Вебер Дэвид Марк. Мне ещё ехать далеко

   - Любопытный вариант стратегии Эдгара, господин капитан, - донесся из динамика голос Ники. Она покоилась в ангаре, однако все помещение можно было считать ее продолжением. - Бригада тяжелой бронированной техники, сосредоточенная вокруг Крегги Хид, - это новое слово в тактике.
   - Но толку от этого все равно было мало, - радостно отозвался Меррит.
   - Наоборот! Вы застали меня врасплох на целых шестьдесят три десятитысячные секунды, не позволили усилить тыловой сектор моего защитного экрана и добились локального перевеса сил, лишив меня задней башни. Если бы ваше преимущество продлилось еще одну десятитысячную долю секунды, то возможность вывести из строя мою главную батарею выросла бы до девяноста одной целой четырехсот семи тысячных процента.
   - У меня есть для тебя хорошая новость, дорогая Ника. Меньше двух лет назад я использовал совершенно такую же тактику в игре с Боло XXV и нанес ему сокрушительное поражение. Зато ты, о, радость моего сердца, оставила от всей моей бригады мокрое место.
   - Верно. - В тоне Ники нельзя было не уловить самодовольство, и Меррит не удержался от хохота. Отсмеявшись, он выключил игру.
   - Не обязательно гнать твою иконку на место, - решил он. - Мы поместим ее в гараж, где ее подвергнут виртуальному ремонту. Я так близко приблизился к тому, чтобы окончательно разгромить тебя при Крегги Хид, что сейчас мне хочется пройти испытание совсем иного порядка.
   - Вот как? - весело переспросила Боло. - В таком случае, господин капитан...
   Ее глаза на звезды не похожи,
   Нельзя уста кораллами назвать...
   - Гм... - Меррит покачался в кресле и потер подбородок. - Кто-то из поэтов елизаветинской эпохи... Так и хочется назвать Шекспира, хотя я и так всегда первым делом называю его. Можно еще пару строк?
   - Разумеется!
   Не белоснежна плеч открытых кожа,
   И черной проволокой вьется прядь.
   - Определенно: старина Вильям в припадке хандры. - Меррит ухмыльнулся. - А помнишь стихотворение, которое ты мне читала на прошлой неделе? - Он прищелкнул пальцами, вспоминая. - Ужас! Про "голос, что со сферами в ладу"?
   - "Дафния" Джона Лили.
   - Вот-вот! - закивал он. Ладно, Ника, вот тебе моя отгадка: Шекспир, сатира на субъектов вроде этого Лили.
   - Да, Шекспир, - признала Ника, - и вы, возможно, верно угадали его умонастроение. Хорошо, господин капитан, вы успешно решили задачу. Дочитать вам сонет "Ее глаза на звезды не похожи", или вы предпочитаете что-нибудь другое?
   - Фроста! - взмолился Меррит. - Пожалуйста, почитай мне Фроста!
   - Извольте. - Ника определенно была довольна. Из всех поэтов старой Земли, с которыми она успела его познакомить за истекшие четыре месяца, Роберт Фрост был среди ее любимейших. Меррит тоже полюбил его чистый, обманчиво простой язык. В этих стихах ему чудился полузабытый, полупридуманный мир его собственного детства на Геликоне - планете бескрайних снегов, горных ледников, густых вечнозеленых лесов и холодных прозрачных ручьев. Впервые продекламировав ему "Починку стены", она почувствовала искренность его отклика. Немного помолчав, она начала ясно и звонко:
   Прервал я санок легкий бег,
   Любуясь, как ложится снег
   На тихий лес, - и как далек
   Владеющий им человек.
   Мой удивляется конек:
   Где увидал я огонек,
   Зовущий гостя в теплый дом
   В декабрьский темный вечерок;
   Позвякивает бубенцом,
   Переминаясь надо льдом,
   И наста слышен легкий хруст,
   Припорошенного снежком.
   А лес манит, глубок и пуст.
   Но словом данным я влеком:
   Мне еще ехать далеко,
   Мне еще ехать далеко.
   Пол Меррит откинулся в кресле и закрыл глаза, с блаженной улыбкой внимая глубине и изяществу простых слов.
   Глава 11
   Ли-Чен Матусек стоял посреди гулкого приемного ангара в чреве корабля-матки своей "бригады" и старался выглядеть серьезным военачальником, наблюдающим за поступлением танков по транспортным рукавам из грузовых челноков, пристыкованных к кораблю. Однако, несмотря на все старания, ему не удавалось скрыть восторг. В его глазах горела алчность подростка, получившего в подарок гравитационный ускоритель. Джералду Остервелту стоило большого труда не поднять его на смех.
   Новенькие средние танки класса "Пантера" с лязгом разъезжались по своим местам. Корпуса поблескивали тропическим камуфляжем и отбрасывали зловещие тени; наемники, командовавшие экипажами, стояли в люках навытяжку, как околдованные, и только шепотом через переговорные устройства отдавали приказания водителям.
   Корабль-матка Матусека принимал уже не первый груз. Ни на одном из челноков не было опознавательных знаков реальных космических линий, а коды опознавания совершенно не походили на коды, присвоенные официально, зато все как один были огромными, новехонькими и суперсовременными, и уж никак не походили на рухлядь, под которую они собирались "косить". Люди Матусека замечали эту несообразность, но дружно закрывали на нее глаза. В первый раз на корабль-матку были доставлены одно- и двухместные атмосферные стингеры с полным комплектом ремонтного оборудования и запасом деталей по меньшей мере на год, из которых можно было заново смастерить какой угодно ключевой агрегат - от противогравитационного винта до многоствольной самострельной пушки. Следующая волна челноков доставила бронированные самоходки "Хорек" - последнее слово техники, недавно поступившее на вооружение войск Конкордата, третья - защитные коконы для обоих штурмовых "Фафниров". Наконец пришел черед "Пантер".
   Однако самый крупный и ответственный груз предстояло получить лишь на следующей неделе. Если бы Остервелт позволил себе улыбнуться при этой мысли, то улыбка получилась бы зловещей. Матусек уже устал ждать вожделенные "Големы-III", которым предстояло стать бриллиантами в его короне и оживить приунывшую бригаду. Ему не полагалось знать, какую угрозу для него самого таят эти машины. Остервелт и кудесники из "ГалКорп" поработали на совесть, чтобы он и не помышлял об этом до последней секунды, когда секретные файлы, включившись, устроят грандиозный взрыв, который похоронит экипажи и всех вокруг... "Големы", размещенные в "Фафнирах", уничтожат скромный флот Матусека тогда, когда он будет уже не нужен "ГалКорпу". О ликвидации корабля-матки позаботятся секретные файлы из ремонтного узла. Небольшие бортовые реакторы стингеров не обладали разрушительной мощью самоубийственных зарядов на "Големах", однако, взорвавшись одновременно в глубинах гиперпространства, они нанесут непоправимый ущерб системам корабля. Это даст полную гарантию, что после катастрофы не останется даже обломков, не говоря о свидетелях, которые могли бы опознать в "мародерах" Матусека пиратов, напавших на Санта-Крус.
   Остервелт и Матусек зашагали следом за последней "Пантерой". Джералд сожалел о том, что "мародерам" уготована такая участь. Ее вполне заслужили человеческие отбросы, из которых был составлен личный состав бригады, однако вместе с ним должна была погибнуть и первоклассная техника, а это неминуемо пробьет брешь в квартальном бюджете даже такого монстра, как "ГалКорп". Впрочем, "Големы" не стоили практически ничего, учитывая отчаянную нужду правительства Фрейгнара в техническом содействии. Сам же рейд должен был ощутимо сбить цену на недвижимость на Санта-Крус, так что "ГалКорп" могла впоследствии возместить потери. К тому же Матусеку не суждено будет получить крупный куш, о котором они договорились. Намечалось и выгодное побочное приобретение - превращение фрейгнаров в послушных сателлитов. Как только Конкордат узнает, что народное правительство сбыло "Големы" наемникам с сомнительной репутацией, кабинет окажется в полной технической зависимости от "ГалКорп". Такой результат был неизбежен: Конкордат немедленно откажет Фрейгнару в финансовой помощи.
   Нет большего наслаждения, чем превратить недостатки плана в преимущества, приносящие дополнительный барыш! Никто за пределами узкого круга внутри Совета директоров "ГалКорп" не догадается о самой этой операции, однако все необходимые лица будут введены в курс дела. Те, кому нужно, будут знать, что организатор этой безупречной махинации - он, Джералд Остервелт. Когда его мать сойдет со сцены, Совет припомнит, кто преподнес им на блюдечке Санта-Крус... При мысли о грядущем могуществе у Джералда загорелись глаза.
   - Хорошо. - Ли-Чен Матусек, сидевший во главе стола, откинулся в кресле и церемонно поднес к губам чашечку кофе. Он проводил совещание со своими штабными офицерами, командирами полков и батальонов. Полагаю, вы приняли технику и завершили ее осмотр. - Офицеры дружно закивали. - И остались довольны? - Новые кивки, еще более решительные. Он ухмыльнулся: - Вот и отлично! Настало время прикинуть, как мы будем использовать эту технику для достижения своих целей.
   Кое-кто из офицеров поеживался при мысли о массовом уничтожении ничего не подозревавших граждан Конкордата, однако все молчали. Возражать было слишком рискованно, к тому же никто из присутствующих не был отягощен совестью. В свое время среди "мародеров" Матусека водились любители сказать свое веское слово, но большинство из них давно полегло на поле брани, а меньшинство перевелось в другие части, где тверже соблюдались принципы.
   Остервелт, сидевший по правую руку от Матусека, наблюдал за офицерами и не имел к ним претензий, хотя ему было непонятно, почему присутствие чужака никого не настораживает. У него была наготове легенда о временном изменении внешности, однако пока никто не ставил под сомнение подлинность фамилии Скалли. Большинство, несомненно, подозревало, что это псевдоним, но никто не пытался проанализировать причинно-следственную связь этой его маскировки. Что ж, и это было неплохо: интеллект в таком деле был бы излишним. Оставалось надеяться, что убивать они умеют лучше, чем плести заговоры.
   А между тем Остервелт приготовил присутствовавшим настоящий информационный ядерный взрыв. Сейчас наступило время его произвести. Гость откашлялся, привлекая к себе внимание.
   - Слушаю, сэр. - Матусек повернулся к нему и вопросительно приподнял бровь. Остервелт изобразил смущенную улыбку.
   - Простите, что я вас перебиваю, генерал, но, как вам известно, корабль, доставивший "Големы", снабдил меня новыми сведениями от партнеров. Как я обещал, они продолжали усиленно собирать информацию о Санта-Крус. Теперь она собрана полностью. Боюсь, дело обстоит хуже, чем мы надеялись.
   - То есть, мистер Скалли? - не выдержал Матусек.
   - Похоже, генерал, одна из установок восьмидесятилетней давности на Санта-Крус представляет собой ангар с Боло. - В совещательной комнате воцарилось безмолвие, близкое к межзвездному. - Более того, все указывает на то, что на планете имеется дееспособный Боло.
   - Боло! - Полковник Гранджер, первый заместитель Матусека, видавшая виды особа со стальным взором, не выдержала удара и приподнялась. Чертов Боло?!
   Офицеры заговорили разом. Матусек устремил на Остервелта полный негодования взгляд.
   - Вы хотите, чтобы одна-единственная механизированная бригада противостояла Боло? Вы что, рехнулись?
   - Успокойтесь, генерал! - Остервелт повысил голос, чтобы перекрыть гвалт и одновременно унять страсти. - Я с самого начала предупреждал, что не обладаю всей полнотой информации о планете. Я говорил, что нам нужен ваш успех, и продолжаю это утверждать. Поэтому мы и предусмотрели "Големы" - на всякий случай, как надежную страховку.
   - Машины, управляемые людьми, - против Боло? - Полковник Гранджер зловеще усмехнулась. - Если в этой ситуации нам и пригодится страховка, то исключительно на случай смерти. Но и она понадобится только нашим наследникам.
   - Хорошо понимаю ваше негодование, полковник, - ответил Остервелт, сохраняя напускное смущение и кротость, смешанные с самодовольством. Но прошу мне верить. Наличие Боло - единственный неприятный сюрприз на Санта-Крус.
   - Больше и не надо! - буркнул кто-то. Матусек кивнул.
   - Мне очень жаль, сэр, - заявил он твердо, словно полностью владел ситуацией, - но это меняет дело. Боло нам не одолеть. Даже в случае победы потери предстоят огромные, а такой исход наемное формирование не устраивает.
   - Боюсь, генерал, что об отмене операции и речи быть не может. Теперь тон Остервелта стал холодным, глаза превратились в лед. - Вы приняли предложенную нами технику в качестве первого взноса в счет оговоренной платы, и мои партнеры будут весьма огорчены, если вы нарушите наше соглашение. - Пользуясь молчанием, Остервелт продолжил значительно тише, заставляя присутствующих прислушиваться: - К тому же вы не вправе утверждать, что подобное развитие событий застало вас врасплох. При обсуждении контракта я поставил вас в известность, что наши сведения неполные. Если вы усматривали в этом проблему, надо было сразу мне заявить.
   - Что это вы так разошлись? У вас, что, за спиной целая армия? угрожающе произнес один из батальонных командиров. Остервелт кивнул.
   - Потому что ни один волос не упадет с моей головы. Дамы и господа, мои партнеры отлично знают, где я нахожусь. Если со мной что-нибудь случится, они будут крайне недовольны. Полагаю, что техника, которой мы вас снабдили, служит красноречивым доказательством наших возможностей.
   Он улыбался, чувствуя небывалое наслаждение. Он сам не ожидал, что риск способен так взбудоражить его кровь. Тем не менее пора было подсластить пилюлю, и поскорее, не то кто-нибудь из головорезов даст волю злости.
   - Спокойствие, дамы и господа! Я неоднократно говорил и повторяю сейчас, что нам жизненно необходим успех этой операции. Уверяю вас, мои партнеры не сидели сложа руки. Как только было обнаружено присутствие Боло, они стали составлять план, как обезвредить боевую машину.
   - Боло? - усмехнулась Гранджер. - Было бы невероятно, если бы вам удалось обвести Боло вокруг пальца. Да будет вам известно, мистер Скалли, Боло не так-то легко подкупить!
   - Самого Боло - да, но команду - другое дело, - негромко проговорил Остервелт. Гранджер пристально посмотрела на него.
   - Извольте объяснить, - попросил Матусек. Остервелт сцепил пальцы на столе и выпрямился.
   - Конечно, генерал. Для начала разрешите напомнить, что Боло, о котором идет речь, уже восемьдесят лет. Он, несомненно, остается могучей боевой машиной, но это всего лишь модель XXIII, тогда как ваши "Големы" основаны на модели XXIV. Они лишены психотронной начинки, но ведь оружие, системы защиты и схемы Боло отстают от них на целых восемьдесят лет. Даже если бы вашим "Големам" пришлось вступить с этой машиной в бой, мои партнеры просили вас заверить, что вероятность победы равна восьмидесяти процентам.
   Кто-то презрительно хмыкнул. Остервелт улыбнулся.
   - Полностью с вами согласен, - обратился он к оппоненту. - Людям, не рискующим собственной шкурой, ничего не стоит теоретизировать насчет гипотетического исхода столкновения с Боло. Но, думаю, вам хватило бы беглого изучения характеристик модели XXIII/B, чтобы убедиться, что эти расчеты ближе к реальности, нежели эмоции. Хотя лучше было бы вообще не вступать с Боло в соприкосновение.
   - Любопытно, как вы этого добьетесь, - буркнула женщина-военный. Ее тон не предвещал ничего хорошего, глаза оставались прищуренными. Остервелт решил, что полковник Гранджер относится к тем офицерам, которые стали бы задавать неудобные вопросы, окажись они на месте командующего. К счастью, она была полевым командиром, доверявшим заключение контрактов начальству.
   - Еще как любопытно, полковник Гранджер! Мои партнеры предлагают весьма остроумное решение проблемы. К моменту вашего нападения на планету Боло будет выведен из строя.
   - Вот как? - Гранджер вскинулась. - Ваши партнеры - волшебники, мистер Скалли?
   - Вроде того. Они уже объяснили свой план. Должен признаться, сначала я удивился, но, вникнув в детали, убедился, что план просто обречен на успех.
   - Вы окрылены верой? Рада за вас! К сожалению, рисковать придется не вам, а нам, - огрызнулась Гранджер.
   - Ошибаетесь. Я буду участвовать в рейде наравне с вами, - просто ответил Остервелт. Кто-то засмеялся, но Остервелт поднял руку и добился тишины. - Для нападения на планету все три ваши корабля должны разместиться на ее орбите. Как вам известно, Боло способен сбивать летательные аппараты. - Офицеры закивали. - Я останусь с вами на борту одного из кораблей, чтобы продемонстрировать, как я доверяю своим партнерам и их плану. Если Боло дотянется до вас, то и мне будет крышка. Не это ли убедительнейшее доказательство искренности моих намерений?
   Глава 12
   Задняя башня с "Хеллборами" Ники чуть заметно изменила угол поворота. Перемена положения башни была незначительной, но достаточной, чтобы Пол Меррит, наслаждавшийся предзакатным подобием прохлады, остался в тени. Капитан машинально отметил про себя эту любезность, о которой не просил, но не отвлек своего внимания от игры света и тени на поверхности воды. Круги от поплавка убегали вниз по течению; где-то неподалеку плавала крупная леопардовая форель.
   Меррит смотал леску, выпрямился в складном кресле и взмахнул спиннингом. Яркая блесна, какой только и можно было привлечь внимание леопардовой форели, описала в воздухе дугу, замедлила полет и упала в полуметре от места, где рыболов только что видел форель, ловившую мух. Меррит слегка повел спиннингом, чтобы рыбина обратила внимание на движущуюся блесну. Это ничего не дало. Метровая форель (если она еще не уплыла восвояси) испытывала к рыболову презрение. Понимая, что допустил промах, капитан стал в очередной раз сматывать леску.
   - Этот метод добывания пропитания не слишком эффективен, - заметило приятное сопрано из динамика. Меррит громко запыхтел.
   - Это не добывание пищи, Ника. Я занимаюсь подобным делом ради удовольствия.
   - Удовольствие... - повторила машина. - Понятно. Вы уже посвятили ему три часа, девять минут и двенадцать секунд в стандартном исчислении, так и не поймав ни одной рыбы. Судя по всему, безуспешность всех ваших усилий и составляет "удовольствие".
   - Боло не пристало проявлять сарказм, - откликнулся Меррит. Смотав леску, он проверил блесну и забросил ее снова. - Разве я подвергаю поношению твои любимые занятия?
   - Я ничего не подвергаю поношению, а только наблюдаю. - Из динамика раздался негромкий женский смех.
   - Ладно, наблюдай. - Меррит потянулся за фляжкой и с наслаждением глотнул. Погода, как всегда на Санта-Крус, была жаркой и влажной, но корпус Боло XXIII представлял собой превосходный рыбацкий насест. Меррит поставил складное кресло на ракетной палубе, на высоте двадцати метров над землей. Ника остановилась у берега быстрой реки, на таком расстоянии, чтобы не свалиться в воду - важное обстоятельство, учитывая вес в пятнадцать тысяч тонн. Брызги от шестидесятиметрового водопада, приносимые слабым ветром, покрывали керамическую поверхность Ники влажной пленкой с радужными разводами и приятно холодили голый загорелый торс Меррита.
   - Истинная цель моего занятия, Ника, - не рыбалка, а наслаждение бытием.
   - Каким бытием?
   - Не прикидывайся! Ты ведь у нас поэтесса и отлично понимаешь, о чем я говорю. Бытие - оно бытие и есть.
   - Понимаю.
   Из густых зарослей на другой стороне реки раздалось рычание ящерокошки, похожее на кашель; издалека донесся ответный голос второй хищницы. Одна из многоствольных пушек Ники бесшумно развернулась на звук, однако Ника не уведомила командира о своих действиях. Только дождавшись, когда он снова закинет блесну, она привлекла его внимание.
   - Я не способна чувствовать так же, как люди. Мои датчики улавливают освещенность, влажность, скорость ветра и многое другое, но все эти данные я получаю в качестве результата наблюдений, а не чувств. Тем не менее могу заключить, что день чудесный.
   - Так и есть... - Меррит медленно вел блесной по стремнине, надеясь на удачу. - Не слишком похоже на планету, где я вырос, да и жарковато, но все равно красиво.
   - У меня недостаточно данных по Геликону, но, согласно имеющейся в моем распоряжении информации, говоря "жарковато", вы сильно преуменьшаете свои истинные чувства, господин капитан.
   - В общем-то, нет. Люди легко приспосабливаются, к тому же я давно не был на Геликоне. Сейчас я не отказался бы от холодного циклона. А еще, - его голос стал мечтательным, - мне хочется показать тебе ледниковые поля Геликона или добрую вьюгу. Санта-Крус - неплохая планета. Жаркая и сырая - да, зато красивая и живая. Но снег тоже по-своему красив. Жаль, что я не могу его тебе показать.
   - Никогда не видела снега.
   - Знаю. Ты ведь всю жизнь прожила на планете, где его никогда не бывает.
   - Не совсем так. На полюсах выпадает за год по нескольку метров снега.
   - Когда ты в последний раз была за Полярным кругом?
   - Один-ноль в вашу пользу. Я просто хотела подсказать, что если вам недостает явления снегопада, то есть возможность его понаблюдать.
   - Я и так знаю, что такое снег, Ника. Я же сказал, что хотел показать его тебе.
   - Почему бы вам не захватить туда тактический датчик и не записать это явление? Благодаря этому я смогу...
   - Ника, Ника!.. - Меррит вздохнул. - Ты никак не поймешь... Я не хочу снабжать тебя показаниями датчика, записавшего снегопад. Мне бы хотелось, чтобы ты сама его увидела! Понимаешь, показать то, что ты любишь, это и есть дружба.
   В этот раз молчание воцарилось надолго, и Меррит нетерпеливо нахмурился. В молчании угадывалось нечто новое, может быть, неуверенность. Он еще подождал и кашлянул.
   - Ты в порядке, Ника?
   - Конечно, господин капитан. Все системы функционируют на девяносто девять целых девятьсот шестьдесят три тысячных своих возможностей.
   Меррит встрепенулся. Ответ показался ему странным: он прозвучал, как цитата из книжки. Так полагалось рапортовать исправно работающему Боло. В голове мелькнула тревожная догадка: видимо, в том-то и дело, что он услышал ответ Боло, а не Ники...
   Однако он не успел сформулировать свою мысль: леска натянулась, потом ее сильно рвануло. Механизм завертелся, как бешеный, разматывая леску, способную выдержать семьдесят килограммов. Меррит в восторге вскочил. Недавняя озабоченность была мгновенно вытеснена взрывом детской радости.
   Я наблюдаю посредством камер за командиром, старающимся вытащить из воды леопардовую форель. Ему попался крупный представитель вида, который так яростно пытается уйти, что внимание командира обращено только на него. Я благодарна форели, иначе я выдала бы себя.
   Дружба... Командиру хочется показать мне снегопад, как другу. Он впервые прибег к этому слову для выражения своего отношения, своих чувств ко мне. Это прозвучало без усилия, но мой анализ человеческого поведения показывает, что фундаментальные истины чаще и полнее выражаются обыденной речью, нежели в официальных заявлениях. Представляется, что в природе человека скрывать мысли и убеждения даже от самого себя, если эти мысли и убеждения противоречат основополагающим нормам или так или иначе представляют угрозу для того, кому они принадлежат. Я не считаю это трусостью. Людям не свойственна моя многонацеленность, они не способны отделить одну функцию от другой и перевести отвлекающую информацию в пассивную память, а потому подавляют, временно или постоянно, все, что может помешать эффективной деятельности, которую они в данный момент осуществляют. Вероятно, человечеству пошло бы на пользу заимствование системных функций, которыми оно само оснастило мою психотронику, хотя, поступи люди так, они перестали бы быть теми, кто меня создал.
   Однако, даже будучи подавленными, человеческие мысли не стираются окончательно. Они остаются на подсознательном уровне, сохраняя способность воздействовать на поведение, подобно той потаенной мысли, которая влияет на поведение моего командира.
   Он, сам того не заметив, назвал меня своим другом. И я не верю, что командир называет меня так без всякого основания. Я замечала, как иной раз смягчается его голос, как он улыбается, обращаясь ко мне. Возможно, более современный Боло не обратил бы на все это внимания, однако я задумана, сконструирована и запрограммирована как раз таким образом, чтобы улавливать все грани эмоций.
   Мой командир пошел дальше синдрома идентификации с руководством. Для него не существует более разницы между человеком и машиной. Я перестала быть для него изделием, плодом человеческой изобретательности, а превратилась в личность, в индивидуальность, в друга.
   Это неприемлемо. Армейский офицер не должен забывать, что его машина, при всей своей разумности, не является человеком. Боло аппарат, конструкция, орудие войны, и ничто не должно помешать командиру полностью использовать его по назначению. Мы - воины на службе человечества, возможно, соратники и товарищи на ратном поле, но не более того. Дальше этого мы заходить не должны, поскольку в противном случае наши командиры откажутся нами рисковать, что и произошло с моим командиром на Сандлоте.
   Все это мне известно. В этом и состоит сердцевина военной доктрины взаимодействия человека и Боло, стратегии, сохранявшей Конкордат на протяжении девяти столетий. Однако ценность моего знания равна нулю, ибо оно ничего не меняет. Командир считает меня своим другом. Более того, пусть сам он пока этого не сознает, но я для него - даже больше, чем друг.