– Значит, опять «Альдзеро»? – Свинтус огорченно отвернулся.
   Попался, голубчик. Но за базар надо отвечать, сказал – надо делать. Надо покупать. «Альдзеро», урожая двухтысячного года, вино, которое я ему заказала, стоило почти штуку баксов за бутылку. Между нами считалось, что это – мое самое любимое вино. И даже не самое, а вообще единственное, которое я соглашалась пить. Только это вино, только этого года. Такая я вот капризуля. А во всех остальных случаях, если мне предлагалось что-то другое, я пила воду и устраивала истерики. Иногда мне удавалось вытрясти из Свинтуса до пяти бутылок «Альдзеро» в месяц. Бесил его такой мой привередливый вкус страшно, но, будем честными, его во мне вообще много что бесило.
   – Мне сказали, что вино мне полезно. Нужно для крови, – добавила я, порадовавшись внезапной находке. Что ж я раньше этот аргумент не использовала?
   – Что эти козлы со «Скорых» понимают! Это не врачи, а неудачники! – рявкнул Свинтус.
   Понял мой ненаглядный, что с вином теперь придется все время разбираться. Я предполагала, что через какое-то время Свинтус все же откажется играть в мои жестокие игры и придется изобретать новые схемы. Но пока что он еще был щедр, и этим нельзя было не пользоваться.
 
   Зачем я это делала? Почему именно «Альдзеро»? Что это вообще за капризы? Поймите правильно, вся моя жизнь – с ночи до утра и обратно – это тот же самый рабочий процесс. Это бизнес, это коммерция. Кто-то идет с утра на работу в офис, кто-то копает канавы, кто-то лечит людей. Я живу со Свинтусом, и это мой бизнес. Чтобы все стало окончательно понятно, я скажу, что меньше часа назад Свинтусова жена Марина восхищалась не настоящим, а поддельным вином «Альдзеро». Подделала я его сама.
   Свинтус часто говорит, что бизнес должен быть социально ответственным. При этом он имеет в виду, что ответственность у бизнеса возникает перед очень узкой частью социума, конкретно – перед ним, перед Свинтусом. И если социальной ответственности не хватает, Свинтус идет и беспощадно борется и карает очередного коррупционера, с которым не удалось договориться по-хорошему.
   Но я лично считаю, что прежде всего бизнес должен быть прибыльным. Бизнесом с «Альдзеро» я более чем довольна. Инвестиции были – всего ничего. Несколько сохраненных пустых бутылок, напольный закупориватель для корковых пробок, запас самих пробок (их легко купить) и полиэтиленовых внешних пробок, которые я снимаю с дешевых до неприличия бутылок молдавского вина – они так неплотно прилегают, что слетают в минуту. Вот и все вложения. В качестве наполнителя – массандровский «Ай-Серез». Свинтус их не различает, да и жена его, как теперь получается, тоже вполне полюбила это дешевое, терпкое, густое винцо.
   Примерно раз в месяц я устраиваю в одном арендованном мной для этих целей гараже кружок «умелые руки». Результат впечатляет. Отличить подделку от оригинала легко и просто, если хотя бы приглядеться к горлышку бутылки. Но меня это не пугает. Свинтус срывает обертки, ни на что не глядя, а вино он вообще-то терпеть не может, предпочитая более крепкие напитки.
   Так что дальше все просто. Второй этап этого бизнеса заключается в том, чтобы раскрутить Свинтуса на приобретение как можно большего количества этого «самого любимого, единственного и неповторимого» вина моей мечты. Пять бутылок, попадая в мой дом, оказываются тут же заменены на подделки, которые моментально распечатываются и выпиваются (или частично выливаются в унитаз). Самый сложный этап для меня был – третий, и на его организацию ушло приличное время. Но в итоге мною был найден интернет-магазин элитных вин, хозяин которого согласился забирать у меня по пять бутылок этого вина в месяц, при условии, что ему они обходились вдвое дешевле – в пятьсот долларов. Пятьсот на пять – две с половиной тысячи чистыми в месяц, иногда даже больше. Бизнес был хорош, а что насчет социальной ответственности – знаете что, я же свои подделки не в магазины поставляла. Пила и давилась сама. Разве только иногда вместе с женами любовников. Я вообще-то малопьющая, так что вреда от моей подмены не было никакого.
   – Купишь, зайчик? – нежно повторила я, и Свинтус обреченно кивнул. Я про себя хлопнула в ладоши.
   – Куплю даже две, раз ты такая бедняжка. А шоколада или там апельсинов тебе не надо?
   – Я бы могла съесть тирамису, – протянула я после некоторого раздумья. Тут уж, извините, никакого бизнеса. Сладкое я люблю, хоть и позволяю себе его крайне редко. Но сегодня был как раз такой редкий день.
   – Ладненько, ты отдыхай, а я потом к вечеру тебе перезвоню, как все дела закончу.
   – Ты останешься на ночь?
   – Ну, конечно! Разве я могу тебя бросить в таком состоянии! – возмутился он.
   Я поняла, что мое слабое, болезненное, беззащитное состояние ему нравится. Надо будет иметь в виду.
   – Отлично. Принесешь мне телефон? Он в машине, я его забыла. Ладно? – простонала я, вставая со стула. Свинтус подался вперед, кивнул и пошел в комнаты.
   – Ты куда? – непроизвольно взвизгнула я.
   – Мне нужна чистая рубашка, – пробормотал он, набирая на своем мобильнике какой-то номер. Он был сосредоточен и погружен в себя, поэтому не заметил, как я побледнела. Превозмогая придуманную невыносимую боль, я в мгновение ока пересекла гостиную и встала перед ним.
   – А я их еще не все в химчистку отдала.
   – Почему? – спросил он. – И вообще, почему у тебя такой срач?
   – Ну, не знаю. Мне кажется, у меня все хорошо.
   – Ты знаешь, я не понимаю, за что я плачу твоей домработнице! Если она до химчистки не может дойти. Да и ни черта не умеет убираться. – Он говорил громко, глядя по-прежнему на экран телефона.
   Все его чертовы рубашки висели в шкафу, в кабинете, как раз там, где сидела его жена.
   – Я просто не умею так строить людей, как ты.
   – Так дай я с ней поговорю, – предложил он с энтузиазмом. Как ни крути, строить людей – это его самое любимое занятие. – Бабы людям мозг вправлять не умеют.
   – Нет уж. Если ты ей станешь мозг вправлять, тогда она вообще от меня сбежит. А мне не хочется еще чужих людей в дом пускать. Я еле к ней привыкла.
   – Ну, как знаешь, – ухмыльнулся Свинтус. Он думал, что я ревную его и поэтому не хочу знакомить ни с подругами, ни с домработницей. Наивный! Впрочем, я много сил положила, чтобы он думал именно так. – Так в чем мне идти?
   – Иди за моим телефоном, а я пока поищу тебе хорошую рубашку. У меня в шкафу свалка, все валяется. В самом деле, я отчитаю эту бездельницу обязательно! – Я проговорила это все громко-громко, чтобы хоть как-то дать Марине понять, что сейчас произойдет.
   – Мне нужна серая, матовая, – привередничал Свинтус. – Дай я посмотрю.
   – Нет! Серая грязная. – Я встала между ним и шкафом.
   – Люля, ты ошалела? Она мне нужна, серая! – взбеленился он. Все было хорошо в Свинтусе, кроме этой его маниакальной склонности к чистоте и своему «шикарному» внешнему виду.
   – Не кричи на меня! – взвизгнула я. – Я что, не могу подобрать тебе другую рубашку? Ты хочешь сказать, что у меня нет вкуса? Ты достал.
   – Ты что-то сейчас сказала? – набычился он.
   Я поняла, что перебираю.
   – Ты будешь в этом галстуке? Или галстук тоже поменять?
   – Отстань, я сам, – пробормотал Свинтус, отодвинул меня в сторону и подошел к шкафу. – Алло, Николай? – спросил он кого-то в трубке. – Вы на месте? Я уже выезжаю. Да, тут пробка.
 
   Итак, я проиграла битву прямо на последних подступах к баррикадам. Свинтус закончил разговор и отключился. Разговор со мной также был окончен. Больше я ничего сделать не могла. Тут он открыл шкаф.
 
   Я не знаю, из-за чего я в самом деле так распереживалась. Еще утром я слыхом не слыхивала о Марине, свинтусовской жене. И какие у меня были причины за нее переживать? Отчасти, конечно, можно было подумать, что я волновалась за то, как я это все объясню. Как объяснить мужу присутствие его жены в шкафу? С другой стороны, я всегда могла соврать, что она меня запугала. Я могла разрыдаться. Могла сказать, что она угрожала мне плеснуть в лицо кислотой. Могла выдумать все, что угодно. И Свинтус – я не сомневалась, – услыхав все это, развеял бы по ветру прах своей жены. Дело в том, что она для него вообще уже давно была как кость в горле. Откуда я это взяла? Не придумала ли я все это, чтобы подвести хоть какую-то моральную основу под свое вероломное поведение? Как это часто бывает, не сижу ли я одна и не рассказываю ли самой себе сказки о том, что мой любовник живет с женой только из-за… ребенка, болезни, имущества, родителей, по старой памяти… С чего я решила, что он терпеть не может свою жену?
   Когда по вечерам он оставался у меня, чему я, кстати, не могу сказать, чтобы была рада, мы становились намного ближе друг другу. Он вешал на спинки стульев свои пиджаки, раскладывал по полкам и столикам свои вещи. Ванная комната наполнялась его запахами, зеркала забрызгивались, появлялись пушистые кляксы пены для бритья. И еще – он со мной говорил. Рассказывал о жизни, о трудовых буднях борца с коррупцией, о непроходимой тупости своих товарищей, о их фантастической жадности, о глупости терпил, социально безответственных бизнесменов разного пошиба.
   И еще он говорил о жене и дочери. О второй – ласково и с некоторой долей гордости, демонстрируя фотографии и рассказывая о том, как однажды она упала с квадрацикла и разбила губу, так что теперь придется девочке делать пластическую операцию, лучше бы в Лондоне.
   О первой – совсем по-другому. Когда он произносил имя жены, на его лице появлялось усталое и немного брезгливое выражение. К примеру, он говорил:
   – Опять она мне что-то такое скормила, от чего у меня теперь поджелудочная болит.
   – Она плохо готовит?
   – Да она вообще ничего не умеет хорошо делать. – И вздыхает.
   Или рассказывает, что замотался цепляться брючинами за ее розы, которые она развела в огромном количестве.
   – Просто миллион алых роз, – усмехался он.
   Из его комментариев, досадливых, раздраженных или грубоватых можно было понять, что жена его недалекая, некрасивая, ненужная и еще тысяча других «не». И заметьте, я никогда не провоцировала его на эти разговоры, не задавала наводящих вопросов. Наличие такой незаметной и неопасной жены меня устраивало, знать больше я не хотела. Разве что иногда, когда он приходил в своем самом непотребном виде, я могла про себя подумать, что в таком состоянии он мог бы и к жене отправиться, а не ко мне. За что это мне, в самом деле? В пьяном виде он был ужасен. И при этом считал, что выпивка как-то усиливает его мужские силы. Вранье, заявляю официально. Полнейшая чушь. Пьяный мужчина, как тупые ножницы, может хоть сколько вжикать, но ничего не разрежет.
 
   В общем, если б я выдала его жену со всеми потрохами, мне бы за это ничего не было. Это могло оказаться для меня делом безопасным и, возможно, даже прибыльным. После такой истории с кислотой Свинтус бы мне, может, оплатил полет в какое-нибудь приятное место, исключительно для лечения и поправки нервов. Но я побледнела, когда большая волосатая рука Свинтуса раздвинула двери шкафа-купе. Я готова была провалиться сквозь землю.
   – Нет, Люля, ну это ни в какие ворота. Ты издеваешься? Тут что, Мамай прошел? Я за эти тряпки кучу денег платил, ты ошалела? – Он верещал, изумленно оглядывая перевернутую вверх дном одежду с полок и вешалок.
   Я на мгновение потеряла дар речи – такой кавардак открывался передо мной. Платья, куртки, свитера и пиджаки свисали на рукавах, вешалки упали, внизу валялась куча моих платков и стопки постельного белья. Я была в шоке, такого побоища я не видела никогда. До меня медленно дошло, что под грудами шмоток закопана она, моя новая знакомая с легкой рукой и аптечкой в кармане. Я прыгнула к шкафу, выхватила оттуда упакованную в целлофан вешалку с серой рубашкой и захлопнула шкаф.
   – Я ее уволю, клянусь. Найму другую. Вот твоя рубашка, я ее, оказывается, уже почистила. – И сунула ему в руки вешалку.
   – Юля, я не позволю спускать в унитаз мои деньги. Мне все равно. Если не умеешь договориться с прислугой, учись не мусорить и не гадить.
   – Ты… ты… – Я не придумала ничего лучше, как разрыдаться.
   Я бросилась в гостиную и принялась биться в конвульсиях, крича, что раз я, по его мнению, гажу, то обида моя будет глубока и неисцелима. Потом я начала резко куда-то собираться, прямо в чем была (тренировочные и бюстгальтер Blugirl, 200 $ США), накинув только курточку сверху. Я вырывала у него сумку и стонала, он кричал, что не позволит мне выйти из дому в таком виде и вообще ни в каком виде не позволит мне никуда выйти. В конечном итоге он, краснея от ярости, отобрал у меня паспорт, права, ключи от машины и все наличные деньги – чтобы лишить аргумента.
   – Я вернусь через пару часов, – крикнул он, натягивая серую рубашку. – Тогда и телефон принесу. Тебе надо успокоиться.
   – Я спокойна! Мне все равно! Мне не нужны твои деньги. И машина не нужна.
   – Конечно. Ага! Спокойна она, как бешеная корова.
   – Ты назвал меня коровой? Ты… Убирайся!
   – Ты меня не так поняла. Я имел в виду… – зашелестел испуганный Свинтус.
   – Все я правильно поняла. Ты действительно считаешь, что я толстая? Кошмар. Видеть тебя не хочу. Мир не без добрых людей. Не пропаду! Не смей появляться, пока я не похудею.
   – Сдурела? Куда тебе худеть? – тут же исправился Свинтус, но меня уже было не остановить.
   В итоге он позорно сбежал и при этом матерился так, что было слышно даже в лифте, когда тот спускался. Я успокоилась, едва звуки двигающейся кабины отдалились от меня и стихли. Подскочив к балкону, я аккуратно высунулась наружу и дождалась, пока машина Свинтуса (новая, красивая) не пересекла наш двор и не уехала, чуть не свернув шлагбаум. Я улыбнулась.
   – Марина!
   – Ушел? – раздалось сдавленное шипение из глубин моего потерпевшего бедствие и кораблекрушение шкафа. Гламурный корабль на измятом парусе из брендовых тряпок прибыл-таки в спокойную гавань.
   – Да, да. Можешь не шипеть, машина уехала. Пару часов его не будет.
   – Вот это театр абсурда! – уже громче выдавила из себя Марина.
   Я открыла дверцу шкафа и выкопала Марину из-под кучи тряпок. Вид у нее был – умереть не встать. Лохматая, потрепанная, с красным лицом. Видать, не так уж и много воздуха в моем вентилируемом шкафу. Пот так и тек по ее лицу, она тяжело дышала.
   Мы в немом изумлении таращились друг на друга. Потом, не сговариваясь, расхохотались. Марина так и сидела, хохоча, на куче моего белья, а в руках держала… м-м-м… как бы сказать поточнее, камуфляж горничной, состоящий из фартучка, юбочки, чулков и кокошничка. Только куплена была эта униформа не для того, чтобы трудиться на поле стерилизации помещений. Есть и другие приложения у костюмов горничной, медсестры или стюардессы. Свинтус любил горничных больше, чем медсестер. Он особенно полюбил этот наряд и эту игру после того, как уверился в том, что я ревную его к домработнице.
   – Ну что, опять проштрафилась, малышка? – спрашивал он, глядя на мои, прямо сказать, длиннющие ноги, облаченные в белоснежные чулки.
   – О, простите, господин, – отвечала я, поворачиваясь к нему спиной и смахивая специальной щеткой пыль с книжной полки. Трюк, приводивший Свинтуса в неистовство.
   В руках его жены атрибуты моей трудовой жизни смотрелись нелепо. Я бросилась к ней.
   – Ты зачем это вытащила? – Я забрала свою униформу из рук Марины так, словно бы это была бомба замедленного действия.
   – Он так кричал. Ты его совсем не боишься?
   – Я? Ну, боюсь, конечно, – заверила ее я. – Вообще-то Свин… то есть твой муж – он опасный человек.
   – Я думала, он тебя ударит.
   – Это вряд ли, – усмехнулась я. – Он бы и хотел, но…
   – Вы поругались конкретно, – сказала она, и в голосе ее звучало некоторое удовольствие.
   – Ну да, конкретно. Он побежал за вином.
   – Как ты это делаешь?
   – Что?
   – Крутишь им?
   – В двух словах не объяснишь, – пожала я плечами.
   Это, кстати, правда. Умение управляться с мужчинами – дело сложное и требующее изучения как теоретического, так и практического. Кроме того, как и в любом деле, к этому нужно иметь некоторую природную склонность, некоторый талант, которого, как я могла уже с уверенностью сказать, у Марины не было.
   – У тебя не осталось вина? – спросила она, вернувшись в кухню.
 
   Я вздохнула и пошла за новой бутылкой поддельного «Альдзеро». Чтобы Марина не повредила ни этикетку, ни бутылку, я сама открыла ее и наполнила ее бокал.
   – А ты? – спросила она, и взгляд ее был умоляющим.
   – А мне уже хватит, – честно призналась я. – Думаю, тебе лучше уйти. Он может и раньше вернуться.
   – Мне кажется, он ушел в такой ярости. Деньги отобрал! Может, он и не вернется вообще.
   – Вернется. Это у нас такие… эротические игры. Он боится, что, если мне оставить деньги и машину, я могу на пару недель исчезнуть. Такое уже было.
   – Ты сумасшедшая, – сказала Марина. В ее голосе прозвучали нотки восхищения. А может, мне просто показалось?
   – Ладно, рада была познакомиться и все такое. Можешь забрать бутылку с собой. Главное, выходи из подъезда осторожнее. Мало ли что. Ну и… береги себя.
   – Ты тоже.
   Марина стояла в прихожей, усталая и прилично пьяная. Я постаралась не думать о том, как она поведет машину. Мелькнула мысль о том, чтобы вызвать трезвого водителя, что было дорого, долго и опасно. Тогда я позвонила нашему дворнику Тимофею, спросила у него, нет ли у них водителей. Оказалось, что Тимофей и сам не против подработать.
   – Спасибо, – запоздало вспомнила я, – спасибо за укол.
   – И тебе. Спасибо за все. Спасибо, что не сдала.
   – Будем жить дальше?
   – Будем жить, – кивнула она. – Будем прозябать.
   – Слушай, тебе нужно обязательно поменять краску для волос, – сказала вдруг я зачем-то. – Эта тебе не подходит.
   – Но это дорогая краска, – возмутилась Марина. – «Гарнье»!
   – Ты что, пользуешься красками из супермаркетов? – ахнула я. Не зря мне показалось, что краска жуткая. – Они же все перекисленные, слишком концентрированные.
   – А чем пользоваться?
   – Ну… бери хотя бы Colorica, это итальянская краска, профессиональная. Вообще, лучше пойди в салон, пусть тебе все подберут.
   – Да ладно, мне все равно. – Она пробормотала это себе под нос, еле слышно. Пришел лифт, она зашла в него, не слишком-то уверенными шагами. Тимофей терпеливо ждал во дворе. Я подошла, чтобы нажать на кнопку, а Марина вдруг подняла на меня глаза и сказала: – А я никогда не играла в такие игры. Никогда.
   – Ты о чем?
   – Ни в эротические игры, ни в ролевые, ни в какие!
   – Ну, ты же жена, – успокоила ее я. – Женам не положено.
   – Почему?
   Было странно, что спросила она об этом с сожалением. Нет, все же эта Марина вызывала у меня странные чувства. И самым странным из них было возникшее из ниоткуда чувство беспокойства за нее.
   Я вернулась в квартиру, прикрыла дверь и принялась убираться. Еще одна часть моего бизнеса была выражена в том, чтобы зажимать себе зарплату, предназначенную домработнице. Убиралась я не бог весть как и мастером в этой области не была, но пара лишних тысяч в месяц ложилась на мои счета в банке, и ради этого я была готова помахать веником и шваброй. Главное, чтобы за этим делом меня бы не поймали. Работа есть работа. Спина потихоньку снова начала ныть, и я пошла выпила таблетку, прописанную Мариной. Определенно, придется идти и лечиться. Как бы так обернуть все это дело, чтобы зажать немного денег и тут?

Глава 5, в которой я использую комплект № 4 (800 $ США)

   То, что произошло, – самое странное, пожалуй, во всей моей жизни. Я не о встрече с Мариной у меня дома, а о том, что было потом. И ведь, положа руку на сердце, со мной происходило предостаточно странных событий. Вся моя жизнь – это калейдоскоп несуразностей и нелепостей. Само мое рождение, странный программный сбой, генетическая ошибка, поместившая меня в чрево моей матери, именно меня, именно к ней, стало началом странностей в моей жизни. Некоторые из них – хорошие, некоторые – сомнительные. Большая часть неприятная, неожиданный удар в спину, ураган, выметающий все самое важное из моей жизни. Я о переломах, конечно же. В нужном месте, в нужное время. Ладно, нельзя мне об этом думать, не стоит. Когда я думаю о том, какая должна была у меня быть жизнь, я кусаю губы в кровь и хочу кому-нибудь набить морду. Но кому? Судьбе-то ее не набьешь, у нее и морды нет. И потом, у нее вся колода крапленая, все козыри в рукавах, с ней лучше вообще не играть – здоровей будешь, это уж я усвоила. Остается только крутиться как хочешь. Занимать свое место под солнцем любой ценой. А что остается таким «везунчикам», как я?
   Итак, нелепость. Мы с Мариной сидим в кафе, открытая застекленная терраса, из-за которого вид на храм Христа Спасителя, также просматривается другой берег реки. Мы молчим и потягиваем свой кофе, воздух прохладный и влажный, дышится легко, но в воздухе уже чувствуется суровое дыхание приближающихся холодов. Террасы закроют, солнце скроется до весны. Мы молчим, я ковыряю ложечкой в мятном десерте. Марина ждет пасту. Чуть теплые лучи осеннего солнца нежно ласкают наши лица, заставляя прикрыть глаза. Деревья на бульваре яркие, как в пластилиновых мультфильмах, а ветра совсем нет. Золотая осень.
   Для чего мы тут сидим с Мариной – хороший вопрос. Мы встретились вовсе не для того, чтобы обсудить нашу «ситуацию», не для того, чтобы принять какие-то решения или бросить друг в друга какие-то обвинения. Мы встретились, чтобы провести вместе день. Маразм? Не то слово.
   Марина позвонила мне примерно через неделю после дикого и немыслимого эпизода со шкафом. Я невыносимо скучала, лишенная привычной программы времяпрепровождения. Я нигде не работаю, не учусь, ничего не делаю и по большей части занята только тем, что ухаживаю за своим рабочим инструментом – за самой собой. Утро – два стакана воды с лимоном, горсть ягод (только свежие), биойогурт, зарядка, прогулка, йога, отжимания, маски, массаж. Красивая женщина – это тяжелая работа, по большей части скучная и однообразная. Ненавижу солярий, я люблю танцы и картины, интересные разговоры, премьеры спектаклей и большие шоу на свежем воздухе. Но все это мне почти недоступно, так как Свинтус никуда ходить не любит и на все мои просьбы отвечает, насупив брови: «Посмотрим». Что в его случае означает «нет, никогда и ни за что». При этом отпускать меня на премьеры одну он тоже не считает возможным. Говорит, что бабам не положено таскаться в одиночестве. У Свинтуса, куда ни плюнь, «бабам не положено», чертов собственник. Теперь же, когда физические нагрузки были вычеркнуты из моей жизни и заменены таблетками и мазями, оханьем и лежанием на диване, я сидела целыми днями перед телевизором и уже начинала чувствовать, что теряю человеческий облик. Тут мне и позвонила Марина. Я отставила в сторону ведерко с мороженым «Семифредо», чуть не поперхнувшись, когда услышала в трубке телефона ее голос.
   – Юля, ты можешь сейчас говорить? – спросила она и выждала, пока я приду в себя.
   – Марина? Да, могу.
   – Его нет?
   – Нет, – покачала я головой.
   – Слушай, я хотела уточнить, в каком ты салоне волосы красишь. Помнишь, ты сказала, что мне надо поменять краску для волос. Вот я и подумала, что, может, ты мне посоветуешь хорошего мастера?
   – Ну… надо подумать, – ответила я совсем по-Свинтусовски, ибо вопрос был непростой. Волосы спасать ей, конечно, нужно, но не давать же Марине, жене моего «спонсора», явки, адреса и пароли собственных мастеров. Что, если она проболтается, кто она и кто я. И кто мы друг другу? Моя маникюрша, к примеру, один из немногих людей на этой планете, с кем я могу долго и с комфортом болтать обо всем на свете, в том числе о своем «муже», о проблемах с его пьянством, о том, как меня все достало… Она понятия не имеет, насколько он мне не муж. Как и массажистка, которая, на секундочку, делает массаж не только мне, но и Свинтусу. Что ж, теперь она еще и его жену будет обслуживать? То-то будет веселая история, дружная семья.
   – Ты не волнуйся, мне только проконсультироваться хотя бы. Я скажу, что я просто твоя подруга… по поликлинике. Могу сказать, что я твой терапевт.
   – Ну… пиши телефон, – решилась я.
   Однако дала я ей только номер своей запасной парикмахерши, к которой я обращалась, когда не удавалось попасть к своему постоянному мастеру. После этого разговора прошла еще неделя или чуть меньше, но я, признаться, даже не была в курсе, сходила Марина к специалисту или нет, и вообще о Марине забыла. Я чувствовала себя уже получше, рентген в клинике, куда меня привел Свинтус, показал протрузию в одном диске (кто бы сомневался!), но прогноз был скорее обнадеживающий. Я даже снова стала делать зарядку, только очень осторожно.
   И еще под соусом моей временной нетрудоспособности я также, можно сказать, взяла больничный на основной работе – я не занималась сексом со Свинтусом, отчего тоже начала расцветать и наполняться жизненной силой. Если кто скажет вам, что мужчины в возрасте около пятидесяти не так уже неутомимы и уступают юным парням – не верьте. Взрослые мужчины способны заниматься сексом долго, методично, спокойно и без спешки, пока партнерша не начнет молить о пощаде. Перерыв – это было как раз то, что нужно.
   – Что делаешь? – спросила Марина тоном старой доброй подружки. Эта игра начала меня несколько нервировать. С другой стороны, мне было не особенно весело, я скучала. А Марина явно не намеревалась создавать мне сложности.