Васильков Игорь. Тайна двух сфинксов

Васильков Игорь
Тайна двух сфинксов

   ИГОРЬ ВАСИЛЬКОВ
   ТАЙНА ДВУХ СФИНКСОВ
   Что могут дать достижения ученых в области оживления организмов? В чем заключается загадка "мнимой смерти" и анабиоза?
   Книга, которую держит в руках читатель, nocвящена одной из наиболее интересных проблем современной науки, в решении которой заинтересованы миллионы людей во всем мире, - ведь речь идет в конечном счете о поисках пути к продлению жизни человека.
   Рассказ об этих проблемах автор облек в форму сюжетной повести: документальные данные и рассказ о достоверных событиях тесно переплетаются здесь с вымыслом и фантастикой. Читатель получает возможность узнать не только о важных достижениях биологии и медицины, но и заглянуть в ближайшее будущее этих наук.
   ВСТУПЛЕНИЕ,
   в котором автор доверяет читателю одну маленькую тайну
   Все, о чем здесь рассказано, случилось в наши дни, когда и в фантастических романах нередко не остается ничего фантастического, ибо жизнь все чаще обгоняет фантазию. И все же эта история не совсем обычна. Началась она в одном большом городе. Нужно ли называть его? Быть может, это тот самый город, где живем мы с вами, или другой, где живут наши друзья...
   Люди, населяющие большой город, вели обычную, деятельную, шумную жизнь. На улицах теснился поток автомашин, по бесчисленным переулкам ручейками бежали вереницы пешеходов. Сотни таких ручейков сливались на центральных магистралях в широкие людские реки или завихрились в водовороте на площадях и перекрестках.
   На одной из площадей города, где стоял большой старинный дом, было особенно шумно. Но это, казалось, вовсе не мешало старому дому, привыкшему к тишине и покою. Маленькими подслеповатыми окнами смотрел он на жизнь нашего века с таким же равнодушием, как раньше смотрел на жизнь веков минувших. К дому давно все привыкли. Людской поток огибал его с двух сторон, словно гранитный порог, вставший поперек течения реки, а сам дом если и обращал на себя иногда внимание, то разве только архаичностью архитектуры.
   Между тем, если стать спиной к фасаду этого здания и отсчитать отсюда пятнадцать шагов, под ногами окажется мостовая, а глубоко под ней большое подземелье. Кто и зачем его вырыл, неизвестно. Когда строили дом, подземелье уже было. Дом выстроили, и как-то само собой получилось, что он стал хозяином расположенного возле него подвала. Со временем в старинном доме разместился музей, а в подвал снесли все, что не поместилось в залах музея, было малоценно или просто не нужно.
   В подвальные кладовые редко кто заходил, и пыль толстым слоем покрыла предметы. Не было в подвалах смены дня и ночи, так как дневной свет не проникал сюда. Не было и времен года, ибо толстые каменные своды надежно защищали от летней жары и зимней стужи. Время словно остановило здесь свой бег.
   И вот в дни, когда начинается описываемая нами история, покой подземного хранилища был нарушен.
   Все происходило именно так, как это принято описывать в иных научно-фантастических повестях, где даже самые заурядные события совершаются в обстановке необычной и таинственной.
   Кто-то медленно и осторожно спускался по крутой лестнице, освещая путь карманным фонариком. Потом человек вошел в подвал, пошарил по стенам и, когда под сводами зажглась желтым светом запыленная электрическая лампочка, стал внимательно оглядываться, обходить и осматривать сложенные в беспорядке предметы. Человек делал это осторожно, почти крадучись, не то потому, что боялся наделать шума, не то потому, что не хотел потревожить вековую пыль. Чем дальше продвигался он в глубь подвала, тем меньше сюда попадало света, и вскоре в его руках вновь сверкнул луч фонарика.
   Пучок световых лучей выхватил из полутьмы покрытую пылью картину в золотой раме, потом рыцарские доспехи, деревянную колесницу с затейливой резьбой. Но все это, видимо, не интересовало одинокого посетителя подвала. Вдруг он остановился, и световой луч заплясал в дрогнувшей руке. Из темного угла в упор смотрело страшное лицо с застывшими чертами, с остановившимся суровым взглядом. Освещенный фонарем крут переместился вниз, в сторону, и тогда стало видно, что голова странного изваяния покоится на туловище лежащего льва...
   ...Прошло много часов, и день сменился ночью. А человек, спустившийся в подземелье, все еще там... Изваяние с головой человека и туловищем льва стоит теперь в середине подвала под самой лампой, и вид его уже не так страшен. Это обычный сфинкс-маленькое подобие гранитного колосса, охраняющего подступы к пирамидам. Мало ли сфинксов из Египта развезено ныне по музеям всего мира! Но человек спустился в подземелье, должно быть, специально ради этого сфинкса. Он осматривает его со всех сторон, скребет какими-то щеточками, иногда стучит по сфинксу согнутым пальцем, прислушивается.
   Время идет, а человек все возится возле сфинкса. Звуки резких, звенящих ударов металла о металл несутся по подземелью. Человек отыскал какую-то точку на груди изваяния, приставил к ней маленькое железное долото и размеренно бьет по нему молотком.
   Еще один взмах молотком... Еще и еще... Резкий треск, похожий на разряд маленькой молнии, встряхнул застоявшийся воздух подземелья. Сфинкс раскололся так, как будто невидимая, сжатая до предела пружина подбросила его верхнюю часть. Мелкая удушливая пыль, несущая с собой приторные запахи тления и каких-то благовоний, окутала лицо человека. А он, закашлявшись и протирая руками глаза, забитые пылью, издал ликующий возглас и жадно прильнул к зияющему черному провалу, открывшемуся в чреве изваяния.
   Тысячелетняя пыль, медленно оседая, серебрит волосы человека, а над ним нависла запрокинутая вверх крышка саркофага с головой сфинкса, который как и прежде смотрит прямо перед собой суровым взглядом.
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   О жизни и смерти, безыменном саркофаге, мечте молодого уче
   ного и таинственном папирусе
   Действие этой главы мы перенесем в маленький домик, спрятавшийся в молодом яблоневом саду. Пусть это будет дачный домик, каких тысячи вокруг каждого большого города.
   На застекленной террасе сидит за роялем девушка и играет что-то серьезное и прекрасное. Она могла бы, конечно, играть что-нибудь легкое, просто веселое. Но так как для событий, которые произойдут в дальнейшем, важно, чтобы наша героиня любила серьезную музыку и хорошо в ней разбиралась, мы заставим ее играть прелюдию Рахманинова. Остается только дать девушке имя: Нина.
   Нина сидит так, что видит всю террасу, отраженную, как в зеркале, в блестящей крышке рояля.
   Совсем близко, почти рядом с роялем, в глубоком кожаном кресле полулежит, вытянув длинные ноги, человек средних лет. Назовем его Андреем Васильевичем Ковалевым. В одной руке он держит давно погасшую трубку, а другой рукой легко и неслышно отбивает такт по упругой ручке кресла. Запрокинув светловолосую, гладко причесанную голову, Андрей смотрит куда-то в сад, поверх цветущих яблонь.
   Напротив, в углу дивана, устроился еще один человек - маленький, коренастый и уже лысеющий. Его зовут Виктор Петрович. Положив руку на колено, он внимательно разглядывает ногти, щурит близорукие глаза и даже не пытается скрыть, что ему скучно.
   "Эти люди могут подтвердить старую истину, что противоположности сходятся", - наверное, думает Нина. Андрей - подвижный и нервный, легко увлекающийся, привыкший к тому, что все ему дается сравнительно легко. А Виктор Петрович - медлительный, всегда спокойный и немного застенчивый, но умеющий проявлять невероятное упорство в достижении поставленной цели. Вкусы и склонности у них тоже разные. Андрей понимает и страстно любит музыку, а Виктор Петрович равнодушен к ней. Андрей всегда мечтал об активном вторжении науки в жизнь и нашел свое призвание в биологии. А Виктор Петрович увлекался историей и стал археологом. Они всегда спорят, но это не мешает им оставаться связанными самой прочной и искренней дружбой, окрепшей еще давно, в студенческом общежитии университета. Виктор Петрович немного старше Андрея, и это, по его собственному убеждению, дает ему право по отношению к другу держаться давно усвоенного слегка покровительственного тона. Андрей привык к этому и не обижается.
   Нину забавляет, что она, не оборачиваясь, может следить за своими слушателями, В темной глубине полированного дерева ей хорошо видна за их спинами широкая дверь террасы, выходящая в сад. Нина видит, как тяжелая грозовая туча, неподвижно повисшая над садом, впитала в себя, будто огромная губка, горячую массу солнца, и лужица перед террасой, только что посылавшая на крышку рояля весело мерцающие световые зайчики, сразу стала мелкой и скучной.
   Подул легкий ветер. Где-то далеко лениво громыхнул гром.
   Нина продолжает играть. Мелодичные звуки музыки наполняют террасу, бьются в застекленные переплеты рам, а вылетев в окно и точно испугавшись непогоды, возвращаются, чтобы по-прежнему упрямо кружиться над головой Виктора Петровича, напоминая ему мелодичное журчание нильской воды у первых порогов и песни Хофни Гуссейна.
   Гуссейн, рейс * археологической экспедиции в долине Нила, всегда напевал во время работы. Одна и та же однообразная мелодия без слов - видимо, столь же древняя, как сам Египет, - неслась над светло-желтым песком пустыни каждый раз, когда в руках Гуссейна появлялись заступ или лопата и он показывал молодым неопытным рабочим приемы контрольных раскопок или, отстраняя всех, сам быстро, но с бесконечной осторожностью разбрасывал песок и щебень в тех местах, где, по его мнению, можно было наткнуться на хрупкие предметы древности.
   Нет, Хофни Гуссейн не был только наем
   * Рейс - старший десятник.
   ным рабочим. Всю жизнь он, так же как его отец и дед, работал вместе с археологами и приобрел большой опыт.
   Виктор Петрович познакомился и подружился с Гуосейном несколько лет назад, когда приехал в Верхний Египет вместе с группой советских специалистов, чтобы помочь египтянам в изысканиях, связанных со строительством высотной Асуанской плотины. Когда главный инспектор департамента древностей в Верхнем Египте подозвал Гуссейна к Виктору Петровичу и сказал, что они будут работать вместе, Гуссейн, узнав, что Виктор Петрович русский, радостно заулыбался, поднял над головой руки и, пожимая левую кисть правой, воскликнул:
   - Русси хара-шо!
   Виктор Петрович до сих пор, кажется, ощущает на своем лице нестерпимо горячие струи воздуха, несущиеся из раскаленных ущелий Ливийского хребта, помнит прохладу глубоких пещерных храмов Абу-Симбела и слышит скрипящий звук собственных шагов, когда они с Гуссейном бродили по грудам оставленного древними каменотесами известнякового щебня, почти белого и такого прочного, словно это осколки слоновой кости. Вот во время таких переходов из одного храма в другой Гуссейн и рассказал Виктору Петровичу свою родословную.
   Говорил он на странном языке, состоящем из смеси английских, французских и даже русских слов, которые уже успел выучить.
   Происходит он из селения Курна и состоит в родстве с потомками семьи Абд эль Расулов, которая пребывала в безвестности и неожиданно в конце прошлого века прославилась на весь мир.
   Кто-то из членов этой семьи обнаружил совершенно случайно недалеко от Долины Царей, * в ущелье Дейр-эль-Бахри, тайник,
   * Долина Царей - место погребения фараонов на западном берегу Нила, недалеко от древней столицы Египта - Фив.
   а в нем мумии фараонов и целый склад сокровищ. Так как Абд эль Расулы были бедны и не отличались бескорыстием, они решили сохранить в тайне свою находку. Но все тайное раньше или позже становится явным. Абд эль Расулов уличили в торговле ценностями, похищенными в гробницах, и привлекли к ответу. Тайна была раскрыта, мумии фараонов и сокровища перевезены в музеи, а Абд эль Расулы распрощались с надеждами на богатство. Но слава о находке уже прокатилась по миру. Абд эль Расулов сочли великими кладоискателями, за их помощью обращались заезжие археологи, хранители музеев древностей, иностранные коммерсанты, бравшие на откуп право на раскопки в Египте. Многие жители Курны занялись новым промыслом, они научились помогать археологам. Не миновал этой судьбы и Хофни Гуссейн. Но он не жалеет, профессия разведчика прошлого оказалась ему по душе.
   Позже Гуссейн вызвался сопровождать Виктора Петровича в обратный путь до Каира. Они вместе бродили по сонным от жары улицам Луксора, глазели на сушеных крокодилов, прибитых над входом в лавки торговцев древностями, и вместе же на утлой феллахской лодчонке с драным парусом переплыли священный Нил в том месте, где в Долине Царей время сохранило нам памятники Фиванского некрополя.
   В Каире Хофни Гуссейн помогал Виктору Петровичу упаковывать небольшую коллекцию древностей, переданную египетскими учеными для советских музеев. В этой коллекции, кроме нескольких мелких предметов, все очарование которых может понять только археолог, был еще деревянный сфинкс размером в рост человека и довольно грубой работы. Виктору Петровичу казалось, что сфинкс этот не представляет большой ценности, зато Хофни Гуссейн почти не отходил от деревянного изваяния. Он скреб его длинным желтым ногтем, долго выстукивал и все к чему-то прислушивался. Потом, взяв Виктора Петровича за рукав и молча подведя его к сфинксу, Хофни Гуссейн сказал медленно, стараясь, чтобы было понятно каждое слово:
   - Слушай, друг руси! Этот сфинкс очень древней работы. Там внутри, - Гуссейн постучал по сфинксу согнутым пальцем, - он пустой! Там, - Гуссейн снова постучал по сфинксу, - надо искать большие сокровища.
   Виктор Петрович не придал особого значения словам Гуссейна. Сам-то он не верил в древность деревянного сфинкса, подозревал подделку и брал его с собой только потому, что не хотел обидеть своих египетских коллег.
   Когда все вещи были погружены на самолет и Виктор Петрович поднимался по трапу, он увидел в толпе провожающих Хофни Гуссейна. Его зубы блестели в улыбке, поднятые над головой руки пожимали одна другую, он что-то кричал, но в шуме грохочущих вблизи моторов Виктор Петрович не столько расслышал, сколько угадал только три слова:
   - Он пустой, руси!
   На родине специалисты исследовали коллекцию египетских древностей и подтвердили заключение Виктора Петровича: деревянный сфинкс не является сколько-нибудь значительной художественной ценностью. До поры до времени его поместили в запаснике музея. Но Виктор Петрович все чаще вспоминал слова Хофни Гуссейна. Сфинкс определенно не давал ему покоя, и он нет-нет да спускался в подвал, чтобы исследовать странную деревянную фигуру.
   И вот как-то раз, соскоблив кусочек не то смолы, не то потемневшей от времени краски, Виктор Петрович увидел ровную линию, разделяющую туловище сфинкса вдоль на две части. Неужели прав был Хофни Гуссейн?
   Виктор Петрович вспоминает, как перехватило у него дыхание, когда он решился, наконец, с помощью железного долота и молотка проверить это предположение.
   А потом странный деревянный ящик в форме сфинкса неожиданно раскрылся, и он увидел там...
   Виктору Петровичу показалось, что он вновь явственно слышит сухой треск раскрывающегося сфинкса. Он вздрогнул и с испугом посмотрел на Нину. Нет, она не заметила, что он не слушает игру, она попрежнему, кажется, целиком поглощена музыкой.
   Вот последние два аккорда, и Нина, оттолкнувшись от рояля, повернулась на вращающемся стуле к друзьям.
   - Ну как?
   - По-моему, очень хорошо, - поспешно сказал Андрей.
   - Как всегда, - пожал плечами Виктор Петрович, - слишком нежно.
   Нина весело рассмеялась.
   - Виктор Петрович, мумия вы моя египетская, откровеннейшее ископаемое, услышу ли я когда-нибудь комплимент из ваших мудрых уст?
   Виктор Петрович покраснел, опять посмотрел на свои ногти, зачем-то спрятал руки в карманы и смущенно взглянул на все еще смеющуюся Нину:
   - Обиделись?
   - Нисколько, - все еще смеясь, ответила она, - привыкла.
   Виктор Петрович пытался еще бормотать что-то похожее на извинения, но Нина уже не слушала.
   - Пойдемте лучше чай пить! - решила она и, схватив Виктора Петровича за руку, увлекла его к дверям.
   Чай разливала Наталья Павловна - мать Нины, высокая женщина с гладко прибранными волосами, чуть тронутыми сединой, преподавательница математики в средней школе.
   В комнате под светящимся шаром люстры было тепло и уютно. А за окном, как и полагается в таких случаях, шумел ливень, гремел гром. В голубом свете молний на темном фоне оконных стекол, как на негативной пластинке, появлялись и исчезали призрачные контуры крупных листьев, закрывших собой половину окна.
   Виктор Петрович пил чай из голубой чашки с замысловатым орнаментом и упорно пытался вспомнить, где он видел похожую... В каком-нибудь хранилище музея? Или даже при раскопках какой-то древней гробницы?
   Около Натальи Павловны домовито шумел самовар, и Андрей подумал, что вот с таким же точно шипением начинает работать радиоприемник в комнате его соседа по квартире. Только Нине окружающее ничего не напоминало. Здесь было все свое, домашнее. Она пила маленькими глотками чай с лимоном и посматривала то на Андрея, то на Виктора Петровича.
   Больше всего, думалось ей, она любит музыку. И, конечно, Виктор Петрович шутит, когда так небрежно отзывается о ее исполнении. В конце концов в консерватории на третьем курсе она считается одной из первых. После музыки она одинаково любит и ветхую, но увлекательную археологию и мало для нее понятную биологию. Но, пожалуй, биологию чуть-чуть больше. Чуть-чуть!
   Наконец Виктор Петрович прервал молчание и, как всегда, завел разговор о саркофагах и иероглифах. В цветистых выражениях, обычных для текстов древних папирусов, он начал, наверное уже в десятый раз, рассказывать новый вариант египетской легенды об Озирисе, старшем сыне Геба, бога земли, и Нут, богини неба.
   Все это было давным-давно известно еще по школьным учебникам древней истории и поэтому скучно. Но Виктор Петрович каждый раз уверял, что это совсем новый, оригинальный вариант мифа об Озирисе, лишь недавно обнаруженный учеными-египтологами. Когда он дошел до плача Изиды, супруги Озириса, Наталья Павловна, улыбаясь всем своим широким и добрым лицом, взмолилась:
   - Виктор Петрович, нельзя же каждый раз одно и то же. И почему ваша Изида обязательно после чая плачет? Обидно даже!
   - Да? - удивился Виктор Петрович. - Мне казалось, я этого еще не рассказывал.
   Вдруг он, словно спохватившись, торопливо полез в карман и вынул вчетверо сложенный лист бумаги.
   - Тогда, друзья мои, - сказал он серьезно и даже немножко торжественно, - я прочту вам подлинный исторический документ, написанный почти три с половиной тысячи лет назад. Кажется, я уже имел честь докладывать вам о том, что я занимаюсь сейчас интереснейшей работой. В одном из наших музеев хранится саркофаг с египетской мумией очень странного происхождения.
   Виктор Петрович бережно положил бумажный квадратик на пустую чайную чашку и продолжал в том же тоне:
   - Вы подумайте только о том, сколько веков история древнего Египта оставалась загадкой! Люди бродили вокруг удивительных памятников архитектуры, сохранившихся еще со времен Древнего, Среднего и Нового царств! Задрав головы, люди смотрели на пирамиды, на таинственного сфинкса и удивлялись. Иногда находили документы, написанные иероглифами на каменных плитах, на глиняных табличках, на листках папируса, но никто не мог прочесть их. Только в 1808 году удалось найти ключ к чтению египетских иероглифов, к пониманию древнеегипетского языка. И вот тогда-то перед наукой открылся новый мир! Оказалось, что в те времена, когда Европа была еще покрыта непроходимыми лесами, в которых не было ни городов, ни сел, ни оседлого населения, в долине Нила уже процветала высокая культура. Шаг за шагом, расшифровывая иероглиф за иероглифом, ученые начали заново воссоздавать историю древнего Востока...
   Когда речь заходила о древнем Египте, Виктор Петрович сразу же садился на своего любимого конька и так увлекался, что уже не замечал, слушают его или нет. И теперь он говорил долго и скучно, все время уклоняясь от главной темы. А суть его рассказа была вот в чем. Работа египтологов не закончена и поныне. В истории Египта все еще немало "белых пятен". Поэтому каждый предмет материальной культуры того времени имеет огромное значение. Главный источник таких предметов древние погребения, особенно гробницы фараонов. Но беда в том, что не осталось почти ни одной нетронутой царской гробницы. Фараоны древнего царства сооружали для своего погребения гигантские пирамиды. Все они были разграблены. Позже стали хоронить фараонов на западном берегу Нила, в пещерах, вырубленных в скалах Долины Царей. Но и здесь не сохранилось ни одного нетронутого погребения. И все же мы знаем, что хоронили фараонов с необычайной роскошью. Это и привлекало грабителей. Когда в 1922 году удалось отыскать почти нетронутую гробницу фараона Тутанхамона, археологи обнаружили там неисчислимые сокровища...
   - Я уж не буду рассказывать о золотых колесницах и кроватях, украшенных фигурами огромных золотых львов и фантастических чудовищ! - патетически восклицал Виктор Петрович. - О бесчисленных ларцах, сундуках и коробках, наполненных драгоценностями! Об этом можно рассказывать целую вечность! Достаточно сказать, что мумия фараона лежала в саркофаге из литого золота, а саркофаг был заключен в семи футлярах, сделанных из...
   На этом месте Виктор Петрович, заметив улыбающиеся лица слушателей, вдруг осекся и, сокрушенно разведя руками, добавил:
   - Ну вот, видите, опять я уклонился от темы и, наверное, повторяю всем известные вещи. Так что же я хотел рассказать вам?
   - Ты хотел прочесть нам какой-то древний документ, наверное, еще один вариант легенды об Озирисе, сыне Геба и Нут, сказал, смеясь, Андрей.
   Виктор Петрович бросил взгляд на листок бумаги, лежащий на чайной чашке, поспешно взял его в руки и поднял, держа за уголок, словно флажок.
   - Нет, нет, - поспешно сказал он. - Тут совсем другое. Я, кажется, напал на след любопытных событий. В 1881 году при помощи местных жителей нашли недалеко от Долины Царей потайную гробницу, в которой лежало более сорока мумий фараонов. Сорок мумий в одной гробнице! Это было настоящей сенсацией! В грубо и, видимо, наскоро высеченной пещере покоились, сложенные друг возле друга, могущественные владыки древнего Востока, чьи имена были известны всему миру, но которых никто, даже в самых смелых мечтах, не надеялся увидеть собственными глазами. Потребовалось, однако, много времени, чтобы убедиться, что все мумии были перенесены сюда после ограбления их погребений, некоторые лежали даже в чужих саркофагах.
   И вот, сопоставляя надписи на саркофагах и надписи на пеленах, в которые были обернуты мумии, с ранее известными папирусами, ученые установили, чьи это мумии. Позже в тех же местах обнаружили еще несколько тайных захоронений с саркофагами. Среди предметов, найденных вместе с мумиями, был и деревянный сфинкс размером в рост человека. Этого сфинкса нам подарили, когда мы покидали Египет. А потом... по некоторым причинам я стал подозревать, что сфинкс внутри полый и что там, следовательно, могут храниться предметы или документы, представляющие научную ценность. Не буду рассказывать вам, сколько мне пришлось повозиться с этим сфинксом, пока подтвердилась эта догадка. И что бы вы думали? Деревянный сфинкс из потайной гробницы также оказался саркофагом, но саркофагом совершенно необычным, сделанным не в форме человеческой фигуры, а в форме сфинкса из двух кусков драгоценного эбенового дерева. Это обстоятельство указывало, что мумия, которая лежит в саркофаге, принадлежит если и не фараону, то во всяком случае члену царской фамилии. Саркофаг, очевидно, был раньше обит листовым золотом, позже ободранным грабителями. Никаких надписей на саркофаге нет. И все же мы можем уверенно отнести его к началу Нового царства, а еще точнее - к 1424-1400 годам до нашей эры.
   - Разве мыслима такая точность? - спросила Нина. - Как можно установить время изготовления предметов древности, когда на это нет прямых указаний?
   - В данном случае это было нетрудно. На груди сфинкса сохранились контуры солнечного диска с лучами, протянутыми в виде рук. А такое изображение могло быть сделано лишь в период царствования фараона Аменхотепа IV. Это любопытнейшая личность! Всю жизнь он боролся за объединение государства, преодолевал яростное сопротивление жрецов и землевладельческой знати, державшей в своих руках сепе, или номы, - небольшие владетельные княжества. В борьбе со жрецами и аристократией Аменхотеп был вынужден опираться на мелких землевладельцев - немху. Этому фараону, пожалуй, нельзя отказать в последовательности. Если можно установить неограниченную монархию на земле, то почему бы не сделать этого и на небе? И Аменхотеп запретил поклонение древним божествам во главе с Амоном-Ра, уничтожил их изображения и имена на всех памятниках и установил поклонение единому богу солнца - Атону. Фараон покинул ненавистную ему столицу Фивы, или (по-египетски) Уасет, и построил себе в Среднем Египте новую роскошную резиденцию - город Ахетатон, что значит горизонт Атона. Даже имя свое Аменхотеп сменил на Эхнатон - угодный Атону. После смерти Аменхотепа восторжествовала жреческая реакция, все новшества были уничтожены, новый город разрушен, а самое имя Аменхотепа исключено из списка фараонов...
   - Ведь ты, кажется, хотел что-то прочесть нам, - нетерпеливо прервал друга Андрей, которому начинала надоедать эта бесконечная лекция о древнем Египте.