Страница:
Она гладит сердце на ножках.
– Я дарю их только тем, кого действительно люблю.
Я отшатываюсь.
– Живое сердце!.. Какой ужас!
– Это олицетворенная любовь. Мишель, тебе не нравится? – удивляется она.
Кажется, живое сердце почувствовало, что мы говорим о нем, и сжалось.
Афродита гладит его, словно успокаивает котенка.
– Сердцам нравится, когда их дарят. У этих химер нет глаз, ушей и мозгов, но они все-таки обладают каким-то крошечным рассудком. Разумом сердца! Они хотят, чтобы кто-нибудь взял их себе.
Продолжая говорить, она медленно подходит ко мне. Я не шевелюсь.
– Каждое живое существо хочет, чтобы его любили. Все остальное не имеет никакого значения.
Богиня любви подходит вплотную, крепко прижимается ко мне. Я чувствую, как мягка ее кожа. Мне так хочется поцеловать ее, но она прижимает указательный палец к губам.
– Ты знаешь, что для меня ты самый главный человек, – говорит она.
Афродита проводит рукой по моему лбу. В этом жесте слишком много материнской ласки.
– Я люблю тебя, но… я не влюблена. По крайней мере, пока не влюблена. Чтобы это случилось, ты должен разгадать загадку.
Она берет мои руки, гладит их.
– Прежде чем стать богиней, я была смертной. У меня были необыкновенные родители. Это они научили меня любить так сильно. Я хочу, чтобы между нами было нечто истинное, великое. Настоящую любовь нужно заслужить. Если ты хочешь, чтобы я воспылала к тебе страстью, тебе придется совершать чудеса. Найди отгадку. Я напомню тебе вопрос: «Лучше, чем Бог, страшнее, чем дьявол. Есть у бедняков, нет у богатых. Если это съесть, можно умереть».
Она целует мои пальцы, прижимает мою руку к своей груди. Потом подхватывает сердце, которое ждет, когда на него обратят внимание.
– Мне очень жаль, сердечко! Похоже, ты не понравилось моему другу.
Афродита подмигивает мне.
– …либо его интересуешь вовсе не ты!
Сердце дрожит от волнения.
Я вновь пытаюсь обнять ее, но она ускользает от меня.
– Мы, конечно, можем заняться любовью, если ты так этого хочешь, но ты получишь только мое тело, не душу. И мне кажется, ты будешь скорее разочарован, чем счастлив.
– Я готов на все.
В ее взгляде усмешка и удивление.
– Многие умерли от печали или покончили с собой из-за любви ко мне, но тебе я не желаю зла. Даже наоборот.
Афродита глубоко вздыхает.
– Теперь мы связаны навеки. И если ты поведешь себя правильно, быть может, нам суждено пережить великое блаженство.
Она встает, оборачивается, обнимает меня, забирает живое сердце и уходит.
Я стою совершенно ошеломленный. Вдруг мне приходит в голову странная мысль: а что, если это было сердце одного из ее отвергнутых поклонников?
Одного из тех, кого она «любила, но в кого не была влюблена»? Мои щеки пылают. Никогда еще я не был в таком смятении. Конечно же, это она сама страшнее дьявола, лучше, чем Бог… и если я ее получу, то умру.
Я вздрагиваю – в дверь снова стучат, на этот раз громче. На пороге Фредди, всклокоченный, с перекошенным лицом. Ему с трудом удается выговорить:
– Скорее, Мэрилин пропала!
Я срываюсь с места. Мы поднимаем на поиски соседей, друзей. Проверяем все улицы и переулки Олимпии, знакомые и незнакомые кварталы. Сатиры, херувимы, кентавры вместе с нами обыскивают кусты, разросшиеся вокруг статуй и памятников.
– Мэрилин! Мэрилин!
Меня душит то же самое чувство, какое я испытывал в прошлой жизни, когда видел объявления о пропавших детях. На фотографиях, обработанных компьютером, мальчики и девочки всегда выглядели старше своих лет. Под снимком – телефон родителей. По радио и телевидению похитителей умоляли выйти на связь. Но никто и никогда больше не видел этих детей. Плакаты на стенах выцветали, проходило время, и о детях забывали.
– Мэрилин! Мэрилин!
Мы прочесываем город. Я останавливаюсь у большой яблони на главной площади, когда передо мной появляется едва заметное существо. Это маленькая химера, которую я называю сморкмухой. Девушка-бабочка двадцати сантиметров ростом нервно взмахивает длинными синими крыльями. Снова и снова пытается что-то объяснить жестами. Она хочет, чтобы я шел за ней, тянет меня в сторону северных садов. В огромных, украшенных скульптурами фонтанах журчат медно-красные воды.
– Ты знаешь, где Мэрилин?
Сморкмуха летит зигзагами. Я иду за ней. Странное маленькое существо, одно из первых, кого я встретил на Эдеме. Надо будет все-таки разобраться, что же связывает меня с этой принцессой-бабочкой.
Мы идем садами все дальше и дальше. И вдруг я замечаю сандалию в зарослях гладиолусов. Дальше – женская нога, тело, сжатая в кулак рука, поднятая к небу. Стоны Мэрилин больше похожи на рев раненого животного, чем на человеческий крик.
Я падаю на колени, раздвигаю цветы и отшатываюсь при виде чудовищной дымящейся раны, разворотившей ей живот. Сколько же раз будет погибать эта душа?
Вокруг пустынно. Никого, кроме сморкмухи и меня. Я хватаю сухую ветку и поджигаю ее вспышкой из анкха. Мне нужен факел. Освещенное лицо самой знаменитой актрисы мира потрясает меня. Лишь бы только не было слишком поздно! Я зову на помощь.
– Она здесь! Сюда! Все сюда!
Я размахиваю пылающей веткой. Актриса открывает глаза, она еще жива. Мэрилин видит меня и шепчет:
– Мишель…
– Мы спасем тебя. Не волнуйся, – говорю я.
Мне не хватает смелости смотреть на ее ужасную рану. Она что-то бормочет, улыбаясь через силу.
– Любовь – как шпага, юмор – как щит.
– Кто это сделал?
Она хватает мою руку, сжимает ее.
– Это… это богоубийца.
– Конечно, богоубийца. Но кто он?
– Это… это…
Она останавливается, смотрит на меня широко открытыми глазами. И на последнем вздохе шепчет:
– Это Ль…
Ее взгляд меркнет, рука разжимается и падает, речь обрывается.
Вокруг уже собралась толпа. Фредди тоже здесь. Он сжимает в объятиях труп любимой.
– Н-Е-Е-Е-Е-Е-Т!!!
В его руках Мэрилин поникла, словно тряпичная кукла.
– Она успела назвать убийцу? – спрашивает Рауль.
– Она сказала только «это… это…», и еще мне кажется, но я не уверен, что она сказала «ль» или «эль».
– Как Бернар Палисси. Он тоже сказал только «Это ль…», – замечает Мата Хари.
Рауль вздыхает.
– «Это» может означать все, что угодно. «Это» дьявол, «это» бог войны, это может быть даже женщина.
– «Эль» – одно из имен Бога на иврите, – говорит Жорж Мельес.
– Может быть, она хотела сказать «это летает»? – высказывает предположение Сара Бернар.
Странно, но гибель Мэрилин уже не волнует меня. Может быть, потеряв своего наставника Эдмонда Уэллса, я смирился с мыслью, что все мы, один за другим, будем убиты? «Ничто не вечно здесь…»
– Обратный отсчет: 84 – 1 = 83. Осталось только 83 ученика. Кто следующий?
Это говорит Жозеф Прудон. Мы не обращаем на него внимания.
– Нужно понять, что было общего между жертвами, – предлагает Мата Хари.
– Очень просто, – заявляет Рауль. – Убивают только лучших учеников. Беатрис и Мэрилин входили в тройку лучших, когда на них напали.
– Кому выгодно убивать лучших?
– Худшим, – тут же отвечает Сара Бернар, указывая на французского анархиста, который удаляется с совершенно безразличным видом.
Мне вспомнился один класс в лицее, когда я еще был смертным и жил в своей последней телесной оболочке на «Земле-1». Самым слабым ученикам доставляло удовольствие травить тех, кто учился лучше. Они изолировали их от остального класса и нападали. Учителя не осмеливались вмешиваться, боясь, что хулиганы в отместку проткнут шины их машин или нападут на них самих. Они даже ставили хорошие оценки членам банды. Это была «власть разрушения». Все предпочитали уступить, лишь бы их не трогали.
– Это также может быть выгодно сильному ученику, который хочет во что бы то ни стало вырваться вперед и обойти других, – снова подает голос Мата Хари. – Он убивает тех, кто мешает ему совершить финальный рывок.
– У кого сейчас лучшие оценки?
Мата Хари вспоминает, кого наградили на последнем занятии.
– Лидирует Клеман Адер, за ним я ex-aequo[7] и…
– Прудон, – подсказывает Рауль.
Имя анархиста не выходит у нас из головы. Он был так невозмутим, так холодно бросил: «Обратный отсчет…»
– Нет, считать виновным Прудона слишком просто, – возражает Жорж Мельес. – Он может устранить соперников в игре, зачем ему рисковать, убивая вне ее?
Шум крыльев заставляет нас посмотреть вверх. Афина, прилетевшая на крылатом коне, приземляется, спрыгивает на землю, и вот уже ее сова кружит над нами. Мы молчим. Богиня справедливости говорит громко и решительно.
– Богоубийца снова бросил нам вызов, и гнев богов велик, – вещает она.
Она подходит к трупу. Уже появились кентавры. Они отталкивают Фредди, который сжимает в объятиях тело возлюбленной, забирают Мэрилин Монро, кладут ее на носилки и набрасывают сверху покрывало.
– Мы считаем, что держать мир на плечах вместо Атланта – слишком легкое наказание для убийцы, который находится среди вас. Ведь Атлант в конце концов привык к этому. Есть более суровая кара. Я долго думала и нашла. Виновный понесет то же наказание, что и Сизиф. Он будет вечно катить камень на вершину горы.
В толпе раздался ропот.
Помнится, нацисты, вооружившись подобной идеей, изобрели пытку бесполезным трудом. В концентрационных лагерях они заставляли людей бесцельно катать по кругу огромные бетонные блоки или перетаскивать с места на место груды камней. Любой, даже самый тяжелый труд, можно вынести, если он осмыслен. Но если он подавляет разум…
– У вас будет возможность яснее представить себе, что это за наказание. Вы сами все увидите. Основной курс закончен, остались факультативы. Один из них ведет как раз Сизиф.
Богиня вскакивает на Пегаса и возвращается на вершину Олимпа. Рядом со мной стоит Фредди, только что потерявший свою звезду-возлюбленную. Он раздавлен горем, с трудом стоит на ногах. Мы поддерживаем его под руки.
– Будь уверен, – шепчет Рауль, – мы найдем ее.
Раввин не отвечает. Мой друг объясняет, что в эту минуту актриса уже наверняка превратилась в химеру. Но, даже став лирохвостом, единорогом или сиреной, она все равно осталась на острове. В соответствии с принципом, который открыл Антуан Лавуазье, «ничто не исчезает бесследно, ничто не возникает ниоткуда, все лишь переходит в иное состояние».
8. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ТОЧКА ЗРЕНИЯ
9. СОН О ДЕРЕВЕ
10. МИФОЛОГИЯ: СИЗИФ
11. ЗНАЧЕНИЕ ГОРОДОВ
– Я дарю их только тем, кого действительно люблю.
Я отшатываюсь.
– Живое сердце!.. Какой ужас!
– Это олицетворенная любовь. Мишель, тебе не нравится? – удивляется она.
Кажется, живое сердце почувствовало, что мы говорим о нем, и сжалось.
Афродита гладит его, словно успокаивает котенка.
– Сердцам нравится, когда их дарят. У этих химер нет глаз, ушей и мозгов, но они все-таки обладают каким-то крошечным рассудком. Разумом сердца! Они хотят, чтобы кто-нибудь взял их себе.
Продолжая говорить, она медленно подходит ко мне. Я не шевелюсь.
– Каждое живое существо хочет, чтобы его любили. Все остальное не имеет никакого значения.
Богиня любви подходит вплотную, крепко прижимается ко мне. Я чувствую, как мягка ее кожа. Мне так хочется поцеловать ее, но она прижимает указательный палец к губам.
– Ты знаешь, что для меня ты самый главный человек, – говорит она.
Афродита проводит рукой по моему лбу. В этом жесте слишком много материнской ласки.
– Я люблю тебя, но… я не влюблена. По крайней мере, пока не влюблена. Чтобы это случилось, ты должен разгадать загадку.
Она берет мои руки, гладит их.
– Прежде чем стать богиней, я была смертной. У меня были необыкновенные родители. Это они научили меня любить так сильно. Я хочу, чтобы между нами было нечто истинное, великое. Настоящую любовь нужно заслужить. Если ты хочешь, чтобы я воспылала к тебе страстью, тебе придется совершать чудеса. Найди отгадку. Я напомню тебе вопрос: «Лучше, чем Бог, страшнее, чем дьявол. Есть у бедняков, нет у богатых. Если это съесть, можно умереть».
Она целует мои пальцы, прижимает мою руку к своей груди. Потом подхватывает сердце, которое ждет, когда на него обратят внимание.
– Мне очень жаль, сердечко! Похоже, ты не понравилось моему другу.
Афродита подмигивает мне.
– …либо его интересуешь вовсе не ты!
Сердце дрожит от волнения.
Я вновь пытаюсь обнять ее, но она ускользает от меня.
– Мы, конечно, можем заняться любовью, если ты так этого хочешь, но ты получишь только мое тело, не душу. И мне кажется, ты будешь скорее разочарован, чем счастлив.
– Я готов на все.
В ее взгляде усмешка и удивление.
– Многие умерли от печали или покончили с собой из-за любви ко мне, но тебе я не желаю зла. Даже наоборот.
Афродита глубоко вздыхает.
– Теперь мы связаны навеки. И если ты поведешь себя правильно, быть может, нам суждено пережить великое блаженство.
Она встает, оборачивается, обнимает меня, забирает живое сердце и уходит.
Я стою совершенно ошеломленный. Вдруг мне приходит в голову странная мысль: а что, если это было сердце одного из ее отвергнутых поклонников?
Одного из тех, кого она «любила, но в кого не была влюблена»? Мои щеки пылают. Никогда еще я не был в таком смятении. Конечно же, это она сама страшнее дьявола, лучше, чем Бог… и если я ее получу, то умру.
Я вздрагиваю – в дверь снова стучат, на этот раз громче. На пороге Фредди, всклокоченный, с перекошенным лицом. Ему с трудом удается выговорить:
– Скорее, Мэрилин пропала!
Я срываюсь с места. Мы поднимаем на поиски соседей, друзей. Проверяем все улицы и переулки Олимпии, знакомые и незнакомые кварталы. Сатиры, херувимы, кентавры вместе с нами обыскивают кусты, разросшиеся вокруг статуй и памятников.
– Мэрилин! Мэрилин!
Меня душит то же самое чувство, какое я испытывал в прошлой жизни, когда видел объявления о пропавших детях. На фотографиях, обработанных компьютером, мальчики и девочки всегда выглядели старше своих лет. Под снимком – телефон родителей. По радио и телевидению похитителей умоляли выйти на связь. Но никто и никогда больше не видел этих детей. Плакаты на стенах выцветали, проходило время, и о детях забывали.
– Мэрилин! Мэрилин!
Мы прочесываем город. Я останавливаюсь у большой яблони на главной площади, когда передо мной появляется едва заметное существо. Это маленькая химера, которую я называю сморкмухой. Девушка-бабочка двадцати сантиметров ростом нервно взмахивает длинными синими крыльями. Снова и снова пытается что-то объяснить жестами. Она хочет, чтобы я шел за ней, тянет меня в сторону северных садов. В огромных, украшенных скульптурами фонтанах журчат медно-красные воды.
– Ты знаешь, где Мэрилин?
Сморкмуха летит зигзагами. Я иду за ней. Странное маленькое существо, одно из первых, кого я встретил на Эдеме. Надо будет все-таки разобраться, что же связывает меня с этой принцессой-бабочкой.
Мы идем садами все дальше и дальше. И вдруг я замечаю сандалию в зарослях гладиолусов. Дальше – женская нога, тело, сжатая в кулак рука, поднятая к небу. Стоны Мэрилин больше похожи на рев раненого животного, чем на человеческий крик.
Я падаю на колени, раздвигаю цветы и отшатываюсь при виде чудовищной дымящейся раны, разворотившей ей живот. Сколько же раз будет погибать эта душа?
Вокруг пустынно. Никого, кроме сморкмухи и меня. Я хватаю сухую ветку и поджигаю ее вспышкой из анкха. Мне нужен факел. Освещенное лицо самой знаменитой актрисы мира потрясает меня. Лишь бы только не было слишком поздно! Я зову на помощь.
– Она здесь! Сюда! Все сюда!
Я размахиваю пылающей веткой. Актриса открывает глаза, она еще жива. Мэрилин видит меня и шепчет:
– Мишель…
– Мы спасем тебя. Не волнуйся, – говорю я.
Мне не хватает смелости смотреть на ее ужасную рану. Она что-то бормочет, улыбаясь через силу.
– Любовь – как шпага, юмор – как щит.
– Кто это сделал?
Она хватает мою руку, сжимает ее.
– Это… это богоубийца.
– Конечно, богоубийца. Но кто он?
– Это… это…
Она останавливается, смотрит на меня широко открытыми глазами. И на последнем вздохе шепчет:
– Это Ль…
Ее взгляд меркнет, рука разжимается и падает, речь обрывается.
Вокруг уже собралась толпа. Фредди тоже здесь. Он сжимает в объятиях труп любимой.
– Н-Е-Е-Е-Е-Е-Т!!!
В его руках Мэрилин поникла, словно тряпичная кукла.
– Она успела назвать убийцу? – спрашивает Рауль.
– Она сказала только «это… это…», и еще мне кажется, но я не уверен, что она сказала «ль» или «эль».
– Как Бернар Палисси. Он тоже сказал только «Это ль…», – замечает Мата Хари.
Рауль вздыхает.
– «Это» может означать все, что угодно. «Это» дьявол, «это» бог войны, это может быть даже женщина.
– «Эль» – одно из имен Бога на иврите, – говорит Жорж Мельес.
– Может быть, она хотела сказать «это летает»? – высказывает предположение Сара Бернар.
Странно, но гибель Мэрилин уже не волнует меня. Может быть, потеряв своего наставника Эдмонда Уэллса, я смирился с мыслью, что все мы, один за другим, будем убиты? «Ничто не вечно здесь…»
– Обратный отсчет: 84 – 1 = 83. Осталось только 83 ученика. Кто следующий?
Это говорит Жозеф Прудон. Мы не обращаем на него внимания.
– Нужно понять, что было общего между жертвами, – предлагает Мата Хари.
– Очень просто, – заявляет Рауль. – Убивают только лучших учеников. Беатрис и Мэрилин входили в тройку лучших, когда на них напали.
– Кому выгодно убивать лучших?
– Худшим, – тут же отвечает Сара Бернар, указывая на французского анархиста, который удаляется с совершенно безразличным видом.
Мне вспомнился один класс в лицее, когда я еще был смертным и жил в своей последней телесной оболочке на «Земле-1». Самым слабым ученикам доставляло удовольствие травить тех, кто учился лучше. Они изолировали их от остального класса и нападали. Учителя не осмеливались вмешиваться, боясь, что хулиганы в отместку проткнут шины их машин или нападут на них самих. Они даже ставили хорошие оценки членам банды. Это была «власть разрушения». Все предпочитали уступить, лишь бы их не трогали.
– Это также может быть выгодно сильному ученику, который хочет во что бы то ни стало вырваться вперед и обойти других, – снова подает голос Мата Хари. – Он убивает тех, кто мешает ему совершить финальный рывок.
– У кого сейчас лучшие оценки?
Мата Хари вспоминает, кого наградили на последнем занятии.
– Лидирует Клеман Адер, за ним я ex-aequo[7] и…
– Прудон, – подсказывает Рауль.
Имя анархиста не выходит у нас из головы. Он был так невозмутим, так холодно бросил: «Обратный отсчет…»
– Нет, считать виновным Прудона слишком просто, – возражает Жорж Мельес. – Он может устранить соперников в игре, зачем ему рисковать, убивая вне ее?
Шум крыльев заставляет нас посмотреть вверх. Афина, прилетевшая на крылатом коне, приземляется, спрыгивает на землю, и вот уже ее сова кружит над нами. Мы молчим. Богиня справедливости говорит громко и решительно.
– Богоубийца снова бросил нам вызов, и гнев богов велик, – вещает она.
Она подходит к трупу. Уже появились кентавры. Они отталкивают Фредди, который сжимает в объятиях тело возлюбленной, забирают Мэрилин Монро, кладут ее на носилки и набрасывают сверху покрывало.
– Мы считаем, что держать мир на плечах вместо Атланта – слишком легкое наказание для убийцы, который находится среди вас. Ведь Атлант в конце концов привык к этому. Есть более суровая кара. Я долго думала и нашла. Виновный понесет то же наказание, что и Сизиф. Он будет вечно катить камень на вершину горы.
В толпе раздался ропот.
Помнится, нацисты, вооружившись подобной идеей, изобрели пытку бесполезным трудом. В концентрационных лагерях они заставляли людей бесцельно катать по кругу огромные бетонные блоки или перетаскивать с места на место груды камней. Любой, даже самый тяжелый труд, можно вынести, если он осмыслен. Но если он подавляет разум…
– У вас будет возможность яснее представить себе, что это за наказание. Вы сами все увидите. Основной курс закончен, остались факультативы. Один из них ведет как раз Сизиф.
Богиня вскакивает на Пегаса и возвращается на вершину Олимпа. Рядом со мной стоит Фредди, только что потерявший свою звезду-возлюбленную. Он раздавлен горем, с трудом стоит на ногах. Мы поддерживаем его под руки.
– Будь уверен, – шепчет Рауль, – мы найдем ее.
Раввин не отвечает. Мой друг объясняет, что в эту минуту актриса уже наверняка превратилась в химеру. Но, даже став лирохвостом, единорогом или сиреной, она все равно осталась на острове. В соответствии с принципом, который открыл Антуан Лавуазье, «ничто не исчезает бесследно, ничто не возникает ниоткуда, все лишь переходит в иное состояние».
8. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Если на всю историю человечества отвести одну неделю, то день будет равен 660 миллионам лет.
Представим же себе, что наша история начинается в понедельник. В 0 часов возникает огромный шар, Земля. В понедельник, вторник и утром следующего дня ничего не происходит. Лишь в полдень среды появляются первые формы жизни – бактерии.
Четверг, пятница и утро субботы – бактерии стремительно множатся и медленно развиваются.
В субботу, во второй половине дня, около 16 часов, появляются первые динозавры, а пять часов спустя уже исчезают. Более мелкие и слабые животные беспорядочно распространяются по Земле, рождаются и умирают. Остается лишь несколько видов, случайно выживших после череды природных катаклизмов.
В субботу же, без трех минут полночь, появляется человек. За четверть секунды до наступления полуночи возникают города. За сороковую долю секунды до полуночи человек сбрасывает первую атомную бомбу и взлетает с Земли, чтобы впервые ступить на Луну.
Нам кажется, что наша история длится невероятно долго. На самом деле мы, «новейшие мыслящие животные», появились лишь за сороковую долю секунды до окончания недели, в течение которой существует наша планета.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
9. СОН О ДЕРЕВЕ
Пробуждение было нелегким. Этой ночью мне снилось, что я шел по переливающейся огнями улице Нью-Йорка, меня толкали люди, куда-то шагавшие и бежавшие. Я спрашивал прохожих: «Кто-нибудь знает меня? У кого-нибудь есть хоть какая-то информация обо мне? Кому известно, кто я и почему здесь?» Взобравшись на крышу машины, я кричал: «Кто знает, кто я такой и почему существую вместо того, чтобы обратиться в ничто?» Кто-то останавливался и кричал мне в ответ: «Я тебя не знаю, но, может быть, ты знаешь что-то обо мне?» Тогда все начали спрашивать друг друга: «Ты не знаешь, кто я? А ты? Не знаешь ли ты, почему я живу? Кто владеет информацией?» Тогда появился Эдмонд Уэллс и сказал: «Разгадка в дереве». Он указал мне на огромную яблоню, которая росла посреди Олимпии. Я подошел к ней, погладил кору и оказался внутри – дерево будто вдохнуло меня. Я превратился в белый растительный сок. Я бежал к корням и пировал, насыщаясь микроэлементами. Потом стремился вверх, поднимался по стволу к ветвям, достигал листьев, заполнял тонкие зеленые прожилки, впитывал свет и вновь спускался, чтобы распространиться по всему дереву. Я был жидким. Я наполнял собой дерево от корней до самых верхних, тонких веточек.
Целый ряд образов прошел передо мной. Растительный сок сгущался в комки, клетки, в людей. Я видел, что корни дерева были прошлым человечества, а тонкие ветки – будущим. Я перетекал в ветвях кроны, перемещаясь из одного возможного будущего в другое. Я поднимался вверх и вновь тек вниз. Менял грядущее, выбрав иную развилку ветвей. И я видел последствия каждого выбора. Плоды превращались в сферы, в каждой из них был заключен новый мир. Это было похоже на то, что я видел дома у Атланта.
Я просыпаюсь, тру глаза. Странный сон. Я утомлен и совершенно не в состоянии идти сегодня на занятия. Разве в моем возрасте ходят на лекции? Мне вспоминается вчерашний разговор с Афродитой. Кажется, я понимаю, как столь сложное существо смогло околдовать, подчинить себе такое множество людей. Нужно подумать о чем-то другом. Я решаю попытаться снова заснуть.
Лишь только я закрываю глаза, как снова оказываюсь внутри дерева. Я вновь стал растительным соком, меня ожидают новые внутридревесные приключения. Вдруг пронзительные звуки заставляют меня вынырнуть на поверхность. Звонят утренние колокола. Какой сегодня день? Суббота. Завтра воскресенье, можно будет проспать до обеда.
Покорно встаю, тащусь к зеркалу. Вот этот тип с серым лицом, заросшим щетиной, – я. Умываюсь холодной водой, чтобы проснуться, и совершаю другие привычные действия – принимаю душ, бреюсь, одеваю тогу. Иду завтракать в Мегарон. Кофе, чай, молоко, джем, рогалики, булочки, тосты. Фредди молчит, похоже, он чего-то ждет.
– Что станет с женщинами-осами без Мэрилин Монро? – спрашивает Мата Хари.
– Что станет со всеми нами? – подхватывает Сара Бернар. – Мэрилин больше нет, кто теперь остановит Прудона? Его армия огромна и мощна. Он может по очереди захватить всех нас.
Густав Эйфель и Сара Бернар вновь начинают обсуждать возможность союза, чтобы защитить нас от войск анархиста. Рауль выглядит озабоченным.
– Если мои люди-орлы отважатся подняться в горы, я скорее всего отобьюсь. Будем сбрасывать камни либо заблокируем перевалы. Сам я не буду спускаться в долину, чтобы сразиться с ордой Прудона, особенно теперь, когда он применяет новую тактику – выпускает вперед рабов, чтобы прикрыть себя, и дожидается, когда противник истощит запас стрел.
– Откуда Прудон узнал об этом приеме?
– Кажется, средневековые китайские полководцы уже пользовались живым щитом, – ответил я, вспомнив, что читал об этом в «Энциклопедии». – Еды рабам давали ровно столько, чтобы они дожили до ближайшего сражения. Затем их выталкивали вперед и использовали как прикрытие.
– До чего же китайцы, должно быть, презирали себе подобных, – вздыхает Сара Бернар.
Мы разрабатываем стратегию. Люди-лошади Сары Бернар и люди-тигры Жоржа Мельеса пока находятся слишком далеко от тех мест, где свирепствуют люди-крысы Прудона. Бессмысленно заставлять их выступить в поход, чтобы слиться в единую великую армию.
– Впрочем, Прудона больше всего занимают женщины-осы. Пока он с ними будет разбираться, мы что-нибудь придумаем.
– А если он захватит всю планету? – спрашивает Густав Эйфель.
Сара Бернар сухо отвечает:
– Тогда женщины навсегда попадут в рабство. Вы видели, как люди-крысы обращаются со своими женами, сестрами и дочерями?
– И что они делают с чужаками, – добавил Жорж Мельес.
– Какой противоречивый характер, – замечает Мата Хари. – Прудон проповедует мир «без бога и господина» и в то же время готовится к установлению тирании в масштабах планеты. Тирании, основанной на насилии и кастовости.
– Злом противостоять злу – известный принцип, – напоминает Жорж Мельес.
Сара Бернар добавляет:
– Он борется против фашизма фашистскими методами – насилием, ложью, пропагандой.
– В политической игре крайние правые не всегда противники крайних левых. Как правило, радикалы всегда объединяются в борьбе против центра, – говорит Жорж Мельес. – Любые «экстремисты» всегда обращаются к одной и той же аудитории – к завистливым, озлобленным людям, к националистам, реакционерам. Во имя «высших идеалов» они действуют как вооруженные бандиты, прибегают к неограниченному насилию, демагогии и пропаганде, основанной на лжи.
Никто не решается возразить, но я чувствую, что не все на стороне Мельеса. В частности, Рауль. Мне прекрасно известно, что он всегда считал, что центр слишком безволен, а правому и левому крылу давно пора как следует встряхнуть его.
– У экстремистских партий даже идеалы сходны, – поддерживает Мельеса Сара Бернар. – Обычно все начинается с того, что женщин отстраняют от политики. Это первый симптом. Затем наступает черед интеллигентов и всех, кто представляет угрозу для власти.
Мы смотрим на Прудона, который сидит за столом в одиночестве. Он обдумывает свой следующий ход.
Целый ряд образов прошел передо мной. Растительный сок сгущался в комки, клетки, в людей. Я видел, что корни дерева были прошлым человечества, а тонкие ветки – будущим. Я перетекал в ветвях кроны, перемещаясь из одного возможного будущего в другое. Я поднимался вверх и вновь тек вниз. Менял грядущее, выбрав иную развилку ветвей. И я видел последствия каждого выбора. Плоды превращались в сферы, в каждой из них был заключен новый мир. Это было похоже на то, что я видел дома у Атланта.
Я просыпаюсь, тру глаза. Странный сон. Я утомлен и совершенно не в состоянии идти сегодня на занятия. Разве в моем возрасте ходят на лекции? Мне вспоминается вчерашний разговор с Афродитой. Кажется, я понимаю, как столь сложное существо смогло околдовать, подчинить себе такое множество людей. Нужно подумать о чем-то другом. Я решаю попытаться снова заснуть.
Лишь только я закрываю глаза, как снова оказываюсь внутри дерева. Я вновь стал растительным соком, меня ожидают новые внутридревесные приключения. Вдруг пронзительные звуки заставляют меня вынырнуть на поверхность. Звонят утренние колокола. Какой сегодня день? Суббота. Завтра воскресенье, можно будет проспать до обеда.
Покорно встаю, тащусь к зеркалу. Вот этот тип с серым лицом, заросшим щетиной, – я. Умываюсь холодной водой, чтобы проснуться, и совершаю другие привычные действия – принимаю душ, бреюсь, одеваю тогу. Иду завтракать в Мегарон. Кофе, чай, молоко, джем, рогалики, булочки, тосты. Фредди молчит, похоже, он чего-то ждет.
– Что станет с женщинами-осами без Мэрилин Монро? – спрашивает Мата Хари.
– Что станет со всеми нами? – подхватывает Сара Бернар. – Мэрилин больше нет, кто теперь остановит Прудона? Его армия огромна и мощна. Он может по очереди захватить всех нас.
Густав Эйфель и Сара Бернар вновь начинают обсуждать возможность союза, чтобы защитить нас от войск анархиста. Рауль выглядит озабоченным.
– Если мои люди-орлы отважатся подняться в горы, я скорее всего отобьюсь. Будем сбрасывать камни либо заблокируем перевалы. Сам я не буду спускаться в долину, чтобы сразиться с ордой Прудона, особенно теперь, когда он применяет новую тактику – выпускает вперед рабов, чтобы прикрыть себя, и дожидается, когда противник истощит запас стрел.
– Откуда Прудон узнал об этом приеме?
– Кажется, средневековые китайские полководцы уже пользовались живым щитом, – ответил я, вспомнив, что читал об этом в «Энциклопедии». – Еды рабам давали ровно столько, чтобы они дожили до ближайшего сражения. Затем их выталкивали вперед и использовали как прикрытие.
– До чего же китайцы, должно быть, презирали себе подобных, – вздыхает Сара Бернар.
Мы разрабатываем стратегию. Люди-лошади Сары Бернар и люди-тигры Жоржа Мельеса пока находятся слишком далеко от тех мест, где свирепствуют люди-крысы Прудона. Бессмысленно заставлять их выступить в поход, чтобы слиться в единую великую армию.
– Впрочем, Прудона больше всего занимают женщины-осы. Пока он с ними будет разбираться, мы что-нибудь придумаем.
– А если он захватит всю планету? – спрашивает Густав Эйфель.
Сара Бернар сухо отвечает:
– Тогда женщины навсегда попадут в рабство. Вы видели, как люди-крысы обращаются со своими женами, сестрами и дочерями?
– И что они делают с чужаками, – добавил Жорж Мельес.
– Какой противоречивый характер, – замечает Мата Хари. – Прудон проповедует мир «без бога и господина» и в то же время готовится к установлению тирании в масштабах планеты. Тирании, основанной на насилии и кастовости.
– Злом противостоять злу – известный принцип, – напоминает Жорж Мельес.
Сара Бернар добавляет:
– Он борется против фашизма фашистскими методами – насилием, ложью, пропагандой.
– В политической игре крайние правые не всегда противники крайних левых. Как правило, радикалы всегда объединяются в борьбе против центра, – говорит Жорж Мельес. – Любые «экстремисты» всегда обращаются к одной и той же аудитории – к завистливым, озлобленным людям, к националистам, реакционерам. Во имя «высших идеалов» они действуют как вооруженные бандиты, прибегают к неограниченному насилию, демагогии и пропаганде, основанной на лжи.
Никто не решается возразить, но я чувствую, что не все на стороне Мельеса. В частности, Рауль. Мне прекрасно известно, что он всегда считал, что центр слишком безволен, а правому и левому крылу давно пора как следует встряхнуть его.
– У экстремистских партий даже идеалы сходны, – поддерживает Мельеса Сара Бернар. – Обычно все начинается с того, что женщин отстраняют от политики. Это первый симптом. Затем наступает черед интеллигентов и всех, кто представляет угрозу для власти.
Мы смотрим на Прудона, который сидит за столом в одиночестве. Он обдумывает свой следующий ход.
10. МИФОЛОГИЯ: СИЗИФ
Его имя означает «премудрый». Сизиф – сын Эола, супруг плеяды Меропы, которая была дочерью Атланта. Считается основателем Коринфа. Войско Сизифа держало под контролем Коринфский перешеек, нападало на путешественников и грабило их. Таким образом пополнялась военная казна и было положено начало процветанию Коринфа. Позднее Сизиф оставил разбой и занялся мореплаванием и торговлей.
Однажды Зевс похитил Эгину, дочь речного бога Асопа, и спрятал ее в Коринфе. Сизиф открыл несчастному отцу имя похитителя, и Асоп в благодарность подарил городу неиссякаемый источник. Однако Зевс не простил предательства и приказал Танатосу, богу смерти, наказать Сизифа – обречь его на вечные муки.
Танатос явился, чтобы заковать Сизифа в цепи, но хитрец убедил его самого испытать, прочны ли оковы. В результате бог смерти оказался в цепях. Пока Танатос томился в заточении, царство мертвых обезлюдело.
Разгневанный Зевс отправил бога войны Ареса освободить Танатоса и схватить чересчур хитроумного правителя Коринфа.
Но Сизиф не собирался сдаваться. Он притворился, что подчиняется Аресу, но, отправляясь в царство мертвых, приказал жене не хоронить его. В Аиде Сизиф получил разрешение вернуться на три дня в мир живых, чтобы наказать жену, оставившую его тело без погребения.
Оказавшись в Коринфе, Сизиф отказался возвращаться в царство мертвых. На этот раз Зевс обратился к Гермесу, чтобы тот силой вернул Сизифа в Аид. Судьи подземного царства решили, что такое своеволие должно быть примерно наказано. Они придумали для Сизифа особую кару: он должен вечно поднимать на гору огромный камень, который, достигнув вершины, тут же срывается и катится вниз по другому склону, так что все приходится начинать сначала. Когда Сизиф пытается отдохнуть, Эриния, дочь богини ночи Нюкты и Кроноса, призывает его к порядку ударами бича.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V со слов Франсиса Разорбака, см. также Гесиод, Теогония, 700 г. до Р.Х.
11. ЗНАЧЕНИЕ ГОРОДОВ
На улочках Олимпии становится оживленно. В небе парят грифоны, похожие на упитанных городских голубей. Только эти голуби не воркуют.
Восемьдесят три оставшихся в живых ученика в белых тогах встречаются, приветствуют друг друга, подбадривают.
Длинной вереницей мы подходим к Елисейским Полям, чтобы отправиться на очередную лекцию, но ворота заперты. Появляется ора. Она ведет нас на юг Олимпии, в квартал, где живут Младшие боги.
Я плохо знаю эту часть города. Дома здесь весьма разнообразны по виду. Они не так поражают воображение, как дворцы богов, но и не так одинаковы, как дома, где живут ученики. Попадаются здания, выстроенные с соблюдением классических пропорций, похожие на учреждения. Наверное, нужно немало служащих, чтобы управлять таким большим городом.
Ора ведет нас к зданию в коринфском стиле, напоминающему величественную античную виллу. По обе стороны от входа мраморные колонны и позолоченные скульптуры. На стенах барельефы с изображениями древних и современных городов.
Мы переступаем порог и оказываемся в учебном зале со стенами кирпичного цвета. На стеллажах множество небольших макетов – это города разных времен и народов.
Справа установлен большой макет с холмами и реками, похожий на декорации для игрушечной железной дороги. По левую сторону невысокие подставки с макетами под стеклянными колпаками. На стенах, как плакаты, развешаны планы разных городов.
Мы слышим скрежет, выходим на улицу и видим, как к нам приближается человек, который с трудом толкает перед собой огромный каменный шар. Маленькая крылатая женщина с черными волосами и костлявым лицом вьется над ним и бьет его бичом.
Бывший правитель павшего Коринфа оставляет свою ношу у входа в зал. Эриния позволяет ему отдохнуть от наказания. Сизиф благодарит ее, входит, волоча ноги, и поднимается на возвышение. Садится в изнеможении и краем изодранной тоги утирает пот, струящийся со лба. Все его тело покрыто синяками.
– Прошу прощения, – говорит он, стараясь отдышаться.
Повисает пауза. Сизиф, морщась от боли, разглядывает нас. Наконец на его измученном лице появляется бледная улыбка.
– Рад видеть вас. Благодаря вам я могу немного отдохнуть.
Одна ученица хочет подать ему стакан воды из кулера, но Эриния отталкивает ее. Сизиф просит нас воздержаться от подобных порывов.
– Итак, меня зовут Сизиф, я ваш новый преподаватель на Эдеме.
Он, как это принято, пишет на доске свое имя.
– Я Младший, а не Старший преподаватель. И я познакомлю вас с одним из важнейших для демиурга понятий. Вы узнаете, что такое город.
Сизиф свистит в два пальца. Снаружи снова раздается шум. В зал, отдуваясь, входит Атлант. Он тащит на плечах огромный шар диаметром в три метра. Это наше учебное пособие, «Земля-18».
В стеклянной сфере находится «Земля-18», планета, населенная нашими народами. Пусть это всего лишь трехмерная копия настоящей планеты, затерянной в космосе, но мы взволнованно смотрим на «нашу Землю», покрытую океанами, континентами, лесами и горами, озерами и городами, на маленьких человечков, которые кишат на ее поверхности. Нам не терпится рассмотреть ее в увеличительные стекла, которыми снабжены наши анкхи.
Опустив ношу на подставку, титан утирает лоб. Сизиф подходит к нему. Герои обнимаются, во взгляде обоих сквозит грусть. Они, вероятно, считают себя жертвами несправедливости, но смирились со своей участью.
– Держись, мой мальчик, – говорит титан.
Шепот проносится по классу. Мы счастливы, что вновь видим планету, на которой теснятся наши маленькие смертные народы. Нам интересно узнать, как они прожили без нас эту ночь.
Сизиф смотрит вслед титану, который уходит, потирая поясницу. Затем Младший бог выдвигает ящик письменного стола и достает анкх. Он включает прожектор над планетой и внимательно изучает наше «творение». Поднимается на скамеечку, чтобы оказаться на уровне экватора.
– Дело движется, да, – объявляет он. – Однако чувствуется неопытность демиургов – войны наспех, религии из чего попало.
Мы ожидали услышать более лестный отзыв.
– Очень немногие потрудились разработать долгосрочную стратегию. Цивилизации, которые я вижу, развиваются исключительно под воздействием страха.
Ученики перешептываются.
– Как избавиться от власти страха?
Сизиф ждет. Наконец он решает сам ответить на свой вопрос.
– Объединяясь, защищаясь, собирая силы. Некоторые из вас уже сделали это, но их сообщества находятся на самой начальной стадии развития. Итак, в первую очередь я расскажу вам о ключевом понятии, необходимом для продолжения игры.
Он пишет на доске слово «Город».
– Краткое изложение предыдущих событий. Сначала вы имели дело с ордами кочевников, затем с ордами, которые прятались в пещерах, с неорганизованными толпами, селившимися в стоящих рядом хижинах, затем в поселениях, деревнях, окруженных изгородью, и в селах, обнесенных стеной. Теперь пора строить красивые большие города.
На доске появляется новое слово: «Цивилизация».
– «Цивилизация» происходит от латинского слова civis, город. Принято считать, что человек стал цивилизованным, когда начал строить города. Монголы, например, городов не строили, поэтому монгольской цивилизации как таковой не существует. Мы еще поговорим об этом.
Сизиф снова садится за стол и хмурится.
Восемьдесят три оставшихся в живых ученика в белых тогах встречаются, приветствуют друг друга, подбадривают.
Длинной вереницей мы подходим к Елисейским Полям, чтобы отправиться на очередную лекцию, но ворота заперты. Появляется ора. Она ведет нас на юг Олимпии, в квартал, где живут Младшие боги.
Я плохо знаю эту часть города. Дома здесь весьма разнообразны по виду. Они не так поражают воображение, как дворцы богов, но и не так одинаковы, как дома, где живут ученики. Попадаются здания, выстроенные с соблюдением классических пропорций, похожие на учреждения. Наверное, нужно немало служащих, чтобы управлять таким большим городом.
Ора ведет нас к зданию в коринфском стиле, напоминающему величественную античную виллу. По обе стороны от входа мраморные колонны и позолоченные скульптуры. На стенах барельефы с изображениями древних и современных городов.
Мы переступаем порог и оказываемся в учебном зале со стенами кирпичного цвета. На стеллажах множество небольших макетов – это города разных времен и народов.
Справа установлен большой макет с холмами и реками, похожий на декорации для игрушечной железной дороги. По левую сторону невысокие подставки с макетами под стеклянными колпаками. На стенах, как плакаты, развешаны планы разных городов.
Мы слышим скрежет, выходим на улицу и видим, как к нам приближается человек, который с трудом толкает перед собой огромный каменный шар. Маленькая крылатая женщина с черными волосами и костлявым лицом вьется над ним и бьет его бичом.
Бывший правитель павшего Коринфа оставляет свою ношу у входа в зал. Эриния позволяет ему отдохнуть от наказания. Сизиф благодарит ее, входит, волоча ноги, и поднимается на возвышение. Садится в изнеможении и краем изодранной тоги утирает пот, струящийся со лба. Все его тело покрыто синяками.
– Прошу прощения, – говорит он, стараясь отдышаться.
Повисает пауза. Сизиф, морщась от боли, разглядывает нас. Наконец на его измученном лице появляется бледная улыбка.
– Рад видеть вас. Благодаря вам я могу немного отдохнуть.
Одна ученица хочет подать ему стакан воды из кулера, но Эриния отталкивает ее. Сизиф просит нас воздержаться от подобных порывов.
– Итак, меня зовут Сизиф, я ваш новый преподаватель на Эдеме.
Он, как это принято, пишет на доске свое имя.
– Я Младший, а не Старший преподаватель. И я познакомлю вас с одним из важнейших для демиурга понятий. Вы узнаете, что такое город.
Сизиф свистит в два пальца. Снаружи снова раздается шум. В зал, отдуваясь, входит Атлант. Он тащит на плечах огромный шар диаметром в три метра. Это наше учебное пособие, «Земля-18».
В стеклянной сфере находится «Земля-18», планета, населенная нашими народами. Пусть это всего лишь трехмерная копия настоящей планеты, затерянной в космосе, но мы взволнованно смотрим на «нашу Землю», покрытую океанами, континентами, лесами и горами, озерами и городами, на маленьких человечков, которые кишат на ее поверхности. Нам не терпится рассмотреть ее в увеличительные стекла, которыми снабжены наши анкхи.
Опустив ношу на подставку, титан утирает лоб. Сизиф подходит к нему. Герои обнимаются, во взгляде обоих сквозит грусть. Они, вероятно, считают себя жертвами несправедливости, но смирились со своей участью.
– Держись, мой мальчик, – говорит титан.
Шепот проносится по классу. Мы счастливы, что вновь видим планету, на которой теснятся наши маленькие смертные народы. Нам интересно узнать, как они прожили без нас эту ночь.
Сизиф смотрит вслед титану, который уходит, потирая поясницу. Затем Младший бог выдвигает ящик письменного стола и достает анкх. Он включает прожектор над планетой и внимательно изучает наше «творение». Поднимается на скамеечку, чтобы оказаться на уровне экватора.
– Дело движется, да, – объявляет он. – Однако чувствуется неопытность демиургов – войны наспех, религии из чего попало.
Мы ожидали услышать более лестный отзыв.
– Очень немногие потрудились разработать долгосрочную стратегию. Цивилизации, которые я вижу, развиваются исключительно под воздействием страха.
Ученики перешептываются.
– Как избавиться от власти страха?
Сизиф ждет. Наконец он решает сам ответить на свой вопрос.
– Объединяясь, защищаясь, собирая силы. Некоторые из вас уже сделали это, но их сообщества находятся на самой начальной стадии развития. Итак, в первую очередь я расскажу вам о ключевом понятии, необходимом для продолжения игры.
Он пишет на доске слово «Город».
– Краткое изложение предыдущих событий. Сначала вы имели дело с ордами кочевников, затем с ордами, которые прятались в пещерах, с неорганизованными толпами, селившимися в стоящих рядом хижинах, затем в поселениях, деревнях, окруженных изгородью, и в селах, обнесенных стеной. Теперь пора строить красивые большие города.
На доске появляется новое слово: «Цивилизация».
– «Цивилизация» происходит от латинского слова civis, город. Принято считать, что человек стал цивилизованным, когда начал строить города. Монголы, например, городов не строили, поэтому монгольской цивилизации как таковой не существует. Мы еще поговорим об этом.
Сизиф снова садится за стол и хмурится.