Вентворт Патриция. Возвращение странницы

   — Пожалуй, и особенно тягостное для ребенка.
   Филип ответил ему иронической усмешкой.
   — Вот тут вы совершенно правы. Зато у нее была целая неделя, чтобы запомнить все — она впервые жила в большом доме, да еще в деревне. Помню, об этом мне рассказывала мачеха. Это вам ни о чем не говорит? Подобные впечатления обычно сохраняются надолго. Мисс Джойс совершенно непринужденно чувствовала себя и в доме, и в саду.
   — Вот как?
   — Это вас удивляет? А меня — ничуть. В пятнадцать лет, в том же возрасте, когда Энни Джойс приезжала сюда, я побывал в охотничьем домике Макларенсов в горах. Даже сейчас я нашел бы дорогу к нему с завязанными глазами, а ведь у меня не было случая освежить воспоминания — в отличие от Энни Джойс. Энн провела в шато три месяца. Может, тогда у Энни и возник хитроумный замысел — не знаю, но если вы помните Терезу, вы поймете, что она подробно расспрашивала Энн обо всем.
   Мистер Кодрингтон кивнул.
   — Да, положение Энни Джойс лучше, чем у большинства самозванцев, ей известны многие подробности. Судя по всему, ей досталась шубка Энн, вечернее платье, жемчуга, обручальное кольцо и кольцо, подаренное в честь помолвки, паспорт и удостоверение личности. Чем вы можете это объяснить?
   Филип продолжал вышагивать по кабинету.
   — Перед отъездом я велел им собрать все самое ценное. Энн отправилась на берег с сумочкой, с которой явилась сюда Энни Джойс. Эту сумочку ей подарили на свадьбу. Должно быть, документы и драгоценности лежали в ней. Кто-то из них нес шубку — не помню, кто именно.
   — Очень жаль, — сухо отозвался мистер Кодрингтон.
   Филип круто обернулся к нему.
   — Послушайте, если бы я лгал, я бы сказал, что шубку несла Энн, верно? Но я просто не помню! Мне вспоминается только, что когда я отнес Энн в лодку, шубки при ней не было. Если Пьер и Энни нашли ее, то наверняка забрали с собой в шато. Энни твердит, что замерзла — значит, она могла надеть шубку. Пьер нес пару чемоданов. Не знаю, что с ними стало. Тьма стояла кромешная, боши стреляли в нас. Энн сразу ранили. Должно быть, Энни подняла упавшую сумочку или же несла ее с самого начала — точно не знаю.
   — Понятно. Значит, доказательств нет. Все могло произойти как угодно. А как насчет почерка?
   Филип мрачно напомнил:
   — Она училась писать почерком Энн три с половиной года и, по-моему, достигла удивительных успехов. Что скажут эксперты, не знаю.
   — Присяжные недолюбливают экспертов.
   Филип кивнул.
   — Мне всегда казалось, что даже эксперты сомневаются в правильности своих заключений.
   — Технические подробности присяжных не интересуют.
   Филип подошел к письменному столу и присел на край.
   — Ради бога, не будем о присяжных! Эта женщина — не Энн, и мы должны заставить ее сознаться в этом. Она Энни Джойс, значит, она имеет право получить тридцать тысяч фунтов Терезы Джоселин — так и объясните ей. Я говорил Энн, что эти деньги ей не принадлежат, а после смерти Энн сказал вам, что оставлю их себе лишь в том случае, если удостоверюсь, что Энни Джойс мертва. Но она жива, она сидит в большой гостиной вместе с Линдолл. Наверное, перебирают фотографии тети Милли, — мистер Кодрингтон невольно ахнул, и Филип усмехнулся. — Этим делом они занялись еще вчера вечером. Просьба была высказана как нельзя более тактично. «Тетя Милли, дорогая, у вас не сохранилось каких-нибудь снимков?.. Вот как? О, покажите их мне! Вы не представляете, как я соскучилась по знакомым лицам!» Даже если она видит их впервые, будьте уверены: вскоре она запомнит все до единого.
   Мистер Кодрингтон не стал скрывать недовольство:
   — Почему вы допустили такое? Вы совершили ошибку.
   Филип пожал плечами.
   — Многое свершилось еще до моего приезда. Лин ходит за ней по пятам, как собачонка. Думает, что я… — его голос изменился, понизился до еле уловимого шепота. — Не знаю, что она думает.
   Мистер Кодрингтон забарабанил пальцами по колену.
   — Миссис Армитидж следовало бы проявить больше благоразумия.
   Филип поднялся и направился к двери.
   — Не вините тетю Милли: до моего возвращения они с Лин ни в чем не сомневались. А теперь тетя Милли потрясена — по крайней мере, я на это рассчитываю. Но Лин… — он снова вернулся к столу. — Мы отвлеклись. Я хочу, чтобы вы зашли в гостиную и сообщили Энни: она сможет получить тридцать тысяч Терезы, как только подпишет расписку именем Энни Джойс.

Глава 7

 
   Линдолл вышла из гостиной и закрыла за собой дверь. На миг ее охватило облегчение, иллюзорное чувство успешного бегства. Но тут же Филип вышел за ней, взял ее за руку и широким шагом повел прочь.
   Впустив Лин в кабинет, он вошел следом, захлопнул дверь и прислонился к ней.
   — Значит, и ты туда же! Что за игру ты затеяла?
   — Не понимаю…
   — Ты выставляешь себя на посмешище!
   Роковые слова чуть не сорвались с ее губ. Ужаснувшись им, Лин побледнела еще сильнее, чем прежде, — потому что чуть не выпалила: «Если бы так!» Филип заявил, что она выставляет себя на посмешище, а она чуть не пожалела вслух о том, что он ошибся. И это означало бы одно: ее раздосадовало возвращение Энн. Но об этом Лин не позволяла себе думать.
   Филип смерил ее взглядом, и Лин показалось, что она уловила в нем пренебрежение.
   — Глупышка! Ты сдерживаешься в пику мне, это ясно. Но зачем ты это затеяла?
   Она стояла перед ним, как провинившийся ребенок.
   — А что такого я натворила?
   Он рассмеялся.
   — Гораздо важнее то, чего ты не сделала. Если она и не знала чего-то, ты приложила все усилия, чтобы просветить ее, не так ли?
   — Ты имеешь в виду фотографии? — медленно и встревожено уточнила она.
   Филип взял ее за запястья.
   — Посмотри мне в глаза! Эта женщина — не Энн. Энн умерла. Нет, не отворачивайся! Почему ты решила, что она Энн? — он крепче сжал пальцы. — Ты и вправду так считаешь?
   Она смотрела на него во все глаза, но не знала, что ответить. Филип отпустил ее руки и со смехом попятился.
   — Значит, ты ни в чем не уверена? Ты молчишь? Растеряла все слова? Но будь ты уверена в своей правоте, ты открыто заявила бы о ней. Хочешь, я помогу тебе, объясню, как все было? — Он сунул руки в карманы и прислонился спиной к двери. — Сначала ты ей поверила, тебе и в голову не пришло усомниться. «О, какая радость! Энн жива, все это время она была жива!»
   Лин выдержала его взгляд и подтвердила:
   — Да…
   — А потом первая вспышка радости угасла, верно? — он прищурился, впиваясь в нее взглядом. — Да, тебе стало не до веселья. Тебе пришлось притворяться, делать над собой усилия, выполняя ее просьбы.
   — Да… — хотела повторить Лин, но ее бледные губы не шевельнулись. Понимая, что ее выдают глаза, она поспешно отвела взгляд.
   — Если бы я не любил тебя всем сердцем, я отвесил бы тебе затрещину!
   И без того мертвенно-бледное лицо Лин стало совсем белым. Мышцы напряглись, лицо осунулось. Она взялась одной рукой за другую и крепко стиснула пальцы.
   — Так нельзя… — еле выговорила она.
   Только человек с острым слухом сумел бы разобрать ее слова. К счастью, Филип прекрасно их расслышал.
   — Что нельзя? — уточнил он и продолжал, видя, как ее глаза наполняются скорбью и упреком. — Нельзя любить тебя или давать затрещины?
   — Ты же знаешь…
   На его лице вспыхнула краткая улыбка и вновь погасла. Всего на миг постороннему наблюдателю представился случай увидеть, какими обаятельными могут быть мужчины рода Джоселин. Резкие очертания губ смягчились, искренний блеск преобразил глаза. Но перемена была мимолетной. Прежде чем Линдолл успела немного успокоиться, Филип продолжал:
   — Ты права, я сам знаю. Я не должен любить тебя — потому что Энни Джойс разыграла комедию, выдавая себя за Энн. Так ведь?
   — Нет. Все дело в том, что Энн… Энн — твоя жена, — на этот раз ответ прозвучал громче, но губы по-прежнему едва шевелились.
   Ледяным, раздраженным тоном Филип отозвался:
   — Эта женщина вовсе не Энн, и уж конечно, не моя жена! Думаешь, я не узнал бы ее? Нельзя прожить с женщиной целый год и спутать ее с другой. Мы с Энн прекрасно знали друг друга и с каждой ссорой узнавали еще лучше. А эта особа знакома со мной не более, чем я — с ней. Мы никогда не встречались, мы совершенно чужие люди.
   Глаза Линдолл наполнились болью. В них что-то шевельнулось — какая-то мысль или чувство раскаяния, но его тут же поглотила боль.
   — Тебе нравится роль мученицы? — резко, почти оскорбительно продолжал Филип. — Ну конечно: я люблю тебя, а Энн жива. Она разлучит нас, поэтому ты и считаешь Энни Джойс моей женой. Нам нестерпимо больно, и ты готова на все, лишь бы мы расстались. Думаешь, я соглашусь? Ни за что! — Он протянул руку. — Иди сюда.
   Она шагнула вперед, его ладонь легла на ее плечо.
   — Думаешь, я не понимаю, что с тобой творится? Сначала ты была абсолютно уверена, что она — Энн. Но потом, засомневавшись, ты принялась винить себя, убеждать, что с твоей стороны сомневаться несправедливо и непорядочно. Затем ты пришла к выводу, что сомневаешься потому, что не хочешь, чтобы Энн оказалась живой — и конечно, ты принялась всеми силами уверять ее и всех остальных, что ты очень рада! Не знаю, что ты успела натворить — но, думаю, натворила немало. Надеюсь, впредь ты не станешь так поступать: ты не умеешь лгать, мне не составит труда разоблачить тебя, — он притянул Лин к себе и обнял за плечи.
   Она испустила прерывистый вздох.
   — Неужели я навредила нам?
   — Видимо, да.
   — Прости, я не хотела…
   — Детка, зло совершают не только умышленно, но и по велению сердца.
   — Ты несносен.
   — Само собой.
   — Филип, но что же я все-таки натворила?
   — Это нам еще предстоит выяснить — или, если выражаться по-французски, qui vivra verra ^[1]. Очевидно, ты сообщила ей немало подробностей, о которых она должна была знать, но не знала, и не узнала бы, если бы не твоя помощь.
   — Каких подробностей?
   — Касающихся нашей семьи и соседей. Многое она знала от Терезы, но кое-что могла забыть, а ты невольно воскресила ее воспоминания.
   Линдолл заерзала в кольце его рук.
   — Филип, это несправедливо. Посуди сам: вернувшись после длительного отсутствия, Энн не могла не начать расспрашивать о родных и знакомых. Ей наверняка было бы интересно узнать, как они живут, где они и так далее.
   — Смотря как она завела эти расспросы. Это я предпочел бы узнать от тебя. Несомненно, она действовала очень ловко. Она гораздо умнее Энн — Энн не отличалась хитростью и умом. Она знала, чего хочет, и добивалась своего, а в противном случае закатывала сцену. Словом, она действовала честно и открыто, прибегать к уловкам ей не приходилось — в отличие от Энни Джойс. А Энни всю жизнь была вынуждена хитрить и изворачиваться, притом довольно часто. Ну а теперь расскажи, как она выспрашивала о соседях.
   Линдолл прикусила губу.
   — Филип, твоя просьба звучит оскорбительно. По-моему, все выглядело вполне естественно. Она спросила, много ли в округе пустующих домов — разве Энн не поинтересовалась бы этим? Потом спросила, кто из соседей погиб на войне, как живут остальные — такие же вопросы могли возникнуть и у Энн.
   — А потом речь зашла об альбомах с фотографиями?
   — Филип, все опять-таки вышло само собой. Она поинтересовалась, — почему меня не призвали на службу, и я ответила, что числюсь в женской вспомогательной службе ВМС, но сейчас нахожусь в отпуске по болезни. Она заявила, что хотела бы увидеть меня в форме и спросила, занимается ли тетя Милли фотографией, как прежде. Я ответила, что да, когда у нее появляется пленка. Как видишь…
   Филип уже все понял: молоко безнадежно пролито. Оплакивать потерю бесполезно.
   Линдолл вскинула голову и заглянула ему в глаза.
   — Филип…
   — Что?
   — Знаешь, Филип…
   — Что еще ты натворила?
   — Больше ничего. Но напрасно ты думаешь, что я во всем согласна с тобой. Ей известно то, что могла знать только Энн.
   Филип иронически приподнял брови.
   — Жаль, что ты не имела удовольствия знать мою кузину Терезу. Уверяю, она совала нос куда только можно и смаковала сплетни, а Энни Джойс прожила с ней целых семь лет.
   Линдолл покачала головой — казалось, она пытается прогнать какие-то мысли.
   — Похоже, ты уже все решил, и совершенно напрасно. Филип, мне придется пойти другим путем — кто-то же должен проявить беспристрастность. Меня не покидают мысли об Энн — я так ее любила! Я думала, она вернулась. Если это не она, значит, с нами сыграли чудовищную, жестокую шутку. А если все-таки это она, настоящая Энн — что же мы делаем? Как мы приняли ее? Эти мысли не дают мне покоя. Представь, каково вернуться домой и узнать, что ты никому не нужна, даже собственному мужу — худшего положения невозможно вообразить! Об этом я думаю каждую минуту.
   Филип отстранился.
   — Перестань казнить себя. Эта женщина — не Энн.

Глава 8

 
   Беседа с мистером Кодрингтоном приняла совсем не тот оборот, какой планировал Филип. Предложение тридцати тысяч фунтов покойной мисс Терезы Джоселин было отвергнуто с легкой улыбкой, словно сандвич с огурцом.
   — Дорогой мистер Кодрингтон, как можно! Это же нарушение закона. Я не могу подписаться именем бедняжки Энни…
   — Но Филип не собирался оставлять эти деньги себе… — мистер Кодрингтон осекся: ему следовало бы сказать «сэр Филип», что он и сделал бы в разговоре с Энни Джойс. Однако ему не верилось, что он беседует с Энни Джойс, зато он был готов поверить, что перед ним Энн Джоселин.
   Она сидела рядом с ним у камина, протянув к огню длинные стройные ноги и откинув завитую голову на голубую подушку оттенка ее платья — весьма приятное зрелище, смягченное легким дымком сигареты. Она держала сигарету на отлете, поставив локоть на подлокотник кресла и улыбаясь.
   — Нет, Филип считал, что я не должна брать эти деньги себе — из-за них мы и поссорились. Знаете, по-моему, он до сих пор сердится на меня из-за того случая. Мы оба вспылили, заявили, что напрасно поженились… — она повела в воздухе сигаретой, — и тому подобное. Конечно, он был прав: кузина Тереза не имела никаких оснований завещать состояние мне после того, как она чуть ли не удочерила Энни. И я не приняла бы наследство, мистер Кодрингтон, я бы отказалась, но тут вмешался Филип, наговорил резкостей, и этого я не стерпела. Пусть бы отказывался от собственного наследства! — она усмехнулась. — Филип допустил вопиющую бестактность, я не выдержала, мы поссорились, и я умчалась во Францию. Но я давно обо всем забыла — в отличие от Филипа. Не понимаю, почему он принял меня за Энни Джойс. Это же нелепо! Он просто не может пересилить себя и совладать с собственным упрямством — вы же знаете, какие упрямцы эти Джоселины.
   С каждой минутой уверенность мистера Кодрингтона росла. Перемены, которые он заметил, выглядели вполне естественно, если вспомнить обстоятельства последних лет. С этой женщиной он не виделся целых четыре года. Она слегка постарела, похудела, словно недавно перенесла тяжелую болезнь, стала более манерной, приобрела иностранные замашки. Но ведь она жила среди иностранцев! Ничего подозрительного во всем этом мистер Кодрингтон не заметил.
   — Чего же вы хотите? — спросил он.
   Она поднесла сигарету к губам, неторопливо затянулась и выпустила облачко дыма. Переведя взгляд на огонь в камине, она ответила:
   — Примирения.
   — Боюсь, добиться его будет нелегко.
   — Понимаю. Но ничего другого мне не нужно. Я просто обязана попытаться спасти наш брак. Если Филип женился на мне, значит, я была ему небезразлична; вместе мы были счастливы. С тех пор я многому научилась — и прежде всего сдержанности. Полагаю, именно мою сдержанность он упомянул в разговоре с вами, уверяя, что я Энни Джойс. Видите ли, находясь в оккупированной немцами Франции, я просто не могла позволить себе оставаться вспыльчивой — иначе меня давно не было бы в живых. Так и передайте Филипу, — она наклонилась к мистеру Кодрингтону, держа на весу сигарету. — Мистер Кодрингтон, помогите нам. Филип злится потому, что я вернулась. Он воображает, что влюблен в Линдолл, а я ему не нужна. Но я хочу сохранить наш брак, если такое возможно. Вы мне поможете?
   Он промолчал, только приподнял ладонь и снова уронил ее на колено. Слова собеседницы по-настоящему растрогали его.
   Спустя минуту она заговорила совсем другим тоном:
   — Мистер Кодрингтон, что же мне делать? У меня нет ни гроша. Подписать расписку я не могу, но может быть, вы выдадите мне небольшую сумму? Ведь эти деньги в любом случае принадлежат мне.
   — К сожалению, не совсем так.
   — Что же будет дальше? Как все это странно… Ничего подобного я и представить себе не могла, я совершенно не знаю, как мне быть. Могу ли я предпринять какие-нибудь юридические действия?
   — Вы можете возбудить против Филипа судебный процесс по поводу собственности Энн Джоселин.
   На ее лице отразилось смятение.
   — Нет, этого я не сделаю.
   Он пристально всматривался в ее лицо.
   — Кроме того, Филип может возбудить процесс против вас — по поводу жемчужного ожерелья и других драгоценностей, принадлежавших его жене. В любом случае исход дела зависит от того, сумеете ли вы доказать, что вы и есть Энн Джоселин.
   Она нахмурилась еще сильнее и затянулась сигаретой.
   — Неужели Филип решится на это?
   — Может быть.
   — Какой ужас! Процессом заинтересуются газеты. Этого мы не можем допустить! Я думала…
   — Да? Что же вы думали?
   — Я… мистер Кодрингтон, нельзя ли все уладить в частном порядке? Это было бы предпочтительнее. Мы могли бы собрать всех родственников и предоставить им возможность принять решение. Устроить нечто вроде семейного совета, как во Франции.
   — Такое решение не будет иметь юридической силы.
   У нее раскраснелись щеки. В приливе воодушевления она заметно похорошела.
   — Но если мы сумеем договориться, юридического решения не понадобится. Вам ведь незачем обращаться в суд, чтобы доказать, что вы и есть мистер Кодрингтон. Вся беда в том, что Филип продолжает твердить, будто я не его жена.
   Вскинув руку, мистер Кодрингтон остановил ее:
   — Подождите минутку! По закону Энн Джоселин мертва. Даже если Филип признает вас, понадобятся некоторые формальности…
   Она живо перебила его:
   — Об этом позаботитесь вы. Так мы избежим и суда, и огласки. Просто всем станет известно, что меня по ошибке считали погибшей, а я осталась жива.
   — Да, если Филип признает вас и больше ни у кого не возникнет вопросов.
   — А у кого они могли бы возникнуть? — торопливо спросила она.
   — У ближайшего родственника Филипа, наследника титула и поместья.
   — Значит, у Перри Джоселина. Думаете, он станет протестовать?
   — Я понятия не имею, как он поведет себя. Все зависит от того, поверит ли он, что вы Энн, — мистер Кодрингтон был почти уверен, что Перри не станет поднимать шум, но поручиться за него не мог.
   Она с беспокойством продолжала расспросы:
   — А где он сейчас? С ним можно связаться? Он не за границей?
   — Нет, кажется, где-то в окрестностях Лондона. Два года назад он женился на американке. Как видите, в этом деле у него есть свой интерес.
   Она кивнула.
   — Понимаю… Перри было бы выгодно, если бы Филип не был женат или расстался с женой.
   Мистер Кодрингтон сухо отозвался:
   — Но я не представляю, как у Перри могут возникнуть подобные мысли.
   — А, вот вы о чем… — она грациозно повела сигаретой и рассмеялась. — Я думала, мы имеем в виду юридическую точку зрения. Оставим покамест в покое личные интересы. Давайте устроим семейный совет. Соберем всех родных — Перри, его жену, всех прочих, и спросим, согласны ли они признать меня. Если они согласятся, вопрос исчерпан. Филипу придется перестать упрямиться, потому что ему одному никто не поверит. Но если родные примут сторону Филипа… ну что ж, тогда мне придется убраться восвояси и назваться чужим именем. Но я не стану подписываться именем Энни Джойс, поскольку я — Энн Джоселин, и этого имени у меня никто не отнимет! — В ее прекрасных глазах вспыхнул горделивый блеск.
   Мистер Кодрингтон восхищенно и одобрительно кивнул. В эту минуту он окончательно уверовал, что перед ним Энн, которая повзрослела и превратилась из очаровательной своевольной девушки в не менее очаровательную женщину.
   После минутной паузы она продолжала, слегка понизив голос:
   — Мистер Кодрингтон, так вы поможете мне? Мне нужен всего лишь шанс сохранить наш брак. Если дело дойдет до суда, между мной и Филипом все будет кончено. Каким бы ни стал исход дела, примириться мы уже не сумеем. Он слишком гордый… — она осеклась и прикусила губу.
   Мистер Кодрингтон мысленно согласился с ней: все Джоселины — неисправимые гордецы. Он представил себе заголовки в газетах, уязвляющие фамильную гордость Филипа Джоселина, промолчал, но едва заметно кивнул.
   Она продолжала:
   — Скандал станет для нас роковым ударом. Вот почему я ни за что не решусь подать на него в суд, даже если он выгонит меня из дома без гроша. Обязательно скажите ему об этом. Пусть не считает, что я загнала его в угол, угрожая пистолетом. Объясните, что ни при каких обстоятельствах я не стану возбуждать против него дело. И я надеюсь, что он последует моему примеру. Но семейный совет — совсем другое дело: мы будем избавлены и от огласки, и от посторонних. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы развеять сомнения Филипа. Не понимаю, почему он мне не верит, но постараюсь переубедить его. Если родственники встанут на мою сторону, я хочу остаться здесь. Я не прошу Филипа и впредь быть моим мужем, но хочу, чтобы мы жили под одной крышей — так, будто ничего не произошло. Если он переселится в город, я последую за ним. Мне необходим шанс наладить отношения. Знаю, это будет нелегко, но лишать меня этого шанса несправедливо. Если за шесть месяцев я ничего не добьюсь, я предоставлю ему полную свободу. Если уж на то пошло, я разрешу вам распорядиться деньгами так, как вы сочтете нужным. Но до тех пор мне необходимы хоть какие-нибудь средства, верно? Вы поговорите об этом с Филипом? — Внезапно она рассмеялась. — Глупо, конечно, но сейчас я нищая — мне не на что купить даже пачку сигарет!

Глава 9

 
   — Свое мнение я оставил при себе, — сообщил мистер Кодрингтон.
   — Вы хотите сказать, что не стали высказывать свое мнение при ней, — предельно сухо уточнил Филип. — Но мне вы ясно дали понять, что у меня нет никаких шансов.
   — Этого я не говорил. Просто я хочу указать вам не неоспоримые преимущества решения дела в частном порядке. Подобные процессы обычно привлекают пристальное внимание, нежелательное для заинтересованных сторон. По-моему, в Англии нет ни одной другой семьи, которая нуждалась бы в подобной огласке меньше, чем ваша.
   — Я не намерен признавать Энни Джойс своей женой только ради того, чтобы мое имя не попало в газеты.
   — Разумеется. Но повторяю: альтернатив не существует. По поводу предложения созвать семейный совет я промолчал, но полагаю, что вам следует обдумать его. У этого плана есть немало преимуществ, помимо очевидного — возможности избежать огласки. Такое частное расследование можно провести немедленно, тем самым лишив самозванку шанса собрать сведения и выиграть. Кроме того, на семейном совете не действуют судебные правила, требующие представления доказательств. Каждый из присутствующих имеет право задать ей любой вопрос, и если Энн не только согласна, но и охотно готова подвергнуться этому испытанию…
   — Энн? — бесстрастно перебил Филип.
   — Дорогой мой Филип, как же мне называть ее? Ведь если уж на то пошло, обеих девушек звали Энн, — отозвался мистер Кодрингтон, выказывая несвойственную ему горячность, но тут же опомнился: — Не подумайте, что я на ее стороне. Я сочувствую вам, и настолько, что порой мне трудно сдерживаться. Я хотел бы попросить у вас разрешения обсудить положение с Трентом. Вы с ним еще не встречались? Он стал нашим партнером незадолго до войны. Он состоит в родстве со старым Сазерлендом, который во времена моего отца был старшим партнером. Родство, конечно, дальнее, но мы только рады сохранить давние связи, — стараясь развеять неловкость, он продолжал рассказывать про Пелема Трента: — На редкость способный работник, мне с ним повезло. Ему еще нет и сорока лет, он служит в пожарной охране, поэтому его не призвали в армию. Разумеется, в конторе он появляется раз в три дня, после трех суток, проведенных на дежурстве, но это гораздо лучше, чем ничего. Буду рад, если вы разрешите мне поговорить с ним. Трент — на редкость умный и здравомыслящий юрист. И к тому же славный малый. Миссис Армитидж и Линдолл познакомились с ним, когда побывали в городе незадолго до вашего возвращения на родину. Линдолл унаследовала несколько сотен фунтов от одной кузины со стороны Армитиджей, и Трент мгновенно уладил все дело.
   — Можете рассказать ему все, что хотите, — устало отмахнулся Филип. — Если обо всем узнают только ваши партнеры, будем считать, что нам несказанно повезло.
   Мистер Кодрингтон многозначительно посмотрел на него.
   — Я как раз собирался указать вам на это обстоятельство. Уладив разногласия на семейном совете, мы сумеем избежать нежелательной огласки. Посудите сами, можете ли вы сейчас позволить себе стать участником шумного скандала? Вы только что получили новую работу. Разве сотрудникам военного министерства позволено привлекать к себе внимание широкой публики?
   Он сокрушенно покачал головой и продолжал обычным сдержанным тоном:
   — Полагаю, именно так нам и следует поступить.