ли план, желая добиться моего отстранения от должности. Тот поначалу согласился принять участие в этом деле, поскольку явно нуждался в деньгах. Однако затем Ли по какой-то причине передумал и сказал Вэню, что все отменяется. Торговец настойчиво просил меня не отступать от принятого решения и поговорить с ученым, чтобы тот мог подтвердить его слова.
Но, войдя в эту комнату, я понял, что неясные предчувствия меня не обманули. Ли Линь сидел на стуле бездыханный. Может быть, Вэнь знал об этом и просто хотел, чтобы меня застали на месте преступления рядом с покойником и обвинили в убийстве? Тридцать лет назад я уже подозревал Вэня в подобном коварстве, то есть в том, что он пытался взвалить на меня вину за гибель Тао Куаня. Потом я вспомнил, каким образом тогда преступление замаскировали под самоубийство, и решил использовать тот же способ. Все остальное происходило в точности так, как я вам рассказывал днем, господин судья. Когда было установлено, что Ли Линь сам покончил с собой от неразделенной любви к Осенней Луне, я все объяснил дочери. Ну а она под влиянием чувств решила уберечь меня от неприятностей и попыталась скрыть от правосудия, что я подделал улики.
Фэн Дай немного помолчал, затем откашлялся и грустно подвел итог:
– Никакими словами не выразить, как я сожалею обо всем случившемся, господин судья. Никогда в жизни мне не было так стыдно, как в тот момент, когда я волей-неволей поддерживал вас в заблуждении насчет последних записей Ли Линя. Я в самом деле…
– Это был не первый случай, когда меня пытались водить за нос, – сухо заметил Ди. – Подобные вещи происходят постоянно, так что я к этому привык. К счастью, обычно мне удается вовремя понять, что к чему. И, строго говоря, последние записи действительно относились к Осенней Луне. Но Ли совершил самоубийство не из-за нее.
Судья откинулся на спинку стула и, поглаживая бороду, принялся излагать свои выводы:
– Ли Линь был очень талантливым человеком, но при этом до крайности холодным и расчетливым. Успех пришел к нему слишком рано, а потому вскружил голову. Он стал ученым, но жаждал подняться еще выше, причем быстро. Однако для этого требовалось много денег, а их у Ли не было, поскольку семейное имение пришло в упадок из-за неурожаев и ошибок в управлении хозяйством. Поэтому Ли Линь вместе с вашим врагом Вэнь Юанем и разработал план с целью получить доступ к огромным богатствам Райского острова.
Десять дней назад Ли прибыл сюда осуществлять этот план. Он был чрезвычайно уверен в себе и привык к подчинению окружающих. В ту ночь на реке отказ вашей дочери болезненно уязвил его гордость, и Ли решил взять Нефритовый Перстень силой. Даже встретившись с Вэнем на пристани, молодой человек не мог успокоиться, припоминая отповедь, воспринятую им как глубокое оскорбление. Ли приказал Вэню помочь ему соблазнить вашу дочь, напомнив, что вас скоро задержат и отправят в столицу, где признают виновным в уклонении от уплаты податей. Все это произвело на Вэня впечатление, и тот предложил Ли способ добиться от Нефритового Перстня покорности. Тем самым негодяй-торговец хотел нанести вам как можно более мучительный удар и тем самым утолить давнюю ненависть. – Ди сделал глоток чая. – Однако, прибыв на остров, Ли так увлекся приятным времяпрепровождением в обществе Гвоздики, Пиона и других местных певичек, что и думать забыл о Нефритовом Перстне. Тем не менее о планах лишения вас должности он помнил. За игоргым столом Ли встретился с молодым человеком, каковой, по его мнению, вполне подходил на роль лазутчика и мог тайком провести деньги в ваш дом.
– Прошу простить меня, что побеспокоил вас в столь поздний час! – коротко извинился перед гостями судья. – В поле моего зрения вновь погнали кое-какие новые факты, и я убежден, что, обсудив их, мы значительно ускорим решение всех оставшихся вопросов.
Ди проводил Фэна и его дочь в зал и настоял, чтобы Нефритовый Перстень тоже села за стол. Лицо Фэн Дая оставалось, как всегда, непроницаемым, однако в больших глазах девушки мелькало беспокойство. Судья налил чаи и обратился к Фэну:
– Вы слышали, что сегодня днем на двух ваших людей напала шайка разбойников?
– Да, господин судья. Нападение учинили преступники с верховий реки, дабы отомстить за смерть троих членов шайки, недавно убитых моими стражниками. Я глубоко сожалею, что нападению подвергся и ваш помощник, почтенный господин судья.
– Ничего страшного, Ма Жун привык к таким вещам и даже получает от этого удовольствие, – заметил Ди и, поглядев на девушку, спросил: – Не могли бы вы рассказать мне – просто для полноты картины, —каким образом попали сюда в ту ночь, когда Ли Линь назначил вам свидание?
Девушка метнула взгляд на закрытую дверь террасьн.
– Сейчас я вам покажу, – сказала она, вставая.
Судья тоже поднялся и, когда Нефритовый Перстень шагнула к двери, взял ее за руку:
– Не трудитесь! Я полагаю, что поскольку вы шли со стороны сада, то поднялись сюда по широкой лестнице, расположенной в середине террасы!
– Да, – кивнула девушка и тут же закусила губу, увидев, что ее отец внезапно побледнел.
– Так я и думал! – сурово бросил судья. – Пора прекратить это представление! На террасу ведут две лестницы – справа и слева. Вы никогда здесь не были, милая девушка. Днем, когда я стал задавать вопросы вашему отцу, вы обыграли мои же слова о том, что Ли Линь страстно желал вас и что господина Фэна видели здесь в ту ночь, когда ученого не стало. Вы очень умны, раз сумели с ходу придумать связную историю о том, что Ли хотел изнасиловать вас, а вы, защищаясь, его убили. Вы сделали это, надеясь, что выдумка спасет вашего отца.
Видя, что девушка залилась краской и вот-вот расплачется, судья заговорил немного мягче:
– Разумеется, в вашей истории есть доля правды. Ли действительно сделал попытку насильно овладеть вами. Но это произошло не три дня назад и не здесь, а за семь дней до того, на борту лодки. Синяки, каковые вы мне любезно продемонстрировали, успели пожелтеть, и поэтому никак не могли появиться совсем недавно. Ваш рассказ о схватке с Ли Линем также звучал не слишком убедительно. Сильный мужчина, увидев, что девушка, которую он пытается изнасиловать, схватила кинжал, естественно, попробует первым делом обезоружить ее, а не стиснуть в объятиях.
Вдобавок вы забыли, что удар пришелся в правую сторону шеи. А это скорее указывает на самоубийство, чем на убийство. Тем не менее должен признать, что, несмотря на легкие несоответствия, вы сочинили неплохую историю.
Нефритовый Перстень разрыдалась. Фэн бросил на нее озабоченный взгляд и устало вздохнул:
– Это я во всем виноват, господин судья. Девочка только пыталась мне помочь. Когда же мне показалось, что вы поверили ее рассказу, я не посмел открыть вам правду. Я не убивал этого негодяя, но отдаю себе отчет, что мне придется предстать перед судом в связи с его убийством, поскольку я действительно побывал в Красной беседке той ночью и…
– Нет, – перебил его Ди, – вас не будут судить за убийство. Я располагаю доказательствами, что цзиньши Ли Линь на самом деле покончил с собой. Думаю, вы пришли сюда в ту ночь потребовать объяснений насчет их с Вэнем заговора против вас?
– Да, господин судья. Мои люди доложили, что Вэнь Юань попытается подбросить в мой дом шкатулку с большой суммой денег, а затем Ли Линь донесет наместнику провинции, будто я подделываю отчеты о сборе податей. Заговорщики рассчитывали, что, когда я стану все отрицать, в моем жилище «найдут» деньги. А так как, по моему мнению…
– Почему вы не доложили мне сразу об этих кознях? – сухо осведомился судья Ди.
Вопрос явно смутил Фэна.
– Мы, уроженцы острова, не привыкли выносить наши разногласия за его пределы, —немного поколебавшись, сказал он. – Нам представляется, что было бы… неловко вовлекать людей со стороны в наши междоусобицы. Возможно, это неправильно, но мы…
– Разумеется, неправильно! – с раздражением перебил Фэна судья. – Но давайте вернемся к вашему рассказу!
– Когда мои люди доложили, что Вэнь Юань строит против меня козни, я решил повидаться с ученым. Мне хотелось открыто спросить сына выдающегося человека, которого я хорошо знал, о том, чего он хочет добиться, участвуя в гнусном заговоре против меня. В то же время я думал отчитать его за нападение на мою дочь. Однако по дороге сюда я встретил в саду Вэнь Юаня. И это напомнило мне о другой ночи, когда тридцать лет назад я бежал сюда за Тао Куанем и точно так же встретил Вэня. Я сказал Вэнь Юаню, что знаю о его грязных затеях и намерен увидеться с Ли Линем, дабы это обсудить. Вэнь стал на все лады извиняться передо мной. Он признал, что в минуту слабости и впрямь обдумывал с молодым Ли план, желая добиться моего отстранения от должности. Тот поначалу согласился принять участие в этом деле, поскольку явно нуждался в деньгах. Однако затем Ли по какой-то причине передумал и сказал Вэню, что все отменяется. Торговец настойчиво просил меня не отступать от принятого решения и поговорить с ученым, чтобы тот мог подтвердить его слова.
Но, войдя в эту комнату, я понял, что неясные предчувствия меня не обманули. Ли Линь сидел на стуле бездыханный. Может быть, Вэнь знал об этом и просто хотел, чтобы меня застали на месте преступления рядом с покойником и обвинили в убийстве? Тридцать лет назад я уже подозревал Вэня в подобном коварстве, то есть в том, что он пытался взвалить на меня вину за гибель Тао Куаня. Потом я вспомнил, каким образом тогда преступление замаскировали под самоубийство, и решил использовать тот же способ. Все остальное происходило в точности так, как я вам рассказывал днем, господин судья. Когда было установлено, что Ли Линь сам покончил с собой от неразделенной любви к Осенней Луне, я все объяснил дочери. Ну а она под влиянием чувств решила уберечь меня от неприятностей и попыталась скрыть от правосудия, что я подделал улики.
Фэн Дай немного помолчал, затем откашлялся и грустно подвел итог:
– Никакими словами не выразить, как я сожалею обо всем случившемся, господин судья. Никогда в жизни мне не было так стыдно, как в тот момент, когда я волей-неволей поддерживал вас в заблуждении насчет последних записей Ли Линя. Я в самом деле…
– Это был не первый случай, когда меня пытались водить за нос, – сухо заметил Ди. – Подобные вещи происходят постоянно, так что я к этому привык. К счастью, обычно мне удается вовремя понять, что к чему. И, строго говоря, последние записи действительно относились к Осенней Луне. Но Ли совершил самоубийство не из-за нее.
Судья откинулся на спинку стула и, поглаживая бороду, принялся излагать свои выводы:
– Ли Линь был очень талантливым человеком, но при этом до крайности холодным и расчетливым. Успех пришел к нему слишком рано, а потому вскружил голову. Он стал ученым, но жаждал подняться еще выше, причем быстро. Однако для этого требовалось много денег, а их у Ли не было, поскольку семейное имение пришло в упадок из-за неурожаев и ошибок в управлении хозяйством. Поэтому Ли Линь вместе с вашим врагом Вэнь Юанем и разработал план с целью получить доступ к огромным богатствам Райского острова.
Десять дней назад Ли прибыл сюда осуществлять этот план. Он был чрезвычайно уверен в себе и привык к подчинению окружающих. В ту ночь на реке отказ вашей дочери болезненно уязвил его гордость, и Ли решил взять Нефритовый Перстень силой. Даже встретившись с Вэнем на пристани, молодой человек не мог успокоиться, припоминая отповедь, воспринятую им как глубокое оскорбление. Ли приказал Вэню помочь ему соблазнить вашу дочь, напомнив, что вас скоро задержат и отправят в столицу, где признают виновным в уклонении от уплаты податей. Все это произвело на Вэня впечатление, и тот предложил Ли способ добиться от Нефритового Перстня покорности. Тем самым негодяй-торговец хотел нанести вам как можно более мучительный удар и тем самым утолить давнюю ненависть. – Ди сделал глоток чая. – Однако, прибыв на остров, Ли так увлекся приятным времяпрепровождением в обществе Гвоздики, Пиона и других местных певичек, что и думать забыл о Нефритовом Перстне. Тем не менее о планах лишения вас должности он помнил. За игоргым столом Ли встретился с молодым человеком, каковой, по его мнению, вполне подходил на роль лазутчика и мог тайком провести деньги в ваш дом.