– Здравствуйте, – сказала девушка.
– Здравствуйте, – очень вежливо сказал Человек без лица, галантно поклонившись.
– Садитесь, – пригласил его Филипп, чтобы сказать что-нибудь.
– Я вам помешаю, – заявил Человек без лица и в доказательство шмыгнул носом.
– В вашей тени очень хорошо прятаться, – вставила девушка с улыбкой. Человек без лица сел, побежденный.
– Вы здесь живете? – любезно спросил Филипп. Мысленно он уже проклинал себя за то, что дал подсесть незнакомцу.
– И да, и нет, – уклончиво сказал тот. – Собственно, во всем виновата реклама. Я-то думал, что эта балерина уже два века как ушла в мир иной.
– Так оно и есть, – развязно подтвердил сосед, сидящий сзади, – но ее воскресили и заставили танцевать.
Филиппу не понравился ни голос, ни говоривший – молодой прыщавый гномон в костюме мешком и с роговыми очками на носу, под которым уже пробивались совершенно седые усы.
– Самое интересное, – продолжал гномон, уже протиснувшись между девушкой и Человеком без лица, – что, несмотря на это, старушка в полном шоколаде! Вы не ошиблись, что заглянули сюда.
Филипп и раньше не выносил гномонов, но этого он невзлюбил с первого взгляда. Гномон глядел на него ехидно и, очевидно, наслаждался бешенством Филиппа. Общеизвестно, что гномоны не выносят тех, кто не похож на них. В сущности, они – люди добродушные, порядочные и в каком-то смысле полезные, но убожество, глупость и самодовольство делают их просто невыносимыми для тех, кто устроен иначе, чем они.
– Место занято, – сказал Филипп, стараясь выражаться как можно более недружелюбно. По правде говоря, это у него плохо получилось.
– По барабану, – отозвался гномон пренагло и обратился к девушке: – Я Ариосто, а вас как?
Филипп еле сдерживал себя. Он готов был растерзать наглого гномона; но, на счастье его, вмешался Человек без лица, выразительно прогнусив:
– Ариосто? А может быть, Орландо?
Гномон побелел, сгорбился и сник.
– Тише! – прошептал он со страдальческой гримасой. – Тише, ради бога! Если меня узнают, мне конец. Меня просто разорвут на сувениры!
– Вас не узнают, – внушительно сказал Человек без лица, – если вы будете сидеть скромно, тише воды, ниже травы и молчать в тряпочку. Ясно?
– В полном шоколаде, – пролепетал Орландо. – Как вы меня узнали?
– Какая разница? – пожал плечами Человек без лица. – Я вас узнал, и точка.
– Послушайте, – нервно начал Орландо. – У вас вид порядочного человека. Признайтесь честно: вы случаем не мой фанат?
– Нет, – отозвался Человек без лица безмятежно.
– Клянетесь? – подозрительно спросил актер.
– Я вообще терпеть не могу современное кино, – заверил его Человек без лица.
– Слава богу! – воскликнул Орландо и, схватив собеседника за руку, стал горячо трясти ее. – А я уж думал, вы из этих… из моих поклонников. Вы меня успокоили!
Филипп озадаченно посмотрел на него.
– Мне казалось, звезды вроде вас любят, когда ими восхищаются, – нерешительно заметил юноша. – Разве нет?
Орландо поморщился и поправил левый ус, который выказал намерение отклеиться.
– Видите ли, – сказал актер после того, как удалось вернуть ус на место, – я ничего не имею против восхищения, если оно выражено в подобающей форме. – Он улыбнулся спутнице Филиппа. – Допустим, вам понравилась моя игра. Вы сказали мне, что я гений, и поскольку я вполне разделяю вашу точку зрения, я не вижу причин для возражений.
– Какая скромность, – пробормотал Человек без лица.
– Однако, – продолжал Орландо, – то, что вы признаете мои заслуги, еще не дает вам право виснуть у меня на шее, задавать дурацкие вопросы, преследовать меня повсюду… и дежурить круглые сутки под моими окнами! – с особенной злостью прибавил он. – Все знаменитости любят, когда им поклоняются, но при этом терпеть не могут своих поклонников. Вслух, конечно, в этом никто не признается, но дело обстоит именно так. Любая звезда вам скажет, что поклонники – это бочка дегтя в ложке меда, которая называется славой. – И он вновь улыбнулся девушке в белом и подкрутил ус.
– Какая у вас тяжелая жизнь, – вздохнул Человек без лица, поднимаясь на ноги. – Давайте меняться местами, а то вы сидите спиной к зрелищу.
Орландо, он же Ариосто, открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и рот закрыл. Он сел на место Человека без лица, нахохлился и отвернулся. Человек без лица невозбранно устроился рядом с девушкой, и Филипп взглядом выразил ему благодарность, ибо Орландо был известен в широких кругах как сердцеед, который меняет подружек с космической скоростью. Он недолго тосковал и тотчас принялся строить глазки какой-то болонке.
Занавес взвился под рокот аплодисментов.
– Меня зовут Филипп, – сказал Филипп.
– Ада, – просто ответил она. Ее имя наполнило его душу тающим эхом: Ада… Ада… Ада…
– Я… – начал было Филипп, но новая овация заглушила его слова.
Люди вскакивали с мест, слабонервные кричали и визжали, чтобы придать себе мужества. Когда волнение успокоилось, Филипп обратил свое внимание на сцену. С первого взгляда она показалась ему гола и пуста, затем прожекторный луч выхватил из темноты желтый скелет в балетной пачке. Ада схватила за руку Филиппа. Орландо открыл рот от восторга. Скелет сделал несколько жеманных шажков и раскланялся. Рукоплескания потрясли зал; Филипп страдал, не подавая виду, страдал невыносимо. И легко, как птица, взвилась и полетела музыка; и в такт ей задвигался скелет. То он наклонял воображаемый стан, то прыгал на месте, то, поднявшись на цыпочки одной ноги, задирал другую. Во время одного из прыжков у него оторвалась рука; зрители ахнули и жадно подались вперед. Гремя, откатилась нога, затем, когда скелет кружился на месте, отлетела голова и с гулким стуком упала на пол. С последними тактами скелет повалился и больше не поднимался. Град аплодисментов и восторженные вопли почитателей, однако, привели его в себя. Скелет вскочил, грациозно поклонился (насколько это было возможно в отсутствие руки, ноги и головы), кое-как собрал свои детали и удалился за кулисы, спотыкаясь о декорации, ибо голову свою он зажал под мышкой и, следовательно, не видел ничего. Зал бушевал в экстазе. Сидящий впереди Филиппа зритель вскочил с места, сотрясая аплодисментами воздух, и неожиданно упал как подкошенный. Подкатившие к месту происшествия роботы-служители унесли жертву искусства.
– Душераздирающее зрелище, – бесстрастно обронил Человек без лица.
– В полном шоколаде! – восторженно подтвердил Орландо.
Филипп обернулся к Аде; ее чудесные глаза были полны слез. Филипп возненавидел себя за то, что был их причиной. Он сидел, как деревянный, боясь вымолвить слово. Орландо прицепился к Человеку без лица, требуя во что бы то ни стало сказать ему, нравятся ли Человеку без лица его рекламы.
– Не нравятся.
– Да? – воскликнул Орландо. – Вот это новость! И реклама синтетической воды вам не нравится?
– Совершенно, – отрезал Человек без лица, – скажу вам проще: как только я вижу вас на экране, меня начинает тошнить.
Орландо кинулся ему на шею.
– Вы мой друг на вечные времена! – заявил он. – Наконец-то нашелся хоть один человек, способный на конструктивную критику!
– Совпадающую с вашей точкой зрения? – прищурился Человек без лица.
– Конечно! Хотя должен признаться, что в вопросах критики я придерживаюсь самых широких взглядов. Критик имеет полное право высказать свое мнение, а я имею не менее полное право этим мнением пренебречь. Таким образом, все оказываются довольны.
Ада встала, поднялся и Филипп.
– Мне пора уходить, – сказала она.
– Не надо, – попросил Филипп.
– Но мне в самом деле пора…
Наступило молчание.
– Вы вернетесь? – печально спросил Филипп.
– Конечно, вер… – встрял Орландо, но Человек без лица небрежно хлопнул его по плечу, отчего актер ушел в землю по самые плечи.
– Я? Не знаю, – проговорила Ада. Взгляд ее ускользал от взгляда Филиппа, избегая встречаться с ним. Филипп удержал ее за руку.
– Завтра в полдень у маяка.
– Я не могу.
– Тогда в полночь, я согласен. Вы не можете не прийти; я все равно буду ждать вас, Ада.
– Это глупо, – сказала она, бледнея, краснея и силясь улыбнуться. Филипп поднес ее маленькую ручку к губам и поцеловал – бережно, как целуют крылья бабочки или веки спящего ребенка.
– Я хотел вам сказать…
– Не провожайте меня. Я… я приду.
Филипп кивнул. Прежде чем уйти, она обернулась и послала ему взгляд, один из тех бессмертных взглядов, какие навсегда остаются в человеческом сердце. Может быть, ей стало жаль юношу, но она, поднеся к губам ладонь, сдула с нее воздушный поцелуй и исчезла. Поцелуй подлетел к Филиппу и чмокнул его в нос. Орландо давился от смеха; Человек без лица уже выдернул его из земли. Филипп знал, что Орландо скажет, будто он не умеет обращаться с девушками, но тот перестал смеяться и смотрел на него с пониманием, а это было еще хуже. Следующим номером в программе был кролик, распиливающий фокусника пополам, и Филипп заказал себе у робота-разносчика нектар забвения.
– Здравствуйте, – очень вежливо сказал Человек без лица, галантно поклонившись.
– Садитесь, – пригласил его Филипп, чтобы сказать что-нибудь.
– Я вам помешаю, – заявил Человек без лица и в доказательство шмыгнул носом.
– В вашей тени очень хорошо прятаться, – вставила девушка с улыбкой. Человек без лица сел, побежденный.
– Вы здесь живете? – любезно спросил Филипп. Мысленно он уже проклинал себя за то, что дал подсесть незнакомцу.
– И да, и нет, – уклончиво сказал тот. – Собственно, во всем виновата реклама. Я-то думал, что эта балерина уже два века как ушла в мир иной.
– Так оно и есть, – развязно подтвердил сосед, сидящий сзади, – но ее воскресили и заставили танцевать.
Филиппу не понравился ни голос, ни говоривший – молодой прыщавый гномон в костюме мешком и с роговыми очками на носу, под которым уже пробивались совершенно седые усы.
– Самое интересное, – продолжал гномон, уже протиснувшись между девушкой и Человеком без лица, – что, несмотря на это, старушка в полном шоколаде! Вы не ошиблись, что заглянули сюда.
Филипп и раньше не выносил гномонов, но этого он невзлюбил с первого взгляда. Гномон глядел на него ехидно и, очевидно, наслаждался бешенством Филиппа. Общеизвестно, что гномоны не выносят тех, кто не похож на них. В сущности, они – люди добродушные, порядочные и в каком-то смысле полезные, но убожество, глупость и самодовольство делают их просто невыносимыми для тех, кто устроен иначе, чем они.
– Место занято, – сказал Филипп, стараясь выражаться как можно более недружелюбно. По правде говоря, это у него плохо получилось.
– По барабану, – отозвался гномон пренагло и обратился к девушке: – Я Ариосто, а вас как?
Филипп еле сдерживал себя. Он готов был растерзать наглого гномона; но, на счастье его, вмешался Человек без лица, выразительно прогнусив:
– Ариосто? А может быть, Орландо?
Гномон побелел, сгорбился и сник.
– Тише! – прошептал он со страдальческой гримасой. – Тише, ради бога! Если меня узнают, мне конец. Меня просто разорвут на сувениры!
– Вас не узнают, – внушительно сказал Человек без лица, – если вы будете сидеть скромно, тише воды, ниже травы и молчать в тряпочку. Ясно?
– В полном шоколаде, – пролепетал Орландо. – Как вы меня узнали?
– Какая разница? – пожал плечами Человек без лица. – Я вас узнал, и точка.
– Послушайте, – нервно начал Орландо. – У вас вид порядочного человека. Признайтесь честно: вы случаем не мой фанат?
– Нет, – отозвался Человек без лица безмятежно.
– Клянетесь? – подозрительно спросил актер.
– Я вообще терпеть не могу современное кино, – заверил его Человек без лица.
– Слава богу! – воскликнул Орландо и, схватив собеседника за руку, стал горячо трясти ее. – А я уж думал, вы из этих… из моих поклонников. Вы меня успокоили!
Филипп озадаченно посмотрел на него.
– Мне казалось, звезды вроде вас любят, когда ими восхищаются, – нерешительно заметил юноша. – Разве нет?
Орландо поморщился и поправил левый ус, который выказал намерение отклеиться.
– Видите ли, – сказал актер после того, как удалось вернуть ус на место, – я ничего не имею против восхищения, если оно выражено в подобающей форме. – Он улыбнулся спутнице Филиппа. – Допустим, вам понравилась моя игра. Вы сказали мне, что я гений, и поскольку я вполне разделяю вашу точку зрения, я не вижу причин для возражений.
– Какая скромность, – пробормотал Человек без лица.
– Однако, – продолжал Орландо, – то, что вы признаете мои заслуги, еще не дает вам право виснуть у меня на шее, задавать дурацкие вопросы, преследовать меня повсюду… и дежурить круглые сутки под моими окнами! – с особенной злостью прибавил он. – Все знаменитости любят, когда им поклоняются, но при этом терпеть не могут своих поклонников. Вслух, конечно, в этом никто не признается, но дело обстоит именно так. Любая звезда вам скажет, что поклонники – это бочка дегтя в ложке меда, которая называется славой. – И он вновь улыбнулся девушке в белом и подкрутил ус.
– Какая у вас тяжелая жизнь, – вздохнул Человек без лица, поднимаясь на ноги. – Давайте меняться местами, а то вы сидите спиной к зрелищу.
Орландо, он же Ариосто, открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и рот закрыл. Он сел на место Человека без лица, нахохлился и отвернулся. Человек без лица невозбранно устроился рядом с девушкой, и Филипп взглядом выразил ему благодарность, ибо Орландо был известен в широких кругах как сердцеед, который меняет подружек с космической скоростью. Он недолго тосковал и тотчас принялся строить глазки какой-то болонке.
Занавес взвился под рокот аплодисментов.
– Меня зовут Филипп, – сказал Филипп.
– Ада, – просто ответил она. Ее имя наполнило его душу тающим эхом: Ада… Ада… Ада…
– Я… – начал было Филипп, но новая овация заглушила его слова.
Люди вскакивали с мест, слабонервные кричали и визжали, чтобы придать себе мужества. Когда волнение успокоилось, Филипп обратил свое внимание на сцену. С первого взгляда она показалась ему гола и пуста, затем прожекторный луч выхватил из темноты желтый скелет в балетной пачке. Ада схватила за руку Филиппа. Орландо открыл рот от восторга. Скелет сделал несколько жеманных шажков и раскланялся. Рукоплескания потрясли зал; Филипп страдал, не подавая виду, страдал невыносимо. И легко, как птица, взвилась и полетела музыка; и в такт ей задвигался скелет. То он наклонял воображаемый стан, то прыгал на месте, то, поднявшись на цыпочки одной ноги, задирал другую. Во время одного из прыжков у него оторвалась рука; зрители ахнули и жадно подались вперед. Гремя, откатилась нога, затем, когда скелет кружился на месте, отлетела голова и с гулким стуком упала на пол. С последними тактами скелет повалился и больше не поднимался. Град аплодисментов и восторженные вопли почитателей, однако, привели его в себя. Скелет вскочил, грациозно поклонился (насколько это было возможно в отсутствие руки, ноги и головы), кое-как собрал свои детали и удалился за кулисы, спотыкаясь о декорации, ибо голову свою он зажал под мышкой и, следовательно, не видел ничего. Зал бушевал в экстазе. Сидящий впереди Филиппа зритель вскочил с места, сотрясая аплодисментами воздух, и неожиданно упал как подкошенный. Подкатившие к месту происшествия роботы-служители унесли жертву искусства.
– Душераздирающее зрелище, – бесстрастно обронил Человек без лица.
– В полном шоколаде! – восторженно подтвердил Орландо.
Филипп обернулся к Аде; ее чудесные глаза были полны слез. Филипп возненавидел себя за то, что был их причиной. Он сидел, как деревянный, боясь вымолвить слово. Орландо прицепился к Человеку без лица, требуя во что бы то ни стало сказать ему, нравятся ли Человеку без лица его рекламы.
– Не нравятся.
– Да? – воскликнул Орландо. – Вот это новость! И реклама синтетической воды вам не нравится?
– Совершенно, – отрезал Человек без лица, – скажу вам проще: как только я вижу вас на экране, меня начинает тошнить.
Орландо кинулся ему на шею.
– Вы мой друг на вечные времена! – заявил он. – Наконец-то нашелся хоть один человек, способный на конструктивную критику!
– Совпадающую с вашей точкой зрения? – прищурился Человек без лица.
– Конечно! Хотя должен признаться, что в вопросах критики я придерживаюсь самых широких взглядов. Критик имеет полное право высказать свое мнение, а я имею не менее полное право этим мнением пренебречь. Таким образом, все оказываются довольны.
Ада встала, поднялся и Филипп.
– Мне пора уходить, – сказала она.
– Не надо, – попросил Филипп.
– Но мне в самом деле пора…
Наступило молчание.
– Вы вернетесь? – печально спросил Филипп.
– Конечно, вер… – встрял Орландо, но Человек без лица небрежно хлопнул его по плечу, отчего актер ушел в землю по самые плечи.
– Я? Не знаю, – проговорила Ада. Взгляд ее ускользал от взгляда Филиппа, избегая встречаться с ним. Филипп удержал ее за руку.
– Завтра в полдень у маяка.
– Я не могу.
– Тогда в полночь, я согласен. Вы не можете не прийти; я все равно буду ждать вас, Ада.
– Это глупо, – сказала она, бледнея, краснея и силясь улыбнуться. Филипп поднес ее маленькую ручку к губам и поцеловал – бережно, как целуют крылья бабочки или веки спящего ребенка.
– Я хотел вам сказать…
– Не провожайте меня. Я… я приду.
Филипп кивнул. Прежде чем уйти, она обернулась и послала ему взгляд, один из тех бессмертных взглядов, какие навсегда остаются в человеческом сердце. Может быть, ей стало жаль юношу, но она, поднеся к губам ладонь, сдула с нее воздушный поцелуй и исчезла. Поцелуй подлетел к Филиппу и чмокнул его в нос. Орландо давился от смеха; Человек без лица уже выдернул его из земли. Филипп знал, что Орландо скажет, будто он не умеет обращаться с девушками, но тот перестал смеяться и смотрел на него с пониманием, а это было еще хуже. Следующим номером в программе был кролик, распиливающий фокусника пополам, и Филипп заказал себе у робота-разносчика нектар забвения.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента