Полнолуние скоро, про себя отметил я. Удачненько приехали. Впрочем, все что ни делается, все к лучшему. Такая вроде пословица.
   Скрипнула дверь, появилась Тоска.
   – Ну, что скажешь? – спросила она.
   – Забавная история, – я зевнул. – Интересно для любителей фольклора. Я такую сказку пока не встречал. А ты что, раньше ее не слышала?
   – Не, бабушка не рассказывала. Ты думаешь, что это неправда?
   Я пожал плечами.
   – Во всей этой истории содержится довольно серьезное противоречие, – сказал я.
   – Какое?
   – А ты не чувствуешь?
   Тоска задумалась.
   – Не чувствую, – сказала она через минуту.
   Неудивительно, подумал я. Ведь женщины гораздо выносливее мужчин. За счет чего-то эта выносливость должна образовываться? За счет чего? Правильно. За счет логического мышления.
   – Бабушка говорит, что этот кузнец был родственником ее соседки Никитичны. А между тем, что в легенде говорится?
   – Что?
   – Что кузнец увидел свадьбу собственной невесты и утопился. Значит, у него не осталось детей.
   – Ну, – протянула Тоска. – Так бабушка же не говорила, что Никитична – его правнучка. Помнишь, там ведь братья кузнеца настраивали. А Никитична вполне может приходиться кузнецу… ну, внучатой племянницей. Вот и проклятие.
   Я отрицательно помотал головой. Сказал:
   – Проклятие распространяется только по нисходящей линии. То есть от родителей к детям. Нельзя проклясть даже родного брата или сестру. Не говоря уже о братьях двоюродных-троюродных. Так что дефект в истории есть.
   – Тебе бы, Куропяткин, в ЦРУ работать, – надулась Тоска. – Все ты отрицаешь, все ты опровергаешь…
   – Не все, а лишь факты, откровенно не укладывающиеся в здравый смысл. Здравый смысл говорит, что такие истории… Возможно, они имеют под собой рациональное зерно, но скорей всего это так называемые былички…
   – А кто же тогда нападает на старушек?
   – Не знаю. Но мне не хотелось бы, чтобы эта история была правдой. Встречаться с таким… с таким существом совершенно не хочется.
   – Конечно, не хочется. Но другого пути нет. Надо нам все тут хорошенько выяснить.
   – Это уж само…
   Я остановился на полуслове. Потому что в тишине, разлитой над глухой деревней Сорняки, послышался долгий тоскливый вой.
   Волчий.

Глава 3
УЛИЦА ФАДЕЕВА

   На следующее утро баба Надя разбудила нас довольно рано и отправила за молоком. Тоска сказала, что бабушка считала большим грехом залеживаться по утрам. «Кто рано встает, тому бог подает» – так обычно говорила бабушка.
   – А зачем за молоком-то идти? – не понял я.
   – Деревенская специфика, – ответила Тоска. – Вставай. Или полью тебя водичкой.
   – Не надо фамильярностей, мы с тобой вместе лягушками не перекусывали.
   Тем не менее я поднялся, умыл физию, почистил зубы и был готов. Дурацкая татуировка с плеча не сошла. Даже как-то въелась, что совершенно мне не понравилось. Я попробовал потереть ее возле колодца песком. Бесполезно.
   – Молоко у старого магазина, – напомнила бабушка.
   Мы взяли чистую тару на замену и побрели к магазину, возле которого и происходила торговля. Молоко привозили из соседнего села фермеры и продавали прямо с машины в трехлитровых банках. Каменный век, кремневые топоры.
   И тащиться надо через всю деревню. По улице Фадеева.
   Впрочем, такая прогулка была полезной с практической точки зрения. Осмотр окрестностей – неотъемлемая и важная часть всякого расследования.
   Вот я и осматривал.
   Ничего особенного не наблюдалось. Деревня как деревня, обычные дома, обычные постройки. Большая часть домов заколочена, нежилые, значит.
   – Кстати, – спросил я, когда мы прошли почти половину поселения, – вчера, насколько я понял, так сильно пахли здешние яблоки?
   – Это из сада, – Тоска махнула рукой куда-то вбок. – Там еще деревья остались. А раньше сад вообще был повсюду. Куда ни пойдешь – везде сад, везде яблоки… А теперь мало…
   Показался магазин.
   – Видно, молока еще нету, не подвезли… – сказала Тоска.
   – Слышь, Тоска, а чего пиплов-то так много? Вроде ты говорила, тут одни бабульки проживают, да и тех полторы штуки?
   – Это из соседних деревень люди. Тут еще осталось несколько. К тому же народ на лето приезжает погостить, потом обратно в город уматывает. А в Сорняках, типа, центр молочной торговли. Место просто удобное.
   – Понятно, – сказал я. – Пойдем, послушаем местные сплетни.
   Я сделал лицо кирпичом и направился к скоплению. Очередь не обратила на нас никакого внимания, мы устроились на ржавом тракторном двигателе и стали слушать.
   Местные, в основном дедки и бабки, говорили о наболевшем. О пенсии, о ее ничтожности. Старая песня. Жалко их.
   Поговорив о пенсии, народ переключился на фермеров и обрушил на них свой заочный праведный гнев. Оказывается, фермеры частенько запаздывали с молоком, а иногда и вообще вчерашнее продавали. За что сейчас они были изруганы с душой и искренним усердием.
   Третьим пунктом обсуждения шло то, что нужно.
   – Вчера-то в Филисове деда утащили.
   – Куда?
   – Куда-куда, туда. Андрей Андреич, знаете его?
   – Ну…
   – Вышел в огород, а тут чудище. Схватило его и утащило. Даже пикнуть не успел.
   – Да нет никакого чудища, выдумки все это.
   – Как же, нет. Еще какое есть! Давно говорили, что чудище появится. Предрекали…
   – Одна старушка из Коткишева видела, как оборотень из лесу наблюдает за их деревней. Жертву подыскивает.
   – Да он в лес пошел просто. Этот Андрей Андреич всегда в лес на три дня ходит. Грузди солит и сразу ест, солит и сразу ест. Все про это знают…
   – Вы бы бросали слухи распространять. У нас вся округа только на городских и живет. Детишек они сюда на отдых привозят, а вы тут про вурдалаков каких-то рассказываете! Кто будет молоко покупать, кто будет ягоды покупать и грибы? На что жить будем? Завязывайте вы с этим, ум-то надо иметь, в конце-концов?!
   – И есть одно верное средство. Надо взять перец с солью, смешать с…
   С чем именно надо смешать перец и соль, я так и не узнал, поскольку на улице показался фермерский грузовик с молоком.
   Фермеры оказались мрачными бородатыми мужиками, совсем такими, как их показывают в кино. Довольно страшными. Я бы в пинг-понг с ними играть не стал. Они быстро и сердито продавали молоко, обсчитывали пенсионеров, ругались. Но я заметил кое-что интересное. Фермеры были вооружены. Помповыми ружьями. И даже с лазерными прицелами.
   Обстановка в округе и в самом деле была напряженная.
   – У бабы Нади ружье есть? – спросил я Тоску шепотом.
   – Не знаю… У дедушки, наверное, было…
   – Надо выяснить. Но вряд ли есть, если дед был охотником, то ружье вполне могли и изъять. Надо выяснить. Очередь подходит.
   Купив свою банку молока, мы отправились в обратный путь. Шли себе, никого не трогали. Примерно на середине дороги нам встретились два молодых человека дебильной наружности. Они направлялись совсем в другую сторону, но, завидев нас, остановились. Бежать было глупо, хотя намерения этих типов ясно читались по их наглому виду.
   Будут цепляться, подумал я. Цепляться к городским – таков древний, освященный веками деревенский обычай.
   К сожалению, я не ошибся.
   Типы ухмылялись и хихикали. Два здоровенных лба. Ну, хоть бы один был чуть поменьше или похилее, так нет – оба просто богатыри какие-то. Взращены на молоке и экологически чистой редиске.
   – Вы только посмотрите, Антонина себе кавалера выписала из города, – глумливым голосом произнес тот, что стоял справа.
   – Молочком решила его попотчевать, – отозвался тот, что слева. – А то у него чахотка, наверное…
   – Гы-гы-гы. Га-га-га.
   Это они так засмеялись.
   – Ты бы хоть предупреждала, что у тебя здесь поклонники водятся, – шепнул я Тоске. – А то ставишь меня в неловкое положение. Который из них избранник сердца?
   Тоска предпочла не заметить мою подколку. Я прикинул, велик ли шанс заделаться валенками, потихонечку обойти аборигенов с фланга и укрыться под дружественными сводами бабушкиного дома. Шанс, пожалуй, имелся…
   Но не получилось. А все из-за Тоски.
   – Познакомься, Феликс, перед тобой две местные достопримечательности, – с вызовом сказала Тоска. – Вернее, одна. Называется Тянитолкай[3]. А по отдельности Рукасов и Мобила.
   Местные переглянулись.
   – Мобила тот, что слева, – Тоска указала мизинцем, – вечно с мобильником ходит. Вернее, с корпусом от мобильника, купил за полтинник у вьетнамцев. Старики в технике плохо разбираются, Мобила у них в авторитете…
   Мобила насупился. Напрасно Тоска так сразу на конфликт нарываться стала, может быть, удалось бы миром разрулить. Впрочем, ей виднее.
   – У меня он настоящий, – обиженно сказал Мобила. – Могу показать.
   – Покажи своей маме, – огрызнулась Тоска.
   Мобила скрипнул зубами. Тоска продолжила:
   – Тот, что справа, – это Рукасов. Рукасов это фамилия… Впрочем, и кличка тоже. Удивительный пример совпадения формы и содержания. Лично я, когда слышу слово «Рукасов», хочу жизнерадостно смеяться.
   И Тоска засмеялась. Но совсем не жизнерадостно.
   Реакция двух типусов последовала незамедлительно.
   – Молчала бы, метелка, – сказал Рукасов.
   – А то мы сейчас вам такой тянитолкай устроим, что мало не покажется! – рявкнул Мобила.
   Он быстро шагнул в мою сторону. Я думал, что сразу в морду бить будет, но Мобила оказался оригиналом. Он рывком выдернул банку с молоком у меня из рук, а самого меня оттолкнул в сторону.
   – Всяким Феликсам будет полезнее дома посидеть и тараканов помучить, а не здесь шататься, – сказал Мобила. – Пока мы только предупреждаем.
   Он гадко улыбнулся и стал жадно пить из банки. Я поглядел на Тоску. Она отрицательно помотала головой.
   – Нет ничего приятнее с утра выпить литр, другой молока, – заявил Мобила, напившись, – но мы сегодня не жадные, много пить не будем, надо и бледненькому Феликсу молочка оставить. Пусть котеночек полакает!
   – Пусть полакает, – согласился Рукасов и заржал.
   Меня эта выходка очень разозлила. Молока на таких уродцев не напасешься.
   – Поставь банку на землю, – сказал я. – Иначе будешь строго наказан. Оба будете строго наказаны.
   – Смотри, а Феликс-то шипеть умеет, – Рукасов сделал театрально испуганные глаза, – а может, у тебя, Феликс, и коготки есть? Царапка какой!
   Теперь глупо заржал Мобила.
   Тут не выдержала Тоска.
   – Тебе же сказали, оставь банку в покое, – с яростью сказала она и выхватила молоко из рук Мобилы.
   И добавила:
   – Баран.
   Эти двое несколько оторопели, такого поворота событий они, видимо, не ожидали. Поэтому я решил воспользоваться появившейся возможностью и напасть на них первым. Они конечно сильнее меня и их двое, но фактор внезапности – оружие достаточно мощное.
   Я шагнул навстречу. И треснул обоих сразу. В носопырки. Правой и левой. Несильно, но быстро.
   Мобила и Рукасов дружно ойкнули и схватились за шнобели. Не теряя времени, я ткнул сперва одному, затем другому в солнечное сплетение.
   Местные злодейчики согнулись пополам. Я толкнул их. Они упали.
   Я был удивлен.
   Тоска поглядела на меня с интересом.
   – Получили? – спросила она. – Сунетесь еще, еще получите!
   Рукасов и Мобила поднялись с земли.
   – Что вы там говорили про царапку? – я шагнул к негодяям. – Молочко, говорите, любите?
   Рукасов и Мобила отошли подальше от нас.
   – За нас отомстят, на днях ждите гостей, – прокричал Рукасов, отойдя еще на более приличное расстояние.
   – Я знаю, чуваки, – крикнул я им. – У вас есть брат-дзюдоист, он нанесет мне телесные повреждения.
   Мобила погрозил мне кулаком, а Рукасов кинул в меня камешком, попал в ногу, зараза. После чего злодеи удалились.
   – Кстати, насчет брата-дзюдоиста, – осведомился я. – Это может быть правдой?
   – Нет, – заверила меня Тоска. – У Рукасова есть старший брат, но он такой недоумок, что его даже из дому не выпускают.
   – А еще? Есть тут еще какие-нибудь злобные недоросли?
   – Нету. Есть один мелкий в соседнем селе, Ванька Китов, но он нормальный.
   – Вот и славно. Давай к дому двигать.
   Оставшуюся часть пути до бабушкиного дома мы прошли в молчании.
   Баба Надя встретила нас на улице, возле дома. Она торопилась к своей подружке Захаровне – той бабушке, на которую напал оборотень в самый первый раз.
   И, конечно же, мы напросились в компанию.

Глава 4
БАБУШКА И ВОЛК

   Дом Захаровны находился недалеко от совхозного сада, поэтому дошли мы быстро. Бабушка Тоски отодвинула тайную досочку в заборе и просунула туда руку. Она долго копалась с каким-то замысловатым затвором, приговаривая: «Вот окаянный, что наделал». Наконец калитка была открыта.
   – Ну и забаррикадировалась, – фыркнула Тоска, – это она от оборотня так закрылась?
   – А от кого еще? У нас отродясь калитки не закрывались, – ответила бабушка. – Даже во время голода.
   Мы миновали небольшой двор и вошли в дом. В сенях на полу валялись сразу три топора. На кухне беспорядок. Из здоровенной русской печки просыпалась зола. На полу опрокинутый чугун, варенная в мундирах картошка раскатилась по полу. Интересно. Я никогда в жизни не видел русских печей, не видел чугунов, вот теперь повезло. Я огляделся в поисках легендарного ухвата, но ухвата на кухне не обнаружилось. Ухват обнаружился в комнате. Захаровна лежала на кровати и плакала, а ухват стоял у стены, под рукой. Это, значит, чтобы в случае чего оказать всевозможное активное сопротивление.
   – Привет, Захаровна, – бодрым голосом сказала баба Надя. – Чего плачешь-то?
   – Опять чего-то случилось? – деловито спросила Тоска.
   Захаровна издала отрицательный звук.
   Баба Надя присела на табуретку и принялась ее успокаивать:
   – Ну что ты… Ладно уж… Будет тебе. Ну что ты совсем расклеилась…
   После пятнадцати минут успокаивания и двух стаканов валерьянки Захаровна пришла в более-менее нормальное состояние.
   – Поверишь, нет, Надежда, боюсь в огород днем выйти, – всхлипывала она. – Все топоры собрала. Позвоню своему сыну, пусть ко мне приезжает с ружьем. Так и скажу, если ты мне сын – приезжай и живи со мной. Куда я огород брошу? Я не Никитична, в больницу не поеду. Лучше к сыну, в город…
   – Ну, что удумала? – баба Надя хлопнула ладошками по коленям. – Как он приедет, он же у тебя на такой ответственной должности! Если боишься, лучше на самом деле поезжай к нему сама. А я за огородом присмотрю. Мне внучка с ее другом помогут.
   Бабушка Надя обернулась в нашу сторону, и мы согласно кивнули.
   – Ладно, пойду хоть чай поставлю, я тебе тут хлеба и заварки принесла, – сказала баба Надя и отправилась ставить чайник.
   – Я самовар люблю, – сказала Захаровна.
   – Знаю, – не оборачиваясь ответила баба Надя.
   Она вышла в сени и затюкала топориком.
   Тоска решила даром времени не терять. Она подсела к старушке и заговорщицким голосом спросила:
   – А правда, что он к вам ночью приходил?
   Захаровна вздрогнула. Я толкнул Тоску в бок локтем. Не следовало так круто начинать.
   – Да, приходил, страшно вспомнить, – ответила Захаровна, сморкаясь в какую-то тряпку, – я только уснула, таблеток напилась, и тут этот.
   Захаровна всхлипнула. Я принялся заготавливать третий стакан с валерьянкой.
   – Вы рассказывайте, – продолжала Тоска. – Рассказывайте. Нам очень интересно.
   Я осторожно достал диктофон, нажал на кнопку «запись».
   – Лежу это я, таблеток выпила, вдруг слышу шаги. Сначала думала, что это мыши. У меня в стенах мыши – как темно становится, так они начинают бегать. Туда-сюда, туда-сюда, даже уши закладывает. А потом я и думаю: мыши, они ведь совсем не так бегают. Они бегают быстро так – топ-топ-топ, топ-топ-топ, а эти шаги другие – топ-топ, топ-топ, как будто кто-то тяжелый шагает. Ну, думаю, кого еще принесло? Сначала думала, это Митрофаныч, он ко мне иногда заглядывает…
   – Зачем? – перебила Тоска.
   – Как зачем… радио послушать. У меня приемник трехпрограммный, а у него обычный. А телевизор он не любит смотреть, у него от телевизора глаза болят…
   – Дальше рассказывайте, – попросила Тоска.
   – Ну да, рассказываю, рассказываю. Он приходит радио смотреть, наоборот то есть, ну вот… Но только это был совсем не Митрофаныч.
   – Почему вы так решили?
   – Митрофаныч самосад курит, я его далеко слышу. А этот ничего не курил. Вот, значит, шаги эти идут и идут, и прямо в сени. И остановились. А я лежу. А они стоят и стоят, с места не двигаются. И долго так все это. Тут все у меня внутри задрожало. Думаю, сколько можно так вот лежать? Пойду, думаю, посмотрю, кто это. А вдруг Митрофаныч курить бросил? Подошла я к двери, так потихоньку открыла ее. А в сенях темно, потому что поздно уже. Я свет включила и выхожу. А тут он стоит.
   – Стоит? – уточнил я.
   – Стоит. Как собаки стоят, на всех ногах. Черный такой, большой. Больше собаки. Я как его увидела, так чуть и не умерла. Смотрит на меня, а глаза так и пылкают, так и пылкают.
   Я непонимающе поглядел на Тоску.
   – Сверкают, – перевела она.
   – Точно, – кивнула Захаровна. – Сверкаются. Я на него гляжу, а он на меня, так и глядели… Уж не знаю, сколько глядели. А потом я опомнилась и стала потихоньку-потихоньку назад в комнату возвращаться. Вернулась, легла на кровать, одеяло натянула, так и лежу, молитвы читаю. А дверь закрыть забыла! И сердце так дрожит, почти выпрыгивает. Тишина опять долго была, потом слышу – дверь заскрипела. Ну, думаю, все, за мной пришел.
   Я внимательно слушал и осматривал при этом комнату. Ничего примечательного. Все скромненько и чистенько. Не скажешь, что совсем недавно тут безобразничал оборотень. Старушка рассказывала дальше:
   – Я еще больше испугалась, лежу, темно. И вдруг он появился. А потом снова пропал! Был и пропал. Шорох какой-то, кровать зашевелилась. Я ничего понять не могу. И вдруг снова появился и снова пропал. А потом мою руку будто когтями царапнуло!
   Захаровна продемонстрировала нам свою руку. Но на руке не было никаких следов, разве покраснение небольшое, как после расчеса.
   – Я что-то не пойму, как это он появлялся и исчезал. Свет был включен? Горела лампа? – спросила Тоска.
   Захаровна не смогла ответить.
   – Я со страху одеялом накрылась да так и лежала, ничего не помню. Лежу и прислушиваюсь. Что делать, не знаю. Кричать боюсь, вставать с постели боюсь. Но потом все-таки встала и включила свет. Все комнаты обшарила, никого не нашла. На улицу выйти побоялась. Дверь заперла, да так и просидела возле нее до утра, не смогла больше уснуть.
   Захаровна со вздохом поднялась с дивана.
   – Иди, чаю попей, что дурное вспоминать, – позвала Антонинина бабушка. – Самовар уже раздувается.
   Я думал, что самовар кипит долго, а он, оказывается, быстро. Самовар-лайт. Мы вышли на кухню.
   – А следы какие-нибудь остались? – не унималась Тоска.
   – Тоня, оставь Захаровну в покое, не видишь, как ей плохо, – строго сказала бабушка.
   – Ничего, пусть спрашивают, им ведь интересно, – Захаровна подсела к столу, – а я хоть выговорюсь. Ни следов, ни грязи, все чисто. Мне даже стало казаться, что он мне привиделся. А через день узнаю, что он еще и у бабки Оли был. Она сейчас тоже собирается к родственникам.
   – А зубы были? – спросил я.
   – Зубов было много. Весь-весь был в зубах.
   – Нет, я не про обычные зубы говорю, а про железные. Железные зубы были?
   – Не знаю, какие уж там зубы были, я ничего только так и не увидела…
   – Чай давайте пить, железные зубы, – усмехнулась баба Надя.
   Понятно, подумал я. Здесь больше ничего добиться не удастся. Я отключил запись.
   – Захаровна, пей чай, остынет. И съешь чего-нибудь, – повторила баба Надя. – Вы тоже садитесь, сегодня толком так ничего и не ели. А в этом возрасте есть надо, а то потом малокровие будет.
   Но мы с Тоской отказались, сославшись на занятость, и поспешили уйти. Делать здесь было больше нечего.

Глава 5
ГОСПОДИН ИНКВИЗИТОР

   – Что ты обо всем об этом думаешь? – спросила меня Тоска уже на улице.
   – Не знаю, по-моему, бред какой-то. То он появлялся, то он исчезал. Старушке все, что угодно, со страху может показаться. Лампочка у нее в сенях – двадцать пять ватт, ничего не видать. Ты обратила внимание, что она перед сном таблеток напилась? Он ей мог и вообще привидеться.
   – Не мог же он сразу трем привидеться?
   – Такие случаи бывали. Ты про эпидемии оборотничества слыхала?
   – Ну, так. Что-то там в Средние века, кажется…
   – Целым деревням начинало казаться, что они оборотни. Они вставали на четвереньки и шастали по лесам. Так вот. Кстати, ты заметила, что оборотень напал только на старушек? Хотя тут и дед-охотник какой-то живет, и эти два придурка…
   – Мобила не здесь живет, он за молоком просто приходил. И в гости к Рукасову.
   – Я к чему клоню, – сказал я. – Нападения на старушек – довольно показательный факт.
   – В чем же он показательный?
   – Ты слыхала что-нибудь про Салемский процесс?
   Тоска отрицательно помотала головой.
   – Надо теоретически подковываться, старуха, – посетовал я. – На хромой козе энтузиазма мы далеко не уедем. Ты знаешь, к примеру, что все преступления уже имели место раньше? Ничто не ново под луной, все уже когда-то случалось…
   – А при чем тут Салемский процесс?
   – Это было в Америке, в самом конце семнадцатого века, в штате… кажется, Массачусетс. Так вот. Там одну мурену бросил ее хахаль, и она с большого расстройства взяла да и стукнула на новую подружку своего хахаля. Что та ведьма и летает ночью на метле пить кровь бургомистра. А та вломила другую свою подружку, а потом они там все просто взбесились и стали друг на друга стучать и друг друга закладывать. Целую кучу девок в результате перебили по обвинению в колдовстве. Вот так-то. Конечно, они не были ведьмами. Они были просто дурами. Психичками.
   – Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с массовым психозом? – поинтересовалась Тоска.
   – Я же говорю, нападения на старушек показательный факт. Одной что-то привиделось, она рассказала другой, той понравилось… Ну и пошло-поехало. Надо искать. Ты, кстати, знаешь, что слово «инквизиция» переводится как «разыскание»?
   – Ты что, хочешь тут инквизицию развести?
   – Пока не знаю. Нельзя строить догадки без фактов.
   – Может, это была все-таки собака? – сомневалась Тоска.
   – Мало исходной информации, рано делать выводы. Поговорим с другими очевидцами, может, общая картина прояснится.
   Тоска достала блокнот и сделала запись: «Захаровна, жертва № 1. Следов не обнаружено. Звериная морда появлялась, исчезала???»
   – Вообще, конечно, странный случай, – сказал я. – Напал оборотень на бабушек? Напал. Спрашивается, зачем? Никакого кровопролития нет. Он что, напугать их просто решил? Он что, оборотень-вегетарианец?
   Тоска ничего не сказала.
   – Вообще, нам надо разработать план оперативно-розыскных мероприятий. Чтобы все у нас было по порядку, без излишних метаний.
   – Ну, давай, разработай, – ухмыльнулась Тоска.
   – Задача № 1. Первым делом нам надо определить… – сказал я, делая паузу после каждого слова, и внимательно поглядел на Тоску.
   – Мне кажется, нам надо определить, настоящий оборотень или нет.
   – Точно, – согласился я. – В общих чертах ты права. Надо определить врага. То есть субъект преступления. Какова же задача № 2?
   Тоска почесала голову.
   – Я говорил, теоретическая подготовка крайне важна. Что лежит в основе любого преступления?
   – Деньги, что ли? – предположила Тоска.
   – А если не деньги, а месть? Если мальчика в детстве обижали хулиганы, а он вырос и сделался Джеком-потрошителем? Как это называется отдельным словом?
   – Мотив?
   – Умница, – похвалил я Тоску. – В основе любого преступления, кроме преступлений по неосторожности или преступлений вынужденных, лежит мотив. Для того чтобы найти преступника, то есть этого оборотня, надо понять мотив. Зачем он это делает?
   – А вдруг он просто псих?
   – Это тоже нельзя исключать. Ты говорила, у Рукасова старший брат псих?
   – Псих, – подтвердила Тоска. – У них вообще все семейство психи. Кстати, родители у Рукасова сейчас на заработки подались, он один с братом живет.
   – Психи тоже частенько шалят. Надо будет этого Рукасова навестить.
   – Зачем?
   – Посмотреть. Хотя… Не будем забегать вперед.
   – Но ты не будешь отрицать, что оборотень, настоящий или ненастоящий, – он кто-то из жителей деревни? – спросила Тоска и достала свой блокнотик.
   – Скорее всего, конечно, да. Сколько до ближайшего поселения?
   – Семь километров. Лесом, правда, заметно короче.
   – Вряд ли оборотень… будем называть его пока именно так, так вот, вряд ли оборотень стал бы носиться туда-сюда. Слишком идиотично. Логичнее предположить, что он местный. Но тогда ему нужен мотив… А то получается – жил-жил, а потом вдруг ни с того ни с сего взял да и начал на соседей кидаться? Мотив – с ума сошел?
   Я огляделся. Сходить с ума в деревне Сорняки было решительно не из-за чего. Хотя кто его знает. В таких деревеньках вполне может скрываться мировое зло. Запросто.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента