– Однако номер я на всякий случай записала, – упорствовала я. – Взгляни-ка, он ничего тебе не напоминает?
   Капитан бросил взгляд на листок моего блокнота и тяжело вздохнул.
   – Как ни странно, напоминает, – признался он.
   – И что же именно? – с замиранием сердца спросила я.
   – Лиза, – укоризненно сказал Ласточкин, – это номер больницы, в которую увезли Кликушина. Пять минут назад я связался с ними и узнал, что бизнесмена только что доставили к ним, но это ничего не меняет. Он умер в машине «Скорой помощи», не приходя в сознание. Именно поэтому они так настойчиво пытались связаться с его женой.
   Честно говоря, я почувствовала себя пристыженной. Не говоря ни слова, я убрала блокнот.
   – Что же будем делать? – спросила я.
   Ласточкин протянул руку и завел двигатель.
   – Навестим господина Верховского, зама покойного Михаила Кликушина. Побеседуем по душам, авось что и всплывет.
   – Паша, – внезапно спросила я, когда мы уже катили по проспекту на восток Москвы, где помещался офис фирмы «Ландельм», – а ты-то сам что думаешь об этом деле?
   Ласточкин едва заметно поморщился.
   – Признаться, есть в нем несколько моментов, которые меня настораживают, – проговорил он после небольшой паузы.
   – Да? – спросила я. – Какие именно?
   – Колготки, – ответил он.
   – А? – Я озадаченно уставилась на него.
   – Лиза, – вздохнул мой напарник, – торговля колготками – это не нефть и не банковский бизнес. Вот я и думаю: можно ли из-за такого смешного, в сущности, товара пришить человека?
   – В нашей стране всякое возможно, – довольно обтекаемо отозвалась я.
   – Это верно, – охотно согласился Ласточкин. – Тем более что из твоего посещения квартиры этого господина следует, что он был неприлично богат. Стало быть, торговля велась на широкую ногу. Стало быть – но это пока лишь теоретически – его могли замочить из-за каких-то его дел. Что бы его женушка ни утверждала.
   – Принято, – сказала я.
   – Кроме того, есть еще один момент, который меня беспокоит, – добавил Ласточкин. – Три пули в живот.
   – Об этом я не подумала, – ответила я после паузы.
   – Если стрелял профессиональный киллер, то почему не было контрольного выстрела? Почему все пули попали именно в живот, не в грудь или в голову? Это тоже довольно странно.
   Только тут я вспомнила, что Ласточкин ничего мне не рассказал о результатах своей беседы с Анной Петровной.
   – Свидетельница сказала что-нибудь ценное? – спросила я.
   – То же, что и всегда, – проворчал Ласточкин. – Она находилась у своего окна, когда заметила Кликушина. Он выходил из подъезда и, судя по всему, очень спешил. В это мгновение из-за дерева вышел человек. Анна Петровна думает, что он был скорее молодой, чем старый. Одет в джинсы и серую майку с капюшоном, а может, и не майку, а что-то типа джемпера. Волосы вроде темные, никаких особых примет она не заметила. Незнакомец вынул что-то из кармана, потом это «что-то» грохнуло два или три раза, и Кликушин упал. Тот человек выскочил на улицу и скрылся. Потом Кликушин закричал «Помогите», из подъезда к нему выбежал охранник, который следит за домом. Анна Петровна тоже поспешила вниз, прихватив с собой сотовый. Она вызвала «Скорую» и полицию, а охранник поднялся наверх и сообщил жене Кликушина, что с ее мужем произошло несчастье. Вот и все.
   – Негусто, – сказала я.
   – Еще бы, – усмехнулся Ласточкин. – На первый взгляд – обычная заказуха. На второй уже нечто непонятное. Жена, как ты говоришь, чего-то темнит. Охранник куда-то исчез. Совпадение? Мне что-то не верится.
   – Надо разыскать охранника, – решительно сказала я.
   – После того, как побеседуем с Юлианом Верховским, – отозвался Ласточкин и прибавил скорость.
 
   Торговая фирма «Ландельм» занимала второй этаж круглого и довольно симпатичного на вид здания, в котором, помимо нее, располагалась контора какого-то банка. Внизу у мониторов скучали два охранника. Ласточкин предъявил им документы и объяснил цель нашего визита. Один из охранников с кем-то переговорил по внутреннему телефону, и минут через пять в вестибюль спустилось воздушное создание в голубом костюмчике и голубых же туфельках на каблуках. Выглядело создание точь-в-точь как ожившая нарядная куколка, которую только что распаковали и вынули из коробки. Левый ее глаз чуть заметно косил, она очаровательно картавила и распространяла вокруг себя аромат тончайших духов. Почему-то я поймала себя на мысли, что смотрю на нее без особой приязни. Это было странно, потому что она произнесла всего четыре фразы:
   – Это вы приехали из полиции? Боже, как интересно! Прошу за мной, Юлиан Валентинович вас примет, как только освободится.
   Она поправила выбившийся из прически непокорный локон, стрельнула глазами в сторону Ласточкина и направилась к лифту. Нам с капитаном ничего не оставалось, как последовать за ней.
   Мы поднялись на второй этаж и прошли мимо вереницы белых дверей, за которыми звонили телефоны, шуршали бумаги и вообще вовсю кипела офисная жизнь. На стенах висели рекламные плакаты, призывавшие покупать колготки той или иной фирмы. Самым запоминающимся был слоган: «Колготки вашей мечты: помните, что мечты сбываются! Мечтайте на всю катушку!»
   Секретарша время от времени оборачивалась, проверяя наличие наших персон в своем фарватере, словно мы могли удрать в какой-нибудь плакат и затаиться там среди тощих цыплячьих ножек рекламных прелестниц. Наконец коридор закончился. Секретарша ввела нас в приемную, где у окна в огромной кадке тосковало по родине целое экзотическое дерево с темно-зелеными жесткими листьями. Сквозь приотворенную дверь до нас доносились обрывки разговора, который вел приятный баритон с невидимым телефонным собеседником.
   – Подождите секундочку, – шепнула куколка и удалилась.
   Через пару минут она вернулась и пригласила нас войти. Мы переступили порог кабинета Юлиана Валентиновича Верховского и оказались в самом обыкновенном помещении размером примерно пять на восемь метров. Стол завален брошюрами, бумагами и документацией, на другом столе, поставленном перпендикулярно к нему, стоит компьютер, а у стены примостился на подставке светящийся аквариум с рыбками. Помимо рыбок, к обитателям кабинета можно было причислить и господина, язык не повернется назвать его товарищем, средних лет, плавно переходящих в преклонные. У него были проницательные голубые глаза, светлые жидкие волосы, тонкие губы и костюм цвета сушеной жабы. Над высоким лбом красовались довольно-таки обширные залысины, нижние веки набрякли. Тонкие пальцы нервно крутили дорогую ручку.
   – Прошу вас, садитесь, – сказал Юлиан Верховский. – Алина сказала мне… Чем я могу быть вам полезен?
   Капитан сел на стул с вертящимся сиденьем. Я последовала его примеру.
   – Мне очень жаль, что приходится отрывать вас от работы, – промолвил капитан, – но иначе нельзя. Дело в том, что с вашим боссом, господином Кликушиным, случилось несчастье. Его убили.
   – Как?! – воскликнул Верховский настолько нарочитым тоном, что у меня, во всяком случае, не осталось сомнений, что нечто подобное он считал вполне вероятным и потому новость, объявленная капитаном, не свалилась на него подобно кирпичу с ясного неба. – Но почему? Как это могло случиться?
   – Вот это мы и хотели бы узнать у вас, – промолвил Ласточкин, улыбаясь младенческой улыбкой. – Дело в том, что это заказное убийство, а в девяноста девяти процентах случаев подоплека заказных убийств одна: деньги. А поскольку господин Кликушин был бизнесменом…
   Вы, знающие, что мой напарник всего пару минут назад выражал веские сомнения в том, что убийство Кликушина было заказным, вольны обвинять Ласточкина в лицемерии, подтасовке фактов и наглой лжи. Но дело в том, что наши сограждане так устроены, что идут на контакт с полицией с крайней неохотой. Надо признать, у них для этого достаточно оснований. Практически в любой газете можно найти материал о коррупции, взяточничестве и продажности правоохранительных органов, и, разумеется, эта информация не прибавляет нам популярности. Будем откровенны: доверия к полиции в нашем обществе нет никакого, и это очень сильно усложняет нам самые простые задачи – такие, к примеру, как опрос обыкновенных свидетелей. Поэтому мы и вынуждены идти на всяческие ухищрения, чтобы разговорить их. Собственно говоря, в наших методах нет ничего такого, что бы уже с успехом не применялось раньше. Испокон веков сыщики делают вид, что они знают то, о чем только догадываются, и догадываются о том, чего знать в принципе не могут.
   Версия, предложенная Ласточкиным, косвенно ставила под удар и самого Юлиана Валентиновича, и именно поэтому последний не мог оставаться в стороне. Конечно, вероятность того, что он скажет нам правду, была ничтожной, однако возможности открыто лгать он тоже был лишен, ведь в делах об убийствах обычно замешано множество людей, и каждый факт по нескольку раз проверяется. Поэтому Ласточкин с понятным любопытством ожидал, что же сообщит нам этот представительный господин в зеленоватом костюме. Теперь, честно говоря, этот костюм напоминал мне жабу, болеющую желтухой.
   – Но я, честное слово, не знаю, что вам сказать, – жалобно промолвил первый зам. Такие фразы на языке оперов означают, что свидетель пытается выиграть время, чтобы собраться с мыслями. – Наша фирма абсолютно легальная, уверяю вас! Мы исправно платим налоги…
   – Да мы, собственно, и не думали, что киллера к вашему шефу подослали налоговые органы, – ответил Ласточкин, и в его глазах блеснул колючий огонек. – Скажите, у покойного в последнее время не было каких-нибудь серьезных столкновений с людьми, которых он мог бы опасаться? Никто не угрожал ему?
   – Если и угрожал, мне ничего об этом не известно, – поспешно промолвил Верховский. – Бедный Миша! Какое это горе для его жены – потерять такого мужа!
   – Ну, а вы сами? – внезапно спросил Ласточкин. – Вам самому никто не угрожал?
   Юлиан Валентинович вздрогнул.
   – С какой стати? – спросил он нервно.
   – Это простой вопрос, – вкрадчиво отозвался Ласточкин. – Расскажите мне, пожалуйста, о телохранителе Михаила Кликушина. Вы его знали? Что он за человек?
   – Ну, я вообще-то знал его плохо, – протянул первый зам. – Видите ли, он был Мишиным охранником, а не моим.
   – Как его звали? – спросил Ласточкин. – Я имею в виду охранника.
   – Митя, – подумав, ответил Верховский. – Дмитрий то есть. А фамилию его я не знаю.
   – Как он выглядит? – спросил Ласточкин.
   – Вы разве не видели его? – удивился Верховский. – Ну, довольно высокий, лет тридцать или около того.
   – Цвет волос, цвет глаз не помните?
   – Волосы темные, насколько я помню. А что?
   – Может, вы знаете его адрес или телефон?
   Юлиан Валентинович сдвинул брови.
   – Адрес нет, а вот телефон… Погодите минуточку. Номер его мобильника у меня есть совершенно точно, потому что мне часто приходилось звонить, узнавать, где Миша. – Верховский пролистнул страницы своего органайзера. – Вот! Нашел…
   Юлиан Валентинович продиктовал номер, и Ласточкин его записал.
   – Стало быть, – подытожил мой напарник, – по-вашему, Кликушина могли убить из-за чего угодно, только не из-за бизнеса. Я прав?
   – Вы абсолютно правильно поняли мою мысль, – самодовольно заметил Верховский. – Не скрою, дела у нас идут хорошо, мы никого не топили и никому не перебегали дорогу. Да и потом, колготки – такой товар, который всегда нужен. Уверяю вас, масса фирм занимается их продажей, и до сих пор мне не приходилось слышать ни о каких серьезных разборках в этой области.
   Ласточкин прищурился.
   – Какое совпадение, мне тоже, – буркнул он. – Еще один вопрос, Юлиан Валентинович. Вы знакомы с женой Кликушина?
   – С Эммочкой? – удивился Верховский. – Ну конечно же, я ее знаю. А что?
   – Как по-вашему, – спросил Ласточкин, – ее словам можно доверять?
   – Каким словам? – насторожился Верховский.
   – Видите ли, – объяснил Ласточкин, – у Эммы Григорьевны есть некие подозрения…
   Внезапно он замолчал, словно спохватившись, что и так сказал слишком много.
   – Какие еще подозрения? – Верховский нервным движением поправил узел галстука.
   – О, – с двусмысленным смешком отозвался Ласточкин, – очень любопытные подозрения, знаете ли. Очень!
   И тут с Верховским произошла разительная перемена. Внешне это был все тот же человек, улыбчивый, вежливый, хорошо одетый, но что-то в нем появилось совершенно иное. Нижняя челюсть выдалась вперед, глаза забегали. Первый зам почуял опасность, но не знал, в чем конкретно она выражается. Я была готова поспорить, что даже губы у него пересохли.
   – Э-э… – проблеял он. – Я, право же, не понимаю… – Он сконфуженно хихикнул. – А почему, собственно…
   – Видите ли, – снисходительно объяснил Ласточкин, – она уверена, как и вы, что дела мужа не имеют к его смерти никакого отношения. Она считает, что у Кликушина была какая-то женщина, которая якобы его и заказала. Но на наши вопросы о том, кем эта женщина была, Эмма Григорьевна отвечать отказалась и вообще вела себя довольно странно. Поэтому я и спросил у вас, можно ли доверять ее словам.
   – Ах, вот оно что. – Первый зам бледно улыбнулся и дернул шеей. – Да нет, это все глупости! Насколько я знал Мишу, у него была идеальная семья и в Эммочке он души не чаял.
   – Мы тоже так подумали, – отозвался Ласточкин, поднимаясь с места. – Что ж, большое спасибо вам за то, что уделили нам немного своего драгоценного времени. На всякий случай запишите мой рабочий телефон, вдруг что вспомните. Сами знаете, в жизни разное бывает.
   Юлиан Валентинович механически кивнул, негнущейся рукой раскрыл органайзер и записал рабочий телефон и фамилию капитана.
   – Всего доброго, – сказал Ласточкин и мимо светящегося аквариума проследовал к выходу. За ним безгласной тенью двинулась и я.

Глава 5. Мобильник – друг человека

   – Видела? – спросил Ласточкин, когда мы покинули автостоянку и выехали на шоссе.
   – Ага, – сказала я в восхищении. – Ну ты и молодец, Паша!
   – Стоило мне только намекнуть, что жена покойника что-то такое сказала, как товарищ сразу же задергался, – сказал Ласточкин. – Вывод?
   – Что-то с этой фирмой не так, – сказала я. – Чего-то он темнит.
   – Ага, – сказал Ласточкин. – А теперь давай-ка, Лиза, позвони Дмитрию Седельникову.
   Я достала мобильный телефон.
   – Что мне сказать?
   – Если он ответит, проверещи: «Это ты, Ваня? Ой, извините!» и отключайся. В общем, знаешь сама.
   Я набрала номер, который нам дал зам, но никто не отвечал, кроме противного голоса робота, который заученно повторял, что абонент находится вне зоны досягаемости или отключил аппарат.
   – Ничего? – спросил Ласточкин.
   – Ничего, – честно ответила я.
   – Вот и хорошо, – одобрил мой напарник. – Значит, мы на верном пути.
   – Будем искать охранника? – спросила я.
   – Однозначно, Лизавета. Хотя что-то мне подсказывает, что он сам либо находится вне зоны нашей досягаемости, либо его отключили.
   – Ага, – согласилась я и полезла за своим блокнотом.
   – Ты что? – спросил капитан, видя, что я не убираю сотовый.
   – Хочу позвонить, – призналась я. – В больницу.
   – Зачем?
   – Затем, что время не сходится. Первый раз сотовый Кликушиной зазвонил минут через пять после того, как я вошла в квартиру. А ты говорил, что сумел добиться сведений о Кликушине незадолго до того, как я из квартиры вышла. А в квартире я пробыла не меньше 40 минут.
   Ласточкин был настолько ошарашен, что чуть не врезался в хвост едущей впереди машины.
   – Молодец, – сказал он, когда обрел дар речи. – Звони. Ну и осел же я!
   – Такие мелочи, – самодовольно ответила я, – способна заметить только женщина. – И я набрала номер. – Алло! Простите, вы мне звонили на сотовый примерно часа полтора назад. Да… Что? Я сказала, что это какая-то ошибка и я его не знаю? Видите ли, я была занята, меня отвлекли… Не могли бы вы повторить еще раз его приметы? Так. От двадцати восьми до тридцати трех лет, темные волосы, шрам ниже левого локтя… Значит, никаких документов? Только визитная карточка с телефоном Эм… с моим телефоном? О, черт… Теперь я поняла, кто это. Я к вам сейчас приеду! – И я отключилась. – Ласточкин, – сказала я, поворачиваясь к моему напарнику, – дуем в больницу. Рано утром к ним доставили человека в тяжелом состоянии. Два пулевых ранения, легкое пробито. Он в коме. Никаких документов при нем не было обнаружено, только в кармане нашли на визитке номер мобильного Эммы Кликушиной. Поэтому они и пытались дозвониться до нее. Полчаса назад им это удалось, но она заявила, что никого с такими приметами не знает, и бросила трубку. Ну, а мы-то с тобой знаем, кто это, верно? Едем!
   – Сдается мне, что Дмитрий Седельников нашелся, – проронил Ласточкин. – Ну-ка, врубим музыку! – Он включил сирену, под истошный вой которой мы понеслись быстрее ветра по восхитительной, разомлевшей от тепла Москве.
* * *
   Да, это лето выдалось жарким. За одно утро мы видим уже третье тело. Первое дожидалось нас в квартире известного актера, второй – состоятельный бизнесмен – был застрелен возле собственного дома, и вот теперь – этот парень в реанимации.
   «Кома», – сказал немолодой серьезный врач, согласившийся побеседовать с нами.
   – Какие у него шансы?
   Врач пожал плечами. Нет, он был честен, этот седоволосый человек с усталым взглядом. Не стал морочить нам голову словами про «индивидуальные особенности организма» и тому подобное.
   – Это знает только Бог, – ответил он.
   В темноволосого парня стреляли два раза. Первая пуля ударила в мобильник и разнесла его на части. Вторая пробила грудную клетку. Раненый лежал в скверике, истекая кровью, и не мог даже позвать на помощь. Обнаружили его только в пятом часу утра. Ни денег, ни сотового, ни документов при нем не оказалось. Возможно, пользуясь беспомощностью раненого, их забрали бомжи, а возможно, тут постарался киллер. Единственное, что нашли в карманах, визитку с написанным от руки номером личного сотового телефона Эммы.
   – Где пули, которые вы вытащили из него? – спросил Ласточкин.
   Врач удивленно приподнял брови.
   – Их забрали ваши коллеги из районного отделения полиции, на территории которого был найден этот человек.
   – Не помните, как их зовут?
   Врач нахмурился.
   – Минуточку… Один из них немного заикается.
   – Капитан Колесников?
   – Да, именно так его и звали.
   – Спасибо.
   – Да не за что. – Врач немного поколебался. – Так вы не узнали, как зовут этого человека? Мы должны все-таки поставить в известность его родственников.
   – Мы предполагаем, – медленно промолвил Ласточкин, – что его зовут Дмитрий Седельников, и он был охранником у Михаила Кликушина, который сегодня не доехал до операционного стола.
   – А, криминальные разборки, – довольно вяло промолвил врач. – Ясно.
   Дверь приотворилась, и в проеме показалось лицо медсестры в марлевой повязке.
   – Максим Арнольдович, только что привезли… После аварии. В третьей операционной…
   – Извините, – сказал врач, – мне пора идти.
   Он кивнул нам и вышел вместе с медсестрой. Темноволосый человек за стеклом, опутанный проводами и какими-то трубками, по-прежнему лежал неподвижно. Ласточкин потер подбородок и прошелся взад-вперед.
   – Любопытно, – наконец произнес он. – Ты не находишь?
   – Нет, – сказала я честно. – Сначала киллер подстерег охранника и застрелил его. После этого он на следующее утро спокойно убил Михаила Кликушина и исчез.
   – Я о визитке с номером сотового, – терпеливо пояснил Ласточкин. – И о более чем странной реакции мадам Кликушиной на звонок из больницы. В конце концов, вряд ли она могла не понять, что речь идет об охраннике ее мужа.
   Я мгновение подумала.
   – Ты считаешь, что он был не просто охранником? Ведь свой номер сотового кому попало не дают, это очень личный телефон. Думаешь, у Кликушиной с Седельниковым был роман? А какое отношение это имеет к смерти Кликушина?
   – Еще не знаю, – честно признался Ласточкин. – Больше всего мне не дает покоя странная реакция господина Верховского на мой намек о том, что Эмма нам что-то выболтала. Ты заметила, что с ним произошло? Он просто запаниковал!
   – Что будем делать, капитан? – спросила я.
   – Установим адрес Седельникова и позвоним Колесникову. – Ласточкин поморщился. – Ах да, надо ведь еще отчет написать. По убитому актеру, для Стаса.
   – Значит, возвращаемся в отделение?.. – начала я, но тут из коридора до нас донеслись шаги и голоса.
   Ласточкин насторожился. Прежде чем я успела понять, что происходит, он схватил меня в охапку и затащил в угол, в закуток между входной дверью и каким-то шкафом. Капитан прижал палец к губам, показывая, что сейчас стоит помолчать, но я уже и так сообразила, что к чему, и согласно кивнула головой. Дверь растворилась, почти целиком закрыв нас своей створкой, и в помещение просочилась дама в элегантном костюме цвета персика, с платочком и стеганой сумочкой на цепочке. Даму под локоть поддерживал господин в очках, с широкими плечами и волосами, расчесанными на идеальный пробор. До меня долетел его приглушенный голос:
   – И совершенно необязательно было идти сюда!
   – Прошу вас, Никита, – сказала дама знакомым голосом Эммы Григорьевны.
   Я насторожилась. После этих слов наступила довольно продолжительная пауза.
   – Это он? – спросил наконец широкоплечий.
   – Да, это Седельников.
   – Но откуда у них оказался ваш номер?
   – Они объяснили, что он был записан на какой-то бумажке, которую они нашли в его кармане. Никита, я… Я оказалась в ужасном положении.
   – Само собой, – буркнул недовольный Никита. – Но хуже всего, если этот охранник придет в себя и начнет направо и налево рассказывать о ваших с ним взаимотношениях.
   – Но между нами ничего не было! – возмутилась Эмма Григорьевна. – То есть почти ничего.
   – В данном случае это совершенно несущественно, – безжалостно оборвал ее спутник. – Запомните, дорогая: в девяноста девяти случаях из ста, когда совершается убийство, под подозрение первым делом попадает жена жертвы, у которой есть любовник.
   – Ах, какие ужасы вы говорите! – пролепетала Эмма. – Не пугайте меня, Никита, прошу вас! Вы же знаете, я ни на кого не могу положиться, кроме вас.
   – Хотя, конечно, – смягчился Никита, – может, охранник вообще никогда не придет в себя. Кома – такая штука…
   – И не говорите, – жалобно сказала Эмма. – Ужасно, просто ужасно! Интересно, а нельзя ли его как-нибудь отключить? Чтобы он не мучился, – поспешно добавила она. – Как подумаю о том, что этот несчастный чувствует, у меня просто душа не на месте!
   – Отключить? – поразился ее спутник. – Дорогая, но ведь это убийство!
   – Я не знаю, – забормотала Эмма, – просто не знаю. Все это так сложно, Никита…
   Ласточкин оттолкнул меня и вышел из закутка, в котором мы прятались.
   – Что ж, Эмуля, – спросил он голосом, который не сулил решительно ничего хорошего, – замышляем очередное убийство?
   Вдова Кликушина издала приглушенный визг и шарахнулась назад. Широкоплечий Никита, наоборот, подался вперед.
   – Позвольте, но это просто неслыханно! Какая она вам «Эмуля», в конце концов?
   – Спокойно, адвокат, – отозвался капитан. – Мы с госпожой Кликушиной старые знакомые. Правда, тогда, когда я с ней познакомился, ее звали Эммой Григорьевной Шараповой. Родилась двадцать девятого февраля одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, арестована в две тысяча девятом по подозрению в убийстве. А мне выпала честь надевать на нее наручники.
   – Что вы мелете? – заволновалась Эмма. – Какое еще убийство?
   – Его звали Андрей Разенков, и он был вашим хорошим знакомым. Вы пожаловались вашему ухажеру Владиславу Крапивкину, что Разенков не дает вам проходу, и он, недолго думая, убил парня. Вам повезло, что Крапивкин взял всю вину на себя, потому что в нашем УК есть статья о подстрекательстве к убийству. А на самом деле этот Разенков знать вас не желал, и вы ему так отомстили.
   Не говоря ни слова, Никита Болдыревский переводил взгляд с лица капитана на красную Эмму Кликушину и обратно.
   – Я ни о чем подобном не знал, – произнес он с расстановкой. – Правда, Эмма Григорьевна мне как-то намекнула, что однажды ее арестовали менты и, чтобы отличиться, подбросили ей наркотики. Но…
   – Да соврала она вам, адвокат, – отмахнулся Ласточкин. – Ее арестовывали только один раз в жизни, и по какому обвинению – я вам сказал.
   «Так вот почему ты не пожелал сегодня утром идти допрашивать Кликушину, а отрядил меня», – подумала я. Ласточкин просто опасался, что она могла узнать его, и тогда беседа бы точно сорвалась.
   – Никита, – жалобно промолвила Эмма, и голосок ее предательски дрогнул, – неужели вы будете стоять и слушать, как меня оскорбляют?
   Болдыревский кашлянул. Было видно, что он находится в затруднительном положении.
   – Прошу прощения, но в любом случае Эмма Григорьевна – мой друг и, более того, моя клиентка. Должен вас предупредить, если вы попытаетесь использовать ей во вред слова, которые она опрометчиво тут произнесла…
   – Вообще это гадко, – встряла Эмма. Она воспрянула духом, поняв, что адвокат, несмотря ни на что, все еще находится на ее стороне. – Они подслушивали!