Джек Вэнс
Мир между

1

   У членов экипажа исследовательского крейсера «Блауэльм» появилось угрожающее количество психических недомоганий. Не было смысла продолжать экспедицию, которая находилась в космосе уже три лишних месяца. Исследователь Бернисти приказал возвращаться к Белой Звезде.
   Но подъема духа астронавтов, взлета морального состояния не последовало: недомогания уже сделали свое черное дело. Технический персонал в ответ на гипернапряжение впал в апатию и сидел с мрачным видом, похожий на андроморфов. Ели мало, разговаривали еще меньше. Бернисти попробовал различные хитрости: соревнования, нежную музыку, пикантную еду,
   — но эффекта это не дало.
   Бернисти пошел дальше. По его приказу женщины для развлечений закрылись в своих комнатах и принялись распевать эротические песнопения, которые транслировались по внутренней коммуникационной системе корабля. Меры успеха не имели, Перед Бернисти предстала дилемма. Ставкой было лицо его команды, столь искусно подобранной — такой-то метеоролог должен работать с таким-то химиком; такой-то ботаник с таким-то специалистом по вирусам. Вернуться на белую Звезду в полностью деморализованном состоянии… Бернисти покачал своей шишковатой головой. Тогда дальнейших экспедиций на «Блауэльме» больше не будет.
   — Может быть мы еще немного поскитаемся в космосе? — предложила Берель, его фаворитка среди женщин для развлечений.
   Бернисти покачал головой и подумал, что обычная рассудительность на этот раз ей изменила.
   — Будет только хуже.
   — Что же ты предпримешь?
   Бернисти признал, что у него нет никаких идей и удалился подумать. Позже, днем, он решил сменить курс, и это имело колоссальные последствия; он решил пролететь через систему Кей. Если что-либо и способно было поднять дух его людей, то только это.
   Были в окольном пути некоторые опасности, но никакие из них не стоили особого внимания. Острота приключения была в очаровании странных, совершенно чуждых городов Кея с их табу против регулярных форм, в причудливой общественной системе.
   Звезда Кея сверкала и гневалась, и Бернисти увидел, что план его оказался удачным. В серых стальных коридорах корабля он видел членов экипажа — болтающих, воодушевленных, спорящих.
   «Блауэльм» скользил в плоскости эклиптики Кея; за бортом проплывали планеты. Они были так близко, что на видеоэкранах можно было различить мельчайшие движения, мерцание городов, динамический пульс промышленных предприятий. Киз и Келмет — эти две планеты в бородавках куполов. Кернфрей, Кобленц, Каванаф, затем центральное светило — звезда Кей, затем слишком горячий для жизни Кул, затем Конбальд и Кинсли, аммиачные гиганты, холодные и мертвые — и система осталась позади.
   Теперь Бернисти мучился неизвестностью — ждет ли их рецидив духовной опустошенности или полученный интеллектуальный импульс окажется достаточным для оставшегося путешествия. Белая звезда лежала впереди, в неделе полета. А по пути к ней висела в пространстве еще одна звезда, желтая, особого значения не имевшая… Но именно в то время, когда крейсер проходил мимо желтой звезды, последствия хитростей Бернисти проявились в полной мере.
   — Планета! — закричал картограф.
   Крик никого не всколыхнул: в последние восемь месяцев это слово много раз звучало в помещениях «Блауэльма». Но планета всегда оказывалась или настолько горячей, что плавились металлы, или такой холодной, что замерзали газы, или с разряженной атмосферой, где лопались легкие, или с атмосферой столь отравленной, что разъедало кожу. Новость такого рода больше не была стимулом.
   — Атмосфера! — крикнул картограф. Метеоролог посмотрел на него с интересом.
   — Средняя температура двадцать четыре градуса! — сказал он.
   Подошел Бернисти и измерил гравитационное поле сам.
   — Одна и одна десятая нормальной, — он сделал указание навигатору, но тот не ждал указаний и уже принялся за вычисление траектории посадки.
   Бернисти наблюдал диск планеты на экране.
   — Что-то здесь не так. Или мы, или Кей, но кто-то должен был найти эту планету уже сотню раз. Она прямо между нашими системами.
   — Никаких записей о существовании этой планеты, — сообщил библиотекарь, лихорадочно рывшийся в лентах и микрофильмах. — Никаких записей об исследовании, вообще никаких.
   — Но то, что звезда существует, конечно известно? — спросил требовательно Бернисти с оттенком сарказма.
   — О, конечно известно. У нас ее называют Мараплекса, на Кее — Меллифло. Но никаких сведений о том, чтобы какая-нибудь система исследовала ее или эксплуатировала.
   — Атмосфера, — объявил метеоролог, — метан, двуокись углерода, аммиак, водяной пар. Для дыхания не годится, но для типа Д-6 подходит вполне.
   — Нет ни растений, ни теплокровных, ни простейших, ни вообще абсорбции петрадина, — бормотал ботаник, уткнув глаз в спектроскоп. — Короче, никакой жизни.
   — Позвольте мне понять все это, — сказал Бернисти. — Температура, гравитация, давление в норме?
   — В норме.
   — Нет едких газов?
   — Нет.
   — Местная жизнь?
   — Никаких признаков.
   — И никаких записей об исследовании, заявке на владение и эксплуатацию?
   — Никаких.
   — Тогда, — с победным выражением сказал Бернисти, — ее займем мы. — Радисту передать извещение о намерениях. Транслировать повсюду, в том числе на Архивную Станцию. С этого часа Мараплекса — владение Белой Звезды.
   «Блауэльм» затормозил и пошел на посадку. Бернисти сидел вместе с Берель, женщиной для развлечений, и наблюдал за происходящим.
   — Почему… почему… почему… — Бландвик, навигатор, спорил с картографом, — почему Кей не начал освоение этой планеты?
   — Очевидно, по той же причине, что и мы: глядели слишком далеко.
   — Мы прочесываем окраины галактики, — сказала Берель, лукаво посмотрев краешком глаза на Бернисти, — мы исследуем шаровые скопления.
   — И вот, — усмехнулся в ответ Бернисти, — почти что по соседству с нашей собственной звездой мир, который нуждается всего лишь в модификации атмосферы, мир, который мы можем сделать цветущим садом.
   — Но позволит ли Кей? — засомневался Бландвик.
   — Что они могут сделать?
   — Они не согласятся с нашим присутствием здесь.
   — Тем хуже для кейанцев.
   — Они будут утверждать, что приоритет за ними.
   — Но не смогут предъявить нам никаких доказательств.
   — И тогда…
   Бернисти прервал:
   — Бландвик, не пойти ли вам каркать о всяческих бедствиях к женщинам для развлечений? Мужчины при деле, а они скучают и с удовольствием выслушают ваши жалобные пророчества.
   — Я знаю кейанцев, — настаивал Бландвик. — Они никогда не смирятся с прорывом, сделанным системой Белой звезды — это унизительно для них.
   — У них нет выбора, — сказала Берель, — они должны подчиниться, — и рассмеялась. Именно этот беззаботный смех привлек к ней когда-то внимание Бернисти.
   — Вы ошибаетесь… — вскричал взволнованно Бландвик.
   И тут Бернисти поднял руки в знак примирения:
   — Посмотрим, посмотрим…
   Вскоре Буфко, радист, принес три сообщения. Первое, из центра, с Белой Звезды, содержало поздравления. Второе, с Архивной Станции, подтверждало открытие. Третье, из Керрикирка, явно представляло собой поспешную импровизацию. В нем объявлялось, что система Кей всегда рассматривала Мараплексу нейтральной территорией, на которой не могут быть основаны поселения. Захват ее в собственность Белой Звездой будет рассматриваться как враждебный акт.
   Бернисти похихикал над каждым из трех сообщений, но больше всего над последним. «В ушах у их исследователей звенит; они нуждаются в новых землях даже более отчаянно, чем мы; они ведь так плодовиты».
   — Поросятся как свиньи, все не как у настоящих людей, — фыркнула Берель.
   — Если верить легенде, они тоже настоящие люди. В легенде говорится, что все мы происходим из одного корня, с одной и той же планеты, с единственной планеты во Вселенной.
   — Прекрасная легенда, но где эта планета, древняя Земля наших предков, Земля легенд?
   Бернисти пожал плечами:
   — Я не выступаю в защиту мифа. А теперь — вот наш новый мир, новый мир под ногами.
   — Как вы его назовете?
   Бернисти подумал немного:
   — В свое время мы найдем ему имя. Возможно, назовем «Новая Земля», в честь нашей древней родины.
   Неутонченный глаз мог бы счесть Новую Землю суровой, мрачной и дикой. Над равнинами и горами ревели ветры; над пустынями и морями белой щелочи ослепительно сверкал солнечный свет. Бернисти, однако, мир этот казался неограненным алмазом — классическим примером мира, пригодного к модификации. Радиация была в норме, гравитация в норме, атмосфера не содержала галогенов и едких фракций. Почва была свободна от чужой жизни и даже чужих протеинов, которые мешают модификации не менее эффективно, чем галогены.
   На продуваемой ветрами поверхности планеты Бернисти беседовал на эту тему с Берель.
   — Поглядите на почву — на ней будут расти сады, — он показал на лессовую равнину, где стоял корабль. — А на этих холмах, — он махнул рукой вдаль, — будут брать начало реки.
   — Если в воздухе есть готовая пролиться дождями вода, — заметила Берель.
   — Детали, детали; как мы можем называть себя экологами, если остановимся перед такими мелочами?
   — Я девушка для развлечений, а не эколог…
   — Я говорю в общем смысле слова.
   — …и не могу считать тысячу миллиардов тонн воды мелочью.
   Бернисти рассмеялся.
   — Мы пойдем маленькими шажками, каждый сам по себе легкий. Сначала в воздухе будет уменьшено содержание двуокиси углерода. Для этого мы засеем планету стандартной, базовой викой типа Д-6. Она будет хорошо расти на лессе.
   — Но как она будет дышать? Разве растения не нуждаются в кислороде?
   — Глядите.
   Облако коричнево-зеленого дыма вырвалось из корпуса «Блауэльма», поднялось в воздух маслянистым плюмажем и рассеялось по ветру.
   — Споры симбиотических лишайников типа зет: они формируют кислородные строчки на вике Д-6, тип «Эр-Эс» может обойтись без фотосинтеза; он соединяет метан с кислородом и вырабатывает воду, которую вика использует для своего роста. Для таких миров, как этот, три растения составляют стандартную первичную единицу.
   Берель оглядела пустынный горизонт.
   — Я понимаю, что они будут расти, как вы предсказываете, но никогда не перестану этому удивляться.
   — Через три недели равнина станет зеленой; через шесть недель процесс засевания спорами и семенами будет в полном разгаре, и вся планета на сорок футов утонет в растительности. А через год мы начнем окончательно формировать биосферу планеты.
   — Если Кей позволит.
   — Кей не может помешать. Планета наша.
   Берель посмотрела на плотные плечи Бернисти, на его суровый профиль.
   — Вы говорите с уверенностью мужчины. А здесь все зависит от традиций Архивной Станции. У меня такой уверенности нет. В моей Вселенной есть место сомнениям.
   — Вы руководствуетесь интуицией, я — рационалист.
   — Разум говорит вам, — размышляла Берель, — что Кей будет терпимо относиться к архивным законам. Моя интуиция утверждает, что нет.
   — Но что они могут сделать? Атаковать нас? Вышвырнуть отсюда силой?
   — Кто знает…
   Бернисти фыркнул.
   — Они не посмеют.
   — Сколько мы будем здесь ждать?
   — Надо убедиться, что семена прорастают… Затем вернемся на Белую Звезду.
   — А после?
   — А после снова прилетим сюда, чтобы формировать на этой планете полномасштабную биосферу.

2

   Прошло тринадцать дней. Ботаник Бертенброк с трудом волочил ноги, возвращаясь с пыльных лессовых равнин. Он объявил всем, что появились первые всходы. Показал образцы — маленькие бледные ростки с лоснящимися листочками на верхушке.
   Бернисти критически осмотрел стебелек, на котором были крошечные пузырьки-мешочки двух цветов — бледно-зеленого и белого.
   — Зеленые хранят кислород, белые собирают воду, — сказал он Берель.
   — Итак, Новая Земля уже начинает менять свою атмосферу, — сказала Берель.
   — Прежде чем закончится твоя жизнь, на этой равнине встанут города Белой Звезды.
   — Я несколько сомневаюсь в этом, мой Бернисти.
   Зазвучал головной телефон.
   — Служба связи — Бернисти. Говорит радист Буфко. Вокруг планеты кружат три корабля, на запрос о принадлежности не отвечают.
   Бернисти бросил веточку вики на землю.
   — Это Кей.
   Берель спросила вслед:
   — Ну, где теперь города Белой Звезды?
   Бернисти, спеша, не ответил. Она пошла вслед за ним, в кабину управления, Блауэльм где Бернисти принялся настраивать видеоэкран.
   — Где они? — спросила Берель.
   — Они сейчас кружатся вокруг планеты — разведывают.
   — Патрульные боевые суда производства Кея. Сейчас идут сюда.
   На экране появились три темных формы. Бернисти приказал Буфко:
   — Пошлите Универсальный Код Приветствия.
   — Хорошо.
   Бернисти ждал, пока Буфко говорил что-то на архаичном универсальном языке. Корабли затормозили, свернув с курса, и пошли вниз.
   — Похоже, что они садятся, — сказала Берель.
   — Да.
   — Они вооружены, они могут нас уничтожить.
   — Могут, но не решатся.
   — Я думаю, вы не совсем понимаете кейанцев, особенности их психики.
   — А вы? — отрезал Бернисти.
   Она кивнула.
   — Перед тем, как я поступила на свою девичью службу, я училась. Теперь, когда срок моей работы подходит к концу, я думаю продолжить учебу.
   — Вы приносите больше пользы в качестве девушки; если вы начнете учиться и забивать свою прелестную головку, мне придется найти новую компаньонку для путешествий.
   Берель кивнула в сторону приземляющихся кораблей.
   — Если у нас будут еще путешествия.
   Буфко склонился над своим инструментом, и тут из динамика раздался голос. Бернисти старательно вслушивался в слова, которые не мог понять, но настойчивость тона сама по себе кое о чем говорила.
   — Что он требует?
   — Чтобы мы убрались с этой планеты. Он заявляет, что она принадлежит Кею.
   — Скажите ему, чтобы он сам освободил эту планету. Скажите ему, что он сошел с ума… Нет, лучше посоветуйте ему связаться с Архивной Станцией.
   Буфко принялся что-то говорить на архаичном языке. В ответ донеслось потрескивание эфира.
   — Он приземляется. Он настроен очень решительно.
   — Пусть приземляется. Пусть тешится решительностью! Наша заявка подтверждена Архивной Станцией! — Тем не менее Бернисти, выходя наружу, надел свой шлем.
   Кейанские корабли садились на лесс. Бернисти содрогнулся, наблюдая за тем, как в струе пламени сгорают нежные молодые ростки, им посаженные.
   Кто-то подошел сзади; это была Берель.
   — Что вы здесь делаете? — спросил он резко. — Здесь не место девушкам для развлечений.
   — Я пришла сюда как студентка.
   Бернисти внезапно рассмеялся; ему показалась забавной Берель в качестве серьезного члена команды.
   — Вы смеетесь? — проговорила девушка. — Как хотите. Позвольте мне поговорить с кейанцами.
   — Вам?!
   — Я знаю и кейанский, и универсальный.
   Бернисти вспыхнул, затем пожал плечами.
   — Вы можете переводить.
   Люк черного корабля открылся; из него вышли восемь кейанцев. Бернисти в первый раз встретился лицом к лицу с обитателями иной системы и нашел их, как и ожидал, вполне эксцентричными. Это были высокие худощавые люди в длинных черных плащах. Волосы они брили наголо, и черепа их были украшены густым малиново-черным слоем эмали.
   — Я не сомневаюсь, что нас они находят столь же уникальными, — прошептала Берель.
   Бернисти не ответил. Никогда раньше он себя уникальным не считал.
   Восемь кейанцев остановились в двадцати футах и холодными недружественными глазами с любопытством наблюдали за Бернисти. Все они были вооружены.
   Берель заговорила; темные глаза теперь переместились на нее. Один кейанец ответил ей.
   — Что он сказал? — поинтересовался Бернисти.
   Берель усмехнулась:
   — Они хотят знать, не я ли, женщина, командую экспедицией.
   Бернисти задрожал и вспыхнул:
   — Скажите им, что начальник этой экспедиции я, исследователь Бернисти.
   Берель говорила дольше, чем Бернисти казалось нужным для передачи его сообщения. Кейанец ответил.
   — Ну?
   — Он говорит, что мы должны уйти, что он имеет полномочия от Керрикирка очистить планету. Если понадобится — силой.
   Бернисти пытался оценить, кто ему противостоит.
   — Узнайте его имя, — сказал он, чтобы выиграть пару минут.
   Берель заговорила и получила холодный ответ.
   — Он что-то вроде командующего эскадрой, — сказала девушка. — До меня не совсем доходит. Его зовут Каллиш или Каллис…
   — Ладно, спросите Каллиша, не собирается ли он начать войну. Спросите его, на чьей стороне Архивная Станция.
   Девушка перевела. Каллиш ответил длинной фразой.
   Берель снова повернулась к Бернисти.
   — Он упорствует в том, что мы на земле Кея, что исследовали Кея изучили этот мир, но не делали никаких записей. Он заявляет, что если начнется война, отвечать за это будем мы.
   — Блефует, — пробормотал Бернисти краешком рта. — Ну, мы двое можем сыграть в эту игру. — Он вытащил свой игольчатый излучатель и процарапал дымящуюся линию в пыли в двух шагах от Каллиша.
   Каллиш мгновенно отреагировал и выдернул свое оружие. Остальные из его отряда сделали то же самое.
   Бернисти произнес краешком рта:
   — Скажите, чтобы они уходили, чтобы возвращались в Керрикирк, если не хотят, чтобы луч прошелся по их ногам.
   Берель перевела, стараясь изгнать из голоса нервные нотки. В ответ Каллиш включил свой луч и выжег огненную оранжевую метку у ног Бернисти.
   Берель, дрожа, перевела:
   — Он хочет, чтобы улетели мы.
   Бернисти не спеша прожег еще одну линию в пыли, ближе к обутой в черное ноге.
   — Он, наверное, хочет улететь сам.
   Берель обеспокоенно сказала:
   — Бернисти, вы недооцениваете кейанцев! Они тверды как камень.
   — А они недооценивают Бернисти.
   Среди кейанцев произошел молниеносно-отрывистый, как стаккато, обмен мнениями, затем Каллиш оставил еще одну зигзагообразную мерцающую борозду у самых пальцев Бернисти.
   Бернисти слегка покачнулся, затем, стиснув зубы, наклонился вперед.
   — Это опасная игра! — закричала Берель.
   Бернисти прицелился и разбрызгал горячую пыль по сандалиям Каллиша. Каллиш отступил, кейанцы взревели. Каллиш с безмолвным лицом-маской не спеша начал выжигать линию, которая должна была перерезать колени Бернисти. Или Бернисти отодвинется, или Каллиш изменит направление луча…
   Берель вздохнула. Луч плевался по прямой линии, Бернисти стоял как скала. Луч резал землю, затем резанул по ногам Бернисти, затем продолжил резать землю.
   Бернисти стоял на месте, все еще усмехаясь. Он поднял игольчатый излучатель.
   Каллиш развернулся на каблуках и зашагал прочь, черная его накидка полоскалась в аммиачном ветре.
   Бернисти стоял и смотрел; он весь сжался от напряжения, замороженный чувством победы вперемешку с болью и яростью. Берель, не отваживаясь заговорить, стояла рядом. Прошла минута. Кейанские корабли поднялись с пыльной почвы Новой Земли. Энергетический выброс испепелил много побегов нежной молодой вики…
   Берель повернулась к Бернисти: он начал оседать, лицо у него было изможденное, как у призрака. Девушка поймала его подмышки. От Блауэльма бежали Бландвик и медик. Они положили Бернисти на носилки и понесли в лазарет.
   Когда медик срезал одежду и кожу с обугленных костей, Бернисти прокаркал к Берель:
   — Я сегодня победил. Они не сдались… Но сегодня победил я!
   — Это стоило вам ног!
   — Я могу отрастить новые ноги… — Бернисти судорожно хватал воздух, лоб его был покрыт испариной. Он стонал, когда медик касался живых обнаженных нервов. — Но я не могу вырастить новую планету…
   Вопреки ожиданиям Бернисти, кейанцы больше не совершали посадок на Новой Земле. В самом деле, в обманчивом спокойствии проходили дни. Солнце поднималось, освещало некоторое время желтовато-серую равнину, затем ныряло в хаос зеленых и красных тонов на западе. Ветры поутихли. На лессовую равнину пришло некоторое спокойствие. Медик при помощи надлежащим образом подобранных гормонов, пересадок и инъекций инициировал процесс регенерации ног Бернисти. Пока же Бернисти ковылял в специальной обуви, не уходя далеко от «Блауэльма».
   Через шесть дней после того, как пришли и ушли кейанцы, прибыл «Бьюдри» с Голубой Звезды. Он доставил полностью укомплектованную экологическую лабораторию с запасом семян, спор, яиц, спермы; икры, луковиц, черенков; замороженных мальков лосося, экспериментальных клеток и эмбрионов; личинок, куколок, головастиков; амеб, бактерий, вирусов вместе с питательными средами и растворами для их выращивания. Здесь были также инструменты для операций над акклиматизируемыми образцами и для осуществления направленных мутаций, и даже запасы нуклеиновых кислот, неупорядоченной нервной ткани и чистой протоплазмы для конструирования и изготовления новых форм жизни, правда только простейшей. Теперь перед Бернисти был выбор — вернуться на Голубую Звезду с Блауэльмом или остаться осваивать Новую Землю. Не особо задумываясь, он решил остаться. Почти две третьих команды сделали тот же самый выбор. И через день после высадки «Бьюдри» «Блауэльм» лег на курс к Белой Звезде.
   Этот день был замечательным в нескольких отношениях. Он обозначил полную перемену в жизни Бернисти: из исследователя, обыкновенного простого исследователя, он превратился в высокоспециализированного Главного Эколога, что придавало ему соответственное положение в обществе. Именно в этот день Новая Земля стала более похожа на населенный мир, чем на голую массу скал и газа, из которых еще только предстояло сформировать требуемое. Вика на лессовых равнинах превратилась в крапчатое зелено-коричневое море, все в комках и бусинках лишайников-мешочков. Она уже готовилась давать первые семена. Лишайники пускали споры уже три-четыре раза. Тем не менее атмосфера Новой Земли почти не изменилась; она все еще состояла из двуокиси углерода, метана, аммиака со следами водяного пара и инертных газов, но эффект от выращивания вики должен был возрасти в геометрической прогрессии, а пока еще общее количество растительности было далеко от ожидаемого.
   Третьим важнейшим событием в этот день стало прибытие Катрин. Она спустилась в маленькой космической лодке и приземлилась очень грубо, что показывало или полное неумение, или крайнюю физическую слабость. Бернисти наблюдал за посадкой с верхней прогулочной палубы Бьюдри. Рядом с ним стояла Берель.
   — Лодка с Кея, — сказала хрипло Берель.
   Бернисти посмотрел на нее с внезапным изумлением.
   — Почему вы так решили? Это может быть лодка с Алвана или Канопуса, или из Системы Гримера, или данникский корабль с Копенхага.
   — Нет, это Кей.
   — Откуда вы знаете?
   Из лодки неуверенно выбралась молодая женщина. Даже на таком расстоянии можно было заметить, что она очень красива. Что-то особенное было в ее легкой походке, в непринужденной грации… На женщине был шлем, но мало что еще. Бернисти почувствовал, что Берель оцепенела. Ревность? Она не чувствовала никакой ревности, когда он забавлялся с другими девушками для развлечений; почувствовала ли она сейчас более существенную угрозу?
   Берель сказала гортанным голосом:
   — Она шпионка, шпионка с Кея. Отошлите ее обратно!
   Бернисти надел собственный шлем. Через несколько минут он уже шел по пыльной равнине навстречу молодой женщине, которая медленно передвигалась, сражаясь с ветром.
   Бернисти остановился и взглянул на нее оценивающе. Она была невысокой, более тонкой в телосложении, чем большинство женщин Голубой Звезды. У нее была густая шапка спутанных волос, большие темные глаза, бледная кожа выглядела странным образом, как старый пергамент.
   Бернисти почувствовал комок в горле: в нем поднялось такое ощущение благоговения и заботливости, какого ни Берель, ни другие женщины никогда не вызывали. Берель стояла позади него. Она была настроена враждебно; и Бернисти, и странная женщина чувствовали это.
   Берель сказала:
   — Она шпионка — это очевидно! Отошлите ее обратно!
   Бернисти ответил:
   — Спросите, чего она хочет.
   Женщина сказала:
   — Я говорю на языке Белой Звезды, Бернисти; вы можете меня спрашивать сами.
   — Очень хорошо. Кто вы? Что вы делаете здесь?
   — Меня зовут Катрин…
   — Она кейанка! — сказала Берель.
   — …Я преступница. Я сбежала от наказания и полетела сюда.
   — Пойдемте, — сказал Бернисти. — Я допрошу вас более подробно.
   В кают-компании «Бьюдри», заполненной любопытствующими зеваками, Катрин рассказала свою историю. Она заявила, что является дочерью свободного землевладельца в Киркассе.
   — Что это? — спросила Берель недоверчиво.
   Катрин ответила мягко:
   — Некоторые киркассианцы еще держатся за свои крепости в Кевиотских горах. Мы племя, ведущее свою родословную от античных разбойников.
   — Значит, вы дочь разбойника?
   — Более того, я и сама по себе преступница, — ответила Катрин мягко. Бернисти больше не мог сдержать своего любопытства.
   — Что вы сделали, девушка? Что?
   — Я совершила акт… — здесь она использовала кейанское слово, которое Бернисти не понял. Берель тоже нахмурила брови, обнаруживая, что изумлена в равной степени.