Восстановленная моими родителями русская печка. Рисунки на печке – совместное творчество мое и других детей, живших тогда в Булавино.
 
   На второй или третий день дым как будто пошел гуще, чем положено. Опять произошло ЧП с печкой, хотя на этот раз несколько другого рода. Под (дно топки) состоял из плотно уложенных кирпичей, но у одного был отколот уголок, и, видимо, вниз завалилось несколько угольков, а мы и не заметили.
   В этот раз мы были опытные: как только потянуло «не тем» дымком, тут же потушили печку, выгребли и выбросили все угли и стали смотреть, что там такое.
   И я увидела эту щель в дне топки, из которой шла уже струйка дыма, – что-то тлело внизу. Тут же схватила гвоздодер и выворотила этот кирпич и пару соседних. Глядь, в самом деле завалились угольки и тлеют. Быстро вылили туда ведро воды. К приходу взволнованных соседей все уже было кончено.
   Этой зимой русскую печку больше не топили. А летом еще раз вытащили подовые кирпичи, подсыпали утолщенный слой песка, глины для теплоизоляции, снова аккуратно уложили кирпичи, тщательно промазали все щели глиной, и больше проблем не было никогда.
   Родители, конечно, беспокоились по поводу того, как у нас на этот раз пройдет «зимовка», и попросили из Булавино прислать им телеграмму, вернее, не из Булавино, а из более крупного села Задольское, что на другой стороне озера, где была почта, магазин и автобусная остановка. В принципе, там даже был телефон, только он обычно не работал. Поскольку это все происходило в сказочную эпоху до появления сотовой связи, то связываться с Москвой надо было так: перебраться через озеро (зимой на лыжах, а летом на лодке) и пытаться отправить телеграмму с почты в Задольском.
   Телеграммы все-таки как-то доходили. Даже можно было и из Москвы послать в Булавино телеграмму тем же способом, только она обычно, попав на почту в Задольском, лежала до оказии, пока кто-нибудь из местных не собирался за чем-либо «на ту сторону, в Булавино». Если при этом он случайно встречал почтальоншу, и она вспоминала, что у нее для Булавино есть почта, то могли даже и передать эту почту. Но поскольку такое событие требовало совпадения множества случайностей, то обычно телеграмма из Москвы на почте в Задольском лежала подолгу, пока адресат сам как-нибудь не забредал туда (обычно в магазин) и ему не приходило в голову заглянуть на почту.
   Так или иначе, мы телеграмму должны были послать и послали. Мы долго думали, что в ней написать так, чтобы снова не напугать родителей новым пожаром, с одной стороны, и не наврать, что якобы все благополучно, с другой. В конце концов была отправлена телеграмма с текстом: «ДОМ ЦЕЛ ЗПТ ЛЮДИ ЖИВЫ», что вполне соответствовало истине.
   Телеграмма эта произвела в Москве сильное и неожиданное действие. Мои родители мирно спали или ложились спать вечером, часов в одиннадцать. Вдруг в дверь начали непрерывно звонить и стучать так, что они здорово испугались. Наскоро одевшись, они открыли, увидели там взволнованного почтальона, который размахивал телеграммой со словами: «Не волнуйтесь, не волнуйтесь! Все в порядке, ДОМ ЦЕЛ, ЛЮДИ ЖИВЫ!!!» Видимо, на почте в Москве решили, что это телеграмма из района стихийного бедствия, и из самых лучших побуждений отправили нарочного поздним вечером отнести ее адресату, чтобы не держать ожидавшую ее семью в напряжении до утра. Надо сказать, что мы все очень высоко оценили этот благородный порыв московского почтового отделения.
   Вообще, первые пару лет в Булавино летом существовала почтовая связь еще через ту деревню Криново, которая была на нашем берегу, в пяти километрах, – ту самую, от которой мы добирались пешком в первый раз. Там тоже была почта, которая потом закрылась. А тогда она еще работала, и даже существовала «почтальонка» Люся, которая два-три раза в неделю, надев резиновые сапоги, шла через лес в Булавино и несла почту и даже (представьте!) подписку на газеты и журналы. Она шла, невзирая на погодные условия и на обитавших около Булавино чудовищных быков.
   О быках сейчас расскажу.
   Быки были принадлежностью булавинского стада и теоретически управлялись пастухом Никанором. Но только теоретически, потому что на самом деле это были необыкновенно лютые быки, которых обязательно надо было резать на второй или максимум третий год их жизни. Если по какой-то причине их на третий год не забивали, они совершенно выходили из повиновения людям, зверели, поселялись в лесу и стремились забодать всякого, кто направлялся из Криново в Булавино.
   Никанора они регулярно загоняли на сосну, и он сидел там по полдня, уговаривая быков (по его собственным рассказам): «Быконька-быконька, шел бы ты вон в ту сторону!», – на что непреклонный зверь только ревел и рыл землю копытом.
   Наконец, Нина и Никанор принимали решение, что жить так уже невозможно и быка надо сдавать на мясо. Сдавать на мясо надлежало в центральной усадьбе, в пятнадцати километрах. Для этого его предстояло еще отловить и довести до места.
   А это была целая история. Всем быкам еще в детстве вдевали в нос кольцо, иначе с ними вообще никак не управишься. Хитрость была в том, чтобы ухватить быка за это кольцо и привязать к телеге, тогда он делался послушным и шел за телегой покорно, не пытаясь вырваться. Однако пойди ухвати его за это кольцо!
   Поступали обычно так. Загоняли стадо телок и быка в сарай хитрым способом: надо было, чтобы бык вошел первым, за ним – телки, и приперли бы его своими телами к стенке сарая. Телок было много, до двухсот голов, можно было весь сарай набить ими прямо битком. Таким образом, бык оказывался прижатым и не мог в таком положении бодаться. После этого надо было по спинам стада проползти до быка, ухватить его за кольцо и привязать веревку.
   Короче, это была целая военная операция, и выполняла ее обычно Нина. Во всяком случае, именно она ползла по спинам телок и хватала быка за кольцо. Никанор, видимо, боялся и под всякими предлогами от этой финальной стадии старался уклониться.
   После этого быка привязывали к телеге, и Нина гордо конвоировала его в центральную усадьбу. А в Булавино между тем начинал подрастать следующий бычок.
   Мы встретились с очередным быком вместе с почтальоншей Люсей, когда решили приехать в нашу деревню все той же студенческой компанией уже не зимой, а в июне, после сдачи летней сессии. Нас было человек десять, в том числе несколько довольно здоровенных ребят – не то чтобы одни девчонки. И ехали мы через Криново, потому что не было лодки, чтобы переправить нас через озеро со стороны Задольского.
   Люсю мы увидели в Криново, она как раз собиралась с почтой в Булавино и очень обрадовалась, что у нее будет такая компания. Пока мы пели пять километров через лес, она всю дорогу рассказывала ужасные истории о быках и приговаривала: «Как хорошо, что я с вами, а то очень страшно одной ходить, там сейчас бык, ух какой!»
   И всю дорогу наши мальчишки храбрились и говорили: «Да что нам бык, мы его сейчас! Да мы его одной левой!» Они выломали себе в лесу каждый по огромной дубине и воинственно ими потрясали, изображая, как они при случае расправятся с быком. Девчонки, надо сказать, выглядели как-то нервно и вдобавок ныли, что у них тяжелые рюкзаки. Наконец, показалась опушка леса, а за ней околица деревни, и вот – о ужас! – между нами и околицей стояло булавинское стадо, а перед стадом – бык со сверкающим кольцом в носу!
   Бык, впрочем, был занят – мирно щипал травку. Однако ряды наши мгновенно перестроились. Вперед выдвинулась Люся с прутиком в руках. Она отважно двинулась на быка, помахивая прутиком и приговаривая: «Пошел-пошел!» За ней ступали совершенно притихшие мальчишки со своими дубинками. В арьергарде сбились в кучку девчонки с рюкзаками.
   Бык не обращал на нас внимания: он завтракал. Нам удалось миновать стадо и приблизиться почти вплотную к окружавшему деревню забору. В этот момент кто-то оглянулся и крикнул: «Догоняет!» До забора оставалось метров десять. Никогда я не видела, чтобы люди с огромными рюкзаками мчались так прытко!
   Некоторые с разбегу перемахнули через почти двухметровый забор, не снимая рюкзаков. Некоторые ухитрились пролезть в чрезвычайно узкие щели между заборными слегами – и сами пролезли, и рюкзаки протащили, причем все это в мгновение ока. Короче, через пять секунд мы все были в безопасности по ту сторону забора.
   Но наибольшее мужество во всей этой истории проявила почтальонша Люся.
   Оказавшись в деревне, она вздохнула и произнесла: «Эх, а мне еще обратно идти!» – и отправилась разносить почту. Кстати, на одном из домов в Булавино в те времена висел настоящий почтовый ящик, откуда Люся даже вынимала иногда корреспонденцию, если ее предупредить, что ты написал письмо и туда его бросил.
   Через два года Люся вышла на пенсию, и на этом деятельность почты в Криново завершилась.

О том, как кобыла взбрыкнула и телега перевернулась

   На следующее лето после первого печного пожара моим родителям стало очевидно, что в Булавино надо отправлять большое количество стройматериалов для окончания ремонта гнилых стен, а также какую-то мебель и хозинвентарь.
   Со стройматериалами тогда было плохо. Как я уже говорила не раз, их почему-то не продавали частным лицам. Однако кое-как удалось купить несколько оконных рам и стекло. Поэтому пришли к выводу, что наиболее сгнившие части стен заменим на оконные проемы, заодно в избе станет посветлее.
   Купили несколько листов рубероида для ремонта протекающей крыши. Еще были куплены кухонный стол и кровати, из квартиры решили, как водится, отправить старый диван и какие-то шкафчики, кастрюльки. Короче, собрался целый грузовик.
   Грузовик был нанят в трансагентстве чин чинарем и должен был довезти всю эту кучу барахла до Криново – крайней точки, куда доходила проезжая дорога. Как переправить груз дальше через болотистый лес, мы себе не очень представляли, но утешались мыслью, что как-то вещи все-таки в Булавино попадали раньше. Присутствовали же в домах у наших деревенских соседей кровати и столы! Значит, доставка в принципе возможна. Вероятно, надо будет искать трактор или телегу с лошадью.
   Как бы то ни было, мой отец Соловьев Николай Николаевич отважно отправился в путь, утешая себя следующей мудростью: «Раз купили вещи и довезли до Криново, не выбросим же? Как-нибудь довезем все-таки».
   Итак, двадцатого июня соответствующего года Соловьев Н. Н. уселся в трансагентский грузовик с вещами и уехал. Предполагалось, что грузовик идет до Криново один день, потом, скажем, еще один день на преодоление остатка пути через лес, еще один день – на раскладку привезенных вещей по местам уже в Булавино плюс один день на обратную дорогу. Итого четыре дня. Ну, еще запас на всякие непредвиденные ситуации – день. Итого через пять дней максимум он должен вернуться в Москву, успешно завершив операцию.
   Связи с деревней, как мы помним, не было – ни телефонной, ни какой-либо другой.
   Проходит неделя, другая – ни Николая Николаевича, ни вестей о нем не поступает. Моя мама Елена Викторовна начала нервничать, хотя, вообще говоря, человек она не слабонервный. Но все-таки две недели – это уже слишком долго.
   Позвонили в трансагентство и после некоторых мытарств выяснили, что грузовик вернулся обратно разгруженный, целый и невредимый еще две недели назад. Наконец, мама отправилась на почту и дала телеграмму с заранее оплаченным ответом (была такая форма услуги на почте в те времена) с таким текстом: «Начальнику почтового отделения в деревне Криново. Соловьев Н. Н. с вещами для деревни Булавино выехал из Москвы на грузовике 20 июня сего года. Назад до сих пор не вернулся. Сообщите, что знаете, по такому-то адресу Соловьевой Е. В.» Для ответа была выслана крупная сумма – 3 рубля, чтобы почтмейстер из Криново мог ответить подробно и обстоятельно, если что-нибудь знает.
   Ответ прибыл на следующий день тоже телеграфом и был весьма обстоятельным: «Соловьевой Е. В. Сообщаю что знаю. Соловьев Н. Н. с вещами прибыл 20 июня в деревню Криново. Вещи были разгружены с грузовика и погружены на подводу. Соловьев Н. Н. взялся сам управлять подводой. По дороге в Булавино в лесу кобыла взбрыкнула, телега перевернулась, вещи вывалились в грязь. Остатки вещей вторую неделю Соловьев Н. Н. возит на тракторе».
   Паника в нашей семье улеглась, и мы стали терпеливо ждать возвращения главы семейства. Он действительно вернулся еще через несколько дней, а история о брыкливой кобыле пополнила коллекцию местных легенд о москвичах-дачниках.
   Так или иначе, цель была достигнута: вещи были переправлены, и в течение этого и следующего лета ремонт дома был вчерне завершен (вместе с восстановлением печки). И даже получилось совсем неплохо: огромные по местным понятиям городские окна, выходящие на озеро, в доме нормальная мебель, мягкий городской диван, печка функционирует, крыша почти не течет – одним словом, городской комфорт в деревенских условиях.
   Однако проблемы с протеканием крыши окончательно удалось решить значительно позже, когда я окончила университет и вышла замуж за Сережу. Хотя отец и покрыл крышу новым рубероидом, привезенным с такими сложностями из Москвы, это было решением только временным. Основа крыши была драночная, эта дранка была хорошо видна снизу, с чердака. Было видно, что ее поддерживают уложенные на стропила круглые палки из леса, так называемые слеги, а вовсе не доски, из которых по строительным канонам полагается делать «палубу» крыши.
   Ясно, что это было сделано из-за бедности и недоступности Булавино для проезда транспорта. Видимо, когда строили дом, то досок на «палубу» просто не было, и те давнишние умельцы использовали подручный материал, которого в лесу было навалом, вдобавок бесплатно.
   И вот результат такой экономии: хотя несколько поколений хозяев дома (а дому, напомню, было около ста лет) покрывали крышу поверх дранки рубероидом, это не очень помогало. Рубероид прибивали к крыше через деревянные планки, пропуская длинные гвозди через всю многослойную кровлю и пытаясь вслепую попасть ими в круглые тонкие слеги, находившиеся в самом низу.
   Во-первых, часто промахивались мимо слег, и получались лишние дырки в кровле от гвоздей. Во-вторых, даже если попадали, то это давало только кратковременный результат. На этих озерах часто дуют очень сильные ветры, прямо-таки ураганы. Они то прижимали многослойный «пирог» кровли к слегам, то давали ему отойти, расшатывая гвозди. Кровля работала как пружинный матрас. Через некоторое время гвозди выскакивали, и прижимающие рубероид планки отлетали. Вода продолжала затекать внутрь, дранка и слеги гнили. Текло на стены и потолок, прел и гнил таким образом весь дом.
   Кардинально исправить ситуацию можно было лишь сменив полностью всю крышу: сбросить вниз всю кровлю, положить вместо прогнивших слег доски, на них какой-нибудь жесткий материал, например шифер или листовое железо (которые вдобавок, повторяю, было очень трудно купить).
   На такую сложную операцию мы смогли решиться, только когда в семье появился второй сильный мужчина – Сережа.
   Каким-то чудом удалось купить в нашем райцентре Д. шифер. Об этом тоже можно рассказать целую историю: покупка стройматериалов при советской власти граничила с эпическим подвигом. Одно то, что перевезти было не на чем, уже повергало в отчаяние. Вот он, шифер, допустим, уже куплен, а машину, чтобы довезти его хотя бы до берега озера, нанять официально невозможно. Даже если есть в Д. трансагентство, то на грузовик надо было записываться в очередь за месяц. А кто тогда знал, в какой именно день Господь ниспошлет нам покупку шифера?
   Но, так или иначе, раздобыли где-то «левый» грузовик, довезли шифер до Задольского на противоположном берегу. Тогда уже у нас была лодка, и мы предпочитали, как все, возить грузы по воде, а не на кобыле через болото. Всего пара недель тяжелой физической работы (погрузить тяжеленные шиферные листы в лодку, переправить на четыре километра по воде, разгрузить, втащить вверх по склону берега до дома – еще триста метров – все в несколько приемов, потому что в лодку много не влезает) – и вот мы уже счастливые обладатели доставленного в Булавино штабеля шиферных листов.
   Еще одно лето ушло на разборку крыши, добычу досок для палубы и монтаж новой кровли.
   С добычей досок связана еще одна душераздирающая эпопея. Их тоже купили в Д. и для перевозки наняли грузовик (естественно, «левый») с водителем-эстонцем, который в своей обычной жизни был занят на прокладке линий электропередачи через леса. Эстонец очень гордился своим грузовиком и твердил, что он может пройти через любое болото. В результате он нас спровоцировал на глупость – опять на попытку перевезти доски через Криновское болото (хотя, казалось бы, уже были научены жизнью). Но после прошлогодних мучений с шифером очень хотелось верить в то, что вот сейчас, на супервездеходном грузовике мы привезем доски прямо до дома и таскать на себе ничего не придется.
   Сережа с моим дядей Робертом (который тогда уже тоже поселился в Булавино) и водителем-эстонцем рискнули опять поехать по Криновской дороге. Ну а дальше было как в истории с кобылой несколько лет назад: они исчезли в лесу и больше не появились до ночи. Мы ждали-ждали и легли спать – а что еще прикажете делать?
   Примерно в час ночи в окно забарабанили – это был Сережа, пешком вышедший из леса. Он был мрачен и сосредоточен: «Давайте топоры, лопаты, толстую веревку, пять бутылок водки и хлеба. Кто еще может помогать копать, пусть одеваются быстро и идут со мной. Сапоги обязательно самые высокие надеть!» На вопросы, почему нельзя подождать до утра, он только отмахивался и злобно рычал.
   Спасательная экспедиция была снаряжена и ушла в темный лес. Вернулись все на следующий день к обеду, без досок и без грузовика.
   Выяснилось следующее. Эстонский грузовик в середине леса (примерно там, где в свое время бабке Тиркиной было велено построить мост) провалился в болото. Причем так неудачно, что ему «под брюхо» между задними и передними колесами попал огромный камень-валун (там в болотах они попадаются часто). В результате грузовик повис на этом камне, колеса беспомощно вращались в жидкой грязи, не доставая до дна, и вытащить его можно было только выкопав из болота целиком, вместе с валуном.
   К счастью, в этом месте озеро близко подходит к лесной дороге. Поэтому наши доски просто сбросили на землю и решили, что опять будем таскать их к берегу и перевозить на лодке до Булавино, но это потом. А сейчас было главное – спасти грузовик и нашего эстонца. Эстонец очень нервничал: вдруг эти русские заказчики бросят его одного в болоте и не помогут ему вытаскивать машину. Он все твердил, что этот рейс у него «левый», начальство ничего не знает и что в шесть утра он должен быть где-то у себя на базе. Поэтому все спасательные работы пришлось производить прямо ночью. К утру они этот грузовик все-таки вытащили. Потом сели на травку и выпили оставшуюся водку из горлышка, передавая друг другу бутылку. Было не очень понятно, как эстонец в таком виде поедет к себе на базу, но он сказал: «Ничего-ничего», сел в машину, развернулся и уехал в направлении Криново. Видимо, он смог выбраться на проезжую дорогу, потому что через пару дней мы прошли до самого Криново, опасаясь обнаружить его где-нибудь опять застрявшим, но, к счастью, никого не обнаружили.
 
 
   Это, конечно, не самая большая лужа, но представление о наших лесных дорогах она тоже дает. Та лужа, в которой утонул грузовик, была раза в четыре больше и втрое глубже.
 
   Доски еще неделю таскали через лес к берегу озера и потом связывали плотом и сплавляли по воде до Булавино, где предстояла обратная операция: вытащить их из воды на сушу и поднять на крутой берег.
   К концу лета ремонт крыши был завершен, и мы наконец избавились от протечек.
   Впоследствии, после «перестройки», когда уже мы с Сережей стали хорошо зарабатывать в бизнесе и появилась возможность покупать и привозить стройматериалы нормальным путем, а вдобавок нанимать рабочих, в этот дом было вложено еще много денег и усилий. Был сделан второй «белый» пол (раньше был только «черный»), дом обшит вагонкой, перестроено крыльцо, маленькие прогнившие деревянные окна заменены на пластиковые стеклопакеты, сделан летний водопровод с автоматической подачей воды на кухню и в посудомоечную машину. На втором этаже оборудовали летнюю комнату, на первом – ванную комнату с биотуалетом и душевой кабиной, устроили летнюю кухню с большим навесом, выстроили отдельно стоящий сарай для инструментов. Не говоря уже о том, что было построено еще несколько домов для разных частей семьи.
   Теперь в старом, «коричневом», доме живут мои родители и брат Вася. У нас с Сережей свой большой дом рядом, с нами живет младший сын Витюшка, пока маленький. Двое наших старших детей тоже снабжены собственными домами в непосредственной близости: для Аленки с мужем дом построен, для Мити купили дом, когда один из старожилов деревни, Арнольд Викторович, состарился и не смог больше ездить в труднодоступную деревню.
   Кроме того, есть еще маленький зеленый домик, переделанный из бани, – для гостей. Но это разрастание деревни за счет нашего семейства впереди и относится к другой эпохе.

О том, как мы с Сережей чинили баню и как была найдена Котя

   Баня в деревне – это отдельная песня. В первый раз мы попробовали сходить в черную баню еще в Росинушке и были совершенно потрясены. Это сейчас в городе развелось множество саун, бань по-русски и по-турецки, оформленных в «народном» деревянном стиле, в стиле европейском и в каком хочешь, и вещь эта, в принципе, вполне доступная.
   При советской власти почему-то этого тоже обычным путем получить было в городе нельзя. Нет, конечно, общественные бани существовали – Донские, скажем, Сандуновские, может, еще какие-то. Но они были оформлены в стиле мерзкого кафельного советского «санузла» и, по убеждению моих родителей, все были рассадниками грибковых заболеваний, так что мы туда не ходили. А сауна считалась элитным «блатным» развлечением, и попасть туда можно было не всегда и только по знакомству.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента