Страница:
Во всем виноват Всемирный фестиваль…
Поэтому хотя я не смогу назвать имя первого фарцовщика, зато точно назову дату зарождения фарцовки как явления. Произошло это в 1957 году, в июне. Именно в это время в Москве стартовал первый в СССР Всемирный фестиваль молодежи. Современному человеку, имеющему возможность не только реально путешествовать по всему миру и знакомиться с людьми любой национальности, но и воспринимающему в порядке вещей виртуальные знакомства (спасибо Всемирной информационной паутине!), трудно представить себе, что означал для советских людей приезд в страну нескольких тысяч иностранцев одновременно. И не туристических групп, которых, как стада баранов, водили осматривать достопримечательности под руководством гидов из КГБ, не «фирмачей», приехавших в СССР подписывать выгодные многомиллионные контракты, а самых обыкновенных граждан других стран. И привезли этих людей с одной-единственной целью, как было объявлено на весь мир советским правительством – их привезли, чтобы они пообщались с советскими гражданами в неформальной обстановке и тем самым не только наладили личные дружеские связи, но и помогли делу укрепления мирового содружества. Такой вот всеобщий «Миру – мир!», но на сей раз без обычного совкового формализма. Разумеется, советское правительство никогда не пошло бы на такой решительный шаг, как предоставление молодежи возможности завести неподконтрольные и далеко не всегда санкционированные отношения с гражданами других стран, но курс внешней политики государства на тот момент был таков, что пришлось рискнуть. Соображения были нехитрые и вполне в духе советской показушной морали.
У устроителей Всемирного фестиваля молодежи помимо официально задекларированных целей были еще и собственные – отвечавшие стремлению в очередной раз продемонстрировать мировой общественности «колоссальные достижения советского народа». Было необходимо показать, насколько хорошо живется в стране грядущего коммунизма рядовым гражданам. Какие они все из себя счастливые, довольные, сытые-обутые и при этом еще поголовно образованные. Между прочим, идея-то была неплоха, особенно если учесть, что до этого большинство иностранцев (в основном это касается граждан капиталистических стран) были искренне уверены в том, что СССР – это такая одна большая то ли тюрьма, то ли казарма, в которой все поголовно ходят строем, едят баланду и дружно мерзнут жестокими зимами без теплой одежды. Так что одномоментная демонстрация нескольких миллионов довольных и счастливых советских людей была в такой обстановке совсем не лишней.
Но советские чиновники и политические деятели хоть и не отличались особенным интеллектом (разве что хитростью и изворотливостью), все же сообразили, что если «запускать» иностранцев для общения со средним и старшим поколением населения СССР ничего хорошего не получится. Ибо слишком свежими были у людей незабываемые впечатления от партийных чисток 30-х годов, тягот, перенесенных во время Великой Отечественной, а старшее поколение и вовсе в полной мере вкусило ужасов Гражданской войны и последующего истребления верных ленинцев. Так что хорошее впечатление на иностранцев зрелые советские граждане произвести могли только с большим трудом. К тому же в большинстве они были уже до предела запуганы властями и усмотрели бы в такой эскападе очередную провокацию партии и правительства. Вот и было принято решение сделать ставку на «молодую поросль», в памяти которой весьма смутно сохранились негативные явления поры становления воинствующего социализма.
Однако чиновники просчитались. И не в том, что советская молодежь произведет благоприятное впечатление на приезжих, эта часть плана как раз удалась более чем. Устроители фестиваля не учли такого важнейшего фактора, как неокрепшие умы советской молодежи, которые еще не закостенели в страхе перед системой и впитывали как губка любые новые веяния, принимая их за чистую монету. Вот что получилось в результате проведения фестиваля. Сказано – дружить и общаться с иностранцами? Извольте, за милую душу, но под общением разрешите понимать то, что обычно понимают все молодые люди во всех странах и на всех континентах во все времена. Не только о политике дискутировать и о необходимости насаждения социалистического строя во всем мире. Можно и об этом, конечно, на досуге. Все-таки идеологически советская молодежь была подкована будьте-нате. Но это, так сказать, рефреном. Красной нитью. А в основном: что носят, под что танцуют (и как танцуют), о чем поют, как проводят свободное от учебы или работы время. А также: любовь-морковь, со всеми последствиями, которые могут вытечь из бутылки (водки, красного вина, коньяка – нужное подчеркнуть). Когда устроители фестиваля с советской стороны поняли, какого дурака сваляли с этим мероприятием, то просто схватились за голову. К тому же их самобичевание было поддержано определенными ведомствами, отвечавшими как за внутреннюю, так и за внешнюю безопасность СССР. Невозможность осуществлять одновременный контроль сразу за несколькими тысячами иностранцев сводила эти ведомства с ума.
Зато молодежь, согласно полученной директиве, развлекалась вовсю. А то, что эта директива была воспринята несколько расширенно и в вольной трактовке… Так что тут поделаешь? Ведь на дворе лето, ты живешь в самой лучшей на свете стране, а к тебе в гости приехало столько народа. Как тут удержаться? Так что гуляли на полную катушку. Чтобы потом не возвращаться к этой теме, замечу, что «дружеские связи», завязавшиеся в то памятное лето, породили впоследствии немало трагедий на личной почве. Сколько было разбито сердец, сколько несчастных влюбленных разлучили – это ж не сосчитать! Куда там Шекспиру с его трагедиями. А дети? Первая волна разноцветных детей как раз и появилась в Москве после фестиваля 1957 года. Даже термин такой в столице появился – «дитя фестиваля», но не дразнили, нет. Может быть, идеологическое воспитание сдерживало?
У устроителей Всемирного фестиваля молодежи помимо официально задекларированных целей были еще и собственные – отвечавшие стремлению в очередной раз продемонстрировать мировой общественности «колоссальные достижения советского народа». Было необходимо показать, насколько хорошо живется в стране грядущего коммунизма рядовым гражданам. Какие они все из себя счастливые, довольные, сытые-обутые и при этом еще поголовно образованные. Между прочим, идея-то была неплоха, особенно если учесть, что до этого большинство иностранцев (в основном это касается граждан капиталистических стран) были искренне уверены в том, что СССР – это такая одна большая то ли тюрьма, то ли казарма, в которой все поголовно ходят строем, едят баланду и дружно мерзнут жестокими зимами без теплой одежды. Так что одномоментная демонстрация нескольких миллионов довольных и счастливых советских людей была в такой обстановке совсем не лишней.
Но советские чиновники и политические деятели хоть и не отличались особенным интеллектом (разве что хитростью и изворотливостью), все же сообразили, что если «запускать» иностранцев для общения со средним и старшим поколением населения СССР ничего хорошего не получится. Ибо слишком свежими были у людей незабываемые впечатления от партийных чисток 30-х годов, тягот, перенесенных во время Великой Отечественной, а старшее поколение и вовсе в полной мере вкусило ужасов Гражданской войны и последующего истребления верных ленинцев. Так что хорошее впечатление на иностранцев зрелые советские граждане произвести могли только с большим трудом. К тому же в большинстве они были уже до предела запуганы властями и усмотрели бы в такой эскападе очередную провокацию партии и правительства. Вот и было принято решение сделать ставку на «молодую поросль», в памяти которой весьма смутно сохранились негативные явления поры становления воинствующего социализма.
Однако чиновники просчитались. И не в том, что советская молодежь произведет благоприятное впечатление на приезжих, эта часть плана как раз удалась более чем. Устроители фестиваля не учли такого важнейшего фактора, как неокрепшие умы советской молодежи, которые еще не закостенели в страхе перед системой и впитывали как губка любые новые веяния, принимая их за чистую монету. Вот что получилось в результате проведения фестиваля. Сказано – дружить и общаться с иностранцами? Извольте, за милую душу, но под общением разрешите понимать то, что обычно понимают все молодые люди во всех странах и на всех континентах во все времена. Не только о политике дискутировать и о необходимости насаждения социалистического строя во всем мире. Можно и об этом, конечно, на досуге. Все-таки идеологически советская молодежь была подкована будьте-нате. Но это, так сказать, рефреном. Красной нитью. А в основном: что носят, под что танцуют (и как танцуют), о чем поют, как проводят свободное от учебы или работы время. А также: любовь-морковь, со всеми последствиями, которые могут вытечь из бутылки (водки, красного вина, коньяка – нужное подчеркнуть). Когда устроители фестиваля с советской стороны поняли, какого дурака сваляли с этим мероприятием, то просто схватились за голову. К тому же их самобичевание было поддержано определенными ведомствами, отвечавшими как за внутреннюю, так и за внешнюю безопасность СССР. Невозможность осуществлять одновременный контроль сразу за несколькими тысячами иностранцев сводила эти ведомства с ума.
Зато молодежь, согласно полученной директиве, развлекалась вовсю. А то, что эта директива была воспринята несколько расширенно и в вольной трактовке… Так что тут поделаешь? Ведь на дворе лето, ты живешь в самой лучшей на свете стране, а к тебе в гости приехало столько народа. Как тут удержаться? Так что гуляли на полную катушку. Чтобы потом не возвращаться к этой теме, замечу, что «дружеские связи», завязавшиеся в то памятное лето, породили впоследствии немало трагедий на личной почве. Сколько было разбито сердец, сколько несчастных влюбленных разлучили – это ж не сосчитать! Куда там Шекспиру с его трагедиями. А дети? Первая волна разноцветных детей как раз и появилась в Москве после фестиваля 1957 года. Даже термин такой в столице появился – «дитя фестиваля», но не дразнили, нет. Может быть, идеологическое воспитание сдерживало?
«Понаехали тут…»
Однако любовь любовью, но пора вернуться к фарцовщикам. Для того чтобы пояснить, почему именно фестиваль дал старт этому явлению в СССР, нужно для начала перечислить, из каких именно стран приехала в Москву молодежь. Начнем с развивающихся стран. То ли капиталистическими, то ли социалистическими – недавними европейскими колониями, которые только-только делали первые шаги на пути самостоятельного развития и национального самосознания. Это в основном весь Африканский континент плюс Турция и Индия. Представители этих стран только и делали, что удивлялись техническим достижениям цивилизации и для полноценного идеологического общения были не совсем пригодны. Зато их отличала первобытная непосредственность, экзотические нравы и зажигательный темперамент. Эти качества, что там скрывать, больше всего притягивали женский контингент фестиваля. Молодые же граждане СССР и Европы как-то опасались близко приближаться к девушкам со столь непривычной глазу внешностью.
На фестивале был представлен весь соцлагерь – Польша, Чехия, Югославия, ГДР, Румыния, Болгария, ну и так, по мелочи. Между прочим, надо сказать, что молодежь в этих, казалось бы, сугубо социалистических странах значительно отличалась от советской. Польша, например, «вступила на дорогу к коммунизму» всего лишь после Великой Отечественной, и многие приехавшие молодые поляки еще помнили, как они и их родители жили при капитализме. Да и не только в этом дело – молодые представители соцлагерей еще не боялись государственной системы, так как население этих стран еще не успело хлебнуть социализма по полной программе – все еще было впереди. Так что даже молодые социалисты были свободные, раскованные в поведении парни и девушки, одетые хоть и не роскошно, но стильно.
Далее нужно упомянуть представителей стран, в которых коммунизм считался чем-то вроде юношеской формы протеста, своего рода андеграунда, которым молодежь увлекалась лишь для того, чтобы досадить своим респектабельным родителям. Это Франция, Италия, Испания, Португалия, Швеция и Финляндия. Молодежь из этого списка, помимо уже отмеченных раскованности сознания и не стиснутого рамками идеологии поведения, отличалась еще и отменным вкусом по части одежды, но сильно проигрывала по части новейших музыкальных течений и общих тенденций индустрии развлечений.
Зато по всем указанным позициям, безусловно, лидировала молодежь, приехавшая из Соединенных Штатов Америки. Представители этой страны, чудом попавшие на фестиваль, продемонстрировали ошеломленным советским юношам и девушкам не только девятое чудо света – джинсы, но и познакомили их с рок-н-роллом, повлияв этим величайшим изобретением человечества на неокрепшие умы советской молодежи. До хиппи, панков, металлистов было еще далеко, но и без этих колоритных примет западного образа жизни американцы подкупали внутренним убеждением, что их страна – самая передовая страна на свете, и все потому, что тон в ней задают люди молодые и прогрессивные.
Как это ни смешно, но идеологически советская молодежь больше всего соответствовала именно «штатникам». У молодых и не разбирающихся в тонкостях большой политики людей из этих стран нашлось до удивления много общего в сознании. Сказалась и психология жителя огромной страны (и СССР, и США занимали самое большое пространство на земном шаре), и шквальная пропаганда, обрушивающаяся на юные головы и на одном континенте, и на другом. И тем и другим с детства внушали: они родились и выросли в самой могущественной, справедливой и свободной стране равных возможностей. И «штатники» и «совки» – молодые люди этих двух стран – отличались той степенью внутренней беззаботности и беспечности, которая свойственна только молодежи тех стран, которые чувствовали за своей спиной колоссальную военную мощь, способную защитить при любых обстоятельствах.
Эта похожесть была бы умилительной и трогательной, если бы не одно различие, которое и подтолкнуло к последующей любви фарцовщиков именно к американскому образу жизни. При всей внешней и внутренней схожести «штатники» с разгромным счетом опережали «совков» по части внешнего вида и свободе самовыражения. Индивидуальность была у американцев фетишем, а забота о ее приобретении и сохранении возведена в десятую степень. Молодым советским гражданам наглядно объяснили: «быть как все – ужасно, хуже этого ничего не может быть». Мысль эта была для «совков» новой и непривычной. Идеология советского государства как раз строилась на стремлении подровнять, довести всех до «однородной серой массы», выделяться из которой считалось неприличным.
Молодежь же всегда стремится выделиться из толпы – такое поведение свойственно юным личностям чуть ли не биологически. А как же иначе, ведь эта пора развития человека как раз и предназначена для самоопределения и осознания своей роли в обществе. Так что молодые советские люди, которым сказали, что индивидуальность – это самое лучшее, что они могут получить от этой жизни, тут же в этот постулат безоговорочно поверили. И понесли идею в массы, уже советские.
Все, что вы прочитали выше, улеглось впоследствии в идеологический фундамент явления «фарцовка». Именно на идее индивидуальности, возможности возвыситься над однородной массой соотечественников и выросло не одно поколение фарцовщиков в СССР. Но оставим пока в стороне идеологию, к тому же не идеологией единой существовал даже такой диссидентствующий тип, как фарцовщик образца 60-х годов. Самое время поинтересоваться: каким же образом после проведения Всемирного фестиваля молодежи на руках у его советских участников остались фирменные шмотки? А произошло все довольно банальным образом. Вне зависимости от того, из какой страны приехала в Москву молодежь – капиталистической, социалистической или развивающейся, все равно приехали в основном студенты. А что есть студент и чем он отличается от посетившего столицу СССР зажиточного любопытствующего туриста? Студент 60-х годов ХХ века в любой стране представлял собой существо беззаботное, не думающее о материальных ценностях, да к тому же не терпящее путешествовать с большим багажом. Поклажа только обременяла эту подвижную душу. Вот в этом-то легкомысленном отношении к собственности, в частности к сохранности своего скудного багажа, как раз и состояло отличие иностранных «фестивальцев» от стандартного туриста. Поэтому ничего нет удивительного, что в особо патетические моменты, когда общение с принимающей стороной доходило чуть ли не до братания, самым естественным порывом для зарубежных гостей был щедрый жест – буквально снять с себя рубашку или галстук и обменяться с «побратимом», но бывало и такое, что в стремлении сделать новообретенному другу приятное из чемоданов доставались даже новые вещи – чтобы отдать их замечательному человеку, с которым так приятно проводить время. Тем более, что при виде фирменной шмотки (стоящей ТАМ, понятное дело, не очень дорого) у советских молодых людей только что слюни на стандартные хлопковые «тенниски» не падали. В эти моменты высоких чувств о такой мелочи, как совпадение размеров, никто и не задумывался.
В результате получилось, что по окончании фестиваля у молодых советских людей осталось не только осознание необходимости выделиться из толпы, но и возможность сделать это за счет модных, стильных и по-настоящему нестандартно выглядящих вещей. Тут-то и обнаружилось несовпадение размеров. Куда как обидно, если потрясающей красоты ковбойская шляпа не налезает тебе на голову или сваливается до ушей. Какой уж тут стиль! В такой вещи если и удастся выделиться в толпе, то только за счет ехидных смешков окружающих. Скрепя сердце, вещи пришлось продавать по знакомым. Почему продавать? Ну, во-первых, глупо отдавать предмет вожделения задаром, во-вторых, «тлетворное влияние Запада», выразившееся в общении с молодежью из капстран, дало себя знать, а в-третьих, за проданную вещь можно было получить деньги, которые, в свою очередь, можно было истратить на другую, тоже импортную, но подходящую по размеру. Продавать импортные вещи неожиданно оказалось очень выгодно – люди платили неплохие деньги за возможность приобщиться к мировой моде. И не только женщины, между прочим.
На фестивале был представлен весь соцлагерь – Польша, Чехия, Югославия, ГДР, Румыния, Болгария, ну и так, по мелочи. Между прочим, надо сказать, что молодежь в этих, казалось бы, сугубо социалистических странах значительно отличалась от советской. Польша, например, «вступила на дорогу к коммунизму» всего лишь после Великой Отечественной, и многие приехавшие молодые поляки еще помнили, как они и их родители жили при капитализме. Да и не только в этом дело – молодые представители соцлагерей еще не боялись государственной системы, так как население этих стран еще не успело хлебнуть социализма по полной программе – все еще было впереди. Так что даже молодые социалисты были свободные, раскованные в поведении парни и девушки, одетые хоть и не роскошно, но стильно.
Далее нужно упомянуть представителей стран, в которых коммунизм считался чем-то вроде юношеской формы протеста, своего рода андеграунда, которым молодежь увлекалась лишь для того, чтобы досадить своим респектабельным родителям. Это Франция, Италия, Испания, Португалия, Швеция и Финляндия. Молодежь из этого списка, помимо уже отмеченных раскованности сознания и не стиснутого рамками идеологии поведения, отличалась еще и отменным вкусом по части одежды, но сильно проигрывала по части новейших музыкальных течений и общих тенденций индустрии развлечений.
Зато по всем указанным позициям, безусловно, лидировала молодежь, приехавшая из Соединенных Штатов Америки. Представители этой страны, чудом попавшие на фестиваль, продемонстрировали ошеломленным советским юношам и девушкам не только девятое чудо света – джинсы, но и познакомили их с рок-н-роллом, повлияв этим величайшим изобретением человечества на неокрепшие умы советской молодежи. До хиппи, панков, металлистов было еще далеко, но и без этих колоритных примет западного образа жизни американцы подкупали внутренним убеждением, что их страна – самая передовая страна на свете, и все потому, что тон в ней задают люди молодые и прогрессивные.
Как это ни смешно, но идеологически советская молодежь больше всего соответствовала именно «штатникам». У молодых и не разбирающихся в тонкостях большой политики людей из этих стран нашлось до удивления много общего в сознании. Сказалась и психология жителя огромной страны (и СССР, и США занимали самое большое пространство на земном шаре), и шквальная пропаганда, обрушивающаяся на юные головы и на одном континенте, и на другом. И тем и другим с детства внушали: они родились и выросли в самой могущественной, справедливой и свободной стране равных возможностей. И «штатники» и «совки» – молодые люди этих двух стран – отличались той степенью внутренней беззаботности и беспечности, которая свойственна только молодежи тех стран, которые чувствовали за своей спиной колоссальную военную мощь, способную защитить при любых обстоятельствах.
Эта похожесть была бы умилительной и трогательной, если бы не одно различие, которое и подтолкнуло к последующей любви фарцовщиков именно к американскому образу жизни. При всей внешней и внутренней схожести «штатники» с разгромным счетом опережали «совков» по части внешнего вида и свободе самовыражения. Индивидуальность была у американцев фетишем, а забота о ее приобретении и сохранении возведена в десятую степень. Молодым советским гражданам наглядно объяснили: «быть как все – ужасно, хуже этого ничего не может быть». Мысль эта была для «совков» новой и непривычной. Идеология советского государства как раз строилась на стремлении подровнять, довести всех до «однородной серой массы», выделяться из которой считалось неприличным.
Молодежь же всегда стремится выделиться из толпы – такое поведение свойственно юным личностям чуть ли не биологически. А как же иначе, ведь эта пора развития человека как раз и предназначена для самоопределения и осознания своей роли в обществе. Так что молодые советские люди, которым сказали, что индивидуальность – это самое лучшее, что они могут получить от этой жизни, тут же в этот постулат безоговорочно поверили. И понесли идею в массы, уже советские.
Все, что вы прочитали выше, улеглось впоследствии в идеологический фундамент явления «фарцовка». Именно на идее индивидуальности, возможности возвыситься над однородной массой соотечественников и выросло не одно поколение фарцовщиков в СССР. Но оставим пока в стороне идеологию, к тому же не идеологией единой существовал даже такой диссидентствующий тип, как фарцовщик образца 60-х годов. Самое время поинтересоваться: каким же образом после проведения Всемирного фестиваля молодежи на руках у его советских участников остались фирменные шмотки? А произошло все довольно банальным образом. Вне зависимости от того, из какой страны приехала в Москву молодежь – капиталистической, социалистической или развивающейся, все равно приехали в основном студенты. А что есть студент и чем он отличается от посетившего столицу СССР зажиточного любопытствующего туриста? Студент 60-х годов ХХ века в любой стране представлял собой существо беззаботное, не думающее о материальных ценностях, да к тому же не терпящее путешествовать с большим багажом. Поклажа только обременяла эту подвижную душу. Вот в этом-то легкомысленном отношении к собственности, в частности к сохранности своего скудного багажа, как раз и состояло отличие иностранных «фестивальцев» от стандартного туриста. Поэтому ничего нет удивительного, что в особо патетические моменты, когда общение с принимающей стороной доходило чуть ли не до братания, самым естественным порывом для зарубежных гостей был щедрый жест – буквально снять с себя рубашку или галстук и обменяться с «побратимом», но бывало и такое, что в стремлении сделать новообретенному другу приятное из чемоданов доставались даже новые вещи – чтобы отдать их замечательному человеку, с которым так приятно проводить время. Тем более, что при виде фирменной шмотки (стоящей ТАМ, понятное дело, не очень дорого) у советских молодых людей только что слюни на стандартные хлопковые «тенниски» не падали. В эти моменты высоких чувств о такой мелочи, как совпадение размеров, никто и не задумывался.
В результате получилось, что по окончании фестиваля у молодых советских людей осталось не только осознание необходимости выделиться из толпы, но и возможность сделать это за счет модных, стильных и по-настоящему нестандартно выглядящих вещей. Тут-то и обнаружилось несовпадение размеров. Куда как обидно, если потрясающей красоты ковбойская шляпа не налезает тебе на голову или сваливается до ушей. Какой уж тут стиль! В такой вещи если и удастся выделиться в толпе, то только за счет ехидных смешков окружающих. Скрепя сердце, вещи пришлось продавать по знакомым. Почему продавать? Ну, во-первых, глупо отдавать предмет вожделения задаром, во-вторых, «тлетворное влияние Запада», выразившееся в общении с молодежью из капстран, дало себя знать, а в-третьих, за проданную вещь можно было получить деньги, которые, в свою очередь, можно было истратить на другую, тоже импортную, но подходящую по размеру. Продавать импортные вещи неожиданно оказалось очень выгодно – люди платили неплохие деньги за возможность приобщиться к мировой моде. И не только женщины, между прочим.
Советские «бродвеи»
Ко всему прочему давало о себе знать и идеологическое наследие фестиваля. Сначала в Москве, а потом и в других крупных городах Союза появились специальные места, которые были предназначены как раз для того, чтобы нестандартно мыслящая (и одевающаяся) молодежь могла и себя показать, и на других посмотреть. Почти в каждом городе с этого самого момента был выбран и определен на период всего существования СССР свой собственный «бродвей» – проспект или широкая улица, по которой с утра до вечера фланировала разряженная молодежь, решая любые дела, которые не были связаны с учебой или работой. В Москве это была улица Горького, в Ленинграде – небольшой участок Невского проспекта от улицы Восстания до улицы Марата, причем «бродвеем» считалась только одна сторона проспекта – нечетная.
Состав фланирующих по «бродвеям» (во всех городах) молодых людей был разношерстным. В основном было представлено студенчество, «золотая молодежь» – будущие мажоры, но можно было встретить и тех, кто днем вкалывал на заводе, – эта категория, впрочем, была самой малочисленной. От обычных пешеходов фланеров отличали две особенности. Первая: прогуливающиеся по «бродвею», а не по советской улице, молодые люди двигались совершенно бесцельно, буквально туда-сюда. Если же появлялась потребность пообщаться, разговаривающие обычно «выпадали» из общего потока и подпирали стены зданий или заходили в небольшие кафешки. Вторая особенность: молодые люди были одеты очень модно. Вернее, тут сгодятся любые эпитеты: остромодно, сверхмодно, стильно до невозможности. Причем «тряпки», в которые была облачена молодежь, не имели ни малейшего отношения к убожеству, которое пытались выдать за моду советские производители. Вся одежка была полностью «срисована» с западных образцов. Широченные плечи пиджаков, узкие брюки и т. д., чуть позже я отдельным порядком расскажу о том, во что были одеты «стиляги» того времени.
В прокладывании этих стиляжных «бродвеев» принимали самое непосредственное участие первые фарцовщики СССР. Когда некоторые юноши продали доставшиеся им после фестиваля шмотки, они по достоинству оценили открывающиеся перспективы: можно не только выделяться из толпы, всего лишь облачившись в импортные вещи, но еще и получать от их продажи очень и очень неплохую прибыль. Каковую можно использовать для ведения приятной и комфортной жизни. Последнее преимущество особенно оценили студенты и представители профессий, имеющих отношение к искусству, а потому оплачиваемых скудно и нерегулярно. К тому же именно «богема» быстрее всех подхватила «идеологию» индивидуальности.
Но Фестиваль всего лишь дал общее направление движения и подарил сам принцип сочетания приятного с полезным, фестивальные же шмотки очень быстро кончились, и сразу стало понятно, что вместо того, чтобы отказываться от такой замечательной идеи, нужно сгенерировать новую – где брать ЕЩЕ шмотки. И так случилось, что никто не захотел изобретать велосипед. Ведь один раз получилось разжиться вещичками в процессе неформального общения с иностранцами, и никакие серьезные дяди за это голову не открутили, так за чем же дело стало? Нужно всего-то лишь исхитриться и подобраться к иностранцам, которые по-прежнему регулярно прибывают в СССР. О том, где эти вещички впоследствии «сливать», даже и вопроса не возникало – точно так же, по уже отработанной схеме: знакомые и «бродвеи», на которых по определению могли «нарисоваться» только «свои». Остальных мгновенно можно вычислить.
Вот так все и началось – с дружбы народов. С бескорыстного общения молодежи разных стран. Чем закончилось? Безусловно, я расскажу и об этом тоже. Но… Нет повести печальнее на свете, чем повесть о фарцовщиках и «совковом» менталитете. Те люди, которые сменили в начале 70-х беззаботных и идеологически подкованных «стиляг», отличались от начала процесса и его основателей, как небо и земля. Стиляг сменили стяжатели, а фарцовка из довольно безобидного «увлечения на досуге» превратилась в подпольный бизнес, да к тому же с неаппетитным душком. О грустном позже, а пока давайте я лучше расскажу вам, как первые фарцовщики решали возникшую проблему – установление новых контактов с иностранными гражданами и подбор скудного ассортимента товара, который мог бы заинтересовать «фирмачей». С валютой большинству фарцовщиков-шестидесятников связываться не хотелось.
Состав фланирующих по «бродвеям» (во всех городах) молодых людей был разношерстным. В основном было представлено студенчество, «золотая молодежь» – будущие мажоры, но можно было встретить и тех, кто днем вкалывал на заводе, – эта категория, впрочем, была самой малочисленной. От обычных пешеходов фланеров отличали две особенности. Первая: прогуливающиеся по «бродвею», а не по советской улице, молодые люди двигались совершенно бесцельно, буквально туда-сюда. Если же появлялась потребность пообщаться, разговаривающие обычно «выпадали» из общего потока и подпирали стены зданий или заходили в небольшие кафешки. Вторая особенность: молодые люди были одеты очень модно. Вернее, тут сгодятся любые эпитеты: остромодно, сверхмодно, стильно до невозможности. Причем «тряпки», в которые была облачена молодежь, не имели ни малейшего отношения к убожеству, которое пытались выдать за моду советские производители. Вся одежка была полностью «срисована» с западных образцов. Широченные плечи пиджаков, узкие брюки и т. д., чуть позже я отдельным порядком расскажу о том, во что были одеты «стиляги» того времени.
В прокладывании этих стиляжных «бродвеев» принимали самое непосредственное участие первые фарцовщики СССР. Когда некоторые юноши продали доставшиеся им после фестиваля шмотки, они по достоинству оценили открывающиеся перспективы: можно не только выделяться из толпы, всего лишь облачившись в импортные вещи, но еще и получать от их продажи очень и очень неплохую прибыль. Каковую можно использовать для ведения приятной и комфортной жизни. Последнее преимущество особенно оценили студенты и представители профессий, имеющих отношение к искусству, а потому оплачиваемых скудно и нерегулярно. К тому же именно «богема» быстрее всех подхватила «идеологию» индивидуальности.
Но Фестиваль всего лишь дал общее направление движения и подарил сам принцип сочетания приятного с полезным, фестивальные же шмотки очень быстро кончились, и сразу стало понятно, что вместо того, чтобы отказываться от такой замечательной идеи, нужно сгенерировать новую – где брать ЕЩЕ шмотки. И так случилось, что никто не захотел изобретать велосипед. Ведь один раз получилось разжиться вещичками в процессе неформального общения с иностранцами, и никакие серьезные дяди за это голову не открутили, так за чем же дело стало? Нужно всего-то лишь исхитриться и подобраться к иностранцам, которые по-прежнему регулярно прибывают в СССР. О том, где эти вещички впоследствии «сливать», даже и вопроса не возникало – точно так же, по уже отработанной схеме: знакомые и «бродвеи», на которых по определению могли «нарисоваться» только «свои». Остальных мгновенно можно вычислить.
Вот так все и началось – с дружбы народов. С бескорыстного общения молодежи разных стран. Чем закончилось? Безусловно, я расскажу и об этом тоже. Но… Нет повести печальнее на свете, чем повесть о фарцовщиках и «совковом» менталитете. Те люди, которые сменили в начале 70-х беззаботных и идеологически подкованных «стиляг», отличались от начала процесса и его основателей, как небо и земля. Стиляг сменили стяжатели, а фарцовка из довольно безобидного «увлечения на досуге» превратилась в подпольный бизнес, да к тому же с неаппетитным душком. О грустном позже, а пока давайте я лучше расскажу вам, как первые фарцовщики решали возникшую проблему – установление новых контактов с иностранными гражданами и подбор скудного ассортимента товара, который мог бы заинтересовать «фирмачей». С валютой большинству фарцовщиков-шестидесятников связываться не хотелось.
Что на что меняли
Одним из самых известных процессов начала 60-х годов стал суд над тремя крупными московскими валютчиками: Яном Рокотовым, Владиславом Файбышенко и Дмитрием Яковлевым. Громкий процесс закончился присуждением высшей меры наказания – расстрела каждому из них. Спору нет, они действительно ворочали серьезными делами на валютном рынке, но «спохватились» органы правопорядка только после того, как в 1959 году правительство СССР резко ужесточило наказание за незаконные операции с валютой, и по этой статье было принято решение увеличить срок по максимуму. Собственно, поначалу суд вынес по делу трех валютчиков совсем другой приговор – им дали по 15 лет «строгого режима», но по настоянию Н. С. Хрущева, лично контролировавшего ход судебного процесса, приговор был пересмотрен и подсудимые были приговорены к расстрелу. К этому процессу трудно подобрать другие эпитеты, кроме как «показательный» и «устрашающий». Власти намеренно подробно освещали ход судебных процедур в прессе, дабы советские люди без тени сомнения убедились в том, что любые незаконные операции с валютой будут караться немедленно и безжалостно.
Рейтинг популярности
Показательные процессы помогли. Иметь дело с валютой во время фарцовки в 60-е годы отваживались немногие. Но приходилось изворачиваться. В качестве товара на обмен шли (в порядке популярности):
1. Бутылки с хорошей русской водкой – тогда такой считалась (да и была) «Столичная». В середине 60-х появилась такая же водка, но с винтовыми крышками, – это был и вовсе экспортный вариант.Вооруженные этими привлекательными предметами, фарцовщики могли «подкатываться» к иностранцам, будучи почти уверенными, что «дело может выгореть». Где же обретались в те времена вожделенные зарубежные гости и каким образом простой советский паренек или девушка могли с ними пообщаться, да еще в неформальной обстановке? И опять же, в первую очередь фарцовщики воспользовались успешным опытом Фестиваля. Иностранные студенты уже один раз отлично себя зарекомендовали как поставщики, так за чем же дело стало? Вот и подались фарцовщики в общежития, в которых проживали студенты из других стран, приехавшие на учебу в СССР. До 20.00 в общежития вход был теоретически свободным, а в тех случаях, когда на практике вход преграждал комендант, вопрос можно было утрясти или за «деревянные», причем за очень небольшую сумму, или за «жидкую валюту» – ту же водку, только похуже качеством, чем предлагалась иностранцам. Вариант с «общагами» был для фарцовщиков практически беспроигрышным. Бедные иностранные студенты, которым вечно не хватало денег, выдававшихся им в виде стипендии родителями или государством, которое их послало учиться, с удовольствием включались в любые торгово-обменные операции, если эти операции могли принести дополнительные барыши.
2. Армянский коньяк двух сортов – «Арарат» и «Двин». Коньяки были настолько качественными, что позволить себе такой алкоголь за границей могли только по-настоящему богатые люди, в СССР же он стоил сущие копейки.
3. «Монеты с Лениным». На самом деле под этим определением понимались любые юбилейные монеты, которые имели в СССР хождение наряду с обычными деньгами и котировались по номиналу, а зарубежные коллекционеры давали за них вполне приличные деньги.
4. «Командирские» часы. Внушительный на вид часовой механизм, отличавшийся практически швейцарским качеством исполнения и славившийся не только своим бесперебойным и точным ходом, но и тем, что, по легенде (созданной самими же фарцовщиками), выдавался только в виде наградного поощрения в Советской Армии. На самом деле эти часы хоть и стоили не «три копейки», но продавались в любом военторге.
5. «Русские сувениры». Под этим собирательным названием шли сувениры известных во всем мире русских производителей: Палех, Жестов, Хохлома. Произведенные вручную настоящими потомственными мастерами, такие сувениры особенно ценились за границей, считаясь предметом роскоши. Тут тоже была одна тонкость. Изделия перечисленных марок активно отправлялись Советским Союзом на экспорт и стоили за границей очень дорого, тогда как в советских магазинах их можно было купить в десять раз дешевле.
6. Икра замыкает список. И не потому, что как продукт обмена она не интересовала иностранцев. Интересовала, и еще как! Вот только достать ее в те времена было простому советскому человеку очень сложно. А фарцовщики все же не были поголовно детками «советских бонз». Так что если удавалось достать икру, любую сделку (обмен) можно было считать удавшейся. Иностранцы при виде заветных икринок теряли всякое соображение. Еще бы его не потерять, если на одной баночке, приобретенной в СССР, можно было «сделать» дома около ста долларов. В 60-х годах даже в Америке это были большие деньги, что уж говорить про Европу.