– Может, потом? – робко спросил Ляжка.
   – Смердящий раб, – Перец пихнул Ляжку сапогом. – Как смеешь ты мне советовать? Как смеешь ты нагло требовать, чтобы стихи были потом? Сейчас, только сейчас!
   И Всадник П. принялся декламировать:
 
Солнечный ветер наполнил мои паруса,
Каждый на свете слышит его голоса.
Солнечный ветер вдаль меня будет гнать.
Солнечный ветер, мне на тебя на… плевать!
 
   – Ну, ладно, скоты, – смилостивился Перец. – Спасайтесь.
   Перец простер руку и легко забросил Зимина на круп Игги. Ляжка одной рукой не забрасывался, и Перцу пришлось слезть и подсадить его с помощью крепкого пинка. Зимин вцепился в спинку седла и закрыл глаза. Ляжка вцепился в спинку Зимина.
   – Вперед, мой верный конь, рассекающий тьму, и да пребудут с нами Силы Света, – провозгласил Перец и ткнул Игги безжалостными шпорами.
   Они скакали довольно долго, Зимин не мог сказать, сколько именно, потому что он спал. Во сне он бился лбом о твердый щит Перца, но это ему совершенно не мешало. Ему снилось, что он едет на поезде, в общем вагоне на третьей полке и вот-вот должен упасть головой об стол и опрокинуть весь чай на пол, сон был утомителен и труден, не приносил никакого отдохновения. Но выбраться из него никак не получалось, хотя обычно Зимин расправлялся с дурными снами легко, одним усилием воли.
   А сейчас вот почему-то не мог.
   И когда Зимин открыл глаза, они все еще ехали по лесу. Игги уже не скакал, а плелся ленивым вихляющим шагом, вертел в разные стороны мордой и срывал с деревьев мелкие красненькие цветочки. Приближался вечер, и, как говорится, сумерки опустились на землю и окутали лес таинственным туманом. Короче, было уже почти темно, ни черта не видно и холодно. Даже объемная тушка Ляжки, булькавшая позади, почти у самого конского хвоста, не грела Зимина, подтверждая то, что жир не греет.
   – Видишь? – сказал вдруг Перец и ткнул Зимина локтем. – Огонек.
   – Да, мастер, – как полагается ответил Зимин. – Я вижу этот огонек.
   – И я вижу этот добрый огонек, – промурлыкал Ляжка. – Он манит путников.
   – Верно, Ляжка, – сказал Перец. – Это кружало, сиречь трактир, место, где усталый путник может найти ночлег и кружку доброго эля со сверчками, какая гадость… Нам туда. Только вы, дубы, молчите и делайте, что я прикажу.
   Перец повернул в сторону, они съехали с тропинки в лес и направились в сторону огонька.
   – Мастер, а почему он не у дороги? – спросил Зимин. – Трактир, в смысле, кружало?
   – Больная фантазия. Тут такого много, еще увидите. Тяп-ляп все… Хорошо, что трактир не в болоте вообще или на деревьях. Хотя в этом есть и своя прелесть…
   Постоялый двор походил на большой барак, жилище лесозаготовителей и речных сплавщиков. Под тяжестью стен из толстых бревен строение просело в землю и выглядело по-бункерному, соломенная крыша тоже прогнулась, видимо, от дождей, над трубой поднимался дымок и пахло чем-то жареным. Перец подогнал коня к двери и позвал:
   – Кто тут есть? Выходите, псы душные.
   Дверь тут же отворилась, и на пороге образовалось существо размером с крупного орангутана и чем-то на него даже похожее. Только без рыжей волосни и глупой морды старого алкоголика-китайца. Напротив даже, существо на пороге было явно умным – его глаза блестели из-подо лба и осматривали постояльцев изучающе. Из одежды на существе был рогожный фартук, берет и ржавая цепь на шее. На плече хозяин трактира держал неопрятного вида багор.
   – Гоблин, – прошипел Перец. – Плохо…
   – Ну, чего? – просипел гоблин и ловко вертанул багром в воздухе, под коричневой обезьяньей кожей перекатились мощные мышцы. – Стол, комнату, овес?
   – Конюшню, – сказал Перец. – Только конюшню. Мне нужен ночлег.
   – А что у тебя есть, чел? – Гоблин собрал лицо в кулак. – Золотые орехи есть?
   – Ну…
   – Я вижу, у тебя есть лишний раб. Отдай его, чел, зачем тебе два?
   И гоблин ткнул багром в сторону Ляжки.
   – Ой, – пискнул Ляжка.
   У гоблина в глазах закружились красные искры, и Зимину стало слегка страшно. Ляжка заворочался за спиной и обхватил Зимина крепче.
   – Вот этого, – повторил гоблин. – В теле который.
   Перец громко и неестественно засмеялся, отчего Зимин понял, что и Всаднику П. тоже страшно. В конце концов, ему тоже было всего четырнадцать или сколько там, он был совсем мальчишкой и звали его не Перец.
   Его звали либо Васькой, либо Петькой, либо вообще Владленом Пернамбуковым. И там, в той жизни, он мог учиться в ПТУ специальности газоэлектросварщик, мог копить на подержанную «шестеру», мог иметь подружку по имени Юля, а вечером посещать ночной клуб с названием «Relaxх».
   Но в Стране Мечты, в Месте Снов он был благородным Всадником П. и вел себя соответственно.
   И в соответствии с этой соответственностью Перец надулся, как рыба фугу в брачный период, ощетинился шипастой броней, лязгнул оружием и сказал:
   – Щас! Подбери ложноножки, животное! Вся твоя тошниловка не стоит половины моего раба! Я его два года дрессировал! Он даже крыс ловить умеет! С завязанными глазами… А ты говоришь, раба отдай! Довольно с тебя будет и этого.
   Перец сунул руку под левую мышку, вынул из-под нагрудника тяжелый нож и метнул в гоблина. Нож вошел в косяк над гоблинской головой, гоблин вынул снаряд, осмотрел его и кивнул.
   – Конюшня на заду, – сказал он и скрылся внутри кружала.
   Перец, Зимин, Ляжка и Игги прошли на задний двор. Молча. Даже болтливый Ляжка молчал.
   Конюшня была пуста и походила на древнеримские руины, крыша имелась лишь в одном месте и вся в дырах, а ворота и вовсе были привалены к стене.
   – Мастер, а почему мы не стали спать в доме? – спросил Зимин с почтительностью.
   – Сам спи в таком доме, – трусил Ляжка. – А я и в конюшне…
   – В этом доме лечь легко, да встать тяжело, – ответил Перец афористично. – Возьмешь курицу по-гавайски, а там мышьяк, возьмешь комнату, а в кровати штыри железные, а то и пол проваливается в волчью яму. Гоблины – такие сволочи! В прошлом году одного парня нашего украли и сожрали, им все равно кого жрать…
   – Как сожрали? – удивился Зимин.
   – С черемшой, – серьезно ответил Перец. – А ты что думаешь, если это Страна Мечты, то тут никого не жрут, что ли? Жрут. И еще больше, чем там, жрут. С аппетитом! Но это мелочи… Ничего, через день приедем в Светлозерье, там хорошо. Все придумано в соответствии с разумом и рыцарскими обычаями. Леса культурные, везде озера, ручьи и поля, бульдоги пятнистые бегают, и никакого беззакония. Благородные мужи ши проживают в надлежащих прекрасных шато [11], славных и неприступных. Простой народ ся работает в поле в усердном поте лица. И никаких тебе рыжих гоблинов, никаких тебе вампиров, никаких блохастых динозавров. Ежедневно границы объезжают конные дозоры рыцарей в серебряных доспехах, они следят, чтобы нога поганого не ступила на землю светлой мечты. Чего стоите, поленья? Собирай сено в кучу.
   Зимин и Ляжка принялись собирать комки жухлой вонючей соломы по полу строения и концентрировать ее в том углу, над которым была крыша.
   – Пол не забудьте протыкать, – велел Перец. – Там могут быть лазы.
   Зимин поднял с пола палку и потыкал в землю, никаких лазов он не обнаружил.
   – Все в порядке, мастер, – сказал он. – Никаких лазов.
   – Дай я. – Ляжка отобрал палку и протыкал пол вторично, тщательнее.
   Лазов не было.
   – Хорошо. – Перец загнал в конюшню Игги, затем напрягся, приподнял ворота и приставил их на место. – Бежать отсюда бесполезно, помните. Если мозги есть – не побежите. Теперь спать. Можете устроиться у моих ног. И не забывайте чутко прислушиваться к звукам ночи, они могут о многом рассказать.
   Перец подложил себе под голову седло, не снимая брони, зарылся в сено и выставил из него взведенный арбалет. Ляжка лег с левым сапогом, а Зимин пристроился в районе правого. И сразу же уснул, потому что устал, как дядя Том на своей любимой плантации.
   Вообще-то, раньше Зимин не очень любил спать и сон не жаловал как ненужную и бессмысленную потребность. Однажды Зимин решил написать игру, полностью соответствующую собственным вкусам. И в сладкий уикенд, когда олды осели на даче и парились в бане, он засел за компьютер и не спал два дня. Он не спал бы дольше, но свалился в обморок от дегидратации. То есть от обезвоживания. Зимин забыл, что надо пить, а игра, кстати, не получилась. Так что какой-то особой потребности во сне Зимин никогда не испытывал, в чем походил на Наполеона, императора всех французов, и Г. Ю. Цезаря, императора римского народа. Правда, об этой своей схожести со знаменитыми мира сего Зимин не знал, а если бы и узнал, то плюнул бы на это густой зеленой слюной, как он плевал почти на все.
   А теперь вот Зимин уснул. Но ненадолго.
   – Проснись, Доход. – Перец ткнул Зимина носком сапога.
   Зимин проснулся, но с большим трудом, вполмозга.
   – Осторожно открой глаза и смотри вверх, – шепнул Перец. – В прореху.
   Зимин открыл глаза. В большую круглую дыру в крыше просовывалась острая ушастая морда. Морда фигурировала неподвижно, но было видно, что она живая и явно плотоядная. Это тоже напомнило Зимину одну игру, старую, он прошел ее чуть ли не в третьем классе и теперь даже забыл ее название.
   – Не шевелись, – прошипел Перец. – Когда я скажу, перекатывайся на живот.
   Потянулась тишина. Морда не шевелилась, лишь уши подрагивали, и так продолжалось довольно долго. Затем на крыше что-то скрипнуло, и существо принялось просовываться в дыру. Тут Перец крикнул:
   – Давай!
   Зимин перевалился на бок, над его головой звякнула тетива, сверху свалился меховой мешок. Мешок упал на Ляжку и ударился об него почему-то с костяным звуком. Ляжка завизжал «ы-ы», отбросил мешок за стену, затем упал на четвереньки и забежал за ногу Всадника П.
   – Кто это? – спросил Зимин.
   – Утром посмотрим. – Перец с лязгом перезарядил арбалет. – Так и знал, что поспать не дадут. Наверное, сын трактирщика пришел подзаправиться. Они очень любят жир, срезают тонкими полосками и на хлеб, и на хлеб… Форшмак называется. Ляжку хотел сожрать. Слышь, Ляжка, ты мне жизнью обязан. Второй раз уже.
   – Да-с, – ответил снизу Ляжка. – Я так счастлив, что вы с нами, честное слово!
   – А может, нетопырь, – размышлял Перец. – Если нетопырь, то надо снять с него шкуру, она немало стоит, из нее сапоги получаются хорошие, крепкие. По этому поводу надо сочинить балладу… Ладно, потом сочиню, давайте спать…
   И Перец улегся спать. Как ни в чем не бывало.
   Но больше уснуть Зимин не смог, так и маялся до утра, вдыхая конские запахи, глядя, как мелкие, с кулак, домовые заплетают гриву Игги в косички, и слушая, как скулит во сне Ляжка.
   Перец же храпел вовсю, громко и демократично, но Зимин, когда смотрел на него, видел, что глаза Перца поблескивают между век. Перец тоже не спал.
   Утром они встали и осмотрели ночного гостя. Тварь была похожа на хозяина постоялого двора, только меньших размеров.
   – Так и есть, – Перец перевернул нечистенка сапогом. – Хозяйский отпрыск.
   Он наклонился и выдернул из живота мелкого гоблина кованую арбалетную стрелу, пробившую его насквозь. Стрела была в кишках и какой-то черной дряни, Перец обтер ее о солому, зевнул и сказал:
   – Благородный муж ши встречает на своем пути сонмы разных гадов. Но смысл заключается не в том, чтобы мочить этих гадов, смысл – в самом пути. Путь и есть смысл всего, тебе понятно, Ляжка?
   – Понятно, – пролепетал Ляжка.
   – Ничего тебе не понятно, по ушам же вижу. Но я тебя подкую в теории героизма. И вообще, прочитаю вам небольшую лекцию. Причем совершенно бесплатно. Героизм – это просто…
   Перец вертел стрелу между пальцами.
   – Герой идет своей дорогой, весь преисполненный светлых грез и тихой радости. Герой встречает… ну, допустим, тромбониста. Дает тромбонисту в глаз, тромбонист падает в колодец…
   Перец поставил ногу на труп юного гоблина, почесал стрелой подбородок и продолжил с изрядным пафосом:
   – Все это неспроста. Во всем этом есть какая-то загадка. А может, это Судьба? Так думают многие! И ошибаются! Никакого неспроста, никакой загадки, никакой Судьбы! Если бы жизнь была полна тупых закономерностей, это была бы не жизнь, а учебник арифметики! Встреча с тромбонистом – это всего лишь встреча с тромбонистом. Только в плохих книжках один эпизод проистекает из другого, в хороших книжках все само по себе. Ты понимаешь, Ляжка?
   – Да, понимаю…
   – Случайность – вот Судьба! – провозгласил Перец. – Случайность! Не более того… Жизнь – это и есть случайность, жизнь – это хаос, беспорядок. А смерть, напротив, порядок. Камни – очень упорядоченные структуры…
   Зимин слушал. Раньше он никогда не думал, что люди в таком возрасте могут рассуждать так. А они, оказывается, могли. И, как ни странно, Зимину было интересно это слушать.
   – А вообще… – Перец неожиданно остановился в рассуждениях и пнул дохлого гоблина в сторону. – Вообще, надо сматываться отсюда, а то еще…
   Ворота конюшни отлетели в сторону, и вошел хозяин. Он, как и вечером, явился с багром и был к тому же очень зол. Подойдя к мелкому существу, он поднял его за ногу и понюхал.
   – Умер мой сыночек, – сказал старый гоблин. – Померла моя кровинушка! Померла моя надежа! Как жить-то теперь буду? Кто принесет мне кружку воды в старости? Кто укроет пледом мои больные ноги? Кто вотрет мне в затылок целебный бальзам из крыльев черных ночных бабочек? Кто будет опорой моей в мои последние дни?
   – Короче, – Перец поигрывал стрелой. – Мне недосуг, знаешь ли…
   Зимин на всякий случай стал обходить гоблина сбоку. Ляжка пытался спрятаться за кучей соломы.
   – Вот он будет опорой в мои последние дни, – гоблин облизнулся и снова указал на Ляжку. – Это возместит мой ущерб и залечит раны моего больного сердца.
   – Ты мне наскучил, старая обезьяна. – Перец перекинул стрелу из руки в руку. – Забудь про моего раба, забудь, он не про тебя. Говори, что надо, у меня мало времени.
   Гоблин поднял багор и сказал гадким голосом:
   – Отдай чела, рыцарь! Неправильно поступаешь!
   – Если ты, бабуин, не уймешься, я тебя пристрелю, как твоего заморыша, – пообещал Перец. – А притон твой сожгу. А землю посыплю марганцовкой, чтобы ничего больше не выросло. Знаешь, сколько у меня марганцовки? Целый подвал марганцовки! Теперь пошел вон!
   Гоблин задумчиво опустил свое пыряло, закинул своего отпрыска за плечо и, бурча, удалился.
   – Скорее! – Перец принялся грузить на Игги вещи. – А то вернется с друзьями! Тогда крышак.
   Они быстро собрались и удалились. Когда постоялого двора стало не видно за мамонтовыми деревьями, Перец согнал Зимина и Ляжку на землю, нацепил им на шеи цепи и принялся разглагольствовать.
   – Гоблины трусливы, как вы, – говорил он. – Подлые существа, впрямую никогда не нападут, если только в спину или скопищем. Или ядом опоят. Надо было сжечь у него там все, ну да пусть живет, скотобаза, во имя идеалов гуманизма…
   – Жалко его, мастер, – сказал Зимин. – Сын все-таки…
   – Да у него таких сыновей тридцать штук, – хмыкнул Перец. – Не жалей. Он из него уже гуляш делает или котлеты.
   – Котлеты – хорошо, – изрек Ляжка. – Особенно рыбные…
   Перец засмеялся, впереди, в промежутках между деревьями, засинело небо.
   – Котлеты… Это слово навевает на меня лирические мысли… Как говорил еще великий Ганнибал, война войной, обед обедом, – ухмыльнулся Перец. – Подкрепить себя пищей необходимо в ближайшее же время, иначе сахар в крови упадет. Но ничего, скоро пообедаем.
   Огромный мамонтовый лес вдруг оборвался и перешел в бескрайнее, до горизонта, желтое поле. Зимин набрал в руку толстых злаков, но так и не понял, что это за культура, и про себя назвал ее пшеницей. Ляжка попробовал жевать колосья, но сразу убедился, что в натуральном виде эта пшеница весьма не походит на калачи. Но на всякий случай он набрал ее в карманы, даже в нагрудный. Мало ли куда попасть придется, вдруг на необитаемый остров? Можно посеять…
   – За этим баснословным полем, мой верный Ляжка и мой верный Доход, снова лежит лес, а за лесом – Светлозерье, край радости и счастья, – пояснил Перец. – Туда мы прибудем завтра утром, когда светлоокий Феб позолотит своими лучами лазурные воды ручьев и хрустальные скалы долин. И там вы, скоты, будете счастливы, никуда не денетесь. А что касается еды, то в двадцати стадиях [12]отсюда пуэбло дружественных гномов.
   – Они дадут нам еды, мастер? – воспрянул разочарованный пшеницей Ляжка.
   – Дадут, куда они денутся… – заверил Перец. – Главное, уметь просить. Вон, кстати, видишь дымок? Это они. Простые сельские парни.
   Дымок, легкий и белый, поднимался прямо из пшеницы, и Перец двинул туда своего верного и быстроногого Иггдрасиля. Зимин с Ляжкой потащились вслед за ними, делать-то было нечего.
   Дороги сквозь пшеницу никакой особой не оказалось, и пробирались они напрямую. Пшеница была высокая, в рост Зимина, и густая, Игги шагал через нее легко, Зимину же приходилось туго – толстые колосья болезненно резали руки и обсыпали Зимина пылью, отчего Зимин задыхался. Ляжке было еще плоше – нижние стебли резали ему не руки, а лицо и шею, отчего Ляжка мелко кровоточил и был похож на маску красной смерти.
   Они пробирались и пробирались, а деревни гномов видно не было, хотя дымок приближался, и скоро Перец спешился и зашагал рядом с Зиминым и Ляжкой. Затем они остановились вовсе. Перец стреножил Игги и оставил в пшенице, конь сразу принялся поглощать колосья с большим аппетитом, блестел зубами и улыбался всему миру подряд.
   – Мастер, почему мы оставили Иг… Иггдрасиля? – спросил Зимин, отряхиваясь от пыли. – Он бы помог нам нести припасы.
   – Гномы боятся лошадей, – объяснил Перец. – Они невелики ростом, с капибару, и очень пугливы.
   – Они не опасны? – осведомился Ляжка.
   – Они безопасны, как дети, – улыбнулся Перец. – Даже хуже.
   – Знавал я детей… – буркнул Ляжка. – Девочка шла мимо спецпэтэу…
   – А где деревня-то? – оглядывался Зимин.
   – Сейчас увидишь. Вернее, услышишь. Стойте. Тише.
   Они замерли, и Зимин действительно услышал звуки: козье блеянье, гусиный гогот, какой-то пустой гул, будто хлопанье мокрых простыней по ветру, – всю ту звуковую дребедень, что сопровождает села и деревни по всей галактике.
   – Теперь осторожно, – шепнул Перец. – Придется немного поползти. Ты, Ляжка, ползи последним, иначе твоя задница нас демаскирует. Вперед, обезьяны, в нужном месте я подам знак.
   Перец опустился на четвереньки, Зимин тоже. Ляжка тяжело лег на живот.
   С кормы славный рыцарь Перец выглядел гораздо менее представительным и грозным, и Зимин подумал, что, наверное, не совсем пристало благородному ши передвигаться в таких позитурах, но уже начавший приобретать благоразумность Зимин оставил свое мнение при себе. Ляжка вообще ничего не думал, Ляжка боялся.
   Они поползли.
   Зимину ползти было крайне неудобно, к его левой руке была прилажена предохранительная колодка, и потому приходилось опираться только на правую. Он уже хотел позвать Всадника П., но тот сам подал знак сапогом, то есть, попросту говоря, ткнул Зимина сапогом в морду. И Зимин тоже подал знак и ткнул своим ботинком в морду Ляжки. Ляжка тоже хотел бы подать кому-нибудь знак, но ему подавать знак было некому. Поэтому он просто плюнул Зимину на спину.
   Они прижались к земле еще плотнее, совсем по-черепашьи, и выползли к краю обрыва.
   Посреди пшеничного поля имела место яма размером, пожалуй, в пару футбольных полей и глубиной метра в четыре, по форме напоминавшая плоскую воронку. В яме процветал городок. Десяток соломенных хижин, небольшое озерцо с зеленой водой, длинный сарай. Между строениями суетливо носились бурые маленькие существа, видимо, гномы. Зимин пригляделся и установил, что гномы – существа гуманоидные, чем-то напоминают переросших лягушек или китайских резиновых монстриков. На рождественских гномов с новогодних открыток эти похожи не были, в их физиономиях не сияла ненужная доброта, а имела место некая озабоченность. И еще гномы были худые и жилистые, а не круглые, упитанные и довольные жизнью.
   И никаких красных колпаков с белыми помпонами.
   Заняты гномы были непонятно чем, их возня напоминала броуновское движение, хотя определенный смысл, видимо, все-таки присутствовал – у гномов были корзины, и они их перетаскивали туда-сюда, а некоторые возились с гусями, козами и свиньями. Гуси, козы и свиньи были выше своих хозяев и вид от этого имели весьма гордый, даже независимый.
   – Нам в хранилище, – шепнул Перец. – Вон тот длинный барак, похожий на лесопилку… Там все. Ну, пора. Бегите за мной. Шумите погромче, народу это нравится!
   Перец рывком вскочил и, заорав: «Братва! Окружай свинорылых! Мочи их всех, потом зачтется!», кинулся вниз, Зимин поспешал за ним.
   – А-а-а! – орал он. – А-а-а!
   – У-e-e! – орал поспевавший за ними Ляжка.

Глава 8 Рыцарь Прыщавого Образа

   Налет удался на славу.
   Гномы замерли, а затем завизжали и кинулись прятаться по своим хижинам. Спасались они панически, растеряли корзины, и по земле покатились яблоки, и Зимин успел подумать: откуда здесь яблоки, яблонь-то почему-то не видно…
   – Кричите громче!
   – А-а-а! – кричал Зимин и размахивал свободной рукой. – Ур-р-р!
   – Е-г-г! – кричал Ляжка. – Г-рр-ыы!
   Гномовская живность тоже напугалась и принялась метаться по поселению туда-сюда, орать, визжать и разбрасывать в разные стороны перья и грязь. Крупные розовые свиньи взбесились почему-то особенно сильно – они, как танки, бороздили поселение, опрокидывали хижины, опрокидывали гномов, поскальзывались и переворачивались, превращая серьезный налет в веселый кавардак. К своему удивлению, Зимин заметил, что некоторые свиньи оседланы и взнузданы и отличаются более воспитанным характером.
   – Справа заходи! – вопил Перец и размахивал мечом. – Хватай свиней!
   Гномы кричали все громче и беспорядочнее – так кричат девочки, когда им в раздевалку запускают мышь.
   – Поспешай, Доход, а то они скоро очухаются, тогда туго придется!
   И Перец треснул подвернувшуюся свинью рукояткой меча, подрубил подпорку ближайшей хижины и перевернул корзину с яблоками. Зимину показалось, что Перец даже не столько хочет есть, сколько ему нравится крушить и ломать, разбрасывать в разные стороны и пускать по ветру, на поток и разграбление.
   – Всыплем этим толстобрюхим! – кричал Перец, хотя никаких толстобрюхих, кроме свиней и Ляжки, вокруг не было. – Смерть уродам!
   Одним словом, Перец чувствовал себя полностью в своей тарелке. В отличие от Зимина и Ляжки, которым подобные экспедиции были непривычны. Зимин попытался освободить руку, неловко поскользнулся и перемазался в глине с навозом, а потом на него наступил еще и толстенный гусак. Ляжка же попытался ухватить поросенка, но тот оказал сопротивление и саданул копытом Ляжку в глаз, отчего у того сразу же зажегся изумительный фонарь.
   – Ветчина поганая, – Ляжка выпустил добычу. – Собачьи консервы…
   – Не плачь, Маруся, – утешил его Перец. – Пройдут дожди.
   Так постепенно, с шумом, криками и воплями, они добрались до длинного и приземистого амбара.
   – Вот и на месте, – сказал Перец. – Дело за малым.
   Перец уперся в стену плечом и проломил ее. Затем оторвал крышу и проник внутрь: амбар был Перцу по пояс.
   – А, черт, забыл тебя разуздить, Доход, – сказал Перец, набивая кожаный мешок сырными головами. – Ляжка, держи мешок.
   Он сунул в руку Ляжке мешок с сыром, затем освободил руку Зимина от колодки. И снова нырнул в хранилище. Зимин наклонился и собрал в мешок несколько желто-зеленых яблок. Он было собрался попробовать самое сочное яблоко, но что-то выбило это яблоко из рук. Зимин огляделся и обнаружил, что из ближайшей хижины выставился гном, а в руке у гнома длинная петля, а в петле какая-то круглая штука. Ляжка тоже собирал яблоки в подол рубашки и не замечал ничего вокруг, некоторые яблоки он сжирал на месте, не отходя от кассы, гнома с петлей он не видел.
   «Праща», – всплыло в мозгу Зимина, и еще всплыла какая-то библейская фольклористика. Что-то про дубосечных великанов и ловкоруких пастухов, которые этих самых великанов терроризировали своей меткостью и в конце концов довели до деревянного макинтоша.
   Недомерок с пращой был достаточно близко, и Зимину удалось его рассмотреть подробнейшим образом.
   Гном походил на лилипута из разъездной труппы «Блефуску». Однажды мать Зимина прибежала домой в восторге и сказала, что к ним в город приезжают бродячие лилипуты, что они жутко милые и что на них надо обязательно сходить. Она купила билеты, взяла у знакомых морской бинокль, и Зимины всей семьей поперли в драмтеатр. Лилипуты пели шансон, танцевали танго, кувыркались и ездили на сенбернарах, они Зимину совсем не понравились, поскольку он не мог определить для себя – кто они, взрослые или дети. И еще Зимину не понравились их лица – слишком старые для их размеров и слишком измученные существованием.
   Гном был точно такой же. Карикатурное лицо с большим носом, губами и ушами, неприятный брюквенный оттенок кожи и торчащие в небо нижние клыки. И на самом деле на лягушку похож. Гном произвел вращательное движение кистью и высвободил пращу в направлении Зимина. Зимин охнул – в живот ему врезался твердый шаровидный предмет.