Однако его не оказалось, он умчался по своим делам. Принял Ивана воевода Удача Прокшинич, тотчас ввел в курс дела:
– Один из половецких ханов, которому Владимирко ежегодно посылает подарки, сообщил, что правобережные половцы собираются совершить набег на наши владения. Так ли это, покажут ближайшие дни. Но дозорные на границе заметили скопления конницы, вдоль рубежей несколько мелких ханов разбили стойбища. Так что надо быть настороже, потому князь и собирает силы в Галиче. Пока располагайся со своей дружиной в посаде и жди приказаний.
Иван не стал занимать дома галичан, а раскинул палатки на берегу Днестра; палатки у воинов были новые, он приобрел их в Суздальской земле, где растили лен и ткали из него добротное полотно.
Ночь прошла спокойно, а наутро Владимирко назначил смотр всему войску, чтобы проверить, как князья и бояре снарядили своих воинов. Отряды проходили по площади, а князь с воеводой стояли на паперти собора и строгими взглядами осматривали многочисленное воинство. Потом Владимирко вызвал военачальников во дворец, распекал нерадивых и хвалил заботливых.
– А лучше всех выглядели воины князя Звенигородского Ивана Ростиславича, – проговорил он, милостиво взглянув на Ивана. – Недолго властвует князь в своем владении, а самые добрые вести приходят о нем. Радеет он всей душой и о богатых, и о сирых!
Приятно было слушать Ивану такие речи, благодарно воспринимал он похвалы и от других князей и бояр, которые тотчас посыпались со всех сторон. В приподнятом и радостном настроении пришел он на обед к князю, который тот устроил для своих военачальников. К столу подали сытную еду: шти с курицей, забеленные сметаной, и мясные блюда – ножки бараньи, начиненные яйцами, и рубец с кашей; на питье поставили только квас. Враг был на пороге, расслабляться было нельзя.
Гости быстро поели, а потом завели между собой неторопливые разговоры. Ивану надоел шум, он вышел в коридор. И тут же увидел Анну. Она стояла со служанкой, они о чем-то разговаривали. Увидев его, она отпустила служанку и стала, улыбаясь, глядеть на него. Ему ничего не оставалось делать, как подойти поближе.
– А я была уверена, что ты выйдешь, – игриво сказала она.
– Так ты ждала меня? – удивленно спросил он.
– Не то чтобы ждала, но как-то была уверена в нашей встрече.
Она стояла так близко, что он почувствовал тонкий аромат ее духов. Это был тревожный женский запах, который будил в нем какие-то странные, неясные предчувствия.
– Приглашаю тебя в свою светлицу, – сказала она, и глаза ее неестественно заблестели.
– Удобно ли? Ведь ты замужняя женщина.
– А разве я тебя зову на свидание? Ты же мой родственник, и мне хочется узнать о тебе побольше.
Они прошли в одну из комнат. Первое, что ощутил Иван, это тот же приятный нежный запах, говоривший, что здесь живет женщина. Сквозь окна с разноцветными стеклами притушенно лился солнечный свет. Широкая кровать с перинами была застелена разноцветным покрывалом, на пышные подушки наброшена кружевная накидка, кружева были на столе, стульях, на стене, они придавали комнате трогательный и умилительный вид.
Анна села по одну сторону стола, он по другую. Она попросила:
– Расскажи мне, как ты княжишь в своем владении.
Он стал рассказывать. Она слушала, подперев подбородок кулачком и чуть склонив голову набок. В ее глазах появилась задумчивость, она вглядывалась в него, как видно, стараясь понять, чем он живет, чем дышит, и этот взгляд одновременно и настораживал его, и в то же время был приятен, потому что чувствовал, что он ей чем-то нравится, что его слова находят одобрение в ее душе.
Когда он закончил, она как бы очнулась от своих дум и проговорила медленно, больше для себя:
– А ты добрый и мягкий сердцем, Иван. Как повезло жителям Звенигородской земли, что ты стал у них князем!
Он несколько смутился от такой похвалы и не знал, что ответить.
Она продолжала:
– Если бы всюду так правили князья, жить на Руси было бы легко и приятно.
– А разве Владимирко не правит так же справедливо?
Она вздрогнула, отвернулась. Произнесла нехотя:
– Нет, его правление не похоже на твое. Совсем не похоже.
И замолчала.
Слышны были дальние разговоры в гриднице, мимо раскрытой двери прошла служанка, кинув на них любопытный взгляд, а она все продолжала молчать, думая о чем-то своем. Иван не смел ее потревожить.
Наконец она встала, произнесла:
– Тебе пора ко всем. Там, наверно, военный поход против половцев обсуждают. Это важно.
Он встал, поклонился и вышел.
Когда вернулся в гридницу, разговоры были в самом разгаре. Разумеется, речи шли о войне. Иван присел к одной из групп, что сбилась вокруг князя Владимирко, смотрел, слушал, но ничего не понимал. Перед глазами стоял образ Анны, ее глубокий, внимательный взгляд, который, казалось, проникал в самую его душу. Она была не только очень красива, думал он, но и умна, с чуткой, нежной душой и любящим сердцем. Почему она отдана в руки его дяди? Разве он ей пара, старый, поистертый жизнью человек? Будь она вольной птицей, ни за что бы не выпустил из своих рук…
На другой день прискакал гонец с границы: идут половецкие орды! Войска тотчас построились и вышли в степь. Стоял июль, дождей не было давно, ехать было трудно, люди задыхались от жары и пыли. От зноя в ушах стоял горячий звон. Перед глазами разноцветье трав, а среди них – лицо Анны с печальными, строгими глазами…
«Какая замечательная девушка княгиня, – думал Иван, мерно покачиваясь в седле. Известно, что для влюбленного чужая жена – девица. – Красивая, умная, чуткая. А как она глядела на меня, когда я ей рассказывал про свое княжество! Жаль, что нельзя любить ее. Но почему нельзя? Ведь я не собираюсь на ней жениться. Просто нравится она мне, буду тайно вздыхать по ней, ни одна живая душа не узнает. Может, даже она сама не сможет догадаться. Вот так любить тайно и безнадежно – это ведь тоже сладостно и приятно. Что моя жизнь была до этого? Одни хлопоты, а внутри пусто и одиноко, а вот повидал ее, и все в груди запело, заиграло, будто какой-то праздник наступил, и жизнь наполнилась каким-то важным содержанием, и все заботы приобрели особый смысл – все для нее, все ради нее, чтобы она заметила, порадовалась, похвалила…»
Владимирко вел войска к Бугу. Там, прижимаясь к реке, русские воины шли на север, выманивая половцев. Сила половцев – в легкой коннице, сила русов – в закованных в железа дружинах. Важно было выбрать такое место для битвы, чтобы не дать кочевникам обойти себя, не позволить им ударить в бок, пресечь их попытки навалиться со спины. А правильного сражения степняки долго не выдерживали, после нескольких стремительных нападений они обычно откатывались назад или просто-напросто бежали.
Разведка сообщила, что половцы шли по левому берегу Буга. Русы переправились на ту сторону и почти тотчас увидели конников. То были передовые разъезды противника. Подтянулись, пошли помедленнее, а затем и совсем встали. Поскакали вестовые от князя с приказами дружинам и полкам занять указанные места. Центр заняли пешие отряды, на крыльях встали конные дружины.
Иван на коне стоял впереди своих воинов, нервно мял повод уздечки. Он не раз участвовал в сражениях в составе войск своего отца, бился в Вислице, но руководить самостоятельно дружиной в открытом бою пришлось впервые. Невольная мысль: «Справлюсь ли?» постоянно приходила на ум, хотя он ее и старался прогнать. Конь, чувствуя волнение хозяина, переступал с ноги на ногу, мотал головой. Иван успокаивающе хлопал его по холке, гладил, а сам внимательно вглядывался в даль, где в клубах пыли перемещались массы половецкой конницы. Вот она развернулась в лавы, сорвалась в галоп и, свистя и крича, помчалась на русов. Чуть не доскакав, степняки выпустили тучи стрел, русы почти тотчас ответили тем же. Иван поднял над собой щит и услышал, как тенькнули о него три или четыре стрелы; рядом вскрикнул воин, пораженный в ногу, недалеко упал и забился в судорогах конь… Бой начинался.
Половцы, пустив стрелы, тотчас повернули назад, вместо них вывернулась новая лава, и снова полетели стрелы. И так до пяти раз.
Затем наступила тишина, предвестница жестокого сражения. Иван почувствовал, как внутренне подобрались и сосредоточились его воины, и он весь напрягся, судорожно сжимая рукоятку меча. Ожидание боя – самое тяжкое время, когда холодком охватывает сердце, а в голове носятся самые неожиданные мысли.
Но вот половцы перестроились и рванулись вперед, их кони стремительно набирали бег. Тотчас первая линия пеших русов встала на колени и тупым концом уперла копья в землю, а острие установила на уровне груди коней, вторая линия взяла копья наперевес, а третья и последующие положили на плечи впередистоящих. Перед конницей образовался частокол из острых наконечников пик, на которые и напоролась половецкая конница. Крики и визг воинов, ржание покалеченных коней, бившихся в смертельных судорогах, звон металла – все это сливалось в жуткий гул боя, от которого у новичков леденела душа.
Иван видел половца, который сломя голову несся на него. Он принял удар его меча на щит, резко развернулся и хлестнул своим мечом вслед удаляющемуся противнику, но не сумел достать, враг, как видно, схватился с кем-то из дружинников, а он уже бился на мечах со следующим половцем, налетевшим на него…
Стремительный натиск легкой половецкой конницы разбился о непоколебимую стойкость закованных в железо русов. Владимирко не стал ждать нового нападения, а двинул свои войска вперед. Половецкий хан пытался остановить продвижение противника, кинув вперед свои отряды и часть бежавших конников, но лавина русов смяла их и погнала в степь. Преследовали недолго, потому что не могла угнаться тяжелая кавалерия русов за быстрыми половецкими конями.
Победу отметили на поле боя, а потом во дворце князь устроил пир для военачальников и знатных людей Галича. Владимирко с супругой восседал во главе стола, был шумен и весел. Иван выбрал отдаленное место от княжеской четы, но такое, откуда мог хорошо видеть Анну. Ему доставляло неизъяснимое удовольствие смотреть на нее. Его чувства обострились до предела. Он замечал каждое ее движение, каждый взгляд, каждую улыбку, которую она дарила окружающим и мужу. Его притягивали ее лучистые глаза, которые, кажется, заслоняли весь мир, она виделась ему самой красивой, самой прелестной, он не мог оторвать взгляда от нее. Но Анна совсем не замечала его, словно он и не был в гриднице. Иван был расстроен и подавлен. Ему достаточно было одного ее взгляда, чуточку внимания, и он был бы счастлив. Но он для нее будто не существовал.
Расстроенный Иван не дождался окончания пира и уехал в Звенигород. Напрасно он убеждал себя, что она замужем, да еще за его дядей, что он должен забыть про нее, не думать и ни на что не надеяться. Разум говорил одно, а чувства повелевали по-иному. Что бы он ни начинал делать, ничего не получалось, из рук все валилось, ни за что не хотелось браться. Он чувствовал, что какая-то неведомая, неодолимая сила влекла его к Анне. Наконец, плюнув на все, он оседлал коня и поскакал в Галич.
В пути одумался, опомнился: зачем спешу, кому я там нужен? Если я влюбился, то Анна при чем? Она замужем, она несвободный человек, чего я к ней пристал?.. А потому, прибыв в город, Иван не пошел во дворец, а направился на рынок, долго бродил среди товаров, купил какую-то мелочь, а к вечеру заявился к Владимирко.
Тот обрадовался его приезду, стал расспрашивать о звенигородских новостях, сам рассказал свои:
– Помогал я великому князю Всеволоду Ольговичу в войне против Мономаховичей, да неблагодарностью ответил киевский князь. Посадил во Владимир-Волынский сына своего Святослава, а тот оказался неуживчивым и жадным, позарился на мои владения. Что мне делать? Неужто уступить? Зреет сейчас ссора между мной и Святославом, а к чему приведет, боюсь сказать.
– Быть войне? – напрямую спросил Иван.
– Думаю, что так. А мне бы не хотелось, потому как сила не на моей стороне.
В горницу вошла Анна, села рядом с мужем, стала внимательно слушать мужчин. Ивана будто обдало жаром, он не решался взглянуть на нее, опасаясь, что она угадает его состояние.
– А что, Анна, готов ли ужин? – спросил ее Владимирко.
– Слуги ждут твоего слова, – ответила она мягким голосом, и у Ивана от него пробежала дрожь по всему телу.
– Тогда пойдемте да откушаем.
– Я не хочу, – поспешно проговорил он, боясь совершить какую-нибудь глупость, хотя и был голоден.
– Ну это ты брось, чтобы я в своем доме не угостил племянника! – весело проговорил князь и повел Ивана в трапезную. Слуги тотчас поставили перед ними жареных гусей, начиненных гречневой кашей и приправленных говяжьим салом; кроме того, подали они пироги с сарацинским пшеном – рисом; из напитков на сей раз были пиво и квас.
Иван ел машинально, невпопад отвечал на вопросы князя.
– А ты чего в Галич-то приехал? – неожиданно спросил Владимирко.
Иван стушевался. Он о многом размышлял в пути, но не догадался придумать предлога для посещения Галича. И теперь его охватил страх, что дядя догадается об истинной причине приезда.
– Да так, купить собирался кое-что, – неопределенно ответил он.
– Нашел нужный товар?
– Нет, не удалось.
– Потом найдешь, – занятый своими мыслями, проговорил Владимирко, а Иван облегченно вздохнул: пронесло. «На воре и шапка горит!» – невесело подумал про себя.
Владимирко продолжал озабоченно:
– Против меня киевский князь собирает большие силы. Донесли мне, что готовятся к походу на Галич войска самого Всеволода, его родных братьев, двоюродного брата Владимира Давыдыча, двух Мстиславичей – Изяслава и Ростислава, сына Святослава и польского князя Владислава. Не устоять мне одному против них. Завтра еду к своему тестю, венгерскому королю, просить помощи. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого переважит!
– Но ты об отъезде мне ничего не сообщал, – обиженно проговорила Анна.
– Так получилось. Просто весть об угрозе пришла только что, пришлось решение принимать немедля.
Наутро, когда Иван еще спал, Владимирко отбыл в Венгрию.
Проснувшись, Иван засобирался домой.
– Куда ты? – остановила его Анна. – Хоть позавтракай.
– В дороге перекушу, – отвечал он, отводя взгляд.
– Э, нет, так не пойдет, – воспротивилась княгиня. – Ты нарушаешь все обычаи гостеприимства, пойдем в трапезную, я угощу тебя, а там на все четыре стороны!
Слуги им принесли легкий завтрак – пирог с яйцами на коровьем масле и молоко. Ели в молчании. Наконец Анна взглянула на него и спросила, тая озорнинку в глазах:
– И какие такие дела привели тебя в Галич?
Иван поперхнулся, откашлялся, взглянул на нее. Она лукаво и по-доброму смотрела на него, и он осмелел:
– Никаких дел в вашем городе у меня нет.
– Так зачем же приехал?
Он безнадежно махнул рукой, сказал обреченно:
– Хотел тебя увидеть.
Тотчас густой румянец покрыл ее щеки. Она засмеялась, тихо, радостно, будто про себя, и у него отлегло от сердца: не стала насмехаться и издеваться, это уже хорошо!
– А я сразу догадалась, – тихо проговорила она и тотчас взглянула ему в глаза. И этот взгляд, сияющий, ослепительный, сказал больше, чем ее слова.
Они доели завтрак, встали, она сказала:
– Перед дорогой погуляем немного?
Он кивнул. На него нахлынули такие чувства, что он не мог говорить.
Они вышли в сад. Сад был небольшой, засажен вишнями и яблонями, вдоль дорожки росли кусты смородины и крыжовника, повсюду островками были разбросаны цветы, отчего сад имел вид радужный, праздничный.
– Садом занимается дед Матвей, – говорила Анна, шагая рядом с Иваном и старательно глядя под ноги. – Он очень любит возиться в саду, особенно его радуют цветы, он их достает где только может. Поэтому такая красота вокруг!
Они прошли до конца сада, остановились. Она стояла совсем рядом с ним, он ощущал ее пьянящий запах, а взгляд дурманил и завораживал, и он непроизвольно взял ее за руки и притянул к себе. Она испуганно взглянула ему в глаза, но не сделала усилия, чтобы отстраниться, и он прижал ее к себе, гладя по спине.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она видела, как его влечет к ней. Ее немало забавляло то, как он старался бороться с этим чувством. Анна часто ловила на себе его взгляды, видела, как жадно следит он за каждым ее движением, но стоило лишь ей поднять глаза, как он тотчас поспешно отворачивался. Сначала ее забавляла эта игра, а потом она стала думать о нем и теперь с ужасом поняла, что влюбилась и не в силах противостоять его желаниям.
– Я люблю тебя, – повторил он.
Ей было хорошо с ним, но она помнила, что она – замужняя женщина и пора прекращать эту игру, что сейчас она отойдет от него и все останется по-старому. Но отходить не хотелось, она ждала с трепетом, что будет дальше.
– А ты любишь меня? – спросил он и, не дожидаясь ответа, стал целовать ее шею, потом щеку и почти тут же прильнул к ее губам. Она знала пресные поцелуи старого Владимирко, которые схожи были с поцелуями матери и других близких людей. А теперь все ее существо будто взорвалось пламенем, и по телу прошла сладостная дрожь. Она теснее прижалась к нему и стала отвечать на поцелуи, позабыв и о муже, и обо всем на свете.
Потом наваждение прошло, они стояли, обнявшись, тяжело дыша. С трудом приходили в себя. А потом он не выдержал и снова стал целовать ее.
– Ну полно, полно, – странно измененным голосом произнесла она и попыталась освободиться из его объятий. Ей показалось, что кто-то наблюдает за ними.
– Что случилось? – спросил он, заметив ее беспокойство.
– Ничего. Просто так, нам надо идти, – сбивчиво отвечала она.
Они прошли несколько шагов ко дворцу. Он произнес решительно:
– Как вернется дядя, я с ним объяснюсь.
Она с ужасом уставилась на него.
– Ты хочешь ему все рассказать о нас?
– Конечно. Он поймет, что мы любим друг друга, и отпустит тебя.
– Я не ослышалась? Ты намерен раскрыть наши отношения?
– Он стар для тебя, разве сам не понимает? Я знаю, что он человек не глупый и сделает все, чтобы мы были вместе.
– Он убьет нас! – со стоном проговорила она.
И тут Иван вспомнил, как Владимирко в Вислице сначала приказал наградить венгра за помощь во взятии города, а потом палач ослепил его, вырвал язык и оскопил. А какая судьба ожидает его?..
Но ни он, ни она об этом не стали задумываться. Потекли счастливые дни, наполненные тайными встречами или где-то в потаенном уголке сада, или где-нибудь на окраине Галича, или в ее светлице, или его горнице.
Как-то он спросил:
– Владимирко тебя не забижал?
– Ни разу. Он любит меня, мне хорошо с ним живется.
– А почему тогда со мной? – ревниво спросил он.
– Шестьдесят ему.
– Ну и что?
Она посмотрела ему в глаза, подумала, ответила:
– Поживешь – узнаешь. Не дай Бог тебе со старухой жить. Да еще нелюбимой…
А потом добавила:
– Многие бояре в Галиче ненавидят Владимирко. Жестокий он. Иных притеснил, других обидел, кто-то разных бед натерпелся. А бояре – это большая сила, шутить с ними нельзя.
– По себе знаю, – подтвердил Иван. – Они главная моя опора. Как и всякого князя.
Они таились от людей и думали, что никто не замечает их встреч. Однако дней через пять в коридоре дворца Ивана остановил боярин-огнищанин Владислав Витанович, на ответственности которого лежало все течение жизни вотчины и сохранность княжеского имущества. Щуря хитроватые глаза, проговорил заговорщически:
– Знает ли князь, что на свете нельзя утаить двух вещей – воровство и любовную связь с чужой женой?
– Это ты о чем? – меняясь в лице, спросил Иван.
– Нельзя скрыть потому, – продолжал боярин, будто не слышал вопроса, – что оба эти случая волнуют всех людей и никто к ним не остается равнодушным.
– Ну и что? – уже с вызовом задал вопрос Иван.
– Да ничего. Вернется князь Владимирко, несдобровать вам обоим.
– А зачем ты мне об этом говоришь? Пожалеть хочешь или напугать? Так знай, я не из пугливых.
– Ни-ни! Ни пожалеть, ни попугать. Просто хочу договориться с тобой.
– И о чем же?
– Присмотрел я тут небольшую рощицу на реке Днестре, хотелось бы присоединить к своим владениям.
– Она что, во владении звенигородского князя находится?
– Нет. Роща принадлежит Владимирко.
– К нему и обращайся. Я-то при чем?
– А ты через княгиню Анну посодействуй. Ради тебя она на все пойдет, влюбленных баб я знаю. Пусть уговорит мужа передать эту рощицу мне. И тогда ни одна живая душа не прознает про вашу любовную связь с княгиней. Держать язык за зубами я умею.
Он передал просьбу боярина Анне. Она долго молчала, как видно, переживая внезапно свалившуюся на них напасть, но потом проговорила твердо:
– Обещай ему, что я выполню его просьбу. Иного выхода у нас с тобой нет.
– А сдержит он свое слово?
Она пожала плечами.
– Кто его знает. Скользкий он человек, к тому же вокруг князя постоянно крутится. Всего можно ожидать.
Когда гонцы сообщили, что князь возвращается, Анна сказала Ивану:
– Поезжай к себе в Звенигород. Мало ли что может случиться.
– А как ты?
– Чему быть, того не миновать. Но, может, все обойдется.
IV
– Один из половецких ханов, которому Владимирко ежегодно посылает подарки, сообщил, что правобережные половцы собираются совершить набег на наши владения. Так ли это, покажут ближайшие дни. Но дозорные на границе заметили скопления конницы, вдоль рубежей несколько мелких ханов разбили стойбища. Так что надо быть настороже, потому князь и собирает силы в Галиче. Пока располагайся со своей дружиной в посаде и жди приказаний.
Иван не стал занимать дома галичан, а раскинул палатки на берегу Днестра; палатки у воинов были новые, он приобрел их в Суздальской земле, где растили лен и ткали из него добротное полотно.
Ночь прошла спокойно, а наутро Владимирко назначил смотр всему войску, чтобы проверить, как князья и бояре снарядили своих воинов. Отряды проходили по площади, а князь с воеводой стояли на паперти собора и строгими взглядами осматривали многочисленное воинство. Потом Владимирко вызвал военачальников во дворец, распекал нерадивых и хвалил заботливых.
– А лучше всех выглядели воины князя Звенигородского Ивана Ростиславича, – проговорил он, милостиво взглянув на Ивана. – Недолго властвует князь в своем владении, а самые добрые вести приходят о нем. Радеет он всей душой и о богатых, и о сирых!
Приятно было слушать Ивану такие речи, благодарно воспринимал он похвалы и от других князей и бояр, которые тотчас посыпались со всех сторон. В приподнятом и радостном настроении пришел он на обед к князю, который тот устроил для своих военачальников. К столу подали сытную еду: шти с курицей, забеленные сметаной, и мясные блюда – ножки бараньи, начиненные яйцами, и рубец с кашей; на питье поставили только квас. Враг был на пороге, расслабляться было нельзя.
Гости быстро поели, а потом завели между собой неторопливые разговоры. Ивану надоел шум, он вышел в коридор. И тут же увидел Анну. Она стояла со служанкой, они о чем-то разговаривали. Увидев его, она отпустила служанку и стала, улыбаясь, глядеть на него. Ему ничего не оставалось делать, как подойти поближе.
– А я была уверена, что ты выйдешь, – игриво сказала она.
– Так ты ждала меня? – удивленно спросил он.
– Не то чтобы ждала, но как-то была уверена в нашей встрече.
Она стояла так близко, что он почувствовал тонкий аромат ее духов. Это был тревожный женский запах, который будил в нем какие-то странные, неясные предчувствия.
– Приглашаю тебя в свою светлицу, – сказала она, и глаза ее неестественно заблестели.
– Удобно ли? Ведь ты замужняя женщина.
– А разве я тебя зову на свидание? Ты же мой родственник, и мне хочется узнать о тебе побольше.
Они прошли в одну из комнат. Первое, что ощутил Иван, это тот же приятный нежный запах, говоривший, что здесь живет женщина. Сквозь окна с разноцветными стеклами притушенно лился солнечный свет. Широкая кровать с перинами была застелена разноцветным покрывалом, на пышные подушки наброшена кружевная накидка, кружева были на столе, стульях, на стене, они придавали комнате трогательный и умилительный вид.
Анна села по одну сторону стола, он по другую. Она попросила:
– Расскажи мне, как ты княжишь в своем владении.
Он стал рассказывать. Она слушала, подперев подбородок кулачком и чуть склонив голову набок. В ее глазах появилась задумчивость, она вглядывалась в него, как видно, стараясь понять, чем он живет, чем дышит, и этот взгляд одновременно и настораживал его, и в то же время был приятен, потому что чувствовал, что он ей чем-то нравится, что его слова находят одобрение в ее душе.
Когда он закончил, она как бы очнулась от своих дум и проговорила медленно, больше для себя:
– А ты добрый и мягкий сердцем, Иван. Как повезло жителям Звенигородской земли, что ты стал у них князем!
Он несколько смутился от такой похвалы и не знал, что ответить.
Она продолжала:
– Если бы всюду так правили князья, жить на Руси было бы легко и приятно.
– А разве Владимирко не правит так же справедливо?
Она вздрогнула, отвернулась. Произнесла нехотя:
– Нет, его правление не похоже на твое. Совсем не похоже.
И замолчала.
Слышны были дальние разговоры в гриднице, мимо раскрытой двери прошла служанка, кинув на них любопытный взгляд, а она все продолжала молчать, думая о чем-то своем. Иван не смел ее потревожить.
Наконец она встала, произнесла:
– Тебе пора ко всем. Там, наверно, военный поход против половцев обсуждают. Это важно.
Он встал, поклонился и вышел.
Когда вернулся в гридницу, разговоры были в самом разгаре. Разумеется, речи шли о войне. Иван присел к одной из групп, что сбилась вокруг князя Владимирко, смотрел, слушал, но ничего не понимал. Перед глазами стоял образ Анны, ее глубокий, внимательный взгляд, который, казалось, проникал в самую его душу. Она была не только очень красива, думал он, но и умна, с чуткой, нежной душой и любящим сердцем. Почему она отдана в руки его дяди? Разве он ей пара, старый, поистертый жизнью человек? Будь она вольной птицей, ни за что бы не выпустил из своих рук…
На другой день прискакал гонец с границы: идут половецкие орды! Войска тотчас построились и вышли в степь. Стоял июль, дождей не было давно, ехать было трудно, люди задыхались от жары и пыли. От зноя в ушах стоял горячий звон. Перед глазами разноцветье трав, а среди них – лицо Анны с печальными, строгими глазами…
«Какая замечательная девушка княгиня, – думал Иван, мерно покачиваясь в седле. Известно, что для влюбленного чужая жена – девица. – Красивая, умная, чуткая. А как она глядела на меня, когда я ей рассказывал про свое княжество! Жаль, что нельзя любить ее. Но почему нельзя? Ведь я не собираюсь на ней жениться. Просто нравится она мне, буду тайно вздыхать по ней, ни одна живая душа не узнает. Может, даже она сама не сможет догадаться. Вот так любить тайно и безнадежно – это ведь тоже сладостно и приятно. Что моя жизнь была до этого? Одни хлопоты, а внутри пусто и одиноко, а вот повидал ее, и все в груди запело, заиграло, будто какой-то праздник наступил, и жизнь наполнилась каким-то важным содержанием, и все заботы приобрели особый смысл – все для нее, все ради нее, чтобы она заметила, порадовалась, похвалила…»
Владимирко вел войска к Бугу. Там, прижимаясь к реке, русские воины шли на север, выманивая половцев. Сила половцев – в легкой коннице, сила русов – в закованных в железа дружинах. Важно было выбрать такое место для битвы, чтобы не дать кочевникам обойти себя, не позволить им ударить в бок, пресечь их попытки навалиться со спины. А правильного сражения степняки долго не выдерживали, после нескольких стремительных нападений они обычно откатывались назад или просто-напросто бежали.
Разведка сообщила, что половцы шли по левому берегу Буга. Русы переправились на ту сторону и почти тотчас увидели конников. То были передовые разъезды противника. Подтянулись, пошли помедленнее, а затем и совсем встали. Поскакали вестовые от князя с приказами дружинам и полкам занять указанные места. Центр заняли пешие отряды, на крыльях встали конные дружины.
Иван на коне стоял впереди своих воинов, нервно мял повод уздечки. Он не раз участвовал в сражениях в составе войск своего отца, бился в Вислице, но руководить самостоятельно дружиной в открытом бою пришлось впервые. Невольная мысль: «Справлюсь ли?» постоянно приходила на ум, хотя он ее и старался прогнать. Конь, чувствуя волнение хозяина, переступал с ноги на ногу, мотал головой. Иван успокаивающе хлопал его по холке, гладил, а сам внимательно вглядывался в даль, где в клубах пыли перемещались массы половецкой конницы. Вот она развернулась в лавы, сорвалась в галоп и, свистя и крича, помчалась на русов. Чуть не доскакав, степняки выпустили тучи стрел, русы почти тотчас ответили тем же. Иван поднял над собой щит и услышал, как тенькнули о него три или четыре стрелы; рядом вскрикнул воин, пораженный в ногу, недалеко упал и забился в судорогах конь… Бой начинался.
Половцы, пустив стрелы, тотчас повернули назад, вместо них вывернулась новая лава, и снова полетели стрелы. И так до пяти раз.
Затем наступила тишина, предвестница жестокого сражения. Иван почувствовал, как внутренне подобрались и сосредоточились его воины, и он весь напрягся, судорожно сжимая рукоятку меча. Ожидание боя – самое тяжкое время, когда холодком охватывает сердце, а в голове носятся самые неожиданные мысли.
Но вот половцы перестроились и рванулись вперед, их кони стремительно набирали бег. Тотчас первая линия пеших русов встала на колени и тупым концом уперла копья в землю, а острие установила на уровне груди коней, вторая линия взяла копья наперевес, а третья и последующие положили на плечи впередистоящих. Перед конницей образовался частокол из острых наконечников пик, на которые и напоролась половецкая конница. Крики и визг воинов, ржание покалеченных коней, бившихся в смертельных судорогах, звон металла – все это сливалось в жуткий гул боя, от которого у новичков леденела душа.
Иван видел половца, который сломя голову несся на него. Он принял удар его меча на щит, резко развернулся и хлестнул своим мечом вслед удаляющемуся противнику, но не сумел достать, враг, как видно, схватился с кем-то из дружинников, а он уже бился на мечах со следующим половцем, налетевшим на него…
Стремительный натиск легкой половецкой конницы разбился о непоколебимую стойкость закованных в железо русов. Владимирко не стал ждать нового нападения, а двинул свои войска вперед. Половецкий хан пытался остановить продвижение противника, кинув вперед свои отряды и часть бежавших конников, но лавина русов смяла их и погнала в степь. Преследовали недолго, потому что не могла угнаться тяжелая кавалерия русов за быстрыми половецкими конями.
Победу отметили на поле боя, а потом во дворце князь устроил пир для военачальников и знатных людей Галича. Владимирко с супругой восседал во главе стола, был шумен и весел. Иван выбрал отдаленное место от княжеской четы, но такое, откуда мог хорошо видеть Анну. Ему доставляло неизъяснимое удовольствие смотреть на нее. Его чувства обострились до предела. Он замечал каждое ее движение, каждый взгляд, каждую улыбку, которую она дарила окружающим и мужу. Его притягивали ее лучистые глаза, которые, кажется, заслоняли весь мир, она виделась ему самой красивой, самой прелестной, он не мог оторвать взгляда от нее. Но Анна совсем не замечала его, словно он и не был в гриднице. Иван был расстроен и подавлен. Ему достаточно было одного ее взгляда, чуточку внимания, и он был бы счастлив. Но он для нее будто не существовал.
Расстроенный Иван не дождался окончания пира и уехал в Звенигород. Напрасно он убеждал себя, что она замужем, да еще за его дядей, что он должен забыть про нее, не думать и ни на что не надеяться. Разум говорил одно, а чувства повелевали по-иному. Что бы он ни начинал делать, ничего не получалось, из рук все валилось, ни за что не хотелось браться. Он чувствовал, что какая-то неведомая, неодолимая сила влекла его к Анне. Наконец, плюнув на все, он оседлал коня и поскакал в Галич.
В пути одумался, опомнился: зачем спешу, кому я там нужен? Если я влюбился, то Анна при чем? Она замужем, она несвободный человек, чего я к ней пристал?.. А потому, прибыв в город, Иван не пошел во дворец, а направился на рынок, долго бродил среди товаров, купил какую-то мелочь, а к вечеру заявился к Владимирко.
Тот обрадовался его приезду, стал расспрашивать о звенигородских новостях, сам рассказал свои:
– Помогал я великому князю Всеволоду Ольговичу в войне против Мономаховичей, да неблагодарностью ответил киевский князь. Посадил во Владимир-Волынский сына своего Святослава, а тот оказался неуживчивым и жадным, позарился на мои владения. Что мне делать? Неужто уступить? Зреет сейчас ссора между мной и Святославом, а к чему приведет, боюсь сказать.
– Быть войне? – напрямую спросил Иван.
– Думаю, что так. А мне бы не хотелось, потому как сила не на моей стороне.
В горницу вошла Анна, села рядом с мужем, стала внимательно слушать мужчин. Ивана будто обдало жаром, он не решался взглянуть на нее, опасаясь, что она угадает его состояние.
– А что, Анна, готов ли ужин? – спросил ее Владимирко.
– Слуги ждут твоего слова, – ответила она мягким голосом, и у Ивана от него пробежала дрожь по всему телу.
– Тогда пойдемте да откушаем.
– Я не хочу, – поспешно проговорил он, боясь совершить какую-нибудь глупость, хотя и был голоден.
– Ну это ты брось, чтобы я в своем доме не угостил племянника! – весело проговорил князь и повел Ивана в трапезную. Слуги тотчас поставили перед ними жареных гусей, начиненных гречневой кашей и приправленных говяжьим салом; кроме того, подали они пироги с сарацинским пшеном – рисом; из напитков на сей раз были пиво и квас.
Иван ел машинально, невпопад отвечал на вопросы князя.
– А ты чего в Галич-то приехал? – неожиданно спросил Владимирко.
Иван стушевался. Он о многом размышлял в пути, но не догадался придумать предлога для посещения Галича. И теперь его охватил страх, что дядя догадается об истинной причине приезда.
– Да так, купить собирался кое-что, – неопределенно ответил он.
– Нашел нужный товар?
– Нет, не удалось.
– Потом найдешь, – занятый своими мыслями, проговорил Владимирко, а Иван облегченно вздохнул: пронесло. «На воре и шапка горит!» – невесело подумал про себя.
Владимирко продолжал озабоченно:
– Против меня киевский князь собирает большие силы. Донесли мне, что готовятся к походу на Галич войска самого Всеволода, его родных братьев, двоюродного брата Владимира Давыдыча, двух Мстиславичей – Изяслава и Ростислава, сына Святослава и польского князя Владислава. Не устоять мне одному против них. Завтра еду к своему тестю, венгерскому королю, просить помощи. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого переважит!
– Но ты об отъезде мне ничего не сообщал, – обиженно проговорила Анна.
– Так получилось. Просто весть об угрозе пришла только что, пришлось решение принимать немедля.
Наутро, когда Иван еще спал, Владимирко отбыл в Венгрию.
Проснувшись, Иван засобирался домой.
– Куда ты? – остановила его Анна. – Хоть позавтракай.
– В дороге перекушу, – отвечал он, отводя взгляд.
– Э, нет, так не пойдет, – воспротивилась княгиня. – Ты нарушаешь все обычаи гостеприимства, пойдем в трапезную, я угощу тебя, а там на все четыре стороны!
Слуги им принесли легкий завтрак – пирог с яйцами на коровьем масле и молоко. Ели в молчании. Наконец Анна взглянула на него и спросила, тая озорнинку в глазах:
– И какие такие дела привели тебя в Галич?
Иван поперхнулся, откашлялся, взглянул на нее. Она лукаво и по-доброму смотрела на него, и он осмелел:
– Никаких дел в вашем городе у меня нет.
– Так зачем же приехал?
Он безнадежно махнул рукой, сказал обреченно:
– Хотел тебя увидеть.
Тотчас густой румянец покрыл ее щеки. Она засмеялась, тихо, радостно, будто про себя, и у него отлегло от сердца: не стала насмехаться и издеваться, это уже хорошо!
– А я сразу догадалась, – тихо проговорила она и тотчас взглянула ему в глаза. И этот взгляд, сияющий, ослепительный, сказал больше, чем ее слова.
Они доели завтрак, встали, она сказала:
– Перед дорогой погуляем немного?
Он кивнул. На него нахлынули такие чувства, что он не мог говорить.
Они вышли в сад. Сад был небольшой, засажен вишнями и яблонями, вдоль дорожки росли кусты смородины и крыжовника, повсюду островками были разбросаны цветы, отчего сад имел вид радужный, праздничный.
– Садом занимается дед Матвей, – говорила Анна, шагая рядом с Иваном и старательно глядя под ноги. – Он очень любит возиться в саду, особенно его радуют цветы, он их достает где только может. Поэтому такая красота вокруг!
Они прошли до конца сада, остановились. Она стояла совсем рядом с ним, он ощущал ее пьянящий запах, а взгляд дурманил и завораживал, и он непроизвольно взял ее за руки и притянул к себе. Она испуганно взглянула ему в глаза, но не сделала усилия, чтобы отстраниться, и он прижал ее к себе, гладя по спине.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она видела, как его влечет к ней. Ее немало забавляло то, как он старался бороться с этим чувством. Анна часто ловила на себе его взгляды, видела, как жадно следит он за каждым ее движением, но стоило лишь ей поднять глаза, как он тотчас поспешно отворачивался. Сначала ее забавляла эта игра, а потом она стала думать о нем и теперь с ужасом поняла, что влюбилась и не в силах противостоять его желаниям.
– Я люблю тебя, – повторил он.
Ей было хорошо с ним, но она помнила, что она – замужняя женщина и пора прекращать эту игру, что сейчас она отойдет от него и все останется по-старому. Но отходить не хотелось, она ждала с трепетом, что будет дальше.
– А ты любишь меня? – спросил он и, не дожидаясь ответа, стал целовать ее шею, потом щеку и почти тут же прильнул к ее губам. Она знала пресные поцелуи старого Владимирко, которые схожи были с поцелуями матери и других близких людей. А теперь все ее существо будто взорвалось пламенем, и по телу прошла сладостная дрожь. Она теснее прижалась к нему и стала отвечать на поцелуи, позабыв и о муже, и обо всем на свете.
Потом наваждение прошло, они стояли, обнявшись, тяжело дыша. С трудом приходили в себя. А потом он не выдержал и снова стал целовать ее.
– Ну полно, полно, – странно измененным голосом произнесла она и попыталась освободиться из его объятий. Ей показалось, что кто-то наблюдает за ними.
– Что случилось? – спросил он, заметив ее беспокойство.
– Ничего. Просто так, нам надо идти, – сбивчиво отвечала она.
Они прошли несколько шагов ко дворцу. Он произнес решительно:
– Как вернется дядя, я с ним объяснюсь.
Она с ужасом уставилась на него.
– Ты хочешь ему все рассказать о нас?
– Конечно. Он поймет, что мы любим друг друга, и отпустит тебя.
– Я не ослышалась? Ты намерен раскрыть наши отношения?
– Он стар для тебя, разве сам не понимает? Я знаю, что он человек не глупый и сделает все, чтобы мы были вместе.
– Он убьет нас! – со стоном проговорила она.
И тут Иван вспомнил, как Владимирко в Вислице сначала приказал наградить венгра за помощь во взятии города, а потом палач ослепил его, вырвал язык и оскопил. А какая судьба ожидает его?..
Но ни он, ни она об этом не стали задумываться. Потекли счастливые дни, наполненные тайными встречами или где-то в потаенном уголке сада, или где-нибудь на окраине Галича, или в ее светлице, или его горнице.
Как-то он спросил:
– Владимирко тебя не забижал?
– Ни разу. Он любит меня, мне хорошо с ним живется.
– А почему тогда со мной? – ревниво спросил он.
– Шестьдесят ему.
– Ну и что?
Она посмотрела ему в глаза, подумала, ответила:
– Поживешь – узнаешь. Не дай Бог тебе со старухой жить. Да еще нелюбимой…
А потом добавила:
– Многие бояре в Галиче ненавидят Владимирко. Жестокий он. Иных притеснил, других обидел, кто-то разных бед натерпелся. А бояре – это большая сила, шутить с ними нельзя.
– По себе знаю, – подтвердил Иван. – Они главная моя опора. Как и всякого князя.
Они таились от людей и думали, что никто не замечает их встреч. Однако дней через пять в коридоре дворца Ивана остановил боярин-огнищанин Владислав Витанович, на ответственности которого лежало все течение жизни вотчины и сохранность княжеского имущества. Щуря хитроватые глаза, проговорил заговорщически:
– Знает ли князь, что на свете нельзя утаить двух вещей – воровство и любовную связь с чужой женой?
– Это ты о чем? – меняясь в лице, спросил Иван.
– Нельзя скрыть потому, – продолжал боярин, будто не слышал вопроса, – что оба эти случая волнуют всех людей и никто к ним не остается равнодушным.
– Ну и что? – уже с вызовом задал вопрос Иван.
– Да ничего. Вернется князь Владимирко, несдобровать вам обоим.
– А зачем ты мне об этом говоришь? Пожалеть хочешь или напугать? Так знай, я не из пугливых.
– Ни-ни! Ни пожалеть, ни попугать. Просто хочу договориться с тобой.
– И о чем же?
– Присмотрел я тут небольшую рощицу на реке Днестре, хотелось бы присоединить к своим владениям.
– Она что, во владении звенигородского князя находится?
– Нет. Роща принадлежит Владимирко.
– К нему и обращайся. Я-то при чем?
– А ты через княгиню Анну посодействуй. Ради тебя она на все пойдет, влюбленных баб я знаю. Пусть уговорит мужа передать эту рощицу мне. И тогда ни одна живая душа не прознает про вашу любовную связь с княгиней. Держать язык за зубами я умею.
Он передал просьбу боярина Анне. Она долго молчала, как видно, переживая внезапно свалившуюся на них напасть, но потом проговорила твердо:
– Обещай ему, что я выполню его просьбу. Иного выхода у нас с тобой нет.
– А сдержит он свое слово?
Она пожала плечами.
– Кто его знает. Скользкий он человек, к тому же вокруг князя постоянно крутится. Всего можно ожидать.
Когда гонцы сообщили, что князь возвращается, Анна сказала Ивану:
– Поезжай к себе в Звенигород. Мало ли что может случиться.
– А как ты?
– Чему быть, того не миновать. Но, может, все обойдется.
IV
С тяжелым чувством Иван покидал Галич. Он был почти уверен, что кто-то сообщит Владимирко об их любовных встречах с Анной, и был готов принять любую кару. Но проходила неделя-вторая, а никаких известий из Галича не поступало, и Иван стал надеяться, что все закончится благополучно. Но на третьей неделе прискакал гонец от князя с приказом срочно явиться во главе дружины в Галич.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил он гонца.
– Война с князем киевским Всеволодом начинается, – бросил тот на ходу и поскакал дальше.
«А может, это ловушка для меня? Одного вызвать к себе, так я могу и сбежать, – размышлял Иван. – А тут с дружиной, дескать, война, поход, а на самом деле ничего этого нет, а меня в оковы и на виселицу или голову отсекут…»
«Да нет же, – разубеждал он себя через некоторое время, – будет Владимирко поднимать дружину! Послал бы в Звенигород десяток своих воинов, схватили бы они меня и доставили в Галич как миленького…»
Впрочем, случилось так, как и сообщал гонец: на Галицкое княжество надвигалось огромное войско великого князя Всеволода с союзниками. Владимирко привел с собой небольшой отряд венгров.
– Всеволод в два, а то и в три раза сильнее меня, – говорил он на военном совете. – Но попытаюсь взять его хитростью.
Войска он повел сначала на юг, перешел реку Сереть и остановился лагерем, ожидая дальнейших действий противника. Тут он встретился как-то один на один с Иваном, спросил, будто неожиданно вспомнив:
– Да вот что, племянник… Мне кто-то говорил в Галиче, что вы много времени проводили вместе с Анной. Так ли это?
– Да, так, – не стал отрицать Иван, а внутри у него все похолодело.
– Вон как, – хмыкнул Владимирко, но тут же рассудительно произнес: – И то верно: ведь вы – родственники? Почему бы лишний раз и не увидеться?
И пошел своей дорогой, а Иван долго смотрел ему вслед, не веря, что разговор на этом закончился. «В первый раз пронесло, – подумал он. – Следующего раза не будет».
Всеволод с огромным войском появился на том берегу реки и встал около второго города Звенигорода. Скоро к нему подошел двоюродный брат Изяслав Давыдыч с половцами. Галичане со страхом наблюдали за огромным табором, раскинувшимся вдоль неширокой речки. «Прихлопнут нас, как мух», – говорили они между собой.
Немного постояв, Всеволод навел плавучий настил из бревен и переправил войско на правый берег, отрезав Владимирко пути к Галичу и Перемышлю. Отступать можно было только на юг, но там лежали вечно враждебные половецкие степи. Галичане оказались в ловушке.
– Мы здесь стоим, – говорили они князю, – а там жен наших возьмут.
Но и Владимирко не дремал. Он знал характеры всех из окружения великого князя, кто чем дышит и к чему стремится. Зная о честолюбивых помыслах брата Всеволодова – Игоря, послал к нему своего человека с предложением: «Если помиришь меня с братом, по его смерти помогу тебе сесть в Киеве».
– Что случилось? – обеспокоенно спросил он гонца.
– Война с князем киевским Всеволодом начинается, – бросил тот на ходу и поскакал дальше.
«А может, это ловушка для меня? Одного вызвать к себе, так я могу и сбежать, – размышлял Иван. – А тут с дружиной, дескать, война, поход, а на самом деле ничего этого нет, а меня в оковы и на виселицу или голову отсекут…»
«Да нет же, – разубеждал он себя через некоторое время, – будет Владимирко поднимать дружину! Послал бы в Звенигород десяток своих воинов, схватили бы они меня и доставили в Галич как миленького…»
Впрочем, случилось так, как и сообщал гонец: на Галицкое княжество надвигалось огромное войско великого князя Всеволода с союзниками. Владимирко привел с собой небольшой отряд венгров.
– Всеволод в два, а то и в три раза сильнее меня, – говорил он на военном совете. – Но попытаюсь взять его хитростью.
Войска он повел сначала на юг, перешел реку Сереть и остановился лагерем, ожидая дальнейших действий противника. Тут он встретился как-то один на один с Иваном, спросил, будто неожиданно вспомнив:
– Да вот что, племянник… Мне кто-то говорил в Галиче, что вы много времени проводили вместе с Анной. Так ли это?
– Да, так, – не стал отрицать Иван, а внутри у него все похолодело.
– Вон как, – хмыкнул Владимирко, но тут же рассудительно произнес: – И то верно: ведь вы – родственники? Почему бы лишний раз и не увидеться?
И пошел своей дорогой, а Иван долго смотрел ему вслед, не веря, что разговор на этом закончился. «В первый раз пронесло, – подумал он. – Следующего раза не будет».
Всеволод с огромным войском появился на том берегу реки и встал около второго города Звенигорода. Скоро к нему подошел двоюродный брат Изяслав Давыдыч с половцами. Галичане со страхом наблюдали за огромным табором, раскинувшимся вдоль неширокой речки. «Прихлопнут нас, как мух», – говорили они между собой.
Немного постояв, Всеволод навел плавучий настил из бревен и переправил войско на правый берег, отрезав Владимирко пути к Галичу и Перемышлю. Отступать можно было только на юг, но там лежали вечно враждебные половецкие степи. Галичане оказались в ловушке.
– Мы здесь стоим, – говорили они князю, – а там жен наших возьмут.
Но и Владимирко не дремал. Он знал характеры всех из окружения великого князя, кто чем дышит и к чему стремится. Зная о честолюбивых помыслах брата Всеволодова – Игоря, послал к нему своего человека с предложением: «Если помиришь меня с братом, по его смерти помогу тебе сесть в Киеве».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента