Роберт ван Гулик
Скелет под колоколом
1. ЛЮБИТЕЛЬ РЕДКОСТЕЙ СТАНОВИТСЯ ЖЕРТВОЙ СТРАННОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ. СУДЬЯ ДИ ПРИСТУПАЕТ К СВОИМ ОБЯЗАННОСТЯМ ГЛАВЫ АДМИНИСТРАЦИИ В ПУЯНЕ
Шесть лет миновало с того дня, как я оставил процветающую торговлю чаем, которую унаследовал от отца, и переселился в наш сельский домик. В этом мирном убежище я смог наконец целиком отдаться своему любимому времяпрепровождению — собиранию редкостей, сыгравших некую роль в истории преступлений.
Однако благодаря тому, что наша славная династия Мин установила мир и порядок по всей империи, акты насилия ныне очень редки. Я должен был обратиться к прошлому, чтобы найти загадки, хитроумно разрешенные нашими проницательными судейскими чинами. Увлекательные поиски позволили мне собрать замечательную коллекцию предметов, каждый из которых вызывал в памяти громкое дело: оружие, послужившее средством совершения чудовищного убийства, инструмент, примененный некогда взломщиком, и множество других редкостей такого же рода.
Одним из самых ценных моих сокровищ был продолговатый кусочек черного дерева с вырезанным на нем пятистишием:
«Сурово карая виновного, Судья защищает каждого, Кто честен, но стар или слаб. И его основное стремление — предотвращать преступления».
Из старых архивных документов ясно, что этим молоточком пользовался судья Ди, верша свой суд, а стихотворение постоянно напоминало ему священные обязанности перед государством и народом.
Стихотворение я процитировал по памяти, ибо этой реликвии больше нет у меня. Случившееся этим летом ужасное приключение побудило меня бросить изучение криминалистики, и я избавился от всего своего собрания предметов, связанных с кровавыми деяниями прошлого. Отныне я коллекционирую селадоновый фарфор. И это тихое занятие значительно ближе моей мирной натуре.
И все же есть еще одно дело, которое мне следует завершить, чтобы жить в мире — избавиться от тяжелых воспоминаний, продолжающих нарушать мой сон. А единственное средство освободиться от навязчивых кошмаров — это изложить на бумаге удивительные тайны, открытые мне столь странным образом. Только после этого смогу я навсегда позабыть о неприятном приключении, приведшем меня на грань безумия.
И вот этим осенним утром, прекрасным своим покоем, сидя в очаровательной беседке — украшении моего сада и любуясь прелестью двух наложниц, тонкие пальцы которых перебирают хризантемы, я наконец-то решаюсь, в столь мирном окружении, припомнить события того ужасного дня.
Был девятый день девятой луны, и это число навеки запечатлелось в моей памяти. День склонялся к вечеру, и удушающая послеполуденная жара предвещала грозу. Чувствуя себя и раздраженным и подавленным одновременно, я решил совершить прогулку в паланкине. Когда носильщики спросили у меня, куда бы я хотел направиться, я не задумываясь велел им идти к «Золотому дракону».
Это горделивое имя носил магазин древностей, стоящий прямо напротив храма Конфуция. Его владелец Лю был жадным мошенником, но знал свое дело и частенько раскапывал для меня интересные безделушки, игравшие свою скромную роль в давних преступных историях. Сколько приятных часов провел я в этой переполненной сокровищами лавке!
Войдя, я обнаружил одного приказчика. Этот малый сообщил мне, что хозяин плохо себя чувствует и находится на втором этаже, в зале, где выставлены самые ценные предметы.
Я поднялся. Страдающий от жестокой мигрени Лю закрыл ставни, надеясь защититься от удушающей жары, и в этой полутьме знакомая комната показалась мне необычной… даже чем-то враждебной. Моим первым побуждением было немедленно уехать, но подумав об ожидавшем снаружи пылающем горниле, я решил на минутку присесть и позволить торговцу показать несколько любопытных пустячков. Я опустился в просторное кресло и начал энергично обмахиваться веером из перьев цапли.
— В моей скромной лавке сегодня нет ничего достойного быть показанным вашей милости, — склонившись, сказал Лю.
Однако окинув быстрым взглядом комнату, он достал из угла зеркало на покрытой черным лаком ножке и поставил его передо мной.
После того, как он закончил вытирать пыль, я увидел, что это было зеркало для головных уборов. Устанавливаемые на квадратных ящичках, эти зеркала из полированного серебра используются официальными лицами, чтобы правильно надеть шапочку из черного шелка. Судя по крошечным трещинкам, покрывавшим его лакированную часть, оно было довольно старым, но не было редкостью, в глазах знатоков такие предметы не представляют большой ценности.
Но внезапно мой взгляд упал на инкрустированные в рамке мелкие серебряные иероглифы. Наклонившись, я смог разобрать следующую фразу:
«Присутствие судьи Ди в Пуяне».
С трудом сдержал я восторженное восклицание. Ведь это зеркало принадлежало нашему славному судье Ди! А, если верить национальным архивам, когда судья Ди возглавлял администрацию Пуяна, небольшого уезда округа Кянксу, он с необычайной проницательностью распутал по меньшей мере три загадочных преступления. К несчастью, подробности его подвигов не сохранились.
Имя Ди не было распространенным, и зеркало определенно принадлежало славному судье. Я больше не чувствовал усталости. В душе я благословлял невежество Лю, мешавшее ему оценить по достоинству, чем была эта бесценная реликвия самого великого из сыщиков, когда-либо живших в Поднебесной.
С самым невозмутимым видом я поудобнее устроился в кресле и попросил Лю принести мне чашку чая. Едва он спустился, как я бросился к зеркалу и лихорадочно его оглядел, выдвинул ящик из подставки и увидел головной убор из черной саржи, которые носили судьи.
Осторожно развернул я истлевший шелк. Над шитьем поднялось облачко тонкой пыли, но за исключением нескольких проеденных молью дыр, головной убор был в полной сохранности. Охваченный почтением, я держал его перед собой в трясущихся руках, говоря себе: вот собственная шапочка великого судьи Ди, которую он надевал, председательствуя на суде.
Только высшим небесным силам известно, почему мне пришла в голову нелепая фантазия надеть на себя, недостойного, эту драгоценную реликвию. Чтобы оценить производимое впечатление, я бросил взгляд в зеркало. Годы замутнили отполированное серебро, и вначале его поверхность отразила лишь неясную тень, но внезапно изображение прояснилось, и я различил незнакомое лицо, с тонкими чертами, уставившееся на меня горящим взглядом.
Именно в это мгновение меня оглушило ударом грома. В комнате воцарилась полная тьма. Мне показалось, что я падаю в бездонную пропасть, и меня оставило всякое представление о реальности. Я поплыл среди густых облаков, мало-помалу принимавших человеческие формы. С трудом различил я обнаженную девушку, на которую напал мужчина, чьего лица мне не удалось разглядеть. Несмотря на желание броситься к несчастной на помощь, я был не в силах сдвинуться с места, не способен издать ни звука. Вслед за тем меня увлекло в бесконечное множество других, все более ужасающих приключений, где я то подвергался самым страшным пыткам, то оставался их беспомощным свидетелем.
В момент, когда я медленно погружался в дурно пахнущий пруд с гниющей водой, две свеженькие девушки, напоминавшие мне моих наложниц, попытались прийти мне на помощь. Я почти касался их протянутых ко мне рук, когда меня увлекло сильным потоком и закрутило над пенящейся бездной, все ближе притягивая к центру ужасного водоворота. Потом, внезапно, я оказался заключенным в темное тесное помещение, где на меня медленно опускалась огромная тяжесть. Бешено сопротивляясь, я пытался ускользнуть от неумолимо надвигавшейся массы. Тщетно. Мои пальцы нащупывали вокруг лишь гладкую металлическую поверхность. Но в то мгновение, когда я должен бы был, задохнувшись, погибнуть, давление ослабло, и я жадно вдохнул свежий воздух. Однако, едва захотев двинуться, я обнаружил, что с раскинутыми руками и ногами прикован к земле. Концы идущих от моих запястий и щиколоток канатов исчезали в сероватом тумане. Я чувствовал, как эти канаты натягиваются… Страшная боль пронзила все мои члены, и невыразимый ужас заставил почти что остановиться мое отчаянно бьющееся сердце: я сообразил, что буду четвертован. Извергнутый мною вопль и разбудил меня.
Залитый холодным потом, я лежал, на полу у Лю. Стоявший рядом со мной на коленях антиквар испуганным голосом произносил мое имя. Старинный головной убор соскользнул с моей головы и лежал рядом с опрокинутым зеркалом.
С помощью торговца я поднялся и весь дрожа сел в кресло. Мой добровольный врач поднес к моим губам чашку чая.
По словам Лю, едва он спустился за чайником, сильный удар грома и начавшийся ливень заставили его броситься наверх, чтобы укрепить запоры на ставнях. И тогда-то он обнаружил меня лежащим без сознания на полу.
Какое-то время я хранил молчание, маленькими глотками попивая ароматный напиток, а потом высказал Лю первое пришедшее мне на ум объяснение, утверждая, что подвержен внезапным приступам головокружения. Я попросил его подозвать мой паланкин, и носильщики под проливным дождем доставили меня домой. Хотя они и постарались укрыть паланкин промасленной бумагой, я прибыл к себе промокшим до костей.
С сильнейшей головной болью я немедленно лег в постель. Моя первая жена, сильно встревоженная, поспешила вызвать врача, который застал меня в бреду.
Около двух месяцев я находился между жизнью и смертью. Моя первая жена утверждает, что своим выздоровлением я целиком обязан ее горячим молитвам и благовониям, которые она каждый день воскуряла в храме бога врачевания. Лично я склонен объяснить его преданностью двух наложниц, которые, сменяя друг друга у моего изголовья, заставляли меня принимать прописанные нашим ученым врачом лекарства.
Когда у меня появилось достаточно сил, для того, чтобы сидеть в постели, врач захотел услышать от меня самого, что же произошло у Лю. Но я не испытывал ни малейшего желания рассказывать о своем странном приключении и лишь сослался на внезапное сильное головокружение. Доктор окинул меня недоверчивым взглядом, но настаивать не решался. Прощаясь, он с невозмутимым видом заметил, что подобные мозговые лихорадки иногда случаются, если больной имел дело с предметами, игравшими роль в давних историях насильственной смерти. Они выделяют зловредные испарения, опасные для мозга тех, кто с ними соприкасается.
Как только этот проницательный врач вышел, я вызвал своего управляющего. Я приказал ему запаковать в четыре больших ящика мое собрание криминалистических предметов и отправить их к дяде моей первой жены, господину Хуану. Хотя она не перестает воспевать его достоинства, дядюшка Хуан является в действительности отвратительной личностью. Для него самое большое удовольствие доставляет предъявлять людям судебные иски. В сопровождение посылки я сочинил любезнейшее письмо, в котором сообщал, что желаю подарить ему всю свою криминалистическую коллекцию как скромный знак глубочайшего уважения его столь полного знания уголовного и гражданского права. Хочу признаться моему читателю, что у меня зуб на дядюшку Хуана с того дня, когда он благодаря процедурным хитростям оттягал у меня прекрасный кусок земли. Я горячо надеюсь, что, изучая коллекцию, он нарвется на одну из страшных реликвий, соприкосновение с которой навлечет на него столь же страшное приключение, как пережитое в лавке у Лю.
Теперь же я попытаюсь пересказать историю событий, происшедших в те короткие мгновения, когда у меня на голове находилась шапочка судьи Ди. Я оставляю доброжелательности читателя заботу решить, в какой степени этот рассказ о трех давних преступлениях содержит правдивые факты, открытые мне столь необычайным образом, или же речь идет лишь об измышлениях моего бедного мозга, возбужденного лихорадкой. Я не дал себе труда обратиться к историческим архивам Империи, чтобы проверить факты. Как уже упоминалось, я полностью забросил подобного рода изыскания. Меня больше не увлекают эти мучительные сюжеты, и я целиком отдался приятному занятию собирания селадона времени династии Сун.
На место нового назначения в Пуяне судья Ди явился ранним утром в день прибытия в город. Сидя в своем кабинете, рядом с залом суда, он до позднего вечера изучал архивы уезда. Две большие свечи, наколотые на подсвечники, освещали его заваленный различными бумагами и грудами отчетов стол. Колеблющееся пламя играло на зеленой парче его платья и блестящей шапочке черного шелка. Время от времени он поглаживал свою прекрасную черную бороду или длинные бакенбарды, но его взгляд никогда надолго не покидал лежавшей перед ним бумаги.
Сидевший за столиком поменьше, расположенном напротив стола судьи, его неизменный помощник Хун Лян изучал судебные дела. Хун Лян был уже пожилым, худощавым человеком. В его бороде и усах поблескивали седые волосы. Его коричневое платке было выцветшим, голова покрыта маленькой ермолкой. «Скоро полночь», — размышлял он, бросая беглые взгляды на высокий силуэт судьи. После обеда Хун Лян слегка вздремнул, но хозяин за весь день не отдохнул ни разу. Хотя помощник и знал железный организм судьи, это его все же заботило.
Старый слуга в семье Ди, Хун Лян часто носил на руках будущего судью, когда тот был еще ребенком. Позднее, после того, как его бывший «сосунок» завершил учебу в столице и получил назначение судьей в провинцию, Хун Лян последовал за ним. Пуян был третьим местом работы судьи Ди Чжэнде. И все прошедшие годы Хун Лян был для него и советчиком и надежным другом. Судья делился с ним не только личными заботами, но и служебными проблемами, и суждения Хун Ляна часто бывали очень полезны. Чтобы у того было официальное положение, судья Ди назначил его секретарем суда, и поэтому все называли его секретарь Хун.
Листая пачку бумаг, секретарь Хун думал об утомительном дне, проведенном его господином. Утром, когда судья и его сопровождение — жены, дети, слуги — прибыли в Пуян, судья сразу же отправился в присутствие, тогда как сопровождение — в официальную резиденцию в северной части ямыня — комплекса помещений, занятых судом, архивами, тюрьмой и комнатами стражников. Там с помощью управляющего первая жена наблюдала за разгрузкой повозок с вещами и обживала резиденцию. У судьи Ди не оказалось времени даже для беглого осмотра нового жилища. Сначала ему надо было принять печати от своего предшественника судьи Фона. По завершении этой церемонии он познакомился с постоянными работниками суда от первого писаря и начальника стражи до тюремщика и его надзирателей. В полдень он председательствовал на роскошном обеде, устроенном в честь бывшего начальника уезда, а затем сопровождал судью Фона и его спутников до ворот города, как того требовал обычай. По возвращении судья Ди принял первых лиц города Пуяна, пришедших высказать ему наилучшие пожелания.
Затем он слегка перекусил у себя в кабинете и устроился, чтобы бросить первый взгляд на находившиеся в суде дела. Писцы, приносившие из архива кожаные коробки с бумагами, толпились вокруг него. Через два часа он их отослал, но словно бы и не думал о том, чтобы самому лечь отдохнуть.
Наконец он откинулся в кресле и, отодвинув в сторону документ, который только что листал, бросил из-под густых бровей веселый взгляд на своего верного спутника.
— Ну, секретарь, что ты скажешь о чашке чая? — спросил он, улыбаясь.
Секретарь Хун поспешил принести стоявший на круглом столике чайник. Пока он наливал чай своему хозяину, тот сказал:
— Небо щедро одарило своими благословениями уезд Пуян. Из этих бумаг я узнал, что земли здесь плодородны. Местные жители не знают, что такое засуха или наводнения, и земледельцы процветают. Город построен на берегу Великого канала, пересекающего с севера на юг нашу Империю, и извлекает немалую выгоду из своего положения. И правительственные корабли, и частные джонки имеют обыкновение приставать в порту у Западных ворот. Постоянен приток путников, и дела идут как нельзя лучше. Как раз здесь в канал впадает река, поэтому много рыбы, которая приносит доход беднякам. Присутствие достаточно крупного гарнизона благоприятствует торговле. Вот почему население не испытывает нужды, довольно своей участью и в установленное время вносит налоги. К тому же мой предшественник, судья Фон, очевидно, способный и усердный человек: архивы доведены до последнего дня, и все находится в полном порядке.
Лицо секретаря просветлела.
— Как приятно это слышать, достопочтенный судья, — ответил он. — Трудности, встреченные нами на последнем месте работы в Хунюане, часто заставляли меня беспокоиться о здоровье вашего превосходительства.
Дернув свою скудную бороденку, он продолжал:
— Осматривая судебные протоколы, я обнаружил, что уровень преступности здесь невысок. И редкие совершенные преступления были очень хорошо разобраны судьей. В суде осталось лишь одно дело. Это гнусная история изнасилования с последовавшим убийством, которое судья Фон расследовал за несколько дней до отъезда. Когда вы ознакомитесь с делом, то увидите, что остается уточнить лишь несколько мелких подробностей.
Судья Ди поднял брови.
— Эти мелкие подробности иной раз создают тяжелые проблемы! Расскажи мне о деле.
Секретарь Хун пожал плечами.
— Это не очень запутанная история. Дочь мелкого торговца, мясника Сяо, нашли убитой у себя в комнате. Обследование тела подтвердило, что имело место изнасилование. Выяснилось, что у жертвы был любовник, студент-выродок по имени Ван. Мясник обвинил этого юношу в убийстве. После того, как судья Фон проверил его утверждения и выслушал свидетелей, стало очевидным, что Ван действительно убийца, но он не сознается в совершении преступления. Тогда судья Фон прибегнул к пытке. К несчастью, студент потерял сознание, не успев признаться. Ожидавшийся отъезд заставил судью отложить расследование. Но дело практически завершено. Ведь убийца под замком, а собранные против него улики достаточно убедительны, чтобы подвергнуть его пытке.
С задумчивым видом поглаживая бородку, судья Ди, помолчав, сказал:
— Секретарь, я хотел бы ознакомиться с делом во всех подробностях.
Лицо честного Хуна вытянулось.
— Ваше превосходительство, скоро полночь, — нерешительно заметил он, — Не лучше ли вам сейчас лечь и хорошо выспаться? Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы изучить это Дело.
Судья тряхнул головой.
— Как ни бегл твой рассказ, он обнаруживает одно любопытное противоречие. После чтения всех этих административных бумаг криминальная загадка — это как раз то, что мне нужно, чтобы прочистить мозги! Выпей чашку чая, устройся поудобнее и изложи мне суть происшествия.
Секретарь Хун знал своего хозяина. С покорным видом он проглядел кое-какие бумаги и начал:
— Точно десять дней назад, семнадцатого нынешней луны, мясник по имени Сяо Фухан, плача, бросился к ногам судьи Фона во время полуденного заседания. Надо сказать, что скромная лавка этого человека находится на улице Полумесяца, в юго-западном районе города. Его сопровождали три свидетеля: господин Гао, старший смотритель южного района, Лун, портной, живущий напротив Сяо, и глава гильдии мясников. Мясник Сяо передал судье Фону письменное обвинение против Ван Сенчуна, кандидата на государственные экзамены. Этот Ван — бедный студент, живущий напротив лавки мясника. Мясник Сяо утверждает, что Ван удушил его единственную дочь Чистоту Нефрита в ее комнате и украл две золотые заколки для волос. По мнению Сяо, кандидат Ван был любовником его дочери вот уже шесть месяцев. Преступление было обнаружено, когда девушка не спустилась, чтобы по обыкновению заняться уборкой.
— Этот Сяо, — прервал судья Ди, — или полный болван, или жадный мерзавец! Как мог он допускать, что его дочь принимает под его крышей мужчину, превращая тем самым его дом в дурное место? Меня не удивляет, что у него было совершено убийство!
Секретарь Хун наклонил голову.
— Нет, благородный судья, — заметил он. — Объяснения мясника Сяо в ином свете показывают события.
Однако благодаря тому, что наша славная династия Мин установила мир и порядок по всей империи, акты насилия ныне очень редки. Я должен был обратиться к прошлому, чтобы найти загадки, хитроумно разрешенные нашими проницательными судейскими чинами. Увлекательные поиски позволили мне собрать замечательную коллекцию предметов, каждый из которых вызывал в памяти громкое дело: оружие, послужившее средством совершения чудовищного убийства, инструмент, примененный некогда взломщиком, и множество других редкостей такого же рода.
Одним из самых ценных моих сокровищ был продолговатый кусочек черного дерева с вырезанным на нем пятистишием:
«Сурово карая виновного, Судья защищает каждого, Кто честен, но стар или слаб. И его основное стремление — предотвращать преступления».
Из старых архивных документов ясно, что этим молоточком пользовался судья Ди, верша свой суд, а стихотворение постоянно напоминало ему священные обязанности перед государством и народом.
Стихотворение я процитировал по памяти, ибо этой реликвии больше нет у меня. Случившееся этим летом ужасное приключение побудило меня бросить изучение криминалистики, и я избавился от всего своего собрания предметов, связанных с кровавыми деяниями прошлого. Отныне я коллекционирую селадоновый фарфор. И это тихое занятие значительно ближе моей мирной натуре.
И все же есть еще одно дело, которое мне следует завершить, чтобы жить в мире — избавиться от тяжелых воспоминаний, продолжающих нарушать мой сон. А единственное средство освободиться от навязчивых кошмаров — это изложить на бумаге удивительные тайны, открытые мне столь странным образом. Только после этого смогу я навсегда позабыть о неприятном приключении, приведшем меня на грань безумия.
И вот этим осенним утром, прекрасным своим покоем, сидя в очаровательной беседке — украшении моего сада и любуясь прелестью двух наложниц, тонкие пальцы которых перебирают хризантемы, я наконец-то решаюсь, в столь мирном окружении, припомнить события того ужасного дня.
Был девятый день девятой луны, и это число навеки запечатлелось в моей памяти. День склонялся к вечеру, и удушающая послеполуденная жара предвещала грозу. Чувствуя себя и раздраженным и подавленным одновременно, я решил совершить прогулку в паланкине. Когда носильщики спросили у меня, куда бы я хотел направиться, я не задумываясь велел им идти к «Золотому дракону».
Это горделивое имя носил магазин древностей, стоящий прямо напротив храма Конфуция. Его владелец Лю был жадным мошенником, но знал свое дело и частенько раскапывал для меня интересные безделушки, игравшие свою скромную роль в давних преступных историях. Сколько приятных часов провел я в этой переполненной сокровищами лавке!
Войдя, я обнаружил одного приказчика. Этот малый сообщил мне, что хозяин плохо себя чувствует и находится на втором этаже, в зале, где выставлены самые ценные предметы.
Я поднялся. Страдающий от жестокой мигрени Лю закрыл ставни, надеясь защититься от удушающей жары, и в этой полутьме знакомая комната показалась мне необычной… даже чем-то враждебной. Моим первым побуждением было немедленно уехать, но подумав об ожидавшем снаружи пылающем горниле, я решил на минутку присесть и позволить торговцу показать несколько любопытных пустячков. Я опустился в просторное кресло и начал энергично обмахиваться веером из перьев цапли.
— В моей скромной лавке сегодня нет ничего достойного быть показанным вашей милости, — склонившись, сказал Лю.
Однако окинув быстрым взглядом комнату, он достал из угла зеркало на покрытой черным лаком ножке и поставил его передо мной.
После того, как он закончил вытирать пыль, я увидел, что это было зеркало для головных уборов. Устанавливаемые на квадратных ящичках, эти зеркала из полированного серебра используются официальными лицами, чтобы правильно надеть шапочку из черного шелка. Судя по крошечным трещинкам, покрывавшим его лакированную часть, оно было довольно старым, но не было редкостью, в глазах знатоков такие предметы не представляют большой ценности.
Но внезапно мой взгляд упал на инкрустированные в рамке мелкие серебряные иероглифы. Наклонившись, я смог разобрать следующую фразу:
«Присутствие судьи Ди в Пуяне».
С трудом сдержал я восторженное восклицание. Ведь это зеркало принадлежало нашему славному судье Ди! А, если верить национальным архивам, когда судья Ди возглавлял администрацию Пуяна, небольшого уезда округа Кянксу, он с необычайной проницательностью распутал по меньшей мере три загадочных преступления. К несчастью, подробности его подвигов не сохранились.
Имя Ди не было распространенным, и зеркало определенно принадлежало славному судье. Я больше не чувствовал усталости. В душе я благословлял невежество Лю, мешавшее ему оценить по достоинству, чем была эта бесценная реликвия самого великого из сыщиков, когда-либо живших в Поднебесной.
С самым невозмутимым видом я поудобнее устроился в кресле и попросил Лю принести мне чашку чая. Едва он спустился, как я бросился к зеркалу и лихорадочно его оглядел, выдвинул ящик из подставки и увидел головной убор из черной саржи, которые носили судьи.
Осторожно развернул я истлевший шелк. Над шитьем поднялось облачко тонкой пыли, но за исключением нескольких проеденных молью дыр, головной убор был в полной сохранности. Охваченный почтением, я держал его перед собой в трясущихся руках, говоря себе: вот собственная шапочка великого судьи Ди, которую он надевал, председательствуя на суде.
Только высшим небесным силам известно, почему мне пришла в голову нелепая фантазия надеть на себя, недостойного, эту драгоценную реликвию. Чтобы оценить производимое впечатление, я бросил взгляд в зеркало. Годы замутнили отполированное серебро, и вначале его поверхность отразила лишь неясную тень, но внезапно изображение прояснилось, и я различил незнакомое лицо, с тонкими чертами, уставившееся на меня горящим взглядом.
Именно в это мгновение меня оглушило ударом грома. В комнате воцарилась полная тьма. Мне показалось, что я падаю в бездонную пропасть, и меня оставило всякое представление о реальности. Я поплыл среди густых облаков, мало-помалу принимавших человеческие формы. С трудом различил я обнаженную девушку, на которую напал мужчина, чьего лица мне не удалось разглядеть. Несмотря на желание броситься к несчастной на помощь, я был не в силах сдвинуться с места, не способен издать ни звука. Вслед за тем меня увлекло в бесконечное множество других, все более ужасающих приключений, где я то подвергался самым страшным пыткам, то оставался их беспомощным свидетелем.
В момент, когда я медленно погружался в дурно пахнущий пруд с гниющей водой, две свеженькие девушки, напоминавшие мне моих наложниц, попытались прийти мне на помощь. Я почти касался их протянутых ко мне рук, когда меня увлекло сильным потоком и закрутило над пенящейся бездной, все ближе притягивая к центру ужасного водоворота. Потом, внезапно, я оказался заключенным в темное тесное помещение, где на меня медленно опускалась огромная тяжесть. Бешено сопротивляясь, я пытался ускользнуть от неумолимо надвигавшейся массы. Тщетно. Мои пальцы нащупывали вокруг лишь гладкую металлическую поверхность. Но в то мгновение, когда я должен бы был, задохнувшись, погибнуть, давление ослабло, и я жадно вдохнул свежий воздух. Однако, едва захотев двинуться, я обнаружил, что с раскинутыми руками и ногами прикован к земле. Концы идущих от моих запястий и щиколоток канатов исчезали в сероватом тумане. Я чувствовал, как эти канаты натягиваются… Страшная боль пронзила все мои члены, и невыразимый ужас заставил почти что остановиться мое отчаянно бьющееся сердце: я сообразил, что буду четвертован. Извергнутый мною вопль и разбудил меня.
Залитый холодным потом, я лежал, на полу у Лю. Стоявший рядом со мной на коленях антиквар испуганным голосом произносил мое имя. Старинный головной убор соскользнул с моей головы и лежал рядом с опрокинутым зеркалом.
С помощью торговца я поднялся и весь дрожа сел в кресло. Мой добровольный врач поднес к моим губам чашку чая.
По словам Лю, едва он спустился за чайником, сильный удар грома и начавшийся ливень заставили его броситься наверх, чтобы укрепить запоры на ставнях. И тогда-то он обнаружил меня лежащим без сознания на полу.
Какое-то время я хранил молчание, маленькими глотками попивая ароматный напиток, а потом высказал Лю первое пришедшее мне на ум объяснение, утверждая, что подвержен внезапным приступам головокружения. Я попросил его подозвать мой паланкин, и носильщики под проливным дождем доставили меня домой. Хотя они и постарались укрыть паланкин промасленной бумагой, я прибыл к себе промокшим до костей.
С сильнейшей головной болью я немедленно лег в постель. Моя первая жена, сильно встревоженная, поспешила вызвать врача, который застал меня в бреду.
Около двух месяцев я находился между жизнью и смертью. Моя первая жена утверждает, что своим выздоровлением я целиком обязан ее горячим молитвам и благовониям, которые она каждый день воскуряла в храме бога врачевания. Лично я склонен объяснить его преданностью двух наложниц, которые, сменяя друг друга у моего изголовья, заставляли меня принимать прописанные нашим ученым врачом лекарства.
Когда у меня появилось достаточно сил, для того, чтобы сидеть в постели, врач захотел услышать от меня самого, что же произошло у Лю. Но я не испытывал ни малейшего желания рассказывать о своем странном приключении и лишь сослался на внезапное сильное головокружение. Доктор окинул меня недоверчивым взглядом, но настаивать не решался. Прощаясь, он с невозмутимым видом заметил, что подобные мозговые лихорадки иногда случаются, если больной имел дело с предметами, игравшими роль в давних историях насильственной смерти. Они выделяют зловредные испарения, опасные для мозга тех, кто с ними соприкасается.
Как только этот проницательный врач вышел, я вызвал своего управляющего. Я приказал ему запаковать в четыре больших ящика мое собрание криминалистических предметов и отправить их к дяде моей первой жены, господину Хуану. Хотя она не перестает воспевать его достоинства, дядюшка Хуан является в действительности отвратительной личностью. Для него самое большое удовольствие доставляет предъявлять людям судебные иски. В сопровождение посылки я сочинил любезнейшее письмо, в котором сообщал, что желаю подарить ему всю свою криминалистическую коллекцию как скромный знак глубочайшего уважения его столь полного знания уголовного и гражданского права. Хочу признаться моему читателю, что у меня зуб на дядюшку Хуана с того дня, когда он благодаря процедурным хитростям оттягал у меня прекрасный кусок земли. Я горячо надеюсь, что, изучая коллекцию, он нарвется на одну из страшных реликвий, соприкосновение с которой навлечет на него столь же страшное приключение, как пережитое в лавке у Лю.
Теперь же я попытаюсь пересказать историю событий, происшедших в те короткие мгновения, когда у меня на голове находилась шапочка судьи Ди. Я оставляю доброжелательности читателя заботу решить, в какой степени этот рассказ о трех давних преступлениях содержит правдивые факты, открытые мне столь необычайным образом, или же речь идет лишь об измышлениях моего бедного мозга, возбужденного лихорадкой. Я не дал себе труда обратиться к историческим архивам Империи, чтобы проверить факты. Как уже упоминалось, я полностью забросил подобного рода изыскания. Меня больше не увлекают эти мучительные сюжеты, и я целиком отдался приятному занятию собирания селадона времени династии Сун.
На место нового назначения в Пуяне судья Ди явился ранним утром в день прибытия в город. Сидя в своем кабинете, рядом с залом суда, он до позднего вечера изучал архивы уезда. Две большие свечи, наколотые на подсвечники, освещали его заваленный различными бумагами и грудами отчетов стол. Колеблющееся пламя играло на зеленой парче его платья и блестящей шапочке черного шелка. Время от времени он поглаживал свою прекрасную черную бороду или длинные бакенбарды, но его взгляд никогда надолго не покидал лежавшей перед ним бумаги.
Сидевший за столиком поменьше, расположенном напротив стола судьи, его неизменный помощник Хун Лян изучал судебные дела. Хун Лян был уже пожилым, худощавым человеком. В его бороде и усах поблескивали седые волосы. Его коричневое платке было выцветшим, голова покрыта маленькой ермолкой. «Скоро полночь», — размышлял он, бросая беглые взгляды на высокий силуэт судьи. После обеда Хун Лян слегка вздремнул, но хозяин за весь день не отдохнул ни разу. Хотя помощник и знал железный организм судьи, это его все же заботило.
Старый слуга в семье Ди, Хун Лян часто носил на руках будущего судью, когда тот был еще ребенком. Позднее, после того, как его бывший «сосунок» завершил учебу в столице и получил назначение судьей в провинцию, Хун Лян последовал за ним. Пуян был третьим местом работы судьи Ди Чжэнде. И все прошедшие годы Хун Лян был для него и советчиком и надежным другом. Судья делился с ним не только личными заботами, но и служебными проблемами, и суждения Хун Ляна часто бывали очень полезны. Чтобы у того было официальное положение, судья Ди назначил его секретарем суда, и поэтому все называли его секретарь Хун.
Листая пачку бумаг, секретарь Хун думал об утомительном дне, проведенном его господином. Утром, когда судья и его сопровождение — жены, дети, слуги — прибыли в Пуян, судья сразу же отправился в присутствие, тогда как сопровождение — в официальную резиденцию в северной части ямыня — комплекса помещений, занятых судом, архивами, тюрьмой и комнатами стражников. Там с помощью управляющего первая жена наблюдала за разгрузкой повозок с вещами и обживала резиденцию. У судьи Ди не оказалось времени даже для беглого осмотра нового жилища. Сначала ему надо было принять печати от своего предшественника судьи Фона. По завершении этой церемонии он познакомился с постоянными работниками суда от первого писаря и начальника стражи до тюремщика и его надзирателей. В полдень он председательствовал на роскошном обеде, устроенном в честь бывшего начальника уезда, а затем сопровождал судью Фона и его спутников до ворот города, как того требовал обычай. По возвращении судья Ди принял первых лиц города Пуяна, пришедших высказать ему наилучшие пожелания.
Затем он слегка перекусил у себя в кабинете и устроился, чтобы бросить первый взгляд на находившиеся в суде дела. Писцы, приносившие из архива кожаные коробки с бумагами, толпились вокруг него. Через два часа он их отослал, но словно бы и не думал о том, чтобы самому лечь отдохнуть.
Наконец он откинулся в кресле и, отодвинув в сторону документ, который только что листал, бросил из-под густых бровей веселый взгляд на своего верного спутника.
— Ну, секретарь, что ты скажешь о чашке чая? — спросил он, улыбаясь.
Секретарь Хун поспешил принести стоявший на круглом столике чайник. Пока он наливал чай своему хозяину, тот сказал:
— Небо щедро одарило своими благословениями уезд Пуян. Из этих бумаг я узнал, что земли здесь плодородны. Местные жители не знают, что такое засуха или наводнения, и земледельцы процветают. Город построен на берегу Великого канала, пересекающего с севера на юг нашу Империю, и извлекает немалую выгоду из своего положения. И правительственные корабли, и частные джонки имеют обыкновение приставать в порту у Западных ворот. Постоянен приток путников, и дела идут как нельзя лучше. Как раз здесь в канал впадает река, поэтому много рыбы, которая приносит доход беднякам. Присутствие достаточно крупного гарнизона благоприятствует торговле. Вот почему население не испытывает нужды, довольно своей участью и в установленное время вносит налоги. К тому же мой предшественник, судья Фон, очевидно, способный и усердный человек: архивы доведены до последнего дня, и все находится в полном порядке.
Лицо секретаря просветлела.
— Как приятно это слышать, достопочтенный судья, — ответил он. — Трудности, встреченные нами на последнем месте работы в Хунюане, часто заставляли меня беспокоиться о здоровье вашего превосходительства.
Дернув свою скудную бороденку, он продолжал:
— Осматривая судебные протоколы, я обнаружил, что уровень преступности здесь невысок. И редкие совершенные преступления были очень хорошо разобраны судьей. В суде осталось лишь одно дело. Это гнусная история изнасилования с последовавшим убийством, которое судья Фон расследовал за несколько дней до отъезда. Когда вы ознакомитесь с делом, то увидите, что остается уточнить лишь несколько мелких подробностей.
Судья Ди поднял брови.
— Эти мелкие подробности иной раз создают тяжелые проблемы! Расскажи мне о деле.
Секретарь Хун пожал плечами.
— Это не очень запутанная история. Дочь мелкого торговца, мясника Сяо, нашли убитой у себя в комнате. Обследование тела подтвердило, что имело место изнасилование. Выяснилось, что у жертвы был любовник, студент-выродок по имени Ван. Мясник обвинил этого юношу в убийстве. После того, как судья Фон проверил его утверждения и выслушал свидетелей, стало очевидным, что Ван действительно убийца, но он не сознается в совершении преступления. Тогда судья Фон прибегнул к пытке. К несчастью, студент потерял сознание, не успев признаться. Ожидавшийся отъезд заставил судью отложить расследование. Но дело практически завершено. Ведь убийца под замком, а собранные против него улики достаточно убедительны, чтобы подвергнуть его пытке.
С задумчивым видом поглаживая бородку, судья Ди, помолчав, сказал:
— Секретарь, я хотел бы ознакомиться с делом во всех подробностях.
Лицо честного Хуна вытянулось.
— Ваше превосходительство, скоро полночь, — нерешительно заметил он, — Не лучше ли вам сейчас лечь и хорошо выспаться? Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы изучить это Дело.
Судья тряхнул головой.
— Как ни бегл твой рассказ, он обнаруживает одно любопытное противоречие. После чтения всех этих административных бумаг криминальная загадка — это как раз то, что мне нужно, чтобы прочистить мозги! Выпей чашку чая, устройся поудобнее и изложи мне суть происшествия.
Секретарь Хун знал своего хозяина. С покорным видом он проглядел кое-какие бумаги и начал:
— Точно десять дней назад, семнадцатого нынешней луны, мясник по имени Сяо Фухан, плача, бросился к ногам судьи Фона во время полуденного заседания. Надо сказать, что скромная лавка этого человека находится на улице Полумесяца, в юго-западном районе города. Его сопровождали три свидетеля: господин Гао, старший смотритель южного района, Лун, портной, живущий напротив Сяо, и глава гильдии мясников. Мясник Сяо передал судье Фону письменное обвинение против Ван Сенчуна, кандидата на государственные экзамены. Этот Ван — бедный студент, живущий напротив лавки мясника. Мясник Сяо утверждает, что Ван удушил его единственную дочь Чистоту Нефрита в ее комнате и украл две золотые заколки для волос. По мнению Сяо, кандидат Ван был любовником его дочери вот уже шесть месяцев. Преступление было обнаружено, когда девушка не спустилась, чтобы по обыкновению заняться уборкой.
— Этот Сяо, — прервал судья Ди, — или полный болван, или жадный мерзавец! Как мог он допускать, что его дочь принимает под его крышей мужчину, превращая тем самым его дом в дурное место? Меня не удивляет, что у него было совершено убийство!
Секретарь Хун наклонил голову.
— Нет, благородный судья, — заметил он. — Объяснения мясника Сяо в ином свете показывают события.
2. СЕКРЕТАРЬ ХУН ИЗЛАГАЕТ СУДЬЕ ДИ ДЕЛО УЛИЦЫ ПОЛУМЕСЯЦА. СУДЬЯ ВЫСКАЗЫВАЕТ УДИВИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
— Слушаю тебя, — сказал судья, скрестив руки в длинных рукавах.
— Мясник Сяо узнал о дурном поведении дочери лишь после преступления, — продолжал секретарь Хун. — Чистота Нефрита спала в каморке над кладовой, стоящей за лавкой. Эта каморка также служит прачечной и швейной. Семья Сяо не настолько богата, чтобы иметь прислугу, и всей работой по дому занимались дочь и жена мясника. Произведенная по приказу судьи Фона проверка подтвердила, что в каморке можно громко разговаривать и не быть услышанным ни в комнате мясника, ни в соседних помещениях. Что касается студента Вана, то он принадлежит к хорошей семье из столицы, но и отец его и мать умерли, а ссоры между остальными родственниками лишили всякой поддержки. Он готовится к литературному экзамену второй ступени и кое-как перебивается с помощью уроков, которые дает детям соседних лавочников. Старик портной по имени Лун сдает ему мансарду над своей мастерской, расположенной прямо напротив мясной лавки.
— Когда он стал любовником этой девушки?
— Он влюбился в нее около шести месяцев назад, и молодые люди решили тайно встречаться в комнатке Чистоты Нефрита. Студент Ван приходил около полуночи и проскальзывал через окно, а уходил перед рассветом. Портной Лун заявил, что быстро обнаружил эту «прекрасную» тайну. Од строго выговорил студенту Вану, добавив, что собирается поставить мясника Сяо в известность об этих позорных проделках.
Судья одобрительно покачал головой.
— Этот портной рассуждал правильно! — заметил он. Секретарь заглянул в лежащий перед ним свиток и продолжал:
— Этот Ван, несомненно, ловкий мошенник. Он бросился к ногам портного Луна и заверил, что Чистота Нефрита и он любят друг друга всем сердцем. Затем он поклялся, что женится на красавице, как только сдаст свой экзамен второй ступени. Тогда положение позволило бы ему преподнести мяснику Сяо требуемый брачный подарок и предложить своей супруге достойное жилище. Напротив, если бы его секрет сейчас раскрылся, он не был бы допущен к экзамену, и все были опозорены. Портной Лун знал, что Ван занимается усердно и осенью наверняка успешно сдаст экзамен. К тому же его наполняла гордостью мысль, что отпрыск знатной фамилии, будущий императорский чиновник, избрал невестой дочь одного из соседей. Поэтому, успокоив совесть и повторяя себе, что через несколько недель дело завершится самым честным образом просьбой о браке, он обещал молодым людям не выдавать их тайны. Но чтобы удостовериться, что Чистота Нефрита была порядочной девушкой, портной Лун присматривал за ней. Он под присягой утверждает, что она не знала другого юноши, кроме Вана. Он был единственным, кто проникал к ней в комнату.
Судья отхлебнул немного чая и сухо заметил:
— Это возможно. Но остается фактом, что кандидат Ван, Чистота Нефрита и портной Лун вели себя самым предосудительным образом!
— Судья Фон это особенно подчеркивал, — заметил секретарь. — Он резко осудил пособничество портного Луна и недостаточность наблюдения мясника Сяо за своей семьей. Утром семнадцатого дня, когда портной Лун узнал об убийстве Чистоты Нефрита, его добрые чувства по отношению к студенту Вану превратились в бешеную ненависть. Он бросился к мяснику Сяо и поставил его в известность о любовном увлечении дочери и студента. Вот дословно сказанные им слова: «Позор мне, что я закрывал глаза на бесстыдное поведение! Собака Ван этим воспользовался, чтобы удовлетворить свои низменные потребности с Чистотой Нефрита, а когда она начала настаивать, чтобы он женился на ней, убил ее и украл золотые заколки, чтобы иметь возможность приобрести себе богатую жену!» Сходивший с ума от отчаяния и ярости мясник Сяо послал за старшиной господином Гао и главой гильдии мясников. Посовещавшись втроем, они быстро пришли к заключению — преступником мог быть только Ван. Была составлена письменная жалоба, в которой студент обвинялся в гнусном преступлении, и все трое явились для передачи его суду.
— А кандидат Ван? — спросил судья Ди. — Он скрылся?
— Нет. Он легко дал себя задержать. Выслушав Сяо, судья Фон отправил четырех стражей схватить молодого человека. Они застали его крепко спящим в своей комнате, хотя было далеко за полдень. Стражи приволокли его в присутствие, где ему было предъявлено обвинение мясника Сяо.
Положив оба локтя на край стола, судья Ди воскликнул:
— Любопытно знать, как защищался кандидат Ван!
Прежде чем ответить, секретарь Хун выбрал несколько бумаг и пробежал их глазами.
— У этого мошенника есть ответ на все. Главное, — Судья Ди поднял руку.
— Я предпочел бы услышать его собственные слова! Зачитай протокол.
Секретарь удивленно взглянул на своего хозяина и хотел что-то сказать, но потом, передумав, монотонно прочитал записанные судейским писарем показания: «Невежественный студент, простершийся перед вашей благородной милостью, сгорает от стыда. Я виновен в самом постыдном проступке — совращении девственницы с безупречной репутацией, а я поддерживал с ней тайные отношения. Да будет известно вашему превосходительству, что мансарда, в которой я ежедневно занимался, выходит на улицу Полумесяца. Из моего жилища я мог видеть окно Чистоты Нефрита и часто восхищался нежной полнотой ее форм, когда она расчесывала свои длинные волосы. Вскоре в моей душе созрело решение, что у меня не будет другой супруги. Какой было бы удачей, если бы я придерживался этого решения и не предпринимал никаких шагов до успешной сдачи экзаменов! Мое положение позволило бы мне тогда прибегнуть к услугам свахи: Та, чья профессия „соединять горы“, отнесла бы мой подарок отцу девушки и передала ему мою просьбу, как того требует наш давний и честный обычай. Увы, однажды я встретил Чистоту Нефрита у нее дома. Я не смог сдержаться и обратился к ней. В ответ она сумела дать мне понять, что мои чувства находят отклик в ее душе. Тогда я, которому надлежало бы направить этого чистого и невинного ребенка на честный путь, разжег ее страсть моей горячностью. Я добился новой встречи и вскоре убедил ее принять меня в своей комнате. В условленный день, поздним вечером, я приставил лестницу к ее окну и поднялся. Должен признаться, благородный судья, что в ее объятиях я получил наслаждение, которое Небо дозволяет вкусить с честной девушкой только после торжественной церемонии бракосочетания. Увы, как костер разгорается еще сильнее после того, как в него подбросили сухих дров, так и моя преступная страсть вспыхнула еще больше и побудила меня добиваться нового свидания, потом еще одного и так все чаще и чаще. Опасаясь, что ночной сторож или какой-нибудь случайный прохожий заметят лестницу, я убедил Чистоту Нефрита привязать к ножке ее кровати длинную ленту белой ткани и спустить через окно. Внизу я дергал за ленту, и по этому сигналу моя возлюбленная распахивала окно и помогала мне подниматься, подтягивая ее. Любому неосведомленному человеку она показалась бы бельем, вывешенным сушиться и забытым, когда наступила ночь…»
— Мясник Сяо узнал о дурном поведении дочери лишь после преступления, — продолжал секретарь Хун. — Чистота Нефрита спала в каморке над кладовой, стоящей за лавкой. Эта каморка также служит прачечной и швейной. Семья Сяо не настолько богата, чтобы иметь прислугу, и всей работой по дому занимались дочь и жена мясника. Произведенная по приказу судьи Фона проверка подтвердила, что в каморке можно громко разговаривать и не быть услышанным ни в комнате мясника, ни в соседних помещениях. Что касается студента Вана, то он принадлежит к хорошей семье из столицы, но и отец его и мать умерли, а ссоры между остальными родственниками лишили всякой поддержки. Он готовится к литературному экзамену второй ступени и кое-как перебивается с помощью уроков, которые дает детям соседних лавочников. Старик портной по имени Лун сдает ему мансарду над своей мастерской, расположенной прямо напротив мясной лавки.
— Когда он стал любовником этой девушки?
— Он влюбился в нее около шести месяцев назад, и молодые люди решили тайно встречаться в комнатке Чистоты Нефрита. Студент Ван приходил около полуночи и проскальзывал через окно, а уходил перед рассветом. Портной Лун заявил, что быстро обнаружил эту «прекрасную» тайну. Од строго выговорил студенту Вану, добавив, что собирается поставить мясника Сяо в известность об этих позорных проделках.
Судья одобрительно покачал головой.
— Этот портной рассуждал правильно! — заметил он. Секретарь заглянул в лежащий перед ним свиток и продолжал:
— Этот Ван, несомненно, ловкий мошенник. Он бросился к ногам портного Луна и заверил, что Чистота Нефрита и он любят друг друга всем сердцем. Затем он поклялся, что женится на красавице, как только сдаст свой экзамен второй ступени. Тогда положение позволило бы ему преподнести мяснику Сяо требуемый брачный подарок и предложить своей супруге достойное жилище. Напротив, если бы его секрет сейчас раскрылся, он не был бы допущен к экзамену, и все были опозорены. Портной Лун знал, что Ван занимается усердно и осенью наверняка успешно сдаст экзамен. К тому же его наполняла гордостью мысль, что отпрыск знатной фамилии, будущий императорский чиновник, избрал невестой дочь одного из соседей. Поэтому, успокоив совесть и повторяя себе, что через несколько недель дело завершится самым честным образом просьбой о браке, он обещал молодым людям не выдавать их тайны. Но чтобы удостовериться, что Чистота Нефрита была порядочной девушкой, портной Лун присматривал за ней. Он под присягой утверждает, что она не знала другого юноши, кроме Вана. Он был единственным, кто проникал к ней в комнату.
Судья отхлебнул немного чая и сухо заметил:
— Это возможно. Но остается фактом, что кандидат Ван, Чистота Нефрита и портной Лун вели себя самым предосудительным образом!
— Судья Фон это особенно подчеркивал, — заметил секретарь. — Он резко осудил пособничество портного Луна и недостаточность наблюдения мясника Сяо за своей семьей. Утром семнадцатого дня, когда портной Лун узнал об убийстве Чистоты Нефрита, его добрые чувства по отношению к студенту Вану превратились в бешеную ненависть. Он бросился к мяснику Сяо и поставил его в известность о любовном увлечении дочери и студента. Вот дословно сказанные им слова: «Позор мне, что я закрывал глаза на бесстыдное поведение! Собака Ван этим воспользовался, чтобы удовлетворить свои низменные потребности с Чистотой Нефрита, а когда она начала настаивать, чтобы он женился на ней, убил ее и украл золотые заколки, чтобы иметь возможность приобрести себе богатую жену!» Сходивший с ума от отчаяния и ярости мясник Сяо послал за старшиной господином Гао и главой гильдии мясников. Посовещавшись втроем, они быстро пришли к заключению — преступником мог быть только Ван. Была составлена письменная жалоба, в которой студент обвинялся в гнусном преступлении, и все трое явились для передачи его суду.
— А кандидат Ван? — спросил судья Ди. — Он скрылся?
— Нет. Он легко дал себя задержать. Выслушав Сяо, судья Фон отправил четырех стражей схватить молодого человека. Они застали его крепко спящим в своей комнате, хотя было далеко за полдень. Стражи приволокли его в присутствие, где ему было предъявлено обвинение мясника Сяо.
Положив оба локтя на край стола, судья Ди воскликнул:
— Любопытно знать, как защищался кандидат Ван!
Прежде чем ответить, секретарь Хун выбрал несколько бумаг и пробежал их глазами.
— У этого мошенника есть ответ на все. Главное, — Судья Ди поднял руку.
— Я предпочел бы услышать его собственные слова! Зачитай протокол.
Секретарь удивленно взглянул на своего хозяина и хотел что-то сказать, но потом, передумав, монотонно прочитал записанные судейским писарем показания: «Невежественный студент, простершийся перед вашей благородной милостью, сгорает от стыда. Я виновен в самом постыдном проступке — совращении девственницы с безупречной репутацией, а я поддерживал с ней тайные отношения. Да будет известно вашему превосходительству, что мансарда, в которой я ежедневно занимался, выходит на улицу Полумесяца. Из моего жилища я мог видеть окно Чистоты Нефрита и часто восхищался нежной полнотой ее форм, когда она расчесывала свои длинные волосы. Вскоре в моей душе созрело решение, что у меня не будет другой супруги. Какой было бы удачей, если бы я придерживался этого решения и не предпринимал никаких шагов до успешной сдачи экзаменов! Мое положение позволило бы мне тогда прибегнуть к услугам свахи: Та, чья профессия „соединять горы“, отнесла бы мой подарок отцу девушки и передала ему мою просьбу, как того требует наш давний и честный обычай. Увы, однажды я встретил Чистоту Нефрита у нее дома. Я не смог сдержаться и обратился к ней. В ответ она сумела дать мне понять, что мои чувства находят отклик в ее душе. Тогда я, которому надлежало бы направить этого чистого и невинного ребенка на честный путь, разжег ее страсть моей горячностью. Я добился новой встречи и вскоре убедил ее принять меня в своей комнате. В условленный день, поздним вечером, я приставил лестницу к ее окну и поднялся. Должен признаться, благородный судья, что в ее объятиях я получил наслаждение, которое Небо дозволяет вкусить с честной девушкой только после торжественной церемонии бракосочетания. Увы, как костер разгорается еще сильнее после того, как в него подбросили сухих дров, так и моя преступная страсть вспыхнула еще больше и побудила меня добиваться нового свидания, потом еще одного и так все чаще и чаще. Опасаясь, что ночной сторож или какой-нибудь случайный прохожий заметят лестницу, я убедил Чистоту Нефрита привязать к ножке ее кровати длинную ленту белой ткани и спустить через окно. Внизу я дергал за ленту, и по этому сигналу моя возлюбленная распахивала окно и помогала мне подниматься, подтягивая ее. Любому неосведомленному человеку она показалась бы бельем, вывешенным сушиться и забытым, когда наступила ночь…»