— Русс — это Русс, он жил давно, с тех пор прошло более трех столетий. Многое изменилось!
   — Но и Велемудр не жаловал народную вольницу. Я думаю, что опасно распускать вожжи, следует держать подданных в крепкой узде. Посмотри на соседнее Франкское государство. Совсем недавно перед его правителями трепетали соседние народы. А теперь что? Центральная власть ослабла, страна раздробилась, и с ней никто не считается, не принимает в расчет. Не ждет ли такая судьба Руссинию?
   — Ну, это ты загнул! Да разве можно равнять нашу страну с каким-то германским образованием? Мы — это сила, а там…
   И Бранибор презрительно махнул рукой.
   Они разъехались.
   Словен поскакал вперед, подгоняемый тревожным чувством. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Может, с Брячиславом или Довбушем, однако они не встречались. Зато он догнал возок, на котором сидела Бажена. Его поразило ее лицо. Обычно веселое и жизнерадостное, на этот раз оно было грустным и печальным. Она взглянула на него и тотчас отвернулась, и это неприятно кольнуло Словена. «Сердится за ту выходку, — подумал он. — Я и сам на себя сержусь!»
   Охотничий обоз остановился на широкой поляне. Слуги тотчас стали устанавливать палатки, разжигать костры, а охотники отправились в лес. Вскоре округа огласилась криками, стрекотом трещоток, трубными звуками рогов и боем барабанов. Это слуги погнали зверье на затаившихся в засадах охотников.
   Словен выбрал место за сваленным деревом. Его защищал толстый ствол и густо разросшийся кустарник. Когда шум стал приближаться, он вынул стрелу и положил ее на лук, внимательно оглядывая пространство перед собой.
   Вот между деревьями мелькнула тень. Это был волк. Он мчался прямо на него, сильные лапы вылетали из-под груди, треугольные уши прижаты к квадратной голове. Тело было пружинисто, наполнено силой и гибкостью.
   Волк быстро приближался. Уже видны были длинный красный язык и белые клыки. Словен выстрелил. Больной, захлебывающийся вой понесся по лесу, зверь кубарем покатился по земле, судорожно дергая бьющими по воздуху лапами. Через некоторое время он затих.
   Словен встал и подошел к нему. Это был породистый зверь, может быть, даже вожак стаи. Стрела угодила ему в горло, и он захлебнулся кровью. Еще судорога пробегала по его телу, изредка дергалась то одна, то другая нога, но глаза уже покрыла смертная пелена.
   Вот только что он был хозяином леса и не было существа, которое могло с ним соперничать, но теперь лежит он у ног, поверженный и бездыханный. Не так ли все в жизни: живешь и не знаешь, что ждет тебя впереди — то ли слава, то ли погибель…
   Словеном вдруг овладела страшная усталость. Охота на волка не прибавила настроения, ему не хотелось ни заниматься поисками новой добычи, ни участвовать в облаве, ни бродить по лесу. Он вернулся на стоянку, скинул с себя снаряжение и забрался в палатку. Там стараниями денщика была разостлана постель. Он ткнулся лицом в подушку и мгновенно уснул.
   Пробудился только в начале ночи. Вылез из палатки. На поляне горело несколько костров, вокруг них располагались люди, их темные фигурки двигались, качались, ходили вокруг огня, взмывавшего ввысь; широко распростерлось темное небо с яркими звездами, а со всех сторон обступал сумрачный, загадочный лес. Сказочная картина, и Словену на какое-то мгновение показалось, что вот сейчас выйдет из чащи волосатый леший огромного роста и присядет рядом с охотниками, чтобы послушать их забавные рассказы…
   Он улыбнулся своим грезам, присел возле палатки. Не хотелось идти в эти шумные сборища, ему нравилось пребывать в полусне-полуяви, среди этой дивной и колдовской, чародейской чащи. Он растянулся на травке. В душе его воцарились спокойствие и умиротворенность.
   Вдруг рядом с ним шевельнулась какая-то тень. Словен вгляделся: Бажена! Он приподнялся, молча глядел на нее, не зная, к нему она явилась или просто прохаживается по становищу.
   — Князь, я тебя побеспокоила? — спросила Бажена. Голос ее был тихий и грустный, и Словен невольно проникся к ней участием:
   — Нет, Бажена. Я просто отдыхаю.
   Она стояла, не шевелясь, и молчала. Молчание затягивалось.
   Словен поднялся на ноги, спросил:
   — Ты ко мне, Бажена? Что-то случилось?
   Он увидел, как из темных провалов глазниц, отражая пламя костров, смотрят на него глаза девушки, смотрят испытующе и недоверчиво.
   — Скажи, князь, — наконец произнесла она все тем же слабым голосом, — ты тогда, на состязании, подарок мне вручил по привычке дарить женщинам или из любопытства?
   Словену не хотелось обижать ее, такую слабую, робкую, беззащитную, и он ответил:
   — Ни то ни другое, Бажена.
   — Значит, ты преподнес мне… от чистого сердца?
   — Да. Мне хотелось подарить именно тебе.
   — Почему?
   — Я тебя очень уважаю, Бажена.
   — И только?
   — Это очень много — почитание…
   — А я с тех пор все время думаю о тебе. Хочу избавиться от мыслей о тебе и — не могу. Наваждение какое-то. — И она, несмело взглянув на него, улыбнулась, кротко и покорно.
   У Словена волна тепла прошлась по груди от бесхитростных слов. Эта молоденькая, наивная девушка, как видно, сама того не подозревая, призналась ему в любви и теперь стоит перед ним, полная доверия и безграничной преданности. Можно ли ее обидеть и обмануть?
   И он сказал:
   — Я был искренен тогда. Но я забыл, что ты сосватана…
   — Мне это неважно, — тотчас перебила она. — Главное, ты не лицемерил. Больше мне ничего не надо.
   И она растворилась во тьме.
   Словен долго смотрел ей вслед, чувствуя, что в мире этом для него много переменилось. Когда-то, еще в ранней юности, у него была первая любовь, суматошная, бестолковая, наполненная чудесными мгновениями коротких встреч, робкими поцелуями и внезапными ссорами. Девушка, ее звали Ладомирой, была равной ему по возрасту, но более зрелой по отношению к жизни. Она скоро стала намекать на то, что им следует пожениться. А он тогда был еще глупым и несмышленым, хотя ростом вытянулся на голову выше ее; на уме у него были озорные игры и мальчишеские забавы, поэтому в ответ на ее уговоры связать свои судьбы отвечал шуточками и смешками. И она бросила его, скоро выйдя замуж. Потом у него были и девушки, и женщины, но ни одну он так и не смог полюбить. И вот только сейчас что-то дрогнуло в его груди, и он стал думать о Бажене с таким же наслаждением и блаженством, с каким раньше мечтал о Ладомире.
   «Но она сосватана за Изяслава, да еще я обещал ему оставить ее в покое, — вдруг подумал он, а потом махнул рукой: — А, будь что будет!»
   Охота продолжалась еще несколько дней. Но Словен почти не принимал в ней участия. Он или уходил в лес и подолгу плутал в нем, или бродил по становищу, издали наблюдая за шатром, где остановились великий князь, его супруга и Бажена. Девушку он видел несколько раз и только издали. Она выходила из шатра, перекладывала вещи на телеге, что-то уносила; она ни на кого не обращала внимания и не видела, что он за ней наблюдает.
   Конечно, он мог в любое время зайти к великому князю для деловой беседы, но он этого не хотел. Ему больше нравилось ходить в одиночку и томиться неизвестностью.
   Как-то Словен шел по стойбищу, навстречу ему широко шагала Гудни. Он намеревался поздороваться и миновать ее, не вступая в разговор. Как были у них напряженные отношения, так и остались. Неприязнь была обоюдной, и никто из них не старался ее преодолеть.
   Она уже прошла мимо, как вдруг остановилась и с усмешкой и даже ехидцей вдруг спросила:
   — И кого же ты высматриваешь, Словен?
   — С чего ты взяла, великая княгиня? — ответил он, старательно выговаривая ее звание. — Мне никто не нужен.
   — Так-то уж никто? Туману напускаешь, князь, надеешься, что никто не проведает о твоих замыслах и помыслах.
   — Не понимаю, о чем говоришь, великая княгиня.
   — Ладно, ладно. Мне Бажена все рассказала.
   — Что она тебе могла поведать?
   — Завлек молоденькую девушку и делаешь вид, что ничего не случилось! Сохнет по тебе голубка, сон потеряла.
   — Выдумки это все.
   — Да нет, к сожалению, не выдумки. Поделиться ей больше не с кем, как только со мной. Все как на духу мне и выложила. Что делать-то будешь?
   — Что делать? Она же сосватана.
   — Прогнала она Изяслава. Сказала, что видеть его не может. Что скажешь на это, князь?
   Словен подумал, ответил:
   — В гости позовешь? Видеть мне ее надо.
   — Да куда деваться! Приходи.
   — Спасибо и на этом.
   — Не обессудь. Только как с Изяславом у тебя получится? Мужчина он вспыльчивый, несдержанный, необузданный, в гневе может дойти до беспамятства. Пришибет тебя где-нибудь, что тогда?
   Словен свел губы в сторону в злой усмешке:
   — Авось не успеет.
   — Не боишься, значит?
   Помолчали.
   Гудни вдруг с головы до ног осмотрела Словена и проговорила насмешливо:
   — И чего она в тебе нашла? Я бы тебя и близко к себе не подпустила! — и ушла, озорно покачивая широкими бедрами.
   На другой день Словен пришел в великокняжеский шатер. Белое льняное полотнище пропускало внутрь мягкий солнечный свет, на полу лежали ковры, стоял невысокий походный столик и несколько табуреток. В противоположной от входа стороне за занавесом находилась широкая лежанка, по краям стояли сундуки, на одном из них бок о бок сидели Гудни и Бажена и вязали.
   Бажена, увидев Словена, вспыхнула, встала и вновь села, уткнувшись в вязанье. Гудни весело ответила на приветствие князя и пригласила:
   — Садись, князь, за стол. Сейчас распоряжусь об угощении.
   — Спасибо, я сыт, — ответил Словен, присаживаясь на табуретку.
   — Как же, гость, и без угощения? — Она приказала слугам накрывать на стол.
   Из-за занавеса, протирая глаза, вышел Довбуш.
   — Я тут вздремнул после обеда, сморило что-то, — проговорил он, подавая руку Словену и присаживаясь рядом с ним. — Какими судьбами? Дело какое-то ко мне привело?
   — Да нет, зашел просто так.
   — Это хорошо. Люблю с тобой поболтать. Не то что другие, ты всегда и по каждому поводу имеешь свое мнение, мне интересно слушать тебя. Как идет охота?
   — Потихоньку, — неопределенно ответил Словен.
   — Он тут охотится совсем на другую дичь, — встряла Гудни.
   — А мы столько настреляли зверя, что, наверно, скоро забьем все ледники, и мяса нам хватит до осени.
   Словен знал, что бодричи рыли длинные, постепенно углубляющиеся погреба, которые уходили в землю в три человеческих роста, там царил холод. Затем загружали его колотым льдом, и этот лед сохранялся там до первых морозов. Продукты лежали длительное время и не портились.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента