За поясом у каждого из нас был детектор для поиска парализатора-- и все. Никакого оружия. Упаси Бог кого-нибудь парализовать-- ситуация осложнится еще больше.
   Пока мы стояли в рядок, ожидая открытия Ворот, Мартин Ковентри квохтал над нами, как нервная несушка, и осыпал нас последними наставлениями.
   --Вы пробудете там с одиннадцати до полуночи,-- тараторил он.-Смит появится в 23.30 и уйдет через час. Так что полчаса вы проведете в ангаре вместе с ним и...
   --И будем ходить на цыпочках,-- закончил за него Минору.-- Мы все это уже проходили, Мартин. Может, поведешь нас в ангар за ручку?
   --Повторение-- мать учения.
   --Мы ничего не забыли, Мартин,-- уверила я его.-- Ангар большой. Там тьма укромных местечек и к тому же достаточно темно.
   --Меня больше волнует наше возвращение,-- сказал Тони.-- Раз мы должны убраться из ангара в то время, когда Смит будет шастать там и вынюхивать невесть чего, так вы уж постарайтесь подать Ворота поточнее и без шума.
   --Мне это не нравится,-- сказала Манди.-- Почему мы не можем высадиться снаружи и пробраться в ангар?
   Мартин поморщился, как от боли:
   --Да потому, что в ту ночь вокруг ангара будет стоять охрана.
   --Это мне тоже не нравится,-- мрачно заявила Манди.
   --Ничего не попишешь. Положитесь на нас. Мы с Лоренсом используем все глушители. Ворота появятся где положено и совершенно бесшумно.
   Вопреки его заверениям, Ворота прибыли на место совсем не так уж тихо.
   Я слышала, как эхо прокатилось по пустому ангару, когда мы вышли из Ворот. Ничего страшного, конечно, поскольку внутри мы были одни, а за стенами вряд ли что-то было слышно. Но я, помнится, подумала, что забрать нас Лоренсу следовало бы поаккуратнее.
   --Прямо в яблочко,-- прошептала Манди, показывая на бетонный пол.
   Она была права. Моя краткая экскурсия по ангару несколько часов назад-- или около тридцати девяти часов назад, смотря какое время считать,-- оказалась полезной для выбора точки высадки. Мы решили, что ею будет северо-западный угол ангара, сзади за остатками хвостовой секции и фюзеляжа "боинга". Здесь было темно, так что нам пришлось вытащить карандаши-фонарики и быстренько оглядеться, чтобы не наткнуться впотьмах на какой-нибудь обломок.
   Сориентировавшись, я вполголоса велела команде рассредоточиться и начать поиск. А сама, вытащив детектор, направилась к месту, где засекла парализатор в прошлый раз.
   Мусорные мешки уже убрали. Все правильно. У двадцатников было почти двое суток для сортировки завалов, и они не теряли времени зря. Я принялась искать, карабкаясь осторожно, как кошка, по кошмарным курганам из обломков.
   Прошло пятнадцать минут, а я все еще ползала, а стрелка индикатора не сдвинулась даже на полмиллиметра.
   Я тихонько свистнула, и мои товарищи вскоре материализовались из тьмы. Мы встали тесным кружком.
   --У меня ничего,-- сказала я.
   --У меня тоже,-- откликнулся Тони.
   --Пусто.
   Минору просто пожал плечами и покачал головой.
   --Идеи?
   --Детекторы настроены на обнаружение источника энергии. Может, парализатор уже разрядился?
   --Или кто-то вынес его из ангара?
   --Не похоже.-- Я заметила, что грызу ноготь большого пальца.-Смит появится здесь через пятнадцать минут. Ищем еще десять, потом нам лучше затихариться. Включайте фонари и обшарьте все закоулки. На шум наплевать. Если не найдем, спрячемся за хвостовой секцией и будем ждать Ворота.
   --Сдается мне, это дохлый номер,-- сказала Манди.
   --Не будь такой пессимисткой.
   --Все путешественники во времени-- пессимисты.
   Последняя реплика принадлежала Минору. Я лично не знаю, врожденный у меня пессимизм или благоприобретенный. Я знаю одно: оснований для пессимизма у меня предостаточно. За примерами далеко ходить не надо.
   Порывшись еще три-четыре минуты в кучах хлама, я услышала приглушенную птичью трель. Это был условный знак, о котором мы договорились в дежурке, слизав его у индейцев чероки из фильма 30-х годов. Означал он: "Я нашел его!"
   Тони и правда его нашел. Мы устремились к нему. Сердце у меня колотилось как бешеное: все, слава Богу, конец! И вдруг Тони жестами велел Манди остановиться. Она бесшумно притормозила, скрючившись метрах в двадцати от него. Я сделала то же самое, наблюдая, как Тони взмахом руки подзывает Манди подойти поближе. У моего локтя внезапно возник Минору, и мы на цыпочках преодолели оставшиеся тридцать метров.
   Свет был настолько тусклым, что пришлось постоять там, пока глаза не привыкли к потемкам. Наконец я заметила парализатор-он валялся футах в десяти от составленных в ряд складных столов с кучами хлама. В тени возле столов, в нескольких футах от парализатора, лежал какой-то большой и длинный предмет. Через пару секунд глаза подтвердили первую инстинктивную догадку. Там лежало человеческое тело.
   --Кто это?-- прошептала Манди.
   --А ты как думаешь?-- с горечью откликнулась я.
   Мы подошли поближе. Я переключила фонарик на самый рассеянный свет. Перед нами был Билл Смит.
   --Он дышит?
   --Не пойму.
   --Да, он дышит. Его просто парализовало.
   --Тогда он может нас слышать.
   Манди с Тони отпрянули назад.
   --Ну и хрен с ним!-- заорала я. И продолжила потише:-- Если он нас слышит, наше шито-крыто уже накрылось.
   --И все-таки не стоит осложнять положение еще больше,-- заметила Манди.
   Что ж, она была права. Мы все дали задний ход и сблизили головы.
   --Глаза у него открыты или нет?-- спросила я.
   --Открыты,-- ответил Тони.-- Я уверен, что он меня видел.
   --Что здесь произошло, как по-вашему?
   Мы внимательно осмотрели натюрморт и вскоре восстановили последовательность событий.
   Смит лежал на спине, раскинув ноги. Одна нога, прямая, заброшена на другую, слегка согнутую в колене. Та, что согнута, затечет и будет адски болеть, когда он снова сможет двигаться. Парализатор валялся в нескольких футах от вытянутой в сторону левой руки. Рядом с правой рукой-- складной армейский нож с длинным лезвием.
   Минору изложил сценарий происшедшего вслух.
   --Он пришел сюда раньше нас. Нашел парализатор. Мы же видели оружие в сканерах: в нем был красный свет. Утечка энергии. Смит, наверное, тоже заметил его. Вытащил нож, начал ковыряться во внутренностях и что-то закоротил. Оружие, похоже, было повреждено настолько, что луч утратил направленность. Повезло еще, что рычажок стоит на отметке "парализовать". Иначе перед нами мог бы оказаться труп.
   --Не хочу больше слышать никаких "мог бы",-- сказала я.-- Он мог бы прийти сюда, как предполагалось, в 23.30. Какого черта он тут делает? Почему он оказался в ангаре раньше нас?
   --Вернемся домой-- там разберемся.
   --А сейчас как быть? Забрать парализатор?
   Я задумалась. Вред уже причинен, но мы пришли сюда, чтобы забрать с собой оружие, и раз уж... Я подняла парализатор с пола, открыла и удостоверилась, что он полностью разряжен. Поэтому наши детекторы и не смогли его обнаружить.
   --Мы его забираем.-- Я взглянула на часы.-- Черт! Мы проболтали уже пятнадцать минут. Ворота появятся через двадцать. Пора отваливать!
   --С него пот градом льет.
   Я осветила тело фонариком. Тони был прав. Скоро мистер Смит будет лежать в луже. Я попыталась представить себе, что он сейчас чувствует. Нас он видел лишь мельком, но этого вполне достаточно, чтобы напугать человека до полусмерти. Услышать ему тоже вряд ли много чего удалось.
   И все-таки, как ни крути, а мы казались ему исчадиями ада, не иначе.
   Но что я могла поделать? Ничего. Я жестами послала свою команду обратно в северо-западный угол ангара.
   Я даже прошла за ними метров двадцать.
   А потом обнаружила, что стою на месте. Не помню, когда я остановилась. Ощущение было такое, будто воздух сгустился стеной и не пускает меня вперед. Я хотела идти дальше-- и не могла. Я повернулась и побежала назад, к нему.
   Он не шевелился. Я встала на колени, склонилась так, чтобы он мог меня видеть. В этой черной физиономии он все равно не узнает служащую "Юнайтед", с которой мельком столкнулся почти два дня назад.
   --Смит,-- проговорила я.-- Вы меня не знаете. Я не могу сказать вам, кто я. Но с вами все будет в порядке. Вы просто временно парализованы. Вы вмешались в процесс, которого не пони...-Стоп, Луиза, сказала я себе. Ты слишком много болтаешь. А "не слишком много"-- это сколько? И зачем я вообще с ним разговариваю?
   Пот с меня лил к тому времени ручьями не хуже, чем с него.
   --Я хотела... Смит, вы представляете угрозу для проекта, значимость которого даже вообразить не можете. Забудьте обо всем, что вы видели.
   Господи Иисусе! Как он сможет забыть? Я сама смогла бы? А вы?
   --Если вы не перестанете вмешиваться, парадокс неизбежен.
   Я внезапно вся похолодела. Я знала, о чем он подумал.
   --Нет, нет! Мы тут ни при чем! Вы думаете, что мы подстроили аварию, но это не так, клянусь вам, самолеты сами...
   Черт! Я должна заткнуться, я и так уже сказала больше, чем нужно. Мне почудилось, будто у него дрогнул краешек рта, но, наверное, просто разыгралось воображение. Медленное колыхание грудной клетки и потоки пота-- вот и все признаки жизни.
   Все, к чему я прикасаюсь, тут же превращается в дерьмо. Вы не поверите, но совсем недавно я была первоклассным работником.
   Я отвернулась и побежала к своим.
   Точно в срок появились Ворота, и мы все четверо шагнули в будущее.
   Мы обменялись взаимными оскорблениями. Я всласть наорала на Лоренса с Мартином, издеваясь над их чудесным умением прогнозировать. Помнится, я вопила, что лучше буду гадать на кофейной гуще или хрустальном шарике. Меня переполняло сознание собственной правоты: на сей раз не я завалила операцию. Нам сказали, что Смит не появится в ангаре до 23.30. О своем кратком монологе у изголовья парализованного я благоразумно умолчала. Мои спутники тоже не проронили ни слова. То есть, они, конечно, не знали, чего я ему там наговорила, но не заметить моего возвращения к Смиту не могли.
   Толку от моих воплей не было никакого, если не считать некоторого морального облегчения. Я прекрасно понимала, как понимали и все остальные, что данные, полученные перед вылазкой, были недостоверны из-за хаотического состояния временного потока. Впредь мы уже не сможем безоговорочно полагаться на информацию сканеров.
   И вновь за время моего отсутствия произошли перемены.
   Едва мы шагнули через Ворота и ушли в прошлое, как во временных сканерах вдруг наступило прояснение. Белые пятна частично рассосались, и операторы смогли увидеть то, что было ранее от них сокрыто. Так, например, они увидели, что Смит вошел в ангар в 22.30. Они узрели даже, как он нашел парализатор и принялся в нем ковыряться. Дурак несчастный! В общем, все происходило в полном соответствии с описанием Минору. И, само собой, звать нас назад было уже поздно.
   Мартин чуть не сдвинулся, пытаясь понять, почему сдвигается темпоральная цензура. Я ничем не могла ему помочь: теоретик из меня никудышный. Но если вас интересует мое мнение, то, по-моему, Всевышний просто решил над нами подшутить. Вот уж у кого свободы воли-- завались!
   И опять переменился Шерман. Рот у него стал куда натуральнее прежнего, а над ним появился нос. За человека Шермана по-прежнему не примешь, даже в темном переулке, но гуманоид из него получился интересный.
   Я не могла оторвать взгляда от его рта. И в конце концов убедила себя: никакого сходства. Только перепуганная до смерти, одержимая навязчивой идеей, сверхбдительная и эмоционально истощенная зомби могла увидеть кривую усмешку на этом пластиковом лице.
   Окно "Б" ни у кого, кроме меня, не вызывало ни малейшего энтузиазма. А поскольку я так никому и не открыла причины своего страха перед окном "В", то отстаивать свои позиции мне было трудно. Все посматривали на Шермана, ожидая указаний. Он помалкивал.
   И тут меня вызвали на заседание Совета. По такому случаю принятие решения было отложено. Мартин с Лоренсом даже обрадовались задержке: им не терпелось прогнать темпоральные установки через серию тестов. Целью тестирования было создание статической Вселенной, имеющей некоторые общие черты со Вселенной "реальной", что бы ни означало это определение в данный момент. Они знали, что не могут больше, поглядев в прошлое, с уверенностью сказать, была ли то реальность или одна из гипотетических возможностей, но они надеялись, что сумеют по крайней мере выразить степень вероятности в процентах. Очень мило с их стороны, решила я, особенно если они опять собираются послать в прошлое меня. До сих пор промашки операторов составляли четверть мили в одном из пространственных измерений и один час-- во временном. Мартин как-то рассказывал мне, что в операциях с Воротами задействовано двенадцать измерений. Промахнуться в одном из оставшихся десяти мне совсем не улыбалось.
   Заседание Совета было похоже на предыдущее. Я дважды подала прошение об отставке, и во второй раз его чуть было не приняли. Я опять повторила, что предстоящая вылазка жизненно важна для успеха проекта Ворот, но, боюсь, это прозвучало не очень убедительно.
   За обсуждением я почти не следила. Технические подробности были за пределами моего понимания, а прочие подробности касались в основном закулисных интриг внутри Совета. В нем было как минимум три фракции-- удобное деление, учитывая общую численность,-- и одна из фракций колебалась то в одну, то в другую сторону. В конце концов мне дали "добро" на очередную вылазку.
   Мартин, переборов свою неприязнь к палате Совета, на сей раз меня сопровождал. Он-то и заявил им под занавес, что в ближайшие десять часов ни о какой вылазке не может быть и речи. Я мысленно вознесла благодарственные молитвы всем возможным богам. Два дня без передыха-- это утомительно.
   И кроме того, мне необходимо было потолковать с Шерманом.
   Глава 11
   "Се, Человек..."*
   ____________________________
   *Евангелие от Иоанна, 19, 5.
   ____________________________
   Шерман сказал:
   --Зови меня Иисусом.
   Я швырнула в него сигаретой, просто потому, что ничего более тяжелого под рукой не оказалось. Но окурок не достиг цели. В угол моей комнаты вмонтирован маленький лазер, оснащенный маленьким радарчиком и маленькими мозгами; он засек окурок и превратил его в плазму, не дав ему пролететь и пары футов. Я знаю, знаю, что современная наука не всесильна, но пепельницы она явно переплюнула.
   --Погоди минутку. Я вызову тебе "скорую".
   --Ну честное слово, Луиза, там есть такие вещи, о которых я не могу тебе рассказать.
   --А что можешь?
   Он задумался.
   --В твоем послании действительно было указание не разглашать сведений?-- вкрадчиво спросила я.
   --Да. За некоторыми исключениями.
   --Типа?
   --Типа тебя. Мне дозволено кое-что открыть тебе. В определенное время.
   --Чтобы мною манипулировать.
   --Да.
   Я уставилась на него сурово, он уставился в ответ. К чести Шермана, надо признать, он не выглядел самодовольным.
   --Так много уровней,-- сказала я.
   --Да.
   --Я имею в виду: ты говоришь мне, то есть признаешься, что можешь рассказать определенные вещи в определенное время, чтобы манипулировать мною. Но тем самым ты уже мной манипулируешь.
   --Да.
   --Это накладывает на меня большую... ответственность. Я знаю, что ты используешь меня,-- надеюсь, с благими целями,-- поэтому я должна делать то, что ты хочешь... Но откуда мне знать, что именно?
   --Тебе просто надо вести себя естественно. Делай то, что делала бы и так.
   --Но твое признание в корне меняет положение. Теперь, когда я в курсе, что ты меня направляешь, пусть даже незаметно, я все равно буду вести себя иначе, чем...-- Я запнулась и заглохла. Он не спускал с меня невинного взора.-- То есть, я должна исходить из того, что мое замешательство на всех уровнях сознания-подсознания-- тоже часть твоего плана, каким бы он ни был...-- Я опять заглохла.-- Пошел на хрен!-- сказала я.
   --Вот и славненько!-- Он захлопал в ладоши.-- Наконец я узнаю свою Луизу!
   Я невольно усмехнулась.
   --Я тебя расплавлю, сделаю из тебя консервную банку и выкину на помойку.
   --Браво, браво, продолжай! Выплесни все эмоции.
   --Мать твоя-- торговый автомат, а отец... Отец-- плуг дорожный!
   --Ну надо же, как здорово усвоила лексику двадцатого века! Все детали повседневной жизни знает как свои пять пальцев!
   Я вяло влепила ему еще несколько оскорблений, используя современные идиомы, но все без толку. С Шерманом невозможно ссориться. Даже пытаться не стоит-- это утомительно, а я и так устала. Поэтому я решила начать все с начала.
   --О'кей. Ты Иисус. Может, объяснишь, что ты имеешь в виду?
   --Пожалуйста. Иисус Христос-- персонаж популярного в двадцатом веке мифа, сын Верховного Существа, почитаемого сектой, основными фетишами которой являлись крест, чаша-- она же грааль-- и...
   --Хватит, это я и без тебя знаю. Их любимым изречением было: он "умер за грехи наши"*.-- Я поглядела на него с надеждой:-- Так вот что у тебя на уме?
   __________________________
   *1-е Послание св. апостола Павла коринфянам, 15, 3.
   __________________________
   --Не совсем. У меня на уме роль спасителя человечества.
   Я воззрилась на него. Не забывайте-- лицо у Шермана в ту пору было как у героя мультика, причем нарисованного так неумело, что Уолт Дисней, небось, перевернулся в своем морозильном боксе. А тело словно сошло со страниц "Волшебника из страны Оз"*. Шерман, конечно, не лязгал при ходьбе, но с первого взгляда видно-перед вами прямой потомок игральных видеоавтоматов. И это существо пытается меня уверить, будто оно-- спаситель человечества!
   _____________________________
   *Книга для детей американского писателя Фрэнка Баума (1856-1919).
   _____________________________
   --Зови меня Фомой,-- сказала я.
   --И тем не менее это правда. Послание в моей временной капсуле было довольно длинным. В нем подробно описаны события нескольких прошедших суток и следующих... шести дней. Прочитав его, я сразу понял, что и когда должен сделать ради спасения рода человеческого. И знаешь, меня поразило обилие параллелей с библейской историей Иисуса. Возможно, это звучит несколько самонадеянно, да я и не собираюсь всерьез тебя убеждать, но если принять Большой Компьютер за Бога, то вполне логично предположить, что я-- единственный робот, когда-либо получивший послание,-- его единородный возлюбленный сын.
   --И он еще строил из себя психоаналитика! Сеансы со мной проводил! Да ты послушай, что ты несешь! Ты не более уникален, чем любая стандартная модель-Т. Спаситель с серийным номером!
   --Большой Компьютер, "все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет"*.
   _________________________
   *Евангелие от Марка, 14, 36; Евангелие от Луки, 22, 42.
   _________________________
   На сей раз я пожалела, что под рукой у меня нет пепельницы. Но швырять в него сигаретой не стала: грех переводить зазря хороший табак.
   --Я не просил присылать мне временную капсулу, Луиза,-сказал он.-- Так же, как ты не просила присылать тебе твои. Какие карты тебе сдали, такими ты и играешь. Я делаю то же самое.
   Я молча курила, стараясь изо всех сил прочесть что-нибудь на его карикатурной рожице. И, клянусь, чем дольше я смотрела, тем более человеческой она мне казалось. Мне стало жаль его. Если хотя бы половина из того, что он мне наплел, правда, то на него взвалили куда более тяжкое бремя, чем на меня.
   --Ты можешь представить мне какое-нибудь доказательство?
   --Запросто. Хотя не гарантирую, что оно убедит тебя на все сто. Ты слишком недоверчива. Но я могу, например, процитировать послание из твоей временной капсулы.
   И он это сделал, слово в слово. Я не прервала его даже тогда, когда он упомянул про ребенка и про "не трахайся с ним, если не захочешь".
   --А я захочу?
   --Об этом я не могу тебе сказать.
   --Но ты знаешь.
   --Да.
   Я опять уставилась на него. Нет смысла по новой углубляться в лабиринт сомнений, по которому блуждал мой мозг, пока я изучала физиономию Шермана, потому что в конце концов я вернулась к исходной точке.
   --Большой Компьютер мог рассказать тебе содержание моего послания.
   --Думаешь, мог? Несмотря на строжайший запрет Совета?
   --Я знаю, что ему это под силу,-- а стало быть, мог.
   --Замечательно!-- Шерман и впрямь выглядел довольным.-- Твой подозрительный ум сослужит тебе хорошую службу в ближайшие дни, как не раз уже бывало прежде.
   --То есть хорошую не для меня, а для вас с БК. Ты хочешь сказать, что я, как всегда, буду начеку.
   --Точно.-- Он наклонился вперед, изобразив на лице вполне сносную имитацию искренней озабоченности.-- Луиза, тебе, конечно, все это не по душе. Но я и не прошу тебя изменить свое отношение к ситуации. Мне самому она не нравится.
   --Тебе? Или Большому Компьютеру?
   --Иногда проводить разделение бессмысленно. Но я способен чувствовать. Мне не всегда нравится то, что я делаю, однако я знаю, что иного пути нет. Нам предстоят тяжелые времена. Мы на всех парах приближаемся к неотвратимой катастрофе, избежать которой невозможно. И в то же время выход есть. Мы не достигнем его, пока не разыграем весь этот несчастный спектакль от начала и до конца. Но в конце я выведу человечество к земле обетованной.
   --Человечество. Хороший термин и, главное, широкий. Я всю свою жизнь работала во имя спасения человечества.--Я затушила окурок.-- Ну и что же будет со мной?-- Я не была уверена, что хочу услышать ответ, но не спросить не могла.
   --Тебе, Луиза, тоже предстоят тяжелые времена. Подробнее я не вправе рассказать. Но концовка будет счастливой.
   --Для меня?-- Я не скрывала недоверия. Все что угодно могу себе представить, только не счастливую концовку.
   --Счастливее, чем ты когда-либо ожидала. С тебя достаточно?
   Для твердолобой, битой жизнью и отпетой пессимистки, думаю, достаточно. По крайней мере мне вдруг непонятно отчего полегчало, хотя я ни на миг не усомнилась в том, что моя собственная концовка будет приправлена изрядной долей горечи. Но чем хорош пессимист: для него и горькая радость-- приятная неожиданность.
   --О'кей,-- сказала я.-- И все-таки твои библейские аллюзии ошибочны. Ты говорил, что собираешься вывести нас к земле обетованной. Иисус не делал этого.
   Шерман изумился, точно непогрешимый Папа Римский, поставивший на ипподроме не на ту лошадь. Низменная часть меня злорадно ухмыльнулась: быть может, послание Шермана не включало в себя такую реплику?
   --Зови меня Моисеем,-- сказал он.
   Итак, окно "Б". Решение, как и многие другие решения в нашей неформальной организации, было принято в виде консенсуса.
   В двадцатом веке существовало государство под названием Китайская Народная Республика. Там царила диктатура пролетариата-- более пошлого словосочетания мне не доводилось встречать ни в одном из двух миров,-- и решения там принимались в процессе критики/самокритики, диалектического анализа и прочих ученых словечек. Полученный в результате ответ теоретически выражал волю масс. На самом же деле Политически Правильный ответ всегда принадлежал Председателю, кто бы им ни был в данный момент.
   Еще в начале моей карьеры в проекте Ворот я заметила, что, формально или неформально, дела у нас вершатся по какому-то определенному образцу. Я не поленилась углубиться в вопрос. Если сложить мои тогдашние выводы с информацией о КНР двадцатого века, можно сформулировать эффективный метод достижения консенсуса: пускайте окружающим пыль в глаза до тех пор, пока они не решат, что вы правы.
   Вот я и напылила. Мне даже не пришлось говорить о своем категорическом нежелании идти в окно "В". Просто когда пыль улеглась, как-то само собой оказалось, что наилучший вариант-это окно "Б".
   Должна признать, мне немало помогла молчаливая поддержка Шермана. И, разумеется, я понимала: если и теперь вылазка будет безрезультатной, то альтернативы окну "В" больше не останется. Но, как любят говорить путешественники во времени, завтра само о себе позаботится.
   Понедельник, 12-е декабря, Оклендский международный аэропорт.
   Я уже была здесь в этот день с восьми до девяти утра, но для меня с тех пор прошло двое суток. Не забыть бы, что для Смита прошло всего пять часов. Он наверняка меня узнает, если у него есть хоть какая-то память на лица. Мое лицо и фигуру не так-то легко забыть.
   Ворота выкинули меня в одном из укромных уголков центрального здания аэропорта. Я поначалу возражала против такой высадки, не очень-то веря в способность операторов рекалибровать Ворота настолько точно. Но в конце концов махнула рукой: пускай решает Лоренс, на то он и эксперт. Порой приходится полагаться на мнение экспертов. Да и повод показался мне слишком мелким, чтобы применять тактику достижения "консенсуса".
   На сей раз Лоренс не подвел. Я очутилась в шести дюймах от запланированного места высадки. И Ворота действительно появились бесшумно, как Лоренс и обещал. Я быстро огляделась кругом, чтобы удостовериться в отсутствии зрителей, и двинулась по коридору к залу, выделенному для закрытых совещаний сотрудников Национального комитета по безопасности перевозок.
   Мне пришлось пройти через зал ожидания, битком набитый народом. Завтра-послезавтра толчея здесь будет еще больше. Ведь празднование Рождества, продолжающееся у двадцатников чуть ли не целый декабрь, было в самом разгаре. В зале стояла большая елка, увешанная лампочками, на стенах висели всевозможные украшения. Рождество-- время мотовства, путешествий и пьянок. Когда-то его праздновали в честь рождения Иисуса Христа, но к 80-м годам двадцатого века о Христе как-то подзабыли и его место занял новый идол в красном халате и с фальшивой бородой.
   Народ кругом хранил приличествующую обстоятельствам мрачность. Особенно угрюмые лица были в толпе, окружившей будку, где оформляли страховку. Во всем здании не нашлось бы сейчас ни одного человека, который не думал бы о недавней воздушной катастрофе. Многие решили приобрести страховочные полисы, хотя на самом деле эти бумажки ни от чего не страховали, а были чем-то вроде пари между вами и крупной компанией. Ставкой служила ваша жизнь, и чтобы выиграть пари, вы должны были умереть. Не исключено, впрочем, что я воспринимала бы игру с полисами иначе, будь у меня наследники.