Страница:
– Бей его, Богдан!
Крыса сразу сильно ломанул ему шлемом в лицо, откидывая голову назад, но это был его первый и последний успех. Его удар ногой мне в промежность я встретил опущенным кулаком левой руки, а пальцами правой, не церемонясь, сильно ударил в глаза, пока он выхватывал кинжал. От болевого шока гайдук потерял сознание и упал на землю. Дмитро был от удара шлемом в состоянии, которое мой тренер любовно называл состоянием грогги.
Теперь уже, по прошествии многих лет, когда фигура тренера перестала казаться идеалом, на который ты старался равняться, мне подумалось, что это, наверное, единственное иностранное слово, которое он знал, поэтому так его любил. Пан хрипел на земле, но помирать не собирался. На ногах оставался только опасный гайдук. На всякий случай врезал ему сзади сапогом под колено опорной ноги и сунул нож под подбородок, чтобы острота этого предмета ощущалась кожей шеи. Можно было начинать предметный разговор.
– Понравился ты мне, гайдук, не хочу тебя убивать, но тут не от меня – от тебя много зависит. Даешь мне слово, что пока чудить не будешь, – тогда пойдем в лесок дальше толковать, тут посреди дороги помешать нам могут.
– Знал я, что не прост ты, казачок, да недоглядел. Ишь, как хитро ты нас с паном ударил, даже я не знал, что так можно. Думал, ножом нас резать будешь, а ты нас голыми руками положил. Ну что ж, пойдем потолкуем, слово даю, что руки против вас пока не подыму. Ну а дальше – то уж как Бог даст. – Говорил он еще с хрипотцой, но на удивление быстро отошел от удара в шею.
– Дмитро, снимай пояса с пана и с молодого, руки им сзади скрути и на ноги ставь, а ты помогай, гайдук, не стой без дела, пояс свой мне давай, чтобы не мешал тебе.
– Так вроде до сего дня он мне особо не мешал, и слова я своего пока не рушил… – Гайдуку рвала душу идея своими руками отдать мне наточенные железяки.
– Снимай, гайдук, не журись, сдается мне, скоро назад его получишь. А пока он тебе только мешать будет: из-за него дурные мысли в голову прийти могут.
Отобрав у гайдука пояс, подошел к пану, который продолжал хрипеть. Поскольку к нему у меня были вопросы, постарался залезть ему двумя пальцами в горло и поправить хрящи кадыка на место. Мне удалось кое-что сделать, пока пан не начал блевать и не прервал мои попытки восстановить первоначальную структуру хрящей.
– Ты, гайдук, пану помогай, а ты, Дмитро, Крысе дорогу показывай – не видит он пока, сердешный. Вон тропинка прямиком к лесу ведет, по ней и пойдем, нечего нам на дороге маячить.
Ситуация складывалась невеселая. Схватку-то мы, конечно, выиграли, что не могло не радовать, но любой суд нас укоротит на голову. А вот как не попасть на суд – тут надо было хорошо подумать, и без помощи гайдука это было несколько проблематично. Того, что некоторые товарищи стали передвигаться с трудом и с посторонней помощью, от киевских ворот уже было незаметно.
Без приключений мы добрались до леска. Гайдук усадил увечного пана под дерево, тот с трудом дышал. Видимо, из-за сломанного кадыка начинался отек горла. Если бы не моя «скорая помощь», уже бы помер, а так еще дышит. Оставалось надеяться, что мне удастся задать ему пару вопросов.
Подойдя к молодому, которого придерживал Дмитро, воткнул ему в глаз кинжал и попросил Дмитра снять одежду с трупа. Вытерши руку и кинжал о траву, пошел беседовать с гайдуком. Моя бессердечность его неприятно удивила. Он стоял напряженный, не зная, чего от меня дальше ожидать. Отведя его на другой конец поляны, широким жестом протянул ему его пояс, демонстрируя полное доверие. Затем попытался описать нашу ситуацию, как она мне видится:
– Врать тебе, гайдук, не буду. У тебя теперь две дороги. Одна – в могилу, другая – в казаки. Что ты выберешь, решай сам. В любом случае я тебя сейчас отпущу, пойдешь в корчму – надо коней и вещи ваши забирать, а потом сюда доставить. Разделим все по совести, на троих. Приведешь стражу с собой – на муку пойду, но клясться буду, что ты нас на то подбил, что подельщик ты наш, так что думай добре и не ошибись. Если решишь казаком стать, скажу, куда тебе ехать и какое слово кому сказать. Жить можешь католиком, никто слова тебе не скажет, а захочешь казаком стать – придется перекреститься. В казаки только православных берут. Думай добре, потом мне свое слово скажешь.
– А ты смелый, казачок. Не боишься мне зброю[3] отдавать? Пан мой живой пока, а вдруг захочу его освободить, за дружка своего отомстить? – Он сделал шаг назад, чуть пригнулся, положил ладонь правой руки на эфес сабли, разом становясь похожим на большую хищную кошку перед прыжком.
– Помрет твой пан скоро – пытался я ему горло вправить на место, да нет толку. Скоро опухнет там все, и задуха его задушит. Ну а Крысе той, что я упокоил, серый волк дружком мог быть, и то вряд ли. Нет у тебя, гайдук, причин на меня саблю подымать. Хотя одна есть. Обидно тебе, что я тебя побил, небитый ты был до сего дня. Ну, так за одного битого двух небитых дают, так что ты мне еще одного такого, как ты, гайдука привести должен. А руку с сабли забери, не маленький, знать должен, что вызов на поединок то означает.
Дмитро, напряженный, как струна, слыша наш разговор, уже подтянулся и стал слева и чуть сзади от меня.
– А я и хочу тебя вызвать, казачок: ты меня обманом побил – посмотрим, каков ты в честном бою!
– Тут загвоздочка одна есть. Твой пан нас тоже не на честный бой в лес вел. И ты, по его приказу, нас бы сзади рубил, про честный бой не думал. Так что ты из себя лыцаря не строй, рожей пока не вышел. И честного боя со мной ты пока не заслужил. Рубить тебя будем, если биться надумаешь, мы с Дмитром в четыре руки. А вот когда станешь казаком, то на палках завсегда со мной побиться сможешь. Тут даже разрешения атамана не надо. А расскажешь атаману, какая у тебя кручина, что не можешь жить с душевной раной и побитой мордой, – может, разрешит тебе со мной в поединке биться. Так что решай, гайдук, с нами ты иль против нас.
– Боишься, значит, со мной на бой выйти. Дружка в помощь привел. Думаешь, поможет он тебе. А что боишься, то ты правильно делаешь. Ладно, казачок, не буду тебя сегодня рубить, ты мне сегодня жизнь подарил, хоть не просил я тебя об этом, а все равно должок за мной есть. Но ничего, жизнь длинная, может, отдам должок и заслужу у тебя честный бой. А пока давай о наших делах толковать. Там, в корчме, еще двое гайдуков, пан их паковать коней и воза оставил. С ними что будем делать?
– А что за люди, что про них сказать можешь?
– Один из них товарищ мой, вместе мы пану служили верой и правдой, да ответил нам на то пан обидой. Не хотели мы в католиков креститься, но сказал пан – или в холопы, или в католики. Поскрипели мы зубами, но что делать: куда собака – туда и хвост. Но он, паскуда, заставил и жену и детей перекрестить. – Гайдук заскрипел зубами, его лицо перекосилось. – Уже больше года как жизни нет. Домой прихожу как в чужой дом, жена не глянет – и молчит, за год слова не сказала. Сначала бил, но потом вижу, забью до смерти, детей сиротами оставлю. Второй год уже смерти ищу, но не идет ко мне старуха с косой. За товарища своего головой ручаюсь, пойдет в казаки со мной – хоть не так у него, как у меня, а тоже почернел за этот год.
– А что ж ты раньше в казаки не сбежал, герой? Целый год жену лупил и зубами скрипел, а уехать от пана смелости не хватило?
– Поглядел бы я на тебя, какой бы ты смелый был, если на тебе и жена и дети…
– Так теперь все одно придется с ними тикать. Какая разница?
– А такая! Теперь другого пути нет, значит. И думать нечего!
Порой логика людей или ее подобие, которыми они аргументируют свою инертность и страх менять теплое, сытое место, способны довести до белого каления, но от этого ничто не меняется. Вещи и события нужно принимать такими, какие они есть, а не такими, какими они могли бы быть в наших мечтах, и работать с тем, что есть, а не с тем, что ты нарисовал на кульмане. Теперь мне стала понятна его агрессивность и близкое к суициду желание броситься под сабли.
– Ладно, с товарищем твоим понятно, ну а второй кто?
– Курвый сын он! Как стал католиком, так и пнется везде показать, что он лучше других. Слышал бы он твои байки – там бы, в Киеве, бучу с тобой устроил!
– С этим тоже все ясно. Послушает он тебя, если скажешь коней и воза к Киеву гнать?
– А как не послушает, если я скажу – пан меня наперед послал, за конями.
– А им чего за тобой ехать, бери коней да и езжай?
– Так скажу, воза надо, не рассчитали мы, товару много пан набрал, догружать надо.
– А за корчму пан уже рассчитался?
– Да, с утра еще корчмарю монет за все отсыпал.
Вроде все выглядело логично. Прикинув, что к его корчме минут десять ходу – пока выедут, пока доедут, есть полчаса в запасе, – отправил его в корчму. Дал указание, чтобы его друг, который будет править возом, не кричал и не дергался, если вдруг что увидит. Дальше принялся выпытывать у пана подробности политической жизни в этом княжестве, в этом варианте параллельной вселенной. Вначале пан начал качать права, грозить мне всяческими судами и казнями, если его немедленно не отпущу. Состояние пана стабилизировалось, умирать он не собирался – видно, хорошо ему горло починил. Пришлось вывернуть пану мизинец из сустава, а потом вправить на место. Это у меня получилось. После того как вправил палец обратно, у него перестали вылезать глаза из орбит и он перестал мычать заткнутым ртом. Вытащив кляп изо рта, в этот раз получил от него более содержательные ответы на свои вопросы.
Оказалось, события пошли здесь несколько иначе. Крестил Литву Ягайло в конце восемьдесят восьмого, а не в восемьдесят седьмом. Кревская уния тоже была заключена на год позже – в одна тысяча триста восемьдесят шестом году. Князья вроде везде были на месте те же, что и у нас. Что с Витовтом, он не знал, но знал, что тот выступил уже против Ягайла, это все обсуждали. Похода на Гродно пока не было, а в нашей истории он был в девяностом организован Ягайлом, чтобы усмирить Витовта. С другой стороны, Новый год тут весной будут отмечать, так что впереди еще целая зима. И киевский, и черниговский князья посылали свои войска под Гродно против Витовта, так что при правильной агентурной работе мы этих событий не пропустим. Из того, что пан знал о событиях на востоке, все совпадало с моими сведениями. Тут контрольная точка – будущий год. Если Тимур начнет войну с Тохтамышем, значит, можно ориентироваться на известную мне хронологию.
В Литовском княжестве тоже все шло по старой канве, небольшие временные нестыковки на общие тенденции не влияли, значит, с небольшим временным опозданием события будут повторяться. Главное, следить за реперными точками.
Поскольку полезность пана приблизилась к нулю, быстро воткнул ему кинжал в глаз, чтобы он не успел расстроиться оттого, что его жизни лишают. Как мне показалось, он и понять ничего не успел, впрочем, как и Дмитро, который решил выразить свое неудовольствие тем, что я режу пленных без его согласия, весьма оригинальным вопросом, заданным с явной издевкой:
– Что ты все время людям в глаз нож суешь? Это тебя так святой Илья научил?
– Дмитро, если я что не так делаю, так научи меня, неразумного. Тут сейчас по дороге гайдук будет ехать, его упокоить нужно. Но так, чтоб он не крикнул, ведро крови на дорогу не вылить, чтобы он с коня на землю не упал. А потом его с конем сразу в лес увести нужно. Вот ты сейчас мне покажешь, как это сделать, а я постою и посмотрю.
– Да ты не серчай, Богдан, то я так шуткую.
– А я не шуткую – иди гайдука резать, посмотрим, что у тебя выйдет.
– Не, у тебя на земле ловчей биться выходит, не справлюсь я. Ты мне кажи, что делать, я у тебя на подхвате буду. Кабы с коня, так я б его раз-два и завалил, а с земли несподручно мне биться.
– Тогда первым делом, Дмитро, ты меня дурницы не спрашивай. Аль сам не кумекаешь, что если в глаз бить, то кровью вещи не заляпаешь, а куда с окровавленными вещами ехать: как найдут, так и повесят нас сразу на первом суку.
Так жизнерадостно шутя друг над другом, мы подошли к дороге. Поставив Дмитра в тридцати метрах от себя, дал ему следующие инструкции. Как только оба конных всадника минуют дерево, за которым я спрятался, он выходит на дорогу. Медленно идет им навстречу и смотрит, что дальше будет, а потом уходит обратно в лес на поляну раздевать пана и считать, сколько монет у того в поясе запрятано.
Особенно настаивал на том, чтобы он не считал ворон и не искал кабанов в чаще леса, а внимательно следил за всадниками и моим деревом. Для этого стал с противоположной стороны дороги, чтобы ему проще было наблюдать. Доспех и шлем оставил на поляне, был вооружен только кинжалом. Пока мы ожидали, мимо нас прокатилась пара возов и проскакало несколько всадников. Но выбранный мной участок дороги был извивист, вероятность обойтись без лишних свидетелей была высока. А там как Бог даст.
Наконец появились нужные нам люди. Впереди ехала потенциальная жертва разбойничьего нападения, сзади и с противоположной от меня стороны дороги – наш знакомый гайдук, ведший в поводу еще двух оседланных коней, а немного отстав от них, ехал запряженный парой коней воз. Передний гайдук двигался по центру дороги, сторожко оглядывая прилегающую местность. Видимо, столь радикальное изменение планов хозяина вызвало у него подозрение.
Формально придраться ему было не к чему, а подсознательно человек чувствует, что нечисто вокруг, вот и обостряются все органы восприятия. Работать будет трудно, но выбирать не приходится – никто за нас нашей работы не сделает. Как только всадники проехали мое дерево, из лесу на дорогу вышел Дмитро, медленно направившись им навстречу.
Пока плохой гайдук рассматривал его и окрестности на предмет потенциальных угроз, я вышел на дорогу сзади них, быстро подбежал к лошади клиента, в прыжке заскочил ей на спину и тесно прижался к широкой спине гайдука. Он пытался дернуться и ударить меня шлемом в лицо, но, подставив лоб, сам ударил его кинжалом в правый глаз. Удар вышел сильным. Узкий клинок, пройдя насквозь и пробив череп, остановился, упершись в шлем.
Перехватив поводья, повернул коня в лес, на нашу поляну. Жертва проявила редкое жизнелюбие – неожиданно для всех она ожила, начала орать и пытаться вытащить кинжал из своего глаза. Такое иногда бывает, когда клинок минует жизненно важные центры. Вот тогда я понял, почему нужно носить с собой столько ножей. Выхватив нож из-за голенища сапога, сунул его гайдуку в левый глаз. Такого издевательства он пережить не смог и затих.
Вот как удачно пригодился ножик, которым старый казак мне в горло метил и чуть было не попал. По совету старших товарищей, что такое оружие удачу приносит, приспособил его на левый сапог, так как за правым у меня уже один был.
Все-таки симметрия – это большая сила. Впервые я это понял, когда теорию групп в университете изучал, а сегодня сама жизнь подтвердила этот вывод с неодолимой очевидностью. Какими причудливыми нитями вплетена математика в ткань мироздания, и какими неисповедимыми путями являет она нам себя во всей своей красе…
К сожалению, времени подумать о высоком, как всегда, не хватало. Странно, но по жизни обратил внимание на один любопытный факт. Всегда, когда тебе приходят в голову мысли о вечном, проза повседневности не дает додумать их до конца. А вот когда думаешь о какой-то ерунде, часами ничто не тревожит плавного потока твоих мыслей.
– Гайдук, а что твой товарищ делает?
– Стоит на дороге, нас ждет.
– Езжай к нему, скажи – пусть не торчит тут, как тополь на Плющихе, а едет медленно, но не в Киев, а по окружной дороге к Южным воротам. Мы его по пути догоним – там и решим, кто куда поедет и на чем. Если есть там торбы пустые или мешки у него на возу, возьми сюда, нам тоже паковаться надо.
Приехав на полянку, сосчитали добычу и начали делить. Тут сразу проявились фундаментальные расхождения в понимании термина «добыча» между разными договаривающимися сторонами. Гайдук никак не хотел понимать или делал вид, что не понимает, что их оружие, кони и доспехи – это тоже наша добыча.
– Слушай, как тебя кличут, а то все «гайдук» да «гайдук», а ты уже и не гайдук получаешься.
– Ярославом мать кличет.
– Вот гляди, Ярослав, доспехи и зброя на тебе панские?
– Панские.
– А теперь твои стали – хочешь пропей, хочешь продай, – а у меня ничего от твоего пана нету. Если мы на троих делим, то и мне, и Дмитру доспех положен и зброя. Понял теперь?
– Ну, понял. А с доспехом Павла как быть?
– Твой теперь это доспех, как с Павлом решишь – так и будет. Или монетой тебе отдаст, когда заработает, или заберешь у него и доспех, и коня.
– Ну, ты, казачок, и считаешь, чисто как жид в лавке: никто ничего не поймет, но все знают, что их надурили.
– Богданом меня кличут, Ярослав. Ежели считаю не так, как бы ты хотел, так тут извини. Ты решил Павла в товарищи брать, но мы на троих делим: то, что на нем надето, нами добыто, – он к тому рук не прикладывал. А если ты добрым за мой счет хочешь быть, так не ты первый, Ярослав. У нас все добрые, пока не с их кошеля за то плачено.
После устранения гносеологических проблем дело пошло веселее. Их пара доспехов с оружием пошла против трех, что с убитых сняли, панский за два комплекта пошел, ну да он того стоил. Их пара лошадей – за четверку оставшихся, лишние седла поменяли на возы, монеты разделили, треть отдали Ярославу.
Барахло, купленное паном, должен был оценить Павло – он с паном все покупал и в устном счете силен. Мы договорились с Ярославом, что весь товар забираем себе, выкупая дешевле на пятую часть от цены, а Ярославу его часть, после оценки товара, отдаем монетами. Хоть оно нам тоже ни к селу ни к городу, но ребятам еще семьи собрать и к казакам добраться нужно, так что на том и порешили. Двадцать процентов скидки, которые выторговал у Ярослава за оптовую закупку, вполне достаточно, тем более что половина товара в пиве и вине. Товар легко реализуемый и пользующийся во все времена устойчивым спросом.
Все текущие вопросы были решены. Оттащив трупы с поляны поглубже в лес, отправил их догонять возы, а сам начал тренироваться в отсекании голов. А то что я за казак, если не могу саблей снять голову с плеч? Решил затруднить расследование того, что произошло, и опознание трупов, если на них кто в лесу случайно наткнется. С точки зрения обитателя этого времени, занимался чистой ерундой: никто над такими мелочами даже не задумывался.
Хорошо, что зрителей отправил, потому что такой позорной рубки саблей никому показывать нельзя. Теоретически мне было известно, что во время удара саблю нужно протягивать, чтобы она рубила, но теория и практика дружат только после литров пролитого пота. Засунув с таким трудом отрубленные головы в мешок, отъехал подальше, нашел глубокий овраг, вырытый ручьем, куда и покидал головы.
Выбравшись обратно на дорогу, пришпорил коня и помчался догонять своих подельщиков. Они медленно двигались рядом с возом по окружной дороге, а Ярослав растолковывал Павлу, что с ними приключилось и какой неожиданный зигзаг удачи встретился им сегодня. По мрачной физиономии Павла было видно: его душа поет, освободившись от постылого ярма панской власти и навязанного католицизма.
Времени на длительную дискуссию о том, что все нужно было делать не так, не сегодня и в другой компании, которую так любят заводить наши люди после того, как ничего изменить уже нельзя, катастрофически не было, поэтому попытался ускорить обсуждение проблемы.
– Павло, скажу тебе, как оно есть на самом деле. Либо ты садишься на коня, вместе с Ярославом берешь свою семью и едешь к казакам, либо я тебя сейчас убью – и он поедет сам, только доспех с тебя снимет, бо то его доспех. Решай быстро, времени на балачки у меня нет.
– Ты, казачок, иди жаб палкой погоняй да сто казанов каши съешь, а потом, может быть, тебе меня побить удастся!
Все, что Павло хотел, но боялся высказать Ярославу, который был для него авторитет, он решил сказать мне, будучи со мной не знакомым. В доспехе и шлеме узнать убийцу с дороги было непросто. Весело рассмеявшись такой откровенной грубости, обратился к Ярославу:
– Ярослав, у тебя времени – пока я до десяти досчитаю. Если твой товарищ не вылезет с воза и не сядет на коня, будешь с него доспех снимать.
Левой рукой тихонько вытащил из сапога ножичек, который мне сегодня так пригодился. Совсем недавно обнаружился еще один талант Богдана, в котором он не признавался: мы мастерски мечем ножи левой рукой. Случайно обнаружил. Бросил, задумавшись, нож в дерево левой рукой – а он взял и воткнулся. Бросил еще раз – результат тот же. Десять раз бросал, пока не понял, что это не случайность, а закономерность.
Ничего не мог понять. Ножей никогда не метал ни левой, ни правой. Только вспомнилось, когда на круге мне имя Шульга давали, кто-то из казаков сказал, что Богдан ножи левой рукой бросает. Добраться до его умений оказалось несложно – оно в двигательной памяти: стоило бросить нож левой рукой, как тело само вспомнило все навыки.
Попасть в лицо ножом с пяти метров не проблема, а выжить после такого попадания проблема очень большая. Но, к счастью, все решилось без ненужного кровопролития. Ярослав очень доходчиво, с использованием всех доступных ему языковых средств, убедил Павла пересесть на лошадь, которую он для него держал в поводу. Быстро выяснив у Павла, сколько стоит товар в телеге, отсчитал Ярославу положенные ему монеты.
Еще раз повторил ему, кого искать в Черкассах и на кого ссылаться, заверил его, что дальше их доставят на место без проблем. Дозоры уже смешанные должны ездить, кого-то из нашей деревни найдут, а там атаман поможет устроиться. Гайдуки поскакали забирать свои семьи и перебираться в казацкие земли, а мы с Дмитром поехали дальше по дороге вокруг Киева к нашей корчме.
Нам ума хватило не заезжать в нее со всем этим добром, поэтому завернули в соседнюю корчму. Пристроив наш воз под навес, а новых коней в конюшню, дали пару медяков хозяину и отправили того готовить ужин, сказав, что сейчас вернемся. Сами побежали бегом к нашей корчме, несмотря на острое желание немедленно бросить что-то за ребра. Там сидели хмурые товарищи и молча пили пиво.
На наше появление они отреагировали мрачным вопросом, где нас так долго носило и кто Дмитру морду набил. Не отвечая по существу, заказали у корчмаря еды нам с Дмитром, доложили, что несколько купцов отправляются завтра в Чернигов и согласились нас взять. Платят по две серебрушки на нос, кормят со своего котла. Завтра с утра все соберутся возле паромной переправы, будут на левый берег двигать, там и договорились встретиться. Затем осторожно поинтересовались, чего они узнали нового. Оказалось, что ничего нового они не узнали, но объяснили они это такими словами, что я узнал много нового о характерных для этого времени идиомах и сравнениях, а также об их использовании в художественном слоге.
Если коротко подытожить услышанный рассказ, то получалось следующее. Отыскать нужное строение труда не составило. Весь постоялый двор был занят польской делегацией. Было их от тридцати до сорока человек. Такая свита мелкой сошке не по карману будет, так что приехала особа достаточно крупная. Вот и все, что удалось узнать. Все попытки наладить взаимоотношения с приехавшими закончились неудачей – им заявили, что в услугах наемников тут никто не нуждается, а если они будут в таковых нуждаться, то найдут способ об этом сообщить казакам. Ненавязчивый допрос персонала постоялого двора в нейтральном месте тоже ничего не прояснил. Главный пан из Кракова ни с кем ничего не обсуждал, только часто принимал и отправлял гонцов. Потратив полдня впустую, они злые вернулись в корчму.
Все это было очень подозрительно и нехарактерно для этой эпохи. Тут народ, перед тем как идти в поход, сначала полгода об этом кричит при каждом удобном случае. Потом, глядишь, или дома останется, передумает, или еще на полгода отодвинет это мероприятие.
Желание и предпринятые попытки сохранить в тайне суть переговоров говорили о внутриполитической теме, которую обсуждали высокие стороны. А поскольку в стране существовало только два полюса – Ягайло и Витовт, – данные переговоры могли иметь лишь одну цель: склонить киевского князя на сторону Ягайла, что в нашей истории имело место быть. Дружина киевская принимала участие в походе на Гродно. Намечалась перспективная тема для агентурной работы. Знания о том, что затевается, были нужны для лучшего понимания дальнейшего развития событий.
После того как народ немного выговорился под хмельные напитки, а мы с Дмитром, под аккомпанемент их ненормативной лексики, заморили червячка, принялись и мы рассказывать о последних событиях в жанре юмористического приключенческого рассказа. Основную часть работы языком пришлось выполнять мне, Дмитро в основном поддакивал. Внимание акцентировал на том, каких двух бойцов мы в казаки завербовали и какую хорошую добычу взяли на всю нашу компанию. А лишняя добыча карман не жмет. Но народ юмора не заметил.
Крыса сразу сильно ломанул ему шлемом в лицо, откидывая голову назад, но это был его первый и последний успех. Его удар ногой мне в промежность я встретил опущенным кулаком левой руки, а пальцами правой, не церемонясь, сильно ударил в глаза, пока он выхватывал кинжал. От болевого шока гайдук потерял сознание и упал на землю. Дмитро был от удара шлемом в состоянии, которое мой тренер любовно называл состоянием грогги.
Теперь уже, по прошествии многих лет, когда фигура тренера перестала казаться идеалом, на который ты старался равняться, мне подумалось, что это, наверное, единственное иностранное слово, которое он знал, поэтому так его любил. Пан хрипел на земле, но помирать не собирался. На ногах оставался только опасный гайдук. На всякий случай врезал ему сзади сапогом под колено опорной ноги и сунул нож под подбородок, чтобы острота этого предмета ощущалась кожей шеи. Можно было начинать предметный разговор.
– Понравился ты мне, гайдук, не хочу тебя убивать, но тут не от меня – от тебя много зависит. Даешь мне слово, что пока чудить не будешь, – тогда пойдем в лесок дальше толковать, тут посреди дороги помешать нам могут.
– Знал я, что не прост ты, казачок, да недоглядел. Ишь, как хитро ты нас с паном ударил, даже я не знал, что так можно. Думал, ножом нас резать будешь, а ты нас голыми руками положил. Ну что ж, пойдем потолкуем, слово даю, что руки против вас пока не подыму. Ну а дальше – то уж как Бог даст. – Говорил он еще с хрипотцой, но на удивление быстро отошел от удара в шею.
– Дмитро, снимай пояса с пана и с молодого, руки им сзади скрути и на ноги ставь, а ты помогай, гайдук, не стой без дела, пояс свой мне давай, чтобы не мешал тебе.
– Так вроде до сего дня он мне особо не мешал, и слова я своего пока не рушил… – Гайдуку рвала душу идея своими руками отдать мне наточенные железяки.
– Снимай, гайдук, не журись, сдается мне, скоро назад его получишь. А пока он тебе только мешать будет: из-за него дурные мысли в голову прийти могут.
Отобрав у гайдука пояс, подошел к пану, который продолжал хрипеть. Поскольку к нему у меня были вопросы, постарался залезть ему двумя пальцами в горло и поправить хрящи кадыка на место. Мне удалось кое-что сделать, пока пан не начал блевать и не прервал мои попытки восстановить первоначальную структуру хрящей.
– Ты, гайдук, пану помогай, а ты, Дмитро, Крысе дорогу показывай – не видит он пока, сердешный. Вон тропинка прямиком к лесу ведет, по ней и пойдем, нечего нам на дороге маячить.
Ситуация складывалась невеселая. Схватку-то мы, конечно, выиграли, что не могло не радовать, но любой суд нас укоротит на голову. А вот как не попасть на суд – тут надо было хорошо подумать, и без помощи гайдука это было несколько проблематично. Того, что некоторые товарищи стали передвигаться с трудом и с посторонней помощью, от киевских ворот уже было незаметно.
Без приключений мы добрались до леска. Гайдук усадил увечного пана под дерево, тот с трудом дышал. Видимо, из-за сломанного кадыка начинался отек горла. Если бы не моя «скорая помощь», уже бы помер, а так еще дышит. Оставалось надеяться, что мне удастся задать ему пару вопросов.
Подойдя к молодому, которого придерживал Дмитро, воткнул ему в глаз кинжал и попросил Дмитра снять одежду с трупа. Вытерши руку и кинжал о траву, пошел беседовать с гайдуком. Моя бессердечность его неприятно удивила. Он стоял напряженный, не зная, чего от меня дальше ожидать. Отведя его на другой конец поляны, широким жестом протянул ему его пояс, демонстрируя полное доверие. Затем попытался описать нашу ситуацию, как она мне видится:
– Врать тебе, гайдук, не буду. У тебя теперь две дороги. Одна – в могилу, другая – в казаки. Что ты выберешь, решай сам. В любом случае я тебя сейчас отпущу, пойдешь в корчму – надо коней и вещи ваши забирать, а потом сюда доставить. Разделим все по совести, на троих. Приведешь стражу с собой – на муку пойду, но клясться буду, что ты нас на то подбил, что подельщик ты наш, так что думай добре и не ошибись. Если решишь казаком стать, скажу, куда тебе ехать и какое слово кому сказать. Жить можешь католиком, никто слова тебе не скажет, а захочешь казаком стать – придется перекреститься. В казаки только православных берут. Думай добре, потом мне свое слово скажешь.
– А ты смелый, казачок. Не боишься мне зброю[3] отдавать? Пан мой живой пока, а вдруг захочу его освободить, за дружка своего отомстить? – Он сделал шаг назад, чуть пригнулся, положил ладонь правой руки на эфес сабли, разом становясь похожим на большую хищную кошку перед прыжком.
– Помрет твой пан скоро – пытался я ему горло вправить на место, да нет толку. Скоро опухнет там все, и задуха его задушит. Ну а Крысе той, что я упокоил, серый волк дружком мог быть, и то вряд ли. Нет у тебя, гайдук, причин на меня саблю подымать. Хотя одна есть. Обидно тебе, что я тебя побил, небитый ты был до сего дня. Ну, так за одного битого двух небитых дают, так что ты мне еще одного такого, как ты, гайдука привести должен. А руку с сабли забери, не маленький, знать должен, что вызов на поединок то означает.
Дмитро, напряженный, как струна, слыша наш разговор, уже подтянулся и стал слева и чуть сзади от меня.
– А я и хочу тебя вызвать, казачок: ты меня обманом побил – посмотрим, каков ты в честном бою!
– Тут загвоздочка одна есть. Твой пан нас тоже не на честный бой в лес вел. И ты, по его приказу, нас бы сзади рубил, про честный бой не думал. Так что ты из себя лыцаря не строй, рожей пока не вышел. И честного боя со мной ты пока не заслужил. Рубить тебя будем, если биться надумаешь, мы с Дмитром в четыре руки. А вот когда станешь казаком, то на палках завсегда со мной побиться сможешь. Тут даже разрешения атамана не надо. А расскажешь атаману, какая у тебя кручина, что не можешь жить с душевной раной и побитой мордой, – может, разрешит тебе со мной в поединке биться. Так что решай, гайдук, с нами ты иль против нас.
– Боишься, значит, со мной на бой выйти. Дружка в помощь привел. Думаешь, поможет он тебе. А что боишься, то ты правильно делаешь. Ладно, казачок, не буду тебя сегодня рубить, ты мне сегодня жизнь подарил, хоть не просил я тебя об этом, а все равно должок за мной есть. Но ничего, жизнь длинная, может, отдам должок и заслужу у тебя честный бой. А пока давай о наших делах толковать. Там, в корчме, еще двое гайдуков, пан их паковать коней и воза оставил. С ними что будем делать?
– А что за люди, что про них сказать можешь?
– Один из них товарищ мой, вместе мы пану служили верой и правдой, да ответил нам на то пан обидой. Не хотели мы в католиков креститься, но сказал пан – или в холопы, или в католики. Поскрипели мы зубами, но что делать: куда собака – туда и хвост. Но он, паскуда, заставил и жену и детей перекрестить. – Гайдук заскрипел зубами, его лицо перекосилось. – Уже больше года как жизни нет. Домой прихожу как в чужой дом, жена не глянет – и молчит, за год слова не сказала. Сначала бил, но потом вижу, забью до смерти, детей сиротами оставлю. Второй год уже смерти ищу, но не идет ко мне старуха с косой. За товарища своего головой ручаюсь, пойдет в казаки со мной – хоть не так у него, как у меня, а тоже почернел за этот год.
– А что ж ты раньше в казаки не сбежал, герой? Целый год жену лупил и зубами скрипел, а уехать от пана смелости не хватило?
– Поглядел бы я на тебя, какой бы ты смелый был, если на тебе и жена и дети…
– Так теперь все одно придется с ними тикать. Какая разница?
– А такая! Теперь другого пути нет, значит. И думать нечего!
Порой логика людей или ее подобие, которыми они аргументируют свою инертность и страх менять теплое, сытое место, способны довести до белого каления, но от этого ничто не меняется. Вещи и события нужно принимать такими, какие они есть, а не такими, какими они могли бы быть в наших мечтах, и работать с тем, что есть, а не с тем, что ты нарисовал на кульмане. Теперь мне стала понятна его агрессивность и близкое к суициду желание броситься под сабли.
– Ладно, с товарищем твоим понятно, ну а второй кто?
– Курвый сын он! Как стал католиком, так и пнется везде показать, что он лучше других. Слышал бы он твои байки – там бы, в Киеве, бучу с тобой устроил!
– С этим тоже все ясно. Послушает он тебя, если скажешь коней и воза к Киеву гнать?
– А как не послушает, если я скажу – пан меня наперед послал, за конями.
– А им чего за тобой ехать, бери коней да и езжай?
– Так скажу, воза надо, не рассчитали мы, товару много пан набрал, догружать надо.
– А за корчму пан уже рассчитался?
– Да, с утра еще корчмарю монет за все отсыпал.
Вроде все выглядело логично. Прикинув, что к его корчме минут десять ходу – пока выедут, пока доедут, есть полчаса в запасе, – отправил его в корчму. Дал указание, чтобы его друг, который будет править возом, не кричал и не дергался, если вдруг что увидит. Дальше принялся выпытывать у пана подробности политической жизни в этом княжестве, в этом варианте параллельной вселенной. Вначале пан начал качать права, грозить мне всяческими судами и казнями, если его немедленно не отпущу. Состояние пана стабилизировалось, умирать он не собирался – видно, хорошо ему горло починил. Пришлось вывернуть пану мизинец из сустава, а потом вправить на место. Это у меня получилось. После того как вправил палец обратно, у него перестали вылезать глаза из орбит и он перестал мычать заткнутым ртом. Вытащив кляп изо рта, в этот раз получил от него более содержательные ответы на свои вопросы.
Оказалось, события пошли здесь несколько иначе. Крестил Литву Ягайло в конце восемьдесят восьмого, а не в восемьдесят седьмом. Кревская уния тоже была заключена на год позже – в одна тысяча триста восемьдесят шестом году. Князья вроде везде были на месте те же, что и у нас. Что с Витовтом, он не знал, но знал, что тот выступил уже против Ягайла, это все обсуждали. Похода на Гродно пока не было, а в нашей истории он был в девяностом организован Ягайлом, чтобы усмирить Витовта. С другой стороны, Новый год тут весной будут отмечать, так что впереди еще целая зима. И киевский, и черниговский князья посылали свои войска под Гродно против Витовта, так что при правильной агентурной работе мы этих событий не пропустим. Из того, что пан знал о событиях на востоке, все совпадало с моими сведениями. Тут контрольная точка – будущий год. Если Тимур начнет войну с Тохтамышем, значит, можно ориентироваться на известную мне хронологию.
В Литовском княжестве тоже все шло по старой канве, небольшие временные нестыковки на общие тенденции не влияли, значит, с небольшим временным опозданием события будут повторяться. Главное, следить за реперными точками.
Поскольку полезность пана приблизилась к нулю, быстро воткнул ему кинжал в глаз, чтобы он не успел расстроиться оттого, что его жизни лишают. Как мне показалось, он и понять ничего не успел, впрочем, как и Дмитро, который решил выразить свое неудовольствие тем, что я режу пленных без его согласия, весьма оригинальным вопросом, заданным с явной издевкой:
– Что ты все время людям в глаз нож суешь? Это тебя так святой Илья научил?
– Дмитро, если я что не так делаю, так научи меня, неразумного. Тут сейчас по дороге гайдук будет ехать, его упокоить нужно. Но так, чтоб он не крикнул, ведро крови на дорогу не вылить, чтобы он с коня на землю не упал. А потом его с конем сразу в лес увести нужно. Вот ты сейчас мне покажешь, как это сделать, а я постою и посмотрю.
– Да ты не серчай, Богдан, то я так шуткую.
– А я не шуткую – иди гайдука резать, посмотрим, что у тебя выйдет.
– Не, у тебя на земле ловчей биться выходит, не справлюсь я. Ты мне кажи, что делать, я у тебя на подхвате буду. Кабы с коня, так я б его раз-два и завалил, а с земли несподручно мне биться.
– Тогда первым делом, Дмитро, ты меня дурницы не спрашивай. Аль сам не кумекаешь, что если в глаз бить, то кровью вещи не заляпаешь, а куда с окровавленными вещами ехать: как найдут, так и повесят нас сразу на первом суку.
Так жизнерадостно шутя друг над другом, мы подошли к дороге. Поставив Дмитра в тридцати метрах от себя, дал ему следующие инструкции. Как только оба конных всадника минуют дерево, за которым я спрятался, он выходит на дорогу. Медленно идет им навстречу и смотрит, что дальше будет, а потом уходит обратно в лес на поляну раздевать пана и считать, сколько монет у того в поясе запрятано.
Особенно настаивал на том, чтобы он не считал ворон и не искал кабанов в чаще леса, а внимательно следил за всадниками и моим деревом. Для этого стал с противоположной стороны дороги, чтобы ему проще было наблюдать. Доспех и шлем оставил на поляне, был вооружен только кинжалом. Пока мы ожидали, мимо нас прокатилась пара возов и проскакало несколько всадников. Но выбранный мной участок дороги был извивист, вероятность обойтись без лишних свидетелей была высока. А там как Бог даст.
Наконец появились нужные нам люди. Впереди ехала потенциальная жертва разбойничьего нападения, сзади и с противоположной от меня стороны дороги – наш знакомый гайдук, ведший в поводу еще двух оседланных коней, а немного отстав от них, ехал запряженный парой коней воз. Передний гайдук двигался по центру дороги, сторожко оглядывая прилегающую местность. Видимо, столь радикальное изменение планов хозяина вызвало у него подозрение.
Формально придраться ему было не к чему, а подсознательно человек чувствует, что нечисто вокруг, вот и обостряются все органы восприятия. Работать будет трудно, но выбирать не приходится – никто за нас нашей работы не сделает. Как только всадники проехали мое дерево, из лесу на дорогу вышел Дмитро, медленно направившись им навстречу.
Пока плохой гайдук рассматривал его и окрестности на предмет потенциальных угроз, я вышел на дорогу сзади них, быстро подбежал к лошади клиента, в прыжке заскочил ей на спину и тесно прижался к широкой спине гайдука. Он пытался дернуться и ударить меня шлемом в лицо, но, подставив лоб, сам ударил его кинжалом в правый глаз. Удар вышел сильным. Узкий клинок, пройдя насквозь и пробив череп, остановился, упершись в шлем.
Перехватив поводья, повернул коня в лес, на нашу поляну. Жертва проявила редкое жизнелюбие – неожиданно для всех она ожила, начала орать и пытаться вытащить кинжал из своего глаза. Такое иногда бывает, когда клинок минует жизненно важные центры. Вот тогда я понял, почему нужно носить с собой столько ножей. Выхватив нож из-за голенища сапога, сунул его гайдуку в левый глаз. Такого издевательства он пережить не смог и затих.
Вот как удачно пригодился ножик, которым старый казак мне в горло метил и чуть было не попал. По совету старших товарищей, что такое оружие удачу приносит, приспособил его на левый сапог, так как за правым у меня уже один был.
Все-таки симметрия – это большая сила. Впервые я это понял, когда теорию групп в университете изучал, а сегодня сама жизнь подтвердила этот вывод с неодолимой очевидностью. Какими причудливыми нитями вплетена математика в ткань мироздания, и какими неисповедимыми путями являет она нам себя во всей своей красе…
К сожалению, времени подумать о высоком, как всегда, не хватало. Странно, но по жизни обратил внимание на один любопытный факт. Всегда, когда тебе приходят в голову мысли о вечном, проза повседневности не дает додумать их до конца. А вот когда думаешь о какой-то ерунде, часами ничто не тревожит плавного потока твоих мыслей.
– Гайдук, а что твой товарищ делает?
– Стоит на дороге, нас ждет.
– Езжай к нему, скажи – пусть не торчит тут, как тополь на Плющихе, а едет медленно, но не в Киев, а по окружной дороге к Южным воротам. Мы его по пути догоним – там и решим, кто куда поедет и на чем. Если есть там торбы пустые или мешки у него на возу, возьми сюда, нам тоже паковаться надо.
Приехав на полянку, сосчитали добычу и начали делить. Тут сразу проявились фундаментальные расхождения в понимании термина «добыча» между разными договаривающимися сторонами. Гайдук никак не хотел понимать или делал вид, что не понимает, что их оружие, кони и доспехи – это тоже наша добыча.
– Слушай, как тебя кличут, а то все «гайдук» да «гайдук», а ты уже и не гайдук получаешься.
– Ярославом мать кличет.
– Вот гляди, Ярослав, доспехи и зброя на тебе панские?
– Панские.
– А теперь твои стали – хочешь пропей, хочешь продай, – а у меня ничего от твоего пана нету. Если мы на троих делим, то и мне, и Дмитру доспех положен и зброя. Понял теперь?
– Ну, понял. А с доспехом Павла как быть?
– Твой теперь это доспех, как с Павлом решишь – так и будет. Или монетой тебе отдаст, когда заработает, или заберешь у него и доспех, и коня.
– Ну, ты, казачок, и считаешь, чисто как жид в лавке: никто ничего не поймет, но все знают, что их надурили.
– Богданом меня кличут, Ярослав. Ежели считаю не так, как бы ты хотел, так тут извини. Ты решил Павла в товарищи брать, но мы на троих делим: то, что на нем надето, нами добыто, – он к тому рук не прикладывал. А если ты добрым за мой счет хочешь быть, так не ты первый, Ярослав. У нас все добрые, пока не с их кошеля за то плачено.
После устранения гносеологических проблем дело пошло веселее. Их пара доспехов с оружием пошла против трех, что с убитых сняли, панский за два комплекта пошел, ну да он того стоил. Их пара лошадей – за четверку оставшихся, лишние седла поменяли на возы, монеты разделили, треть отдали Ярославу.
Барахло, купленное паном, должен был оценить Павло – он с паном все покупал и в устном счете силен. Мы договорились с Ярославом, что весь товар забираем себе, выкупая дешевле на пятую часть от цены, а Ярославу его часть, после оценки товара, отдаем монетами. Хоть оно нам тоже ни к селу ни к городу, но ребятам еще семьи собрать и к казакам добраться нужно, так что на том и порешили. Двадцать процентов скидки, которые выторговал у Ярослава за оптовую закупку, вполне достаточно, тем более что половина товара в пиве и вине. Товар легко реализуемый и пользующийся во все времена устойчивым спросом.
Все текущие вопросы были решены. Оттащив трупы с поляны поглубже в лес, отправил их догонять возы, а сам начал тренироваться в отсекании голов. А то что я за казак, если не могу саблей снять голову с плеч? Решил затруднить расследование того, что произошло, и опознание трупов, если на них кто в лесу случайно наткнется. С точки зрения обитателя этого времени, занимался чистой ерундой: никто над такими мелочами даже не задумывался.
Хорошо, что зрителей отправил, потому что такой позорной рубки саблей никому показывать нельзя. Теоретически мне было известно, что во время удара саблю нужно протягивать, чтобы она рубила, но теория и практика дружат только после литров пролитого пота. Засунув с таким трудом отрубленные головы в мешок, отъехал подальше, нашел глубокий овраг, вырытый ручьем, куда и покидал головы.
Выбравшись обратно на дорогу, пришпорил коня и помчался догонять своих подельщиков. Они медленно двигались рядом с возом по окружной дороге, а Ярослав растолковывал Павлу, что с ними приключилось и какой неожиданный зигзаг удачи встретился им сегодня. По мрачной физиономии Павла было видно: его душа поет, освободившись от постылого ярма панской власти и навязанного католицизма.
Времени на длительную дискуссию о том, что все нужно было делать не так, не сегодня и в другой компании, которую так любят заводить наши люди после того, как ничего изменить уже нельзя, катастрофически не было, поэтому попытался ускорить обсуждение проблемы.
– Павло, скажу тебе, как оно есть на самом деле. Либо ты садишься на коня, вместе с Ярославом берешь свою семью и едешь к казакам, либо я тебя сейчас убью – и он поедет сам, только доспех с тебя снимет, бо то его доспех. Решай быстро, времени на балачки у меня нет.
– Ты, казачок, иди жаб палкой погоняй да сто казанов каши съешь, а потом, может быть, тебе меня побить удастся!
Все, что Павло хотел, но боялся высказать Ярославу, который был для него авторитет, он решил сказать мне, будучи со мной не знакомым. В доспехе и шлеме узнать убийцу с дороги было непросто. Весело рассмеявшись такой откровенной грубости, обратился к Ярославу:
– Ярослав, у тебя времени – пока я до десяти досчитаю. Если твой товарищ не вылезет с воза и не сядет на коня, будешь с него доспех снимать.
Левой рукой тихонько вытащил из сапога ножичек, который мне сегодня так пригодился. Совсем недавно обнаружился еще один талант Богдана, в котором он не признавался: мы мастерски мечем ножи левой рукой. Случайно обнаружил. Бросил, задумавшись, нож в дерево левой рукой – а он взял и воткнулся. Бросил еще раз – результат тот же. Десять раз бросал, пока не понял, что это не случайность, а закономерность.
Ничего не мог понять. Ножей никогда не метал ни левой, ни правой. Только вспомнилось, когда на круге мне имя Шульга давали, кто-то из казаков сказал, что Богдан ножи левой рукой бросает. Добраться до его умений оказалось несложно – оно в двигательной памяти: стоило бросить нож левой рукой, как тело само вспомнило все навыки.
Попасть в лицо ножом с пяти метров не проблема, а выжить после такого попадания проблема очень большая. Но, к счастью, все решилось без ненужного кровопролития. Ярослав очень доходчиво, с использованием всех доступных ему языковых средств, убедил Павла пересесть на лошадь, которую он для него держал в поводу. Быстро выяснив у Павла, сколько стоит товар в телеге, отсчитал Ярославу положенные ему монеты.
Еще раз повторил ему, кого искать в Черкассах и на кого ссылаться, заверил его, что дальше их доставят на место без проблем. Дозоры уже смешанные должны ездить, кого-то из нашей деревни найдут, а там атаман поможет устроиться. Гайдуки поскакали забирать свои семьи и перебираться в казацкие земли, а мы с Дмитром поехали дальше по дороге вокруг Киева к нашей корчме.
Нам ума хватило не заезжать в нее со всем этим добром, поэтому завернули в соседнюю корчму. Пристроив наш воз под навес, а новых коней в конюшню, дали пару медяков хозяину и отправили того готовить ужин, сказав, что сейчас вернемся. Сами побежали бегом к нашей корчме, несмотря на острое желание немедленно бросить что-то за ребра. Там сидели хмурые товарищи и молча пили пиво.
На наше появление они отреагировали мрачным вопросом, где нас так долго носило и кто Дмитру морду набил. Не отвечая по существу, заказали у корчмаря еды нам с Дмитром, доложили, что несколько купцов отправляются завтра в Чернигов и согласились нас взять. Платят по две серебрушки на нос, кормят со своего котла. Завтра с утра все соберутся возле паромной переправы, будут на левый берег двигать, там и договорились встретиться. Затем осторожно поинтересовались, чего они узнали нового. Оказалось, что ничего нового они не узнали, но объяснили они это такими словами, что я узнал много нового о характерных для этого времени идиомах и сравнениях, а также об их использовании в художественном слоге.
Если коротко подытожить услышанный рассказ, то получалось следующее. Отыскать нужное строение труда не составило. Весь постоялый двор был занят польской делегацией. Было их от тридцати до сорока человек. Такая свита мелкой сошке не по карману будет, так что приехала особа достаточно крупная. Вот и все, что удалось узнать. Все попытки наладить взаимоотношения с приехавшими закончились неудачей – им заявили, что в услугах наемников тут никто не нуждается, а если они будут в таковых нуждаться, то найдут способ об этом сообщить казакам. Ненавязчивый допрос персонала постоялого двора в нейтральном месте тоже ничего не прояснил. Главный пан из Кракова ни с кем ничего не обсуждал, только часто принимал и отправлял гонцов. Потратив полдня впустую, они злые вернулись в корчму.
Все это было очень подозрительно и нехарактерно для этой эпохи. Тут народ, перед тем как идти в поход, сначала полгода об этом кричит при каждом удобном случае. Потом, глядишь, или дома останется, передумает, или еще на полгода отодвинет это мероприятие.
Желание и предпринятые попытки сохранить в тайне суть переговоров говорили о внутриполитической теме, которую обсуждали высокие стороны. А поскольку в стране существовало только два полюса – Ягайло и Витовт, – данные переговоры могли иметь лишь одну цель: склонить киевского князя на сторону Ягайла, что в нашей истории имело место быть. Дружина киевская принимала участие в походе на Гродно. Намечалась перспективная тема для агентурной работы. Знания о том, что затевается, были нужны для лучшего понимания дальнейшего развития событий.
После того как народ немного выговорился под хмельные напитки, а мы с Дмитром, под аккомпанемент их ненормативной лексики, заморили червячка, принялись и мы рассказывать о последних событиях в жанре юмористического приключенческого рассказа. Основную часть работы языком пришлось выполнять мне, Дмитро в основном поддакивал. Внимание акцентировал на том, каких двух бойцов мы в казаки завербовали и какую хорошую добычу взяли на всю нашу компанию. А лишняя добыча карман не жмет. Но народ юмора не заметил.