И наконец, контуры стерлись в отдалении, горы стали неразличимы, и от всего изумительного, необычайного, причудливого облика земного спутника у наших путешественников не осталось ничего, кроме неизгладимых воспоминаний.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Борьба с невозможным.
Долгое время Барбикен и его спутники безмолвно и задумчиво, как некогда Моисей на рубеже земли Ханаанской, глядели на этот мир, от которого они безвозвратно удалялись. Положение ядра относительно Луны изменилось, и теперь дно его было обращено к Земле.
Эта перемена озадачила Барбикена. Если снаряд вращался вокруг Луны по эллиптической орбите, почему же он не был обращен к ней своей наиболее тяжелой частью, как это происходит при вращении Луны вокруг Земли?
Наблюдая за движением снаряда, можно было заметить, что, отдаляясь от Луны, он следовал той же кривой, которую описывал при своем приближении к ней. Он летел по очень вытянутому эллипсу и, по-видимому, возвращался к точке, где лунное притяжение уравновешивалось земным.
Так по крайней мере решил Барбикен на основании своих наблюдений. Его мнение разделяли и оба друга. Снова вопросы посыпались градом:
– Что же с нами будет, когда мы достигнем этой мертвой точки? – спросил Ардан.
– Неизвестно, – ответил Барбикен.
– Но можно же сделать какие-нибудь предположения?
– Всего два: либо скорость снаряда окажется недостаточной и он навсегда останется в этой мертвой точке двойного притяжения…
– Я заранее могу сказать, что предпочитаю вторую возможность, в чем бы она ни заключалась, – прервал его Мишель.
– Либо скорость окажется достаточной и снаряд будет вечно вращаться вокруг Луны по эллиптической орбите.
– Мало утешительная перемена, – вздохнул Мишель. – Превратиться в скромные спутники Луны, когда мы привыкли в этой подчиненной роли видеть Луну! Нечего сказать, завидная участь!
Ни Барбикен, ни Николь ему не ответили.
– Что же вы молчите! – нетерпеливо воскликнул Мишель.
– Мне нечего сказать, – ответил Николь.
– И мы ничего не можем поделать?
– Ничего, – ответил Барбикен. – Разве можно бороться с невозможным?
– Неужели ты допускаешь, что один француз и два американца могут испугаться этого слова?
– Да что же можно сделать?
– Стать господином собственного движения! Управлять им!
– Управлять?
– Ну да, – отвечал Ардан, воодушевляясь. – Приостановить наше движение, изменить его: одним словом, заставить его служить нашим целям!
– Да как же это сделать?
– Это уж ваше дело. Если артиллеристы не умеют справиться со своими снарядами, они недостойны быть артиллеристами. Если снаряд командует канониром, такого канонира надо самого сунуть в пушку вместо заряда! Хороши ученые, нечего сказать!.. Сами заманили меня, а теперь не знают, что делать…
– Заманили! – вскричали Барбикен и Николь в один голос. – Что ты хочешь этим сказать?
– Теперь не время препираться. Я не жалуюсь. Прогулка мне нравится! Снаряд тоже по мне. Но теперь надо попытаться сделать все, что только в человеческих силах, чтобы попасть если уж не на Луну, так хоть куда-нибудь.
– Мы бы и рады что-нибудь сделать, – ответил Барбикен, – но у нас нет никаких возможностей.
– Мы не можем изменить движения снаряда?
– Нет!
– Не можем уменьшить его скорости?
– Нет!
– А что, если мы облегчим его, как облегчают перегруженное судно?
– Что же можно выбросить? – спросил Николь. – На нашем судне никакого балласта нет. К тому же я полагаю, что облегченный снаряд полетит еще быстрее.
– Нет, тише, – сказал Ардан.
– Нет, быстрее, – возразил Николь.
– Ни тише, ни быстрее, – прервал их Барбикен, – потому что мы несемся в пустом пространстве, где силы тяжести не существует.
– Ну значит, остается только одно! – решительно воскликнул Мишель.
– Что же?
– Завтракать, – невозмутимо ответил француз, всегда прибегавший к этому спасительному средству в самых затруднительных и безвыходных обстоятельствах.
Действительно, если завтрак и не мог оказать никакого влияния на движение ядра, им все же не следовало пренебрегать, хотя бы ради здоровья. Что ни говори, а идеи Мишеля всегда оказывались наиболее удачными.
Итак, в два часа утра друзья позавтракали: впрочем, время уже не имело значения. Предложенное Мишелем меню было обычным, но его увенчала бутылка доброго вина, извлеченная из потайного погребка. Если уж после нее в головах наших путешественников не возникнет никаких идей, значит, вино шамбертен 1863 года никуда не годилось.
Подкрепив свои силы, они возобновили наблюдения.
Вокруг ядра, на неизменном от него расстоянии, летели выброшенные предметы. Обращаясь вокруг Луны, снаряд, очевидно, не пересек никакой атмосферы, потому что в противном случае различный вес этих предметов изменил бы их относительное движение.
Со стороны Земли ничего не было видно, поскольку только накануне в полночь наступило «новоземелие». Только через два дня после этого, когда ее серп выйдет из солнечного освещения, Земля может снова служат» своего рода часами обитателям Луны: ведь каждая точка Земли при ее вращательном движении через каждые сутки пересекает один и тот же лунный меридиан.
Совершенно иную картину представляла Луна. Она сияла в полную силу среди бесчисленных созвездий, яркость которых не меркла от ее света. Лунные равнины уже приобретали тот пепельный оттенок, который наблюдался с Земли. Остальная часть диска сверкала по-прежнему, и среди этого сияния, подобно Солнцу, горела гора Тихо.
Барбикен никак не мог определить скорость снаряда, но, по его соображениям, эта скорость должна была в соответствии с законами механики постепенно уменьшаться.
Действительно, если допустить, что снаряд будет описывать орбиту вокруг Луны, то эта орбита должна неизбежно принять форму эллипса. Так утверждала наука. Этому закону подчинялось всякое тело, вращающееся вокруг другого тела, обладающего притяжением. Все орбиты, описываемые телами в пространстве, – эллиптические: по эллипсу движутся спутники планет, по эллипсу движутся планеты вокруг Солнца, и само Солнце движется по эллипсу вокруг какого-то неведомого светила, служащего ему осью. Не было никаких оснований предполагать, что этому закону не подчинится и снаряд «Пушечного клуба».
Раз притягивающее тело находится всегда в одном из двух фокусов эллиптической орбиты, следовательно снаряд в известный период должен быть ближе, в другой – дальше от светила, вокруг которого он обращается. Когда Земля приближается к Солнцу, она находится в перигелии, и, наоборот, в афелии она оказывается в точке, наиболее удаленной от Солнца. Точно так же и Луна – наиболее близка к Земле в перигее и наиболее удалена – в апогее. Если изобрести в отношении снаряда аналогичные термины, которые, несомненно, только обогатят астрономическую терминологию, то можно сказать, что, став спутником Луны, снаряд находится в «апоселене», когда он будет дальше всего от Луны, и в «периселене», когда он будет к ней ближе всего.
В этом последнем случае снаряд должен достигнуть наибольшей скорости, в первом случае – наименьшей. Сейчас он, очевидно, приближался к «апоселену», и Барбикен был прав, предполагая, что вплоть до этой точки скорость снаряда будет все время убывать, а затем снова увеличится по мере приближения к Луне. И наконец, эта скорость должна свестись к нулю, если «апоселеническая» точка совпадет с точкой равных притяжении.
Барбикен обдумывал, как отразятся все приведенные возможности на судьбе снаряда. Его размышления прервал возглас Мишеля.
– Какие же мы болваны, черт нас возьми! – вскричал Ардан.
– Не смею с этим спорить, – ответил Барбикен, – но за что именно ты нас так величаешь?
– Да ведь у нас же есть очень простое средство, чтобы умерить скорость снаряда, которая удаляет нас от Луны! А мы им не пользуемся.
– Какое же это средство?
– Сила отдачи наших ракет.
– Ты думаешь? – спросил Николь.
– Это верно! Мы до сих пор еще не применяли этого средства, – ответил Барбикен, – но мы им скоро воспользуемся.
– Когда же? – спросил Мишель.
– Когда придет время. Заметьте, друзья, что при теперешнем положении снаряда, то есть при его наклоне к Луне, ракеты, изменив его положение, могут только отдалить его от Луны, а не приблизить к ней. А ведь вы непременно хотите попасть на Луну?
– Ну разумеется, – ответил Ардан.
– Тогда имейте терпение. Под каким-то необъяснимым влиянием снаряд начинает поворачиваться дном к Земле. Очень вероятно, что в точке равного притяжения его Коническая верхушка направится прямо к Луне. Можно надеяться, что в этот миг скорость его будет равна нулю. Вот тут-то и настанет время действовать: взрыв ракет, пожалуй, сможет бросить снаряд прямо на Луну…
– Браво! – воскликнул Мишель.
– Мы не сделали и не могли бы этого сделать при нашем первом перелете через мертвую точку, потому что снаряд летел тогда с очень значительной скоростью.
– Совершенно верно, – подтвердил Николь.
– Будем же терпеливы, – продолжал Барбикен. – Воспользуемся всеми имеющимися у нас возможностями. После стольких разочарований я снова начинаю верить, что мы достигнем цели!
Это заключение вызвало восторженные возгласы Ардана.
И при этом никому из безумцев не пришел в голову вопрос, на который сами же они только что ответили отрицательно: нет. Луна необитаема. Нет, Луна, по всем признакам, не может быть обитаема! И тем не менее они все-таки собирались сделать все возможное, чтобы попасть на эту необитаемую Луну!
Их занимал только вопрос, в какой именно момент снаряд достигнет точки равного притяжения, когда они собирались поставить на карту все, что было в их силах. Чтобы вычислить этот момент с точностью до одной секунды, Барбикену достаточно было справиться в своих путевых заметках и припомнить различные высоты, засеченные на лунных параллелях. Таким образом он вычислил, что для преодоления расстояния между мертвой точкой и южным полюсом нужно столько же времени, сколько и для перелета с северного полюса до мертвой точки. Время пройденного пути было точно зафиксировано по часам, что облегчало расчет. Барбикен заявил, что точки равного притяжения они достигнут ровно в час ночи с 7 на 8 декабря. В данную минуту было три часа ночи с 6 на 7 декабря. Стало быть, если ничто не помешает, снаряд должен долететь до мертвой точки через двадцать два часа.
Первоначально ракеты предназначались для того, чтобы ослабить падение снаряда на Луну, теперь же отважные путешественники собирались пустить их в ход с совершенно противоположной целью.
Ракеты были готовы; оставалось дождаться назначенной минуты.
– Ну теперь нам нечего больше делать, – сказал Николь, – поэтому я предлагаю…
– Что? – спросил Барбикен.
– Лечь спать.
– Вот тебе на! – вскричал Ардан.
– Мы уже сорок часов не смыкали глаз! Несколько часов сна восстановят наши силы.
– Ни за что не лягу! – воскликнул Мишель.
– Ну что ж! Вольному – воля. А я уже сплю!
И, растянувшись на диване, Николь тотчас же захрапел.
– Николь прав, – решил Барбикен. – Я последую его примеру.
Через несколько минут басовый храп председателя вторил баритону Николя.
– И у практичных людей иногда бывают дельные мысли, – сказал Мишель Ардан, очутившись без собеседников.
И, вытянув длинные ноги, подложив под голову мускулистые руки, он присоединился к друзьям.
Но сон наших путешественников не мог быть спокойным и продолжительным. Все трое были слишком озабочены. Около семи часов утра они уже проснулись и вскочили на ноги.
Ядро продолжало удаляться от Луны, все больше поворачиваясь к ней своей верхушкой. Явление это благоприятствовало планам Барбикена, хотя он и не мог найти ему объяснения.
До намеченного ими срока пуска ракет оставалось семнадцать часов.
Этот день показался нашим друзьям нескончаемым. Как ни велика была их отвага, сердца путешественников невольно замирали при мысли, что скоро наступит минута, когда решится вопрос – суждено ли ум упасть на Луну или вечно вращаться вокруг нее. Они считали часы и минуты, казавшиеся им бесконечными, Барбикен и Николь погрузились в расчеты. Ардан ходил взад и вперед по тесной каюте снаряда и поглядывал на бесстрастную Луну.
Время от времени путников охватывали воспоминания о Земле; они видели перед собой своих друзей, членов «Пушечного клуба», и прежде всего самого дорогого их сердцу Дж. Т. Мастона.
В эту минуту почтенный секретарь, вероятно, занимал свой пост в Скалистых горах. О чем он думал, если гигантский окуляр его телескопа позволял ему наблюдать за снарядом? Он, несомненно, видел, как ядро скрылось за южным полюсом Луны, а теперь, вероятно, обнаружил, как оно заворачивает из-за северного полюса. Он решил, должно быть, что снаряд превратился в спутник Луны! Распространил ли Мастон эту новую сенсацию по всему свету? Как отнесся он к столь неожиданной развязке их дерзкого предприятия?..
День прошел без приключений. Наступила полночь. Начинался день 8 декабря. Еще час – и точка равного притяжения будет достигнута. С какой скоростью летел сейчас снаряд? Вычислить это было невозможно. Но Барбикен не ошибался в расчетах. В час ночи скорость ядра должна была равняться нулю.
К тому же момент остановки снаряда в нейтральной точке должен был ознаменоваться характерным явлением: здесь находилась линия равновесия земного и лунного притяжения. В этом месте предметы не должны иметь веса. Этот интересный факт, так сильно поразивший Барбикена и его друзей в начале путешествия, должен был повториться и на обратном пути в соответствующих условиях. Именно в эту самую минуту и следовало действовать.
Коническая верхушка ядра уже заметно повернулась к лунному диску. При таком положении снаряда сила отдачи ракет бросит ядро прямо на Луну. Итак, все благоприятствовало успеху задуманного друзьями плана. Если в нейтральной точке скорость снаряда дойдет до нулевой, будет достаточно самого легкого толчка, чтобы вызвать падение снаряда на Луну.
– Без пяти минут час, – прошептал Николь.
– Все в порядке, – ответил Ардан, поднося заготовленный фитиль к горящей газовой горелке.
– Подожди, – сказал Барбикен, посмотрев на хронометр.
В эту минуту вес почти не ощущался. Путешественники могли обнаружить полное исчезновение силы тяжести на самих себе. Если они еще и не находились в мертвой точке, то были где-то совсем рядом.
– Час! – сказал Барбикен.
Ардан поднес зажженный фитиль к запальному шнуру, к которому были присоединены все ракеты. Из-за отсутствия воздуха детонации не последовало, но Барбикен увидел в окно пламя взрыва, которое очень скоро погасло.
Снаряд содрогнулся, и путешественников изрядно встряхнуло.
Трое друзей, безмолвные, еле переводя дыхание, напрягали все свое зрение, весь слух. Среди полной тишины казалось, что слышно, как бьются их сердца.
– Ну что, падаем? – спросил, наконец, Мишель.
– Нет! – ответил Николь. – Дно снаряда не поворачивается к лунному диску…
В эту минуту Барбикен, стоявший у окна, обернулся к своим спутникам. Лицо его покрывала смертельная бледность, брови были нахмурены, губы стиснуты.
– Мы падаем, – сказал он.
– Наконец-то! На Луну? – вскричал Мишель.
– На Землю! – ответил Барбикен.
– Черт возьми! – воскликнул Мишель, но тут же философски добавил: – Ну что делать! Залезая в это ядро, мы ведь не очень-то рассчитывали выбраться из него целыми и невредимыми.
С этой минуты действительно началось стремительное падение снаряда на Землю. Благодаря некоторой скорости, все еще сохранявшейся снарядом, он успел пересечь нейтральную линию, прежде чем друзья зажгли ракеты, и поэтому взрыв их уже не мог изменить его направления.
Та же скорость, которая благоприятствовала снаряду при прохождении нейтральной линии по пути на Луну, увлекла его теперь за эту линию и на обратном пути. Законы физики требовали, чтобы, описывая эллиптическую орбиту, ядро снова прошло по раз уже пройденному пути.
И вот теперь снаряд летел на Землю, притом со все возрастающей скоростью, вследствие непрерывно усиливающегося земного притяжения. Страшное падение с высоты 78 тысяч лье, которого уже ничто не в состоянии было ослабить! По законам баллистики снаряд должен был удариться о Землю со скоростью, равной его первоначальной скорости по вылете из колумбиады, то есть достигающей 16 тысяч метров в секунду.
Чтобы более наглядно представить себе эту цифру, вспомним, что согласно проведенным расчетам предмет, брошенный с одной из башен собора Парижской богоматери, высотой в 200 футов, упадет на мостовую со скоростью 120 лье в час. Снаряд же должен был удариться о Землю со скоростью 57 600 лье в час.
– Мы погибли! – хладнокровно произнес Николь.
– Ну что ж, – отозвался Барбикен в каком-то религиозном экстазе. – Это только еще больше углубит наш опыт. Теперь уже сам бог посвятит нас в тайны своего творения. На том свете наша душа уже не будет нуждаться для познания Вселенной ни в машинах, ни в приборах! Она сольется воедино с вечной мудростью!
– И то верно, – ответил Мишель. – На «том свете» мы уж во всяком случае будем вознаграждены за неудачу с какой-то жалкой планетишкой, называемой Луной.
Барбикен с видом глубочайшей покорности судьбе скрестил руки на груди.
– Предаю судьбу свою на волю неба! – сказал он.
Эта перемена озадачила Барбикена. Если снаряд вращался вокруг Луны по эллиптической орбите, почему же он не был обращен к ней своей наиболее тяжелой частью, как это происходит при вращении Луны вокруг Земли?
Наблюдая за движением снаряда, можно было заметить, что, отдаляясь от Луны, он следовал той же кривой, которую описывал при своем приближении к ней. Он летел по очень вытянутому эллипсу и, по-видимому, возвращался к точке, где лунное притяжение уравновешивалось земным.
Так по крайней мере решил Барбикен на основании своих наблюдений. Его мнение разделяли и оба друга. Снова вопросы посыпались градом:
– Что же с нами будет, когда мы достигнем этой мертвой точки? – спросил Ардан.
– Неизвестно, – ответил Барбикен.
– Но можно же сделать какие-нибудь предположения?
– Всего два: либо скорость снаряда окажется недостаточной и он навсегда останется в этой мертвой точке двойного притяжения…
– Я заранее могу сказать, что предпочитаю вторую возможность, в чем бы она ни заключалась, – прервал его Мишель.
– Либо скорость окажется достаточной и снаряд будет вечно вращаться вокруг Луны по эллиптической орбите.
– Мало утешительная перемена, – вздохнул Мишель. – Превратиться в скромные спутники Луны, когда мы привыкли в этой подчиненной роли видеть Луну! Нечего сказать, завидная участь!
Ни Барбикен, ни Николь ему не ответили.
– Что же вы молчите! – нетерпеливо воскликнул Мишель.
– Мне нечего сказать, – ответил Николь.
– И мы ничего не можем поделать?
– Ничего, – ответил Барбикен. – Разве можно бороться с невозможным?
– Неужели ты допускаешь, что один француз и два американца могут испугаться этого слова?
– Да что же можно сделать?
– Стать господином собственного движения! Управлять им!
– Управлять?
– Ну да, – отвечал Ардан, воодушевляясь. – Приостановить наше движение, изменить его: одним словом, заставить его служить нашим целям!
– Да как же это сделать?
– Это уж ваше дело. Если артиллеристы не умеют справиться со своими снарядами, они недостойны быть артиллеристами. Если снаряд командует канониром, такого канонира надо самого сунуть в пушку вместо заряда! Хороши ученые, нечего сказать!.. Сами заманили меня, а теперь не знают, что делать…
– Заманили! – вскричали Барбикен и Николь в один голос. – Что ты хочешь этим сказать?
– Теперь не время препираться. Я не жалуюсь. Прогулка мне нравится! Снаряд тоже по мне. Но теперь надо попытаться сделать все, что только в человеческих силах, чтобы попасть если уж не на Луну, так хоть куда-нибудь.
– Мы бы и рады что-нибудь сделать, – ответил Барбикен, – но у нас нет никаких возможностей.
– Мы не можем изменить движения снаряда?
– Нет!
– Не можем уменьшить его скорости?
– Нет!
– А что, если мы облегчим его, как облегчают перегруженное судно?
– Что же можно выбросить? – спросил Николь. – На нашем судне никакого балласта нет. К тому же я полагаю, что облегченный снаряд полетит еще быстрее.
– Нет, тише, – сказал Ардан.
– Нет, быстрее, – возразил Николь.
– Ни тише, ни быстрее, – прервал их Барбикен, – потому что мы несемся в пустом пространстве, где силы тяжести не существует.
– Ну значит, остается только одно! – решительно воскликнул Мишель.
– Что же?
– Завтракать, – невозмутимо ответил француз, всегда прибегавший к этому спасительному средству в самых затруднительных и безвыходных обстоятельствах.
Действительно, если завтрак и не мог оказать никакого влияния на движение ядра, им все же не следовало пренебрегать, хотя бы ради здоровья. Что ни говори, а идеи Мишеля всегда оказывались наиболее удачными.
Итак, в два часа утра друзья позавтракали: впрочем, время уже не имело значения. Предложенное Мишелем меню было обычным, но его увенчала бутылка доброго вина, извлеченная из потайного погребка. Если уж после нее в головах наших путешественников не возникнет никаких идей, значит, вино шамбертен 1863 года никуда не годилось.
Подкрепив свои силы, они возобновили наблюдения.
Вокруг ядра, на неизменном от него расстоянии, летели выброшенные предметы. Обращаясь вокруг Луны, снаряд, очевидно, не пересек никакой атмосферы, потому что в противном случае различный вес этих предметов изменил бы их относительное движение.
Со стороны Земли ничего не было видно, поскольку только накануне в полночь наступило «новоземелие». Только через два дня после этого, когда ее серп выйдет из солнечного освещения, Земля может снова служат» своего рода часами обитателям Луны: ведь каждая точка Земли при ее вращательном движении через каждые сутки пересекает один и тот же лунный меридиан.
Совершенно иную картину представляла Луна. Она сияла в полную силу среди бесчисленных созвездий, яркость которых не меркла от ее света. Лунные равнины уже приобретали тот пепельный оттенок, который наблюдался с Земли. Остальная часть диска сверкала по-прежнему, и среди этого сияния, подобно Солнцу, горела гора Тихо.
Барбикен никак не мог определить скорость снаряда, но, по его соображениям, эта скорость должна была в соответствии с законами механики постепенно уменьшаться.
Действительно, если допустить, что снаряд будет описывать орбиту вокруг Луны, то эта орбита должна неизбежно принять форму эллипса. Так утверждала наука. Этому закону подчинялось всякое тело, вращающееся вокруг другого тела, обладающего притяжением. Все орбиты, описываемые телами в пространстве, – эллиптические: по эллипсу движутся спутники планет, по эллипсу движутся планеты вокруг Солнца, и само Солнце движется по эллипсу вокруг какого-то неведомого светила, служащего ему осью. Не было никаких оснований предполагать, что этому закону не подчинится и снаряд «Пушечного клуба».
Раз притягивающее тело находится всегда в одном из двух фокусов эллиптической орбиты, следовательно снаряд в известный период должен быть ближе, в другой – дальше от светила, вокруг которого он обращается. Когда Земля приближается к Солнцу, она находится в перигелии, и, наоборот, в афелии она оказывается в точке, наиболее удаленной от Солнца. Точно так же и Луна – наиболее близка к Земле в перигее и наиболее удалена – в апогее. Если изобрести в отношении снаряда аналогичные термины, которые, несомненно, только обогатят астрономическую терминологию, то можно сказать, что, став спутником Луны, снаряд находится в «апоселене», когда он будет дальше всего от Луны, и в «периселене», когда он будет к ней ближе всего.
В этом последнем случае снаряд должен достигнуть наибольшей скорости, в первом случае – наименьшей. Сейчас он, очевидно, приближался к «апоселену», и Барбикен был прав, предполагая, что вплоть до этой точки скорость снаряда будет все время убывать, а затем снова увеличится по мере приближения к Луне. И наконец, эта скорость должна свестись к нулю, если «апоселеническая» точка совпадет с точкой равных притяжении.
Барбикен обдумывал, как отразятся все приведенные возможности на судьбе снаряда. Его размышления прервал возглас Мишеля.
– Какие же мы болваны, черт нас возьми! – вскричал Ардан.
– Не смею с этим спорить, – ответил Барбикен, – но за что именно ты нас так величаешь?
– Да ведь у нас же есть очень простое средство, чтобы умерить скорость снаряда, которая удаляет нас от Луны! А мы им не пользуемся.
– Какое же это средство?
– Сила отдачи наших ракет.
– Ты думаешь? – спросил Николь.
– Это верно! Мы до сих пор еще не применяли этого средства, – ответил Барбикен, – но мы им скоро воспользуемся.
– Когда же? – спросил Мишель.
– Когда придет время. Заметьте, друзья, что при теперешнем положении снаряда, то есть при его наклоне к Луне, ракеты, изменив его положение, могут только отдалить его от Луны, а не приблизить к ней. А ведь вы непременно хотите попасть на Луну?
– Ну разумеется, – ответил Ардан.
– Тогда имейте терпение. Под каким-то необъяснимым влиянием снаряд начинает поворачиваться дном к Земле. Очень вероятно, что в точке равного притяжения его Коническая верхушка направится прямо к Луне. Можно надеяться, что в этот миг скорость его будет равна нулю. Вот тут-то и настанет время действовать: взрыв ракет, пожалуй, сможет бросить снаряд прямо на Луну…
– Браво! – воскликнул Мишель.
– Мы не сделали и не могли бы этого сделать при нашем первом перелете через мертвую точку, потому что снаряд летел тогда с очень значительной скоростью.
– Совершенно верно, – подтвердил Николь.
– Будем же терпеливы, – продолжал Барбикен. – Воспользуемся всеми имеющимися у нас возможностями. После стольких разочарований я снова начинаю верить, что мы достигнем цели!
Это заключение вызвало восторженные возгласы Ардана.
И при этом никому из безумцев не пришел в голову вопрос, на который сами же они только что ответили отрицательно: нет. Луна необитаема. Нет, Луна, по всем признакам, не может быть обитаема! И тем не менее они все-таки собирались сделать все возможное, чтобы попасть на эту необитаемую Луну!
Их занимал только вопрос, в какой именно момент снаряд достигнет точки равного притяжения, когда они собирались поставить на карту все, что было в их силах. Чтобы вычислить этот момент с точностью до одной секунды, Барбикену достаточно было справиться в своих путевых заметках и припомнить различные высоты, засеченные на лунных параллелях. Таким образом он вычислил, что для преодоления расстояния между мертвой точкой и южным полюсом нужно столько же времени, сколько и для перелета с северного полюса до мертвой точки. Время пройденного пути было точно зафиксировано по часам, что облегчало расчет. Барбикен заявил, что точки равного притяжения они достигнут ровно в час ночи с 7 на 8 декабря. В данную минуту было три часа ночи с 6 на 7 декабря. Стало быть, если ничто не помешает, снаряд должен долететь до мертвой точки через двадцать два часа.
Первоначально ракеты предназначались для того, чтобы ослабить падение снаряда на Луну, теперь же отважные путешественники собирались пустить их в ход с совершенно противоположной целью.
Ракеты были готовы; оставалось дождаться назначенной минуты.
– Ну теперь нам нечего больше делать, – сказал Николь, – поэтому я предлагаю…
– Что? – спросил Барбикен.
– Лечь спать.
– Вот тебе на! – вскричал Ардан.
– Мы уже сорок часов не смыкали глаз! Несколько часов сна восстановят наши силы.
– Ни за что не лягу! – воскликнул Мишель.
– Ну что ж! Вольному – воля. А я уже сплю!
И, растянувшись на диване, Николь тотчас же захрапел.
– Николь прав, – решил Барбикен. – Я последую его примеру.
Через несколько минут басовый храп председателя вторил баритону Николя.
– И у практичных людей иногда бывают дельные мысли, – сказал Мишель Ардан, очутившись без собеседников.
И, вытянув длинные ноги, подложив под голову мускулистые руки, он присоединился к друзьям.
Но сон наших путешественников не мог быть спокойным и продолжительным. Все трое были слишком озабочены. Около семи часов утра они уже проснулись и вскочили на ноги.
Ядро продолжало удаляться от Луны, все больше поворачиваясь к ней своей верхушкой. Явление это благоприятствовало планам Барбикена, хотя он и не мог найти ему объяснения.
До намеченного ими срока пуска ракет оставалось семнадцать часов.
Этот день показался нашим друзьям нескончаемым. Как ни велика была их отвага, сердца путешественников невольно замирали при мысли, что скоро наступит минута, когда решится вопрос – суждено ли ум упасть на Луну или вечно вращаться вокруг нее. Они считали часы и минуты, казавшиеся им бесконечными, Барбикен и Николь погрузились в расчеты. Ардан ходил взад и вперед по тесной каюте снаряда и поглядывал на бесстрастную Луну.
Время от времени путников охватывали воспоминания о Земле; они видели перед собой своих друзей, членов «Пушечного клуба», и прежде всего самого дорогого их сердцу Дж. Т. Мастона.
В эту минуту почтенный секретарь, вероятно, занимал свой пост в Скалистых горах. О чем он думал, если гигантский окуляр его телескопа позволял ему наблюдать за снарядом? Он, несомненно, видел, как ядро скрылось за южным полюсом Луны, а теперь, вероятно, обнаружил, как оно заворачивает из-за северного полюса. Он решил, должно быть, что снаряд превратился в спутник Луны! Распространил ли Мастон эту новую сенсацию по всему свету? Как отнесся он к столь неожиданной развязке их дерзкого предприятия?..
День прошел без приключений. Наступила полночь. Начинался день 8 декабря. Еще час – и точка равного притяжения будет достигнута. С какой скоростью летел сейчас снаряд? Вычислить это было невозможно. Но Барбикен не ошибался в расчетах. В час ночи скорость ядра должна была равняться нулю.
К тому же момент остановки снаряда в нейтральной точке должен был ознаменоваться характерным явлением: здесь находилась линия равновесия земного и лунного притяжения. В этом месте предметы не должны иметь веса. Этот интересный факт, так сильно поразивший Барбикена и его друзей в начале путешествия, должен был повториться и на обратном пути в соответствующих условиях. Именно в эту самую минуту и следовало действовать.
Коническая верхушка ядра уже заметно повернулась к лунному диску. При таком положении снаряда сила отдачи ракет бросит ядро прямо на Луну. Итак, все благоприятствовало успеху задуманного друзьями плана. Если в нейтральной точке скорость снаряда дойдет до нулевой, будет достаточно самого легкого толчка, чтобы вызвать падение снаряда на Луну.
– Без пяти минут час, – прошептал Николь.
– Все в порядке, – ответил Ардан, поднося заготовленный фитиль к горящей газовой горелке.
– Подожди, – сказал Барбикен, посмотрев на хронометр.
В эту минуту вес почти не ощущался. Путешественники могли обнаружить полное исчезновение силы тяжести на самих себе. Если они еще и не находились в мертвой точке, то были где-то совсем рядом.
– Час! – сказал Барбикен.
Снаряд содрогнулся, и путешественников изрядно встряхнуло.
Трое друзей, безмолвные, еле переводя дыхание, напрягали все свое зрение, весь слух. Среди полной тишины казалось, что слышно, как бьются их сердца.
– Ну что, падаем? – спросил, наконец, Мишель.
– Нет! – ответил Николь. – Дно снаряда не поворачивается к лунному диску…
– Мы падаем, – сказал он.
– Наконец-то! На Луну? – вскричал Мишель.
– На Землю! – ответил Барбикен.
– Черт возьми! – воскликнул Мишель, но тут же философски добавил: – Ну что делать! Залезая в это ядро, мы ведь не очень-то рассчитывали выбраться из него целыми и невредимыми.
С этой минуты действительно началось стремительное падение снаряда на Землю. Благодаря некоторой скорости, все еще сохранявшейся снарядом, он успел пересечь нейтральную линию, прежде чем друзья зажгли ракеты, и поэтому взрыв их уже не мог изменить его направления.
Та же скорость, которая благоприятствовала снаряду при прохождении нейтральной линии по пути на Луну, увлекла его теперь за эту линию и на обратном пути. Законы физики требовали, чтобы, описывая эллиптическую орбиту, ядро снова прошло по раз уже пройденному пути.
И вот теперь снаряд летел на Землю, притом со все возрастающей скоростью, вследствие непрерывно усиливающегося земного притяжения. Страшное падение с высоты 78 тысяч лье, которого уже ничто не в состоянии было ослабить! По законам баллистики снаряд должен был удариться о Землю со скоростью, равной его первоначальной скорости по вылете из колумбиады, то есть достигающей 16 тысяч метров в секунду.
Чтобы более наглядно представить себе эту цифру, вспомним, что согласно проведенным расчетам предмет, брошенный с одной из башен собора Парижской богоматери, высотой в 200 футов, упадет на мостовую со скоростью 120 лье в час. Снаряд же должен был удариться о Землю со скоростью 57 600 лье в час.
– Мы погибли! – хладнокровно произнес Николь.
– Ну что ж, – отозвался Барбикен в каком-то религиозном экстазе. – Это только еще больше углубит наш опыт. Теперь уже сам бог посвятит нас в тайны своего творения. На том свете наша душа уже не будет нуждаться для познания Вселенной ни в машинах, ни в приборах! Она сольется воедино с вечной мудростью!
– И то верно, – ответил Мишель. – На «том свете» мы уж во всяком случае будем вознаграждены за неудачу с какой-то жалкой планетишкой, называемой Луной.
Барбикен с видом глубочайшей покорности судьбе скрестил руки на груди.
– Предаю судьбу свою на волю неба! – сказал он.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Промеры «Сускеганны».
– Ну что, лейтенант, как идут работы?
– Полагаю, что дело подходит к концу, – ответил лейтенант Бронсфильд. – Но кто бы предположил, что у самой суши может быть такая глубина: всего в какой-нибудь сотне лье от американского берега.
– Действительно, здесь очень глубокая впадина, – сказал капитан Бломсбери. – В этом месте находится подводная долина, размытая течением Гумбольдта, которое омывает берега Америки вплоть до самого Магелланова пролива.
– Такие большие глубины затрудняют прокладку телеграфного кабеля. Плоское дно, по которому проложен американский кабель между Валенцией и Ньюфаундлендом, куда удобнее.
– Не спорю, Бронсфильд. А осмелюсь спросить, лейтенант, как обстоит дело в данную минуту?
– Сейчас у нас размотано уже двадцать одна тысяча футов троса, а ядро, которое тянет лот, еще не коснулось дна, потому что иначе лот поднялся бы наверх сам собой.
– Остроумнейшая машина – этот снаряд Брука. С какой точностью позволяет он измерять глубины!
– Дно! – крикнул один из матросов, наблюдавший за работой.
Капитан и лейтенант направились к корме.
– Ну что, какова глубина? – спросил капитан.
– Двадцать одна тысяча семьсот шестьдесят два фута, – ответил лейтенант, записывая эту цифру в блокнот.
– Отлично, Бронсфильд! Я нанесу эти показаний на карту. А теперь прикажите выбрать лот. С ним еще будет возни на несколько часов. Тем временем механик распорядится развести пары, и, как только вы кончите, мы снимемся с якоря. Уже десять часов вечера, и я, с вашего позволения, отправляюсь спать.
– Спокойной ночи! – любезно ответил лейтенант.
Капитан «Сускеганны» – отличный человек и добрейший начальник – отправился в свою каюту, выпил грогу, осыпав буфетчика нескончаемыми похвалами, лег на кровать, поблагодарив слугу за уменье стелить постель, и заснул сном праведника.
Было десять часов вечера. Одиннадцатый день декабря постепенно переходил в самую упоительную южную ночь.
Корвет «Сускеганна» мощностью в пятьсот лошадиных сил, принадлежащий национальному флоту Соединенных Штатов, производил промеры дна Тихого океана приблизительно в ста лье от американского берега против узкого полуострова, вытянувшегося со стороны Мексиканского берега.
Ветер мало-помалу стих. Воздух словно замер. Флаг неподвижно висел на мачте корвета.
Капитан Джонатан Бломсбери – родственник полковника Бломсбери, одного из активнейших членов «Пушечного клуба», женатого на урожденной Горшбидден – тетки капитана и дочери почтенного коммерсанта из Кентукки, – капитан Бломсбери не мог нарадоваться на прекрасную погоду, способствующую успешному завершению измерительных работ.
Ряд промеров, произведенных «Сускеганной», имел целью исследовать глубины, наиболее благоприятные для прокладки подводного кабеля между Гавайскими островами и Американским материком.
Эти работы выполнялись по проекту одной крупной компании, директор которой – предприимчивый Сайрус Филд – предполагал охватить сетью телеграфных проводов все острова Океании – грандиозное предприятие, достойное американцев.
Корвету «Сускеганна» были поручены первые промеры. В ночь с 11 на 12 декабря корвет находился на 27° 7' северной широты и 41° 37' западной долготы по Вашингтонскому меридиану.
Луна в последней своей четверти начинала подыматься над горизонтом.
По уходе капитана Бломсбери лейтенант Бронефильд и кое-кто из офицеров собрались на юте. При появлении Луны их мысли устремились к ночному светилу, на которое в те дни были обращены глаза всего полушария.
Даже лучшие морские трубы не могли бы обнаружить снаряда, блуждавшего где-то вокруг Луны, но телескопы всего мира были в эту минуту направлены на нее, и миллионы людей не отводили глаз от ее сверкающего диска.
– Вот уже десять дней, как они улетели, – сказал лейтенант Бронсфильд. – Где-то они сейчас?
– Прибыли к месту назначения! – воскликнул молодой мичман. – И сейчас они, должно быть, как всякий путешественник, прибывающий в новое место, заняты прогулкой по окрестностям.
– Не смею сомневаться в ваших словах, – ответил, улыбаясь, лейтенант.
– Сомневаться в их прибытии действительно невозможно, – заметил другой офицер. – Снаряд должен был достигнуть Луны в момент ее полнолуния, пятого числа, в полночь. Теперь у нас одиннадцатое декабря, прошло, стало быть, шесть суток. А за шесть суток можно вполне успеть устроиться со всеми удобствами на новом месте. Мне ясно представляется, как наши отважные земляки расположились где-нибудь в глубокой долине, на берегу лунного ручья, около снаряда, наполовину ушедшего при падении в вулканическую почву. Я вижу, как Николь, вооружившись нивелиром, измеряет рельеф местности, Барбикен приводит в порядок свои путевые заметки, а Мишель Ардан разгуливает по лунным полям, покуривая душистую сигарету.
– Да! Да! Так оно и должно быть! – воскликнул мичман в восторге от идиллической картины житья-бытья лунных новоселов.
– Дай бог, чтоб это было так, – сказал лейтенант Бронсфильд, не проявляя никакого восторга. – К несчастью, мы никогда не сможем получить никаких непосредственных известий от наших друзей.
– Извините, лейтенант, разве Барбикен разучился писать? – спросил мичман.
Шутка мичмана была встречена всеобщим смехом.
– Не письма, – с живостью подхватил мичман, – не письма, конечно! Почта тут ни при чем.
– Может быть, вы ждете телеграммы? – с иронией осведомился один из офицеров.
– Нет, и не телеграммы, – ответил мичман, нимало не смущаясь. – Сообщение с Землей им очень легко установить графическим способом.
– Как же это так?
– При помощи лонгспикского телескопа. Вы знаете, что он приближает Луну к Скалистым горам на расстояние двух лье и позволяет видеть на ее поверхности все предметы диаметром не менее девяти футов. Наши лунные герои должны смастерить исполинскую азбуку, начертить слова длиной в сто туазов, а фразы – длиной в целые лье! Таким способом они легко могли бы ознакомить нас со своим положением.
Все громко зааплодировали изобретательному мичману. Лейтенант Бронсфильд признал его мысль вполне выполнимой. Кроме того, он предложил еще один способ непосредственной связи с Землей при помощи пучков ярких лучей, отраженных параболическими зеркалами. Эти лучи были бы так же видимы с Венеры или Марса,. как планета Нептун видима с Земли. В заключение он заявил, что блестящие точки, не раз наблюдавшиеся на ближайших планетах, возможно, были сигналами, которые подавали оттуда Земле. Впрочем, лейтенант оговорился, что если описанным способом и можно получать известия с Луны, то сообщения с Земли посылать нельзя, разве только обитатели Луны имеют в своем распоряжении приборы для дальних наблюдений.
– Самое интересное, по-моему, – это узнать, что сталось с путешественниками, что они делают, что видят, – вмешался один из офицеров. – Впрочем, если этот первый опыт удастся, в чем я не сомневаюсь, его, конечно, повторят. Колумбиада ведь по-прежнему врыта в землю во Флориде. Значит, дело только в снаряде да в порохе; всякий раз, как Луна будет проходить через зенит, в нее можно будет выпалить зарядом… экскурсантов.
– Мастон, без сомнения, на днях присоединится к своим друзьям! – сказал лейтенант.
– Пусть только скажет слово, я охотно полечу вместе с ним! – воскликнул мичман.
– Полагаю, что дело подходит к концу, – ответил лейтенант Бронсфильд. – Но кто бы предположил, что у самой суши может быть такая глубина: всего в какой-нибудь сотне лье от американского берега.
– Действительно, здесь очень глубокая впадина, – сказал капитан Бломсбери. – В этом месте находится подводная долина, размытая течением Гумбольдта, которое омывает берега Америки вплоть до самого Магелланова пролива.
– Такие большие глубины затрудняют прокладку телеграфного кабеля. Плоское дно, по которому проложен американский кабель между Валенцией и Ньюфаундлендом, куда удобнее.
– Не спорю, Бронсфильд. А осмелюсь спросить, лейтенант, как обстоит дело в данную минуту?
– Сейчас у нас размотано уже двадцать одна тысяча футов троса, а ядро, которое тянет лот, еще не коснулось дна, потому что иначе лот поднялся бы наверх сам собой.
– Остроумнейшая машина – этот снаряд Брука. С какой точностью позволяет он измерять глубины!
– Дно! – крикнул один из матросов, наблюдавший за работой.
Капитан и лейтенант направились к корме.
– Ну что, какова глубина? – спросил капитан.
– Двадцать одна тысяча семьсот шестьдесят два фута, – ответил лейтенант, записывая эту цифру в блокнот.
– Отлично, Бронсфильд! Я нанесу эти показаний на карту. А теперь прикажите выбрать лот. С ним еще будет возни на несколько часов. Тем временем механик распорядится развести пары, и, как только вы кончите, мы снимемся с якоря. Уже десять часов вечера, и я, с вашего позволения, отправляюсь спать.
– Спокойной ночи! – любезно ответил лейтенант.
Капитан «Сускеганны» – отличный человек и добрейший начальник – отправился в свою каюту, выпил грогу, осыпав буфетчика нескончаемыми похвалами, лег на кровать, поблагодарив слугу за уменье стелить постель, и заснул сном праведника.
Было десять часов вечера. Одиннадцатый день декабря постепенно переходил в самую упоительную южную ночь.
Корвет «Сускеганна» мощностью в пятьсот лошадиных сил, принадлежащий национальному флоту Соединенных Штатов, производил промеры дна Тихого океана приблизительно в ста лье от американского берега против узкого полуострова, вытянувшегося со стороны Мексиканского берега.
Ветер мало-помалу стих. Воздух словно замер. Флаг неподвижно висел на мачте корвета.
Ряд промеров, произведенных «Сускеганной», имел целью исследовать глубины, наиболее благоприятные для прокладки подводного кабеля между Гавайскими островами и Американским материком.
Эти работы выполнялись по проекту одной крупной компании, директор которой – предприимчивый Сайрус Филд – предполагал охватить сетью телеграфных проводов все острова Океании – грандиозное предприятие, достойное американцев.
Корвету «Сускеганна» были поручены первые промеры. В ночь с 11 на 12 декабря корвет находился на 27° 7' северной широты и 41° 37' западной долготы по Вашингтонскому меридиану.
Луна в последней своей четверти начинала подыматься над горизонтом.
По уходе капитана Бломсбери лейтенант Бронефильд и кое-кто из офицеров собрались на юте. При появлении Луны их мысли устремились к ночному светилу, на которое в те дни были обращены глаза всего полушария.
Даже лучшие морские трубы не могли бы обнаружить снаряда, блуждавшего где-то вокруг Луны, но телескопы всего мира были в эту минуту направлены на нее, и миллионы людей не отводили глаз от ее сверкающего диска.
– Вот уже десять дней, как они улетели, – сказал лейтенант Бронсфильд. – Где-то они сейчас?
– Прибыли к месту назначения! – воскликнул молодой мичман. – И сейчас они, должно быть, как всякий путешественник, прибывающий в новое место, заняты прогулкой по окрестностям.
– Не смею сомневаться в ваших словах, – ответил, улыбаясь, лейтенант.
– Сомневаться в их прибытии действительно невозможно, – заметил другой офицер. – Снаряд должен был достигнуть Луны в момент ее полнолуния, пятого числа, в полночь. Теперь у нас одиннадцатое декабря, прошло, стало быть, шесть суток. А за шесть суток можно вполне успеть устроиться со всеми удобствами на новом месте. Мне ясно представляется, как наши отважные земляки расположились где-нибудь в глубокой долине, на берегу лунного ручья, около снаряда, наполовину ушедшего при падении в вулканическую почву. Я вижу, как Николь, вооружившись нивелиром, измеряет рельеф местности, Барбикен приводит в порядок свои путевые заметки, а Мишель Ардан разгуливает по лунным полям, покуривая душистую сигарету.
– Да! Да! Так оно и должно быть! – воскликнул мичман в восторге от идиллической картины житья-бытья лунных новоселов.
– Дай бог, чтоб это было так, – сказал лейтенант Бронсфильд, не проявляя никакого восторга. – К несчастью, мы никогда не сможем получить никаких непосредственных известий от наших друзей.
– Извините, лейтенант, разве Барбикен разучился писать? – спросил мичман.
Шутка мичмана была встречена всеобщим смехом.
– Не письма, – с живостью подхватил мичман, – не письма, конечно! Почта тут ни при чем.
– Может быть, вы ждете телеграммы? – с иронией осведомился один из офицеров.
– Нет, и не телеграммы, – ответил мичман, нимало не смущаясь. – Сообщение с Землей им очень легко установить графическим способом.
– Как же это так?
– При помощи лонгспикского телескопа. Вы знаете, что он приближает Луну к Скалистым горам на расстояние двух лье и позволяет видеть на ее поверхности все предметы диаметром не менее девяти футов. Наши лунные герои должны смастерить исполинскую азбуку, начертить слова длиной в сто туазов, а фразы – длиной в целые лье! Таким способом они легко могли бы ознакомить нас со своим положением.
Все громко зааплодировали изобретательному мичману. Лейтенант Бронсфильд признал его мысль вполне выполнимой. Кроме того, он предложил еще один способ непосредственной связи с Землей при помощи пучков ярких лучей, отраженных параболическими зеркалами. Эти лучи были бы так же видимы с Венеры или Марса,. как планета Нептун видима с Земли. В заключение он заявил, что блестящие точки, не раз наблюдавшиеся на ближайших планетах, возможно, были сигналами, которые подавали оттуда Земле. Впрочем, лейтенант оговорился, что если описанным способом и можно получать известия с Луны, то сообщения с Земли посылать нельзя, разве только обитатели Луны имеют в своем распоряжении приборы для дальних наблюдений.
– Самое интересное, по-моему, – это узнать, что сталось с путешественниками, что они делают, что видят, – вмешался один из офицеров. – Впрочем, если этот первый опыт удастся, в чем я не сомневаюсь, его, конечно, повторят. Колумбиада ведь по-прежнему врыта в землю во Флориде. Значит, дело только в снаряде да в порохе; всякий раз, как Луна будет проходить через зенит, в нее можно будет выпалить зарядом… экскурсантов.
– Мастон, без сомнения, на днях присоединится к своим друзьям! – сказал лейтенант.
– Пусть только скажет слово, я охотно полечу вместе с ним! – воскликнул мичман.