Боромир, стоящий рядом с Вишеной, хмуро произнес:
– Сдается мне, что это еще не конец…
Вишена не мог не согласиться – перед бурей всегда бывает затишье.
Рубины на мече и перстне Яра неспешно разгорались и надолго приковали в себе взгляды путников; изумруды же молчали.
К этому времени Светозар потерял сознание и начал бредить. Товарищей он не узнавал.
– Идет! Она идет! – хрипел он и судорожно выгибался, дергая руками и здоровой ногой.
И тут чья-то огромная тень упала на скалы, поглотив их целиком. Все вскинули головы.
Над узкой расщелиной, где столпились люди Боромира, нависла передняя часть исполинской сколопендры. Острые зазубренные жвалы запросто могли перекусить быка, а каждая из ног по длине вдвое превышала человека.
Люди невольно отпрянули и вжались в шершавую скалу. В движениях твари сквозила величавая медлительность, а голову ее венчала ярко блестящая в лучах солнца корона.
Светозар захрипел и затих; глаза его остекленели.
– В расщелины! – негромко промолвил Боромир. – Хоронитесь среди камней, там, где она вас не увидит и не достанет!
Отряд рассыпался. Вишена скользнул в щель между глыбами вслед за Яром.
Сколопендра, издавая отчетливый шелестящий звук, высматривала людей, изгибалась на стороны в сторону, и наклонялась все ниже. Десяток ног вдруг вцепился в скалу, земля дрогнула и изумленные люди проводили глазами здоровенный обломок. Послышался грохот, в воздух взлетела туча невесомой пыли и сколопендра нагнулась за следующей глыбой. Миг, у она утащила сразу две скалы. Трое остались без укрытия – Пристень, Дементий и Славута. Посреди ровной площадки эта троица выглядела беззащитно и обреченно. Тварь проворно склонилась к ним, не давая времени на отступление в скалы, до которых было не меньше двадцати шагов.
С отчаянным боевым кличем на помощь рванулись сразу пятеро – Боромир, Вишена, Тарус, Роксалан и Тикша.
Сколопендру встретили мечами, но они отскакивали от крепкого панциря, словно от камня. Только Боромир, хвативший по толстой, как колодина, ноге слегка надломил ее.
Славута изловчился и, наскочив сбоку, обрушил секиру на голову гадине. Более тяжелая, чем мечи, секира с хрустом проломила темную броню и застряла, а тварь мотнула головой, Славута взвился в воздух и приземлился далеко в стороне, расшибив до крови локоть.
В пылу схватки никто не увидел, как Боград поймал за плечо ринувшегося в самую гущу Яра, прокричал ему что-то, и оба бегом бросились прочь от укрытий, вглубь скал.
Путники, став полукругом, пытались нанести сколопендре хоть какой-то ущерб, а та дергала головой и ногами, но люди успевали увернуться и отскочить. Мечи то и дело проверяли на прочность ее панцирь; вскоре Тарус нашел слабину.
Удар его пришелся точно в щель между пластинами-сегментами и оттуда брызнула уже знакомая серая слизь.
– Хо! – крикнул Тарус обрадовано. – Цельте меж пластин!
Боромир, увернувшись от ноги сколопендры, изо всех сил рубанул, следуя совету Таруса. Меч пропахал в теле глубокую борозду, прошел насквозь и ткнулся в землю. Впервые тварь болезненно дернулась от нанесенного удара; до этого она ничего будто бы и не замечала.
Еще несколько человек поразили уязвимые места и сколопендра отпрянула передней частью от земли. Секира Славуты по-прежнему торчала в ее голове недалеко от короны.
А Яр и Боград тем временем достигли задней части гигантской многоножки. В сотне шагов отсюда, за грядой причудливо нагроможденных глыб, их товарищи сражались с головой твари. Здесь темно-коричневое тело цеплялось за камни десятками уродливых щетинистых ног. Невдалеке оно отделялось от грунта и по воздуху уходило за камни, образовав чудовищную живую арку.
Меч Яра излучал ярко-красный свет, перстень на пальце пламенел алым светляком. Так ярко рубины еще никогда не светились.
– Давай! – скомандовал Боград почему-то шепотом. – Руби!
Клинок дважды вгрызся в тело сколопендры, почти не встречая сопротивления. Боград, напрягая мускулы, действовал своим мечом, но пробить защиту толстого панциря так и не смог.
А от ударов Яра сколопендра вздрогнула, судорожно дернулась и арка впереди вдруг стала свиваться кольцом. Бограда отшвырнула распрямившаяся нога, он мешком повалился на камни.
Тварь тянула голову к Яру. Тот, слегка присев, обеими руками держал меч.
Кривые жвалы разошлись, готовые перекусить единственного противника пополам, но рубиновый меч успел раньше.
Выпад – и голова гадины развалилась надвое, словно гнилой орех, извергнув целое море густой зловонной слизи, а Яр продолжал молотить мечом, кромсая врага в мелкие клочья. Для рубинового меча будто и не существовало крепкой брони, а раны он наносил куда более серьезные, чем можно было ожидать.
Все решилось в несколько секунд. Голова и передняя часть сколопендры перестали существовать как единое целое – Яр добросовестно все измочалил. А потом рука его сама вонзила меч в единственное утолщение на теле многоножки и трижды повернула.
Протяжный, леденящий душу вопль потряс скалы. Небо потемнело и вслед грянул оглушительный удар грома.
Яра отбросило в сторону, он изо всех сил пытался за что-нибудь уцепиться свободной рукой; вот пальцы уже сомкнулись на чем-то гладком и удобном, и вдруг Яр с размаху грянулся оземь, носом в пахучую траву, успев краешком глаза узреть светлые и стройные березовые стволы.
Пела иволга, куда-то подевалась изнурительная жара, а вместо нее пришла привычная и благодатная лесная прохлада.
– Батюшки-светы!
Яр поднял голову – рядом стоял целый и невредимый Боград и ошеломленно озирался.
Вокруг раскинулся привольный березняк, а скалы и пустыня бесследно исчезли.
– Жив? – участливо спросил его Боград.
Яр прислушался к себе.
– Сдается, да! – довольно сказал он и встал на ноги. В правой руке Яр держал свой меч, в левой обнаружилась славутина секира, которая раньше торчала в голове чудовищной многоножки.
А рядом с ними дивным зубчатым кругом застыла меж белых стволов золотая корона, и самым странным было то, что внутри круга тоже росли березы, зеленея нетронутыми кронами, словно корона возникла прямо здесь из ничего.
Яр присвистнул и подошел поближе. Вблизи корона из-за своих размеров более напоминала диковинную ограду. Каждый ее зубец почти равнялся по высоте человеку и маленькой корона казалась только на огромной голове сколопендры.
– Э-ге-гей! – донесся сбоку тревожный голос Боромира.
– Сюда-сюда! – отозвался Боград, сложив ладони воронкой. – Мы здесь.
Меж светлых стволов замелькали людские фигуры и скоро отряд воссоединился. Пришли все, кроме Светозара, убитого сколопендрой.
– Гей, Славута! Получай свою секиру!
Дрегович принял оружие и благодарно сжал Яру руку.
Боромир ошеломленно разглядывал корону, бормоча: «Золото! Как пить дать – золото!» Остальные, переговариваясь вполголоса, столпились вокруг этого чуда, и только Вишена с Тарусом неотрывно смотрели на рубиновый меч в руке Яра.
Клинок стал меньше, словно от него отделили один кинжал. Клинок, но не рубин, ибо камень на этот раз остался таким же крупным.
Вишена с Тарусом обменялись пристальными взглядами.
– Знаете, – неожиданно сказал Яр, – я заметил еще кое-что.
И он протянул вперед правую руку.
Рубин на его перстне стал немного крупнее.
– Что вы на это скажете?
Тарус хрипло ответствовал:
– Я скажу на это – раз!
Вишена понимающе кивнул.
Вечерело.
9. Под сенью трав
До самого утра утомленные путники беспробудно спали. Лишь Вишена, оставленный на страже, одиноко сидел у огня. В середине ночи он долго гонял по кустам настырного молодого вовкулака. Тускло мерцал костер, вкрадчиво поблескивали звезды, еле-еле тлели изумруды на мече, вовкулак взрыкивал и поскуливал, бегая кругами. В конце концов, так ничего и не добившись, Вишена плюнул и вернулся к огню. В кустах еще некоторое время вздыхали и возились, а после все затихло.
Ближе к рассвету Тарус отправил Вишену спать. Тот повалился прямо у костра и тотчас же захрапел. Чародей подбросил в жар сухих смолистых веток, протянул к огню руки и застыл на корточках, похожий на резного деревянного идола из какого-нибудь дальнего селения.
В этой позе застал его проснувшийся Боромир. Ярило-солнце взбирался все выше по хрустально-синей глади небосвода и насквозь пронизывал веселый березняк. Покряхтывая, Боромир уселся рядом с Тарусом.
Отряд просыпался. Встал Роксалан, проверил лук, кликнул Дементия и Пристеня и подался с ними в лес. Зашевелились венеды, спавшие как всегда в походе голова к голове, кругом. Славута, посмеиваясь, расталкивал здоровяка-Омута, который сердито отмахивался и что-то невнятно бормотал. Яр, глядя на это, покатывался со смеху, то и дело опрокидываясь на кучу веток, служившую ему постелью. Один Вишена продолжал спать невзирая на возню.
Охотники добыли оленя. Дементий и Пристень принесли его на короткой жерди. Пока разделывали да хлопотали у костра, Тарус и Боромир отвели в сторону Яра.
Мальчишка не знал, что заставило его ударить в смертельную точку из теле сколопендры. Все произошло само-собой: удар, и гадина мертва. Меч слушался охотно, броню пробивал, словно наст на снегу. Перстень? А что перстень? Сидит себе на пальце, врос, притаился… Но не мешает, нет. Да и не замечаешь его вовсе. А хотя… Нет, нет, ерунда это, кажется, небось, только. Что? Сказывать? Ну, лады… Когда меч в правой руке держишь, он будто бы легче, рука почти не устает. И слушается, вроде, тогда охотнее. Что замечу? Странное? Ну, да, скажу, конечно, если замечу…
Купава и Соломея набрали пропасть грибов-сморчков, пошедших с олениной куда как в охотку!
В путь пустились за час до полудня, как следует отдохнув.
Березняк скоро кончился и дорогу им перечеркнула река. Миновали ее быстро, по камням на близком перекате, едва замочив ноги. За рекой лес уже не рос, раскинулись привольные зеленеющие луга. Зайцы так и шмыгали у ног, а в резко-прозрачном воздухе мелькали быстрые тени ястребов-охотников.