Веркин Эдуард. Чудовище с улицы Розы

   Возле ворот нас догнал на машине Па. Он затормозил и опустил стекло.
   – Гулять идете? – спросил Па.
   – Ага, – ответила Ли. – К озеру спустимся. Лимонаду купим.
   – Понятно... – Па почесал подбородок. – Вы там повнимательнее смотрите.
   – А что?
   – Кики пропал, – сказал Па. – Вчера с утра куда-то ушел, и все, больше нет. Мать расстроена. Плачет.
   – Может, погулять пошел, – предположила Ли.
   – Он раньше никогда на ночь не задерживался.
   – А может, он на чердак залез? – еще предположила Ли.
   – Чердак я прошлым летом забил, забыли, что ли?
   – Он все-таки кот... – сказала Ли.
   Па покачал головой, открыл ворота и поехал в город.
   – Кики пропал, – задумчиво произнесла Ли.
   Бакс гавкнул, выражая сдержанную радость.
   – Может, еще отыщется, – предположил я.
   Так и началась вся эта история.

Глава IV
НЕНАВИЖУ КОШЕК

   Это был мой первый настоящий дом. До этого я жил в основном по приютам, а один раз в интернате для детишек, больных туберкулезом. В туберкулезном интернате жилось лучше всего, он располагался в кедровнике, и там хорошо кормили. А год назад запустили федеральную опекунскую программу. Типа, пусть каждая обеспеченная семья, ну те, кто хочет, конечно, возьмут на попечение по ребенку из детских домов, а кто может, пусть возьмет двух.
   Многие богатенькие Буратино откликнулись на призыв правительства и взяли себе сироток. Мне тоже повезло. Я попал в дом к Ли.
   Ли была единственным ребенком. Па и Ма хотели еще детей, но у них чего-то там не получилось. И они решили помочь мне.
   Меня приняли очень хорошо. Взрослые выделили мне комнату на втором этаже и разрешили называть себя Ма и Па. Ли подарила мне компьютер, правда, я не умел им пользоваться.
   Бакса все они тоже признали, он был добрым псом и умел расположить к себе людей...
 
   Бакс.
   Иногда я завидую ему, он сейчас мертв. Мертв, мертв, могу поспорить. Я слышал, как хрустнул позвоночник, после такого хруста не выживают. Мне жаль его. И еще мне стыдно. Это ведь я подставил его, я. А по-другому было нельзя, по-другому я бы не справился. И выбора у меня не было – или Бакс, или Ли. На самом деле выбора не было. Но я думаю, Бакс на меня не обижается. Он смотрит на меня со своих богатых дичью лугов и не обижается. Он выполнил свой долг, оправдал свое предназначение и существование, иначе он поступить просто не мог. Как всякий настоящий воин, он встал на защиту своей семьи и погиб в бою. Слава тебе, мой друг, мне тебя не хватает.
   Забавно, сегодня прочитал в газете интервью Селедки. Я вообще-то думал, что мне газеты нельзя читать, чтобы психика у меня дальше не расшатывалась. Но, видимо, по указанию Белобрысого газеты мне приносят. Он хочет изучить мою реакцию.
   Так вот газета. Селедка там на целую страницу разразилась рассказом о том, как она спасла Ли, «этого несчастного ребенка», от «кровожадного чудовища и его зверя», то есть от меня с Баксом. Как она героически выскочила из дома, как, орудуя граблями, отогнала меня от тела и грудью защитила Ли. Как вызвала милицию... Ну, и так далее. Кажется, ей собираются вручить медаль за личное мужество.
   Хотя на самом деле все было не так. Едва Селедка выкатилась на полянку, как сразу же завопила, словно сирена на озерном буксире. И вопила, наверное, целую минуту и только потом уже героически спряталась в будке для садовых инструментов. Я, когда убегал, ее слышал.
   Ладно с ней, с Селедкой. На нее я не в обиде. Сейчас в меня только ленивый не плюет. Вчера по телевизору была передача, в основу которой лег этот самый «Пригородный инцидент». То есть моя с Баксом история. Кажется, каша заваривается серьезная. По всей стране заваривается. За последних две недели активные группы граждан бессудно расправились с двенадцатью собаками породы Бакса, тремя немецкими овчарками и семью доберманами. Под горячую руку попал даже один черный русский терьер, зверушка уж вполне безобидная. Хозяева боятся своих собак. Некоторые просто выгоняют их на улицы. Где их успешно отстреливает милиция. Через парламент собираются провести закон, запрещающий домашнее содержание служебных собак, собак бойцовых пород и собак, чей рост превышает сорок сантиметров.
   Так же серьезно обсуждается вопрос о возможном прекращении действия федеральной программы опекунства. В разных областях уже возвращены в свои детские дома около сотни воспитанников. И вообще количество усыновленных и взятых под опеку детей по всей стране стало стремительно снижаться.
   А виноват во всем я.
   Я поднимаюсь с кровати. Мне не очень нравится здешний матрас, дома у меня был лучше. Мягкий, набитый вкусно пахнущей кокосовой стружкой. А у Бакса была большая плетеная корзинка, и он спал в ней, как кошка, это ему Ли подарила.
   Я поднимаюсь с кровати и делаю три шага вперед, затем три шага назад. Если сделать четыре шага – упрешься носом в стекло двери, а это ни к чему. Потому что, когда я упираюсь в стекло, дежурный начинает нервничать. Он подходит к моей комнате и показывает мне шокер, пускает голубую искру.
   Странно, я стал замечать, что дежурный мне начинает постепенно нравиться. Может быть, это оттого, что я почти никого не вижу, кроме этого дежурного.
   – Будешь дергаться, – говорит дежурный, – я тебя живо успокою.
   Дежурного я понимаю. Работа у него нервная и опасная. Ведь охранять меня – опасное занятие. Вредное для здоровья.
   – Сидишь? Так тебе и надо, – ворчит он. – Все вы такие. Сначала кошек душите, потом на людей переключаетесь...
   Дежурный, оказывается, кошколюб.
   Вы вот любите кошек? Если вы любите кошек, значит, я не из вашей компании. Я кошек не люблю. Я их просто ненавижу. Видимо, это наследственное.
   Я не люблю кошек. Про то, что кошек не любил Бакс, нечего и говорить. И с кошки, в общем-то, все это и началось.
 
   Началось все с Кики. С этой мерзкой блохастой твари, которую почему-то так любила Ма. Сначала я даже обрадовался, что он пропал. Этот жирный котяра нам всем давно уже надоел. В смысле нам с Баксом. Я бы даже отступился от своих принципов и придушил бы его потихонечку, но было жалко Ма. А придушить Кики стоило.
   За относительно небольшой период нашего знакомства Кики успел внушить к себе ненависть. Кики обладал целым набором на редкость отвратительных качеств. Более противного существа я не встречал в своей жизни и думаю, что больше и не встречу. Кики был неприятен внешне, и его внутренний мир вполне соответствовал его облику.
   Кики был огромен. Это был исполин среди котов, я думаю, он весил никак не меньше десяти килограммов. Причем это был не только чистый жир, но еще и весьма злобные мускулы – Кики с легкостью сиамца взбирался в случае опасности на любой столб, что свидетельствовало о его хорошей физической подготовке. Такую значительную массу Кики приобрел благодаря пристрастию к одному оригинальному блюду. С утра Ма готовила Кики еду – открывала две банки тунца, запускала их в блендер, добавляла туда пяток бананов и взбивала до получения однородной серой массы. После чего Ма вываливала все это в небольшой тазик и звала Кики. Кики появлялся и сжирал бадью за минуту. После чего отправлялся спать на шкаф, чтобы мы с Баксом не могли его достать. Кстати, на этот шкаф тоже опирался сам Гагарин. Но Селедка Кики не гоняла, видимо, она ощущала с ним тайную духовную близость.
   Кики процветал. Мне все время казалось, что Кики вот-вот должен окочуриться от ожирения сердца, но Кики жил на радость Ма и на скорбь нам с Баксом.
   Кики был вреден. Это был настоящий монстр, разрушитель и враг всего живого. Кики с упорством Терминатора уничтожал в округе всякую мелкую живность. Мышей, кротов, воробьев, ласточек, навозных жуков, летучих мышей, морских свинок, других кошек, попугаев, список его жертв можно было продолжать до бесконечности. Причем свою добычу Кики не поедал, а закапывал в дальнем углу сада. У него там образовалось целое маленькое кладбище.
   Пытался Кики одержать триумф даже над собачьим племенем. Он брал, к примеру, украденную в детском саду морскую свинку, душил ее и выкладывал на дорогу. Через минуту появлялся соседский абрикосовый пудель и принимался со свинкой играть. И тут откуда-нибудь из кустов вылетал Кики. Глупый пудель с визгом несся прочь, и только неповоротливость Кики спасала этого розового доходягу от позорной смерти. Представляю, с каким наслаждением поместил бы Кики трупик несчастного пуделька на свое кладбище!
   Мы с Баксом пытались его отучить от этих манер, но неудачно. Нам удалось спасти лишь семейство кроликов, обитавших в углу сада, да и то случайно. Как-то мы с Баксом отправились посмотреть на кроликов и их детенышей и застали там бесчинствующего Кики. Кики увлеченно, с омерзительным громким урчанием раскапывал кроличью нору и не заметил, как сзади подкрался Бакс. Почуял опасность Кики лишь в последний момент – он рванулся, и в зубах у Бакса остался лишь самый кончик его хвоста. Я хотел сделать из этого хвоста брелок наподобие заячьей лапки, но подумал, что это несколько огорчит Ма. С тех пор Кики к кроликам не лез.
   Впрочем, вредил Кики не только маленьким и беззащитным, он вредил всем, кому в силах был навредить. Бывало, Кики прятался на яблоне, под которой любил отдыхать Бакс, Бакс приходил, ложился спать – и тут на него с мявом обрушивался Кики! Удовольствие, прямо скажем, для Бакса небольшое. Или еще. Бакс не всегда все сразу съедал из своей миски, оставлял. Коварный же Кики никогда не упускал случая в эту миску нагадить. Но больше всего пострадал от Кики Па.
   Однажды Па шел по коридору, а Кики брел навстречу. Конечно же, Кики и не думал уступать Па дорогу. И совершенно заслуженно получил ногой под брюхо. С тех пор Кики затаил на Па обиду и вынашивал планы мести, ждал подходящего случая. И случай скоро представился. На сорокалетие сотрудники в фирме, где Па был начальником, скинулись и купили Па дорогие швейцарские часы. Па их очень любил. Как-то раз он пришел с работы и совершенно случайно положил часы не в комод, как обычно, а в хрустальную конфетницу. И вышел. В окно тут же проник Кики, он залез в конфетницу, помочился в нее, да еще и нагадил прямо на часы Па.
   Тогда Па хотел застрелить Кики из пистолета, но мать Кики отбила. И нам запретила Кики наказывать. С тех пор Кики совсем распустился и буянил уже совершенно безнаказанно.
   А теперь он пропал.
   Мне бы радоваться, но радоваться с чистым сердцем я не мог – Ма очень расстраивалась, а я не люблю, когда кто-то расстраивается. И я решил найти для нее Кики.
   Я подозвал Бакса и сказал:
   – Кошка. Кошка. Ищи.
   Пес прижал нос к земле и медленно двинулся наискосок сада.
   Бакс очень быстро нашел след Кики. Он посмотрел на меня, гавкнул и уверенно двинулся к забору. Видимо, здесь Кики взгромоздился на изгородь, чтобы выбраться на улицу.
   На изгородь я влезать не стал. Мы добежали до прокопанного Баксом лаза и выбрались через него на улицу Розы.
   Наша улица зовется улицей Розы. Хотя я лично никогда тут ни одной розы не видел. Па говорит, что это название происходит еще со времени революции 1917 года. Улицу назвали в честь Розы Люксембург ^[6], а потом фамилия Люксембург как-то отпала и улица стала называться улицей Розы...
   Ладно, опять отвлекся. Мы вышли на улицу Розы, Бакс быстро отыскал след пропавшего кошака и двинулся по нему.
   Сначала Кики брел вдоль дороги. Он пребывал в хорошем настроении – очень скоро мы обнаружили задавленную им лягушку. Видимо, Кики вышел немного погулять и размять свои кости перед серьезным преступлением. Скоро он перебрался на другую сторону улицы, дошел до перекрестка, немножко подумал и направился вверх по холму.
   Раньше на холме стояла водокачка, к водокачке вела липовая аллея. Но в войну водокачку разбомбили, а потом ничего уже и строить не стали. Аллея разрослась, и вся верхушка холма покрылась липами, получился лес, который все почему-то называли парком. На самом деле это уже был настоящий лес, правда, не очень густой. Лес как шапка. Наверху лес, а под ним город, бухта, железная дорога, озеро. Лет двадцать назад собирались лес на холме вырубить и понастроить дач, но народ воспротивился и лес отстоял.
   Кики зачем-то направился в лес.
   Я сам не очень люблю этот лес. Кусок древней тоски в самом сердце цивилизации. Вросшие в землю валуны, красные кирпичные развалины, неприбранность какая-то. Но Кики пошел именно сюда.
   Сначала Кики уверенно направлялся в лесную чащу, чтобы задрать там дикого хомяка или какую-нибудь птицу малиновку. Я понял это по тому, как плотно шел по следу Бакс. Но затем характер следов Кики, вероятно, изменился. Кики вдруг пошел извилисто, стал шастать туда-сюда. От дерева к дереву. Сначала я думал, что Кики просто рехнулся. Но потом я догадался.
   Кики здесь не просто шел, Кики убегал. Запутывал следы.
   Бакс остановился и зарычал. Мне это совершенно не понравилось. День перестал быть солнечным и беззаботным. И я перестал быть беззаботным, я похлопал Бакса по загривку, и мы двинулись дальше.
   Мы обогнули остатки кирпичной стены и вы-шли в заросшую липовую аллею. В аллее Кики заметался еще сильнее. Отчаянно заметался, даже мох кое-где лапами повыдирал.
   Я шагал медленно, настороженно. Странно, но Бакс, обычно такой веселый и жизнерадостный, как-то сжался и тащился рядом, к тому же постоянно оглядываясь на меня.
   Аллея заканчивалась трехсотлетней липой. Там, возле этой толстой черной липы, Бакс остановился.
   – Вперед, – приказал я.
   Но пес не сдвинулся.
   – Вперед! – повторил я.
   Бакс зарычал, и его шерсть встала дыбом.
   Я оглянулся. Никого.
   – Двигай... – сказал я уже не так уверенно.
   Бакс пригнул морду к земле. Он рычал и не трогался с места.
   Такое я видел уже во второй раз. Вернее, в третий.
   Скорее всего возле этой черной липы преследователь догнал Кики.
   Первый раз Бакс вот так же остановился три года назад.
   В наш город, ну, туда, где располагался мой очередной детский дом, приехал бродячий зверинец. Нас повели всем классом смотреть на животных, детишки, общаясь с животными, становятся добрее и лучше. Я обрадовался, но сказал, что пойду вместе с Баксом, ему тоже будет полезно посмотреть на животных. Наш воспитатель сразу же сказал, что это невозможно, при виде Бакса звери будут нервничать. Я целый день убеждал директора, что Бакс спокойный и ни с кем ругаться не будет. Нас пустили. С утра к крыльцу подогнали автобус, все ребята дружно погрузились, и мы отправились на экскурсию.
   Передвижной зоопарк расположился на рыночной площади прямо напротив Дома культуры. Мы купили билетики с детской скидкой и двинулись вдоль клеток.
   В первой клетке сидел волк. Я испугался, что волк, увидев Бакса, сразу кинется на решетку, но волк остался равнодушен. Бакс же тихонько заскулил и прижался к моим ногам. Одна девочка сказала, что волк, совсем как собачка, и совершенно не страшный, но я-то видел, что это не так – в глазах у волка жила ненависть, волк был опасен, волк ждал. И в случае чего волк ни за что не упустил бы своего шанса.
   Дальше мы встретили дикого кабана, и он тоже был опасен. Оленя со спиленными рогами и северного оленя, который от теплого климата весь полинял и был похож на неопрятную овчарку-переростка.
   Хуже всех был крокодил. Он лежал в полуденной отключке, судя по запаху, обожравшись какой-то тухлятины.
   Зебра. Зебра оказалась похожа на обычную полосатую лошадь.
   После зебры были енотовидная собака и лев. Собака не стала на нас смотреть, а лев посмотрел. Это был совсем маленький и усталый лев, я представлял львов совсем другими. Потом я понял, почему лев такой – я заметил на полу клетки крошки, льва кормили хлебом, и поэтому он был такой худой. Одни глаза и грива. Глаза большие.
   Там еще были страус, водная змея анаконда в каком-то искусственном болотце, павиан, он мне не понравился. Зубр с зубренком. Мы шагали вдоль всех этих животных, и мне было их жалко.
   А в самом конце ряда клеток Бакс вдруг остановился и зарычал. Как я его ни толкал и ни дергал, Бакс не двигался, и мне пришлось хлестнуть его по спине поводком. Бакс неохотно поплелся за мной.
   Это была пантера. Она была больна. В боку у нее совсем не было шерсти, торчало наружу мясо, а по нему ползали жирные черные мухи. Пантера их даже не сгоняла. Может, она устала, а может, ей было уже все равно.
   Я не стал на это смотреть, а наш директор спросил, почему администрация не принимает никаких мер. Служитель сказал, что пантера никого к себе не подпускает, а дать ей снотворное нельзя – сердце может не выдержать. Вот так. Директор стал возмущаться и говорить, что будет жаловаться, что так обращаться с животными нельзя, что не пройдет и двух дней, как их зверинец будет закрыт... Служитель молчал.
   После этого мы сразу же уехали домой. Настроение у всех было плохое, и мы всю дорогу молчали. А вечером по местному радио передали, что пантера убежала.
   Организовали облаву. Десять человек с ружьями и собаками зашли к нам в детский дом и сказали, что они собирают всех служебных собак и им нужен Бакс. Я сказал, что Бакс без меня не пойдет, директор подумал и отпустил нас, выдал мне плащ и сапоги. Потом я понял, что для облавы им не требовались служебные собаки, им нужна была сила, они хотели послать кого-нибудь вперед.
   Облава рыскала по окрестностям нашего приюта. Впереди сеттер ^[7]и две борзые. Люди с ружьями бежали за ними, а мы с Баксом были пока сзади. Сеттер сделал стойку и повел в овраг. Он повизгивал, дрожал и вообще психовал. Еще бы, это не уток на болотах тиранить. Бакс смотрел на него с удивлением, он пока ничего не чувствовал, у сеттера нюх был острее и тоньше.
   – Нашел, – руководитель облавы оттащил сеттера и кивнул мне, – запускай своего убийцу.
   Я отщелкнул с ошейника Бакса карабин.
   – Бакс! Вперед! Ищи!
   Бакс посмотрел на меня, я кивнул, и мой пес понесся по запаху с грозным рычанием. Я хотел было побежать за ним, но взрослые отстранили меня и вошли в овраг первыми.
   Пантера умирала. Она лежала и смотрела на нас. Половину ее правого бока занимала огромная рана, кишащая желтыми червями. Они копошились в воспаленном мясе и жрали пантеру еще живую. Наверное, она уже ничего не чувствовала. Я надеюсь.
   Бакс чихнул и поморщился. Он посмотрел на меня, спрашивая, что ему делать.
   – Стой пока, – велел я.
   Бакс заскулил. Я положил руку ему на голову. Вокруг был запах.
   Этим кошмарным запахом было пропитано все вокруг. И я догадался, что это пахнет не пантера. Пантера пахла по-другому – обычная сухая шерсть, даже я его слышал. Но другой запах был сильнее. Он перебивал запах зверя.
   И я понял, что это был за запах.
   Смерть.
   Бакс рычал и жался к ногам.
   Где-то за спиной лаял безмозглый коричневый сеттер. Бакс дыбил шерсть и продолжал рычать.
   – Вы что, не видите? – спросил я у взрослых. – Она же...
   Мне было страшно. Первый раз в жизни я боялся смерти.
   – Не бойся, – сказал я тогда пантере...
   Над моей головой бумкнул выстрел. Пуля попала ей в глаз. Пантера дернулась и перевернулась на спину. Я оглянулся на стрелявшего – это был служитель из зверинца, тот самый. Он пристрелил пантеру: нет пантеры – нет проблем.
   Запах разросся и затопил весь овраг, я не вытерпел и выскочил наверх. Бакс пыхтел за мной.
   Теперь у черной вековой липы я слышал этот запах снова.

Глава V
ПРИБЫТИЕ

   Вы верите в предчувствия? Я верю. Стоя перед липой на вершине холма, я уже знал, что эта история закончится для меня плохо. Как если бы с горы сорвался огромный камень и покатился вниз, и я чувствовал, что рано или поздно этот камень меня раздавит. Куда бы я ни убегал, где бы я ни спасался.
   Белобрысый принес мне самую первую газету. Большими буквами заголовок «Чудовище». На фотографии под надписью я. Видимо, это был тот момент, когда меня взяли. Лицо у меня перекошено от боли и ярости. Выглядит страшно. И почти вся газета про меня. В основном, конечно, про то, что случилось. Я прочитал. Правда, запомнил только передовую статью.
   Она была написана скверным газетным языком, сразу видно, что автор привык сочинять не статьи, а рекламную чушь для городского электрического завода.
   «Даже видавшие виды работники милиции были удивлены жуткой сценой, разыгравшейся в одном из коттеджей городского пригорода. Около часа дня на пульт дежурного поступил вызов. Соседи услышали из-за изгороди страшные крики и вызвали милицию.
   Прибывший патруль был буквально парализован страхом. Место преступления напоминало декорации к фильму ужасов. К сожалению, в интересах следствия мы не можем раскрывать все детали. Да, честно говоря, и не хотим. Подробности совершившегося настолько ужасны, что могут повергнуть в состояние шока даже самого черствого читателя. Достаточно сказать, что один из приехавших милиционеров помещен в специальную клинику с нервным срывом.
   Первой же мыслью оперативных работников была мысль о маньяке. Всем известно, что в последние недели в нашем городе участились случаи нападения на подростков. Пострадавшие не могли внятно описать внешность нападавшего, но все как один утверждали, что от него ужасно пахло, и все говорили про острые зубы. Высказывались мнения, что эти нападения – дело рук психопата. Однако после первых же следственных действий, после осмотра места происшествия стало ясно, что это чудовищное злодеяние совершил не человек.
   Вернее, не только человек. Преступление было совершено...»
   Дальше рассказывалось, как наша доблестная милиция моментально прореагировала на совершившееся злодеяние, как она взяла след, как меня быстро нашли. Как я оказал сопротивление, но был обезврежен.
   Белобрысый с удовольствием прочитал эту газету вслух, а затем прилепил ее на стекло двери в мою камеру, с обратной стороны. Видимо, для того, чтобы я как следует мучался.
   Но я не мучаюсь. Теперь, сидя в этой комфортабельной клетке, я много думаю. О выборе. Что выбор есть почти всегда. Всегда можно уйти, а можно остаться. Можно шагнуть вперед, а можно назад. Я все-таки шагнул вперед. Это было тяжело. Это, наверное, всегда тяжело. Тогда я стоял на верхушке холма и думал приблизительно об этом же.