Эдуард Веркин
Спасти Элвиса

Глава 1
Элвиса пока нет

   Человека можно узнать по походке. Это просто.
   Некоторые ходят, как кошки. Неслышно. Ну, им только кажется, что неслышно, а на самом деле это не так. Когда по лестнице подымается моя соседка Наташка Кудряшова, я ее всегда слышу. Несмотря на то что она художественной гимнастикой занимается и походка у нее мягкая, ну, вроде как у пантеры. Но идет при этом чуть враскачку, и от этого в карманах позвякивают мелочь и ключи, спортивная сумка цепляется за стены, мобильник стукается о пластмассовую расческу, одним словом, рождается еще целая куча посторонних звуков, которые создают неповторимый звуковой портрет, – и я сразу узнаю Кудряшову.
   Чтобы тихо ходить мягкой походкой, надо передвигаться либо голышом, либо в гидрокостюме, так-то.
   Некоторые ходят, как танки. Не ходят даже, а прут с дизельным ревом, дороги не разбирая. Такая походка тупая и неинтересная. Так ходит Струков, сосед справа. Идет, рычит, пыхтит, клокочет, запинается за ступеньки. Унылый тип.
   Некоторые шаркают. Или ботинками, или штанами.
   Другие страдают плоскостопием. Их туп-туп-туп с нормальным топ-топ-топом ни в жизнь не спутаешь.
   В общем, если говорить короче, то я могу определить всех тридцати двух жильцов нашего подъезда. Кроме Скворцова. У Скворцова меняющаяся походка, он ходит то так, то сяк, какой-то ненормальный.
   Кроме походки, человека можно узнать по запаху. Вот, к примеру, Шерлок Холмс узнавал по запаху табака. Ватсон спрячется где-нибудь в камнях, а Холмс его за милю чует и говорит, вылезайте, Ватсон, и спрячьте свой револьвер, мне в башке лишние дырки ни к чему.
   Но по запаху можно определить человека на открытом пространстве или, допустим, в коридоре. Лежа на диване, кто идет за бетонной стеной по лестнице, определить довольно затруднительно.
   Вроде все. Кроме как по походке и по запаху, издали человека не узнать. По голосу не считается. Экстрасенсы вроде как чувствуют волны и ауры, но это все брехня, никаких волн и аур нет, экстрасенсы просто бабло с людишек состригают.
   Тоску я узнаю просто так. Просто так, ни запаха, ни походки мне не нужно. Это странно. Когда она приближается, у меня начинает зверски чесаться в носу, и я чихаю. Три раза. Это тоже необычно. Обычно я чихаю раз, ну, редко два, но стоит где-нибудь поблизости оказаться Тоске, как бац, пожалуйста, точно три раза.
   Недавно это, кстати, появилось, раньше я не чихал, раньше у меня с носоглоткой проблем не наблюдалось. А теперь вот так. «Синдром Тоски». Что это за синдром? Ответа у меня нет. Видимо, что-то аллергическое. Многие от собак чихают, другие от шиншилл, я от Тоски. Забавно. Чрезвычайно забавно.
   – Чрезвычайно забавно, – сказал я и, чихнув третий раз, вытер нос.
   Секунду спустя в дверь позвонили.
   Ах, да, людей можно опознать по звонку в дверь. Приличные люди звонят прилично, скупо, раз пальчиком – и позвонили. А всякие остальные по-дебильному звонят. Когда ко мне приходит в гости Буханкин, я его всегда опознаю стопроцентно – он звонит так, что я с дивана сваливаюсь. Кретински звонит. Психически – будто тут за углом приземлилась летающая тарелка и только один Буханкин ее увидел, успел сфотографировать и теперь спешит передать землянам дружеское инопланетное послание. И начать хочет с меня.
   Кстати, каждый год в одной только Франции от разрыва сердца при дебильном звонке в дверь погибает до тысячи человек. Так что если я помру, то в смерти моей прошу винить Буханкина.
   Или взять Жмуркина. Этот звонит деловито. Вот можно ли в дверь позвонить деловито? Можно. Так деловито-деловито, что сразу понимаешь – на нью-йоркской бирже обвал. Акции падают в цене, можно сделать целое состояние на разнице курсов. А поэтому я должен срочно одолжить Жмуркину пятьсот рублей. Из этих пятисот рублей всего за две недели вознесется сверкающее из стекла и бетона здание экономической империи Жмуркина, а пятьсот рублей он мне отдаст быстро – в течение всего трех месяцев…
   Ну и так далее. Иногда я думаю, кто хуже – Жмуркин или Буханкин, и отвечаю легко и просто – оба хуже.
   Но сейчас звонила Тоска. Вкрадчивый загадочный звонок плюс троекратное чихание – точно Тоска.
   Я встал, вышел в прихожую, открыл дверь.
   Тоска. Какая тоска. Сегодня она бодренько так выглядела, наверное, кофе с утра три чашки выдула. И наряжена была. Так, простенько, но со вкусиком. Пиджачок такой, белая рубашка… Блузка, кажется, такая рубашка называется. Идиотское слово.
   Куда, интересно, вырядилась?
   – Привет, Куропяткин, – сказала Тоска. – Дрыхнешь?
   – Ну…
   – Одиннадцать часов, а ты все дрыхнешь! Просыпайся!
   – Привет и тебе, Антонина, – ответил я. – Чем порадуешь?
   – В смысле?
   – В смысле, что ты никогда не заходишь просто так, в шашки поиграть. Ты заходишь только в двух случаях – или когда тебе что-то нужно, или когда тебе очень сильно что-то нужно.
   – А ты бы хотел, чтобы я заходила еще и просто так? – сосредоточила лицо Тоска.
   – Да нет, не надо, это я так, к слову…
   – Мне на самом деле от тебя кое-что нужно. – Тоска сосредоточила лицо еще сильнее.
   Надо было отпустить обязательную шутку, и я ее, конечно, отпустил.
   – Не, Антонина, – сказал я, – на поросячьи бега я с тобой не пойду.
   – Куда? – Тоска оторопела.
   – На поросячьи бега. Цирк приехал, на рыночной площади обосновался, по утрам у них поросячьи бега, даже с тотализатором. Все ходят. Буханкин выиграл вчера четыреста рублей, поставил на Наф-Нафа. Но я, знаешь ли, против такого надругательства над свиньями, к тому же тотализатор разлагает душу, это все знают.
   – Да нет, я не на поросячьи бега, – помотала головой Тоска. – Я на американцев…
   – Вместо поросят побегут американцы?! – перебил я. – Это же еще круче! Спартакиада идиотов с участием американцев!
   – Американские школьники…
   – Восхитительно! – Я очнулся от дневного оцепенения. – Спартакиада идиотов с участием американских школьников! Лучше аттракциона не придумаешь! В программе – забег в арахисовом масле! Поедание брусничного пирога! Реслинг в грязи! Конкурс на самую большую…
   – Хватит! – Тоска начала обижаться. – Я тебя серьезно попросить хочу, а ты все с шуточками! Пойдешь со мной к американцам?
   – А сама что, боишься? Боишься, что какой-нибудь Бен или Рон разобьет твое слабое сердце? А меня берешь для того, чтобы подметать осколки?
   – Ты пойдешь или нет?!
   – Нет, конечно, – фыркнул я. – Во-первых, я патриот. И как всякий нормальный патриот, я должен не любить американцев. Не любить американцев – это хороший тон, это просто долг каждого… Во-вторых, я американцев в кино много раз видел, они тупые и все время пердят. В-третьих…
   – Ясно, – Тоска развернулась и направилась к двери. – Хватит. С тобой все понятно…
   Кажется, она на меня обиделась. Наверное, я перегнул палку. С этими американцами. Но она сама виновата… Стоп. В чем виновата? В том, что с утра у меня мизантропическое настроение?
   Мне стало немножко стыдно, поэтому я догнал Тоску и сказал:
   – Да ладно, Тонь, я пошутил. Ты что, шуток не понимаешь? Пойду, конечно, когда еще настоящего американца вживую увидишь? Говорят, война с ними скоро случится. И тогда мы сойдемся с ними, с этими простыми американскими парнями, в жестокой кинжальной схватке где-нибудь в районе Оклахомы…
   – Куропяткин, хватит гнать, – обиженно поморщилась Тоска. – Они позавчера приехали, скоро обратно уезжают…
   – А ты и не знала! – сокрушился я.
   – Опять?!
   – Все-все, больше не буду.
   – Собирайся, Куропяткин, я тебя внизу подожду.
   Она ушла.
   Я стал собираться. Что лучше надеть? Как обрядиться? Надо что-нибудь такое, чтобы эти пожиратели гамбургеров увидели и вздрогнули. Поперхнулись чтобы. Шляпа. Я достал свою кожаную шляпу. Она оказалась мала. А зеленые очки – верные зеленые очки ни за что не хотели лезть на нос…
   Что-то я вырос за последнее время. Может, костюм? Мать недавно купила мне костюм, такой строгий, хороший… Не, в костюме не то будет. Если я надену костюм, америкосы подумают, что это им знак уважения. Да и на самом деле, они что, делегация какая, что ли?
   Тогда свитер. Такой, а-ля Хемингуэй… Вряд ли американцы знают, кто такой Хемингуэй, они же тупые, они же своей истории не знают. Да и жарко. Да и глупо – летом – и в свитере. Хотя, судя по фильмам, у них там летом все в свитерах ходят, а зимой без шапки. Тут кино недавно американское видел, как вампиры выжрали целый поселок на Аляске под покровом полярной ночи – так там все герои скачут без шапок! И это на Аляске, за полярным кругом!
   В конце концов я плюнул. Какая мне разница, что обо мне подумают американцы? Пусть думают, что хотят, мне все равно. Оделся как обычно. Да и вообще, они ничего не подумают. Они только о себе умеют думать…
   Тоска ждала меня внизу. В зеркальце смотрелась, прихорашивалась. Тоже мне…
   – Где америкосы-то? – спросил я.
   Оказалось, что американцы приехали в ее школу. Мы с Тоской в разных школах учимся, к счастью. Ее школа недалеко, в общем-то, так что мы туда пешком отправились, ногами.
   Метров за пятьсот до школы Тоска тормознулась, снова достала зеркальце, вынула из сумочки косметичку и давай подправлять штукатурку! Мне даже стыдно за нее стало. Умная девушка, а мается всякой ерундой. Ну, да ее дело… Вот за это я, кстати, америкосов и не люблю. Приедет какой-нибудь Джон Смит, а у нас перед ним все на задних лапках подпрыгивают. Противно.
   – И чего они к нам пожаловали? – поинтересовался я. – Гуманитарную помощь распространять или учить, как правильно жить?
   – С культурной миссией, – ответила Тоска.
   – Ну, тогда понятно, – покивал я. – Культуре нас учить будут. С культурой у нас просто беда, вся рассыпалась…
   – Да нет, они будут нас знакомить с жизнью американской глубинки. Они хотят показать, что люди во всем мире, ну, простые люди имеются в виду, живут одинаково. Одинаковые заботы, одинаковые интересы…
   Я перебил:
   – То есть главный лозунг у них – «Дыра – она и в Америке дыра»?
   Тоска вздохнула.
   – Куропяткин, – сказала она, – пообещай мне, что ты будешь хорошим, а? Не будешь задираться, не будешь истории всякие рассказывать?
   – Ну, разве что парочку, – успокоил я.
   – Ну, ладно, пойдем. Я на тебя надеюсь.
   Тоска схватила меня за руку и поволокла в сторону школы.
   Школа № 18 была украшена, как к Новому году. Какие-то шарики, гирлянды, прочая чушь, будто не какие-то сопляки из Оклахомы к нам пожаловали, а сам папа римский. По случаю визита был открыт парадный вход, над дверями краснела красивая в старом советском стиле растяжка.
   Welcome to the Russia
   – Ну, вот, – указал я пальцем. – Вот оно, идолопоклонничество перед Западом. К тому же с ошибками.
   Я достал ключной брелок, включил лазерную указку и ткнул в «the Russia».
   – Я в америкосском языке слаб, но даже я знаю, что «тхе» тут совсем не нужно. Вы что, кинов не видали совсем?
   У Тоски дернулся нос.
   – Эх вы, серость, даже прогнуться как следует не умеете…
   Тоска свирепо промолчала.
   Мы вошли в прохладный вестибюль и сразу увидели американца. «Живого американца», как выразилась бы Тоска.
   Вообще-то он мало чем отличался от наших, ну, в смысле, по одежке. Какие-то широкие, рэперские штаны, совершенно советские кеды, на тушке то ли свитер, то ли балахон с капюшоном. Если бы не рожица, я бы его ни в жизнь за американца не принял. Короче, одежда была, как у всех, интернациональная, а рожица была американская. Слишком беззаботная. У наших не такие, наши всегда чем-то обеспокоены, всегда ждут удара, напряжены, ну, или сами собираются кому-нибудь в глотку вцепиться, всегда готовы, одним словом, вступить в борьбу за существование. Нет в них легкости, уже с детства какие-то ходячие пособия к теории Дарвина. Я вот думаю, что случись у нас, не дай бог, война с Америкой, так мы их голыми руками порвем.
   Американец медленно шагал нам навстречу. Других иностранцев видно не было, да и вообще никого видно не было.
   Тоска американца тоже опознала.
   – Это он! – позорно громко прошептала Тоска.
   Будто Гагарина тут увидала, честное слово.
   Американец нас, кстати, тоже заметил, остановился, подумал, как-то огляделся и направился к нам. Тоска завибрировала.
   Янки приблизился на расстояние рукопожатия, блеснул своей ортодонтией и сказал:
   – Здравствуйте!
   Хорошо так сказал, понятно. Ну, с акцентом этим со своим, будто рот кашей забит, но понятно.
   – Здравствуйте, – улыбнулась Тоска.
   – Привет, – буркнул я.
   – Хороший сегодня денек, – выдал америкос.
   «Харошьи сьегодьниа дэньёк» – примерно так это звучало. В общем, ничего, нормально спикает. То есть говорит.
   – Да, – согласилась Тоска, – погода просто отличная. И давление в норме.
   Совсем подруга озверела, подумал я. При чем тут давление?
   – Да, – закивал янки, – давление совсем не давит…
   Ну просто светская беседа о погоде на каком-нибудь торжественном приеме.
   – А как вас зовут? – спросила эта дура, хотя парень был нашего возраста, можно было и на «ты».
   – Я Питер, – ответил американец.
   Нет, по-нашему он болтал вполне. Петя.
   – А я Антонина, – Тоска протянула руку. – Энтони из ми…
   Питер руку Тоски пожал. Дружба народов прямо, встреча на Эльбе… Американец повернулся ко мне.
   – Феликс, – представился я.
   – О! – Питер округлил глаза. – Феликс! Феликс Юсупов! Моя прабабушка знала Феликса Юсупова[1]!
   – Да что ты говоришь! – воскликнула Тоска.
   Ну все, погрустнел я. Его прабабушка знала Феликса Юсупова. И сам он, наверное, тоже, князь. Рюрикович. Во всяком случае, аристократ. Сейчас Тоска упадет в обморок от восторга, девчонки всегда мечтают об аристократах.
   Но она не успела упасть в обморок, так как со второго этажа послышался шум, и по лестнице стал спускаться народ. Народу было много, и дети, и взрослые нас окружили, начались какая-то болтовня и галдеж, болтали по-русски, по-английски, по-русско-английски, кто-то вставлял немецкие фразы. Дружба народов продолжалась и усугублялась.
   Тоску и этого Питера как-то отнесло к стене, а я стоял как дурак посередине вестибюля. Вдруг ко мне подошла невысокая толстенькая девушка. Взяла меня за руку и сказала, что ее зовут Мэри, это я, во всяком случае, понял. Она еще принялась что-то тараторить, но я уже ничего не понимал, только кивал невпопад.
   Девочка была не очень красивая, какая-то бесцветная. На шее у нее болтались тяжелые серебряные то ли бусы, то ли четки, что-то с орнаментом, кажется, в индейском стиле – самая примечательная деталь во всем образе. Впрочем, выражение лица у нее было добрым и каким-то беззащитным. Я хотел ей сказать какую-нибудь гадость, гадости по-английски у нас сейчас все знают, но не сказал. Из-за доброго лица. В момент, когда она решила сделать передышку, я тоже представился и тоже улыбнулся.
   Опять же на своем более чем скромном аглицком.
   – Фил Икс! – жизнерадостно воскликнула Мэри. – Фил Икс, лайк Икс Мэн!
   Мэри сунула руку в карман и достала из него губную гармошку.
   Это было совершенно непонятно, я никак не мог сообразить, как связаны Икс Мэн и губная гармошка, а эта Мэри уже сунула мне гармошку в руки и сказала:
   – Блини – харашо!
   – Это точно, – подтвердил я.
   И стал быстро соображать, что ей подарить в ответ, но тут сверху, видимо из актового зала, набежала еще толпа, какой-то тощий высокий парень подскочил к этой Мэри и стал ей что-то шептать, Мэри побледнела и куда-то побежала. А я ей так ничего и не подарил, остался как дурак, как настоящий такой русский валенок.
   Это обстоятельство окончательно испортило мне настроение, и я решил отправиться домой.
   Фил Икс.

Глава 2
Элвис исчез

   Я лежал на диване перед открытым окном, положив ноги на подоконник. Летний ветерок приятно обвевал мои пятки, нежно холодил их, навевал дрему. Я думал о том, что неплохо бы сейчас отправиться на какие-нибудь рифы, поплавать с акулами, отдохнуть душой, расслабиться телом.
   В воздухе летала легкая летняя взвесь, всякая пыльца, и тополиный пух, и мелкие, невидимые глазу клещи, и споры грибов-тутовиков, и мельчайшие вредоносные частички с белкового завода, я думал, что хорошо, что я не подвержен аллергие, хорошо, что у меня мощный иммунитет, такой мощный, что царапины на мне затягиваются в худшем случае за сутки.
   И вдруг в самый разгар всех этих размышлений эта невинная пыль разозлилась, разом устремилась ко мне в нос, и я чихнул. И тут же чихнул второй раз.
   И третий.
   Так.
   Я скосился на часы. Почти час. Недавно же виделись, зачем опять приперлась…
   Началось. Точно началось – на меня навалилось явственное предчувствие, что это совсем не простой звонок, а Звонок По Делу. Наверное, из-за этого мне совсем не хотелось открывать.
   В дверь позвонили.
   Странно как-то, не так, как обычно Тоска звонит. Как-то… по-другому. Но три чиха были верным признаком, а что касается звонков – ну, Тоска могла, например, палец вывихнуть.
   Но вообще-то видеть сейчас Тоску мне совсем не улыбалось, не было настроения. Она меня разозлила своим идолопоклонничеством, нельзя так низко себя ставить. Подумаешь, американцы. Да мы их сначала в Корее, потом во Вьетнаме, потом в Анголе, потом в Афгане делали. И вообще, в космос мы первыми полетели.
   Стали звякать уже беспрерывно и требовательно, тот, кто звонил, знал, что я нахожусь дома. Наверняка. Так что пришлось мне подняться и отправиться к двери.
   – Кто? – спросил я, хотя обычно я через дверь разговаривать не люблю и открываю сразу, вопреки всем правилам безопасности.
   – Это я, – ответила Тоска.
   – Кто это «я»? – Я решил ее немножечко позлить.
   – Я, Тоня.
   – Ятоня? Не знаю никакую Ятоню…
   – Куропяткин! – Тоска все-таки разозлилась. – А ну прекрати немедленно! Открывай!
   – А, Тоска, это ты! Так бы сразу и сказала!
   Я открыл дверь.
   Так я и знал – Тоска была не одна. С этим она была, с великим князем Питером, не знаю его фамилии, но бабушка его была знакома со многими членами семьи Романовых.
   – Привет, – улыбнулся Питер.
   – Здорово, Пит, – тоже улыбнулся я и сразу так ему, чтобы не расслаблялся: – Ты, надеюсь, против войны в Ираке?
   – Куропяткин! – побагровела Тоска.
   – Да-да, конечно, – закивал Питер, – против. Мой папа ходил в пикет к Белому дому…
   – Наш человек, – сказал я.
   И впустил эту парочку к себе.
   – В комнату проходите, – пригласил я.
   Тоска провела своего нового дружка в мою комнату, а я рванул на кухню. Заглянул в холодильник. Так. Сначала пиво. Пиво было, кисло тут уже две недели, осталось с отцовского дня рождения. Три бутылки – как раз. И что-нибудь на закуску, что-нибудь такое, древнерусское. Хорошо бы репу, да репы у нас нет. Шпроты! Шпроты еще круче репы. Я схватил банку, схватил открывашку и вырезал крышку как можно более безобразно, с заусеницами.
   Появилась Тоска.
   – Ты что это? – Она указала на пиво и шпроты. – Ты чего придумал?
   – Русское гостеприимство, – объяснил я.
   – Прекрати немедленно!
   – Американец может подумать, что у нас низкий уровень жизни. А тут, – я указал на стол, – такое изобилие…
   Тоска выбежала с кухни. Я нарубил дебильными кусками черный хлеб, уставил все эти угощения на жостовский поднос и двинул в свою комнату.
   Тоска встретила меня бешеным взором.
   – Кирнем по бутылочке, – изрек я и раздал бутылки. – За знакомство. Это старинная русская традиция, ты же должен знать, Питер.
   Банку со шпротами я поставил на журнальный столик. Последний аккорд – горсть пластиковых вилок. В хаотическом порядке. По подносу. Натюрморт.
   – Пивка для рывка, – сказал я.
   У Питера отвисла челюсть, и я смог убедиться, что хваленая американская стоматология торжествует не только снаружи, но и внутри. А так тебе! Вот она – наша Раша, все вот так, по-серьезному.
   – Куропяткин, хватит выделываться, а?! – попросила Тоска и поставила бутылку на подоконник.
   – Ты что, против дружбы народов? – осведомился я.
   – А как открывать? – Питер с недоумением вертел бутылку.
   – Зубами, – мрачно ответил я. – Или глазом. Я глазом предпочитаю.
   Я приложил бутылку к глазу и принялся делать вид, что ее открываю.
   – Может, не надо? – осторожно спросил Питер.
   – На самом деле, не надо, Феликс, – примиряюще сказала Тоска. – У нас важное к тебе дело, зачем так…
   Я и сам уже начал понимать, что зашел слишком далеко. С этим дурацким пивом. Ситуация была сложная, надо было выворачиваться из нее без потери лица, и Тоска пришла на помощь.
   – Ты забыл? – с прищуром спросила она. – Ты забыл, что дал зарок?
   Я отнял бутылку от глаза.
   Вообще, я не пью. Ни пива, ни еще чего. И желания не ощущаю. Мне и без этого хорошо. Но вот решил перед этим Питером рисануться. Глупо, конечно…
   – Точно, – сокрушенно сказал я, – у меня же зарок. Ни капли спиртного, пока… Ну, это, короче, тайна.
   – И мы не будем, – Тоска мягко отобрала пиво у Питера. – Правда?
   – Правда… – растерянно сказал князь. – Не будем…
   Какое, однако, взаимопонимание.
   – У нас к тебе серьезное дело, – Тоска поглядела на Питера.
   Я неожиданно подумал, что она решила уехать в Америку. А что? А вдруг ее этот товарищ Питер пригласил? В скаутский лагерь на Кристальном озере, узелки завязывать, спасаться от маньяков с мачете… Мне как-то неприятно даже стало от этой мысли.
   Ну, что Тоска уедет.
   – Да, – подтвердил Питер, – это очень серьезно. Очень.
   – Может случиться международный скандал, – добавила Тоска.
   От сердца у меня отлегло. Международный скандал – какая мелочь…
   – Видишь ли, – теперь Тоска взглянула на меня проникновенно, – видишь ли, пропала одна вещь… то есть не вещь, а… одним словом, кое-что пропало. Очень ценное и дорогое. У одной из американских девочек…
   – Насколько ценное? – спросил я.
   Если у какой-то американской красавицы пропало бриллиантовое ожерелье, то меня рядом с этой пропажей за километр не будет. Бриллиантовыми ожерельями пусть занимаются ребята из ГОВД, они настоящие профессионалы. И потом, бриллиантовое ожерелье на самом деле тянет на международный скандал, не хватало мне еще в скандал оказаться замешанным…
   – Пропажа, конечно, не имеет большой цены… – начала было Тоска.
   – Нет, имеет, – возразил Питер. – Она имеет определенную цену, и немалую…
   Питер замолчал.
   Тоска поглядела на него, а он на нее. И молчали. Они меня утомили уже этими переглядками.
   – Что пропало-то? Может, расскажете?
   – Крыса, – ответил Питер. – Крыса пропала.
   Какая еще крыса?
   – Золотая? – спросил я.
   – Что золотая? – не поняла Тоска.
   – Ну, крыса золотая?
   – Нет, почему золотая, обыкновенная… Живая.
   – Пропала обыкновенная крыса, и из-за этого может случиться международный скандал?
   Тоска кивнула.
   Пропала крыса. Живая. Наверное, это крыса – посол доброй воли. Символ добрососедских отношений. И теперь она похищена. И в связи с этим похищением может разгореться конфликт…
   – Да, – шепотом сказала Тоска. – Из-за нее может разгореться скандал. Это непростая крыса…
   Питер озабоченно покивал.
   Я так и знал, что это непростая крыса. Это, наверное, крыса-космонавт. На ней, вероятно, испытывали различные лекарства будущего, и теперь в ней кроется секрет вакцины от маразма. Почему тогда она оказалась здесь? Нет, понятно, что в нашей стране ситуация с маразмом сложная, но отпускать такую ценную крысу…
   – Погодите-погодите, – сказал я, – вы что, хотите, чтобы я отыскал крысу?!
   Тоска и Питер кивнули.
   – Вы что, придурки? – спросил я.
   – Пре-дурки? – вопросительно повторил Питер. – Что такое «пре-дурки»?
   Питер стал говорить уже совсем хорошо, а может, это ухо уже привыкло к его кваканью, короче, акцента я почти не чувствовал.
   – Да! – Тоска повысила голос. – Да! Мы хотим, чтобы ты помог найти крысу! Это непростая крыса. Это крыса Элвиса!
   Тоска замолчала. Дала вроде как мне время, чтобы переварить информацию.
   – Какого еще Элвиса? – спросил я.
   – Того самого.
   – Какого того самого?
   – Ну того, – Тоска указала пальцем в потолок.
   Я догадался. Элвиса. Элвиса Пресли, был такой раньше, песни пел, тут кино еще про него недавно показывали. Вообще Элвис Пресли известный был в свое время американец, сейчас многие его песни переделывают. Свое сочинить не могут, чужое тырят. А Элвис хорошо горло драл. И танец такой еще дебильный придумал – коленками дергать, будто вся нижняя часть туловища парализована, но в то же время к динамо-машине подключена. После войны все так плясали, иногда и сейчас пляшут. Он еще, кажется, на Мэрилин Монро был женат… Или на жене президента Кеннеди, после того как его уже убили. Ну, одним словом, не последний чемодан в мировом пространстве.
   Мегастар. Так бы сейчас сказали.
   Был, вернее, мегастаром. Умер потом при непонятных и странных обстоятельствах, так что многие думают, что Элвис даже жив. До сих пор. Где-то.
   – Это не ко мне, – ответил я. – Это к Буханкину. Буханкин верит, что Элвиса похитили инопланетяне и теперь он живет на Веге. Путь он и ищет…
   – Да мы тебя не самого Элвиса просим найти! – воскликнула Тоска. – Не Элвиса, а его крысу!
   – Крысу? Крысу Элвиса?
   Эти опять кивнули.
   – Идите-ка отсюда, – я сделал рукой прогоняющий жест. – Неширокими шагами. Крыса Элвиса… Антонина, ты что, меня совсем за дурачка держишь? Элвис умер когда? Лет тридцать назад? Или больше? А крысы? Вы в курсе, сколько живут обычные крысы? Года два? Или три? Какая крыса Элвиса?!