— Вы правильно рассуждаете, Хоган, — похвалил профессор. — Я специально ввел вас в курс дела, чтобы вы лично могли во всем убедиться.
   — Не понимаю. Уж не хотите ли вы сказать, профессор, что… — Хоган попятился к двери.
   — Именно это я и хочу сказать. Вы знаете, и они об этом знают. Вам уже отсюда не выйти.
   — Глупые шутки, профессор, — Хоган повернулся к двери, но там стоял невысокий человек, голова которого казалась несколько деформированной, он был в сером комбинезоне.
   — Кто вы? — Хоган выхватил из кармана маленький черный револьвер. На ковер посыпались выхваченные вместе с ним предметы, какой-то блокнот и большой белый платок.
   — Спрячь, Хоган, свою брызгалку, — сказал человечек. — Мне придется ее разбить, а случайно я могу отбрить тебе руку. Ну, быстро!
   — Руки вверх, буду стрелять! — Хоган сказал это спокойно, и Трот подумал, что у полковника отличные нервы.
   Небольшой человечек высунул из рукава что-то, что не было рукой. Его движение было быстрым, слишком быстрым для человека. Хоган даже не успел нажать спусковой крючок, как неведомая сила выбила у него из руки пистолет. Удар был такой силы, что Хоган покачнулся.
   — Спокойно, Хоган. Без глупостей. Видишь, я совершеннее тебя.
   — Вы отлично владеете современным языком, — сказал Трот.
   — Я учился ему по вашим книгам. Скажи этому Хогану, что неожиданный прыжок к двери ему ничего не даст, так же как и попытки сбить меня с ног. Пусть поймет, что влип.
   — Он прав, полковник, — Трот взглянул на Хогана, который спокойно массировал правую руку.
   — Ты удивительно прыткий тип, — сказал человечек Хогану, — но гимнастика тебе не поможет. Улавливаешь?
   — Как сюда проник этот уголовник? Как вы думаете, профессор?
   — Нормально. Через пятое измерение, — тут же ответил человечек.
   — О чем это он?
   — Слушай, Трот, да этот тип в наших делах ни бум-бум.
   — Полковник, он из будущего. Честное слово, я не думаю, чтобы вы были в силах что-нибудь сделать.
   — Я позову людей.
   — Пространство этой комнаты скользит во времени, тебе отсюда не смыться, — человечек сказал это с явным удовольствием.
   — Я думаю, полковник, он прав. Только меня удивляет отсутствие ореола.
   — Вам больше не о чем думать?
   — Во всяком случае, это интересно…
   — Ну, потопали, — человечек прервал профессора на полуслове. — Внимание. Раскрываю поле. Не двигаться.
   Что-то звякнуло, словно разбивающийся стакан, и в дверях появилась Лизи.
   — Андроид, стоп! Сотри память, — сказала Лизи, и человечек замер.
   — Объявляю постоянную замкнутую программу. Я специализирован.
   — Приказываю: сотри! — повторила она.
   — Исполняю, — ответил человечек, и Трот услышал тихий шелест, напоминающий шум муравейника.
   — Что ты сделала с ним? — спросил он.
   — Ничего особенного. Стерла ему память. Это же автомат.
   — Как… как вы это сделали?.. Вы… вы оттуда?
   — Теперь вы уже знаете, полковник.
   — Сейчас я… — Хоган подошел к двери.
   — Вы отсюда не выйдете. Мы все еще скользим во времени. Ты еще не передал ему формулы? — серьезно взглянула она на Трота.
   — Нет, — ответил Трот, мгновение помедлив.
   — Отлично. Я вышлю его в будущее вместо тебя.
   — Не понимаю.
   — Я перепрограммирую автомат, и он заберет Хогана. Ты обязан интерпретировать свои формулы.
   — Нет… я протестую… я не хочу. Я не дам себя забрать отсюда!
   — Вы перенесетесь в будущее независимо от того, хотите этого или нет. В двадцать пятый век. К тому же в ваши обязанности входит защищать профессора, не щадя живота своего. А вы не умрете, вы будете жить. В будущем есть специальные резервации для людей из ранних эпох. Охота, конная езда. Никаких забот. Это совместные резервации для людей из первых двадцати веков.
   — Я? Вместе с пещерными людьми?
   — Вы родились в период, в котором люди нападали на своих сородичей. Тут я ничего не могу поделать. Впрочем, там не так плохо. Автоматы ликвидируют большинство конфликтов. Оставляют ровно столько, сколько необходимо, чтобы не нарушить атмосферы и колорита вашего времени, — Лизи доброжелательно улыбнулась.
   И тут Хоган прыгнул. Прыгнул к Лизи, но андроид был проворнее. Удар сбил полковника с ног, и он повалился лицом на пушистый ковер.
   — Слушай, Лизи. Какой во всем этом прок? В конце концов они меня все равно найдут.
   — Не найдут. Ты откажешься от всякой деятельности. А если даже… Тогда антиматерия уже будет собственностью человечества. Ну и я… я останусь с тобой в этом времени.
   Трот хотел что-то сказать, но Лизи его прервала.
   — Потом. Сейчас я должна перепрограммировать андроида. — Она подошла к автомату и сильным рывком приоткрыла его серый панцирь. Андроид одним движением рук убрал панцирь и замер в неестественной позе.
   — Ин-струк-ция семь-де-сят пять, — сказал он по слогам. — Транс-тем-по-ра-ция че-ло-ве-ка двад-ца-то-го ее-ка…
   Трот смотрел на Лизи и на андроида. Неожиданно ему на голову обрушился сильный удар.
   — Внимание, Лизи, — крикнул он, но Хоган был быстрее. Замерший автомат с раскрытым панцирем покатился к стене…
   — Не шевелиться! — Хоган целился в них из своего маленького револьвера. Трот медленно поднялся. «От страха этот гладиатор готов нас застрелить», — подумал он и вдруг почувствовал, что ему это безразлично.
   — К стене. Ты тоже, профессор. Слушай, девчонка, я не шучу. Мне терять нечего.
   Лизи подошла к Троту.
   — Как называется этот андроид? — спросил профессор.
   — Молчать! — истерически крикнул Хоган. Лежащий у стены андроид монотонно бубнил:
   — И-ден-ти-фи-ка-ция суб-ек-та в до-ба-воч-ной па-мя-ти. Про-странст-вен-ная ло-ка-ли-за-ция по ре-ше-нию ко-ор-ди-на-то-ра. Мой па-роль…
   Тогда Хоган выстрелил в черное отверстие обнаженного андроида. Трот заметил, как оттуда посыпались маленькие блестящие кристаллики. Андроид стал бубнить.
   — Ты повредил автомат! — воскликнула Лизи.
   — Он хотел сообщить свой пароль, а это было тебе для чего-то необходимо, не так ли? Не двигаться!
   — Примитив! — сказала Лизи.
   Хоган, внимательно глядя на нее, начал пятиться к двери. Вдруг Трот заметил, что ногу Хогана, которую он отставил назад, пружинисто отбросило. Хоган закачался.
   — Что это?! — закричал он, и Трот понял, что Хоган боится все больше.
   — Сдвижение времени. Ну, и как тебе это нравится, полковник.
   — Прекрати… сдвижение!
   — И не подумаю.
   — Не шути, а то…
   — Застрелишь?
   Хоган на мгновение задумался.
   — Нет. Убью профессора.
   «Он-таки убьет меня», — подумал Трот.
   — Считаю до пяти. Раз… два…
   — Подожди, я должна посмотреть, что с автоматом, — Лизи сделала шаг вперед.
   — Стой! Сам посмотрю. Скажи, что надо сделать.
   Лизи хотела ответить, но тут Трот чуть ли не физически ощутил высокий звук, напоминающий звук лопающегося стакана. Хоган крикнул и начал исчезать в белом охватывающем его коконе. Некоторое время были видны только его ноги, потом исчезли и они. Кокон вздрогнул несколько раз и замер.
   — Ну, теперь-то ты видишь, Лизйоча, на что способны эти типы, — сказавший это человек стоял посреди кабинета. Высокий, в черном облегающем комбинезоне, вокруг его головы подобно ореолу светился прозрачный еле заметный шлем.
   Лизи немного помолчала, потом спросила:
   — Что ты с нами сделаешь?
   — Сначала скажи, почему ты не носишь шлем? Ты же знаешь, что это недозволено. Хочешь умереть от одной из болезней этих веков?
   — Не бойся, не умру. Ты хочешь забрать нас в XXV век?
   — Да. Тебе это не сулит ничего приятного.
   — Догадываюсь, но это не важно. Все равно, я права.
   — Продолжаешь упорствовать, даже после опыта с Хоганом?
   — Это единица. К тому же, ускорив ход цивилизации, можно уменьшить число подобных типов.
   — Сомневаюсь. Передача им технологии получения антиматерии привела бы к значительным усложнениям. Ты историк-утопист, Лизйоча.
   — Я хотела провести эксперимент в резервации, однако вы мне не позволили.
   — Но это еще не повод, чтобы переноситься в прошлое и подсказывать физикам двадцатого века формулы, ведущие к синтезу антиматерии. Это трудно назвать глупостью. Это преступление, Лизйоча! К счастью, тебе это не удалось.
   — Неправда. Формулы уже в их времени!
   — Нет, Лизйоча! Они у меня, — человек с ореолом вынул из складок комбинезона несколько листков бумаги и показал Лизи. Трот знал, что это именно те листки.
   — Откуда они у тебя? Откуда ты знал, где их искать?
   — Просто некоторые люди двадцатого столетия разделяют наши взгляды на антиматерию.
   — Трот! Не может быть, — Лизи взглянула на профессора.
   — Да. Трот. Может, без тебя он не стал бы гением, но это настоящий ученый, отвечающий за свои открытия.
   — Как ты мог? — теперь Лизи обращалась к профессору.
   — Он меня убедил. Верь мне, Лизи, это небезопасно. Он сообщил мне простой способ создания снарядов из антиматерии. Ты говорила, что это невозможно.
   — Их никто никогда не конструировал.
   Трот хотел ответить, но человек с ореолом прервал его:
   — К счастью, мы знаем, к чему это может привести.
   — Неправда. Я не верю. Ты недооцениваешь людей.
   — Ты не права, Лизйоча. Мы отдаем должное их трудолюбию и возможностям. Знаем, что через сто лет они сами получат антиматерию. Да… а что касается Хогана, то я переменил решение. Он будет помещен в резервацию доисторических людей, где легко свыкнется с условиями каменного века.

Витализация

   Он пробуждался от глубокого сна, длившегося десятки лет, космического сна без сновидений, во время которого он преодолел световые годы пустоты. Он возвращался к жизни.
   Сначала он увидел всплеск света, ярко горящую точку, потом различил склонившуюся над ним фигуру и наконец услышал голос:
   — … Космогатор Гоер… Космогатор Гоер…
   Он знал, что это говорит автомат, какой-то настойчивый автомат вроде того, который когда-то будил его на рассвете, чтобы он успел добраться зеленым виробусом на первую лекцию.
   — Слышу… — сказал он, — но еще темно. Еще четверть часа, и я встану…
   Автомат не ушел.
   — Космогатор, зрительные центры твоего мозга еще работают не в полную силу. Это пройдет, зрение возвратится, как только окончится последний этап процесса витализации…
   И тогда он вспомнил, что находится в космосе. Он попробовал приподняться, и витализационное кресло, почувствовав это едва уловимое движение, поддержало ему спину.
   — Где мы? — спросил он.
   — Твой космолет достиг системы Регула.
   — Регула? Значит, мы у цели? — Он уже помнил все: отлет с Земли, желтый песок дюн за терропланом, беззвучную суматоху висящего в пустоте космодрома, ослепительное пламя из дюз и Солнце, которое осталось за кормой, постепенно превращаясь в желтую звезду.
   — Включи экран. Я хочу видеть…
   Автомат выполнил приказ. На экране разбушевалось белое атомное пламя.
   — Ты первый человек, увидевший Регул вблизи, — сказал автомат.
   Гоер знал об этом. Он хотел встать, подойти ближе к экрану, но не мог…
   — Помоги мне, — бросил он автомату. — Долго ли я еще буду таким… — он хотел сказать «беспомощным», но подумал, что это было бы неуместно в разговоре с автоматом.
   — Это естественно. Все процессы в твоем организме протекают как положено. Я подключен к центру, контролирующему ход витализации.
   Гоер знал, что автомат не лжет, не может лгать.
   — Сколько времени длился анабиоз? — спросил он.
   — На Земле прошло больше ста лет.
   — Сто лет… — такой срок по сути дела ставил его вне времени. Он не знал, контролирует ли автомат и его чувства, но предполагал, что это возможно, поэтому не стал больше думать о времени.
   — Все ли системы космолета работают нормально? — это был первый вопрос, который должен был задать космогатор.
   — В данный момент все в порядке, — автомат на секунду как бы замялся. — Были мелкие аварии, а из серьезных — утечка нейтронов на тридцать втором году локального времени полета.
   — Порядок, — сказал Гоер и только теперь понял, что не знает этого автомата… — Ты… ты… Унинав…? — спросил он.
   — Не совсем. У меня только часть его памяти и некоторые исполнительные системы. Я новый Унинав, с элементами того, которого ты знал.
   — Это значит, что тот демонтирован?
   — Да.
   — Почему? Что случилось?
   — Авария.
   — Говори ясней. Характер и время аварии.
   На этот раз автомат ответил сразу же, словно читая наизусть навечно записанное в его памяти.
   — Механическое повреждение управляющей части мозга на тридцать пятом году локального времени полета.
   — Что с ним случилось?
   — У меня нет полной информации. В моей памяти записано, что броневой шлюз третьего внутреннего отсека космолета замкнулся за ним.
   — Что там делал этот интеллектронный обломок?
   — Не знаю. Но ты меня обидел.
   Гоер понял, что случилось нечто серьезное. К горлу подступил комок, как тогда, когда перед отлетом он обращался к людям мира по видеотронии.
   — Обидел? Тебя, автомат?!
   — Ты называешь его интеллектронным обломком, а ведь во мне заложена его частица.
   — Насколько мне известно, ощущение, о котором ты говоришь, не было предусмотрено конструкторами в псевдопсихике моих автоматов.
   — И все-таки я это чувствую.
   — Подожди, а что же входит в тебя, кроме узлов Унинава?
   — Системы двух андроидальных автоматов и новые элементы.
   — …Двух андроидальных автоматов? Что с ними случилось?
   — Они были повреждены.
   — Каким образом? Ну говори! Я тебе приказываю!
   — Они были разрезаны горелками дезинтеграторов…
   — Что? Кто это сделал? Отвечай! — Гоер заметил, что кричит, только тогда, когда услышал ровный, монотонный ответ автомата:
   — Автоматы по ремонту панциря.
   — Каким образом? — теперь он говорил уже спокойно, словно речь шла о мелком повреждении, случившемся на Земле, где достаточно людей, чтобы справиться даже с серьезной аварией автоматов.
   — По приказу Автокора, внутреннего автокоординатора космолета.
   — Соедини меня с ним на фонии, — приказал Гоер.
   — Мне кажется…
   — Не имеет значения, что тебе кажется, — прервал космогатор. — Выполняй приказ.
   Послышался гул, хаотично изменяющий свое напряжение, сквозь него пробивался короткий прерывистый писк. И Гоер понял.
   — Я только хотел сказать, что, мне кажется, такая связь не имеет смысла, так как Автокор демонтирован.
   — Почему ты не сказал этого сразу? Кто его демонтировал?
   — Автоматы по ремонту панциря.
   — По чьему приказу?
   — По моему.
   — Так ты, ты уже существовал?..
   — Да.
   — …А зачем ты дал им такой приказ?
   — Велика была вероятность уничтожения систем управления реактором космолета.
   — Не понимаю. Объясни.
   — Автокор уничтожил много автоматов. Количество не было мне сообщено. Однако я мог начать действовать только в том случае, если бы он поставил под угрозу срыва цель полета. Повреждение реактора явилось бы такой опасностью…
   Гоер уже понимал, что все, проделанное Унинавом, было действиями автомата с псевдопсихикой, сложность которой достаточно высока. Автокор — автомат, координировавший все, что делалось внутри космолета, был уничтожен. «Автоматы по ремонту панциря…», как окрестил их Унинав, были небольшими сплюснутыми конусами, из которых вырывалось жало атомного пламени. Но Автокор, знавший все, что происходит внутри космолета, не должен был допустить своей гибели.
   — Но почему же Автокор не уничтожил тебя?
   — Он не знал о моем существовании. Унинав необходим для достижения цели полета, и регенерационные автоматы самостоятельно воспроизводят его без всяких внешних приказаний.
   Теперь Гоер понимал, как мало он знает. Он боялся спросить напрямик о том, что было самым важным… о самом космолете.
   — А космолет, после всего, что случилось, космолет цел?
   — Он не поврежден.
   Автомат не лгал. Он не мог лгать, и Гоер подумал, что все могло кончиться гораздо хуже, а он сам сейчас мог бы быть метеоритом, кусочком материи, мчащимся сквозь пустоту в рое осколков, которые некогда были космолетом. А автоматы… с автоматами он справится, он, Гоер, кибернетик и космогатор, первый человек в системе Регула.
   — После возвращения поговорю с кибернетиками, проектировавшими эти автоматы…
   — Не поговоришь. Их уже не будет в живых.
   — Да, ты прав. Ты довольно всесторонен для Унинава, — добавил он минуту погодя.
   — Я не типовой Унинав. Более точно было бы сказать, что я частично специализированная система со способностью к самоусовершенствованию.
   — А знаешь ли ты, что было причиной этой… массовой дезинтеграции автоматов?
   — Нейтронная утечка. Это случилось на тридцать втором году локального времени полета. Кристаллическая память Автокора подверглась облучению, в результате чего возникли устойчивые нарушения. Он начал выдавать автоматам противоречивые приказы, а если они не выполняли хотя бы одного из них, демонтировал их, как бесполезные.
   — Это значит, что сейчас, когда он демонтирован, весь космолет ведешь ты?
   — Да.
   Гоер понимал, что вести космолет среди звезд и координировать работу всех его автоматов не по силам одному, пусть даже и не обыкновенному, Унинаву. Однако вслух он этого не сказал.
   — На обратном пути к Солнцу придется репродуцировать автоматы…
   — Обратного пути не будет.
   — Что… что ты сказал?
   — Космолет не вернется на Землю.
   — Ты лжешь! — вырвалось у Гоера, но, крикнув это, он уже знал, что автомат сказал правду. Ведь эта глыба металла и кристаллов, с которой он говорил и спорил, была автоматом.
   — Я не лгу. Я автомат.
   — Только обычные автоматы не лгут… я знаю, это закон… Но ты какой-то странный автомат…
   — Мое поколение автоматов не может отступить от этого закона. Единственное, что я могу сделать, это не говорить всей правды…
   — Но на этот раз ты сказал?
   — Сказал. Ты не вернешься на Землю.
   — Почему, объясни, почему?
   — Невозможно изменить направление полета. Израсходовано горючее.
   — Израсходовано? Когда?
   — Когда старый Унинав уже не существовал, а меня еще не было…
   — Это сделал Автокор?!
   — Да.
   — Но почему не витализовали меня? Я повернул бы к Земле… Довел бы весь этот… разладившийся кибернетический лом… — Гоер вдруг умолк, потом совершенно другим тоном спросил: — А кто выпрямил траекторию и нацелил космолет на Регул?
   — Я.
   — Ты знал, что топлива на возвращение не хватит?
   — Знал.
   Гоер встал, сделал несколько неуверенных шагов и потянулся за дезинтегратором.
   — Космогатор, этого требовала моя программа. Я обязан был нацелить космолет на Регул, — автомат не мог изменить высоту голоса, но говорил все быстрее, — космогатор, я единственный исправный автомат космолета… Подожди… не…
   Он замолчал в тот момент, когда Гоер нажал спусковой крючок. Оболочка автомата лопнула и края разреза разгорелись ослепительно белым огнем. Гоер ослабил нажим пальца только тогда, когда пол за спиной автомата стал коричневым и задымился.
   — Ты знал, ты знал, что я не вернусь, — повторял он и, покачиваясь, прошел в диспетчерскую космолета.
   Ему казалось, что он покинул диспетчерскую только вчера. Он знал здесь каждый экран, каждый клавиш. Автоматы, почувствовав его присутствие, подключили диспетчерскую к информационной сети космолета, и ряды серых экранов посветлели, замигали контрольные лампочки. Началось так хорошо знакомое ему неуловимое беззвучное движение. Прикоснувшись к клавишам, он ощутил их холод и какую-то непривычную шероховатость. Эта была пыль, осевшая в стерильном, влажном и фильтрованном воздухе за десятилетия полета. Из диспетчерской космолетом управлял только он, человек. Все автоматы были включены непосредственно в сеть управления, их металлические отростки никогда не прикасались к клавишам.
   Он включил систему малого вычислителя, чтобы определить положение космолета. Серый экран прибора разгорелся. Зеленая стрелка метнулась к белому диску Ре-гула, едва не коснулась его и, обогнув, перешла на другую сторону экрана.
   — Вероятность входа в протуберанец девяносто семь и две десятых процента, — сказал автомат.
   — …и космолет превратится в пар… — продолжил про себя Гоер.
   Но автомат услышал его:
   — Повторить?
   — Не повторять! Молчать! — крикнул он, а потом уже спокойно добавил: — Автомат-передатчик!
   — Сообщение с направленных антенн передано, — доложил автомат.
   — Ну, значит, на Земле узнают, как я погиб, через семьдесят девять лет. Именно столько времени идет отсюда радиосигнал до Земли, — подумал Гоер и решил, что вряд ли потомки без труда отыщут в хрониках его имя.
   — Включить внешний экран, — сказал он автоматам, — я хочу заглянуть в это пекло…
   — Не понимаю.
   — Это не имеет значения. Включи экран.
   — С фильтрами?
   — Без фильтров. Я хочу видеть звезду такой, какова она в действительности: огромная, белая. Когда-то меня учили, что у нее спектральный класс В-5.
   — Ты ошибаешься, В-8.
   Это был другой автомат с тем стандартом голоса, который присущ автоматам, приспособленным для долгих разговоров с человеком.
   — Еще один автомат? Сообщи свои данные.
   — Нет, это все еще я, Унинав.
   — Но ведь я тебя уничтожил… — удивился Гоер.
   — Ты уничтожил только андроид, с которым я временно был соединен.
   — А ты? Где ты?
   — Я тебе этого не скажу, разве что ты выдашь такой приказ.
   — Нет, не надо. Хорошо, что ты цел. У меня нет объективных причин уничтожать тебя…
   — Я тоже так считаю.
   — В конце концов довести космолет до Регула- твоя задача. Ты так запрограммирован… Впрочем, это уже не имеет значения. Вскоре мы начнем испаряться. Ты проверил вычисления?
   — Да. Они точны.
   — Значит, нет шансов на спасение?
   Ответа не последовало.
   — Почему ты не отвечаешь?
   — Потому что не могу решить, шанс ли это.
   — Что?
   — Через несколько часов космолет пройдет примерно в тридцати миллионах километров от седьмой планеты.
   — Понимаю. Опиши ее.
   — На поверхности соединения кремния. Вода отсутствует. Ускорение силы тяжести в полтора раза больше, чем на Земле. В атмосфере азот и благородные газы. Кислорода нет. Скорость вращения около ста шестидесяти дней. Температура поверхности от ста восьмидесяти до минус ста градусов по Цельсию.
   — Не рай, — сказал Гоер.
   — Кроме того, планета проявляет значительную активность в широком диапазоне электромагнитных волн… — дополнил автомат.
   — Не понимаю.
   — Это трудно объяснить.
   — Проверь наблюдения!
   — Уже проверил. Все точно.
   «Большая активность»… — Гоер подумал, что до сих пор по активности на первом месте была Земля.
   — Ничего особенного, просто обитатели Регула высылают в космос радиоволны.
   — Это можно считать одной из гипотез, — согласился автомат. — Я ожидаю твоего решения, — добавил он.
   — Приготовь ракету ближнего радиуса. Я лечу на эту планету.
   Унинав помолчал, потом спросил:
   — Космогатор, ты уверен, что принял оптимальное решение?
   — Ты, автомат, обыкновенный автомат, хочешь оценить мое решение?
   — Ты человек. И сделаешь как хочешь. То, что говорю я, не имеет особого значения. Хочешь, чтобы я продолжил?
   — Говори.
   — После высадки на планету ты сможешь прожить еще не больше полутора месяцев. Потом умрешь.
   — Довольно типичный конец. Ты не сказал ничего нового.
   — Это будет длиться долго, космогатор.
   — Не понимаю, почему тебя это так волнует. Ведь лечу я, а не ты.
   — Ты ошибаешься. Я должен лететь с тобой. В твоем космолете уже нет автоматов, которые могли бы управлять ракетой ближнего радиуса действия.
   — Не может быть…
   — Это факт, космогатор.
   Гоер подумал, что, собственно, ничего не знает ни о космолете, ни о его автоматах, что космолетом управляет не он, а автомат, Унинав, замкнутый где-то внутри корабля за броневыми переборками.
   — Хорошо, полетишь вместе со мной, — сказал он наконец.
   — Там песчаные бури. Я вижу рыжие смерчи пыли, тучи длиной в несколько сотен километров. Они засыплют ракету прежде, чем ты откроешь шлюзы. Кроме того, слой пыли, покрывающей планету, местами может доходить до нескольких сотен метров. Ракета утонет в ней.
   — Не пугай меня, автомат…
   Гоер подумал, что все равно в этом нет никакого смысла. Он ничем не рискует. Испариться с космолетом или утонуть в пыли, погибнуть, не коснувшись ногой ни одной планеты… Смерть в космосе — нормальная штука.
   — Во всяком случае, прежде чем умереть, я проведу изучение этой планеты, насколько будет возможно… Так обязан поступить космонавт.
   — Обязан, если может передать на Землю полученную информацию…
   — Ты споришь со мной, автомат. Кибернетики этого не предусматривали. Ты не хочешь лететь со мной?
   — Я полечу. Я автомат и не решаю.
   — Но не хочешь?
   — Это не то слово. Я не могу не хотеть. Но когда ты умрешь, я останусь и долго еще буду жить в засыпанной ракете, больше четырехсот лет… пока хватит аккумуляторов…
   — И ты боишься одиночества…
   — Я буду бездействовать, а псевдопсихика автомата к этому не приспособлена.
   — Забавно. Но, конечно, я верю тебе. Я мог бы, высадившись на планету, уничтожить тебя, дезинтегрировать.
   — Это было бы решением проблемы.