Вербер Бернард. Последний секрет

   – Умберто! Умберто с катера, который курсирует между островом Святой Маргариты и портом Канн. Он приходит ко мне каждую среду на коллективный сеанс расслабляющего гипноза.
   Гипнотизер тяжело вздыхает и, нахмурив брови, смотрит на остров вдали, словно на врага, которого он хочет сразить.

22

   На экране компьютера появляется мозг Жана-Луи Мартена в боковом разрезе.
   Чтобы установить объем повреждений, доктор Феншэ сделал позитронную томографию. Благодаря новейшей технологии он мог видеть, что в голове Мартена работает, а что – нет.
   Мозг был в виде бирюзового овала. Внутреннее море, где плавают мысли.
   Самюэль Феншэ попросил Мартена закрыть глаз. Мозг стал полностью синим. Когда пациент открыл глаз, в затылочной доле, на противоположной от глаза стороне, появилось коричневое пятнышко. Остров в море.
   Затем Самюэль Феншэ показал ему нарисованное яблоко. Коричневый островок немного увеличился и изменил конфигурацию. Открытка с видом Канн способствовала разрастанию пятна. Феншэ отметил, что зрение и визуальное восприятие внешнего мира функционируют.
   С помощью аппарата он проверил слух больного. Позвонил в колокольчик. В теменной зоне появился новый островок, более вытянутый. От симфонической музыки всплыл архипелаг островков, напоминающий Индонезию.
   Потом Феншэ проверил остальные чувства и обнаружил, что они атрофированы. Ни единого островка не появилось от укола иголкой, от лимонного сока на язык, от уксуса прямо под носом.
   Доктор Феншэ проверил реакцию понимания. При слове «яблоко» коричневое пятнышко приняло точно соответствующую форму, как если бы Жан-Луи Мартен действительно видел яблоко.
   Это было одним из недавних открытий, сделанных благодаря позитронной томографии. Было замечено, что, если думать о каком-нибудь предмете или явлении или видеть его, активируются одни и те же зоны мозга.
   Доктор Феншэ оперировал простыми понятиями: «дождливое утро», «облачное небо»; затем – все более сложными: «надежда», «счастье», «свобода». Каждый раз появлялся один или несколько островков, обозначая таким образом, что данное слово возбуждало определенные зоны мозга Мартена.
   В конце сеанса Феншэ захотел проверить чувство юмора своего пациента. Согласно его барометру чувство юмора было главным показателем качественного и количественного состояния здоровья мозга. Наилучший пульс сознания. Местоположение центра смеха впервые было обнаружено в марте 2000 года Йитжаком Фридом, который, разыскивая причину эпилепсии, открыл на уровне левой лобной зоны, прямо перед зоной языка, точку, ответственную за веселье.
   – В райском саду Ева спрашивает у Адама: «Ты меня любишь?» Адам отвечает: «А у меня есть выбор?»
   Глаз содрогнулся. Доктор Самюэль Феншэ в замедленном темпе проследил траекторию шутки в мозгу больного. Возбудитель показался в слуховой зоне, затем в языковой и исчез.
   Ему не смешно. Возможно, это напомнило ему о своем собственном нелегком выборе. Если только не жену.
   Тогда он рассказал другой анекдот, не настолько личный.
   – Приходит человек к врачу и говорит: «Доктор, у меня провалы в памяти». – «Да? И давно у вас эти провалы?» – «Какие провалы?»
   Глаз дрогнул по-другому.
   Чтобы лишний раз убедиться, Самюэль Феншэ снова проследил траекторию шутки. В голубом море мозга появлялись и исчезали маленькие островки, сначала в зоне анализа и сравнения образов, затем – в зоне понимания. Наконец, возбудитель попал в левую лобную долю, в зону веселья.
   А теперь он смеется. «Существует тридцать два способа рассмешить человека», – говорил Бергсон. Я нашел один из них. Его рассмешила история о другом больном.
   Профессор Йитжак Фрид выяснил также, что шутка заставляет активизироваться особую зону, расположенную внизу префронтальной части коры головного мозга, которая обычно возбуждается, когда подопытный получает награду. Это было видно в течение нескольких микросекунд после того, как зона веселья прекратила свой танец.
   Вот доказательство тому, что юмор – признак любви.
   Глаз все еще вибрировал, расширяясь от спазмов.
   Внутренний взрыв смеха.
   Это продолжалось.
   Самюэлю Феншэ очень нравился этот анекдот, но он не ожидал, что от него появится коричневое пятно таких размеров. Он подумал, что юмор – субъективная штука. Оттого что хотелось смеяться в таком месте и в такой момент, было еще в десять раз смешнее.
   Возможно, именно тогда он полностью расположил к себе своего пациента. Он дружески похлопал его, чего тот не почувствовал.
   – Ваш мозг работает прекрасно.
   Здоровый ум… в мертвом теле… но хотя бы ум здоровый.
   – Хотите, я приглашу вашу семью?

23

   – И речи быть не может. Не настаивайте.
   Высокий бородач в фуражке с надписью «КАПИТАН УМБЕРТО» качает головой в знак отказа.
   – Нет, я не могу. Это судно только для больных, врачей и родственников больных. Журналистов никогда не приглашали на остров Святой Маргариты. У меня есть инструкции.
   – Я от Паскаля Феншэ, – продолжает Исидор, который первым приехал в каннский порт.
   – Это ничего не меняет.
   Бородач упрям и уверен в своей правоте.
   – Ну тогда к кому надо обратиться, чтобы попасть на остров?
   – Ничем не могу помочь, приемное отделение находится внутри больницы. И они проводят политику сдержанности. Пошлите к ним гонца.
   Исидор Катценберг подходит к судну и меняет тему разговора:
   – Ваша лодка называется «Харон». В греческой мифологии Хароном звали перевозчика, который перевозил умерших на своей барке «Ахерон» через адскую реку.
   – Только то судно соединяло мир мертвых с миром живых, а это – мир разума с миром безрассудства.
   Он громко смеется и ерошит свою совершенно белую бороду.
   Исидор подходит к моряку и шепчет:
   – Кажется, мифологический Харон был не прочь взять с собой на барку тех, кто держал в зубах плату за перевозку.
   Журналист вытаскивает три купюры по десять евро и зажимает между зубами.
   Капитан Умберто невозмутимо смотрит на это.
   – Я не продаюсь.
   Тут прибегает Лукреция, закалывая на ходу волосы.
   – Все в порядке, я не очень опоздала? Едем прямо сейчас? – как ни в чем не бывало спрашивает она.
   Моряк не сводит с нее глаз. Исидор замечает, какое впечатление произвела его подруга.
   – Гм… ну вот, – произносит моряк, – я как раз объяснял вашему коллеге, что, к сожалению…
   – К сожалению? – говорит она, приближаясь к нему.
   Так близко, что до него доносится запах ее духов – «Eau» от Issey Miyake. Он чувствует также запах ее кожи.
   Журналистка опускает солнечные очки и нахально смотрит на моряка своими миндалевидными изумрудными глазами.
   – Вы ведь хотите помогать другим. Вы нам нужны и нам не откажете.
   У нее уверенный взгляд, твердый голос и даже изгиб шеи – само убеждение.
   На сурового моряка все это производит неотразимый эффект.
   – Ладно, хорошо, вы же друзья Паскаля Феншэ, – решает он.
   Мотор заводится, и капитан отдает швартовы.
   – Нужда номер семь заставляет мсье действовать, – шепчет Лукреция, взглянув на своего компаньона.
   Чтобы произвести впечатление на своих пассажиров, моряк прибавляет ходу. Нос судна слегка приподнимается.
   Лукреция достает записную книжку и к шестому мотиву (гнев) добавляет седьмой: секс.
   Исидор вынимает из куртки карманный компьютер размером с книжку и перепечатывает список. Стуча по клавиатуре, он отмечает имена людей, с которыми они встречались, а затем подключается к Интернету.
   Он показывает Лукреции свою небольшую игрушку и описывает ее возможности. В Интернете журналисту удается отыскать досье Национальной безопасности на Умберто Росси: пятьдесят четыре года, родился в Гольф-Жуане.
   На горизонте вырисовываются два Леринских острова. Крупнее – пристань острова Святой Маргариты с фортом слева. Чуть дальше – аббатство цистерцианских монахов на острове Сент-Онор.
   «Харон» – не быстроходный глиссер, и от каннского порта до больницы Святой Маргариты плыть еще долго.
   Умберто вытряхивает в морскую пену свою огромную трубку с вырезанными на ней обнимающимися сиренами.
   – Ну и мир там внутри! У людей есть все, чтобы быть счастливыми, но куда им смириться со своей свободой – они постоянно задают себе множество вопросов. И в конце концов получаются запутанные узлы.
   Он разжигает свою трубку и выпускает несколько завитков пряного дыма, который перемешивается с сильно йодированным воздухом.
   – Как-то я встретил одного человека, он говорил, что способен не думать. Он был буддийским монахом. Он застыл, глаза подтверждали, что в его голове совершенно пусто. Я попробовал, это невозможно. Всегда о чем-нибудь думаешь. Хотя бы: «А, ну наконец-то я ни о чем не думаю».
   Он смеется.
   – Почему вы больше не работаете нейрохирургом в больнице Святой Маргариты? – спрашивает Исидор.
   Моряк роняет трубку.
   – О… О… Откуда вы знаете?
   – Птичка на хвосте принесла, – загадочно отвечает журналист.
   Лукреция радуется, что взяла с собой этого Шерлока Холмса от науки. Как все колдуны, он не раскрывает свою уловку, но ему нравится произведенный эффект; к тому же он понимает, что, рассекретив себя, потеряет преимущество.
   – Вас ведь уволили, да?
   – Нет. Это был нес… несчастный случай.
   Взгляд моряка неожиданно мутнеет.
   – Несчастный случай. Я оперировал мою мать, у нее был рак мозга.
   – Вообще-то запрещено оперировать членов своей семьи, – припоминает Исидор.
   Умберто снова овладевает собой.
   – Да, но она не хотела, чтобы ее оперировал кто-либо другой.
   Он сплевывает.
   – Я не знаю, что произошло. Она впала в кому и больше не пришла в сознание.
   Бывший нейрохирург снова сплевывает.
   – Мозг – такая нежная штука, малейшее неправильное движение – и катастрофа. Не то что другие органы, где можно исправить ошибку. А мозг – один неточный миллиметр, и человек становится или калекой на всю жизнь, или сумасшедшим.
   Он вытряхивает из трубки табак, постукивая ею о край руля, насыпает новый. Ему нелегко разжечь трубку на ветру, и он нервно встряхивает зажигалку.
   – А потом я начал пить. Это было полным падением. У меня тряслись руки, и я решил больше не прикасаться к скальпелю. Я уволился. Хирург с трясущимися руками недееспособен, и из нейрохирурга я превратился в нищего пьяницу.
   Они смотрели на остров Святой Маргариты, надвигающийся из-за горизонта. Рядом с приморскими соснами виднелись пальмы и эвкалиптовые деревья, которым нужен особенно мягкий климат этой части Лазурного Берега, чтобы чувствовать себя как в Африке.
   – Естественно, что роботы заменят нас в операционных. У них, по крайней мере, никогда не дрожат руки. Кажется, сейчас начинают внедрять хирургов-роботов.
   – Вы действительно были бродягой? – спрашивает Лукреция.
   – Никто не поддержал меня. Я остался один. Собственное зловоние перестало смущать меня. Я жил на каннском пляже под покрывалом. И все свои веши держал в хозяйственной сумке, которую прятал в надежном месте в Круазет. Говорят, под солнцем нищета не так тяжела. Вздор!
   Судно немного сбавило ход.
   – И вдруг однажды кое-кто пришел. Кое-кто из больницы Святой Маргариты. Он сказал: «Возможно, я могу сделать тебе предложение. Как насчет того, чтобы совершать водные рейсы между больницей и каннским портом? Раньше мы пользовались услугами частного общества, а теперь хотим иметь собственную лодку. Ты сумеешь водить небольшое судно между Святой Маргаритой и портом?» Вот так нейрохирург и стал моряком.
   Лукреция достает записную книжку и отмечает дату.
   – Вы не могли бы рассказать о внутренней жизни психиатрической больницы Святой Маргариты?
   С беспокойным видом моряк всматривается в горизонт. Он наблюдает за черными облаками, гонимыми морским ветром, и за пищащими вокруг чайками, которые словно показывают им дорогу. Он поправляет свою куртку морского волка, хмурит густые брови. Затем его взгляд обращается на рыжую журналистку с зелеными глазами, и он забывает о своих опасениях, питая воображение этим свежим образом.
   – Раньше это был форт. Форт Святой Маргариты. Его построил Вобан, чтобы защитить берег от атак берберов. Форт имел форму звезды, характерную для защитных сооружений того времени. Затем он стал тюрьмой. Здесь гнил человек по прозвищу Железная Маска. Телевизионщики снимали тут какую-то игру. В конце концов форт переоборудовали в психиатрическую больницу.
   Он сплевывает.
   – Солдаты, заключенные, телевизионщики, сумасшедшие – логическое развитие, правда?
   Он снова громогласно смеется. Волны усиливаются, и судно еще больше раскачивается.
   – Эту больницу хотели сделать экспериментальным учреждением. Но доктор Самюэль Феншэ все изменил. Сначала больница Святой Маргариты занимала только порт, а потом стала занимать весь остров.
   Средиземное море принялось еще энергичнее раскачивать суденышко.
   – Мы считаем, что Феншэ убили, – роняет Исидор.
   – А как по-вашему, кто мог его убить? – добавляет Лукреция.
   – Во всяком случае, убийца не из больницы. Его все любили.
   Они уже достаточно приблизились к острову, чтобы различить высокие стены форта.
   – Ах, Феншэ! Царствие ему небесное. Я не сказал вам, но именно он пришел ко мне, когда я был бродягой.
   Умберто Росси подошел к журналистке.
   – Если его действительно убили, я надеюсь, вы найдете того, кто это сделал.
   Огромная волна внезапно качает лодку. Лукреция теряет равновесие. Умберто, ругаясь, хватается за руль. Поднимается ветер, и качка становится сильнее.
   – Надо же, вон и Эол! – сообщает Умберто.
   – Эол? – эхом повторяет Лукреция.
   – Бог ветров. В «Одиссее», вы разве не помните?