Во время пятой остановки судна Губерт Перкинс навестит английскую колонию на острове Антигуа, а во время шестой стоянки Луи Клодион посетит принадлежащую французам Гваделупу.
Наконец, «Резвый» высадит своих пассажиров: Джона Говарда – на английском острове Доминика, Тони Рено – во французском владении Мартиника, а Роджера Гинсдала на принадлежащем Англии острове Сент-Люсия.
После этих девяти остановок корабль направится на английский остров Барбадос, местожительство мисс Китлен Сеймур. Мистер Гораций Паттерсон представит благотворительнице лауреатов Антильской школы. Они поблагодарят ее и пустятся в обратный путь в Европу.
Такова программа путешествия, и Гарри Маркелу оставалось точно сообразовываться с ней. Точное исполнение программы было в интересах самих злоумышленников. Если только несчастного Пакстона никто не знает на Антильских островах, что весьма вероятно, планы Гарри Маркела могут удаться, и никто не заподозрит, что «Резвый» попал в руки пиратов с «Галифакса».
Можно надеяться, что плавание в Атлантическом океане в это время года, когда в тропическом поясе дуют пассатные ветры, на прекрасном корабле пройдет удачно.
Выйдя из английских вод, Гарри Маркел направил корабль на юго-запад, а не на юго-восток, как должен был поступить, если бы пассажиры были убиты в предыдущую ночь. «Резвый» стремился бы тогда скорее в Индийский, а затем в Тихий океан.
Теперь же он отправился к берегам Антильи и должен был под сороковым градусом долготы пересечь тропик Рака. Итак, «Резвый» под бом-брамселями, лиселями и штаг-парусами плыл, склоняясь штирбортом под напором свежего ветра, и делал по одиннадцать миль в час.
Никто еще не страдал от морской болезни. Поддерживаемый парусами, «Резвый» так легко скользил по волнам, что боковой качки почти не ощущалось.
Однако после завтрака Паттерсон вдруг почувствовал себя дурно. Благодаря предусмотрительности миссис Паттерсон в его чемодане нашлись все рекомендуемые рецептами Вергаля средства, которые, по словам сведущих людей, помогают бороться с морской болезнью, pelagalgia, как называл ее научным термином эконом.
Кроме того, в последнюю неделю пребывания в Антильской школе предусмотрительный эконом прибегнул к разнообразным слабительным средствам, чтобы подготовить себя к путешествию и твердо вынести «шутки Нептуна». Сведущие люди уверяют, что такая подготовка в высшей степени рациональна, и будущий пассажир «Резвого» принял все меры предосторожности.
Наконец, не забыт был и еще один добрый совет. Мистер Гораций Паттерсон, перед тем как отплыть из Кингстона на «Резвом», хорошо позавтракал в компании молодых лауреатов, провозгласивших тост за его здоровье. Он знал, что качка менее всего ощутима посреди корабля. Килевая и боковая качка сильнее всего на носу и на корме. Но в начале плавания он рискнул остаться на юте, храбро разгуливая взад и вперед походкой настоящего моряка, широко расставляя ноги, чтобы не потерять равновесия. Почтенный эконом советовал и другим последовать его примеру. Но молодежь со свойственным ее возрасту легкомыслием презрительно отнеслась к рекомендуемым мерам предосторожности.
На этот раз Паттерсон ел за завтраком с меньшим аппетитом, чем обыкновенно, хотя корабельный повар приготовил завтрак на славу. После десерта он не стал прогуливаться, как всегда, а сел на скамейку на юте и смотрел на расхаживавших вокруг Луи Клодиона и его товарищей. За обедом он ни к чему не притронулся, и когда встали из-за стола, Вага помог ему сойти в каюту, где он растянулся на койке и закрыл глаза.
На следующее утро мистер Паттерсон проснулся в дурном расположении духа и сел в складном кресле на палубе.
– Ну, что нового, капитан Пакстон? – спросил он слабым голосом у проходившего мимо Гарри Маркела.
– Все по-старому! – отвечал Гарри Маркел.
– Погода не переменилась?
– И погода, и ветер по-вчерашнему!
– Перемен не предвидится?
– Нет, разве только что ветер свежеет!
– Значит, все обстоит благополучно?
– Совершенно!
Может быть, мистер Паттерсон в душе сознавал, что не все обстоит так же благополучно, как вчера. Подумав, что моцион может быть полезен ему, он встал и прошел от юта до грот-мачты. Это тоже следовало сделать, по Вергалю, советов которого полезно придерживаться в начале путешествия. Стараясь оставаться в центральной части корабля, мистер Паттерсон надеялся без особенных неудобств перенести килевую качку, что касается боковой, на «Резвом» она почти не ощущалась.
В то время как мистер Паттерсон прогуливался таким образом несколько неуверенным шагом, он повстречался с Корти. Последний сказал ему:
– Позвольте мне дать вам совет!
– Пожалуйста, друг мой!
– Не смотрите на море – голова меньше кружится!
– Но, – возразил мистер Паттерсон, придерживаясь за крюйсор, – я читал в одном руководстве для путешественников, еще не привыкших к морю, что следует именно смотреть в морскую даль!
Совет этот действительно есть в книге Вергаля, в которой, однако, можно также найти и второй, как ни противоречивы между собой оба эти указания. Мистер Паттерсон твердо решил следовать всем советам, каковы бы они ни были. Вот почему миссис Паттерсон, снаряжая мужа в дорогу, дала ему и красный фланелевый пояс, который был обмотан три раза вокруг его тела.
Однако, несмотря на все предосторожности, наставник чувствовал себя все хуже и хуже. Сердце, казалось, ходило у него в груди, как маятник, и когда Вага доложил, что завтрак подан, мальчики пошли к столу, а мистер Паттерсон остался на палубе у грот-мачты.
Тогда Корти, едва удержавшись от смеха, сказал ему:
– Вам, сударь, не по себе потому, что вы не следуете покачиваниям корабля, даже когда сидите!
– Но ведь это очень трудно, друг мой!
– Ничуть. Вот посмотрите…
И Корти прошелся перед ним, покачиваясь корпусом вперед, когда корма уходила в пену волн, откидываясь назад, когда нос корабля погружался в волны.
Мистер Паттерсон встал, но стал терять равновесие.
– Нет, не могу, – бормотал он. – Помогите мне. Море сегодня злое!
– Это сегодня-то злое море? Помилуйте, да оно гладко, как зеркало! – уверял Корти.
Пассажиры не оставили мистера Паттерсона одного в его беспомощном состоянии. Они поминутно прибегали справиться о здоровье. Пробовали развлечь его разговором, давали ему новые советы, напоминая, что в руководстве Вергаля есть еще много предписаний на случай морской болезни, которых он не исполнил. Мистер Паттерсон покорно исполнял все.
Губерт Перкинс принес и налил ему в рюмку рому. Мистер Паттерсон пил его маленькими глотками.
Через час Аксель Викборн принес мелиссовой настойки и дал ему проглотить столовую ложку этого лекарства.
Тошнота продолжалась, даже кусок смоченного в вишневой водке сахара не помог.
Наконец мистеру Паттерсону стало совсем худо. Он пожелтел и позеленел. Пришлось перенести его в каюту, где приступы болезни еще усилились. Луи Клодион спросил его, все ли меры предосторожности, рекомендуемые руководством, он принял.
– Да, да! – мычал он сквозь зубы. – На мне надет даже маленький мешочек с несколькими щепотками морской соли – миссис Паттерсон сшила мне его!
В самом деле, уж если ни мешочек с солью, ни фланелевый кушак не помогали, нечего было делать!
Три дня дул свежий ветер, и все три дня мистер Паттерсон ужасно страдал. Несмотря ни на чьи просьбы, он не выходил из каюты, продолжая ad vomitum, как говорит Священное писание и как, вероятно, сказал бы сам больной, если бы был в состоянии вспоминать латинские изречения.
Вдруг он вспомнил, что миссис Паттерсон положила ему в чемодан мешочек с вишневыми косточками. Все по тому же руководству Вергаля, чтобы предупредить или остановить морскую болезнь, следовало держать во рту такую гигиеническую косточку. У мистера Паттерсона был целый мешок косточек: если случайно он проглотит одну, можно заменить ее другой.
Мистер Паттерсон попросил Луи Клодиона развязать мешок и вынуть одну косточку. Он взял ее в рот. Почти тотчас же он икнул, и косточка вылетела, как горох из пращи.
Но как же быть? Каким предписаниям следовать? Все предупредительные и целительные средства истощены! Не предписано ли в руководстве принять в подобном случае немного пищи? Да, но в том же руководстве есть совет воздерживаться от еды…
Мальчики положительно не знали, что им делать с окончательно изнемогавшим мистером Паттерсоном. Они не оставляли его ни на минуту одного. Они помнили, что больного следует развлекать, не позволять мрачным мыслям овладевать им. Но даже чтение любимых авторов не в силах было развлечь мистера Паттерсона.
В конце концов, так как больному нужен был прежде всего воздух, а в каюте было душно, Вага разостлал ему матрац на юте.
Мистер Гораций Паттерсон лег на приготовленное для него ложе, убедившись на этот раз, что ни энергия и сила воли, ни предписания, перечисленные в лечебнике, не помогают от морской болезни.
– Как измучился наш бедняга эконом! – сказал Роджер Гинсдал.
– Да, пожалуй, ненапрасно он составил духовное завещание! – отвечал Джон Говард.
Они преувеличивали – от таких болезней не умирают.
Наконец, так как тошнота все продолжалась, корабельный слуга тоже дал совет.
– Есть еще одно средство, которое иногда помогает! – сказал он.
– Ах, если бы оно помогло на этот раз! – вздохнул мистер Паттерсон. – Скажите, какое это средство, если еще не поздно!..
– Держать в руках лимон во все время плавания, днем и ночью!
– Дайте сюда лимон! – говорил наставник прерывающимся голосом.
Это была не выдумка, не шутка Ваги. Специалисты, рекомендующие способы борьбы с морской болезнью, предписывают, между прочим, и такое средство.
К несчастью, и оно не помогло. Мистер Паттерсон, сам желтый, как лимон, тщетно стискивал судорожным движением руки плод, но облегчения не было, и сердце по-прежнему колотилось в груди.
Попробовал мистер Паттерсон надеть очки со смазанными киноварью стеклами. Не подействовало и это. Казалось, все средства, известные в корабельной аптеке, были истощены. Оставалось только ждать, что природа возьмет свое и болезнь прекратится сама собой.
Вслед за Вагой пришел с советом Корти.
– Вы не струсите, мистер Паттерсон? – спросил он. Кивком мистер Паттерсон дал понять, что не знает.
– В чем дело? – спросил Луи Клодион, не доверявший терапии моряков.
– Надо проглотить стакан морской воды, только и всего! – отвечал Корти. – Часто это средство оказывается действенным!
– Не хотите ли попробовать, мистер Паттерсон? – спросил Губерт Перкинс.
– Все, что угодно! – стонал несчастный.
– Ну, – сказал Тони Рено, – это еще не Бог весть как трудно!
– Нет, только один стакан! – говорил Корти, спуская в море бак и зачерпнув им прозрачной, как хрусталь, воды.
Паттерсон с редкой энергией испытывал все средства, какие ему рекомендовали. Он приподнялся на матраце, принял дрожащей рукой стакан, поднес его к губам и сделал большой глоток.
Это был последний удар. Кажется, еще никогда тошнота не сопровождалась такими спазмами, такими судорогами, конвульсиями, отхаркиваниями, как в этот раз. Кончилось тем, что пациент лишился чувств.
– Нельзя же его оставить здесь в таком положении, – сказал Луи Клодион. – Я думаю, лучше перенести его в каюту!
– Да, остается только положить его на койку, на которой, пожалуй, он проваляется до тех пор, пока мы не придем на остров Святого Фомы! – сказал Джон Карпентер.
Может быть, у боцмана мелькнула мысль, что, если мистер Паттерсон отдаст Богу душу до прибытия на Антильские острова, ему и его товарищам достанется на семьсот фунтов меньше.
Корти кликнул Вагу, и они вдвоем перенесли больного, который так и не приходил в себя.
Убедившись в бесполезности внутреннего лечения, решили приняться за наружное, которое могло, быть может, помочь. Роджер Гинсдал вспомнил, что не попробовали еще одного средства, предписываемого руководством Вергаля.
Паттерсона, который, кажется, не шевельнулся бы, не оказал бы сопротивления, даже если бы с него стали сдирать кожу, раздели и стали растирать ему живот жидким коллодием.
Здоровенный Вага изо всей силы растирал его, так что мистер Паттерсон мог бы в благодарность за усердие по крайней мере утроить обещанную матросу награду.
В конце концов, неизвестно по какой причине, пациент очнулся и знаком попросил прекратить растирания. Он повернулся на койке и как бы снова впал в бесчувственное состояние.
Его оставили в покое, пока он сам не позовет на помощь. Действительно, могло случиться, что мистер Гораций Паттерсон придет в себя лишь к концу плавания, что его умственные и физические силы вернутся к нему, только когда он ступит на твердую почву одного из островов архипелага.
Однако практичный и серьезный эконом будет вправе считать ошибочным и лживым руководство Вергаля, заключающее в себе не менее двадцати восьми рецептов, руководство, которому он так доверял.
Впрочем, кто знает? Может быть, из всех предписаний Вергаля наибольшего доверия заслуживало именно двадцать восьмое, которое мы приводим здесь дословно.
«Не надо ничего делать, чтобы предохранить себя от морской болезни».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Наконец, «Резвый» высадит своих пассажиров: Джона Говарда – на английском острове Доминика, Тони Рено – во французском владении Мартиника, а Роджера Гинсдала на принадлежащем Англии острове Сент-Люсия.
После этих девяти остановок корабль направится на английский остров Барбадос, местожительство мисс Китлен Сеймур. Мистер Гораций Паттерсон представит благотворительнице лауреатов Антильской школы. Они поблагодарят ее и пустятся в обратный путь в Европу.
Такова программа путешествия, и Гарри Маркелу оставалось точно сообразовываться с ней. Точное исполнение программы было в интересах самих злоумышленников. Если только несчастного Пакстона никто не знает на Антильских островах, что весьма вероятно, планы Гарри Маркела могут удаться, и никто не заподозрит, что «Резвый» попал в руки пиратов с «Галифакса».
Можно надеяться, что плавание в Атлантическом океане в это время года, когда в тропическом поясе дуют пассатные ветры, на прекрасном корабле пройдет удачно.
Выйдя из английских вод, Гарри Маркел направил корабль на юго-запад, а не на юго-восток, как должен был поступить, если бы пассажиры были убиты в предыдущую ночь. «Резвый» стремился бы тогда скорее в Индийский, а затем в Тихий океан.
Теперь же он отправился к берегам Антильи и должен был под сороковым градусом долготы пересечь тропик Рака. Итак, «Резвый» под бом-брамселями, лиселями и штаг-парусами плыл, склоняясь штирбортом под напором свежего ветра, и делал по одиннадцать миль в час.
Никто еще не страдал от морской болезни. Поддерживаемый парусами, «Резвый» так легко скользил по волнам, что боковой качки почти не ощущалось.
Однако после завтрака Паттерсон вдруг почувствовал себя дурно. Благодаря предусмотрительности миссис Паттерсон в его чемодане нашлись все рекомендуемые рецептами Вергаля средства, которые, по словам сведущих людей, помогают бороться с морской болезнью, pelagalgia, как называл ее научным термином эконом.
Кроме того, в последнюю неделю пребывания в Антильской школе предусмотрительный эконом прибегнул к разнообразным слабительным средствам, чтобы подготовить себя к путешествию и твердо вынести «шутки Нептуна». Сведущие люди уверяют, что такая подготовка в высшей степени рациональна, и будущий пассажир «Резвого» принял все меры предосторожности.
Наконец, не забыт был и еще один добрый совет. Мистер Гораций Паттерсон, перед тем как отплыть из Кингстона на «Резвом», хорошо позавтракал в компании молодых лауреатов, провозгласивших тост за его здоровье. Он знал, что качка менее всего ощутима посреди корабля. Килевая и боковая качка сильнее всего на носу и на корме. Но в начале плавания он рискнул остаться на юте, храбро разгуливая взад и вперед походкой настоящего моряка, широко расставляя ноги, чтобы не потерять равновесия. Почтенный эконом советовал и другим последовать его примеру. Но молодежь со свойственным ее возрасту легкомыслием презрительно отнеслась к рекомендуемым мерам предосторожности.
На этот раз Паттерсон ел за завтраком с меньшим аппетитом, чем обыкновенно, хотя корабельный повар приготовил завтрак на славу. После десерта он не стал прогуливаться, как всегда, а сел на скамейку на юте и смотрел на расхаживавших вокруг Луи Клодиона и его товарищей. За обедом он ни к чему не притронулся, и когда встали из-за стола, Вага помог ему сойти в каюту, где он растянулся на койке и закрыл глаза.
На следующее утро мистер Паттерсон проснулся в дурном расположении духа и сел в складном кресле на палубе.
– Ну, что нового, капитан Пакстон? – спросил он слабым голосом у проходившего мимо Гарри Маркела.
– Все по-старому! – отвечал Гарри Маркел.
– Погода не переменилась?
– И погода, и ветер по-вчерашнему!
– Перемен не предвидится?
– Нет, разве только что ветер свежеет!
– Значит, все обстоит благополучно?
– Совершенно!
Может быть, мистер Паттерсон в душе сознавал, что не все обстоит так же благополучно, как вчера. Подумав, что моцион может быть полезен ему, он встал и прошел от юта до грот-мачты. Это тоже следовало сделать, по Вергалю, советов которого полезно придерживаться в начале путешествия. Стараясь оставаться в центральной части корабля, мистер Паттерсон надеялся без особенных неудобств перенести килевую качку, что касается боковой, на «Резвом» она почти не ощущалась.
В то время как мистер Паттерсон прогуливался таким образом несколько неуверенным шагом, он повстречался с Корти. Последний сказал ему:
– Позвольте мне дать вам совет!
– Пожалуйста, друг мой!
– Не смотрите на море – голова меньше кружится!
– Но, – возразил мистер Паттерсон, придерживаясь за крюйсор, – я читал в одном руководстве для путешественников, еще не привыкших к морю, что следует именно смотреть в морскую даль!
Совет этот действительно есть в книге Вергаля, в которой, однако, можно также найти и второй, как ни противоречивы между собой оба эти указания. Мистер Паттерсон твердо решил следовать всем советам, каковы бы они ни были. Вот почему миссис Паттерсон, снаряжая мужа в дорогу, дала ему и красный фланелевый пояс, который был обмотан три раза вокруг его тела.
Однако, несмотря на все предосторожности, наставник чувствовал себя все хуже и хуже. Сердце, казалось, ходило у него в груди, как маятник, и когда Вага доложил, что завтрак подан, мальчики пошли к столу, а мистер Паттерсон остался на палубе у грот-мачты.
Тогда Корти, едва удержавшись от смеха, сказал ему:
– Вам, сударь, не по себе потому, что вы не следуете покачиваниям корабля, даже когда сидите!
– Но ведь это очень трудно, друг мой!
– Ничуть. Вот посмотрите…
И Корти прошелся перед ним, покачиваясь корпусом вперед, когда корма уходила в пену волн, откидываясь назад, когда нос корабля погружался в волны.
Мистер Паттерсон встал, но стал терять равновесие.
– Нет, не могу, – бормотал он. – Помогите мне. Море сегодня злое!
– Это сегодня-то злое море? Помилуйте, да оно гладко, как зеркало! – уверял Корти.
Пассажиры не оставили мистера Паттерсона одного в его беспомощном состоянии. Они поминутно прибегали справиться о здоровье. Пробовали развлечь его разговором, давали ему новые советы, напоминая, что в руководстве Вергаля есть еще много предписаний на случай морской болезни, которых он не исполнил. Мистер Паттерсон покорно исполнял все.
Губерт Перкинс принес и налил ему в рюмку рому. Мистер Паттерсон пил его маленькими глотками.
Через час Аксель Викборн принес мелиссовой настойки и дал ему проглотить столовую ложку этого лекарства.
Тошнота продолжалась, даже кусок смоченного в вишневой водке сахара не помог.
Наконец мистеру Паттерсону стало совсем худо. Он пожелтел и позеленел. Пришлось перенести его в каюту, где приступы болезни еще усилились. Луи Клодион спросил его, все ли меры предосторожности, рекомендуемые руководством, он принял.
– Да, да! – мычал он сквозь зубы. – На мне надет даже маленький мешочек с несколькими щепотками морской соли – миссис Паттерсон сшила мне его!
В самом деле, уж если ни мешочек с солью, ни фланелевый кушак не помогали, нечего было делать!
Три дня дул свежий ветер, и все три дня мистер Паттерсон ужасно страдал. Несмотря ни на чьи просьбы, он не выходил из каюты, продолжая ad vomitum, как говорит Священное писание и как, вероятно, сказал бы сам больной, если бы был в состоянии вспоминать латинские изречения.
Вдруг он вспомнил, что миссис Паттерсон положила ему в чемодан мешочек с вишневыми косточками. Все по тому же руководству Вергаля, чтобы предупредить или остановить морскую болезнь, следовало держать во рту такую гигиеническую косточку. У мистера Паттерсона был целый мешок косточек: если случайно он проглотит одну, можно заменить ее другой.
Мистер Паттерсон попросил Луи Клодиона развязать мешок и вынуть одну косточку. Он взял ее в рот. Почти тотчас же он икнул, и косточка вылетела, как горох из пращи.
Но как же быть? Каким предписаниям следовать? Все предупредительные и целительные средства истощены! Не предписано ли в руководстве принять в подобном случае немного пищи? Да, но в том же руководстве есть совет воздерживаться от еды…
Мальчики положительно не знали, что им делать с окончательно изнемогавшим мистером Паттерсоном. Они не оставляли его ни на минуту одного. Они помнили, что больного следует развлекать, не позволять мрачным мыслям овладевать им. Но даже чтение любимых авторов не в силах было развлечь мистера Паттерсона.
В конце концов, так как больному нужен был прежде всего воздух, а в каюте было душно, Вага разостлал ему матрац на юте.
Мистер Гораций Паттерсон лег на приготовленное для него ложе, убедившись на этот раз, что ни энергия и сила воли, ни предписания, перечисленные в лечебнике, не помогают от морской болезни.
– Как измучился наш бедняга эконом! – сказал Роджер Гинсдал.
– Да, пожалуй, ненапрасно он составил духовное завещание! – отвечал Джон Говард.
Они преувеличивали – от таких болезней не умирают.
Наконец, так как тошнота все продолжалась, корабельный слуга тоже дал совет.
– Есть еще одно средство, которое иногда помогает! – сказал он.
– Ах, если бы оно помогло на этот раз! – вздохнул мистер Паттерсон. – Скажите, какое это средство, если еще не поздно!..
– Держать в руках лимон во все время плавания, днем и ночью!
– Дайте сюда лимон! – говорил наставник прерывающимся голосом.
Это была не выдумка, не шутка Ваги. Специалисты, рекомендующие способы борьбы с морской болезнью, предписывают, между прочим, и такое средство.
К несчастью, и оно не помогло. Мистер Паттерсон, сам желтый, как лимон, тщетно стискивал судорожным движением руки плод, но облегчения не было, и сердце по-прежнему колотилось в груди.
Попробовал мистер Паттерсон надеть очки со смазанными киноварью стеклами. Не подействовало и это. Казалось, все средства, известные в корабельной аптеке, были истощены. Оставалось только ждать, что природа возьмет свое и болезнь прекратится сама собой.
Вслед за Вагой пришел с советом Корти.
– Вы не струсите, мистер Паттерсон? – спросил он. Кивком мистер Паттерсон дал понять, что не знает.
– В чем дело? – спросил Луи Клодион, не доверявший терапии моряков.
– Надо проглотить стакан морской воды, только и всего! – отвечал Корти. – Часто это средство оказывается действенным!
– Не хотите ли попробовать, мистер Паттерсон? – спросил Губерт Перкинс.
– Все, что угодно! – стонал несчастный.
– Ну, – сказал Тони Рено, – это еще не Бог весть как трудно!
– Нет, только один стакан! – говорил Корти, спуская в море бак и зачерпнув им прозрачной, как хрусталь, воды.
Паттерсон с редкой энергией испытывал все средства, какие ему рекомендовали. Он приподнялся на матраце, принял дрожащей рукой стакан, поднес его к губам и сделал большой глоток.
Это был последний удар. Кажется, еще никогда тошнота не сопровождалась такими спазмами, такими судорогами, конвульсиями, отхаркиваниями, как в этот раз. Кончилось тем, что пациент лишился чувств.
– Нельзя же его оставить здесь в таком положении, – сказал Луи Клодион. – Я думаю, лучше перенести его в каюту!
– Да, остается только положить его на койку, на которой, пожалуй, он проваляется до тех пор, пока мы не придем на остров Святого Фомы! – сказал Джон Карпентер.
Может быть, у боцмана мелькнула мысль, что, если мистер Паттерсон отдаст Богу душу до прибытия на Антильские острова, ему и его товарищам достанется на семьсот фунтов меньше.
Корти кликнул Вагу, и они вдвоем перенесли больного, который так и не приходил в себя.
Убедившись в бесполезности внутреннего лечения, решили приняться за наружное, которое могло, быть может, помочь. Роджер Гинсдал вспомнил, что не попробовали еще одного средства, предписываемого руководством Вергаля.
Паттерсона, который, кажется, не шевельнулся бы, не оказал бы сопротивления, даже если бы с него стали сдирать кожу, раздели и стали растирать ему живот жидким коллодием.
Здоровенный Вага изо всей силы растирал его, так что мистер Паттерсон мог бы в благодарность за усердие по крайней мере утроить обещанную матросу награду.
В конце концов, неизвестно по какой причине, пациент очнулся и знаком попросил прекратить растирания. Он повернулся на койке и как бы снова впал в бесчувственное состояние.
Его оставили в покое, пока он сам не позовет на помощь. Действительно, могло случиться, что мистер Гораций Паттерсон придет в себя лишь к концу плавания, что его умственные и физические силы вернутся к нему, только когда он ступит на твердую почву одного из островов архипелага.
Однако практичный и серьезный эконом будет вправе считать ошибочным и лживым руководство Вергаля, заключающее в себе не менее двадцати восьми рецептов, руководство, которому он так доверял.
Впрочем, кто знает? Может быть, из всех предписаний Вергаля наибольшего доверия заслуживало именно двадцать восьмое, которое мы приводим здесь дословно.
«Не надо ничего делать, чтобы предохранить себя от морской болезни».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ
Плавание продолжалось при довольно благоприятных условиях, и даже состояние мистера Паттсрсона несколько улучшилось. Излишне было бы говорить, что он отказался от мысли держать все время в руке лимон. В самом деле, растирания коллодием, произведенные Вагой, возымели действие. Сердце ментора стало биться правильно, как часы в квартире эконома Антильской школы.
Иногда налетал шквал и с яростью подбрасывал «Резвого», но корабль легко выдерживал это. Пассажиры, особенно Тони Рено и Магнус Андерс, изумлялись ловкости, с которой работали матросы под командой Гарри Маркела. Они помогали закреплять паруса, брасопить реи, брать рифы, все это было легко делать благодаря устройству двойных марселей. При всем этом мистер Паттерсон не присутствовал и не мог советовать им быть осторожнее, но он мог быть покоен: Джон Карпентер следил за юными моряками с чисто отеческой заботливостью… и мы знаем почему.
Впрочем, «Резвый» продолжал плыть благополучно. Ветер по-прежнему дул восточный, бури не волновали море.
Много удовольствия во время плавания доставляла мальчикам рыбная ловля, которая шла удачно. Стоило только забросить удочку, чтобы поймать рыбу. Больше всего любили это занятие терпеливый Губерт Перкинс и хладнокровный Альберт Льювен. Благодаря ловле меню корабельных обедов было очень разнообразно. Не только пассажиры, но и весь экипаж отведали всевозможных морских рыб.
Мистер Паттерсон охотно посмотрел бы на рыбную ловлю, но он еще мало выходил из своей каюты, и то только для того, чтобы подышать воздухом. Он, конечно, с интересом посмотрел бы также, как играют морские свиньи и дельфины, резвящиеся около корабля, послушал бы радостные возгласы мальчиков при виде прыжков и скачков этих «морских клоунов».
– Вот эту парочку можно было бы поймать на лету! – говорил один.
– А эти, того гляди, ударятся о форштевень, – замечал другой.
Эти грациозные и гибкие животные собирались иногда стадом по пятнадцать-двадцать штук у носа или кормы корабля. Они то обгоняли корабль, то ныряли с одной стороны борта и выплывали из-под киля с другой стороны; делали прыжки в три фута над поверхностью воды, падали, описав в воздухе грациозную дугу; их можно было видеть в глубине зеленоватых и прозрачных вод.
Несколько раз Джон Карпентер и Корти пытались, по просьбе мальчиков, поймать морскую свинью, вонзив в нее острогу, но этого не удавалось – рыба быстро уплывала.
Акулы, которыми кишит Атлантический океан, ловятся легче. Они так жадны, что бросаются на все, что бы ни упало в море, будь то шляпа, бутылка, обрубок дерева, конец каната. Для их ужасных желудков не существует несъедобных предметов. То, что не переваривается, остается в них.
Седьмого июля поймали акулу двенадцати футов длины. Проглотив надетый в виде приманки на крючок кусок мяса, она билась с такой силой, что матросам с трудом удалось втащить ее на палубу. Луи Клодион и другие мальчики с ужасом смотрели на исполинское чудовище. Джон Карпентер предупредил их, чтобы они не подходили к акуле, потому что удары ее хвоста страшно опасны.
Акулу ударили топором; но даже когда ей вскрыли брюхо, она пыталась уйти, делая ужасные прыжки с одного борта корабля на другой.
Мистер Гораций Паттерсон, к сожалению, не присутствовал при этом событии; он, наверно, занес бы это интересное происшествие в свои путевые заметки и согласился бы с мнением ученого-натуралиста Рокфора, который считает французское название акулы requin искаженным производным от латинского requiem.
Время шло день за днем, и никто не жаловался на однообразие. То и дело случалось что-нибудь непредвиденное. Вот стая морских птиц кружится над реями. Роджеру Гинсдалу и Луи Клодиону удалось подстрелить нескольких из них.
По распоряжению Гарри Маркела матросы экипажа совсем не касались пассажиров. Только боцман, Корти и корабельный слуга Вага имели с ними сношения. Сам Гарри Маркел оставался по-прежнему холоден и неразговорчив.
Довольно часто навстречу «Резвому» попадались парусные суда, пароходы; но они проходили далеко от корабля. Впрочем, Гарри Маркел с умыслом держался от них подальше. Когда какой-нибудь корабль проходил контрагалсом вблизи «Резвого», он придерживался к ветру, чтобы увеличить разделяющее их расстояние. Мальчики, конечно, не замечали этого.
Восемнадцатого числа, около трех часов пополудни, «Резвого» догнал быстроходный пароход, шедший на юго-запад, то есть в том же направлении, что и «Резвый».
Это был американский пароход «Портлэнд», возвращавшийся через Магелланов пролив из Европы в Калифорнию.
Когда между обоими судами оставалось расстояние всего в один кабельтов, капитаны обменялись обычными вопросами:
– Как дела на корабле?
– Все благополучно!
– Ничего нового с тех пор, как отплыл корабль?
– Ничего!
– Куда идете?
– На Антильские острова. А вы?
– В Сан-Диего!
– В добрый час!
– Вам также желаем счастливого плавания!
«Портлэнд», немного замедливший ход, снова пустился на всех парах в путь. Долго еще видели пассажиры облако дыма, которое он оставил за собой. Наконец он исчез на горизонте.
После двух недель плавания Тони Рено и Магнус Андерс стали отыскивать на карте первый берег, который должен завидеть часовой на верхушке мачты корабля.
На пути, по которому следовал «Резвый», первыми должны были показаться на горизонте Бермудские острова.
Острова эти лежат под шестьдесят четвертым градусом западной долготы и тридцать первым градусом северной широты. Они принадлежат Англии и находятся на пути, по которому проходят корабли, отправляющиеся из Европы в Мексиканский залив. Их всего около четырехсот, и главнейшие из них Бермуды, Святой Георгий, Купер, Сомерсет. На этих островах есть много якорных мест, и суда здесь охотно останавливаются, чтобы починить попорченные части корабля или запастись провиантом – и то, и другое крайне важно в этой части Атлантического океана, где бури и шквалы – довольно частное явление.
Девятнадцатого июля «Резвый» был еще милях в шестидесяти от островов, а пассажиры начали уже направлять подзорные трубы на запад. Для непривычного глаза трудно отличить гористые берега от темных облаков на границе моря и неба.
Однако уже утром Джон Карпентер, Тони Рено и Магнус Андерс, различив вдали Бермудские острова, обменялись следующими фразами:
– Смотрите по направлению от штирборта!.. – говорил Тони.
– Видите, видите вершины гор? – спрашивал Магнус Андерс.
– Вижу, мистер. Вершины эти прорезают облака и возвышаются над ними!
Еще до заката на западе смутно обрисовались круглые контуры береговых утесов, а утром «Резвый» проходил мимо острова Святого Давида, самого восточного из всего архипелага.
Между тем сильные шквалы давали себя чувствовать. Шквалы прерывались молниями, перерезавшими небо в юго-восточном направлении, и «Резвый» пришлось привести к ветру. Целый день море волновалось. Чтобы не быть залитым волнами, корабль повернул под марселями.
Было бы благоразумнее и осторожнее, если бы Гарри Маркел зашел в одну из гаваней архипелага, например у острова Святого Георгия. Но он предпочел подвергнуться опасности кораблекрушения, чем бросить якорь в гавани английской колонии, где могли знать капитана Пакстона. Итак, он остался в море. Надо отдать ему справедливость в том, что он умело управлял кораблем. «Резвый» потерпел лишь незначительные повреждения. Мистер Паттерсон перенес эту качку, длившуюся шестьдесят часов, лучше, чем можно было ожидать. Пострадали на этот раз от качки, хотя и не так ужасно, как почтенный эконом, и некоторые из мальчиков: Джон Говард, Нильс Арбо и Альберт Лыовен. Зато Луи Клодион, Роджер Гинсдал, Губерт Перкинс, Аксель Викборн не могли налюбоваться борьбой разбушевавшихся стихий.
Что касается Тони Рено и Магнуса Аидерса, они были врожденными моряками. Их сердце было покрыто теми aes treplex[11], которых не было у мистера Паттерсона, в чем он так завидовал первому мореплавателю Горация.
Шквалом отбросило «Резвый» на сотню миль от его курса. Эту потерю времени трудно наверстать, даже если корабль без дальнейших злоключений достигнет мест, где пассатные ветры дуют с востока на запад. На несчастье Гарри Маркела, правильные попутные ветры, дувшие все время после отплытия из Кингстона, изменили ему. Во время плавания между Бермудскими островами и Американским материком погода стояла переменная: то настанет штиль и корабль едва-едва проходит одну милю в час, то налетит шквал и матросы спешат убирать брамсели.
Мало-помалу выяснилось, что пассажиры прибудут на остров Святого Фомы несколькими днями позже, чем предполагали. Родственники, вероятно, будут беспокоиться, узнав о запоздании «Резвого». Подводный телеграф дал знать в Барбадос об отъезде капитана Пакстона, о дне отплытия корабля из Корка. Прошло двадцать с лишком дней, а о судне нет никаких известий.
Правда, Гарри Маркелу и его товарищам было мало дела до этих страхов. Их грызло другое чувство – стремление поскорее отделаться от этой вынужденной поездки по Антильским островам и плыть без всяких опасений к мысу Доброй Надежды.
Двадцатого июля, утром, «Резвый» переплыл тропик Рака, прошел Багамский канал, который Флоридским проливом соединяется с Мексиканским заливом.
Если бы «Резвый» прошел экватор, Роджер Гинсдал и его друзья не преминули бы отпраздновать это событие. Они охотно подчинились бы требованиям этого традиционного торжества и взяли бы на себя расход «на крестины» в виде выдачи наградных денег матросам. Но экватор находится на двадцать три градуса южнее, а праздновать переход через двадцать третью параллель не было причины.
Если бы мистер Гораций Паттерсон был здоров, он с удовольствием принял бы приветствия старика «Тропика» и его масляничного кортежа. Эконом Антильской школы сделал бы это с присущими ему любезностью и достоинством.
Впрочем, хотя никакого торжества не было, Гарри Маркел по просьбе школьников приказал в этот день выдать матросам двойную порцию напитков.
По расчетам, «Резвый» находился в этот день в двухстах пятидесяти милях от ближайшего из Антильских островов. Встретив в открытом море, в устье Багамского канала, Гольфстрим, это теплое течение, распространяющееся до северных областей Европы, воды которого не смешиваются с водами Атлантического океана, «Резвый» еще более замедлится в дороге. Впрочем, в этой местности дуют постоянные пассатные ветры, которые помогут «Резвому», и дня через три часовой на верху мачты сможет заметить горы острова Святого Фомы, первой гавани, в которую зайдет корабль.
Невольный страх овладевал экипажем по мере приближения к Антильскому архипелагу, среди которого придется плавать несколько недель, что было небезопасно.
Джон Карпентер и Корти часто толковали по этому поводу. Игра предстояла опасная. Конечно, стоило рискнуть из-за семи тысяч фунтов. Но если им придется поплатиться за это жизнью? Если в них узнают пиратов с «Галифакса» и кингстонских беглецов и передадут в руки правосудия? Теперь еще можно спастись: стоит только напасть ночью на далеких от всякого подозрения и безоружных пассажиров и бросить их за борт. А дальше «Резвый» может изменить курс.
На все доводы и опасения друзей Гарри Маркел отвечал одно:
– Положитесь на меня!
Он увлекал друзей своей дерзостью и самонадеянностью, и они соглашались.
Двадцать пятого июля до Антильских островов оставалось всего около шестидесяти миль в направлении вест-зюд-вест. Дул свежий ветер. Вершины гор Святого Фомы покажутся еще до заката.
Тони Рено не сходил в этот день с фок-мачты, а Магнус Апдерс не спускался с грот-мачты: каждый из них хотел первым крикнуть:
Иногда налетал шквал и с яростью подбрасывал «Резвого», но корабль легко выдерживал это. Пассажиры, особенно Тони Рено и Магнус Андерс, изумлялись ловкости, с которой работали матросы под командой Гарри Маркела. Они помогали закреплять паруса, брасопить реи, брать рифы, все это было легко делать благодаря устройству двойных марселей. При всем этом мистер Паттерсон не присутствовал и не мог советовать им быть осторожнее, но он мог быть покоен: Джон Карпентер следил за юными моряками с чисто отеческой заботливостью… и мы знаем почему.
Впрочем, «Резвый» продолжал плыть благополучно. Ветер по-прежнему дул восточный, бури не волновали море.
Много удовольствия во время плавания доставляла мальчикам рыбная ловля, которая шла удачно. Стоило только забросить удочку, чтобы поймать рыбу. Больше всего любили это занятие терпеливый Губерт Перкинс и хладнокровный Альберт Льювен. Благодаря ловле меню корабельных обедов было очень разнообразно. Не только пассажиры, но и весь экипаж отведали всевозможных морских рыб.
Мистер Паттерсон охотно посмотрел бы на рыбную ловлю, но он еще мало выходил из своей каюты, и то только для того, чтобы подышать воздухом. Он, конечно, с интересом посмотрел бы также, как играют морские свиньи и дельфины, резвящиеся около корабля, послушал бы радостные возгласы мальчиков при виде прыжков и скачков этих «морских клоунов».
– Вот эту парочку можно было бы поймать на лету! – говорил один.
– А эти, того гляди, ударятся о форштевень, – замечал другой.
Эти грациозные и гибкие животные собирались иногда стадом по пятнадцать-двадцать штук у носа или кормы корабля. Они то обгоняли корабль, то ныряли с одной стороны борта и выплывали из-под киля с другой стороны; делали прыжки в три фута над поверхностью воды, падали, описав в воздухе грациозную дугу; их можно было видеть в глубине зеленоватых и прозрачных вод.
Несколько раз Джон Карпентер и Корти пытались, по просьбе мальчиков, поймать морскую свинью, вонзив в нее острогу, но этого не удавалось – рыба быстро уплывала.
Акулы, которыми кишит Атлантический океан, ловятся легче. Они так жадны, что бросаются на все, что бы ни упало в море, будь то шляпа, бутылка, обрубок дерева, конец каната. Для их ужасных желудков не существует несъедобных предметов. То, что не переваривается, остается в них.
Седьмого июля поймали акулу двенадцати футов длины. Проглотив надетый в виде приманки на крючок кусок мяса, она билась с такой силой, что матросам с трудом удалось втащить ее на палубу. Луи Клодион и другие мальчики с ужасом смотрели на исполинское чудовище. Джон Карпентер предупредил их, чтобы они не подходили к акуле, потому что удары ее хвоста страшно опасны.
Акулу ударили топором; но даже когда ей вскрыли брюхо, она пыталась уйти, делая ужасные прыжки с одного борта корабля на другой.
Мистер Гораций Паттерсон, к сожалению, не присутствовал при этом событии; он, наверно, занес бы это интересное происшествие в свои путевые заметки и согласился бы с мнением ученого-натуралиста Рокфора, который считает французское название акулы requin искаженным производным от латинского requiem.
Время шло день за днем, и никто не жаловался на однообразие. То и дело случалось что-нибудь непредвиденное. Вот стая морских птиц кружится над реями. Роджеру Гинсдалу и Луи Клодиону удалось подстрелить нескольких из них.
По распоряжению Гарри Маркела матросы экипажа совсем не касались пассажиров. Только боцман, Корти и корабельный слуга Вага имели с ними сношения. Сам Гарри Маркел оставался по-прежнему холоден и неразговорчив.
Довольно часто навстречу «Резвому» попадались парусные суда, пароходы; но они проходили далеко от корабля. Впрочем, Гарри Маркел с умыслом держался от них подальше. Когда какой-нибудь корабль проходил контрагалсом вблизи «Резвого», он придерживался к ветру, чтобы увеличить разделяющее их расстояние. Мальчики, конечно, не замечали этого.
Восемнадцатого числа, около трех часов пополудни, «Резвого» догнал быстроходный пароход, шедший на юго-запад, то есть в том же направлении, что и «Резвый».
Это был американский пароход «Портлэнд», возвращавшийся через Магелланов пролив из Европы в Калифорнию.
Когда между обоими судами оставалось расстояние всего в один кабельтов, капитаны обменялись обычными вопросами:
– Как дела на корабле?
– Все благополучно!
– Ничего нового с тех пор, как отплыл корабль?
– Ничего!
– Куда идете?
– На Антильские острова. А вы?
– В Сан-Диего!
– В добрый час!
– Вам также желаем счастливого плавания!
«Портлэнд», немного замедливший ход, снова пустился на всех парах в путь. Долго еще видели пассажиры облако дыма, которое он оставил за собой. Наконец он исчез на горизонте.
После двух недель плавания Тони Рено и Магнус Андерс стали отыскивать на карте первый берег, который должен завидеть часовой на верхушке мачты корабля.
На пути, по которому следовал «Резвый», первыми должны были показаться на горизонте Бермудские острова.
Острова эти лежат под шестьдесят четвертым градусом западной долготы и тридцать первым градусом северной широты. Они принадлежат Англии и находятся на пути, по которому проходят корабли, отправляющиеся из Европы в Мексиканский залив. Их всего около четырехсот, и главнейшие из них Бермуды, Святой Георгий, Купер, Сомерсет. На этих островах есть много якорных мест, и суда здесь охотно останавливаются, чтобы починить попорченные части корабля или запастись провиантом – и то, и другое крайне важно в этой части Атлантического океана, где бури и шквалы – довольно частное явление.
Девятнадцатого июля «Резвый» был еще милях в шестидесяти от островов, а пассажиры начали уже направлять подзорные трубы на запад. Для непривычного глаза трудно отличить гористые берега от темных облаков на границе моря и неба.
Однако уже утром Джон Карпентер, Тони Рено и Магнус Андерс, различив вдали Бермудские острова, обменялись следующими фразами:
– Смотрите по направлению от штирборта!.. – говорил Тони.
– Видите, видите вершины гор? – спрашивал Магнус Андерс.
– Вижу, мистер. Вершины эти прорезают облака и возвышаются над ними!
Еще до заката на западе смутно обрисовались круглые контуры береговых утесов, а утром «Резвый» проходил мимо острова Святого Давида, самого восточного из всего архипелага.
Между тем сильные шквалы давали себя чувствовать. Шквалы прерывались молниями, перерезавшими небо в юго-восточном направлении, и «Резвый» пришлось привести к ветру. Целый день море волновалось. Чтобы не быть залитым волнами, корабль повернул под марселями.
Было бы благоразумнее и осторожнее, если бы Гарри Маркел зашел в одну из гаваней архипелага, например у острова Святого Георгия. Но он предпочел подвергнуться опасности кораблекрушения, чем бросить якорь в гавани английской колонии, где могли знать капитана Пакстона. Итак, он остался в море. Надо отдать ему справедливость в том, что он умело управлял кораблем. «Резвый» потерпел лишь незначительные повреждения. Мистер Паттерсон перенес эту качку, длившуюся шестьдесят часов, лучше, чем можно было ожидать. Пострадали на этот раз от качки, хотя и не так ужасно, как почтенный эконом, и некоторые из мальчиков: Джон Говард, Нильс Арбо и Альберт Лыовен. Зато Луи Клодион, Роджер Гинсдал, Губерт Перкинс, Аксель Викборн не могли налюбоваться борьбой разбушевавшихся стихий.
Что касается Тони Рено и Магнуса Аидерса, они были врожденными моряками. Их сердце было покрыто теми aes treplex[11], которых не было у мистера Паттерсона, в чем он так завидовал первому мореплавателю Горация.
Шквалом отбросило «Резвый» на сотню миль от его курса. Эту потерю времени трудно наверстать, даже если корабль без дальнейших злоключений достигнет мест, где пассатные ветры дуют с востока на запад. На несчастье Гарри Маркела, правильные попутные ветры, дувшие все время после отплытия из Кингстона, изменили ему. Во время плавания между Бермудскими островами и Американским материком погода стояла переменная: то настанет штиль и корабль едва-едва проходит одну милю в час, то налетит шквал и матросы спешат убирать брамсели.
Мало-помалу выяснилось, что пассажиры прибудут на остров Святого Фомы несколькими днями позже, чем предполагали. Родственники, вероятно, будут беспокоиться, узнав о запоздании «Резвого». Подводный телеграф дал знать в Барбадос об отъезде капитана Пакстона, о дне отплытия корабля из Корка. Прошло двадцать с лишком дней, а о судне нет никаких известий.
Правда, Гарри Маркелу и его товарищам было мало дела до этих страхов. Их грызло другое чувство – стремление поскорее отделаться от этой вынужденной поездки по Антильским островам и плыть без всяких опасений к мысу Доброй Надежды.
Двадцатого июля, утром, «Резвый» переплыл тропик Рака, прошел Багамский канал, который Флоридским проливом соединяется с Мексиканским заливом.
Если бы «Резвый» прошел экватор, Роджер Гинсдал и его друзья не преминули бы отпраздновать это событие. Они охотно подчинились бы требованиям этого традиционного торжества и взяли бы на себя расход «на крестины» в виде выдачи наградных денег матросам. Но экватор находится на двадцать три градуса южнее, а праздновать переход через двадцать третью параллель не было причины.
Если бы мистер Гораций Паттерсон был здоров, он с удовольствием принял бы приветствия старика «Тропика» и его масляничного кортежа. Эконом Антильской школы сделал бы это с присущими ему любезностью и достоинством.
Впрочем, хотя никакого торжества не было, Гарри Маркел по просьбе школьников приказал в этот день выдать матросам двойную порцию напитков.
По расчетам, «Резвый» находился в этот день в двухстах пятидесяти милях от ближайшего из Антильских островов. Встретив в открытом море, в устье Багамского канала, Гольфстрим, это теплое течение, распространяющееся до северных областей Европы, воды которого не смешиваются с водами Атлантического океана, «Резвый» еще более замедлится в дороге. Впрочем, в этой местности дуют постоянные пассатные ветры, которые помогут «Резвому», и дня через три часовой на верху мачты сможет заметить горы острова Святого Фомы, первой гавани, в которую зайдет корабль.
Невольный страх овладевал экипажем по мере приближения к Антильскому архипелагу, среди которого придется плавать несколько недель, что было небезопасно.
Джон Карпентер и Корти часто толковали по этому поводу. Игра предстояла опасная. Конечно, стоило рискнуть из-за семи тысяч фунтов. Но если им придется поплатиться за это жизнью? Если в них узнают пиратов с «Галифакса» и кингстонских беглецов и передадут в руки правосудия? Теперь еще можно спастись: стоит только напасть ночью на далеких от всякого подозрения и безоружных пассажиров и бросить их за борт. А дальше «Резвый» может изменить курс.
На все доводы и опасения друзей Гарри Маркел отвечал одно:
– Положитесь на меня!
Он увлекал друзей своей дерзостью и самонадеянностью, и они соглашались.
Двадцать пятого июля до Антильских островов оставалось всего около шестидесяти миль в направлении вест-зюд-вест. Дул свежий ветер. Вершины гор Святого Фомы покажутся еще до заката.
Тони Рено не сходил в этот день с фок-мачты, а Магнус Апдерс не спускался с грот-мачты: каждый из них хотел первым крикнуть: