Мак-Нейш продолжает исследования поблизости от Ла-Перры, затем переносит раскопки в другие уголки северо-восточной Мексики. Он находит то початки кукурузы, то отдельные зерна, но проку от этих находок в общем немного, поскольку все они примерно такого же возраста, как и найденные ранее.
Коль скоро, прикидывает Мак-Нейш, к северу oт Мехико никак не отыскивается кукуруза, возраст которой можно было бы отнести ко временам более древним, чем три тысячелетия до нашей эры, то, может быть, ее там просто и нет? А посему не разумнее ли пeренести раскопки южнее?
Именно это он и делает в 1958 году. Но ни в Гондурасе, ни в Гватемале не находит ни одной мало-мальски перспективной пещеры.
Годом позже вместе со своей поисковой группой oн возвращается в Мексику, в штат Чиапас.
Уточним. В 1953 году ученым удалось получить, наконец, подтверждение тому немаловажному факту, что кукуруза в диком виде росла в Америке издавна, и что она, несомненно, является американским растением.
Восемьдесят тысяч лет — так примерно определили возраст найденной на глубине в семьдесят метров, в одной из буровых скважин в Мексике, пыльцы дикой кукурузы.
Восемьдесят тысяч лет назад, а может быть, и больше, росла в долине Мехико кукуруза! Задолго до появления в Новом Свете людей — теперь в этом можно было не сомневаться.
Много ли стоили утверждения некоторых исследователей о том, что чуть ли не с собой привезли кукурузу первопроходцы Америки?
Всякие раскопки — это эксперимент. И они не всегда завершаются так, как того хочется исследователю.
Ни в Чиапасе, ни в Мехико Мак-Нейш не находит никаких следов доместицированной кукурузы, которые относились бы ко временам, более давним, чем третье тысячелетие до нашей эры.
Но Мак-Нейш — исследователь упорный. Он продолжает поиски в районе, расположенном к югу от Мехико, затем — к северу от Чиапаса.
«Два дополнительных соображения, — напишет впоследствии в одной из своих статей ученый, — помогли мне сузить ареал поиска. Во-первых, вряд ли на искомых землях должна была быть в избытке влага, а во-вторых, скорее всего, искать следовало в районе высокогорья — именно там, по мнению Мангельсдорфа, должна была произрастать дикая кукуруза».
Три района намечает для дальнейшего исследования Мак-Нейш. Один — в южной части штата Оахака, другой — в Геррере и третий — в южной Пуэбле.
Поскольку в Оахаке Мак-Нейш не находит ничего интересного для себя, он отправляется (дело было уже в 1960 году) на разведку в сухую горную долину Техуакана.
Это — в штате Пуэбла, на юге Мексики.
Кто не знает такую игру: «холодно» — «горячо»? В принципе Мак-Нейш вроде бы правильно определил направление поиска. Но, увы, все еще по-прежнему «холодно» и «холодно».
Тридцать восемь пещер осматривают ученые. И все безрезультатно.
Наступает черед тридцать девятой.
Это была узкая расселина неподалеку от одной из деревушек в южной части долины Техуакана. Деревушка называется Кошкатлан.
21 февраля 1961 года археологи находят здесь шесть кукурузных початков. «По меньшей мере три из них, — напишет Мак-Нейш, — были примитивнее и древнее любой из когда-либо найденной мною до этого кукурузы».
Сделанные в лаборатории Мичиганского университета радиоуглеродные анализы показали: пять тысяч шестьсот лет.
«Горячо»? Безусловно.
Дальнейшие раскопки продолжались три года: была создана большая комплексная экспедиция, в которую вошли геологи, ботаники, зоологи, географы, этнографы и другие специалисты. Долина Техуакана стала золотым дном для исследователей. Здесь, впервые на Американском континенте удалось осуществить то, о чем давно мечтали ученые: восстановить по археологическим данным картину жизни далеких предков современных мексиканцев. И чем дальше в глубь земную уходили слои, тем все более интересные и важные вещи открывались взору исследователей.
Забегая несколько вперед, заметим, помимо пещери Кошкатлан остатки древнего зерна были найдены еще в четырех пещерах: Сан-Маркое, Пуррон, Текарраль Эль Риего Ист — все в Пуэбле.
За четыре сезона (1961–1964) экспедиция собрала бездну свидетельств о былой человеческой деятельности в Техуакане. Многие тысячи обломков и остатков костей, в том числе и костей таких впоследствии вымерших в Новом Свете животных, как антилопы и лошади; более восьмидесяти тысяч дикорастущих растений, двадцать пять тысяч зерен маиса.
Самые значительные находки были сделаны в пещере Кошкатлан.
Двадцать восемь слоев жизни насчитали в ней археологи. Самые ранние из этих слоев относились к десятому тысячелетию до нашей эры.
Сведения, собранные в Кошкатлане, дополнили другие данные, полученные в пещере Пуррон. Там двадцать пять слоев следовали один за другим беспрерывно — от седьмого тысячелетия до н. э. — до пятисотого года н. э.
Многообразная мозаика археологических находок дала в руки ученых неоценимый материал, с помощью которого им удалось восстановить историю одомашнивания кукурузы и перехода к оседлой жизни в одном из главных центров высоких культур Нового Света.
Четыреста пятьдесят четыре археологических памятника охватывали чуть ли не все периоды истории Мезоамерики со времени появления здесь, в южных районах Мексики, людей.
…Сначала (примерно с десятого тысячелетия до н. э. и до середины седьмого) это немногочисленные, вероятно, связанные родством, группы. Эти группы кочуют, люди передвигаются по долине с места на место в поисках пищи, и пищей им служит всякая живность: зайцы, черепахи, мыши, птицы. Ну и растения, клубни, корни, ягоды. Иногда, но в общем не слишком часто, людям удается поохотиться на более крупную дичь: сохранившихся еще в ту пору лошадей, антилоп.
Это так называемая фаза Ахуереада. В те давние годы в долине росли высокие травы, и все окрест напоминало степь. Похолоднее, чем ныне, был и климат.
Где-то около 6500 года до н. э. наступает следующий этап: археологи дали ему название Эль Риего, по названию пещеры, в которой были найдены соответствующие слои. К тому времени климат уже успел измениться, и долина приобрела свое нынешнее обличье. Похоже, что в этот период — а он продолжался добрых полторы тысячи лет, вплоть до пятого тысячелетия до н. э. — жители долины стали объединяться в большие группы и не столько для охоты, сколько для хозяйственных дел, связанных со сбором растений и овощей.
…Представляется, что пятое тысячелетие до н. э. стало в жизни древних насельников Мезоамерики переломным. От охоты с капканами все больше переходят они к сбору дикорастущих, пригодных для еды растений. Одним из таких природой подаренных яств оказался кабачок, семядоли которого, в отличие от безмерно горького «мяса», были более или менее съедобными.
Кто именно из населявших тогда долину Техуакана людей стал первым селекционером тыквы? По всей вероятности, сделали это женщины, весьма возможно, что не в одном месте, а в разных уголках. Факт остается фактом: за три тысячелетия до того, как в Египте начали возводить пирамиды, на землях, лежащих по другую сторону Атлантического океана принялись выращивать кабачки и тыквы.
Это же так несложно — разрыхлить землю и посадить!
Это было несложно, но это было актом революционным.
Широчайшие дали откроются перед жителями Нового Света, удивительные возможности. Вслед за тыквой, за кабачками, а может быть, и одновременно с ними начнут люди выращивать здесь так называемый чилийский перец, хлопок, авокадо.
Начнут (в особенности в следующую эпоху — Кошкатлан, в промежутке между пятью тысячами и тремя с половиной тысячами лет до н. э.) жители Техуакана выращивать и другие растения.
Население прибавлялось, и нужно было чем-то кормиться.
В числе культивируемых теперь растений появляется новое, невиданное ранее: высокий стебель, тоненький крохотный початок, маленькие, твердые, удлиненной формы зерна.
Еще до сравнительно недавнего времени все истоки начальных основополагающих свершений человечества, в том числе и возникновение земледелия, связывали, как правило, с цивилизациями великих рек, в частности, великих рек на Ближнем Востоке.
Сейчас с этим мифом пришлось расстаться.
Точно так же, как и с бытовавшими представлениями о каком-то едином центре — «откуда все и пошло», — о каком-то одном народе-первооткрывателе, первым начавшим обрабатывать землю, разводить скот, выращивать домашние растения.
Как не без остроумия заметил французский историк Анри де Сен Бланка, первый этап неолитической революции начался вскоре после окончания второй мировой войны. Это в те годы американский ученый Роберт Брейдвуд во время предпринятых им в Курдистане раскопок находит, к своему удивлению, остатки древних поселений, возраст которых явно нарушал все принятые до того даты, относящиеся к возникновению земледелия.
Сделанные им открытия свидетельствовали, по меньшей мере, о трех положениях.
Во-первых, о том, что начала земледелия и скотоводства относятся ко временам, значительно более ранним, чем это себе представляли.
Во-вторых, о том, что земледелие возникло вовсе не там, где это предполагалось.
Наконец, о том, что указанные изменения происходили несколько иным образом, чем считалось.
Сам термин «неолитическая революция» для обозначения переворота, который привел к тому, что от охоты и собирательства люди перешли к земледелию и скотоводству, был еще в 1945 году предложен английским археологом Гордоном Чайльдом. Неолитической он назвал ее потому, что эта революция совершилась во времена неолита, а это, как известно, означает новокаменный век.
В последующие годы выяснится: собственно говоря, неолитическая революция началась еще в мезолите, в среднекаменном веке.
Но термин остался.
…Человек перестал брать только то, что ему в готовом виде давала отнюдь не всегда достаточно щедрая природа. Он начал сам, своим трудом приумножать богатства земли — растительные и животные.
Итак, 1952 год. Роберт Брейдвуд приступает к раскопкам раннеземледельческого поселения Джармо в северной Месопотамии. Исследования показывают: более восьми тысяч лет назад возделывали тут пшеницу двух сортов; разводили коз и овец, а позднее и свиней. В Шанидаре, пещере, найденной в Загросских горах в Курдистане, в слое на сей раз еще более раннем — примерно десятое тысячелетие до н. э. — археологи тоже находят — невиданное дело! — зерна ячменя и пшеницы.
Они находят ступки, песты, терки. Они находят жатвенные ножи.
Помимо земледелия население здешних мест занималось и скотоводством.
Не только в горах Загросса, не только в Анатолии, но и в горных районах нынешних Сирии, Ливана, Палестины находят центры древнего земледелия и скотоводства археологи.
Они отыскивают следы древних земледельцев в поселениях Буз-Мордех (7500–6750 лет до н. э.) и Али Кош (6750–6500 лет до н. э.) в Юго-Западном Иране,
Следы древних земледельцев находят и в Советском Союзе. В 50-х годах неподалеку от Ашхабада В. М. Массон, ныне доктор исторических наук, заведующий сектором Азии Института археологии Академии наук СССР, раскапывает неолитическое поселение шестого тысячелетия до нашей эры Джейтун — один из центров древнейшей в нашей стране раннеземледельческой культуры. К шестому тысячелетию до н. э. относятся начала так называемой трипольской культуры в Молдавии и на Правобережной Украине. Здесь выращивали пшеницу-однозернянку, начали приручать быков и свиней.
Тысячелетием позже возникнет еще один очаг раннеземледельческой культуры — на Кавказе.
Находят следы древних земледельцев и в других уголках мира.
Уже к началу 60-х годов нашего века становится непреложно ясно, что в X–VI тысячелетиях до н. э. на Ближнем Востоке, Среднем Востоке, в Средней Азии возникает экономика нового типа, направленная на производство пищи, а не на присвоение готовых продуктов.
Именно в это время земледельцы и скотоводы стали производить и на Ближнем Востоке, и в других местах больше, чем это было необходимо для удовлетворения минимальных жизненных потребностей. Появляется то, что на языке политэкономии впоследствии получит название прибавочного продукта.
По мере расширения археологических изысканий выяснялось, что все большее количество земель следует отнести к зоне первоначального возникновения земледелия. На Ближнем Востоке сейчас эта зона тянется длину на добрых две тысячи километров. Судя по последним находкам, к ней, очевидно, следует причислить и Прикаспий, и Балканы, и некоторые уголки Туркмении. Имеются также веские основания, говоря о зоне зарождения земледелия, включить в нее и Африку от Сенегала до Эфиопии, и обширные области Юго-Восточной Азии. И уж, разумеется, значительные районы Центральной и Южной Америки.
Еще одно. В отличие от того, как это себе представляли ранее, вовсе не с долинами рек было связано возникновение земледелия, а с горными районами и предгорьями.
В горных долинах родилось земледелие, впрочем, как и скотоводство. Там, где росли в диком состоянии злаки и паслись стада диких баранов, козлов, кабанов, быков. Таких зон было несколько.
В каждой из этих зон, подчеркивает известный американский агроном Джек Харлан, происходил самостоятельный процесс доместикации тех или иных злаков и растений.
В том-то и дело, что существовало несколько очагов формирования древних земледельческо-скотоводческих культур.
А как начался переход к земледелию и скотоводству — и вообще, и в частности — в Новом Свете?
Не будем изображать науку всезнайкой. Здесь многое еще надо изучать, здесь еще непочатый край для размышлений и исследований. Но некоторые общие контуры выявляются, и все несомненнее становится, что свою немаловажную роль сыграло, очевидно, изменение климата.
И ничего удивительного! Особенности внешней среды — и климат, и рельеф, и растительность, и животный мир — все это со счета не сбросишь. Энгельс имел все основания сказать, что «в понятие экономических отношений включается… и географическая основа, на которой эти отношения развиваются… а также, конечно, внешняя среда, окружающая эту общественную форму».
…Много данных свидетельствуют о том, что пятнадцать — двенадцать тысяч лет назад на нашей планете наступило резкое потепление. Ледник, покрывавший, мы уже упоминали об этом, почти всю Канаду и едва ли не большую часть Соединенных Штатов Америки (а также значительную часть Северной Европы), стал отступать.
Это не могло не отразиться на растительном и животном мире. И не только в Европе. Но и на Ближнем Востоке, где, как известно, ледника не было, и в Восточном Средиземноморье, и в Северной Африке, и в Иране, и даже в Индии.
И уж конечно — в Новом Свете.
Первоначальные насельники Америки — мы знаем это — были охотниками на крупного зверя. Мамонт, прежде всего мамонт, вот, собственно, основа основ их хозяйственной деятельности. От того, удачна ли будет охота, во многом зависело существование людей.
Снега, тундра.
Человек по необходимости — куда денешься! — начинает все чаще заселять пещеры (хотя, несомненно, знает и другие дома — из мамонтовых костей; умеет укреплять стены полуземлянок большими каменными плитами). Пещеры дают хоть какую-то защиту от холода и непогоды.
В пещере более или менее тепло. Сюда, к очагу, приносят добытую в охотничьем поединке живность.
…Зверь хитер и ловок. Но человек смышленнее.
У него есть орудия и оружие. У него есть еще одно важное преимущество: люди действуют сообща.
Некоторые историки считают, что образовалось своего рода сообщество: «человек — мамонт». Так же, как впоследствии в других уголках Нового Света возникло сообщество «человек — бизон».
Сообщество в том смысле, что мамонт был для первоначальных жителей Нового Света основным источником пищи, нет, больше — существования.
Какая это была великолепная добыча! Гора мяса жира, костей, сухожилий, костного мозга, бивней. Огромная, покрытая толстым слоем меха шкура! У некоторых экземпляров до тридцати квадратных метров. Все находило себе применение в хозяйстве: попади только в сердце, в желудок, брюшную полость, чтобы; рухнул на колени трех с половиной метровый гигант, весь заросший космами, прикрывавшими уши и глаза.
Конечно, существовали ловчие ямы; вероятно, свою роль в загонной охоте играл и огонь. Но большое значение имело и изобретение новых видов оружия, усовершенствование старых.
Сейчас несомненным представляется то обстоятельство, что именно в конце палеолита, с той поры как человек разумный заселил обширные территории земли, началась и своеобразная революция в технике. Кстати говоря, находки последних лет показали, что считавшийся еще совсем недавно каноническим возраст гомо сапиенса в тридцать пять тысяч лет следует увеличить по меньшей мере на десять-пятнадцать тысяч лет.
Ударные орудия — топоры, мотыги — оснастили рукоятками. То же самое сделали с режущими инструментами. Это увеличило приложение полезной энергии. С помощью копьеметалки можно было метать дротики на восемьдесят-сто метров. И копье летело быстрее, чем брошенное рукой.
Происходит совершенствование и обособление различных технических областей (обработка дерева — это одно, камня — это другое, притом камни тоже, как известно, бывают разные, и соответственно нужен был различный подход и в оббивке, и в скалывании, и расщеплении); появляются и коренные принципиальные изменения.
Где-то тринадцать-двенадцать тысяч лет назад, в связи со смягчением климата, а возможно, и в силу ряда других причин мамонты начали исчезать. Не исключено, что в уменьшении поголовья мамонтов немалую роль сыграл и человек. Начали исчезать, причем это происходило медленно, счет шел на века и века, и шерстистые носороги, и другие крупные животные, на которых так долго и так в общем удачливо охотился человек в Новом Свете.
Живности стало меньше. Она нередко требовала иной охоты.
Это в ту пору важнейшим оружием становятся лук и стрелы. И все большее значение приобретают каменные ножевидные пластины.
Их делали из камня, обсидиана, яшмы.
Это тот же отщеп, но только с более параллельными краями. Притупи один из краев пластины — и вот он, нож. Действенна здесь была и новая техника. Дабы получить такую пластину, ударяли каменным молотком-отбойником через костяной или роговой посредник по специально подготовленному участку ядрища.
На пластинках почти всегда видны ровные грани, похожие на грани карандаша. У ножевидной пластины они еще более четкие.
Пластины не широки — обычно от половины до полутора сантиметров. Но есть и шириной в два-три миллиметра.
Это — вкладыши. Были еще и просто мелкие отщепы. И те и другие вставлялись в кинжалы, дротики, копья, ножи.
Вероятно, еще до того, как люди принялись выращивать злаки, был изобретен для сбора дикорастущей пшеницы и ячменя жатвенный нож, своего рода прообраз серпа.
В своем наиболее характерном обличий он представлял собой нож с тремя удлиненными пластинами-клавишами. Лезвия в него впрессовывались лишь с одной стороны. И на краю его делалось утолщение, чтобы придерживать сноп.
Наверно, с помощью аналогичных орудий убирали урожай кукурузы и индейцы.
Как и в других местах, неолитическая революция в Новом Свете происходила небыстро. Но, раз начавшись, пусть медленно, а все-таки неуклонно шла перестройка.
…На протяжении первой стадии в шестом-седьмом тысячелетиях до н. э. культивируемые растения в Техуакане, по подсчетам Мак-Нейша, составили от нуля до шести процентов всей употребляемой пищи.
Следующий этап (пять тысяч-три тысячи четыреста лет назад) — 14 процентов.
Тысячелетием позже — 25 процентов.
После 1500 года до н. э. — 40 процентов. И по-прежнему все еще значительна — 31 процент — была доля диких растений.
Так называемая неолитическая революция длилась тысячелетия. И тем не менее она была колоссальным скачком, величайшим переворотом.
Исторически этот переворот в Новом Свете, как везде, подготавливался всем предшествующим развитием человека и человеческого общества.
По мнению Джека Харлана, Техуакан сам по себе вряд ли был центром развития земледелия, здесь слишком сухо. Скорее всего открытия, происходившие в других местах, иногда находили свое отражение и тут. «Сама по себе долина, — пишет он в большой статье, посвященной проблеме возникновения земледелия, напечатанной в 1976 году в журнале «Сайнтифик Америкен», — находилась вне основного потока сельскохозяйственных нововведений».
И в статье, и в вышедшей в 1975 году книге Харлана красной нитью проходит мысль о том, что доместикация растений, равно как и одомашнивание животных, более или менее одновременно происходила во многих районах мира и начиналась примерно в одно и то же время.
Высоко в Андах, на полдороге от Куско до Лимы, лежит долина Аякучо.
Нет человека в Латинской Америке, который не знал бы этого названия. Здесь 8 декабря 1824 года произошла решающая битва: бойцы за независимость разгромили последнюю крупную группировку испанских колониальных войск.
Долина находится на высоте трех с половиной километров. В этом высокогорном районе в конце 60-х годов обосновался со своей экспедицией Роберт Мак-Нейш.
Ученого интересуют совершенно определенные вопросы. В том числе и вопрос: что делалось в долине Аякучо в давние времена. Ну, скажем, примерно в те же времена, к которым относятся его собственные археологические раскопки в Пуэбле?
Существуют охотники за микробами, за растениями, за звездами, да мало ли еще за чем — люди науки, посвятившие жизнь решению той или иной важной, нужной человечеству проблемы. Подвижничество? Конечно. Подвижничество во имя науки, во имя великих целей.
Мак-Нейш — из той же породы одержимых. В соломенной выгоревшей шляпе, в поблекших джинсах, стареньком пиджачке и цветастой застиранной рубашке он днюет и ночует на раскопе.
По сути дела культурная флора древних народов стала изучаться систематически лишь в последнее десятилетие. По одним им ведомым признакам разыскивают палеоботаники древние семена, и порой не только в хранилищах или в сосудах, а и в комочке земли, приставшем к щепочке, в обломке сырцового кирпича, в глинистой промазке, в растительных остатках.
Всего не перечислить: здесь целая наука. Одна из многих, которые нужны на раскопе для того, чтобы вырешить или хотя бы найти пути решения тех проблем, ради выяснения которых год за годом, как в свое время в Мексике, будут тут вести исследования.
Одна из важных задач — реконструкция древней природной среды, тщательное картографирование памятников.
Итак, речь идет прежде всего о том, когда началось земледелие в Андах.
…Интересные данные, как и во время работ в Техуакане, дает анализ капролитов. Исследователи получают неплохое представление о том, в частности, чем питались жители Аякучо в седьмом-шестом тысячелетиях до н. э. Конечно, они охотились. Хотя здесь в те времена крупные животные, вроде бы, повывелись. Ho зайцы, сурки и другая живность попадались довольно часто.
Занимались жители Аякучо и собирательством. Но не только собирательством.
Насколько можно судить, здесь уже начали выращивать и домашнюю фасоль, тыквы. Возможно, тыквы и перец были одомашнены до фасоли. Появляются в рационе местных племен «ползучие бобы», употребляется агава, различные травы, кактусы.
Только для сравнения.
В пещере Окампо, в Тамаулипасе кабачки, тыквы, вьющаяся фасоль были найдены в слоях, относящихся к седьмому тысячелетию до н. э. В Техуакане — в слоях, относящихся к шестому тысячелетию. И мы упоминали о присутствии в этих слоях в Кошкатлане маиса.
Следы маиса в Аякучо относятся к более позднему времени, но тоже не столь уж позднему: четвертое-третье тысячелетия до н. э.
Заметим, в Иерихоне, Палестине появление первых злаков относится тоже к седьмому тысячелетию. Ту же цифру примерно в 6700 дают известные нам раскопки в Джармо и Али-Кош.
Помимо Мексиканского очага безусловно существовал, и это один из основных выводов Мак-Нейша, также и. Перуано-Боливийский очаг земледелия.
Провидчески прав был известный советский ученый Н. И. Вавилов, который еще в начале 30-х годов выделил на территории Латинской Америки эти два основных очага первичного одомашнивания растений.
С переходом к производящей экономике население значительно увеличивается. Вот один только пример (мы заимствуем его из интересной книги В. М. Массона «Экономика и социальный строй древних обществ»). В одной из небольших областей Центрального Перу численность населения для эпохи рыболовов и охотников, приблизительно в пятитысячном году, равнялась пятидесяти-ста человекам. Около 2500 года до н. э. (время введения первых культивируемых растений) — сто-сто семьдесят пять человек. Около 1900 года до н. э. (время широкого распространения маиса) — 1500–2000 человек.
Собираемый урожай, и в первую очередь урожай кукурузы, дает возможность жителям, разумеется, в сочетании с собирательством, и в Мезоамерике, и в Перу более успешно, чем в предыдущие времена, сводить концы с концами.
…Нет, право, нелегкая была жизнь у тех племен, которые продолжали (а ведь некоторые из них продолжают и поныне — в дебрях Амазонки, например) зависеть от доброхотства природы. Отнюдь не всюду водилась в достатке дичь, и отнюдь не всегда удавалось заполучить ее, хотя и искусны были охотники. Орехи считались деликатесной пищей, точно так же, как и растения из семейства кактусовых — туны, их съедобные плоды напоминают смокву. А то ведь приходилось употреблять в пищу и мало-мальски съедобные водоросли и всякого рода коренья, в поисках которых надо было порой преодолевать немалые расстояния. И нередки были и такие времена, когда и пауков, и муравьиные яйца, и червяков употребляли в пищу изголодавшиеся люди. Смалывали кости и другие остатки от рыб, змей — и тоже ели.