Страница:
Когда дебаты накалились, они стал привлекать к Звездному Королевству ксенобиологов со всей галактики. Коты оказались всего лишь двенадцатой по счету открытой негуманоидной разумной расой (допуская, что они действительно разумны), и ученые толпами валили в надежде изучить их. К несчастью, виновники суматохи, похоже, совсем не стремились становиться объектами исследования, а "дикие" коты предпочитали исчезать, когда новая команда ученых разбивала лагерь в их области частокольного леса. Коты, принявшие людей, были доступнее... но зато и их защитники были ближе. Кроме того, те, кто сомневались в их разумности, заявляли, что связанные с людьми коты не годились на роль объектов тестирования. Ведь если они действительно не только эмпаты, но и телепаты, как определить, что изучается действительно кот, а не просто действенность его связи с человеческим партнером?
Кое-какие иностранные ученые начинали сердиться на нехватку объектов исследования. Они чуть ли не считали, что Лесная служба должна была изловить "диких" котов и притащить их для изучения, если по-другому их нельзя добыть. И уж точно ЛСС не должна была защищать неуловимых зверьков! Вероятно, большинство придерживающихся такой точки зрения ученых были вполне искренни, но по крайней мере кто-то из них действовал в интересах Мезы, помогая мутить воду... и всех ждало разочарование, когда дело дошло до попытки повлиять на ЛСС.
Результатом стали разъяренные дебаты о том, что же на самом деле представляли собой коты, и планетарное правительство Грифона (после огромных вливаний анонимных "пожертвований на проведение кампании") даже провело планетарный референдум, предлагая короне отменить разумный статус котов. Конституция допускала референдумы планетарных правительств как способ внесения поправок народом, и эти действия на Грифоне задумывались в качестве пробного выстрела. Он не удался, но наделил дебаты своей жизнью, независимой от усилий Рихтмана. По меньшей мере, нечистые на руку дельцы унюхали дополнительные и потенциально огромные прибыли. Если бы девятую поправку отменили, и котов лишили бы статуса разумных существ, их право на какую-либо часть поверхности Сфинкса тоже аннулировали бы. Что именно случилось бы со всей освободившейся землей - вернулись бы они к короне, или достались бы любому, у кого нашлись средства - было неясно, но если бы этим денежным мешкам удалось бы поучаствовать в составлении текста отмены поправки...
Битва тянулась годы. Любое голосование подтверждало, что явное большинство Сфинкса непоколебимо отвергало отмену, поддерживаемое гораздо менее значительным большинством на Мантикоре. Грифон последовательно голосовал за отмену, но Грифон - это особый случай, где "управление" голосами было процветающей индустрией, заправляемой горсткой влиятельных аристократов, мертвой хваткой державших местную экономику. (Что во многом объясняло, почему королева-консорт Соланж, как и большинство мелких землевладельцев Грифона, считали корону и ее центральную власть своим единственным союзником в борьбе с грабителями-аристократами).
В конце концов, какой-то находчивый журналист при помощи ЛСС сумел проникнуть сквозь лабиринт переплетенных корпоративных лиц, скрывающихся за Корпорацией Рихтмана и откопать участие Мезы, и все их усилия пошли прахом. Но к этому времени точный статус котов оказался таким запутанным, что мнение, что девятая поправка должна защищать их только на Сфинксе - что Адриенне, как и МакКлинтоку, казалось не только диким, но и полностью ошибочным - нашло поддержку у некоторых известных юристов. То, что к началу споров Звездное королевство едва насчитывало сто тридцать лет, не спасало положение. Первоначальную конституцию много раз поправляли и переосмысливали (в некоторых случаях весьма хитроумно), пока Корона, Палата Лордов и Палата Общин разрабатывали реальный баланс власти. И в самом деле, одна из причин, по которой на ратификацию девятой поправки ушло столько времени, заключалось в том, что документ, подлежащий дополнению, все время изменялся.
Но теперь, почти пятьдесят стандартных лет спустя, противники котов полностью отступили. Лишь финансовые группы, желавшие сцапать земли, предназначенные котам, все еще не прекращали спорить. "Билль о правах котов" был внесен на рассмотрение Палаты Общин необычным союзом между либералами и консерваторами в попытке поставить точку в этом вопросе. Сама Адриенна считала Билль лишним. Что бы там ни твердили критики, язык девятой поправки был ясным, точным и уж точно не двусмысленным. Потребовались находчивость и старания целых батальонов искусных юридических софистов, чтобы найти способ неправильно толковать его. Но даже так девяносто процентов конституционных экспертов Звездного Королевства нашли аргументы фальшивыми и отвергли их. Только и оставалось, мрачно подумала она, чтобы Корона провела девятую поправку в жизнь так, как задумывали ее создатели.
Отсюда происходил ее ровный голос, и смесь почтения, оборонительной позиции и упрямства со стороны МакКлинтока, потому что Корона - и лично король Роджер II, проникнувшийся ненавистью к котам по личным причинам просто отказывалась привести поправку в исполнение. Мало того, министр юстиции якобы говорил, что у грифонской интерпретации может быть больше оснований, чем считают большинство экспертов. Само собой разумеется, Корона же старалась - и с немалым успехом - застопорить "Билль о правах древесных котов" в Палате Лордов. И даже если ему как-то удастся пройти обе палаты, то крайне маловероятно, что король Роджер даже подумает о том, чтобы подписать его... и подавно маловероятно, что сторонникам Билля когда-либо удастся набрать большинство в три четверти, необходимое для преодоления королевского вето.
- Как жаль, что дамы Стефани больше нет в живых, чтобы возглавить защиту поправки, - сказала Адриенна после затянувшегося напряженного молчания, явно предлагая успокоиться и поменять тему разговора. Сомневаюсь, что нападающие справились бы с ней.
- Не представляю, как бы им это удалось, Ваше Высочество, - согласился МакКлинток, принимая новую тему. Они оба повернулись, чтобы снова взглянуть на портрет, и генерал-лейтенант улыбнулся. - Они с Львиным Сердцем сделали бы из них гамбургер, им и более серьезные противники были нипочем!
- Значит история с гексапумой - правда?
- Да, ваше высочество. Многие детали неясны - это одно из многого о чем я мечтал бы получить информацию от семьи Харрингтон - но это произошло.
- Невероятно, - прошептала Адриенна, и МакКлинток фыркнул.
- Советую не употреблять это слово по отношению к чему-либо, что вы услышите о Стефани Харрингтон, Ваше Высочество. Во всяком случае, тщательно не проверив все заранее. Она стала самым молодым человеком, открывшим чужую разумную расу. Она также единственный человек, кто сразился с гексапумой, имея лишь вибронож, и выжил. Она вступила в Лесную службу, которая, вынужден признаться, была не в самом лучшем состоянии в то время: мы еще были полуофициальной, частно спонсируемой организацией. Тогда ей было всего семнадцать стандартных лет, и она почти в одиночку преобразовала службу в королевское учреждение, которое к концу ее жизни стало, как я с гордостью считаю, одной из лучших экологических организаций в нашем секторе галактики. Не говоря уже о том, что она стала первым человеком, принятым котом, за что лично я могу только выразить свою благодарность.
- Она заслужила больше, чем орден "За заслуги", - заметила Адриенна, но генерал покачал головой.
- То, чего она заслужила, и то, чего хотела - не одно и то же, ваше высочество. По некоторым сведениям, после принятия девятой поправки ей предложили звание пэра. Я не знаю, так ли это - вероятно Харрингтоны знают, - но точно известно, что она отказалась от ордена "Звездного Королевства" потому, что, в отличие от ордена "За заслуги", он даровал наследственное рыцарство, а не просто пожизненное.
- Она отказалась от пэрства? - Адриенна моргнула, и генерал пожал плечами.
- Так говорят, и это соответствует тому, что нам о ней известно. Ее семья были йоменами, и гордилась этим. Собственно говоря, она была единственным ребенком и сохранила свою девичью фамилию после замужества именно потому, что твердо стремилась к тому, чтобы на земле Харрингтонов жили "Харрингтоны из Харрингтонов", а не какие-то благородные. Мало того, она нашла время произвести на свет шестерых детей, чтобы так и было, несмотря на свою занятость! Двоих из них тоже приняли коты. Мне кажется, что у Харрингтонов процент принятий выше, чем у любой другой семьи на Сфинксе.
- И все-таки я считаю, что она была достойна не только ордена "За заслуги", - объявила Адриенна, и улыбнулась. - С другой стороны, я далеко не уверена, что стала бы настаивать или спорить с такой, э-э, грозной особой!
- Что указывает на вашу большую мудрость, Ваше Высочество, - ответил МакКлинток. Они еще какое-то время посмотрели на портрет Стефани Харрингтон и ее кота в тишине, которая снова стала дружеской. Затем МакКлинток прочистил горло и изящно помахал в стону двери зала для заседаний.
- А сейчас, Ваше Высочество, вас ждет речь, которую вы не хотели произносить!
Глава седьмая
Генри Торо сел на скамейку с беззаботным выражением на лице и принялся перечитывать газету в третий раз. Глядя на него, никому бы не пришло в голову, что ему есть дело хоть до чего-то во вселенной, но выглядеть безмятежным по мере надобности было одним из нескольких его талантов, и в данный момент крайне необходимым.
Поворачивая страницу газеты, он потихоньку взглянул на хроно - снова и его тщательно скрываемая досада поднялась на следующий уровень. Мишень со своей свитой опаздывала на двадцать с лишним минут.
Он позволил себе в мыслях ворчание, никак не отразившееся на лице, и приказал себе не обращать ни малейшего внимания на сидящего слева молодого человека с пустым взглядом. Тот, казалось, читал книгу. На самом деле он только нажимал кнопку прокрутки через регулярные интервалы, невидящим взглядом уставившись в экран, и Торо надеялся, что у него хватит страниц до того, как цель выйдет наружу. Если какой-нибудь остроглазый охранник заметит, что кто-то сидит, глядя на пустой экран устройства для чтения книг, это вряд ли благоприятно скажется на их с Крогманом плане.
При мысли о партнере его ноздри слегка раздулись. Он понимал, почему Крогман не мог выполнить ликвидацию сам, но это не мешало ему все больше раздражаться оттого, что он сидит на виду, пока принцесса продолжает задерживаться. Именно Крогман создал их оружие, и Торо уже жалел о том, что не сам Крогман и нажмет на чертов курок. Вот только Крогман не мог идти не риск физического присутствия там, где мишень ликвидируют. Даже если в Звездном Королевстве на него ничего не было, но все же он являлся зарегистрированным психокорректором.
В отличие от многих государств, Звездное Королевство постановило, что любая принудительная корректировка психики по любой причине является незаконной. Ее применение в качестве наказания отвергалось не только Мантикорой, но многие другие миры разрешали принудительную корректировку индивидуумов, которых признавали опасными для самих себя или для общества. Там, где она была разрешена, ее рассматривали - по крайней мере, официально - как эквивалент старого оправдания по причине невменяемости. Однако, по мнению Мантикоры, психокорректировка никого не излечивала, а просто втискивала новый набор побуждений, которые заставляли скорректированного индивидуума вести себя так, как будто он излечился. Разумеется, для общества это большое облегчение, и вполне может предотвратить "скорректированного" серийного убийцу от совершения новых преступлений, но мантикорцы считали, что гораздо проще и этичнее - и нравственнее - расстрелять кого-нибудь, чем обречь на пожизненный срок в тюрьме из собственного черепа. Кроме того, даже там, где корректировка часто применялось, кое-кто заявлял, что она разбаловала психиатров: зачем решать проблему, когда можно просто установить программу, чтобы проблема никого не беспокоила... кроме, конечно, того, кто этому подвергся?
А еще существовали режимы, которые просто обожали корректировку. Она была слишком дорогой, чтобы использовать ее в массовом порядке - в основном из-за требуемого времени, так как стоимость материалов была смехотворно мала - но крайне эффективна в использовании против стратегических целей, вроде ключевых лидеров оппозиционных групп. Возможности для военного применения корректировки тоже не остались незамеченными. Хотя Денебские соглашения запрещали корректировку пленных вражеских военнослужащих, все знали, что это все равно произойдет, если кто-то решит, что ему это сойдет с рук. Разработка препаратов и методов сопротивления ей сотни лет была приоритетной задачей всех крупных вооруженных сил, и по большей части им удалось произвести действенные средства защиты. Они не были совершенны, и обычно их можно было сломать с помощью старинных методов: сенсорного голода или систематического избиения. Они также нуждались в периодическом обновлениях, по мере того, как методы корректировки совершенствовались в преодолении защиты, но по крайней мере защите удавалось не дать корректировщикам сделать реальностью докосмический кошмар массовой промывки мозгов.
Но, как и с любой другой технологией, просто загнать корректировку обратно в бутылку оказалось крайне сложно. Торо не мог представить, чтобы ему самому понадобились такие услуги. Внушить своему мозгу непреодолимое принуждение - даже по собственному выбору? Нет, спасибо большое. Он решил, что обойдется. Однако кое-кто именно так поступает, по самым разным причинам: от стремления избавиться от неизлечимой привычки до желания похудеть, а кто-то боялся, что побуждения в темных уголках души доведут его до преступления. Звездное королевство отвергало принудительную корректировку, но не мешало тем, кто добивался ее добровольно, и небольшая, строго регулируемая и находящаяся под пристальным присмотром индустрия психической корректировки существовала только для того, чтобы предоставлять услуги тем, кто в них нуждался.
Именно поэтому у Крогмана не должно было быть ни малейшей связи, включая просто нахождение поблизости, с молодым человеком с электронной книгой. В мозгу самого тупого охранника во вселенной зазвенит оглушительный сигнал тревоги, если известный корректировщик будет находиться рядом с "одиноким сумасшедшим убийцей", который сумел убить наследную принцессу Мантикоры.
Даже регистрация Крогмана как психокорректировщика в иммиграционной службе Мантикоры по приезде в Звездное Королевство уже включала в себя определенную долю риска. Но это было необходимо. Хотя Крогман никогда бы не выбрал своего собственного пациента - или любого, с кем он встречался с какой угодно целью - но ему нужен был доступ к больничным делам и необходимой аппаратуре. Лучший способ этого добиться - спрятаться у всех на виду за личиной зарегистрированного корректировщика с небольшой, но достаточной практикой, а настоящий Жан-Марк Крогман был обученным и компетентным корректировщиком в Солнечной лиге. Таким стал и нынешний Жан-Марк Крогман (хотя он придерживался гораздо более скромной роли, учитывая свою клиентуру), а поскольку настоящий Крогман больше не нуждался в своей личности, человек, носящий ее сейчас, позаимствовал ее без особых проблем или колебаний. В конце концов, только ему и "Генри Торо" известно о том, что настоящий Крогман мертв.
С такой удобной, внешне законной личностью, для теперешнего Крогмана оказалось проще простого создать эффективное прикрытие, и Организация - по мнению Торо, одно из самых банальных названий которое могла выбрать для себя местная организованная преступность - была рада заполучить своего собственного корректировщика. Преступным главарям все время требовалась корректировка для тех или иных целей, и они щедро платили за услуги Крогмана. С другой стороны, даже Организация была не в курсе внештатных дел, за которые иногда брались Крогман и Торо. Оно и к лучшему. Все-таки паре заправил Организации не повезло заполучить подчиненных с воображением, способных представить выгоду от того, если кто-то из его соперников вдруг, без всякой видимой причины, застрелит их общего босса (тем самым создав вакансию наверху), прежде чем погибнуть под ураганным огнем телохранителей этого самого покойного оплакиваемого босса.
Конечно, и Организация, и силы правопорядка прекрасно знали о том, как можно злоупотребить корректировкой, и это было одной из причин, почему закон не очень доверял этой профессии. Служащие королевского правосудия привыкли рассматривать возможность корректировки в каждом случае, где убийца "просто выходил из себя", и для обученного психиатра было относительно легко обнаружить признаки корректировки. Но именно поэтому Крогман и ему подобные требовали такой астрономической оплаты, так как настоящее их искусство заключалось в незаметности, осторожной вербовке, анонимности и запутывании следов.
Каждый полицейский знал, что корректировка может быть возможным объяснением почти для любого убийства, но хорошие корректировщики с преступными наклонностями были редки, и вся деятельность корректировщиков тщательно регулировалась. Из-за этого настоящие скорректированные убийцы встречались гораздо реже, чем предполагали авторы плохих детективов. В результате следователи предпочитали искать сначала более привычные мотивы, поэтому Крогман старался по возможности выбирать в качестве орудия кого-то имеющего мотив. Когда кто-то убивает того, кого всегда ненавидел, полиция смотрела на прошлое убийцы и жертвы и там находила их мотивацию, а не искала мистических и маловероятных причин.
Кроме того, Крогман предпочитал программировать орудия как камикадзе. Конечно, он не хотел, чтобы казалось, будто они намеренно стремятся к самоубийству - вот это могло навести гадкую, подозрительную полицию на мысль о корректировке - но было относительно легко запрограммировать кого-то сделать ошибку со смертельным исходом, если в дело вступали телохранители. Другим излюбленным методом Крогмана были убийства-самоубийства любовников, потому что они встречались так часто, что полиция считала их обычным делом. Только когда у него не было никакого другого выхода, он полагался на орудие без личного мотива для нападения, а тогда он всегда старался, чтобы убийца не пережил жертву.
Но главным ключом к успеху было никогда не забывать о том, что лучший способ избежать обнаружения - это с самого начала спланировать все так, чтобы никто не мог подозревать, что убийце приказали убить. Его нынешнее орудие было шедевром. Эту ликвидацию заказали больше земного года назад, и последние десять месяцев выбранный им молодой одинокий бродяга систематически выработал все признаки опасно одержимой личности. Его дешевые комнаты превратились в настоящий храм наследной принцессы Адриенны. Под влиянием "корректировок" Крогмана он начал со случайных, несвязных дневниковых записей и постепенно дошел до безумной одержимости принцессой. То, сколько времени он потратил на собирание своей коллекции фотографий, бумажных и электронных вырезок и дневников обязательно убедит любого, кроме разве что самого параноидального и неутомимого из следователей, в том, что это все действительно работа одинокого безумца.
Это была главная линия обороны Крогмана, и по его расчетам она должна выдержать. Если же нет, его второй линией защита была анонимность. Никто никогда не видел его вместе с бродягой, и он предусмотрел до мелочей, чтобы не существовало ничего, что бы даже косвенно связывало его с инструментом.
И конечно, он постарался, чтобы данный молодой человек ни в коем случае не пережил свою жертву.
Все это объясняло то, почему никто, кроме Торо, не мог осуществить нападение. Кто-то должен был это сделать, хотя бы из древнего принципа "простота - залог успеха". Человеческий разум - сложный механизм. В соответствующих обстоятельствах он может превозмочь даже самую глубокую и тщательную обработку, и чем корректировка сложнее, тем больше возможностей для разума скорректированного индивидуума найти щель в программировании и выскользнуть сквозь нее. Значит сложный пусковой механизм увеличивал риск неудачи экспоненциально, а они не могли позволить себе ни единой промашки в этой операции. Поэтому пусковой механизм был как можно проще: невинный визуальный ключ, который ни один следователь, изучающий запись камеры безопасности, не сможет связать с атакой.
В данном случае им был красный носовой платок в нагрудном кармане читающего газету и пьющего лимонад человека, и чихание.
Теперь остается только дождаться, пока мишень не припрется наконец сюда, чтобы Торо мог запустить орудие и покончить с этим делом.
Глава восьмая
"Можно поближе посмотреть на эту "принцессу"?" - Искатель-Мечты спросил Парсифаля. Старший кот посмотрел на него и дернул ухом.
"Да ты честолюбивый юноша, - заметил он. - И, наверное, торопливый. Ты еще не чувствовал боль в ее мыслесвете"
"Может и честолюбивый, но я так не думаю. У меня нет причин думать, что именно ее я ищу. Но ты же сам говорил о мощи ее мыслесвета, и даже если не с ней мне суждено построить связь, я сам жажду почувствовать его. А что касается ее боли, - Искатель-Мечты помахал кончиком хвоста с намеком на грусть, - среди Народа сильнейший мыслесвет нередко выковывается в печали и горе", - заметил он.
"Правда", - не сразу согласился Парсифаль. Он выпрямился и потянулся, громко зевая. Искатель-Мечты почувствовал, что его мыслеголос потянулся к кому-то еще. Искатель-Мечты не мог услышать разговор - это бывает, когда не знаешь, кто находится на другом конце фокусированной связи - но он почувствовал поток информации. Потом Парсифаль кивнул, излучая своим мыслесветом удовлетворение, и посмотрел вниз с широкой крыши здания.
"Вот оно, - сказал он. - Люди усилили водосточные желоба - эти каналы на краях крыши, которые ловят воду - чтобы Народ мог усаживаться на них, и Мусаси говорит мне, что принцесса выйдет через ту дверь, чтобы дойти до места, где она должна говорить. У нас как раз хватит времени добраться дотуда, прежде чем они появятся. Пошли!"
* * *
- Спасибо за то, что показали мне ваше новое здание, генерал, - сказала Адриенна, когда они шли бок о бок к выходу.
- Мы не можем выразить словами, как рады вам, ваше высочество, ответил МакКлинток. - А благодарность, знаете ли, палка о двух концах. Выражение королевской заинтересованности...
Он пожал плечами, и Адриенна кивнула с очередным знакомым уколом боли. Она была рада, что он тактично не закончил предложение, но поняла, что он имеет в виду. Несмотря на все удовольствие от своего визита, она знала со зловещей убежденностью, что отец заметит его влияние. Не будет ни ссор, ни гневных вспышек. Он даже не отчитает ее. Он знал, что она не согласна с его отношением к древесным котам, поэтому распознает истинный смысл ее поездки в Твин Форкс. Но король даже не признает ее маленький бунт. Он просто учтет его в расчетах, и одарит ее своим ледяным, безликим взглядом - таким, что будто говорил: "Посмотрим, как тебе такое понравится, когда ты будешь королевой" - а потом проигнорирует полностью весь эпизод.
"Так зачем же я на самом деле пришла? - грустно подумала она. - Потому что хотела разозлить его до такой степени, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию? Я до сих пор так отчаянно нуждаюсь в каком-то намеке на то, что ему не все равно? Неужели я настолько глупа, что надеюсь на это?
Она отогнала эту мысль и ослепительно улыбнулась, когда МакКлинток открыл дверь.
* * *
Искатель-Мечты прижался к водостоку, и общий яркий фон человеческого мыслесвета толпы возле здания обрушился на него. Конечно, он был там с самого начала, но Искатель-Мечты отстранялся от него, даже не сознавая, что делает. Это был эмпатический аналог прищура против слепящего света, но теперь он пошире открыл "глаза", посылая свою эмпатию в поисках мыслесвета, о котором ему поведал Парсифаль, и чистая энергия, взмывающая за ним, почти пугала.
"Я и не ожидал, что между песнями памяти и реальностью такая разница, подумал он, полуослепнув от возбуждения и предвкушения, издаваемыми таким большим числом мыслесветов. - А должен был. Все песни согласны в том, что человеческий мыслесвет мощнее любого из Народа, и как бы даже величайшей певице памяти удалось воссоздать такую необузданную энергию?"
Он тряхнул головой, наклоняясь вперед как во время сильного ветра, и медленно выдавил бурлящее смятение из своих мыслей. Высвободившись, он снова потянулся, ища "принцессу", и внезапно уши его резко дернулись, а хвост стал торчком.
"Невозможно, - подумал он. - Это невозможно! Никто, будь то из людей или из Народа, не может излучать такой мыслесвет! Его мощь должна поглотить того, в ком он горит!"
Не успел он так подумать, как понял, что это не так, потому что почувствовал, что реальность движется к нему по залу.
"Такая мощь, - подумал он благоговейно. - Такая ясность и сила!" Он чувствовал сострадание в мыслесвете, порядок и ответственность, самоотдачу. И еще он почувствовал любовь, которую обладать мыслесвета нес как приветственный огонь, готовый согреть и ободрить любого, кто позовет.
Кое-какие иностранные ученые начинали сердиться на нехватку объектов исследования. Они чуть ли не считали, что Лесная служба должна была изловить "диких" котов и притащить их для изучения, если по-другому их нельзя добыть. И уж точно ЛСС не должна была защищать неуловимых зверьков! Вероятно, большинство придерживающихся такой точки зрения ученых были вполне искренни, но по крайней мере кто-то из них действовал в интересах Мезы, помогая мутить воду... и всех ждало разочарование, когда дело дошло до попытки повлиять на ЛСС.
Результатом стали разъяренные дебаты о том, что же на самом деле представляли собой коты, и планетарное правительство Грифона (после огромных вливаний анонимных "пожертвований на проведение кампании") даже провело планетарный референдум, предлагая короне отменить разумный статус котов. Конституция допускала референдумы планетарных правительств как способ внесения поправок народом, и эти действия на Грифоне задумывались в качестве пробного выстрела. Он не удался, но наделил дебаты своей жизнью, независимой от усилий Рихтмана. По меньшей мере, нечистые на руку дельцы унюхали дополнительные и потенциально огромные прибыли. Если бы девятую поправку отменили, и котов лишили бы статуса разумных существ, их право на какую-либо часть поверхности Сфинкса тоже аннулировали бы. Что именно случилось бы со всей освободившейся землей - вернулись бы они к короне, или достались бы любому, у кого нашлись средства - было неясно, но если бы этим денежным мешкам удалось бы поучаствовать в составлении текста отмены поправки...
Битва тянулась годы. Любое голосование подтверждало, что явное большинство Сфинкса непоколебимо отвергало отмену, поддерживаемое гораздо менее значительным большинством на Мантикоре. Грифон последовательно голосовал за отмену, но Грифон - это особый случай, где "управление" голосами было процветающей индустрией, заправляемой горсткой влиятельных аристократов, мертвой хваткой державших местную экономику. (Что во многом объясняло, почему королева-консорт Соланж, как и большинство мелких землевладельцев Грифона, считали корону и ее центральную власть своим единственным союзником в борьбе с грабителями-аристократами).
В конце концов, какой-то находчивый журналист при помощи ЛСС сумел проникнуть сквозь лабиринт переплетенных корпоративных лиц, скрывающихся за Корпорацией Рихтмана и откопать участие Мезы, и все их усилия пошли прахом. Но к этому времени точный статус котов оказался таким запутанным, что мнение, что девятая поправка должна защищать их только на Сфинксе - что Адриенне, как и МакКлинтоку, казалось не только диким, но и полностью ошибочным - нашло поддержку у некоторых известных юристов. То, что к началу споров Звездное королевство едва насчитывало сто тридцать лет, не спасало положение. Первоначальную конституцию много раз поправляли и переосмысливали (в некоторых случаях весьма хитроумно), пока Корона, Палата Лордов и Палата Общин разрабатывали реальный баланс власти. И в самом деле, одна из причин, по которой на ратификацию девятой поправки ушло столько времени, заключалось в том, что документ, подлежащий дополнению, все время изменялся.
Но теперь, почти пятьдесят стандартных лет спустя, противники котов полностью отступили. Лишь финансовые группы, желавшие сцапать земли, предназначенные котам, все еще не прекращали спорить. "Билль о правах котов" был внесен на рассмотрение Палаты Общин необычным союзом между либералами и консерваторами в попытке поставить точку в этом вопросе. Сама Адриенна считала Билль лишним. Что бы там ни твердили критики, язык девятой поправки был ясным, точным и уж точно не двусмысленным. Потребовались находчивость и старания целых батальонов искусных юридических софистов, чтобы найти способ неправильно толковать его. Но даже так девяносто процентов конституционных экспертов Звездного Королевства нашли аргументы фальшивыми и отвергли их. Только и оставалось, мрачно подумала она, чтобы Корона провела девятую поправку в жизнь так, как задумывали ее создатели.
Отсюда происходил ее ровный голос, и смесь почтения, оборонительной позиции и упрямства со стороны МакКлинтока, потому что Корона - и лично король Роджер II, проникнувшийся ненавистью к котам по личным причинам просто отказывалась привести поправку в исполнение. Мало того, министр юстиции якобы говорил, что у грифонской интерпретации может быть больше оснований, чем считают большинство экспертов. Само собой разумеется, Корона же старалась - и с немалым успехом - застопорить "Билль о правах древесных котов" в Палате Лордов. И даже если ему как-то удастся пройти обе палаты, то крайне маловероятно, что король Роджер даже подумает о том, чтобы подписать его... и подавно маловероятно, что сторонникам Билля когда-либо удастся набрать большинство в три четверти, необходимое для преодоления королевского вето.
- Как жаль, что дамы Стефани больше нет в живых, чтобы возглавить защиту поправки, - сказала Адриенна после затянувшегося напряженного молчания, явно предлагая успокоиться и поменять тему разговора. Сомневаюсь, что нападающие справились бы с ней.
- Не представляю, как бы им это удалось, Ваше Высочество, - согласился МакКлинток, принимая новую тему. Они оба повернулись, чтобы снова взглянуть на портрет, и генерал-лейтенант улыбнулся. - Они с Львиным Сердцем сделали бы из них гамбургер, им и более серьезные противники были нипочем!
- Значит история с гексапумой - правда?
- Да, ваше высочество. Многие детали неясны - это одно из многого о чем я мечтал бы получить информацию от семьи Харрингтон - но это произошло.
- Невероятно, - прошептала Адриенна, и МакКлинток фыркнул.
- Советую не употреблять это слово по отношению к чему-либо, что вы услышите о Стефани Харрингтон, Ваше Высочество. Во всяком случае, тщательно не проверив все заранее. Она стала самым молодым человеком, открывшим чужую разумную расу. Она также единственный человек, кто сразился с гексапумой, имея лишь вибронож, и выжил. Она вступила в Лесную службу, которая, вынужден признаться, была не в самом лучшем состоянии в то время: мы еще были полуофициальной, частно спонсируемой организацией. Тогда ей было всего семнадцать стандартных лет, и она почти в одиночку преобразовала службу в королевское учреждение, которое к концу ее жизни стало, как я с гордостью считаю, одной из лучших экологических организаций в нашем секторе галактики. Не говоря уже о том, что она стала первым человеком, принятым котом, за что лично я могу только выразить свою благодарность.
- Она заслужила больше, чем орден "За заслуги", - заметила Адриенна, но генерал покачал головой.
- То, чего она заслужила, и то, чего хотела - не одно и то же, ваше высочество. По некоторым сведениям, после принятия девятой поправки ей предложили звание пэра. Я не знаю, так ли это - вероятно Харрингтоны знают, - но точно известно, что она отказалась от ордена "Звездного Королевства" потому, что, в отличие от ордена "За заслуги", он даровал наследственное рыцарство, а не просто пожизненное.
- Она отказалась от пэрства? - Адриенна моргнула, и генерал пожал плечами.
- Так говорят, и это соответствует тому, что нам о ней известно. Ее семья были йоменами, и гордилась этим. Собственно говоря, она была единственным ребенком и сохранила свою девичью фамилию после замужества именно потому, что твердо стремилась к тому, чтобы на земле Харрингтонов жили "Харрингтоны из Харрингтонов", а не какие-то благородные. Мало того, она нашла время произвести на свет шестерых детей, чтобы так и было, несмотря на свою занятость! Двоих из них тоже приняли коты. Мне кажется, что у Харрингтонов процент принятий выше, чем у любой другой семьи на Сфинксе.
- И все-таки я считаю, что она была достойна не только ордена "За заслуги", - объявила Адриенна, и улыбнулась. - С другой стороны, я далеко не уверена, что стала бы настаивать или спорить с такой, э-э, грозной особой!
- Что указывает на вашу большую мудрость, Ваше Высочество, - ответил МакКлинток. Они еще какое-то время посмотрели на портрет Стефани Харрингтон и ее кота в тишине, которая снова стала дружеской. Затем МакКлинток прочистил горло и изящно помахал в стону двери зала для заседаний.
- А сейчас, Ваше Высочество, вас ждет речь, которую вы не хотели произносить!
Глава седьмая
Генри Торо сел на скамейку с беззаботным выражением на лице и принялся перечитывать газету в третий раз. Глядя на него, никому бы не пришло в голову, что ему есть дело хоть до чего-то во вселенной, но выглядеть безмятежным по мере надобности было одним из нескольких его талантов, и в данный момент крайне необходимым.
Поворачивая страницу газеты, он потихоньку взглянул на хроно - снова и его тщательно скрываемая досада поднялась на следующий уровень. Мишень со своей свитой опаздывала на двадцать с лишним минут.
Он позволил себе в мыслях ворчание, никак не отразившееся на лице, и приказал себе не обращать ни малейшего внимания на сидящего слева молодого человека с пустым взглядом. Тот, казалось, читал книгу. На самом деле он только нажимал кнопку прокрутки через регулярные интервалы, невидящим взглядом уставившись в экран, и Торо надеялся, что у него хватит страниц до того, как цель выйдет наружу. Если какой-нибудь остроглазый охранник заметит, что кто-то сидит, глядя на пустой экран устройства для чтения книг, это вряд ли благоприятно скажется на их с Крогманом плане.
При мысли о партнере его ноздри слегка раздулись. Он понимал, почему Крогман не мог выполнить ликвидацию сам, но это не мешало ему все больше раздражаться оттого, что он сидит на виду, пока принцесса продолжает задерживаться. Именно Крогман создал их оружие, и Торо уже жалел о том, что не сам Крогман и нажмет на чертов курок. Вот только Крогман не мог идти не риск физического присутствия там, где мишень ликвидируют. Даже если в Звездном Королевстве на него ничего не было, но все же он являлся зарегистрированным психокорректором.
В отличие от многих государств, Звездное Королевство постановило, что любая принудительная корректировка психики по любой причине является незаконной. Ее применение в качестве наказания отвергалось не только Мантикорой, но многие другие миры разрешали принудительную корректировку индивидуумов, которых признавали опасными для самих себя или для общества. Там, где она была разрешена, ее рассматривали - по крайней мере, официально - как эквивалент старого оправдания по причине невменяемости. Однако, по мнению Мантикоры, психокорректировка никого не излечивала, а просто втискивала новый набор побуждений, которые заставляли скорректированного индивидуума вести себя так, как будто он излечился. Разумеется, для общества это большое облегчение, и вполне может предотвратить "скорректированного" серийного убийцу от совершения новых преступлений, но мантикорцы считали, что гораздо проще и этичнее - и нравственнее - расстрелять кого-нибудь, чем обречь на пожизненный срок в тюрьме из собственного черепа. Кроме того, даже там, где корректировка часто применялось, кое-кто заявлял, что она разбаловала психиатров: зачем решать проблему, когда можно просто установить программу, чтобы проблема никого не беспокоила... кроме, конечно, того, кто этому подвергся?
А еще существовали режимы, которые просто обожали корректировку. Она была слишком дорогой, чтобы использовать ее в массовом порядке - в основном из-за требуемого времени, так как стоимость материалов была смехотворно мала - но крайне эффективна в использовании против стратегических целей, вроде ключевых лидеров оппозиционных групп. Возможности для военного применения корректировки тоже не остались незамеченными. Хотя Денебские соглашения запрещали корректировку пленных вражеских военнослужащих, все знали, что это все равно произойдет, если кто-то решит, что ему это сойдет с рук. Разработка препаратов и методов сопротивления ей сотни лет была приоритетной задачей всех крупных вооруженных сил, и по большей части им удалось произвести действенные средства защиты. Они не были совершенны, и обычно их можно было сломать с помощью старинных методов: сенсорного голода или систематического избиения. Они также нуждались в периодическом обновлениях, по мере того, как методы корректировки совершенствовались в преодолении защиты, но по крайней мере защите удавалось не дать корректировщикам сделать реальностью докосмический кошмар массовой промывки мозгов.
Но, как и с любой другой технологией, просто загнать корректировку обратно в бутылку оказалось крайне сложно. Торо не мог представить, чтобы ему самому понадобились такие услуги. Внушить своему мозгу непреодолимое принуждение - даже по собственному выбору? Нет, спасибо большое. Он решил, что обойдется. Однако кое-кто именно так поступает, по самым разным причинам: от стремления избавиться от неизлечимой привычки до желания похудеть, а кто-то боялся, что побуждения в темных уголках души доведут его до преступления. Звездное королевство отвергало принудительную корректировку, но не мешало тем, кто добивался ее добровольно, и небольшая, строго регулируемая и находящаяся под пристальным присмотром индустрия психической корректировки существовала только для того, чтобы предоставлять услуги тем, кто в них нуждался.
Именно поэтому у Крогмана не должно было быть ни малейшей связи, включая просто нахождение поблизости, с молодым человеком с электронной книгой. В мозгу самого тупого охранника во вселенной зазвенит оглушительный сигнал тревоги, если известный корректировщик будет находиться рядом с "одиноким сумасшедшим убийцей", который сумел убить наследную принцессу Мантикоры.
Даже регистрация Крогмана как психокорректировщика в иммиграционной службе Мантикоры по приезде в Звездное Королевство уже включала в себя определенную долю риска. Но это было необходимо. Хотя Крогман никогда бы не выбрал своего собственного пациента - или любого, с кем он встречался с какой угодно целью - но ему нужен был доступ к больничным делам и необходимой аппаратуре. Лучший способ этого добиться - спрятаться у всех на виду за личиной зарегистрированного корректировщика с небольшой, но достаточной практикой, а настоящий Жан-Марк Крогман был обученным и компетентным корректировщиком в Солнечной лиге. Таким стал и нынешний Жан-Марк Крогман (хотя он придерживался гораздо более скромной роли, учитывая свою клиентуру), а поскольку настоящий Крогман больше не нуждался в своей личности, человек, носящий ее сейчас, позаимствовал ее без особых проблем или колебаний. В конце концов, только ему и "Генри Торо" известно о том, что настоящий Крогман мертв.
С такой удобной, внешне законной личностью, для теперешнего Крогмана оказалось проще простого создать эффективное прикрытие, и Организация - по мнению Торо, одно из самых банальных названий которое могла выбрать для себя местная организованная преступность - была рада заполучить своего собственного корректировщика. Преступным главарям все время требовалась корректировка для тех или иных целей, и они щедро платили за услуги Крогмана. С другой стороны, даже Организация была не в курсе внештатных дел, за которые иногда брались Крогман и Торо. Оно и к лучшему. Все-таки паре заправил Организации не повезло заполучить подчиненных с воображением, способных представить выгоду от того, если кто-то из его соперников вдруг, без всякой видимой причины, застрелит их общего босса (тем самым создав вакансию наверху), прежде чем погибнуть под ураганным огнем телохранителей этого самого покойного оплакиваемого босса.
Конечно, и Организация, и силы правопорядка прекрасно знали о том, как можно злоупотребить корректировкой, и это было одной из причин, почему закон не очень доверял этой профессии. Служащие королевского правосудия привыкли рассматривать возможность корректировки в каждом случае, где убийца "просто выходил из себя", и для обученного психиатра было относительно легко обнаружить признаки корректировки. Но именно поэтому Крогман и ему подобные требовали такой астрономической оплаты, так как настоящее их искусство заключалось в незаметности, осторожной вербовке, анонимности и запутывании следов.
Каждый полицейский знал, что корректировка может быть возможным объяснением почти для любого убийства, но хорошие корректировщики с преступными наклонностями были редки, и вся деятельность корректировщиков тщательно регулировалась. Из-за этого настоящие скорректированные убийцы встречались гораздо реже, чем предполагали авторы плохих детективов. В результате следователи предпочитали искать сначала более привычные мотивы, поэтому Крогман старался по возможности выбирать в качестве орудия кого-то имеющего мотив. Когда кто-то убивает того, кого всегда ненавидел, полиция смотрела на прошлое убийцы и жертвы и там находила их мотивацию, а не искала мистических и маловероятных причин.
Кроме того, Крогман предпочитал программировать орудия как камикадзе. Конечно, он не хотел, чтобы казалось, будто они намеренно стремятся к самоубийству - вот это могло навести гадкую, подозрительную полицию на мысль о корректировке - но было относительно легко запрограммировать кого-то сделать ошибку со смертельным исходом, если в дело вступали телохранители. Другим излюбленным методом Крогмана были убийства-самоубийства любовников, потому что они встречались так часто, что полиция считала их обычным делом. Только когда у него не было никакого другого выхода, он полагался на орудие без личного мотива для нападения, а тогда он всегда старался, чтобы убийца не пережил жертву.
Но главным ключом к успеху было никогда не забывать о том, что лучший способ избежать обнаружения - это с самого начала спланировать все так, чтобы никто не мог подозревать, что убийце приказали убить. Его нынешнее орудие было шедевром. Эту ликвидацию заказали больше земного года назад, и последние десять месяцев выбранный им молодой одинокий бродяга систематически выработал все признаки опасно одержимой личности. Его дешевые комнаты превратились в настоящий храм наследной принцессы Адриенны. Под влиянием "корректировок" Крогмана он начал со случайных, несвязных дневниковых записей и постепенно дошел до безумной одержимости принцессой. То, сколько времени он потратил на собирание своей коллекции фотографий, бумажных и электронных вырезок и дневников обязательно убедит любого, кроме разве что самого параноидального и неутомимого из следователей, в том, что это все действительно работа одинокого безумца.
Это была главная линия обороны Крогмана, и по его расчетам она должна выдержать. Если же нет, его второй линией защита была анонимность. Никто никогда не видел его вместе с бродягой, и он предусмотрел до мелочей, чтобы не существовало ничего, что бы даже косвенно связывало его с инструментом.
И конечно, он постарался, чтобы данный молодой человек ни в коем случае не пережил свою жертву.
Все это объясняло то, почему никто, кроме Торо, не мог осуществить нападение. Кто-то должен был это сделать, хотя бы из древнего принципа "простота - залог успеха". Человеческий разум - сложный механизм. В соответствующих обстоятельствах он может превозмочь даже самую глубокую и тщательную обработку, и чем корректировка сложнее, тем больше возможностей для разума скорректированного индивидуума найти щель в программировании и выскользнуть сквозь нее. Значит сложный пусковой механизм увеличивал риск неудачи экспоненциально, а они не могли позволить себе ни единой промашки в этой операции. Поэтому пусковой механизм был как можно проще: невинный визуальный ключ, который ни один следователь, изучающий запись камеры безопасности, не сможет связать с атакой.
В данном случае им был красный носовой платок в нагрудном кармане читающего газету и пьющего лимонад человека, и чихание.
Теперь остается только дождаться, пока мишень не припрется наконец сюда, чтобы Торо мог запустить орудие и покончить с этим делом.
Глава восьмая
"Можно поближе посмотреть на эту "принцессу"?" - Искатель-Мечты спросил Парсифаля. Старший кот посмотрел на него и дернул ухом.
"Да ты честолюбивый юноша, - заметил он. - И, наверное, торопливый. Ты еще не чувствовал боль в ее мыслесвете"
"Может и честолюбивый, но я так не думаю. У меня нет причин думать, что именно ее я ищу. Но ты же сам говорил о мощи ее мыслесвета, и даже если не с ней мне суждено построить связь, я сам жажду почувствовать его. А что касается ее боли, - Искатель-Мечты помахал кончиком хвоста с намеком на грусть, - среди Народа сильнейший мыслесвет нередко выковывается в печали и горе", - заметил он.
"Правда", - не сразу согласился Парсифаль. Он выпрямился и потянулся, громко зевая. Искатель-Мечты почувствовал, что его мыслеголос потянулся к кому-то еще. Искатель-Мечты не мог услышать разговор - это бывает, когда не знаешь, кто находится на другом конце фокусированной связи - но он почувствовал поток информации. Потом Парсифаль кивнул, излучая своим мыслесветом удовлетворение, и посмотрел вниз с широкой крыши здания.
"Вот оно, - сказал он. - Люди усилили водосточные желоба - эти каналы на краях крыши, которые ловят воду - чтобы Народ мог усаживаться на них, и Мусаси говорит мне, что принцесса выйдет через ту дверь, чтобы дойти до места, где она должна говорить. У нас как раз хватит времени добраться дотуда, прежде чем они появятся. Пошли!"
* * *
- Спасибо за то, что показали мне ваше новое здание, генерал, - сказала Адриенна, когда они шли бок о бок к выходу.
- Мы не можем выразить словами, как рады вам, ваше высочество, ответил МакКлинток. - А благодарность, знаете ли, палка о двух концах. Выражение королевской заинтересованности...
Он пожал плечами, и Адриенна кивнула с очередным знакомым уколом боли. Она была рада, что он тактично не закончил предложение, но поняла, что он имеет в виду. Несмотря на все удовольствие от своего визита, она знала со зловещей убежденностью, что отец заметит его влияние. Не будет ни ссор, ни гневных вспышек. Он даже не отчитает ее. Он знал, что она не согласна с его отношением к древесным котам, поэтому распознает истинный смысл ее поездки в Твин Форкс. Но король даже не признает ее маленький бунт. Он просто учтет его в расчетах, и одарит ее своим ледяным, безликим взглядом - таким, что будто говорил: "Посмотрим, как тебе такое понравится, когда ты будешь королевой" - а потом проигнорирует полностью весь эпизод.
"Так зачем же я на самом деле пришла? - грустно подумала она. - Потому что хотела разозлить его до такой степени, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию? Я до сих пор так отчаянно нуждаюсь в каком-то намеке на то, что ему не все равно? Неужели я настолько глупа, что надеюсь на это?
Она отогнала эту мысль и ослепительно улыбнулась, когда МакКлинток открыл дверь.
* * *
Искатель-Мечты прижался к водостоку, и общий яркий фон человеческого мыслесвета толпы возле здания обрушился на него. Конечно, он был там с самого начала, но Искатель-Мечты отстранялся от него, даже не сознавая, что делает. Это был эмпатический аналог прищура против слепящего света, но теперь он пошире открыл "глаза", посылая свою эмпатию в поисках мыслесвета, о котором ему поведал Парсифаль, и чистая энергия, взмывающая за ним, почти пугала.
"Я и не ожидал, что между песнями памяти и реальностью такая разница, подумал он, полуослепнув от возбуждения и предвкушения, издаваемыми таким большим числом мыслесветов. - А должен был. Все песни согласны в том, что человеческий мыслесвет мощнее любого из Народа, и как бы даже величайшей певице памяти удалось воссоздать такую необузданную энергию?"
Он тряхнул головой, наклоняясь вперед как во время сильного ветра, и медленно выдавил бурлящее смятение из своих мыслей. Высвободившись, он снова потянулся, ища "принцессу", и внезапно уши его резко дернулись, а хвост стал торчком.
"Невозможно, - подумал он. - Это невозможно! Никто, будь то из людей или из Народа, не может излучать такой мыслесвет! Его мощь должна поглотить того, в ком он горит!"
Не успел он так подумать, как понял, что это не так, потому что почувствовал, что реальность движется к нему по залу.
"Такая мощь, - подумал он благоговейно. - Такая ясность и сила!" Он чувствовал сострадание в мыслесвете, порядок и ответственность, самоотдачу. И еще он почувствовал любовь, которую обладать мыслесвета нес как приветственный огонь, готовый согреть и ободрить любого, кто позовет.