Он мог бы схватиться за нее обеими руками, пожертвовав ребенком, но это ему даже не пришло в голову.
   Тем временем Джек Райан и остальные, встревоженные криками Гарри, тянули веревку все сильнее.
   Гарри чувствовал, что не выдержит. Лицо у него налилось кровью. Он закрыл глаза, ожидая, что упадет в пропасть, потом снова открыл их…
   Птица, без сомнения испугавшись, исчезла.
   Что касается Гарри, то в тот миг, когда он готов был выпустить веревку, которую уже едва удерживал, его подхватили и вытащили из колодца вместе с ребенком.
   Тогда наступила реакция, и он без сознания упал на руки товарищей.

15. НЕЛЛЬ В КОТТЕДЖЕ

   Через два часа Гарри, не сразу пришедший в себя, и едва живой ребенок с помощью Джека Райана и его товарищей добрались до коттеджа. Здесь они рассказали старому мастеру все происшедшее, и Мэдж окружила заботами бедное создание, спасенное ее сыном.
   Гарри думал, что спас из пропасти ребенка. Но это была девушка лет пятнадцати – шестнадцати. Ее затуманенный, полный удивления взгляд, худенькое, осунувшееся от страданий личико, словно никогда не видевшее дневного света, и хрупкая, невысокая фигурка придавали ей странную прелесть. Джек Райан с некоторым основанием сравнил ее с миловидным эльфом. Вероятно, благодаря особым условиям, в которых она, быть может, жила до сих пор, девушка казалась не вполне человеческим существом. Выражение лица у нее было странное; в глазах, видимо утомленных светом лампы в коттедже, сквозило недоумение, словно все вокруг было новым для них.
   Когда девушку уложили в постель и стало ясно, что она возвращается к жизни, будто приходит в себя после долгого сна, старая шотландка спросила ее:
   – Как тебя зовут?
   – Нелль, – ответила девушка.
   – Нелль, – продолжала Мэдж, – ты больна?
   – Я голодна, – ответила Нелль. – Я не ела уже… уже…
   По этим немногим словам чувствовалось, что Нелль не привыкла говорить. Она объяснялась на старом гаэльском наречии, принятом в семье Симона Форда.
   Услыхав ответ девушки, Мэдж тотчас же принесла ей поесть. Нелль умирала от голода. Сколько времени она пробыла в глубине колодца – никто не мог сказать.
   – Сколько дней ты пробыла там внизу, дитя мое? – спросила Мэдж.
   Нелль не ответила. Казалось, она не поняла заданного ей вопроса.
   – Сколько дней? – повторила Мэдж.
   – Дней? – переспросила Нелль, – это слово, по-видимому, ничего ей не говорило; потом она покачала головой, как человек, не понимающий, о чем его спрашивают.
   Мэдж взяла руку Нелль и, тихонько поглаживая ее, спросила, ласково глядя на девушку:
   – Сколько тебе лет, дитя мое?
   Нелль опять покачала головой.
   – Да, да, – повторила Мэдж, – сколько лет?
   – Лет? – переспросила Нелль, – это слово, видимо, имело для нее не больше смысла, чем слово «день».
   Симон Форд, Гарри, Джек Райан и его товарищи смотрели на нее со смешанным чувством жалости и симпатии. Это бедное хрупкое существо, одетое в жалкое рубище из грубой ткани, глубоко трогало их.
   Гарри более всего в Нелль привлекала именно ее странность. Он подошел к ней и, взяв за руку, которую его мать только что выпустила, взглянул девушке прямо в лицо; на губах у нее появилось что-то вроде улыбки. Он спросил:
   – Нелль… там, внизу… в шахте… ты была одна?
   – Одна! одна! – воскликнула девушка, приподнимаясь. В чертах у нее выразился испуг, глаза, смягчившиеся было под взглядом молодого человека, снова стали дикими. – Одна! одна! – повторила она и вновь упала на подушку: силы вдруг оставили ее.
   – Бедная девочка еще слишком слаба и не может говорить, – сказала Мэдж, уложив ее опять. – Несколько часов сна и хорошая еда вернут ей силы. Идем, Симон! Идем, Гарри! Уйдемте все, друзья мои, и дадим ей уснуть.
   По совету Мэдж Нелль оставили одну, и через минуту она заснула крепким сном.
   Это происшествие наделало немало шуму не только в копях, но и в графстве Стерлинг, а вскоре и во всем Соединенном королевстве. Ореол таинственности вокруг Нелль все усиливался. Если бы девушку нашли внутри сланцевого пласта, подобно тем допотопным созданиям, которых удар кайла вызволяет из каменного плена, то и тогда этот случай не вызвал бы таких шумных толков.
   Сама того не зная, Нелль прославилась. Ее приключения послужили суеверным людям новой темой для фантастических рассказов. Они охотно считали Нелль духом Нового Эберфойла, и когда Джек Райан говорил об этом своему другу Гарри, тот отвечал:
   – Пусть так, Джек. Во всяком случае, это добрый дух. Он помогал нам, приносил хлеб и воду, когда мы были замурованы в шахте. Этим духом могла быть только она! А что касается злого духа, то если он остался в шахте, мы его непременно разыщем!
   Разумеется, инженера Джемса Старра тотчас же известили о случившемся. Он с величайшей осторожностью расспросил девушку, к которой уже на следующий день после появления в коттедже вернулись силы. Она показалась ему существом, совершенно не знающим жизни. Нелль была умна, и это обнаружилось очень быстро, но не имела представления о некоторых простейших вещах, – между прочим, о времени. Было очевидно, что она не привыкла делить время ни на часы, ни на дни, и даже слова эти были ей незнакомы. Кроме того, ее глаза, привыкшие к темноте, с трудом переносили блеск электричества; в темноте же ее зрение было необычайно острым, а сильно расширенный зрачок позволял ей видеть в самом глубоком мраке. Было ясно также, что ей никогда не приходилось воспринимать впечатления внешнего мира, что никакой горизонт, кроме горизонта копей, не развертывался перед ее глазами, что весь мир для нее ограничивался этими мрачными подземельями. Знала ли бедная девушка, что в мире существуют солнце и звезды, города и села, вселенная, где движутся бесчисленные миры? Это нельзя было выяснить до тех пор, пока некоторые слова, до сих пор неизвестные ей, не получат для нее определенного значения.
   Что касается вопроса о том, жила ли Нелль в недрах Нового Эберфойла одна, то Джемсу Старру пришлось отказаться от его разрешения. Всякий намек на это приводил странное создание в ужас. Нелль или не могла, или не хотела отвечать; в ее молчании, несомненно, крылась какая-то тайна.
   – Хочешь ты остаться с нами? Хочешь ли вернуться туда, где была? – спросил ее Джемс Старр.
   На первый из этих вопросов она ответила «О да!», на второй лишь вскрикнула от ужаса, но не сказала ни слова.
   Упорное молчание Нелль тревожило Джемса Старра, Симона Форда и Гарри. Они не могли забыть о странных событиях, сопровождавших открытие копей. И несмотря на то, что за три года не случилось ничего дурного, они продолжали ожидать от своего незримого врага какого-нибудь нового нападения. Собравшись большой группой и хорошо вооружившись, они исследовали таинственный колодец, но не нашли там никаких подозрительных признаков. Колодец сообщался с нижними ярусами пещеры, расположенными в угленосных слоях.
   Джемс Старр, Симон Форд и Гарри часто обсуждали все это. Если в шахте скрывается один или несколько злоумышленников, если они готовят новое нападение, Нелль, вероятно, могла бы сказать об этом, – но она молчала. Малейший намек на прошлое вызывал у нее слезы, и лучше было не настаивать. Со временем ее тайна, несомненно, откроется.
   Через две недели после своего появления в коттедже Нелль уже стала понятливой и усердной помощницей старой Мэдж. Очевидно, ей казалось вполне естественным остаться в доме, где ее так радушно приняли сострадательные люди; возможно также, что она не представляла себе, что могла бы жить где-либо в ином месте. Она вполне удовлетворялась обществом семейства Форд, а эти добрые люди само собой стали считать ее своей приемной дочерью с того мгновения, как она вошла в их дом.
   Нелль действительно была прелестна, а в новой жизни стала еще красивее. Несомненно, это были первые счастливые дни в ее жизни. Она чувствовала глубокую благодарность к людям, которым была обязана этим счастьем. Мэдж относилась к Нелль с материнской нежностью; старый мастер не чаял в ней души. Впрочем, ее любили все, и Джек Райан сожалел только о том, что не спас ее сам. Он часто приходил в коттедж. Он часто пел, и Нелль, никогда ранее не слышавшей пения, это очень нравилось; но видно было, что песням Джека Райана девушка предпочитает более серьезные беседы с Гарри, который мало-помалу учил ее всему, чего она не знала о внешнем мире.
   Нужно сказать, что с тех пор как Нелль приняла вполне естественный вид прелестной девушки, Джеку Райану пришлось признаться, что его вера в духов значительно ослабела.
   Кроме того, через два месяца его суеверию был нанесен новый удар. К этому времени Гарри сделал довольно неожиданное открытие, которым отчасти объяснялось появление Огненных женщин на развалинах замка Дендональд в Эрвине.
   Однажды, обследуя самые дальние закоулки южной части шахты, что продолжалось несколько дней, Гарри с трудом пробрался в узкий штрек между слоями сланца. Внезапно он, к своему удивлению, очутился на открытом воздухе. Штрек, поднимавшийся наклонно к поверхности земли, кончался как раз в развалинах замка Дендональд. Следовательно, между Новым Эберфойлом и холмом, на котором возвышался старый замок, существовал тайный ход. Верхнее устье его, скрытое камнями и кустарником, было совершенно невидимо извне, и не удивительно, что при расследовании его не нашли.
   Через несколько дней Джемс Старр, которого привел сюда Гарри, сам осмотрел этот естественный выход из угольных копей.
   – Вот убедительное доказательство для суеверных людей, – сказал он. – Прощайте, духи, гномы и Огненные женщины!
   – Не думаю, мистер Старр, – возразил Гарри, – что мы должны этому радоваться. Их преемники вряд ли лучше, чем они, а может быть, и хуже.
   – Это верно, Гарри, – ответил инженер, – но что же делать? Очевидно, существа, скрывающиеся в шахте, сообщаются по этому проходу с поверхностью земли. Это они, конечно, завлекли своим факелом в ту бурную ночь судно «Мотала» к берегу и, как старинные береговые пираты, ограбили бы его, не будь там Джека Райана с товарищами. Во всяком случае, все объясняется. Вот и вход в их притон! Но там ли они?
   – Там, потому что Нелль дрожит, когда ей говорят об этом, – убежденно ответил Гарри. – Конечно, там. Но она не хочет или не смеет об этом говорить!
   Очевидно, Гарри был прав. Если бы таинственные хозяева шахты покинули ее или умерли, то у девушки не было бы причин хранить молчание.
   Однако Джемс Старр непременно хотел проникнуть в ее тайну. Он чувствовал, что от этого может зависеть будущее новых копей. И тогда были предприняты новые, очень тщательные розыски. Предупредили судебные власти. Агенты устроили засаду в развалинах замка. Дендональд. Гарри сам в течение нескольких ночей прятался в чаще кустарников, покрывавших холм. Напрасный труд. Ничего не удалось открыть. Никто не появлялся в устье прохода.
   Вскоре пришлось заключить, что злоумышленники, должно быть, окончательно покинули Новый Эберфойл; что касается Нелль, то они, вероятно, считают ее погибшей в колодце, где она была оставлена. До начала разработок копь служила им надежным убежищем, безопасным от всяких преследований. Но теперь обстоятельства изменились. Притон стало затруднительно скрыть. Итак, вполне разумно было предположить, что за будущее опасаться нечего.
   Однако Джемс Старр не был вполне уверен в этом. Гарри тоже не хотел сдаваться и часто повторял:
   – Нелль явно была замешана во всей этой тайне. Если ей бояться нечего, то почему она молчит? Она счастлива с нами, – в этом сомневаться нельзя. Она любит всех нас, обожает мою мать. А если она не рассказывает о своем прошлом, о том, что могло бы успокоить нас за будущее, то, значит, над ней тяготеет какая-то тайна, раскрыть которую запрещает ей совесть. Может быть также, она считает своим долгом хранить это необъяснимое молчание больше ради нас, чем ради себя!
   По всем этим соображениям решено было не касаться в разговорах ничего, что могло бы напомнить девушке о ее прошлом.
   Но все же Гарри случилось однажды открыть ей, насколько Джемс Старр, он сам и его родители считают себя обязанными ей.
   Был праздничный день. Все отдыхали как на поверхности графства Стерлинг, так и в подземном царстве. Рабочие гуляли; под звонкими сводами Нового Эберфойла всюду раздавались песни.
   Гарри и Нелль покинули коттедж и медленно шли вдоль левого берега озера Малькольм. Электрические фонари горели здесь не так ярко, и их лучи причудливо дробились на живописных утесах, поддерживавших своды. Эта полутьма была приятна для Нелль, с трудом привыкавшей к свету.
   После прогулки, длившейся час, Гарри со своей спутницей остановились перед часовней святого Жиля на природной площадке, возвышавшейся над водами озера.
   – Твои глаза, Нелль, еще не привыкли к свету, – сказал Гарри, – и тебе не вынести солнечного блеска.
   – Нет, конечно, – ответила девушка, – если солнце таково, каким ты мне его описывал, Гарри.
   – Нелль, – возразил Гарри, – рассказывая тебе о солнце, я не мог дать тебе верного представления ни о его великолепии, ни о красотах того мира, которого ты еще не видела. Но скажи мне, возможно ли, чтобы со дня своего рождения в глубинах шахты ты никогда не поднималась на поверхность?
   – Никогда, Гарри, – ответила Нелль. – И не думаю, чтобы отец или мать носили меня туда даже маленькой. Я, несомненно, помнила бы об этом.
   – Пожалуй, – сказал Гарри. – Впрочем, в те времена, Нелль, многие, не только ты, не покидали шахты. Сообщение с внешним миром было трудное, и я знавал немало, юношей и девушек, которые в твоем возрасте совсем не знали, какая жизнь идет наверху, как не знаешь и ты. Но теперь поезд за несколько минут выносит нас по большому туннелю на поверхность земли. И я с нетерпением жду, Нелль, чтобы ты сказала мне: «Идем, Гарри, мои глаза вынесут дневной свет! Я хочу увидеть солнце! Я хочу увидеть божий мир!»
   – Я и скажу это, Гарри, и надеюсь, что скоро. Я пойду с тобой полюбоваться миром, и все же…
   – Что ты хочешь сказать, Нелль? – с живостью спросил Гарри. – Неужели ты будешь жалеть о том, что покинула черную пропасть, где ты провела первые годы своей жизни и откуда тебя извлекли почти мертвой?
   – Нет, Гарри, – ответила девушка. – Я лишь думала, что мрак тоже прекрасен. Если бы ты знал, что видят глаза, привыкшие к нему! В нем есть тени, – они скользят, и за их полетом хочется последовать. Иногда взору представляются переплетенные круги, от которых не хочется оторвать глаз! В самой глубине копи есть черные углубления, полные смутных отсветов. А то слышатся шорохи, словно говорящие о чем-то. Знаешь, Гарри, нужно прожить здесь долго, чтобы понять то, что я чувствую и чего не могу выразить словами!
   – И тебе, Нелль, было не страшно оставаться одной?
   – Гарри, – ответила девушка, – я ничего не боялась, именно когда я была одна.
   Голос Нелль слегка изменился при этих словах. Гарри, однако, счел своим долгом расспросить ее и потому продолжал:
   – Но ведь ты могла заблудиться в длинных коридорах, Нелль. Разве ты не боялась этого?
   – Нет, Гарри. Я давно знала все закоулки новых копей.
   – Ты выходила оттуда когда-нибудь?
   – Да… иногда… – ответила девушка нерешительно. – Мне случалось доходить до Старого Эберфойла.
   – Значит, ты знала старый коттедж?
   – Коттедж – да… но тех, кто там жил, видела только издали.
   – Это были мои отец и мать, – сказал Гарри, – это был я! Мы не хотели покинуть нашу старую шахту.
   – Может быть, это было бы лучше для вас, – прошептала девушка.
   – Но почему, Нелль? Разве открытием новой залежи мы обязаны не тому, что решили остаться здесь? И разве это открытие не было благодеянием для множества людей, нашедших заработок? Оно было счастьем и для тебя, Нелль, – ты вернулась к жизни и встретила любящие сердца!
   – Для меня это, конечно, счастье! – воскликнула Нелль. – Да, что бы ни случилось! Но для других… кто знает…
   – Что ты хочешь сказать?
   – Ничего… ничего!.. Но тогда – тогда было очень опасно ходить в новые копи. Да, очень опасно, Гарри! Однажды неосторожные люди проникли в эти глубины. Они зашли далеко, очень далеко… Они заблудились…
   – Заблудились? – переспросил Гарри, взглянув на Нелль.
   – Да, заблудились, – дрожащим голосом ответила девушка. – Лампа у них погасла… они не могли найти дорогу…
   – И там, – вскричал Гарри, – замурованные в течение недели, они были близки к смерти! И без сострадательного существа, тайком приносившего им немного пищи, без таинственного проводника, который привел к ним избавителей, они никогда не вышли бы из этой могилы!
   – Почему ты это знаешь? – спросила девушка.
   – Потому, что эти люди были Джемс Старр, мой отец, мать и я!
   Нелль, подняв голову, схватила молодого человека за руку и взглянула на него так пристально, что он почувствовал глубокое смущение.
   – Ты? – прошептала она.
   – Да, – ответил Гарри, помолчав. – А та, кому мы обязаны жизнью, – это ты, Нелль: это не мог быть никто другой, кроме тебя.
   Нелль закрыла лицо руками, не отвечая. Гарри никогда еще не видел ее такой взволнованной.
   – Те, кто спас тебя, Нелль, – прибавил он с волнением, – сами были обязаны тебе жизнью. Неужели ты думаешь, что они могли забыть об этом?

16. НА ДВИЖУЩЕЙСЯ ЛЕСТНИЦЕ

   Разработка Нового Эберфойла давала громадную прибыль. Разумеется, значительную долю ее получали инженер Джемс Старр и. Симон Форд, открывшие этот богатейший угольный бассейн. Гарри становился поэтому завидным женихом. Но он не собирался покидать коттедж. Он заменил своего отца в должности старшего мастера и ревностно следил за всеми работами. Джек Райан гордился удачей своего друга и радовался ей. Собственные его дела тоже шли хорошо. Оба виделись часто – то в коттедже, то на подземных работах. Джек Райан быстро подметил чувства, которые Гарри питал к девушке. Гарри не признавался в них, но Джек Райан хохотал от души, когда на расспросы его товарищ отвечал отрицательно.
   Одним из самых страстных желаний Джека Райана было сопровождать Нелль, когда она впервые выйдет на поверхность графства. Ему хотелось видеть, как девушка будет удивлена, как восхитят ее картины природы – зрелище, еще незнакомое ей. Он надеялся, что Гарри пригласит его на эту прогулку, но Гарри что-то молчал, и это несколько беспокоило его друга.
   Однажды Джек Райан спускался по вентиляционному стволу, которым нижний горизонт копей сообщался с поверхностью. Он воспользовался механической лестницей, одной из тех лестниц, которые, равномерно покачиваясь, сами двигались то вверх, то вниз, что позволяло подниматься и спускаться не утомляясь. Двадцать таких качаний механизма уже опустили его примерно на полтораста футов, и на одной из узких площадок лестницы он повстречался с Гарри, поднимавшимся на поверхность.
   – Это ты? – спросил Джек, глядя на своего товарища, ярко освещенного электрическими лампами.
   – Да, Джек, – ответил Гарри, – и рад тебя видеть. Я хочу предложить тебе кое-что…
   – Я ничего не стану слушать, пока не узнаю новостей о Нелль! – воскликнул Джек Райан.
   – Нелль здорова, Джек, и даже настолько, что через месяц или полтора я надеюсь…
   – Жениться на ней?
   – Ты сам не знаешь, что говоришь, Джек.
   – Может быть, Гарри; зато я знаю, что сделаю.
   – Что же?
   – Сам женюсь на ней, если ты не женишься! – ответил Джек Райан, расхохотавшись. – Сохрани меня святой Мунго. Она мне нравится. Очень милая, славная девушка и к тому же никогда не покидала шахты, – как раз такая жена и нужна шахтеру! Нелль – сирота, как и я, и если ты, Гарри, сам о ней не думаешь, а она захочет взглянуть на твоего друга…
   Гарри молча смотрел на Джека, даже и не думая отвечать ему.
   – Ты слышишь, Гарри, что я говорю? Не ревнуешь? – спросил Джек Райан несколько серьезнее.
   – Нет, Джек, – спокойно ответил Гарри.
   – Но если ты не собираешься жениться на Нелль, то не предполагаешь же ты, что она останется старой девой?
   – Я вовсе ничего не предполагаю, – ответил Гарри.
   Движение лестницы позволило бы в эту минуту друзьям разойтись, одному вверх, другому вниз по стволу. Однако они не разошлись.
   – Гарри, – сказал Джек, – ты думаешь, я серьезно говорил о Нелль?
   – Нет, Джек, – ответил Гарри.
   – Ну, а вот сейчас будет серьезный разговор.
   – Ты – и вдруг серьезный разговор?
   – Мой дорогой Гарри, – произнес Джек, – поверь, что я могу дать другу добрый совет.
   – Говори, Джек.
   – Так вот что. Ты любишь Нелль, и она достойна твоей любви. Твои родители, старик Симон, старая Мэдж, любят ее, как дочь. И тебе так легко сделать, чтобы она стала им настоящей дочерью. Почему ты не женишься на ней?
   – Разве ты настолько знаешь чувства Нелль, Джек, – возразил Гарри, – чтобы говорить так?
   – Их знают все, и даже ты сам, потому-то ты не ревнуешь ни ко мне, ни к другим. Но вот лестница спускается, и я…
   – Погоди, Джек, – сказал Гарри, удерживая товарища, уже спустившего ногу с площадки, чтобы встать на движущуюся ступеньку.
   – Ну, вот, Гарри, – со смехом вскричал Джек, – ты добьешься того, что меня разорвет пополам!
   – Слушай внимательно, Джек, – ответил Гарри, – потому что на этот раз серьезно буду говорить я.
   – Слушаю. До следующего звена лестницы, не дольше.
   – Джек, – продолжал Гарри, – я не хочу скрывать, что люблю Нелль. Мое заветное желание – назвать ее своей женой…
   – Вот и отлично…
   – Но пока она в таком состоянии, как сейчас, совесть не позволяет мне просить ее принять решение, которое должно быть бесповоротным.
   – Что ты хочешь сказать, Гарри?
   – Я хочу сказать, Джек, что Нелль никогда не покидала шахты, где, вероятно, и родилась. Она не знает ничего о внешнем мире, она его не видела. Ее глазам нужно ознакомиться с ним, – и сердцу, вероятно, тоже. Кто знает, какими станут ее мысли, когда она испытает новые впечатления? Ей не с чем сравнить то, что она до сих пор знала, и мне кажется, было бы обманом добиваться ее согласия, пока она не решится вполне сознательно предпочесть жизнь под землей всему остальному. Ты понимаешь меня, Джек?
   – Да… смутно… Я понимаю… и особенно то, что из-за тебя пропущу еще одно звено лестницы!
   – Джек, – серьезно возразил Гарри, – пусть эти механизмы перестанут работать, пусть даже площадка обрушится у нас под ногами, но ты выслушаешь то, что я хочу тебе сказать.
   – В добрый час, Гарри! Вот такой разговор мне по душе! Итак, мы говорили, что раньше, чем жениться на Нелль, ты пошлешь ее в пансион в Старой коптильне?
   – Нет, Джек, – возразил Гарри, – я сам могу дать образование той, которая должна стать моей женой.
   – Тем лучше, Гарри!
   – Но перед тем, – продолжал Гарри, – я хочу, как уже сказал тебе, чтобы Нелль по-настоящему познакомилась с внешним миром. Вот тебе сравнение, Джек. Если бы ты любил слепую девушку-и тебе бы сказали: «Через месяц она прозреет», – неужели бы ты не подождал жениться на ней, пока она не выздоровеет?
   – Да, честное слово, да! – ответил Джек Райан.
   – Ну, вот, Джек, Нелль еще слепа, и прежде, чем связать себя словом, она должна убедиться, что предпочитает именно меня и условия моего существования. Я хочу, чтобы глаза ее увидели, наконец, дневной свет!
   – Хорошо, Гарри, очень хорошо! – воскликнул Джек Райан. – Теперь я тебя понимаю. А когда будет произведен опыт?
   – Через месяц, Джек. Глаза у Нелль постепенно привыкают к свету наших ламп. Это подготовка. Через месяц, надеюсь, она увидит землю с ее чудесами и небо во всем его блеске. Она узнает, что природа открыла человеческому взору более широкие горизонты, чем горизонт мрачной копи! Она увидит, что вселенная беспредельна.
   Но пока Гарри с увлечением говорил о своих планах, Джек соскочил с площадки на ступеньку движущейся лестницы.
   – Эй, Джек, – крикнул Гарри, – где же ты?
   – Под тобой! – ответил, смеясь, его веселый друг. – Пока ты возносишься к небесам, я спускаюсь в бездну.
   – Так прощай, Джек! – крикнул Гарри, прыгнув на ступеньку поднимающейся лестницы. – Пожалуйста, не говори никому о том, что я тебе сказал!
   – Никому, – ответил Джек Райан. – Но с одним условием…
   – С каким?
   – Что вы и меня возьмете с собой в первое путешествие Нелль по поверхности Земли.
   – Конечно, Джек, это я тебе обещаю, – ответил Гарри.
   Новое скольжение механизма еще больше увеличило расстояние между друзьями, и голоса их доносились уже слабо. Тем не менее Гарри еще расслышал, когда Джек крикнул ему:
   – А когда Нелль увидит, звезды, луну и солнце, – знаешь, что она им предпочтет?
   – Нет, Джек, не знаю!
   – Тебя, дружище; снова тебя, и всегда тебя!
   И голос Джека Райана затих, наконец, в далеком возгласе «ура».
   Гарри посвящал все свое свободное время обучению Нелль. Он научил ее читать и писать, и девушка делала большие успехи. Она словно понимала и угадывала все интуитивно. Никогда более живой ум не торжествовал над более полным невежеством. Это удивляло всех, кто с ней сталкивался.
   Симон и Мэдж с каждым днем все сильнее привязывались к своей приемной дочери, прошлое которой, однако, не переставало их тревожить. Они прекрасно видели чувство Гарри к ней и одобряли его.
   Читатель помнит, как при первом посещении Джемсом Старром коттеджа Симон Форд говорил инженеру:
   – Зачем моему сыну жениться? Разве девушка «сверху» годится в жены человеку, вся жизнь которого проходит в глубине шахты?