Страница:
Часть первая
Я все равно тебя найду
Глава 1,
в которой история представляется банальной
Традиционно принято считать, что женщина может быть либо замужем, либо нет. Третьего не дано. Замужние дамы носят обручальное кольцо, словно это какой-то орден Славы, а не простая безделушка из золота триста восемьдесят пятой пробы. Незамужнюю же мадам (вернее, мадемуазель, хотя к девушке «за тридцать» это слово уже не подходит) можно всегда узнать по идеальному макияжу, без которого она не выйдет даже к мусоропроводу. Мало ли кто там будет курить!
Первые относятся ко вторым с некоторым снисхождением, но в душе побаиваются какой-нибудь скрытой атаки на мужей. Мало ли что! Вторые презрительно пожимают плечами и говорят: «Да если бы я только захотела, то была бы замужем через пять минут! Я просто слишком разборчива!», хотя на самом деле их волнует только один вопрос: и что он в ней нашел?! Риторический вопрос, как вы понимаете. И, конечно, незамужние дамы в каждом симпатичном мужчине младше шестидесяти лет пытаются разглядеть Большую Любовь.
Мне намного проще жить на свете, поскольку я не принадлежу ни к одному из этих кланов. Я жрица чистой любви, которой ни к чему красить ресницы перед походом в булочную за хлебом. Мне ни к чему условности, поскольку я свободна как птица, хоть моя жизнь и наполнена самой чистой, самой прекрасной любовью на свете. Я – совершенное существо. Я уверенно стою на земле и спокойно отвечаю за себя пред лицом господа. Я – мать-одиночка. Да, у меня нет пресловутой стабильности, при которой я обязана подавать ужин в одно и то же время, но я и не одинока, поскольку прекрасный трехлетний мальчик уверен, что я – средоточие всего самого лучшего в мире, самая красивая, умная и добрая женщина на земле. Конечно, это мой сын Артем, Темка. Я абсолютно довольна жизнью, хотя всего четыре года назад, влюбленная и несчастная, пыталась заарканить одного сорокалетнего преподавателя истории. Он казался мне ответом на все мои молитвы. А вот его жена не была со мной согласна… Михаил Артурович оказался быстрее, выше и сильнее меня. Он остался со своей законной супругой, с кафедрой истории и со словами: «Извини, дорогая, но с чего ты взяла, что это именно мой ребенок?» И еще: «Если хочешь, я дам тебе денег на аборт»… И вот, беременная, порядком оскорбленная – но не одинокая (с лучшей подругой Ольгой Соловейка, заменившей мне психиатра, терапевта и отца ребенка), я была предоставлена своей судьбе.
– Я не могу без него жить! – уверяла я подругу в то время, как она лопала прописанную мне курагу и плевала на все мои стенания.
– Это без меня ты не можешь жить, потому что с детства я у тебя вместо Деда Мороза – решаю все проблемы. А без какого-то козла, который тем более влепил мне тройку по истории России, проживешь.
– Я его люблю! – настаивала я. – Я сделаю все, чтобы его завоевать! Он поймет, что лучше меня для него никого нет.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга, плеснув себе чаю. – Пляши, клоун, может, дадут конфетку.
– Зачем ты так? – всхлипнула я. – Это же трагедия.
– Я тебя уверяю, что уже через год ты посмотришь на это по-другому. – Ольга по очереди открыла все шкафчики на кухне, тщетно пытаясь что-то там найти.
– Чего ты там копаешься? – я приподняла бровь.
Ольга с задумчивым видом закрыла последний шкафчик и раздосадованно огляделась.
– Неужели в этом доме нет ни одной, самой завалященькой шоколадки? – спросила она.
– Ты настоящий Карлсон! – возмутилась я. – У подруги горе, а она ищет шоколад. Лучше иди и скажи мне, какой он подлец, однозначно!
– Это тебе к Жириновскому надо. Значит, нет шоколада? – Ольга с надеждой уставилась на дверь кладовки.
– Посмотри в зеркало! Тебе не шоколад надо есть, а зеленую спаржу, – подколола я подругу. Ольга была нешуточных размеров и занимала значительную часть моей шестиметровой кухни.
– Спаржу надо есть тебе, – злобно фыркнула подруга и с мученическим выражением на лице доела курагу.
Самое интересное, что Ольга оказалась права. Не насчет спаржи, конечно, а когда рассуждала о моем горе. Через год я действительно на все посмотрела иначе.
Артемчик носился и рожался на удивление легко. Он так сильно хотел появиться на свет, что готов был сидеть в моем животе тихо-тихо, не отвлекая меня от прямых обязанностей. Это я про мои наивные мечты «показать, как он ошибался» и «достучаться до его отцовского чувства». Михаил Артурович ходил по коридорам моего родного гуманитарного университета, глядя сквозь меня и игнорируя мои демонстративные комбинезоны для беременных.
– Еще ни одного мужика никто не удержал с помощью живота! – заверяла меня Ольга, жалостливо взирая на все мои «ходы конем». После чего сама влюбилась в Женьку Пронина, нашего светилу программирования с параллельного потока, и немедленно принялась рожать ему детей.
– Ну вот! Работает же! – восклицала я, тыча пальцем в Ольгин штамп в паспорте. – Всего одна дочь и понадобилась!
– Не тренди. Он меня любит и без Васюты, – важно заявила Соловейка, сверкнув новеньким обручальным кольцом.
А потом, чисто для гарантий, в качестве контрольного выстрела прибавила к дочке Василисе сына Шурика, после которого Женька стал волчком бегать по городу, зарабатывая деньги на все семейство. И конечно, эдакая семейная идиллия внесла бы невосполнимую брешь в нашу многолетнюю дружбу, если бы не тот факт, что мы неожиданно и почти одномоментно стали обладательницами трех практически одинаковых по возрасту и степени шума-гама детей. Когда я начинала орать на трехмесячного Темку, не выдерживая его исполинского четырехчасового воя «ни минуты покоя, знайте, враги, я пришел», Оля выползала из своей квартиры на верхнем этаже и, беременная Васютой, шла, чтобы укачать Тему, пока я металась по району в поисках глотка свежего воздуха. Вскоре ситуация изменилась.
– Я сойду с ума! – кричала она на одномесячную Васюту, которой было хорошо только в одном положении – на маминых руках в режиме раскачивания с радиусом сто восемьдесят градусов.
– Иди погуляй, – вздыхала я и оставалась один на один с двумя голосящими младенцами.
Васюта плевалась и требовала мать, Темка кусал меня за грудь четырьмя зубами и отказывался выпускать сосок из губ хотя бы на минуту. Это была настоящая проблема, но трудности, как известно, сплачивают. Мы жили как одна семья. Особенно в те моменты, когда Женька был на работе.
Однажды, когда девятимесячный Темка игнорировал Олины погремушечные заигрывания и пытался сорвать с меня лифчик, ловко орудуя маленькими ручками, подруга сказала:
– Весь в отца! – имея в виду, естественно, моего сияющего историка.
– Странно, я совсем о нем не вспоминаю с тех пор, как Темчик родился, – поразилась я.
И действительно, место в моем сердце, до этого плотно занятое моей первой (не по счету, но по значимости) Большой Любовью – Михаилом Артуровичем, освободилось под грузом Темочкиных децибел, а впоследствии и вовсе было окончательно и бесповоротно занято им же самим.
– Зачем вспоминать идиотов? – философски отметила Ольга.
– Не знаю, идиот он или нет, вроде на учете в диспансере не стоит. А все-таки странно, что ему совершенно не интересно, как растет его сын. Все же это не слишком нормально, не считаешь?
– Это есть уникальное явление современности: одинокая мать, полностью владеющая самым драгоценным призом – сыном-наследником, – Ольга вещала, подняв вверх указательный палец. – Наш мир явно сошел с ума, если мужчина, вместо того чтобы с руками оторвать у тебя этого мальчика, а тебя посадить под замок, отпихивается, как только может, от самого большого счастья.
– Я бы поняла, если бы у него были сыновья в каждом порту, – подметила я, – но ведь нет, ни одного мальчика (насколько я была осведомлена, с законной женой у него была только одна дочь).
– Заметь, когда он об этом задумается, будет поздно! И потом, еще ни один мужчина не смог родить себе сына самостоятельно. Наше безумное время делает из мужчин манекенов. Они и сами уже не понимают, в чем наколка, – лила бальзам на мои раны добрая подружка.
– Ты знаешь, я так с тобой согласна, так согласна! – всхлипывала я. А Михаил Артурович, наткнувшись в институтском коридоре на меня с Артемкой в кенгурушке (я пришла получить диплом, который из-за родов и последовавшего караула так и валялся в деканате), с такой скоростью рванул в противоположном направлении, что я села и разрыдалась прямо посреди этого самого коридора. Последняя моя мечта о том, как мой избранник прослезится от гордости, увидев круглое улыбающееся личико своего единственного сына, была жестоко разбита!..
– Не думаю, что он когда-нибудь о чем-то задумается, – зло сказала тогда Ольга. – А знаешь, пошел он! Сами вырастим!
– Причем всех, – кивнула я. Так мы и жили, Ольга с мужем и детьми, я – с Ольгой, а Артем со мной. Большая дружная семья. Откровенно говоря, прошло уже три года, за которые образ блистательного рыцаря в исторических доспехах несколько померк. И сейчас, когда Тема отправился нести свою трудовую вахту в детский садик, я окончательно оправилась от потрясения, связанного с крушением моей Большой Любви.
– Пора переходить к маленькой, – уверенно заявила Ольга. – Теперь, Юлька, ты сама должна получать удовольствие от жизни.
– Не могу сказать, что в прошлый раз я удовольствия не получала, – в целях справедливости возразила я. – Однако за удовольствие пришлось довольно дорого платить.
– Это цена за независимость, – подметила подруга. – Вот скажи, ты теперь мечтаешь выйти замуж?
– Если только за миллионера, – процедила я.
Работа операциониста в банке, которой я занялась после того, как сплавила ребенка в места детского заключения, давала мне неплохую финансовую независимость, а мечты о счастливом браке умерли вместе с рождением ребенка. Этим мы – матери-одиночки – и отличаемся от всего остального незамужнего женского мира. Мы уже понимаем, что почем и как устроен этот мир, но при этом не страдаем комплексами и самообманом. Да, не замужем. Но и не одинока. Я мать – а этого для женщины более чем достаточно.
– А зачем тебе замуж за миллионера? – придуриваясь, изобразила удивление Ольга. Мы сидели с ней около подъезда, пытались вымотать до усталости и обессиливания весь наш энергичный и неуемный выводок детей. На дворе облетал желтыми листьями теплый и мокрый октябрь, и домой мы не спешили.
– Например, я наняла бы няню, которая бы сейчас вместо меня перла бы Темыча домой и заставляла лезть в ванну, – немедленно нашла я применение миллионеру.
– А ты? – заулыбалась Оля.
– Я бы пила «джин с тоником», только без «тоника», читала бы какой-нибудь умный географический журнал и готовилась бы принять пенную ванну.
– Что-то я в этом парадизе не наблюдаю твоего миллионера! – поймала меня подруга.
Я вздохнула:
– Ты права, черт возьми. Он может идти по своим делам. Пусть только кредитную карточку оставит.
– Значит, теперь ты не ждешь любви, – констатировала Олечка.
– Ну, почему, – процедила я. – А впрочем, да. Если бы мужик как-то сильно помог мне решить все мои проблемы, еще может быть, а так… Самая Большая Любовь моей жизни уже в прошлом.
– Вернее, она бегает вон в той канаве, перемазанная как свинья.
Оля подорвалась с места и помчалась к детям. Она еще надеялась, что наши с ней разбойники, Васена и Артем, если и упадут в придорожную канаву, то хотя бы Шурика помилуют и оставят на суше. Не тут-то было. Малыши били без промаха, так что через несколько минут мы с Ольгой, пыхтя и ругаясь, тащили наших чумазых «ангелочков» по лестничной клетке, стараясь свести до минимума телесный контакт с ними. Иначе нам пришлось бы отстирывать и свою одежду тоже. Банальное и совсем обычное счастье после обычной банальной драмы.
А между тем вся эта страшно банальная жизнь совсем не казалась мне пресной или скучной. Жизнь делается ведь не внешним лоском и громкими событиями. Мне, например, редко когда приходилось скучать. Начать с того, что у меня имелась злющая и вреднейшая старшая сестрица, отравившая мне лучшие минуты детства. Галка испытывала мое терпение и сейчас, когда мы обе выросли.
– Кто бы мог подумать, что на тебе кто-то женится! – воскликнула сестрица, узнав, в каком я интересном положении. Когда же, к ее вящей радости, выяснилось, что жениться-то как раз на мне никто и не собирается, она не отказала себе в удовольствии поваляться на косточках. Самая настоящая Баба-яга. – Все совершенно объяснимо! Какая бы из тебя вышла жена?! – всплеснула она руками, игнорируя тот факт, что сама она была стерильно одинока и свободна. А ведь старше меня на восемь лет! Галка, кстати, и до сих пор все так же наивно и стойко красится перед тем, как вынести мусор, хотя за все ее тридцать три года жизни на нашей лестничной клетке так никто нужный и не закурил.
– Я прихожу в ужас, когда представляю, какая из нее выйдет мать! – патетично рассказывала она всем своим подругам. – Придется, как всегда, все делать за нее.
– Ага, – кивнула я и подумала, что если все будет как всегда, то моего мальчика ждет нелегкое детство.
Так что я нисколько не скучала. Нескончаемая война с сестрицей вносила разнообразие в мою жизнь. Галка ежедневно норовила доказать всем, что я отвратительная мать и если бы она имела сына… у нее, конечно, все было бы в идеальном порядке. Ну а моей задачей максимум было обеспечение надежной изоляции и защиты малыша от «любящей» тетки.
– Вы только посмотрите, в каком ребеночек виде! – немедленно всплеснула руками Галина, лишь только мы с чумазым, но страшно довольным Артемом переступили порог дома.
– На-ка, возьми и отведи его в ванну, – я сделала вид, что отдаю ей Темку. Тетенька ожидаемо отшатнулась.
– Ты его испачкала – ты его и мой! – с важным видом заявила она, ретируясь в комнату.
Я с облегчением перевела дух. Мне надо было подготовиться к завтрашнему дню, самому длинному и тяжелому за всю неделю. Перед пятницей мне бы не хотелось тратить свои силы на словесную перепалку. Я быстро вымыла Артема, впихнула в его нагулянный голодный ротик гречневой каши с молоком и отправилась спать.
Сон – самое главное, самое важное естественное право человека. Спать в идеале надо не меньше восьми часов в день, правильно рассчитывая момент отхода ко сну, обеспечивая доступ свежего воздуха в помещение для сна и располагаясь на удобном ортопедическом матрасе, на котором ничто (и никто) не воспрепятствует твоему телу принять максимально удобное положение. Желательно за несколько часов до сна не есть и не заниматься активными делами. С утра просыпаться лучше самостоятельно, не пуская в ход механический звон будильника. Мало ли на какой стадии сна он вас выдернет? Вдруг из-за этого ваш организм не сможет достойным образом завершить ночной отдых? Что ж тогда делать? Кричать караул?
Лично мой организм может спать где угодно и когда угодно. Вначале, когда Тема только воцарился в нашей малогабаритной, смежной трехкомнатной квартире, набитой женщинами самых разных возрастов (Я, Галина, мамуля и бабуля), он спал с интервалом в полчаса. Именно так: полчаса ест, полчаса спит, полчаса орет. Галина влетала в мою комнату несколько раз за ночь и орала:
– Немедленно успокой его, это может ужасно сказаться на его здоровье! – я понимала, что речь идет вовсе не о его и даже не о моем здоровье.
– Купи беруши! – орала я ей вслед, но тогда Галка нашла железные аргументы, чтобы пробудить мою спящую дистрофичную совесть.
– Вот, от этих криков у бабушки поднялось давление! Сделай что-нибудь, а то бабушке придется вызывать «Скорую», – трагично вещала Галка, накапывая в моей комнате валидол.
Конечно, после этого я хватала Темку на руки и старалась заглушить малейший его писк. Сестрица отбывала спать, а у меня практически натурально к полугодию сына потекла крыша. Какие, на хрен, восемь часов! Набрать бы в общей сложности три!
– Попробуй спать с ним, – зевнула как-то, глядя на мое несчастное лицо, беременная и весьма хорошо отдохнувшая Соловейка.
– Что ты, это ж непедагогично! – воскликнула я.
– Наплюй! – уверенно кивнула она. – Здоровье дороже.
– Ты считаешь, я не нанесу вред его психике?
– А как насчет твоей? – резонно спросила Оля. Следующей же ночью я уложила Тему рядом с собой, сунула ему в рот грудь и счастливо уснула. Нет, нельзя сказать, что спать с грудным ребенком в кровати – мечта. Конечно, он пинается, конечно, я постоянно боюсь, что задавлю его во сне, поэтому сплю на краю кровати, почти с нее свесившись. Но ведь я сплю почти семь часов полноценного сна! А иногда и все десять! Артем приучился, даже проснувшись раньше меня, лежать спокойно, давая мне лишний часок поспать.
С тех пор мне наплевать на правила сна, правила воспитания и вообще любые другие правила.
Но вся эта антивоспитательная лафа закончилась, когда я вышла на работу. Каждое утро (кроме благословенных выходных) я поднимаю свою задницу с постели в шесть утра (кто-то должен за это ответить!), натягиваю на сладко спящего ребенка кучу штанишек-маек-курток-шапок и несу его в садик. К семи утра!
– Оставляйте его в дежурной группе, – с ненавистью глядя на меня, сказала заведующая, когда я проделала это в первый раз.
– Хорошо! – проигнорировала я ее явный намек, что неплохо бы приводить мальчонку чуть позже. Хотя бы к восьми. Ничего подобного, в восемь часов я уже должна быть на рабочем месте, потому что в восемь тридцать ко мне потянется очередь из желающих провести платеж, погасить кредит или открыть накопительный счет в нашем отделении большого коммерческого банка «Нефтегаз». Нефть, помноженная на газ, привлекала к себе толпы юридических и физических лиц, а также соискателей, всегда готовых занять мое место, если я допущу какой-то промах. А поскольку я очень хотела ежемесячно получать свои семь сотен зеленых, Тема стабильно оказывался в садике ровно в семь ноль-ноль. Первые месяцы он плакал, канючил и издевался над воспитателями, но потом привык и даже умудрялся добираться до садика, особенно не просыпаясь. Я укладывала его, спящего, на кушетку в дежурной группе (где тоже, собственно, никого, кроме сторожа, не было), и он спал до восьми, а потом вставал и шел в свою группу. Можно сказать, мы достигли гармонии. Всю неделю Тема вел себя как мужественный герой хорошего романа, а в пятницу я забирала его пораньше, и мы шли вместе с Олей, Женей и их выводком в баню недалеко от наших домов на Тимирязевской, где дети всей толпой отрывались за прошедшую неделю. Они пять минут сидели в жаркой, даже душной сауне, а потом два часа без остановки плескались в ледяном бассейне.
– Они не простудятся? – боялась поначалу я.
– Дети в банях не простужаются, – изрекла Ольга и продолжила намазывать медом свою филейную часть.
Оля верила, что мед способен избавить ее от целлюлита, даже если она будет продолжать пить чаи с тортиками по три раза на дню. Дети с угрожающе синими губами наперебой кричали «ну, еще немножко», «пять минуточек», «ну, пожалуйста». Я, конечно, первое время сомневалась и волновалась, но потом, когда за целый год Тема заболел только в ту неделю, когда мы НЕ поехали в баню, эта традиция стала для нас священной. Почти как в «Иронии судьбы», но только гораздо чаще.
Именно этим мы и занимались сегодня, устало стирая с лица пот и лениво рассказывая друг другу, как прошел день. У меня он прошел как и всегда. Я старательно отлынивала от лишней работы, упредительно выполняя необходимую свою.
– А я сегодня вычитала, что если есть только мясо, то очень быстро можно похудеть. Хочешь? – поинтересовалась Оля.
– Я? – удивилась я. При моем темпе жизни я не набирала ни грамма, даже если бы съела целую тонну. Да, от природы у меня имелись достаточно тяжелые, крупные бедра, которые доставляли мне массу неприятных минут. Но я давно убедилась, что даже если я вообще брошу есть, мои бедра останутся прежними. Кости не худеют, но могут начать выпирать из-под кожи, что будет еще хуже, чем есть. Кроме того, моим главным замечанием к собственной внешности были короткие ноги, которые не смотрелись в юбках, даже если надеть туфли на жутко длинных каблуках. И, конечно, круглое лицо, слишком широкие скулы. В общем, я старалась не думать о внешности, чтобы не расстраиваться. И тем более мне не были интересны бесконечные Ольгины диеты, которые так ничем ей и не помогали.
– Ты что! Белок творит чудеса! – распиналась она, стараясь уверить всех и себя в том числе, что на этот раз все будет иначе.
– Давай ты первая попробуешь, – деликатно отказалась я.
– Предательница! Все опыты на мне ставите, на мне уже живого места нет, – захныкала Оля. – Между прочим, ты могла бы многое изменить в себе, если бы захотела.
– Ага, – кивнула я. – Только что-то не хочется. Я предпочитаю удобную обувь, от которой не хочется сесть посреди улицы и расплакаться. И ветровки я предпочитаю коротким курткам, открывающим живот. И вообще, вся эта мода – дрянь.
– Но как же тогда мужики тебя заметят? Ведь ты не собираешься всю жизнь провести, сидя у окошка своей кассы. Женя, ты обратил бы внимание на нашу Шубину, если бы встретил ее на улице? – Оля решила ударить своим главным аргументом – обращением к мужчине.
– Конечно! – с готовностью отреагировал Женька.
Ольга нахмурилась и прикусила губу.
– А что бы ты заметил?
– Ну, что не перевелись еще на Руси ломовые бабы, – немедленно обломал мои надежды Женька.
Ольга удовлетворенно цыкнула.
– Ну, не знаю, – уперлась я. – А пусть мужики замечают, какая у меня трепетная душа. Нет, не для того я рожала Артема, чтобы снова надевать шпильки и переходить на одно только мясо. И потом, мне кажется, что такая диета откровенно вредна.
– Да уж, доброго слова от тебя на дождешься, – вздохнула Соловейка, и мы пошли вылавливать наших детей из ледяной воды.
Через час, усталые, сонные и довольные, мы подходили к дому. Все было как всегда, ничто не предвещало бури, которая разразилась буквально через несколько минут. Когда-то я все отдала бы, чтобы случилось то, что случилось, а теперь… Теперь, открыв дверь в квартиру и увидев то, что я увидела, я сказала себе, что, к сожалению, сладкого послебанного сна мне не видать как своих ушей. А жаль!
Первые относятся ко вторым с некоторым снисхождением, но в душе побаиваются какой-нибудь скрытой атаки на мужей. Мало ли что! Вторые презрительно пожимают плечами и говорят: «Да если бы я только захотела, то была бы замужем через пять минут! Я просто слишком разборчива!», хотя на самом деле их волнует только один вопрос: и что он в ней нашел?! Риторический вопрос, как вы понимаете. И, конечно, незамужние дамы в каждом симпатичном мужчине младше шестидесяти лет пытаются разглядеть Большую Любовь.
Мне намного проще жить на свете, поскольку я не принадлежу ни к одному из этих кланов. Я жрица чистой любви, которой ни к чему красить ресницы перед походом в булочную за хлебом. Мне ни к чему условности, поскольку я свободна как птица, хоть моя жизнь и наполнена самой чистой, самой прекрасной любовью на свете. Я – совершенное существо. Я уверенно стою на земле и спокойно отвечаю за себя пред лицом господа. Я – мать-одиночка. Да, у меня нет пресловутой стабильности, при которой я обязана подавать ужин в одно и то же время, но я и не одинока, поскольку прекрасный трехлетний мальчик уверен, что я – средоточие всего самого лучшего в мире, самая красивая, умная и добрая женщина на земле. Конечно, это мой сын Артем, Темка. Я абсолютно довольна жизнью, хотя всего четыре года назад, влюбленная и несчастная, пыталась заарканить одного сорокалетнего преподавателя истории. Он казался мне ответом на все мои молитвы. А вот его жена не была со мной согласна… Михаил Артурович оказался быстрее, выше и сильнее меня. Он остался со своей законной супругой, с кафедрой истории и со словами: «Извини, дорогая, но с чего ты взяла, что это именно мой ребенок?» И еще: «Если хочешь, я дам тебе денег на аборт»… И вот, беременная, порядком оскорбленная – но не одинокая (с лучшей подругой Ольгой Соловейка, заменившей мне психиатра, терапевта и отца ребенка), я была предоставлена своей судьбе.
– Я не могу без него жить! – уверяла я подругу в то время, как она лопала прописанную мне курагу и плевала на все мои стенания.
– Это без меня ты не можешь жить, потому что с детства я у тебя вместо Деда Мороза – решаю все проблемы. А без какого-то козла, который тем более влепил мне тройку по истории России, проживешь.
– Я его люблю! – настаивала я. – Я сделаю все, чтобы его завоевать! Он поймет, что лучше меня для него никого нет.
– Ну-ну, – усмехнулась Ольга, плеснув себе чаю. – Пляши, клоун, может, дадут конфетку.
– Зачем ты так? – всхлипнула я. – Это же трагедия.
– Я тебя уверяю, что уже через год ты посмотришь на это по-другому. – Ольга по очереди открыла все шкафчики на кухне, тщетно пытаясь что-то там найти.
– Чего ты там копаешься? – я приподняла бровь.
Ольга с задумчивым видом закрыла последний шкафчик и раздосадованно огляделась.
– Неужели в этом доме нет ни одной, самой завалященькой шоколадки? – спросила она.
– Ты настоящий Карлсон! – возмутилась я. – У подруги горе, а она ищет шоколад. Лучше иди и скажи мне, какой он подлец, однозначно!
– Это тебе к Жириновскому надо. Значит, нет шоколада? – Ольга с надеждой уставилась на дверь кладовки.
– Посмотри в зеркало! Тебе не шоколад надо есть, а зеленую спаржу, – подколола я подругу. Ольга была нешуточных размеров и занимала значительную часть моей шестиметровой кухни.
– Спаржу надо есть тебе, – злобно фыркнула подруга и с мученическим выражением на лице доела курагу.
Самое интересное, что Ольга оказалась права. Не насчет спаржи, конечно, а когда рассуждала о моем горе. Через год я действительно на все посмотрела иначе.
Артемчик носился и рожался на удивление легко. Он так сильно хотел появиться на свет, что готов был сидеть в моем животе тихо-тихо, не отвлекая меня от прямых обязанностей. Это я про мои наивные мечты «показать, как он ошибался» и «достучаться до его отцовского чувства». Михаил Артурович ходил по коридорам моего родного гуманитарного университета, глядя сквозь меня и игнорируя мои демонстративные комбинезоны для беременных.
– Еще ни одного мужика никто не удержал с помощью живота! – заверяла меня Ольга, жалостливо взирая на все мои «ходы конем». После чего сама влюбилась в Женьку Пронина, нашего светилу программирования с параллельного потока, и немедленно принялась рожать ему детей.
– Ну вот! Работает же! – восклицала я, тыча пальцем в Ольгин штамп в паспорте. – Всего одна дочь и понадобилась!
– Не тренди. Он меня любит и без Васюты, – важно заявила Соловейка, сверкнув новеньким обручальным кольцом.
А потом, чисто для гарантий, в качестве контрольного выстрела прибавила к дочке Василисе сына Шурика, после которого Женька стал волчком бегать по городу, зарабатывая деньги на все семейство. И конечно, эдакая семейная идиллия внесла бы невосполнимую брешь в нашу многолетнюю дружбу, если бы не тот факт, что мы неожиданно и почти одномоментно стали обладательницами трех практически одинаковых по возрасту и степени шума-гама детей. Когда я начинала орать на трехмесячного Темку, не выдерживая его исполинского четырехчасового воя «ни минуты покоя, знайте, враги, я пришел», Оля выползала из своей квартиры на верхнем этаже и, беременная Васютой, шла, чтобы укачать Тему, пока я металась по району в поисках глотка свежего воздуха. Вскоре ситуация изменилась.
– Я сойду с ума! – кричала она на одномесячную Васюту, которой было хорошо только в одном положении – на маминых руках в режиме раскачивания с радиусом сто восемьдесят градусов.
– Иди погуляй, – вздыхала я и оставалась один на один с двумя голосящими младенцами.
Васюта плевалась и требовала мать, Темка кусал меня за грудь четырьмя зубами и отказывался выпускать сосок из губ хотя бы на минуту. Это была настоящая проблема, но трудности, как известно, сплачивают. Мы жили как одна семья. Особенно в те моменты, когда Женька был на работе.
Однажды, когда девятимесячный Темка игнорировал Олины погремушечные заигрывания и пытался сорвать с меня лифчик, ловко орудуя маленькими ручками, подруга сказала:
– Весь в отца! – имея в виду, естественно, моего сияющего историка.
– Странно, я совсем о нем не вспоминаю с тех пор, как Темчик родился, – поразилась я.
И действительно, место в моем сердце, до этого плотно занятое моей первой (не по счету, но по значимости) Большой Любовью – Михаилом Артуровичем, освободилось под грузом Темочкиных децибел, а впоследствии и вовсе было окончательно и бесповоротно занято им же самим.
– Зачем вспоминать идиотов? – философски отметила Ольга.
– Не знаю, идиот он или нет, вроде на учете в диспансере не стоит. А все-таки странно, что ему совершенно не интересно, как растет его сын. Все же это не слишком нормально, не считаешь?
– Это есть уникальное явление современности: одинокая мать, полностью владеющая самым драгоценным призом – сыном-наследником, – Ольга вещала, подняв вверх указательный палец. – Наш мир явно сошел с ума, если мужчина, вместо того чтобы с руками оторвать у тебя этого мальчика, а тебя посадить под замок, отпихивается, как только может, от самого большого счастья.
– Я бы поняла, если бы у него были сыновья в каждом порту, – подметила я, – но ведь нет, ни одного мальчика (насколько я была осведомлена, с законной женой у него была только одна дочь).
– Заметь, когда он об этом задумается, будет поздно! И потом, еще ни один мужчина не смог родить себе сына самостоятельно. Наше безумное время делает из мужчин манекенов. Они и сами уже не понимают, в чем наколка, – лила бальзам на мои раны добрая подружка.
– Ты знаешь, я так с тобой согласна, так согласна! – всхлипывала я. А Михаил Артурович, наткнувшись в институтском коридоре на меня с Артемкой в кенгурушке (я пришла получить диплом, который из-за родов и последовавшего караула так и валялся в деканате), с такой скоростью рванул в противоположном направлении, что я села и разрыдалась прямо посреди этого самого коридора. Последняя моя мечта о том, как мой избранник прослезится от гордости, увидев круглое улыбающееся личико своего единственного сына, была жестоко разбита!..
– Не думаю, что он когда-нибудь о чем-то задумается, – зло сказала тогда Ольга. – А знаешь, пошел он! Сами вырастим!
– Причем всех, – кивнула я. Так мы и жили, Ольга с мужем и детьми, я – с Ольгой, а Артем со мной. Большая дружная семья. Откровенно говоря, прошло уже три года, за которые образ блистательного рыцаря в исторических доспехах несколько померк. И сейчас, когда Тема отправился нести свою трудовую вахту в детский садик, я окончательно оправилась от потрясения, связанного с крушением моей Большой Любви.
– Пора переходить к маленькой, – уверенно заявила Ольга. – Теперь, Юлька, ты сама должна получать удовольствие от жизни.
– Не могу сказать, что в прошлый раз я удовольствия не получала, – в целях справедливости возразила я. – Однако за удовольствие пришлось довольно дорого платить.
– Это цена за независимость, – подметила подруга. – Вот скажи, ты теперь мечтаешь выйти замуж?
– Если только за миллионера, – процедила я.
Работа операциониста в банке, которой я занялась после того, как сплавила ребенка в места детского заключения, давала мне неплохую финансовую независимость, а мечты о счастливом браке умерли вместе с рождением ребенка. Этим мы – матери-одиночки – и отличаемся от всего остального незамужнего женского мира. Мы уже понимаем, что почем и как устроен этот мир, но при этом не страдаем комплексами и самообманом. Да, не замужем. Но и не одинока. Я мать – а этого для женщины более чем достаточно.
– А зачем тебе замуж за миллионера? – придуриваясь, изобразила удивление Ольга. Мы сидели с ней около подъезда, пытались вымотать до усталости и обессиливания весь наш энергичный и неуемный выводок детей. На дворе облетал желтыми листьями теплый и мокрый октябрь, и домой мы не спешили.
– Например, я наняла бы няню, которая бы сейчас вместо меня перла бы Темыча домой и заставляла лезть в ванну, – немедленно нашла я применение миллионеру.
– А ты? – заулыбалась Оля.
– Я бы пила «джин с тоником», только без «тоника», читала бы какой-нибудь умный географический журнал и готовилась бы принять пенную ванну.
– Что-то я в этом парадизе не наблюдаю твоего миллионера! – поймала меня подруга.
Я вздохнула:
– Ты права, черт возьми. Он может идти по своим делам. Пусть только кредитную карточку оставит.
– Значит, теперь ты не ждешь любви, – констатировала Олечка.
– Ну, почему, – процедила я. – А впрочем, да. Если бы мужик как-то сильно помог мне решить все мои проблемы, еще может быть, а так… Самая Большая Любовь моей жизни уже в прошлом.
– Вернее, она бегает вон в той канаве, перемазанная как свинья.
Оля подорвалась с места и помчалась к детям. Она еще надеялась, что наши с ней разбойники, Васена и Артем, если и упадут в придорожную канаву, то хотя бы Шурика помилуют и оставят на суше. Не тут-то было. Малыши били без промаха, так что через несколько минут мы с Ольгой, пыхтя и ругаясь, тащили наших чумазых «ангелочков» по лестничной клетке, стараясь свести до минимума телесный контакт с ними. Иначе нам пришлось бы отстирывать и свою одежду тоже. Банальное и совсем обычное счастье после обычной банальной драмы.
А между тем вся эта страшно банальная жизнь совсем не казалась мне пресной или скучной. Жизнь делается ведь не внешним лоском и громкими событиями. Мне, например, редко когда приходилось скучать. Начать с того, что у меня имелась злющая и вреднейшая старшая сестрица, отравившая мне лучшие минуты детства. Галка испытывала мое терпение и сейчас, когда мы обе выросли.
– Кто бы мог подумать, что на тебе кто-то женится! – воскликнула сестрица, узнав, в каком я интересном положении. Когда же, к ее вящей радости, выяснилось, что жениться-то как раз на мне никто и не собирается, она не отказала себе в удовольствии поваляться на косточках. Самая настоящая Баба-яга. – Все совершенно объяснимо! Какая бы из тебя вышла жена?! – всплеснула она руками, игнорируя тот факт, что сама она была стерильно одинока и свободна. А ведь старше меня на восемь лет! Галка, кстати, и до сих пор все так же наивно и стойко красится перед тем, как вынести мусор, хотя за все ее тридцать три года жизни на нашей лестничной клетке так никто нужный и не закурил.
– Я прихожу в ужас, когда представляю, какая из нее выйдет мать! – патетично рассказывала она всем своим подругам. – Придется, как всегда, все делать за нее.
– Ага, – кивнула я и подумала, что если все будет как всегда, то моего мальчика ждет нелегкое детство.
Так что я нисколько не скучала. Нескончаемая война с сестрицей вносила разнообразие в мою жизнь. Галка ежедневно норовила доказать всем, что я отвратительная мать и если бы она имела сына… у нее, конечно, все было бы в идеальном порядке. Ну а моей задачей максимум было обеспечение надежной изоляции и защиты малыша от «любящей» тетки.
– Вы только посмотрите, в каком ребеночек виде! – немедленно всплеснула руками Галина, лишь только мы с чумазым, но страшно довольным Артемом переступили порог дома.
– На-ка, возьми и отведи его в ванну, – я сделала вид, что отдаю ей Темку. Тетенька ожидаемо отшатнулась.
– Ты его испачкала – ты его и мой! – с важным видом заявила она, ретируясь в комнату.
Я с облегчением перевела дух. Мне надо было подготовиться к завтрашнему дню, самому длинному и тяжелому за всю неделю. Перед пятницей мне бы не хотелось тратить свои силы на словесную перепалку. Я быстро вымыла Артема, впихнула в его нагулянный голодный ротик гречневой каши с молоком и отправилась спать.
Сон – самое главное, самое важное естественное право человека. Спать в идеале надо не меньше восьми часов в день, правильно рассчитывая момент отхода ко сну, обеспечивая доступ свежего воздуха в помещение для сна и располагаясь на удобном ортопедическом матрасе, на котором ничто (и никто) не воспрепятствует твоему телу принять максимально удобное положение. Желательно за несколько часов до сна не есть и не заниматься активными делами. С утра просыпаться лучше самостоятельно, не пуская в ход механический звон будильника. Мало ли на какой стадии сна он вас выдернет? Вдруг из-за этого ваш организм не сможет достойным образом завершить ночной отдых? Что ж тогда делать? Кричать караул?
Лично мой организм может спать где угодно и когда угодно. Вначале, когда Тема только воцарился в нашей малогабаритной, смежной трехкомнатной квартире, набитой женщинами самых разных возрастов (Я, Галина, мамуля и бабуля), он спал с интервалом в полчаса. Именно так: полчаса ест, полчаса спит, полчаса орет. Галина влетала в мою комнату несколько раз за ночь и орала:
– Немедленно успокой его, это может ужасно сказаться на его здоровье! – я понимала, что речь идет вовсе не о его и даже не о моем здоровье.
– Купи беруши! – орала я ей вслед, но тогда Галка нашла железные аргументы, чтобы пробудить мою спящую дистрофичную совесть.
– Вот, от этих криков у бабушки поднялось давление! Сделай что-нибудь, а то бабушке придется вызывать «Скорую», – трагично вещала Галка, накапывая в моей комнате валидол.
Конечно, после этого я хватала Темку на руки и старалась заглушить малейший его писк. Сестрица отбывала спать, а у меня практически натурально к полугодию сына потекла крыша. Какие, на хрен, восемь часов! Набрать бы в общей сложности три!
– Попробуй спать с ним, – зевнула как-то, глядя на мое несчастное лицо, беременная и весьма хорошо отдохнувшая Соловейка.
– Что ты, это ж непедагогично! – воскликнула я.
– Наплюй! – уверенно кивнула она. – Здоровье дороже.
– Ты считаешь, я не нанесу вред его психике?
– А как насчет твоей? – резонно спросила Оля. Следующей же ночью я уложила Тему рядом с собой, сунула ему в рот грудь и счастливо уснула. Нет, нельзя сказать, что спать с грудным ребенком в кровати – мечта. Конечно, он пинается, конечно, я постоянно боюсь, что задавлю его во сне, поэтому сплю на краю кровати, почти с нее свесившись. Но ведь я сплю почти семь часов полноценного сна! А иногда и все десять! Артем приучился, даже проснувшись раньше меня, лежать спокойно, давая мне лишний часок поспать.
С тех пор мне наплевать на правила сна, правила воспитания и вообще любые другие правила.
Но вся эта антивоспитательная лафа закончилась, когда я вышла на работу. Каждое утро (кроме благословенных выходных) я поднимаю свою задницу с постели в шесть утра (кто-то должен за это ответить!), натягиваю на сладко спящего ребенка кучу штанишек-маек-курток-шапок и несу его в садик. К семи утра!
– Оставляйте его в дежурной группе, – с ненавистью глядя на меня, сказала заведующая, когда я проделала это в первый раз.
– Хорошо! – проигнорировала я ее явный намек, что неплохо бы приводить мальчонку чуть позже. Хотя бы к восьми. Ничего подобного, в восемь часов я уже должна быть на рабочем месте, потому что в восемь тридцать ко мне потянется очередь из желающих провести платеж, погасить кредит или открыть накопительный счет в нашем отделении большого коммерческого банка «Нефтегаз». Нефть, помноженная на газ, привлекала к себе толпы юридических и физических лиц, а также соискателей, всегда готовых занять мое место, если я допущу какой-то промах. А поскольку я очень хотела ежемесячно получать свои семь сотен зеленых, Тема стабильно оказывался в садике ровно в семь ноль-ноль. Первые месяцы он плакал, канючил и издевался над воспитателями, но потом привык и даже умудрялся добираться до садика, особенно не просыпаясь. Я укладывала его, спящего, на кушетку в дежурной группе (где тоже, собственно, никого, кроме сторожа, не было), и он спал до восьми, а потом вставал и шел в свою группу. Можно сказать, мы достигли гармонии. Всю неделю Тема вел себя как мужественный герой хорошего романа, а в пятницу я забирала его пораньше, и мы шли вместе с Олей, Женей и их выводком в баню недалеко от наших домов на Тимирязевской, где дети всей толпой отрывались за прошедшую неделю. Они пять минут сидели в жаркой, даже душной сауне, а потом два часа без остановки плескались в ледяном бассейне.
– Они не простудятся? – боялась поначалу я.
– Дети в банях не простужаются, – изрекла Ольга и продолжила намазывать медом свою филейную часть.
Оля верила, что мед способен избавить ее от целлюлита, даже если она будет продолжать пить чаи с тортиками по три раза на дню. Дети с угрожающе синими губами наперебой кричали «ну, еще немножко», «пять минуточек», «ну, пожалуйста». Я, конечно, первое время сомневалась и волновалась, но потом, когда за целый год Тема заболел только в ту неделю, когда мы НЕ поехали в баню, эта традиция стала для нас священной. Почти как в «Иронии судьбы», но только гораздо чаще.
Именно этим мы и занимались сегодня, устало стирая с лица пот и лениво рассказывая друг другу, как прошел день. У меня он прошел как и всегда. Я старательно отлынивала от лишней работы, упредительно выполняя необходимую свою.
– А я сегодня вычитала, что если есть только мясо, то очень быстро можно похудеть. Хочешь? – поинтересовалась Оля.
– Я? – удивилась я. При моем темпе жизни я не набирала ни грамма, даже если бы съела целую тонну. Да, от природы у меня имелись достаточно тяжелые, крупные бедра, которые доставляли мне массу неприятных минут. Но я давно убедилась, что даже если я вообще брошу есть, мои бедра останутся прежними. Кости не худеют, но могут начать выпирать из-под кожи, что будет еще хуже, чем есть. Кроме того, моим главным замечанием к собственной внешности были короткие ноги, которые не смотрелись в юбках, даже если надеть туфли на жутко длинных каблуках. И, конечно, круглое лицо, слишком широкие скулы. В общем, я старалась не думать о внешности, чтобы не расстраиваться. И тем более мне не были интересны бесконечные Ольгины диеты, которые так ничем ей и не помогали.
– Ты что! Белок творит чудеса! – распиналась она, стараясь уверить всех и себя в том числе, что на этот раз все будет иначе.
– Давай ты первая попробуешь, – деликатно отказалась я.
– Предательница! Все опыты на мне ставите, на мне уже живого места нет, – захныкала Оля. – Между прочим, ты могла бы многое изменить в себе, если бы захотела.
– Ага, – кивнула я. – Только что-то не хочется. Я предпочитаю удобную обувь, от которой не хочется сесть посреди улицы и расплакаться. И ветровки я предпочитаю коротким курткам, открывающим живот. И вообще, вся эта мода – дрянь.
– Но как же тогда мужики тебя заметят? Ведь ты не собираешься всю жизнь провести, сидя у окошка своей кассы. Женя, ты обратил бы внимание на нашу Шубину, если бы встретил ее на улице? – Оля решила ударить своим главным аргументом – обращением к мужчине.
– Конечно! – с готовностью отреагировал Женька.
Ольга нахмурилась и прикусила губу.
– А что бы ты заметил?
– Ну, что не перевелись еще на Руси ломовые бабы, – немедленно обломал мои надежды Женька.
Ольга удовлетворенно цыкнула.
– Ну, не знаю, – уперлась я. – А пусть мужики замечают, какая у меня трепетная душа. Нет, не для того я рожала Артема, чтобы снова надевать шпильки и переходить на одно только мясо. И потом, мне кажется, что такая диета откровенно вредна.
– Да уж, доброго слова от тебя на дождешься, – вздохнула Соловейка, и мы пошли вылавливать наших детей из ледяной воды.
Через час, усталые, сонные и довольные, мы подходили к дому. Все было как всегда, ничто не предвещало бури, которая разразилась буквально через несколько минут. Когда-то я все отдала бы, чтобы случилось то, что случилось, а теперь… Теперь, открыв дверь в квартиру и увидев то, что я увидела, я сказала себе, что, к сожалению, сладкого послебанного сна мне не видать как своих ушей. А жаль!
Глава 2,
доказывающая, что банальная жизнь – не так уж и плохо
К слову сказать, все самые симпатичные события моей жизни, как правило, случаются именно тогда, когда я совершенно этого не жду. Или еще не жду, или уже не жду. Бывало, что я вообще не ожидала того, что происходило. Например, мое поступление в институт. Откровенно говоря, в школе я видела свое будущее в таких домашне-полевых красках. Знаниями я не блистала, училась серединка на половинку. В общем, была твердой троечницей, потому что панически боялась публичных выступлений. Я показывала неплохие результаты в письменных работах, особенно в сочинениях, но немела как рыба, стоило учителям вызвать меня к доске.
– Чему равен икс? Молчишь? Хорошо! Скажи хотя бы, где здесь икс, и я отпущу тебя с миром, – умоляла меня математичка.
– Кто такой Дубровский? Кто такая Маша? Чего они друг от друга хотели? – билась в истерике русичка. Я стойко молчала, как Мальчиш-Кибальчиш. В итоге меня старались вообще не трогать, никуда не вызывали и ставили тройки исключительно из уважения к моим родителям, которые клялись и божились, что они со мной все учили и что дома я отчетливо понимала, где икс и чего хочет от Маши Дубровский. Однако положение обязывало, и я честно считала себя тупицей, так что ни о каком институте даже не мечтала.
И не замечтала бы, если бы не моя драгоценная Ольга, которая первая заподозрила, что не все так просто с моим интеллектом. Мы жили на соседних этажах, сидели за одной партой, прогуливали одни и те же уроки, и уж она-то прекрасно понимала, что молчу я из чистой вредности характера.
– Слушай, ну чего, тебе трудно было ответить?
– А нечего на меня орать, – упиралась я. – У меня нервы. Я у доски каменею. Может, мне ей письма писать?
– Хорошо. Будем учиться выступать публично, – приняла решение Соловейка и стала тренировать меня, заставляя приставать к прохожим, декламируя отрывки классических произведений.
– Я не могу!
– Считай, что они стеклянные, – сверлила меня суровым взглядом подруга. – И вообще, если ты не скажешь вот той страшной тетке в пуховом платке тридцать слов, я тебя заставлю кукарекать на заборе у школы.
– Бегу-бегу, – кивала я, живо представляя себе картинку около школьного поля. Я, красная как рак в кипятке, кричу «ку-ка-ре-ку», а Ольга злится и предает меня анафеме.
Не могу сказать, что смогла полностью преодолеть природную неспособность к ораторскому искусству, но некоторые приемы я все-таки освоила. А конкретно, если я представляла, что вокруг меня зеленый защитный экран, сквозь который нельзя никому пробиться, я вполне могла что-то там из себя выдавливать.
– Значит, ты ощущаешь опасность, когда тебя заставляют говорить при людях. А что ты чувствуешь конкретно? – пытала меня Ольга.
– Что мне дадут тумаков! И засмеют, – отвечала я, сама удивляясь собственным ощущениям.
Но Ольга вдруг разгадала головоломку, оставив меня с открытым ртом поражаться, как все оказалось просто.
– Между прочим, это у тебя сестренка отбила весь, понимаешь, дар речи! – выдала она диагноз. – Знаю я твою Галку, небось постоянно на тебя орала и требовала, чтобы ты заткнулась.
– Чему равен икс? Молчишь? Хорошо! Скажи хотя бы, где здесь икс, и я отпущу тебя с миром, – умоляла меня математичка.
– Кто такой Дубровский? Кто такая Маша? Чего они друг от друга хотели? – билась в истерике русичка. Я стойко молчала, как Мальчиш-Кибальчиш. В итоге меня старались вообще не трогать, никуда не вызывали и ставили тройки исключительно из уважения к моим родителям, которые клялись и божились, что они со мной все учили и что дома я отчетливо понимала, где икс и чего хочет от Маши Дубровский. Однако положение обязывало, и я честно считала себя тупицей, так что ни о каком институте даже не мечтала.
И не замечтала бы, если бы не моя драгоценная Ольга, которая первая заподозрила, что не все так просто с моим интеллектом. Мы жили на соседних этажах, сидели за одной партой, прогуливали одни и те же уроки, и уж она-то прекрасно понимала, что молчу я из чистой вредности характера.
– Слушай, ну чего, тебе трудно было ответить?
– А нечего на меня орать, – упиралась я. – У меня нервы. Я у доски каменею. Может, мне ей письма писать?
– Хорошо. Будем учиться выступать публично, – приняла решение Соловейка и стала тренировать меня, заставляя приставать к прохожим, декламируя отрывки классических произведений.
– Я не могу!
– Считай, что они стеклянные, – сверлила меня суровым взглядом подруга. – И вообще, если ты не скажешь вот той страшной тетке в пуховом платке тридцать слов, я тебя заставлю кукарекать на заборе у школы.
– Бегу-бегу, – кивала я, живо представляя себе картинку около школьного поля. Я, красная как рак в кипятке, кричу «ку-ка-ре-ку», а Ольга злится и предает меня анафеме.
Не могу сказать, что смогла полностью преодолеть природную неспособность к ораторскому искусству, но некоторые приемы я все-таки освоила. А конкретно, если я представляла, что вокруг меня зеленый защитный экран, сквозь который нельзя никому пробиться, я вполне могла что-то там из себя выдавливать.
– Значит, ты ощущаешь опасность, когда тебя заставляют говорить при людях. А что ты чувствуешь конкретно? – пытала меня Ольга.
– Что мне дадут тумаков! И засмеют, – отвечала я, сама удивляясь собственным ощущениям.
Но Ольга вдруг разгадала головоломку, оставив меня с открытым ртом поражаться, как все оказалось просто.
– Между прочим, это у тебя сестренка отбила весь, понимаешь, дар речи! – выдала она диагноз. – Знаю я твою Галку, небось постоянно на тебя орала и требовала, чтобы ты заткнулась.