Вайнер Аркадий Александрович. Я, следователь..

   Наташа молчала.
   — Я прилечу на самолете, ты будешь встречать меня, и мы с тобой будем гулять и потрясающе развлекаться.
   Наташа молчала.
   — Ну, что ты молчишь? — не выдержал я. — Скажи хоть одно человеческое слово!
   — А что я тебе скажу? — спросила она тихо, и я услышал, даже не услышал, а почувствовал, что она плачет.
   — Наточка, Натка, ну зачем ты так? Ведь ничего же не произошло. Ну, плюнь. Я же через несколько дней прилечу.
   — Брось, — сказала она незло, как-то очень устало. — Тебе, наверное, легче, когда ты считаешь меня дурой. У жен-дур и капризы дурацкие, поэтому с ними считаться не обязательно.
   — Не пойму я, Наташа, о чем ты? Разве это так серьезно?
   — Это — серьезно. Очень серьезно. А разговор у нас несерьезный.
   — Почему?
   — Не знаю. Ведь это от тебя зависит. А ты почему-то все время делаешь вид, будто разговор идет только об отпуске…
   — А о чем же?
   — О том, что мы, наверное, устали друг от друга.
   — Прости, не понял?
   — Понимать нечего, — сказала она тихо. И не сразу, словно собираясь с духом: — Я тебе давно уже хотела сказать. Нам надо разойтись.
   У меня было такое ощущение, будто я с разбегу налетел на бетонную стену.
   — Так…
   — Поверь мне, будет лучше, — сказала Наташа.
   — Так, — повторил я, стараясь понять ее слова. Сначала удивление, а потом пробуждающаяся боль хлынула на меня, как вода из размытой плотины. И я заорал в черную равнодушную решеточку микрофона. — Но почему, почему?
   А телефонный диск десятью дырочками-зрачками смотрел на меня ехидно, и в ушах звенели слова: «У нас все разговоры — телефонные».
   — Потому что людям, которые не любят друг друга, жить вместе — глупо и пошло.
   — Но я-то люблю тебя!
   — Любил. Привычка сожрала твою любовь. И, пожалуйста, не думай, что я истеричка. Дело не в отпуске.
   — А в чем же, если не в отпуске?
   Она вздохнула.
   — Миллионы супругов проводят отпуск отдельно, и ничего не происходит. Дело не в этом. Дело в том, что ты перестал замечать меня дома.
   — Что ты говоришь, Наташа! Ты же не девочка, ты же взрослая женщина!
   — Да. Обычная женщина. Поэтому мне нужно, чтобы мой муж был обычным человеком, а не майором Прониным. Чтобы он ходил со мной в кино и в гости. Чтобы к нам домой тоже приводил гостей. А не прокрадывался со своими оперативниками поздно ночью на кухню пить потихоньку водку и есть холодные пельмени.
   — Но мы же боимся тебя разбудить…
   — А ты не бойся! — сказала она сердито. — Ты приходи с приятелями в такое время, когда нормальные люди развлекаются, а не спят.
   — Но ведь с работы…
   — Да, с работы, — перебила она. — Если бы ты был эгоистом, я, наверное, возненавидела бы тебя. Но ты ведь и себя не любишь. Для тебя есть один сумасшедший фетиш — работа.
   — Это же неправда! Просто на моей работе нельзя по-другому!
   — Может быть. Но я устала, — сказала Наташа грустно. — А ты по-другому не можешь. И претензии у меня, может быть, глупые, но я бы хотела, чтобы ты хоть иногда приносил мне цветы. Но ты всегда возвращаешься поздно. Цветов уже не продают. А украсть из чужого сада ты себе не позволишь. Это противоречит твоим принципам…
   — Это разве плохо?
   — Нет, хорошо. Но с каждым годом ты становишься скучнее.
   Я подумал и сказал:
   — Ив театре мы с тобой недавно были…
   — Были, — горько засмеялась Наташа. — Ты честно отмучился три часа.
   — Ну?
   — Да нет, ничего. О спектакле мы словом не обмолвились. Да, что говорить… Здесь ничего не изменишь.
   — Подожди, Наташа, не горячись, — сказал я торопливо. — Пьеса ведь была никудышная. Я тебя предупреждал. Да ты и сама знаешь… подожди. Я приеду в аэропорт, и мы еще поговорим.
   — Как знаешь… — и положила трубку.
   И сразу же из Коктебеля позвонил Климов. Он разговаривал с Нонной Коньковой. «А денежки с Нонкой в Коктебле прогуляит?» Девушка полностью подтвердила алиби Асташева. Федор уехал из Коктебеля утром третьего сентября. Похоже, что анонимщик пытался сбить меня со следа. Или просто сволочь. Асташев явно выходил из игры.
   От всех этих дел и разговоров у меня дико заболела голова. Но я по натуре — оптимист. Оптимист мрачного склада, по принципу «сейчас хорошо, потому что потом будет хуже». И все-таки я верил, что сегодня мне удастся сделать все — сдвинуть, наконец, с места тяжелую машину следствия и успеть хотя бы замазать трещины в личной жизни.
   Вот тут позвонил судебно-медицинский эксперт Халецкий и сказал, что есть важные сведения. Я работаю с ним давно, и отлично знаю, что неважных сведений у него не бывает. Поэтому я сказал:
   — Ну, и говорите!
   Он похмыкал в трубку и сказал:
   — Да, но это не телефонный разговор.
   — У нас все разговоры — телефонные, черт возьми, — сказал я раздраженно.
   — Хорошо, — ответил он флегматично. — Слушайте…

   СРОЧНО! 
   СЛЕДОВАТЕЛЮ 
   Направляю по Вашему запросу справку о результатах судебно-медицинского и биологического исследования.
   1. Смерть неизвестного мужчины, обнаруженного утром 4 сентября с/г на тридцать восьмом километре Ялтинского шоссе, наступила не более чем за восемь-десять часов до момента его судебно-медицинского исследования, т. е. не ранее 24-х часов третьего — 2-х часов четвертого сентября.
   2. Порез на ладони левой руки гр-на Дахно М. С. возник 1 — 2 сентября в результате воздействия предмета с острым режущим краем.
   3. Кровь человека, убитого на шоссе, относится к группе Оаб ( I ).
   Кровь гр-на Дахно, равно как и кровь, обнаруженая на его пиджаке, относится к группе Аб ( II ) и не принадлежит убитому.
   Полное экспертное заключение будет Вам направлено после его оформления.
   5 сентября.
   Эксперт кандидат медицинских наук Халецкий.

Лист дела 18

   Эх, каких только не было на рынке цветов! Гладиолусы, хризантемы, гортензии, пионы! А роз не было. Я дважды прошел вдоль цветочного ряда — роз не было. Можно, конечно, купить гладиолусов. Но мне нужны были розы. Наверное, поэтому их и не было. Ведь даже в очередь за мной никто не становится.
   И тут передо мной вырос Мишка-Копыто. Мы не виделись много лет, с тех пор, как я сдал его конвою Бутырской тюрьмы. Но к каждому Новому году он присылал мне поздравительные открытки и благодарил за разговоры «душа в душу, глаз в глаз», писал, что «завязал» навсегда. Когда-то, несмотря на сильную хромоту, Миша был выдающимся карманником. В блатном мире его уважительно называли «этот человек с гибкими пальцами». И мне здорово пришлось с ним повозиться.
   — Товарищ начальник! — заорал Мишка и — доверительно, тихо: — Лопни мои глаза — вы здесь кого-то «пасете»!
   — Поберегите глаза, Миша. Я ищу розы.
   — У кого-то взяли «розы»? — деловито осведомился Мишка.
   Я захохотал, сообразив, что Мишка меня неправильно понял — на «фене», блатном языке, «розы» означают драгоценные камни. Потом сказал:
   — А я думал, Миша, что вы уже забыли блатную «феню».
   Мишка подошел вплотную, сильно приволакивая ногу:
   — Забывать ничего не надо. Кто легко забывает тот, быстро снова повторяет. Хорошая память еще никому не сделала плохо.
   — Это вы правильно сказали, Миша. Но я ищу обычные простые розы. Можно чайные.
   — Идите себе к воротам и ждите.
   Минут через десять Миша пришел с огромным букетом, завернутым в какую-то афишу. Я откинул край бумаги — и ахнул! Далеко было моему свадебному букету до этого. Я полез в карман за бумажником. Мишка крепко взял меня за руки и, глядя в глаза, сказал:
   — Вы за свои подарки тоже берете деньги?
   — Да, но… это…
   Мишка, видимо, уловил мои сомнения:
   — Можете спокойно дарить этот букет. Миша-Копыто чужого без спроса не берет.
   — Спасибо, Миша. Вы меня совсем обяжете, если достанете пачку сигарет «Люкс»…

   ПОСТАНОВЛЕНИЕ 
   о назначении криминалистической экспертизы
   Я, Следователь, рассмотрев материалы уголовного дела, установил:
   При осмотре места происшествия обнаружен обрывок медицинского рецепта, на котором сохранился оттек с неразличимым текстом. В кармане убитого находилась расческа, на которой имеется малоразборчивое фабричное клеймо.
   Установлению личности убитого может способствовать текст оттиска печати на рецепте и выявление фабрики-изготовителя расчески.
   Принимая во внимание, что по делу необходимо получить заключение специалистов, постановил:
   1. Назначить криминалистическую экспертизу, которой поручить: а) восстановить текст оттиска печати на рецепте; б) восстановить буквы или знаки, составляющие фабричное клеймо на расческе.
   Следователь

Лист дела 19

   Если графически изобразить динамику расследования, то получится спираль, центр которой — в самом преступлении. Следователь всегда старается охватить первым витком самые реальные версии и бросающиеся", в глаза факты.
   Только замкнув виток в кольцо и убедившись, что оно пустое, следователь расширяет орбиту поиска. Мое первое кольцо замкнулось пятого сентября в три часа дня. Нарочный привез справку из «Крымспецстроя» — моя сеть была пуста, как карманы накануне получки…

   В СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ 
   СПРАВКА треста «Крымспецстрой»
   На Ваш запрос сообщаем, что второго сентября с!г шофер Нигматуллин А. перевозил в Судак инструменты (лопаты, кельмы слесарные) и архивные бухгалтерские документы, списанные в связи с истечением срока их хранения.
   В пути следования одна из пачек развязалась, и ветром сдуло почти половину документов.
   Никакой ценности для треста эти документы представляют.
   Старший бухгалтер Судакского отделения треста «Крымспецстрой» Яшина. 

Лист дела 20

   Климов шумно вздохнул:
   — Выходит, что ничего мы по делу и не раскопали?
   — Так-таки уж и ничего, — слабо улыбнулся я.
   — Да что там! — махнул рукой Климов. — Чует мое сердце: это дело — безнадега. Мертвое. Никаких концов, никаких свидетелей. Трудно даже представить, что там у них, на шоссе, произошло.
   Я поиграл карандашом, потом не спеша сказал:
   — Ну при чем здесь ваше сердце, Климов? Давайте! Лучше проявим немного больше… — я запнулся, потому что не мог сразу припомнить, — «свободного пространственного воображения». Вот так!
   — Чего-о? — обиделся Климов.
   — Свободного пространственного воображения, — повторил я. — Вот возьмите протокол осмотра и план места происшествия. Теперь я буду рассказывать, что произошло на шоссе, а вы приготовьтесь возражать. Если найдется чего возразить.
   — Хорошо, — недоверчиво глядя на меня, сказал он.
   — Третьего сентября, около полуночи, невдалеке от поселка Солнечный Гай остановилась машина. Из нее вышли двое. Они беседовали около минуты и оба курили. Потом, когда один отвернулся, второй выстрелил ему в затылок. Убийца наверняка в этих местах человек чужой… Когда убитый упал, убийца еще несколько минут стоял неподвижно, прислушиваясь. Потом взял труп и оттащил его в кусты. Вернулся назад, достал из машины лопату и собрался труп закопать или хотя бы присыпать землей. В этот момент его кто-то спугнул. Он с размаху воткнул лопату в грунт, быстро сел в машину и уехал.
   — Все? — спросил терпеливо Климов.
   — Нет, не все. Вскоре он вернулся на место преступления.
   Климов хотел перебить, но я предостерегающе поднял руку.
   — Да-да, Климов, он вернулся. Он хотел закопать труп. Но из-за темноты и вполне понятного волнения он перепутал место, где незадолго до этого убил свою жертву. И остановился в тридцати шести метрах дальше. Пробродил по кустам не меньше двадцати минут и, опасаясь, что скоро рассветет и его могут увидеть, уехал. На этот раз совсем.
   Я победно посмотрел на Климова, достал из стола пачку сигарет, закурил одну и положил ее в пепельницу.
   — Интересно, откуда вы это все знаете? — ехидно сказал Климов.
   — А я этого не знаю. Я свободно пространственно воображаю. На базе критически отобранных фактов.